Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 53 страниц)
Глава 7. Неустойчивое равновесие Тоши
В первую очередь, необходимо отметить, что случаи появления единокровных исполинов до сих пор чрезвычайно редки, из чего невольно напрашивается вывод, что даже сами родители исполина начинают достаточно быстро осознавать всю глобальность, а зачастую и неразрешимость создаваемых ими проблем. Хотелось бы предположить, что основной вклад в предотвращение эпидемического роста численности исполинов на земле вносят их ангельские родители. Однако, ввиду неадекватного, как правило, поведения последних, собранные на сегодняшний день факты не могут быть признаны достаточными для однозначного подтверждения этой теории.
Однако, уже не вызывает ни малейшего сомнения то, что появление в смешанной семье второго исполина приводит к росту сложности ситуации в ней в геометрической прогрессии. В то время как вероятность случайной встречи исполинов и установления между ними тесных контактов все еще остается, к счастью, относительно невысокой, в случае рождения их от одних и тех же родителей их взаимный магнетизм, неопровержимо доказанный множеством других исследований, усугубляется типичными для человеческих единокровных потомков (называемых братьями для мужских представителей и сестрами для женских) единением, преданностью и взаимовыручкой, что приводит к риску возникновения в человеческом обществе совершенно нового образования, с отличными от принятых в нем целями, возможностями общения и видением своего места в жизни.
Кроме того, в вышеописанных условиях становится практически невозможным четкое разграничение областей исполнения должностных обязанностей направленных к каждому исполину наблюдателей, что неуклонно влечет за собой искажение результатов их исследований и ставит под сомнение их заключение в отношении возможности последующей интеграции исполинов в небесное сообщество.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
В чем я полностью согласен с Мариной, так это в том, что наши записи, собранные здесь, должны получить самое широкое распространение. Разумеется, у нас там, наверху. Хочу сразу же уверить читающих, что к полномасштабному перевороту в наших отношениях с землей ни один из нас – подчеркиваю, ни один – не призывает. Для обычных людей наша история может представить разве что познавательный интерес, а до тех из них, кто принял наше существование – в любом объеме – информация через их ангелов дойдет. Откуда вывод, что именно их и нужно в первую очередь с ней знакомить.
Я бы, конечно, приложил эти записи к детальной докладной на имя руководителя каждого из нас – с тем, чтобы они прямо на рассмотрение контрольной комиссии попали, но Марина считает, что для достижения максимально полного и быстрого эффекта нужно идти в широкие массы. И, глядя на то, как перевернули человеческую жизнь социальные сети, волей-неволей приходится с ней согласиться. Стас тоже говорит, что рассмотрят такое дело в контрольной комиссии, возможно, и быстро, а вот насколько ее решения обнародуют – это большой вопрос.
Короче, попробуем действовать уже проверенными на земле методами и заодно посмотрим, не окажутся ли они подходящими и для нас. И поскольку делать это придется Анатолию, то хочу сразу сделать официальное заявление: я готов в полной мере разделить с ним ответственность как за сбор, так и за распространение информации по этому делу и прошу рассматривать написанное ниже как показания не свидетеля, а равноправного соучастника всех описанных событий.
Я настаиваю на своем праве участия в слушаньях контрольной комиссии наравне с Анатолием не только потому, что – так же, как он – вышел в свое время из невидимости, принял в полном объеме человеческий образ жизни и даже произвел на свет одного из получеловеческих-полуангельских детей, которые, собственно, и явились ядром последующего осознания необходимости перемен в нашем отношении к земле и ее обитателям. Дело в том, что перемены явно требуются и в нашем отношении друг к другу.
Здесь представлены записи представителей разных подразделений – направленных к людям с разными целями и испытывающих разное к ним отношение – которых объединяет только одно: они все оказались сведенными в одном месте на земле, знакомыми с одними и теми же ее обитателями и вовлеченными в одну и ту же многостороннюю проблему. И, как показывает весь их – наш – опыт, уважительные, но безличностные, ровные, но отстраненные взаимоотношения, принятые в небесном сообществе, на земле абсолютно не работают.
И я считаю, что одним из главных выводов из нашего опыта, является то, что пребывание на земле не отдельных ангелов, а их групп, позволяет им установить между собой связи, которые не только облегчают выполнение их заданий, но и открывают широкие перспективы их дальнейшей слаженной работы. В условиях небесного сообщества, с его строгим разделением труда и отсутствием форс-мажоров, приобретение такого опыта невозможно, в то время как он может способствовать сближению сотрудников различных отделов не только на профессиональной, но и на личностной основе.
Мое личное пребывание на земле является ярким примером вышеизложенного. На предложение Анатолия перейти в постоянную видимость я отреагировал поначалу типичным, ожидаемым от рядового ангела-хранителя и даже приветствуемым в их среде отказом – оно вызвало у меня настоящий ужас. Впоследствии, однако, продолжив работать в тесном контакте с ним, я увидел, сколько напряжения, ошибок и бесплодных метаний устраняет возможность простого общения с коллегой. Не говоря уже о взаимопомощи – как в земных условиях, так и в отдельных случаях недопонимания с руководством.
А когда мы столкнулись с необходимостью сотрудничества с представителями других подразделений – вплоть до исконных наших противников – обнаружилось, что совместное пребывание на земле практически сметает чуть ли не все издавна существующие между нами противоречия. Я абсолютно убежден, что видимое, пусть даже и кратковременное нахождение ангела среди людей следует только приветствовать – ничто не может сравниться с ним в укреплении чувства ангельского патриотизма. Возможно, стоит даже рассмотреть вопрос введения такого этапа в обязательный курс стажировки молодых ангелов.
Однако в нашей истории есть еще один момент, говорить о котором – с полной компетентностью – могу здесь только я. Мне лично он представляется ничуть не менее важным, чем возможная перспектива сплочения небесного сообщества, поэтому я хотел бы привлечь к нему как можно более широкое внимание. Речь идет о том, что мы выносим из своего пребывания на земле и как используем приобретенные там знания.
Я прекрасно знаю, что отчет о проделанной на земле работе составляют сами вернувшиеся оттуда ангелы, информация которых затем анализируется, обобщается, и таким образом корректируются по мере надобности рекомендации для последующих заданий – а значит, ответственность за своевременное информирование небесного сообщества о замеченных переменах в человеческой жизни можно вполне возложить на них. Но ведь согласно нашим же правилам еще до составления отчета память такого ангела очищается от всех несущественных, не связанных непосредственно с его миссией, деталей. А при последующей обработке его отчета изложенные в нем факты проходят еще один, как минимум, отбор на предмет их полезности и прямого отношения к нашим интересам. В результате, за пределами последних остается собственный прогресс человечества во всех сферах, не имеющих отношения к его духовному росту – в частности, в компьютерной области и, особенно, в области Интернета.
Я считаю своим долгом привлечь внимание небесной общественности к тому факту, что влияние последнего на рост самосознания людей, повышение степени их информированности, резкий скачок в числе способов их самовыражения на общепланетарном уровне – а значит, мгновенное объединение близких и размежевание далеких по духу обитателей земли – открывает и перед нами практически безграничные возможности в совершенствовании наших методов работы.
Внимательное отслеживание тенденций развития человеческого общества в любой точке земного шара и реакции отдельных его членов на любое событие позволяет намного быстрее определить объекты, требующие воздействия каких бы то ни было наших сил. При этом снимается необходимость в задействовании огромного числа наших сотрудников, кропотливо, год за годом, по крохам собирающих первичную информацию на местах. Более того, кроме традиционного закрепления ангела за тем или иным человеком, у нас появляется шанс воздействия на целые группы людей – все также невидимо, анонимно и не раскрывая своей сущности. Что касается карательных подразделений, то исследование многих форумов, в частности, политически-направленных, с легкостью позволит выявить особо яркие случаи проявления злобы, зависти и ненависти.
Мне кажется, что наша многолетняя, совместная с представителями как отдела по внешней защите, так и подразделения по альтернативному развитию человечества, и, смею утверждать, успешная деятельность по выявлению человеческих пороков позволяет однозначно признать такое направление работы перспективным. Если же ее результатов окажется недостаточно, то я обращаюсь к контрольной комиссии с настоятельной просьбой не подвергать после текущего задания мою память обязательной очистке и позволить мне во время последующих отправок на землю продолжить сбор фактов, свидетельствующих в пользу взятия нами на вооружение передовых человеческих технологий.
Фу, аж вспотел! Честное слово, жалко аналитиков, которые постоянно в таком языке варятся. Но нужно было все же с какой-то официальной части начать – даже если Анатолий наши записки только по рукам пустит, рано или поздно дойдут они до начальства, а тому лучше, чтобы взгляд сначала на привычные фразы упал – может, дочитают.
О том, как Анатолий обо мне узнал, выдернул меня из тихой и спокойной невидимости, помог мне отстоять мою Галю и по самые уши запихнул во всю их с Татьяной ненормальную жизнь, писать не буду. Руководству обо всем этом точно известно, а Стас говорит, что репутация у Анатолия в наших кругах уже давно скандальная. Значит, что бы там ни думала Марина о контрольной комиссии, информация о рассматриваемых ею делах в народ все же просачивается.
Что же касается той цели, с которой сам Анатолий взялся эти мемуары с нас собирать, скажу одно – из всей нашей компании он один как был, так и до самого конца остался истинным, самым настоящим ангелом-хранителем. Я тоже о своей главной функции не забываю, вот только ноутбук, подлец, временами отвлекает. А Анабель, к примеру, одного Франсуа явно мало – она и других людей вокруг себя собрала и настойчиво воспитывает. Как раз ее пример мне и подсказал мысль, что некоторым из нас неплохо было бы поле деятельности расширить. А вот у Кисы наоборот – его прошлый опыт навсегда убедил, что главное – жизнь подопечной сохранить. А кого она в этой жизни ногами пинает, даже если его самого – это дело десятое.
Для Анатолия же Татьяна всегда оставалась номером один. Для него она всегда была уникальным явлением природы, в котором воплотилось все лучшее из столь любимой им человеческой жизни – от абсолютной непредсказуемости до несокрушимой же преданности. Он и работой увлекался, и с другими людьми (не говоря уже про нас, ангелов) то дружил, то воевал, и сыном гордился, как индеец первым пером за ухом – но при малейшей угрозе… не то, что Татьяниной жизни, а даже просто спокойствию ее и благополучию, все эти побочные интересы слетали с него, как активация взломанной операционной системы после установки обновлений.
И поскольку сейчас ему явно несладко, хочу еще раз повторить – для всех, кто это читает, кем бы они его ни воспринимали – что с самого первого момента весь смысл его последнего пребывания на земле заключался в Татьяне. И еще раз в Татьяне. И только потом в том и тех, кто ее окружали. Да и она, сколько бы ни случалось у них размолвок, всегда считала его абсолютно неотъемлемой частью своей жизни. Что, собственно, и подтвердил еще раз конец этой истории.
А подробности, если они понадобятся, Анатолий сам расскажет – в скромном изложении его героических деяний рядом с ним никто еще никогда не стоял.
Мне же разумнее сразу перейти к тому моменту в этой истории, с которого начался – и до сих пор продолжается – весь сыр-бор.
По-настоящему крупные неприятности возникли у нас, когда родились Дара с Игорем. Поскольку Галя эти записки вряд ли когда-то увидит, буду называть Дару тем именем, которое она сама предпочитает. Привилегия называть ее Даринкой осталась только у Гали – и, к счастью, она даже не догадывается, что это и не привилегия вовсе, а, скорее, уступка материнской, а главное, человеческой неспособности признать ее право на самоопределение.
Многие считают их тем самым пресловутым яблоком – то ли яблоком раздора, то ли яблоком искушения, то ли яблоком-отравой. Они и всех окружающих сто раз между собой перессорили, и знакомых ангелов отвратили от тысячелетиями проверенных идеологических устоев, и посвященным людям влили в душу яд сомнения в безошибочности ангельской точки зрения, и чуть ли не открытую войну объявили всему мудрому и толерантному небесному сообществу.
Я же считаю, что это самое сообщество оказалось просто не готово не так к их появлению, которое оно же само, в конце концов, и санкционировало, как к полной независимости их мышления и их стремлению рассматривать себя как некий отдельный класс мыслящих существ. И винить их в этом мы не имеем права. Ведь если кто-то вызвал смерч, потому что ему захотелось изучить его, а смерч двинулся вовсе не в ту сторону, куда планировалось, а взял и снес разбитую на скорую руку базу исследователей, то не с них ли и спрашивать нужно?
Вот также и наши. Я не знаю, кто и когда разрешил рождение ангельских детей, как давно за ними наблюдают и какие выводы делают из этих наблюдений, но, судя по всему, решили они поставить эксперимент в надежде получить младших братьев по разуму, которые, выросши в человеческом обществе, узнают однажды о своих небесных корнях, зайдутся от восторга и примутся изо всех сил помогать нам воздействовать на людей. А если эксперимент окажется неудачным, то его всегда можно закрыть.
С чем как продукты его, так и те, кто произвел их, собственно, на свет и день за днем затем растил их, категорически не согласны.
И опять я возвращаюсь к своей мысли, что мы – в нашем мирном, бесконфликтном, отлажен ном, как часы, небесном обществе – разучились учиться быстро и по ходу событий. Почему наблюдатели работают строго, нарочито автономно? Почему не в контакте хотя бы с ангельским родителем ребенка? Тот ведь ежеминутно рядом с ним находится, а наблюдатель лишь время от времени появляется. Почему, если сразу становится понятно, что ребенок распознает ангелов даже в невидимости, не сообщить ему о его природе пораньше – и предоставить это право его родителю, которому виднее, когда для этого наступает оптимальный момент? Почему нужно и от него скрывать, к каким выводам приходит наблюдающая сторона?
Стоит ли удивляться неприязненному отношению к такому наблюдению? Стоит ли удивляться опасениям, которые оно вызывает? Стоит ли удивляться возникающему в результате желанию объединиться перед лицом смутной, а оттого еще более пугающей угрозы?
Столкнулись с наблюдателями мы с Анатолием одновременно – почти сразу после того, как родилась Дара. Узнал он о них, правда, чуть раньше, но не воспринял их существование всерьез – то ли из нашей неистребимой веры в то, что все помыслы собратьев-ангелов исключительно на благо друг другу направлены, то ли потому, что это его лично не касалось. Ох, и разозлился я тогда – на всех сразу! Но когда Дарин наблюдатель молча выслушал мое заявление, что я беру на себя всю ответственность за нее, и больше не появлялся (в моем присутствии, как я потом понял), я успокоился.
Следующая наша встреча с наблюдателями произошла уже после рождения Игоря, когда он на Новый Год впервые с Дарой познакомился. Было их уже, разумеется, двое, и, чувствуя поддержку друг друга (или не желая уронить друг перед другом лицо), отмалчиваться в ответ на наши расспросы они в тот раз уже не стали, а очень даже поставили нас на место. Всех нас – с равным высокомерием столичных ревизоров к местным прохиндеям, у которых у всех наверняка рыльце в пушку.
Вот на том самом месте, на которое они нас всех поставили, и родилась та самая коалиция, которой нам уже столько времени глаза колют. Так что, дорогие небесные отцы, вините в ее создании истинных творцов – а от меня личное вам спасибо за то, что в тот момент мне темный Макс ближе показался, чем свои вроде, но совсем не светлые, а какие-то мутные наблюдатели!
Мы принялись думать, что делать. Каждый по-своему. И опять хочу подчеркнуть, что Анатолию тогда приходилось намного хуже, чем мне, не говоря уже про просто уязвленных Стаса с Максом. У меня хоть Галя ни о чем даже не догадывалась. Татьяна же при виде проблемы никогда не умела ждать, сложа руки, пока ее кто-то другой решит. На моей памяти, по крайней мере. Говорят, что раньше она скорее созерцателем была, чем активным борцом, но что-то мне в это слабо верится.
И начался у них с Анатолием период противофазы. Он ей – нечего перед наблюдателем прогибаться; она ему – нечего демонстрировать отличие Игоря от других детей. Он ей – будем игнорировать наблюдателя; она ему – я с ним попыталась начистоту поговорить. Он ей – Игорь должен находиться среди тех, кто в курсе дела и защитить его сможет; она ему – отправим его к моим родителям загород, подальше от кучи ангелов, которых он распознает и не скрывает этого. Он ей – если так, то тогда ему и с Дарой нельзя встречаться; она ему – детям нужно общение.
Я не знаю, как он это все выдерживал. Особенно, если учесть, что он мысли Игоря чувствовал и ясно видел, что тому такая изоляция не на пользу идет – даже Галя заметила, что мальчик стал как-то замыкаться в себе и оживал только в непосредственной близости от Дары. Но Татьяна чуть в истерику не впадала при малейшем намеке на обмен мыслями, и Анатолий, скрепя сердце, больше не заговаривал с ней об этом, а просто дал ей возможность самой убедиться в тщетности всех попыток избавить Игоря от врожденного отличия от обычных детей. Вот потому я и говорю, что – не знаю, как раньше – но для Татьяны Анатолий всегда был и мужем, и психологом, и поддержкой, одним словом, настоящим хранителем.
Но с Игорем он в то время разговаривал много – мысленно, потихоньку от Татьяны и достаточно откровенно – и затем их много лет объединяло просто потрясающее взаимопонимание. Как я ему тогда завидовал! А когда выяснилось, что такое свойство даруется исключительно кровным папашам, я вообще чуть не взвыл. Вот где справедливость, спрашивается? Почему к Дариным мыслям только этот темный перевертыш доступ имеет – а не я, который с первого дня ее жизни пылинки с нее сдувает? И если уж ради того, чтобы понять ее получше, я смирился с тем, что он будет время от времени возле нее крутиться, почему наблюдателям, которым, как будто бы, вменено в обязанность составить максимально полную картину в отношении наших детей, плевать с высокой колокольни на наше мнение?
Татьяна тоже довольно скоро поняла, что попытки задобрить наблюдателя ни к чему не ведут. Не говоря уже о том, что отправка Игоря в ссылку ей самой уж точно никакого успокоения не принесла. Она сразу же вернулась на работу, и у нас снова появилась возможность видеться каждый день, но поговорить по душам как-то не получалось. Галя все время, пока Дара в садик не пошла, работала на полставки, и при ней тема наблюдателей – по вполне понятным причинам – была прочно закрыта. В обед я ее домой провожал, а после него Татьяна наглухо закрывалась в своем молчании, не отрывая глаз от компьютера.
От нее исходила волна такого напряжения, что Галя даже сочувственно вздыхала: бедная Татьяна – отдала сына, конечно, и на свежий воздух, и в надежные мамины руки, а теперь вон как переживает разлуку с ним. А мне казалось, что, лишив Игоря возможности проявления его сверхъестественных способностей, она тут же начала воображать себе всевозможные сценарии похищения его коварно поджидающим в засаде наблюдателем.
Убедить ее в абсурдности такого, совершенно недопустимого для любого ангела, развития событий у Анатолия явно не получалось, а мне просто шанса не предоставлялось. Я абсолютно уверен, что говорить со мной на эту тему Татьяна просто не хотела – ведь до тех пор, когда она задавалась целью воплотить в жизнь какую бы то ни было идею, она всегда находила возможность обойти любые препятствия. Ни недостаток времени ее не останавливал, ни избыток работы, ни близость непосвященных ушей.
Подтвердилось мое предположение намного скорее, чем мне бы того хотелось – опять навязав мне роль стрелки весов, которую Татьяна с Анатолием тянули каждый в свою сторону, чтобы придать больший вес чаше своих аргументов.
Возвращаясь однажды в конце обеденного перерыва в офис, я увидел на его крыльце явно поджидающую меня Татьяну. У меня сердце екнуло – то ли что-то случилось, то ли ее напряженные размышления преобразовались в некий план действий, в котором мне отведено почетное место главной ударной силы.
– Ты можешь в Интернете покопаться, – без всякого предисловия начала она, – поискать, нет ли каких-то сообществ необычных детей?
– Зачем? – насторожился я.
– Чтобы узнать, в чем их необычность заключается, – без запинки ответила она.
– А зачем тебе человеческие критерии необычности? – усмехнулся я.
– Чтобы посмотреть, насколько под них наши подпадают, – последовал еще один мгновенный ответ.
Ага, подумал я, похоже, аргументов мы подготовили с запасом на все случаи жизни. Вспомнив о том, что, когда Татьяна начинает действовать, спорить с ней уже бесполезно, я пожал плечами. В конце концов, если появился способ убедить ее в том, что главная опасность заключена отнюдь не в редких способностях наших детей, за мной дело не станет.
Разумеется, я нашел массу информации о всевозможных необычных детях – хотел бы я посмотреть на то, что нельзя найти в Интернете! Оказалось, что их давно уже обнаружили, описали и даже классифицировали, называя их то «детьми будущего», то «посланниками Бога на земле» (я чуть не упал!), то «переходным этапом» к более высокоразвитому поколению людей. Вот и еще один довод небесному руководству в пользу того, с какой легкостью мы могли бы оперировать в поистине безграничном просторе Интернета.
Этих детей, однако, старательно изучали, что понравилось мне меньше. Но насколько я понял, во всех примерах речь шла о совершенно добровольном их в этом участии, а также о выслушивании и записывании их временами просто фантастических рассказов. А к тому времени как Игорь с Дарой связно заговорят, либо они сами поймут, о чем не стоит с миром делиться, либо мы (в смысле, родные папаши, скрипнул я зубами) им объясним без лишних слов. Либо наблюдатели узнают, что явление, которое их направили изучать, даже на земле уже давно перестало быть сенсацией. И в приобретении таких знаний им можно даже поспособствовать.
Поэтому на следующий день я с легким сердцем переслал Татьяне с десяток ссылок, в которых описывались чрезвычайные способности отдельных детей, их повышенная активность и самостоятельность и даже телепатические свойства. Пусть успокаивается, подумал я и отключился – лишь сделав себе мысленную пометку при следующем появлении наблюдателя поставить ему под нос ноутбук с открытыми на экране нужными сайтами. А от Анатолия при первой же встрече потребовать глубокое и искреннее «Спасибо».
Он позвонил мне в тот же день, в обеденный перерыв, когда я, проводив домой Галю, возвращался в офис. Я даже растерялся – дождаться от него благодарности, да еще и так быстро, было просто беспрецедентным событием.
– Ты что делаешь? – прошипела мне в ухо трубка. – Ты что творишь, я тебя спрашиваю? Ты соображаешь, какое количество народа под монастырь подводишь?
– Не понял, – совершенно искренне ответил я.
– А не понял, так чего суешься? – трубка уже скрежетала и клацала, как идущий вразнос механизм. – До сих пор она хоть боялась на это минное поле ступать – ты зачем ей карту его подсунул?
– Какую карту? – На всякий случай я еще раз глянул, кто звонит. – Ты уверен, что номером не ошибся?
– Я ошибся? – заговорил он вдруг спокойно и отчетливо, и у меня мороз пошел по коже. – К твоему сведению, Татьяна намерена связаться со всеми, кого ты ей разыщешь… или уже разыскал? – Я промычал нечто неопределенное, и он глухо застонал. – Причем для ускорения процесса в нем будут задействованы все. Я повторяю, все – Марина своих на телефон посадит, как только Татьяна ей номера даст. А Анабель со своей стороны выяснит, у кого из указанных в твоем списке корни… э… не вниз, а вверх уходят.
– А Анабель здесь причем? – с упавшим сердцем спросил я.
– Ты забыл, с кем дело имеешь? – рыкнул он. – Вернее, с кем я дело имею. Скажи спасибо, что она пока еще не додумалась отправить всех нас наверх с жалобой на несогласованное с хозяевами проникновение в частное помещение и последующий моральный ущерб. В общем, так – звонить кому бы то ни было я ей не дам, под тем предлогом, что не исключено, что изучается все детское окружение. И имей в виду, при малейших расспросах – тебе тоже кажется, что за тобой следят.
– Слушай, ты сейчас накличешь, – нервно поежился я.
– Это ты уже накликал, – ядовито заметил он. – Так что слушай, что тебе говорят. К вам скоро Франсуа приезжает – слава Богу, один! – так чтобы Татьяна в офисе ни на секунду с ним наедине не оставалась. Чует мое сердце, она попытается через него на Анабель выйти.
– Слушай, можно меня в это не впутывать? – поморщился я.
– А вот это нужно было Татьяне говорить, – отрезал он, – вместо того чтобы опять в ответ на ее завиральные идеи козырять.
Пришлось-таки мне напрашиваться с Татьяной и Франсуа на обед в кафе. Да еще и Галю для пущей верности туда с собой тащить. Татьяна, конечно, все поняла и с тех пор нарочито избегала любых внеслужебных разговоров в офисе. А после работы я с облегчением сдавал вахту надсмотрщика Анатолию и считал дни до отъезда Франсуа.
Но, как я уже говорил, если Татьяна ставила перед собой цель, ставить преграды на ее пути к ней было делом абсолютно безнадежным. Понятия не имею, как она изловчилась ввести Франсуа в курс дела и что она ему при этом наговорила, но после выходных мне позвонила Анабель с известием, что приедет в конце недели, и просьбой как-нибудь вырваться на эту встречу. Это как-нибудь мне, между прочим, дорого обошлось – Галя потом полгода всем хвасталась, посмеиваясь, что ее мужа нельзя одного в магазин посылать, поскольку он не успокоится, пока не найдет искомый продукт самого высокого качества. На что ее мать неизменно отвечала, что ложка дорога к обеду. Нарочито не глядя на меня.
Но если серьезно, взгляд Анабель со стороны на тот тупик, в который мы уперлись, лично мне, например, позволил увидеть его совершенно под другим углом. Особенно мне понравилось ее предложение понаблюдать за наблюдателями. В самом деле, сколько можно поддаваться на их провокации и заранее отбиваться от некой смутной, далеко еще не оформившейся угрозы? Намного разумнее спокойно вести обычный образ жизни и потихоньку, без всякого вызова, собирать компромат на самих наблюдателей. А там, глядишь, однажды можно будет вспомнить, что лучший способ защиты – это нападение.
Не мог я также поспорить и с тем, что наилучших результатов в этом мы добьемся, действуя сообща – особенно, после того как Макс заявил, что уже обеспечил Даре, на случай официального разбирательства, квалифицированного защитника. Мало того, что получилось, что он – единственный из всех нас не сидел, сложа руки, так еще и, сколько не скрипи зубами, приходится признать, что в казуистике равных темным точно не найдешь.
На Татьяну же самое большое, по-моему, впечатление произвел довод Анабель, что, если в отношении наших детей будет принято какое-то решение, то первым о нем узнает Стас – как его исполнитель. Мне кажется, что только после этого она окончательно поверила, что ни одно из наших подразделений не стоит приравнивать к мафии и что держать друг друга в курсе и действовать согласованно – намного эффективнее, чем вести личную войну со всем небесным сообществом вместе взятым.
Зная Татьяну, я не уверен, что ей хватило бы этой веры надолго, но зимой заболел Игорь, и она воочию убедилась, что не только мы с Анатолием, но и другие окружающие ее ангелы всегда готовы – по первому зову – прийти ей на помощь. Причем, быстро и результативно – когда спустя два года впервые заболела Дара, вопрос ее подключения к живительному источнику нашей энергии решился менее чем за полчаса. Хватило одного звонка Анатолия – он небрежно заметил, что давно уже отработал эту технологию, и взял всю организацию на себя. Насколько я понял, он связался со Стасом, который мгновенно раздобыл нужный документ, а Киса, воспользовавшись старыми связями, пустил его в ход. Честное слово, человеческого врача мы бы намного дольше ждали, даже «Скорую»!
В общем, на какое-то время после приезда Анабель мы все успокоились. Анатолий мог приглядываться к своему наблюдателю только по выходным, я же занимался этим всякий раз, когда он появлялся – и чуть со смеху не умирал, чувствуя, как он замирает, как мышь в углу, когда я перед ним открытый ноутбук ставил. Стас держал ухо востро у нас наверху – на предмет появления малейших слухов по поводу изменений в политике отношения к ангельским детям. Макс продолжал вслушиваться и всматриваться в мысли Дары – кстати, именно тогда, по-моему, он впервые сообщил мне, что она предпочитает так себя называть.
А вот то, что летом в наших стройных, наконец-то, рядах сопротивления появилось подкрепление, первым заметил не он, а я. Что привело его в крайнее раздражение и, похоже, заронило ему в голову мысль о том, что стороннее, от случая к случаю, созерцание не идет ни в какое сравнение с ежедневным и тесным общением. Именно ту мысль, которая привела впоследствии к поистине радикальному смещению баланса сил в нашей устойчивой, как кукла-неваляшка, как нам казалось, команде. И, в конечном итоге, к той необратимой перемене в судьбе Татьяны и Анатолия.
В июле Татьяна и Анатолий с Игорем к морю уехали, а мы все лето в городе оставались – взяли с Галей отпуск по очереди, чтобы ее мать от Дары отдохнула, а мы – от нее. В августе, когда я с Дарой дома был, мы с ней много гуляли и однажды набрели на кукольное представление в открытом летнем театре. Дара следила за ним, как завороженная – до тех пор, пока актеры не вышли, вместе со своими куклами, на поклон.