Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"

Автор книги: Ирина Буря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 53 страниц)

Я также почти уверена, что Франсуа как-то подслушал мой нелицеприятный разговор с Дарой и Игорем – хотя я далека от того, чтобы расценивать это неслыханное нарушение устоявшегося у нас протокола отношений как еще один отрицательный эффект их присутствия рядом с людьми. Скорее, Франсуа, намного чаще погружающийся в типичную для места их обитания атмосферу своеволия и безудержной эмоциональности, и дома оказался восприимчив к страстной ноте, прозвучавшей пару раз во время нашей с ними беседы.

Однажды он вдруг настоял, что они обязательно должны ознакомиться хотя бы с одним настоящим производством в нашем регионе – с его фабрикой, естественно. Затем, где-то спустя неделю, вернувшись с работы, я застала его уже дома – сидящим с ними в гостиной. Судя по его возбужденному, а их задумчиво-замкнутым лицам, находились они там отнюдь не пять минут.

– О чем это вы тут? – небрежно поинтересовалась я, переводя взгляд с одного на другого.

– Да так, обо всем понемногу, – легковесно ответил он и оживленно потер руки. – Ну что ж, займемся ужином?

Я решила не докапываться до истины, поскольку уже вплотную подошло время их отъезда, и я чувствовала необходимость еще раз поговорить с ними. О практической стороне их возвращения домой – и, по возможности, трезво и спокойно. На этот раз я предложила Франсуа подышать свежим воздухом на заднем дворе, прямо попросив его не делать это под окнами. Он недоуменно округлил глаза, но под моим насмешливым взглядом смутился и молча вышел.

– Напоследок, – начала я, когда мы с Дарой и Игорем сели в гостиной, – мне бы хотелось сказать вам еще пару слов.

К ним снова вернулась настороженная молчаливость. Ну что ж, на этот раз меня вполне устраивало, чтобы они больше слушали, чем говорили.

– Я надеюсь, – продолжила я, – что вы все же поняли, что вас отправили к нам не в ссылку, а чтобы увидеть, что значит жить на земле по-ангельски. И что можно это делать в дружбе и согласии с людьми – испытывая радость самому и принося ее им.

– Да, это было очень интересно, – просияла благодарной улыбкой Дара.

– Сомневаюсь, – усмехнулась и я. – Наблюдать за жизнью куда менее интересно, чем жить. Здесь вы смотрели, как живем мы, дома у вас вряд ли получится следовать нашему примеру.

Игор умудрился одновременно вскинуть бровь и прищуриться, пытливо глядя на меня.

– Здесь, у нас, – пояснила я, – я имею в виду, в этой стране, все более сдержанны, уравновешены – и внешне, и внутренне. И вы, как я вижу, – не удержалась я, – немного переняли эту нашу манеру.

Они по уже знакомой мне привычке переглянулись – у Дары задрожал подбородок, Игор же поджал губы.

– У вас, там, – сделала я вид, что не заметила их немого обмена, – все эмоции спрятаны внутри, но зато удержу они не знают. И вы возвращаетесь в этот ураган страстей – особенно бешеный вокруг вас. Еще зимой мы особо оговорили условие, что наблюдатели на время вашего пребывания здесь оставят вас в покое. – На лицах у них промелькнуло удивление, которое им не удалось тут же подавить. – Но теперь они постараются наверстать упущенное. – Удивление на их лицах уступило место откровенной досаде. – Хотя, впрочем, вы уже тоже заметили, что и они бывают разные.

Дара с извиняющимся видом покосилась на Игора, у него скулы ходуном заходили.

– Сейчас вы уже вполне можете, – чуть наклонилась я вперед, вкладывая в свои слова всю возможную убедительность, – найти с ними общий язык, доказать им, что на вас вполне можно положиться. Все и везде – разные, но ваши родители показали… всем нам, что договориться, найти точки соприкосновения, ужиться можно с кем угодно. И есть еще кое-что, что ложится отныне на ваши плечи. – Я помолчала, подбирая слова.

Они тревожно насупились.

– Ваши родители неразрывно связаны с вами, – медленно произнесла я. – В первую очередь я имею в виду ангельских. Если вас вдруг захлестнет какой-то… порыв, последствия в равной степени коснутся и вас, и их. И, косвенно, и ваших матерей – лишившись хранителей, они могут нескоро попасть к нам. А значит, увидеть и их, и вас.

– Мы всю жизнь будем к кому-то привязаны? – яростно выдохнул Игор.

– До вашего совершеннолетия, – жестко отчеканила я, – ваши ангельские родители несут за вас полную ответственность. Я повторяю, полную. Потом… – Я пожала плечами. – Насколько мне известно, ваш статус еще не определен. Но обычно мы всегда за кого-то отвечаем – за своих людей, за подчиненных, друг за друга… Твой отец, например, когда-то давно, когда Тоша только появился на земле, сам взялся быть ему наставником, и однажды даже на заседании контрольной комиссии вместе с ним отбивался, за дисциплинарное нарушение… – Я улыбнулась, вспомнив вечно скандальное прошлое Анатолия.

– Но мы – не ангелы! – вызывающе вскинул голову Игор.

– Возможно, – согласно кивнула я, смягчившись от воспоминаний. – Но вы – их наследники, со всеми их правами и обязанностями, которые у нас неразделимы. Не исключено, что однажды вы и те, и другие превратите во что-то новое, до сих пор невиданное, еще более достойное. – Я подмигнула им. – Лично я буду только рада, если вам удастся превзойти своих отцов.

На следующий день, когда мы с Франсуа отвезли их в аэропорт и вернулись домой, я вдруг вспомнила об одной оставленной мной на потом загадке.

– О чем же ты все же говорил с ними – здесь, когда я вас застала? – спросила я, ставя на журнальный столик в гостиной поднос с кофе.

– Да ни о чем особенном, – снова попытался увильнуть он, с нарочитым интересом разворачивая газету.

– Франсуа! – добавила я строгости в голос.

– Хорошо, – бросил он в досаде газету, стрельнув в меня настороженным взглядом. – Но только в двух словах. Я поставил их в известность, что теперь, когда ты взялась ввести их в курс этих ваших небесных дел, твое начальство считает тебя ответственной за результаты этого тренинга. Я знал, что ты им об этом не скажешь. И попросил их помнить об этом, если им придет в голову какое-то сумасбродство. И сообщил им, что не имею ни малейшего желания снова разыскивать тебя… где угодно. И при первом же удобном случае я еще раз напомню им об этом. – Он вскинул голову, с вызовом глянув на меня.

Не найдя, что ответить, я только улыбнулась ему. И вдруг подумала, что в его возрасте любые неприятности грозят тем, что наша с ним жизнь здесь может закончиться намного раньше, чем нам обоим того бы хотелось. О чем, тут же дала я себе слово, я тоже напомню им – при первом же, не обязательно удобном случае. Прямо через пару часов, когда позвоню Танье, чтобы узнать, как они долетели, и сделать ей свой последний летний доклад.

А пока, решила я, неплохо бы связаться со Стасом и рассказать ему, что мне, похоже, удастся вызвать на откровенный разговор родителей других ангельских детей здесь, у нас.

Глава 14. Последний компромисс Стаса

Практика показывает бесперспективность каких бы то ни было договоренностей с исполинами, которые с каждым годом все более упорствуют в превалировании своих узконаправленных и, как правило, чрезвычайно нестабильных интересов над соображениями развития и укрепления ангельско-человеческих связей. Более того, согласие небесного сообщества идти им на уступки исполины неизменно воспринимают как признак слабости, все глубже утверждаясь в осознании своего абсолютного превосходства и все быстрее наращивая объемы своих аппетитов. Широко используя доведенную ими до совершенства тактику кажущегося отступления и демонстрации полного довольства достигнутым, они всякий раз всего лишь выжидают удобного момента, чтобы вновь поставить небесное сообщество в безвыходное положение и вынудить его к удовлетворению очередного пакета их требований.

Не менее тревожащими являются все шире распространяющиеся среди исполинов намерения решать вопрос их статуса своими собственными силами, хотя и с неизменным привлечением все большего числа сторонников, к которым с немалой, к сожалению, долей уверенности уже можно отнести преобладающую часть небесных посланцев на земле, проведших на ней сколь бы то ни было продолжительный период времени. В результате подмены у последних высших небесных приоритетов чисто земными пристрастиями, сознательно культивируемыми исполинами, возникает угроза не только неуклонного углубления противоречий между подразделениями небесного сообщества, но и прямого его раскола по живому телу самих подразделений, с образованием в каждом из них фракций, ратующих за расширение прав и свобод небесных резидентов на земле, вплоть до придания им статуса автономности.

Учитывая постоянно увеличивающееся число исполинов, а также бурный рост человеческих средств коммуникаций, процесс подрыва принципа секретности пребывания на земле представителей небесного сообщества может стать необратимым уже в самом ближайшем будущем. Все вышеперечисленное однозначно указывает на срочную необходимость принятия чрезвычайных мер в отношении исполинов как источника прямой угрозы стабильности и самому существованию небесного сообщества.

(Из отчета ангела-наблюдателя)

Вот прямо скажу – как-то отвык я уже отчеты писать. Да еще и за такой период – пальцы же судорогой сведет! Главное преимущество руководящего поста – возможность повесить это дело на кого-то из подчиненных. Только о нем я и пожалел, когда в отставку подавал.

За должность свою я никогда особо не держался, хотя не стану врать, что тащил этот воз безропотно и из одного только глубокого чувства долга. Свободу она мне тоже давала немалую – и в перемещениях, и в принятии решений, и в выборе способов их реализации. Да и в общении с ближними и, особенно, дальними – забавно было временами наведаться без излишней помпы к охваченным жаждой усовершенствования нашего общества соплеменникам и в самом разгаре пламенных речей поинтересоваться их конкретным его видением. Представившись. Как-то они сразу скисали, и глаза жарким патриотизмом загорались. Таких я на место, не стесняясь, всегда ставил – у нас, в комфорте и безопасности, легче легкого за совершенство бороться. Языками.

А вот на земле мне действительно интересно было. Там то и дело такие ситуации встречались, что я потом только удивлялся, как рук хватило отмахаться. Как правило, с особо рьяными из наших и так уже ошалело фанатичных миссионеров среди людей. О хранителях речь, само собой. Они же вечно на рожон лезут – в полной уверенности, что их кто-то от него прикроет. Со всех сторон.

Их одержимость людьми я никогда не понимал. Слишком много в тех слабых мест. В головах, я имею в виду, в убеждениях. То и дело приходится гайки подкручивать, чтобы и сам разбалансировавшийся человек вразнос не пошел, и окружающие тут же в резонанс с ним не вступили. Моим ребятам, разумеется, приходится, а вот когда мы все свободно болтающиеся у человека в голове концы намертво закрепили – хранители тут как тут, со своим восторженным квохтаньем о самосовершенствовании человека и о нерушимости стройной системы его взглядов. Которую им, между прочим, на блюдечке с голубой каемочкой преподносят и которую они далеко не всегда охраняют, как следует.

Как я слышал, они своим молодым и о необратимости человеческого стремления к нашим идеалам проповедуют. Ну-ну! То-то у тех глаза на лоб лезут, когда им темный на пути встретится. В смысле, не просто темный, а такой, который побраконьерить в заповедных угодьях решил. Обычно из спортивных соображений – свое мастерство отполировать, хранителям щелчков по носу надавать, меня с ребятами подразнить. Так мы всегда с дорогой душой – в смысле полировки песочком, и ответных щелчков, чтобы нос перебило, и посмотреть, кто кого, в конце концов, передразнит.

О темных хочу отдельно сказать. Без ломания копий из-за тех же самых людей – это дело идеологов, их для того и у нас, и у тех держат. Я лично против них ничего не имею. Без них нам с ребятами и жилось бы не так азартно, и работалось не так прицельно. Они вечно у нас под самым носом мельтешат – то человеческие понятия о добре и справедливости на прочность проверяя, то наших хранителей – чтобы мы с ребятами форму не теряли. И когда работать с ними в одной связке приходится, одна только польза – во-первых, к нам только самых умелых прикрепляют, которые любого подозрительного человечка в момент препарируют, истинную его сущность обнажив, а во-вторых, насмотревшись на их методы вблизи, мы и издалека их потом не провороним.

Чего я, собственно, здесь так долго распространяюсь – вроде, о наблюдателях отчитаться просили, но для меня вся эта история началась немного раньше. Самым обычным поначалу образом, но в ней, как по заказу, собрались воедино все типичнейшие аспекты моей работы. По отдельности каждый из них знаком мне был до зубной боли и никаких раздумий не вызывал, лишь реакцию автоматическую. А вот все вместе, спаявшись неразрывно, на много вопросов они меня натолкнули и на многое посмотреть иначе заставили. А наблюдатели и вовсе за живое меня задели. Таких теоретиков не то, что к земной, вообще ни к какой жизни даже близко подпускать нельзя – пусть сидят себе в своей башне из слоновой кости и у тех, кто эту жизнь не по умозрительным моделям знает, под ногами не путаются.

Ладно, поехали. Еще раз повторюсь, начало у этой истории было банальным до тошноты. Темный попытался подсечь хранителя, сопливого еще совсем, нам тут же свистнули, чтобы мы первому пинков надавали, а второму розовые очочки аккуратненько с носика сняли. Вот тогда-то я и столкнулся впервые с той психованной компанией, для каждого из которой никогда и ни в чем ни границ, ни тормозов не существовало. В то время никто, правда – даже они сами – не подозревал, что объединение таких прямо-таки взаимоисключающих величин вообще возможно. А они взяли и притянулись друг к другу и породили совершенно новый даже для нас феномен, из-за которого чуть не произошла уже тысячелетиями предсказываемая и абсолютно неправильно представляемая людьми небесно-земная коллизия. И вовсе не мы ее предотвратили, отчего, по-моему, наши небеса до сих пор в конвульсиях самоуничижения содрогаются.

Признаюсь, и я проморгал. Знал ведь, что особо инициативный хранитель всегда источником искажения реальности вокруг себя является, а при наличии двух таких искажения накладываются и усугубляются. Чувствовал же, что нельзя людей ни в одну операцию вводить, кроме как статистами, чтобы они не сорвали ее своей нестабильностью. Догадывался, что темный такого уровня никогда не смирится с тем, что его не просто умыли, а человеческими руками. А вот в сигнал тревоги все эти настораживающие звонки так у меня в голове и не сложились – больно заманчивые перспективы в работе тогда передо мной замаячили.

Когда темный у нас прямо из-под носа из рук уплыл, я только зубами скрипнул. Переключился, гад, с подопечной хранителя на не находящегося в нашем ведении человека, которого он был в полном своем праве склонять на свою сторону. А нам оставалось только смотреть и ждать – то ли удержится этот человек на последней грани, а там уж и мы ему мозги вправим, то ли пополнят им темные свои ряды. И тут вдруг приходит сигнал от целителей – человек, оказывается, не совсем обычный, числился раньше в картотеке хранителей. Сейчас по второму разу финишную прямую проходит, причем категорически самостоятельно, и рвется в бой, чтобы темному руки укоротить.

Так и состоялось мое знакомство с Мариной – нужно же было посмотреть, что это за доброволец такой выискался, чтобы на себя огонь темных вызвать. Поначалу у меня сложилось впечатление, что она – из тех фанатиков, которые, потерпев личную катастрофу, ищут алтарь повыше, чтобы жизнь свою на него со всего размаха шмякнуть. Но, мастерски подведя темного прямо к разбитому корыту, она выдала ему такую прощальную речь, что меня чуть на слезу не прошибло.

Прямо скажу, разговора о нашем профессионализме я на земле не ожидал. Я и у нас-то уже давно бросил о нем заикаться, чтобы не нарываться на проповеди о первичности высоких целей, во имя которых вполне можно закрыть глаза на всякие технические неувязки в их реализации. А тут человек говорит, что если каждый на своем месте добросовестно свое дело делает, то некому и некогда ни вопить о нестыковках, ни латать их постоянно.

У меня просто дух захватило. Привлекать людей к своим операциям нам было категорически запрещено – из-за непредсказуемости их реакции – и для всей подсобной работы мы обычно задействовали темных. Но за ними же глаз да глаз нужен! В то время как здесь просто уникальный шанс подвернулся – человек и нашу проверку на перспективность давно уже прошел, и зуб на нас не отрастил после провала хранителей, и на действительность смотрит трезво, и к сотрудничеству сам стремится, и решительность и хватку деловую демонстрирует завидные. На радостях я ей даже в обсуждении стратегических направлений нашей совместной деятельности право голоса дал.

Начали мы с задачек попроще, и Марина показала себя с самой лучшей стороны – в ней и дальновидности с инициативностью на троих моих новичков хватило бы, и уравновешивались они железной дисциплиной и абсолютной надежностью. А к одной операции темного агента пришлось подключить, так Марина и с той по лезвию ножа, как по бульвару прошлась. Без неприязненной брезгливости, без нервного заискивания – просто и деловито. До тех пор, пока та не скосила глаза в сторону от своей непосредственной задачи – а именно, в сторону одного из тамошних хранителей, у которых с темными просто аллергия друг на друга. Так вот Марина, которая по совершенно необъяснимым причинам зачислила тех хранителей в свои друзья, без всяких расшаркиваний мгновенно и пинками темную в нужное нам русло вернула.

Я сделал для себя вывод, что ей действительно вполне можно доверить выбор направления нашей деятельности на том отдельном участке. В конце концов, она там постоянно находится, и глаз у нее острый на всякие человеческие безобразия. А то жди, пока кто из наших полевых разведчиков что приметит, потом наверх передаст, а там пока проанализируют, потом обобщат, потом – начальству, которое неизвестно, когда директиву наложит мне рапорт переправить… Чего удивляться, что, когда мы до его источника, наконец, доберемся, так одной терапией уже не всегда и обойдешься?

Марина нашла нам действительно серьезный объект – издательство, где лгали, крали и, как впоследствии выяснилось, не только. А я уже, честно говоря, заскучал на предыдущих детских задачках. Вот тогда и началась для меня по-настоящему эта история. Абсолютно невзрачный, смехотворный даже с виду кластер из двух вечно ежистых хранителей начал вдруг разрастаться – постепенно и незаметно, мелкими-мелкими шажочками, опутывая меня по рукам и ногам и все крепче привязывая к каждой из его составляющих.

И как-то так вышло, что однажды я внезапно увидел все их земные дела не с положенной мне по штату высоты, а прямо с позиции рядом с ними, да еще и чуть ли не их глазами. То-то они мне ближе показались, чем родное заоблачное кресло! То-то я после того, как меня назад в него впихнули, при малейшей возможности бегаю курьером-новобранцем между небом и землей!

С издательством Марина опять решила на амбразуру пойти – я в ее способностях уже не сомневался. Прежде чем вытряхивать из них душу, нужно было пресечь их деятельность, для чего нам понадобится толковый юрист – я никогда не возражал против предварительной обработки объекта. Марина сказала, что у нее уже есть такой на примете, вполне квалифицированный и из темных – их лишний раз в хвост и гриву погонять я всегда был с дорогой душой. И тут оказалось, что это тот самый темный, с которого мы с ней на пару не так давно спесь сбили.

Я чуть не прослезился. И чуть обниматься к ней не полез от избытка чувств. Заполучить в свое полное распоряжение того матерого зверя, который даже капитуляцию подписал, окинув меня презрительным взглядом? Посылать его направо и налево, одним движением пальца, когда он не то, что слово – взгляд косой мне в ответ бросить не посмеет? В голове у меня забрезжило понимание, почему некоторые хранители в видимость головой вперед бросаются, лишь бы с отдельными людьми потеснее общаться.

Но его тут же притоптали более трезвые соображения. Привлекать темного к работе в том же месте, откуда его турнули – это все равно, что козла в огород охранником ставить. Тем более что в том огороде не только оба хранителя пугалами остались стоять и наверняка руками размашутся, но и еще один – не исключено, что особо привлекательный для темного – кочанчик капусты появился, в виде его младенца.

Марина только рукой махнула. Небрежно. Мол, мне достаточно только выставить жесткие требования, в письменном виде, лишив темного каких бы то ни было лазеек, и нарушить их он не осмелится. Если согласится подписать документ. На этот раз махнул рукой я – темные всегда с готовностью хватаются за любую возможность поучаствовать в наших операциях. Чтобы потом этим участием, как флагом, размахивать, доказывая свою незаменимость. Когда хранители после их особо яркого демарша крик поднимут.

Одним словом, откомандировали к нам Макса. Вот, кстати, типичная для этой истории деталь – мне и в голову не пришло запоминать, под каким именем он проходил по предыдущему делу, а это чуть ли не с первого дня в память запало. И сработались мы с ним почти сразу – держался он сдержанно, почти холодно, но специалистом оказался классным. И законы земные, и всякие подзаконные акты у него разве что от зубов не отскакивали, и вся схема операции с ним в момент выстроилась. И во всех остальных отношениях вел он себя безукоризненно.

Вплоть до аварии Марины. Которая стала вторым поворотным для меня моментом в этой истории. Не предусмотрел я ее. Наверно, должен был, но до сих пор люди в наших операциях так активно никогда не задействовались. Друг другу они обычно, что угодно, могли подстроить, но когда мы за них, как следует, брались, ни о каком серьезном сопротивлении речь никогда не шла. Вот я и растерялся. Да, растерялся! К целителям, конечно, сгонял, но они сказали, что состояние организма Марины критическое, и прямое вмешательство слишком рискованно.

А тут еще у Макса, когда я сообщил ему об этом, глаза забегали. И я как-то сразу, без слов, понял, что о своих планах на Марину он так никогда и не забывал и, соглашаясь работать с нами, всего лишь подошел к их реализации с другой стороны. И все это время восстанавливал, гад, свое пошатнувшееся влияние на нее. Что мне оставалось делать? Только дежурить возле нее, чтобы, если она еще раз покинет землю, избавить ее от очередного принудительного туда возвращения и зубами, если понадобится, вырвать направление ее в мой отряд. Или нужно было рисковать, по кабинетам целителей бегая, что такой талант темным достанется?

Хранители так и подумали. Дождались они тогда своего звездного часа. Когда Анатолий в больнице появился, у него в лице что-то такое было, что я сразу понял, что он сейчас все преграды сметет. Хотя черта с два он бы энергетиков, подключивших Марину к источнику жизненной силы, без меня так быстро в бараний рог скрутил! Мне, между прочим, тоже не хотелось с ней расставаться – даже на время ее обучения – потому-то я обеими руками за его предложение и ухватился. Но хранители в отношении людей никогда адекватностью не отличались, а у этого так вообще шило в одном месте – своей подопечной ему, понимаешь, мало, обо всех остальных позаботиться тоже, кроме него, некому. Так и не удалось мне после того случая дистанцию восстановить – как уселся он мне тогда на шею, так до сих пор и не слазит.

Выздоровление Марины даже не цветочками – так, намеком на бутоны оказалось. Крепко засело у него, видно, в голове, что внешняя защита спит и видит, как бы человека угробить, и с напарником явно посовещался – поскольку после этого они начали то ли за мной, то ли за Мариной следить. Именно следить – я в жизни не поверю, что они случайно нам на голову свалились, когда мы с ней и Максом специально на самой окраине, в совершенно безлюдном месте, в рабочее время собрались поговорить.

Тот день у меня до конца вечности ничто из памяти не сотрет – сплошные откровения.

Сначала эти суперагенты-любители Макса расшифровали, затем он, глазом не моргнув, признал, что плюнул на все письменные клятвы с обещаниями и поглядывает временами на своего детеныша.

После чего прежде тихий и покладистый Тоша вспомнил, что всем суперагентам время от времени положено кулаками махать.

Чтобы отвлечь его внимание, Анатолий снова разорался об опасности жизни Марины, уберечь которую способен только хранитель. Ее собственный.

Которого он и приволок прямо сверху и, судя по загнанному виду того, прямо с рабочего места, без разрешения и против воли.

В ответ на что тут же, естественно, явились внештатники, чтобы транспортировать горячие головы под охлаждающий душ начальственного неодобрения. Хотелось мне им сказать, что своих вязать – ни ума, ни мастерства не надо, но, с другой стороны, интересно было, насколько Анатолия перед ними хватит. Это же не передо мной хвост веером распускать.

Его хватило на одну короткую фразу – чтобы послать их подальше. А именно к нам, наверх, чтобы пригласить к нему в гости контрольную комиссию. В полном составе.

И когда та явилась, в полном составе, даже с представителем темных, и лихо санкционировала навязанного им Марине хранителя – сразу в видимости – я понял, что мне еще нечего жаловаться на то, как он обращается со мной. Связная речь ко мне только к концу разговора вернулась – во-первых, чтобы напомнить всем этим вечно зарывающимся любимчикам своего руководства, что, как бы там ни было, со мной они отнюдь не на одной ноге, а во-вторых, чтобы Анатолий еще что-нибудь из своих гостей не выдоил. Мне на голову.

Кстати, в тот же день у него и сын родился. Тот самый, которого, вместе с дочерью Дары, наблюдатели объявили бомбой замедленного действия под нашим сообществом. Не дав себе даже труда разобраться, как следует, в своей собственной работе. Не представив ее результаты на рассмотрение экспертов в земной жизни. Не согласовав предлагаемые решения с теми, кому их в нее воплощать придется. И сейчас, когда она в ответ на нагнетаемый ими психоз все же рванула, хоть и не так, как ожидалось, последствия опять-таки не они разгребают.

Ладно, это я вперед забежал. Анатолий же даже после столь выдающегося события не утихомирился. Приставленный им к Марине коллега только с виду оказался беззубым и сломленным – эти красавцы определенно в видимости наглости набираются – но он и его взялся контролировать. Достаточно ли беззаветно тот Марину хранит. От нас с Максом, само собой.

Пришлось перекинуться с Анатолием парой слов. Я бы его дожал, но Макс чего-то на компромиссы стал напрашиваться. Между нами двумя никогда особой любви и доверия не было, но, сталкиваясь с хранителями, мы до тех пор всегда лицом к ним и плечом к плечу оказывались. А тут я вдруг заметил, что в нем боевой задор как-то подрастерялся. Ни на какие вопросы он не отвечал, и хотя по работе придраться к нему было не из-за чего – Марина нам тогда как раз самое крупное не за один десяток лет дело раскопала, детдом – временами мне казалось, что мысли его витают где-то далеко.

Где именно, я понял перед самым Новым Годом. Когда выяснилось, что я буду праздновать его вместе с ним, Мариной и Кисой. И не где-нибудь, а опять у Анатолия. В прошлый раз нас к нему хоть большая цель привела – Макса брать, да и до полуночи управились – я как раз к ребятам вовремя успел вернуться, мы Новый Год всегда всей командой встречаем.

– Не будет этого! – решительно бросил я Марине.

– Будет! – не менее решительно кивнула она.

– У меня есть свои новогодние традиции, – попытался объяснить ей я.

– Мы собираемся не на сам Новый Год, а через пару дней, – ответила она мне тем же. – Так что на твои традиции никто не посягает.

– Что я там забыл? – прямо спросил я.

– Ты ничего, – успокоила она меня. – На самом деле ты нужен для массовости. И Киса тоже. Чтобы Макс в глаза не бросался. Он хочет увидеть девочку.

Я только крякнул. Вернее, попытался. Прочистить горло – вышло кряканье. Вот как-то в статисты меня еще никогда не приглашали. Вернее, не направляли. Особенно, подчиненные. Которым моим указаниям беспрекословно следовать положено. По крайней мере, у нас, наверху.

– Продолжает, значит, нарушать? – прищурился я.

– Не думаю, – как-то нерешительно ответила Марина. – Макс проверить хочет… Он говорит, что рядом с девочкой кто-то есть. Из ваших. Наблюдатель какой-то.

– А-а, – небрежно махнул я рукой. – Точно, я слышал – есть такие.

– А зачем они? – вцепилась в меня она.

– А я откуда знаю? – равнодушно пожал я плечами. – Мне с ними пересекаться не доводилось. Для наблюдения, наверно – раз наблюдатели.

– А если не только? – поджала губы она. – Макс говорит, что от этого наблюдателя волна какой-то неприязни идет.

– А что же он еще учует? – усмехнулся я. – Если наблюдатель этот – из наших?

– Ну, хорошо, – раздраженно мотнула головой она, – допустим, ему показалось. Но ты можешь его слова проверить? Посмотреть, что они из себя представляют? А может, и прямо спросить, зачем явились. Хотелось бы выяснить, что им от наших детей нужно. Тебе-то они наверняка ответят, зачем их прислали.

Вот это другое дело. Прощупать – в связи с появлением нового фактора – обстановку на месте проведения моей операции, выяснить, не превышают ли полномочия вновь прибывшие, страху, в случае чего, нагнать… А то – для массовости. Я небрежно кивнул.

Вот так и попал я на первую свою встречу с мелкими и с наблюдателями. И все. Стала она последним поворотом перед моим окончательным выходом на одну с хранителями и Максом дорогу. Потому что частенько вспоминая об их нахальстве, я тогда еще понятия не имел, что такое настоящая наглость.

Меня заставили представиться. Мне указали на границы моего доступа к информации. Меня ткнули носом в существование неподотчетной внешней защите структуры. Мне практически приказали обращаться за ответами на банальные, рутинные вопросы в высший руководящий орган. Со мной говорили, как с забывшимся новобранцем. И кто? Обычные, рядовые сотрудники крохотного, свежеиспеченного, ничем не примечательного и никому не известного подразделения.

Я понял, что в самое ближайшее время получу всю информацию о его структуре, штате, причинах создания и целях. Пожалуй, из уст его непосредственного руководителя. С которым затем мы обсудим ряд других вопросов. В частности, о понимании его подчиненными условий работы на земле, о вкладе службы внешней защиты в их обеспечение, о субординации и уважении к представителям других подразделений. После чего эти два попугая, ничего, как видно, кроме должностной инструкции, не усвоившие, принесут публичные извинения как мне, так и хранителям с Максом. В видимости. Чтобы я смирение вокруг клювов видел и хохолки ощипанные.