Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 53 страниц)
На Дарину, признаюсь, тоже. В первый же день, когда я забрал их с Игорем и Аленку из школы, в голове у меня неожиданно возникла довольно неприятная ассоциация – также выглядела Марина в больнице, сразу после своей аварии. Как будто у пантеры зубы и когти вырвали – с виду все та же, а сама знает, что никакой опасливой осторожности больше не вызывает, и другие на нее с покровительственной жалостью смотрят. Так и Дарина словно свернула с тугой клубочек всю свою обычно бьющую мне по нервам энергичность и превратилась в красивую механическую куклу, которая руками-ногами шевелит и глазами хлопает, пока завод не кончится.
Совсем некстати пришло мне в голову сравнение с Мариной. Так же, как и тогда, не смог я устоять в стороне – как-то неправильно, чтобы человек своей сущности лишился, даже если эта сущность мне костью поперек горла стоит – так и в этот раз я понял, что нужно срочно исправлять явно разрушительные последствия Тошиного дилетантства. Нетрудно догадаться, кому.
Но вскоре я заметил, что эту задачу взял на себя Игорь и, более того, прекрасно с ней справляется. И во взгляде его, и в мыслях вдруг пропала уже ставшая привычной в последнее время отстраненность, сменившаяся уверенной целеустремленностью, даже напористостью хорошего доктора, который каждую болезнь воспринимает личным вызовом и одного разговора с которым пациенту достаточно, чтобы уверовать в действенность предложенного метода лечения.
Меня затопила волна гордости – вот он, единомышленник и последователь, подрастает! Недаром я давно уже в нем жилку истинного хранителя заприметил. Недаром он столько литературы и с таким вниманием прочитал. Да и неудача с нашим тупоголовым наблюдателем, похоже, научила его распознавать безнадежные случаи и добавила ему азарта в доказательстве самому себе, что таковых меньшинство.
Не скажу, что меня особо радовало, что он свои способности на Дарину направил, но, в конце концов, практиковаться-то на ком-то нужно. Кроме того, по моему строго профессиональному и абсолютно беспристрастному мнению, успех в этом предприятии был ему обеспечен, что не могло не поднять уровень и его самооценки. Не говоря уже о том, что давно пора ему было взять с ней куда более решительный тон. Который она, хотелось бы надеяться, не потерпит.
В конечном итоге я оказался, как обычно, прав – в отношении как восстановления ее психического здоровья, так и ее черной неблагодарности, воспитанной истинным мастером в ее проявлении. Не мог наш объект всеобщего слепого поклонения долго мириться с мыслью о том, что оказался не нужен кому бы то ни было. Намного проще оказалось найти виновных в преступном пренебрежении. И зачем далеко искать, если самый подходящий прямо под рукой находится?
Наткнувшись в мыслях Игоря на то, что Дарина видит в Гале причину отсутствия у нее отца, более того, считает, что та просто недостойна внимания действительно интересного человека, и боится, как бы эта презренная невостребованность к ней самой, как грязь, не пристала, я глазам своим не поверил. Или ушам – Игорь пользовался любым моментом, чтобы уверить ее в ее несравненности и незаменимости, и, забыв обо всем, пользовался при этом такими громогласными и цветистыми оборотами, что по дороге из школы мне не составляло никакого труда уловить направление их мысленных бесед.
А вскоре я имел удовольствие убедиться, что одним безмолвным презрением к матери эта малолетняя, но уже насквозь испорченная эгоистка больше не довольствуется. Сначала Татьяна рассказала мне, что дома она Галю в упор не видит – Галя, конечно, не жаловалась, но даже я в те несколько минут, когда мы после работы возле их офиса по машинам рассаживались, не мог не заметить, что она уже на грани срыва находится.
А на Новый Год, когда мы, как обычно, у нас собрались, я и сам увидел, насколько демонстративно она отсела от всех в сторону (не забыв перед этим покушать, впрочем), явно тяготясь чьим бы то ни было обществом. Кроме общества Игоря, конечно, который тут же метнулся к ней и принялся опять, судя по ее чуть смягчившемуся лицу, дифирамбы ей петь. Что ее, похоже, вполне устраивало – опустив глаза в притворном смущении, она старательно выдерживала обиженную мину, чтобы поток комплиментов не иссякал, и даже подсевший к ним вскоре Олег только головой качал.
Всем остальным это тоже не могло, разумеется, в глаза не броситься. Так же, как и Галины покрасневшие глаза, Тошино хмурое молчание и то, что даже Аленка явно испытывала неловкость за сестру. Но мы все старались вести себя, как обычно, чтобы хоть немного отвлечь Галю и не дать Дарине удовлетворения признанием ее бойкота.
Говоря о нашей цели, я не имею, разумеется, в виду Марину и Максима. Те просто, как всегда, когда общий разговор начинал на отдельные составляющие распадаться, переместились на край стола. Где Марина, судя по ее решительным жестам, принялась подбивать его на очередную авантюру, а он только хмурился и изредка неохотно кивал. Я сразу понял, что она специально взялась за него в отсутствие Стаса, чтобы потом и тому руки выкрутить мнением большинства.
Кису она, похоже, вовсе в расчет не брала, или он уже подвергся требуемой обработке. По крайней мере, он остался сидеть с нами и начал вдруг довольно неумело шутить. Света с Сергеем тоже оказались на высоте – они втянули в разговор Аленку, расспрашивая ее о школьной жизни и ненавязчиво напоминая Гале, что у нее есть и другая, куда более достойная дочь.
Увидев, что все успешно заняли друг друга, я незаметно кивнул Тоше в сторону кухни. Войдя за мной туда, он уставился на меня исподлобья, глубоко засунув руки в карманы джинсов и раскачиваясь с пятки на носок.
– Ты куда смотришь? – прямо спросил я, не зная, сколько у нас с ним есть времени.
– На тебя, – вызывающе прищурился он.
– Тебя зачем сюда направили? – пропустил я мимо ушей типичную для него в последнее время провокацию. – У тебя прямо под носом подопечной жизнь отравляют, а ты что? Смотришь? Вместо того чтобы действовать? Исполнять свои первостепенные обязанности? Ты вообще еще не забыл, кто ты?
– А ты не бойся, – огрызнулся он, – ответственность за меня нести больше не нужно.
– Хотелось бы надеяться, – от всей души согласился с ним я. – Но если тебя отзовут – за преступное пренебрежение к своему долгу – кому придется гирлянду всех этих фокусов распутывать? Которую именно ты, своим попустительством, дал девчонке сплести – вместо того чтобы вовремя поставить ее на место. Снова мне за тебя работать? Так я ее вмиг приструню…
– Ну-ну, – неприятно усмехнулся он, – по-моему, это не я забыл, кто мы и зачем сюда направлены.
– Опять с больной головы на здоровую перекладывать? – разозлился все-таки я. – Тебе одну цель поставили. Главную. А все остальное – это так, прилагается.
– А у тебя-то самого, – медленно произнес он, – все также одна цель? Единственная? А Игорь к ней… как там было, прилагается?
– Вот только не надо сравнивать! – процедил сквозь зубы я. Он дернулся, как от удара, но я упрямо продолжал – не нужно было злить меня: – И, тем не менее, в ответ на твой вопрос – да, Татьяна была, есть и всегда будет для меня самым главным.
– Похоже, он в это действительно верит, – пробормотал он куда-то в сторону.
– Никакого другого развития событий я просто не допущу, – едко заметил ему я.
– Ты знаешь, – задумчиво обратился он снова ко мне, – ты молись, чтобы не пришлось однажды самому себе этот же вопрос задать.
– Да сколько угодно, – пожал я плечами. – Ответ я знаю и в серьезных делах точку зрения свою, как перчатки, не меняю.
– Вот и держи их при себе, – хмыкнул он. – Я, в отличие от тебя, не только цель вижу, но и все, что вокруг нее находится. Оттолкнуть сейчас Дару – Гале лучше не станет. И мне, и Аленке тоже. И потом – куда ее отталкивать? В радостно распростертые объятия Макса? Будем тремя домами дружить? Ты тогда тоже от него никуда не денешься – Игорь не даст.
– Это мы еще посмотрим, – буркнул я.
Он остро глянул на меня.
– Такой подход меня устраивает, – продолжил он через мгновенье. – Смотри себе на здоровье, но не вздумай вмешиваться. Если у меня терпения хватает ждать, пока Дара после такого сотрясения мозга в себя придет, то тебя эти… второстепенные обстоятельства вообще не касаются.
Круто развернувшись, он вышел из кухни. Похоже, этот паршивец окончательно уверовал в то, что последнее слово всегда за ним оставаться будет! Я решительно вознамерился в первый же после зимних каникул день начать прощупывать Дарину, но Татьяна, когда поздно вечером я рассказал ей… в общих чертах об этом разговоре, с сомнением покачала головой.
– Не знаю, – со вздохом произнесла она. – Про сотрясение это Тоша хорошо сказал. Мне кажется, что у нее сейчас вся картина мира рассыпалась, как карточный домик, и она ее по частям заново собирает. Вопрос только, как? Стоит ли тебе, не зная хода ее рассуждений, за нее браться? Может, лучше с Максимом сначала поговорить?
Меня передернуло.
– Можно подумать, – буркнул я, – что я мысли всех своих клиентов в детдоме знаю.
– Но они же – обычные дети, – возразила мне Татьяна. – И никак не связаны с Игорем. Если ты – случайно – не с той стороны зайдешь и еще больше ожесточишь ее, это ведь ему сразу же передастся.
– Вот я давно говорил, – напомнил ей я, – что пора с этой их нездоровой дружбой покончить.
– И я была с тобой полностью согласна, – ответила мне тем же она. – И, как мы оба с тобой видим, ничего из этого не вышло. Мне вообще в последнее время кажется, что изменить что-то в их жизни просто не в нашей власти – все будет, как будет.
– Еще чего! – возмутился я.
– Я не хочу сказать, что мы никакого влияния на них не имеем, – успокаивающе похлопала она меня по руке, – но друг с другом они связаны намного сильнее. Я имею в виду – все они, включая Аленку. Наверно, это еще одно проявление естественного баланса сил – чем больше их эти… ваши в штыки воспринимают…. да и мы тоже… тем прочнее они объединяются. И тем сложнее становится им на одном языке с нами разговаривать, – подумав, добавила она.
Я в очередной раз поздравил себя с тем, что не рассказал ей о последних попытках Игоря установить контакт с наблюдателем.
– Так что давай подождем, – продолжила она. – Ты ведь сам столько раз говорил, что нельзя даже человека лишать права самостоятельно решать свои проблемы – иначе откуда же в нем самоуважению взяться? Дарина – девочка хорошая, – усмехнулась она, когда я чуть не подпрыгнул, – и я уверена, что она и сама не сможет навсегда в этой неблагодарности увязнуть, и Игорь ей этого не позволит.
Но в чем бы она ни была уверена, не раз после этого разговора она садилась в машину у офиса в конце рабочего дня с крепко сжатыми губами. Не произнося при этом ни слова – на заднем сидении был Игорь – но то и дело косясь в сторону Тошиной машины, в которую юркала, как мышка, с каждым днем все более осунувшаяся Галя, и неодобрительно покачивая головой. Ей повезло больше, чем мне – в присутствии Игоря я был вынужден держать в узде не только свое лицо, но и мысли. Опасливо косясь на него, я пару раз заметил, как он, пристально прищурившись, разглядывает Татьяну в зеркало заднего обзора.
Что в конечном итоге разрубило этот гордиев узел, я так до сих пор и не знаю. Хотелось бы мне думать, что Тоша внял-таки моим увещеваниям, вспомнил о своем высоком предназначении, но, скорее всего, это Игорь сумел все же пробудить в Дарине совесть. Или ей самой надоело оставаться на отшибе пусть даже небольшого общества – вместо того чтобы притягивать к себе, как она привыкла, все восхищенные взгляды. Ради этого стоило даже снизойти до милостивого прощения ни в чем не повинной матери.
Уже весной я заметил, что Галя снова как будто ожила, Тоша сияет, как выставленный на всеобщее рассмотрение сувенирный самовар, а Аленка вторит каждому Дарининому слову, как эхо в ущелье – в которое превратился салон моей машины. А на дне рождения Светы Дарина уже вновь царила в центре своего малолетнего двора, уверенно копируя надменно величественные манеры Марины, которая всегда, с достойным куда лучшего применения упорством, претендовала на роль примадонны в нашем взрослом обществе. Честное слово, мне даже жаль, что я, скорее всего, не увижу, как младшая однажды подвинет старшую с занимаемого, как та думала, места.
Истосковавшись по всеобщему обожанию, Дарина не пожелала лишиться его и летом. И Игорь, вслед за ней, категорически отказался в лагерь ехать. В результате все летние каникулы они, вместо того чтобы набираться сил на свежем воздухе, прошатались по городу – слава Богу, хоть Олег за ними приглядывал, хоть изредка вывозя их всех к себе на дачу. Игорь даже домой стал все позже возвращаться, и мы его почти не видели – утром, когда мы уходили на работу, он еще спал, вечером же наскоро ужинал, часто после нас, и тут же утыкался в компьютер. Единственное, что меня успокаивало – это то, что он не в Скайпе время убивал, а вновь вернулся к изучению психологии.
Причину чего мы с Татьяной обнаружили только осенью. Наряду с другими неожиданностями. Возобновление занятий заставило Игоря вернуться к обычному нормальному режиму, и во время поездок в школу и из нее я вновь получил доступ к его мыслям – особенно результативный по утрам, когда он спросонья еще плохо контролировал сознание. Первое, на что я там наткнулся, насторожило меня, второе – обнадежило.
Оказалось, что наш несравненный кумир так и не смог смириться с мыслью, что кто-то посмел ее оставить. То, что такое происходит на земле повсеместно и ежедневно, ее не интересовало – в отношении ее такой проступок не мог быть ничем иным, кроме коварного и преднамеренного предательства, требующего раскрытия, обнародования и примерного наказания. И единогласное решение жюри присяжных в нашем лице о полном и безоговорочном оправдании Гали лишь направило ее мысли в сторону другого, уже единственно возможного кандидата в виновные.
Мне очень не понравился такой поворот событий. У Тоши должно было хватить ума пустить Дарину по ложному следу, со стороны Максима желания облегчить душу и покаяться тоже можно было не опасаться – в свете как особой закаленности темных к угрызениям совести, так и абсолютной невозможности разумно объяснить несоответствие его нынешнего облика тому волшебному образу, который запечатлелся в памяти у Гали. Но Марина! Где гарантия, что она не воспользуется прямо в руки ей плывущим шансом поспособствовать торжеству земного жителя над небесным? Все равно, каким. И чем больше небесных под ударом окажется, тем лучше.
Обрадовало же меня то, что Игорь явно прикладывал все усилия, чтобы отговорить ее от этой безумной во всех отношениях затеи. Он уже к тому времени понял основной закон психологии – нельзя идти по жизни с головой, повернутой в прошлое. Его нужно проанализировать, осмыслить, принять к сведению, но смотреть нужно всегда вперед. В чем он и пытался убедить Дарину. У которой, естественно, малейшее критическое замечание вызывало одно раздражение.
Я решил не вмешиваться в это первое серьезное разногласие между ними. По многим причинам. Говорить с Тошей или Мариной – в силу их нетерпимости к чьему бы то ни было мнению, отличному от их собственного – не представлялось возможным. Расспрашивая Максима о подробностях намерений Дарины, я мог не удержаться и напомнить ему его же старую идею о чрезвычайной полезности жестких испытаний для укрепления характера. Вызывать на откровенность Игоря мне тоже не хотелось – ему было весьма полезно лишний раз удостовериться в своих психологических способностях на случае особо неподдающегося клиента. Или окончательно убедиться в том, что он недостоин чрезмерных усилий.
Единственное, что я себе позволил – это мягко и ненавязчиво поддержать Игоря в правильности его действий. В конце концов, он – мужчина, которому не пристало постоянно истекать восторженно хвалебным славословием в адрес какой бы то ни было женщины. Как показывает многовековая практика, это не идет на пользу ни одному из них. Рано или поздно ему придется продемонстрировать твердость характера и весомость своего слова, и если Дарина не сочтет необходимым с ними смириться, тем лучше.
И меня лично совершенно не удивило, что в ней строптивость и заносчивость общепризнанной красотки перевесила значимость дружбы с Игорем. Что уж вспоминать о такой безделице, как благодарность за постоянную и неизменную моральную поддержку во время ее недавней мрачной депрессии! Она резко оборвала все внешкольные контакты с Игорем. По дороге домой она сидела, отвернувшись лицом к окну и отгородившись от всех стеной молчания. А после осенних каникул даже перестала ездить с нами.
Впервые увидев рядом с Игорем одну Аленку у входа в школу, я просто оторопел.
– А Дарина где? – спросил я, оглядываясь.
– Она не ходила сегодня на французский, – ответил Игорь, глядя куда-то в сторону.
– Она что, заболела? – заволновался я.
– Не знаю, – отрезал он.
Но она каким-то образом оказалась у офиса. Раньше нас. И возле машины, которую обычно подгонял туда к этому времени Максим. У меня зашевелились нехорошие подозрения. Поделиться которыми с Тошей я просто не успел – как только он вышел из офиса, к нему бросилась Аленка. Он улыбнулся ей, глянул на стоящую у машины Дарину, прищурился и перевел на меня внезапно отяжелевший взгляд. Под которым у меня все слова предупреждения в горле застряли.
С тех пор Дарина регулярно, хотя бы пару раз в неделю опережала нас у офиса. После встречи с Максимом и Мариной, что я кое-как выудил из вновь замороженных мыслей Игоря. Я порывался было поговорить с Тошей, выяснить, что происходит, но он проходил мимо моей машины с яростно выдвинутой вперед челюстью и едва удостаивая нас с Игорем кивком – у меня рука сама отдергивалась от ручки двери. У меня не было и тени сомнения, что он в курсе происходящего – Максим вряд ли бы осмелился раскатываться с Дариной без его согласия. Из чего вытекал единственно возможный вывод – он решительно демонстрировал мне, что не допустит вмешательства Игоря в дела Дарины, так же как моего в его.
Я искренне пожелал ему всевозможных успехов. На пути к окончательной мании величия. Если он предпочитает воздействие на девчонку Марины и Максима, если он не в состоянии увидеть его очевидно разрушительные последствия, если он считает себя в силах держать их под контролем – флаг ему в руки. В конечном итоге, они обрушатся как на голову его идола, так и на его собственную. Моя же задача – вывести Игоря из зоны неминуемой катастрофы – выполнена.
Основания надеяться на это мне давали и наблюдения за ним. Впервые он реагировал на очередной Даринин каприз как-то иначе. Сказались все же мои напоминания ему о твердости и стойкости! В мыслях его и намека не было на попытки позвонить ей, вызвать ее в Скайпе, поговорить между уроками… Не стану скрывать, я тогда испытывал гордость за него – словно заядлый курильщик или пьяница, твердо решившись покончить с пагубной привычкой, он молча, сцепив зубы и собрав в кулак всю свою волю, ждал, пока оставит его проклятая зависимость.
Татьяна, к сожалению, этого не понимала. Она вдруг взяла за привычку пристально и обеспокоенно вглядываться в его лицо, то и дело бросая на меня вопрошающие взгляды.
– Вы что, поссорились с Дариной? – однажды прямо спросила она его, когда мы, высадив Аленку, отправились домой.
– Нет, – коротко ответил Игорь, глядя в окно.
– А что случилось? – никак не отставала от него Татьяна.
– Ничего, – отрезал он.
Она снова открыла рот, но я остановил ее взглядом.
– Не приставай к нему, – сказал я ей вечером, когда Игорь пошел спать.
– Что они опять не поделили? – тут же вцепилась она в меня.
– Ничего, – сказал я ей чистую правду.
– Ты мне еще ничегокать будешь? – мгновенно взвилась она. – Ты что, не видишь…?
– Я лично вижу, – оборвал ее я, – что этой вертихвостке очередная вожжа под мантию попала, а он не намерен больше с этим мириться. И я с ним полностью согласен.
– Какая вожжа? – зашипела она. – Я точно знаю, что у нее что-то случилось! От Тоши иголки на метр торчат, и Галя говорит, что она по вечерам сама не своя – мечется, как зверь по клетке.
– Вот пусть там и мечется, – удовлетворенно кивнул я. – Никто ее туда не загонял.
– Я опять чего-то не знаю? – прищурилась Татьяна.
– Ничего такого, что касалось бы нас, – отрезал я.
Татьяна уставилась на меня исподлобья – тем самым взглядом, которые редко предвещал мне что-то хорошее.
– Она пытается найти своего отца, – неохотно признался я, и быстро добавил: – Что, как ты отлично знаешь, совершенно невозможно и не имеет к нам никакого отношения.
– Как не имеет? – Глаза у Татьяны сделались, как блюдца. – А если она докопается? До всего? И Игорь узнает?
– Не узнает! – хлопнул я ладонью по столу. – Он пытался ее образумить – она его демонстративно из друзей вычеркнула. Так что, пусть делает, что хочет – за ней есть, кому присматривать. Сама говоришь, что у Тоши от усердия шерсть торчком стоит, он у нас очень самостоятельный. Главное – что бы ни случилось, она Игоря за собой на дно не утащит.
– Ты действительно думаешь, – медленно произнесла Татьяна, – что, если с ней что-то случится, Игорю будет все равно?
– Не знаю! – отрезал я. – Переживет. Уже начал. И я за него рад. Ты хочешь, чтобы она им всю жизнь вертела, как Марина всеми?
– Я так и знала, что сейчас Марина где-то вылезет! – Татьяна прямо подпрыгнула на стуле.
– Именно, – подтвердил я. – Вылезет. Везде и постоянно. И всегда на нашу голову. Ты Игорю такого же желаешь?
– Ну, неужели ты не видишь, – замахала руками Татьяна, и я привычно отшатнулся, – что Игорь – не ты, а Дарина – не Марина? Зачем ваши отношения на них проецировать?
– Я не понимаю, – не удержался я, – каким образом этой лицемерке удалось тебя выдрессировать? Ты же раньше ее насквозь видела! Ты же сама была против того, что она Игорю весь свет собой затмила!
– Была. – Татьяна осела, как сдувшийся шарик. – И что из этого вышло? Но в отличие от тебя, психолог ты чертов, я поняла, что у них своя жизнь, не наша. А ты? За Игоря жить будешь, как мои родители за меня пытались? Кто мне рассказывал, что нужно понять, что человеку по-настоящему нужно, и помочь ему в этом?
– Именно это я сейчас и делаю, – заверил ее я.
Дальше спорить со мной она не стала. Что само по себе должно было насторожить меня. Недостаток аргументов у Татьяны всегда компенсировался избытком самодеятельности.
Сначала мы отпраздновали ее день рождения. Широко и с культурной программой. Которая заключалась в обсуждении будущего Игоря, Дарины и – для маскировки – Аленки. В виде перекрестного их допроса. Для чего они даже посажены были рядом. И хотя Дарина почти сразу же сбежала к Марине с Максимом, Татьяна не сдалась – дождалась десерта и отправила Игоря готовить чай, поинтересовавшись, не поможет ли ему Дарина.
– Я сам, – тут же вскочил Игорь и опрометью бросился на кухню, бросив на нее уничтожающий взгляд.
Затем дня не проходило, чтобы она не спросила, как они заканчивают полугодие (как будто у них хоть раз в жизни проблемы с оценками были!), какие у них планы на каникулы, и не начала советовать, куда им лучше пойти. Словно змей-искуситель, она то в одном, то в другом виде подсовывала Игорю то самое зелье, от пристрастия к которому он с таким усердием пытался избавиться.
В мыслях Игоря присутствовала все та же замороженность, но лед уже начал потрескивать, как на реке к концу морозов, и, хотя мне очень хотелось, чтобы она очистилась, наконец, от ледяного панциря и потекла, как прежде, могучим, величавым потоком, я начал опасаться, что сначала нам придется пережить ледоход. И паводок.
Однажды вечером, за ужином, Татьяна заявила, что весной должен приехать Франсуа и что хорошо бы, чтобы Игорь с Дариной с ним встретились. Для разговорной практики.
– Не хочу, – буркнул Игорь, не поднимая головы от своей тарелки.
– А вот я уверена, – не унималась Татьяна, – что Дарина с удовольствием…
Игорь вдруг резко встал, отшвырнув свой стул.
– Отстань! – процедил он сквозь зубы, с откровенной враждебностью глядя на Татьяну, бросил крепко зажатую в кулаке вилку на стол и вышел из кухни.
При виде побледневшего лица Татьяны с огромными, потемневшими от испуга глазами у меня в ушах зазвенело. Тем самым Тошиным вопросом о главной и единственной цели моего пребывания на земле. И я понял, что ответил ему тогда правильно.
– Я ему сейчас голову… – с трудом выдавил я из себя, медленно поднимаясь со стула.
Татьяна ухватилась за меня обеими руками, рывком усадив меня назад.
– Не надо, – еле внятно забормотала она. – Это случайно… Он не хотел…
После этого она немного утихомирилась – по крайней мере, Новый Год прошел у нас без особо нарочитых разговоров. Мне очень хотелось верить в ее замечание насчет случайно, но я все же решил и на каникулах ежедневно инспектировать мысли Игоря – на предмет, что он там хотел или не хотел. Но не вышло. Татьянины родители удружили – подарили ему на Новый Год деньги, и он купил себе плейер с наушниками. Которые с тех пор неизменно торчали у него в ушах. В моем присутствии – так точно, и сунувшись пару раз в тот немыслимый грохот, который постоянно стоял у него в голове, я понял, что с таким же успехом могу прислушиваться в оркестровой яме к разговору двух людей. Шепотом.
К весне этот грохот вскрывающейся реки сменился-таки, как ему и положено, паводком. Который чуть не смел мое незыблемое, казалось бы, уважение к личности. Вернее, к ее неприкосновенности. Поскольку Игорь начал грубить Татьяне. Поначалу не вызывающе, исключительно в ответ на ее фразы, обращенные к нему, и ограничиваясь резкими раздраженными взглядами. Она всякий раз удерживала меня от ответной реакции, бубня что-то о терпении и просительно заглядывая мне в лицо.
Сцепив зубы, я терпел, помня о том, как тяжело она переживает любые скандалы, но пресловутая доктрина несопротивления, изобретенная именно в человеческом обществе его же хитроумной элитой, никогда еще не доказывала так блестяще всю свою несостоятельность. И однажды мне все же пришлось продемонстрировать Игорю, что сила мужчины проявляется в защите своих близких, а не в изведении их деспотичными придирками.
Как-то вечером я приготовил, как обычно, ужин, и Татьяна отправилась звать Игоря к столу. Я услышал ее какую-то невнятную фразу – ответом которой послужила тишина. Она снова что-то сказала – и вдруг раздался яростный крик Игоря:
– Я сказал – потом!
Через пару мгновений в двери кухни показалась Татьяна, быстро-быстро моргая и покусывая губы. Я со всего размаха швырнул полотенцем о стол и шагнул к ней. Она вцепилась обеими руками в косяк двери, перекрыв мне выход и глядя на меня перепуганными глазами.
– Не смей! – тихо забормотала она непослушными губами. – У него сейчас тот самый противный возраст… Это пройдет… Надо только подождать… Мы должны показать ему пример… Выдержки и доброй воли… Я сейчас отнесу ему ужин…
– Пример? – процедил я сквозь зубы. – Сейчас ему будет пример.
В несколько широких шагов я оказался в комнате Игоря и остановился – сознательно, но с трудом – на расстоянии вытянутой руки от него. Он продолжал пялиться в экран, подергивая головой в такт того, что он называл музыкой – хотя просто не мог не заметить меня. Через несколько мгновений я небрежно похлопал его по плечу. Он повернул ко мне перекошенное лицо – одна бровь заносчиво вскинута, уголки губ пренебрежительно опущены. Я постучал указательным пальцем по уху и сделал резкое движение ладонью в сторону. Сжав губы в тонкую ниточку, он сорвал с головы наушники.
– Что такое? – буркнул он.
– Тебя к столу звали? – спокойно спросил я, сдерживаясь из последних сил.
– Я же сказал, что потом поем, – потянулся он рукой с наушниками к голове.
– Нет. – Я чуть наклонился вперед, внимательно глядя ему в глаза. – Ты будешь есть, когда тебя зовут к столу. Когда все приготовлено. Вместе с нами. Если же нет, то ужинать ты будешь в завтрак.
Я выпрямился и, не произнеся больше ни слова, вышел из его комнаты. На кухне я – также молча – глянул на Татьяну, ткнул пальцем в ее место и сел на свое, берясь за вилку. Через пару минут в двери показался Игорь. Без единого слова он уселся напротив нас и уткнулся носом, глазами и вилкой в свою тарелку.
– Игорь, – начала вдруг Татьяна, и я пнул ее под столом ногой – она ответила мне тем же. – Так больше продолжаться не может. Мы же видим, что с тобой что-то происходит. Может, все же поговорим? Это что-то с Дариной?
Игорь вскочил, глядя на нее с нескрываемой ненавистью.
– Не лезь ко мне! – прошипел он, плюясь слюной, и выскочил из кухни. Через секунду-другую послышался грохот двери в его комнату.
Так, с Татьяной разберемся потом, безапелляционно заявил давно уже не подававший голоса в моей голове ангел-хранитель. Он же выдернул меня из кухни, одним молниеносным движением забросил в комнату Игоря и вежливо, обеими руками, снял с головы того чертовы наушники.
– Ты как с матерью разговариваешь? – А вот голос, судя по дрожащей в нем ярости, был уже моим.
– Пусть не лезет ко мне! – прямо выплюнул он мне в лицо.
– Она – твоя мать, – рявкнул я, – и имеет право спрашивать тебя о чем угодно. А вот тебе никто не давал права хамить той, которая только о том и думает, как тебе помочь.
– Думает? – заорал он. – Помочь? Уже помогла! Пусть теперь радуется – додумалась, наконец, как у меня Дару отобрать!
– Да она же сама тебя бросила! – перестал сдерживаться и я. – Вышвырнула, как носок изношенный, уже не нужный! Где твоя гордость? Ты из-за нее будешь матери нервы трепать?
– А из-за кого она меня бросила? – вскочил Игорь, сжав кулаки, и я вдруг заметил, что он уже почти сравнялся со мной в росте. – Кого всякий раз перекашивает при одном взгляде на Дару? У кого на лице улыбочка фальшивая, а в глазах одна расчетливость, как бы от нее избавиться? Кто постоянно говорит одно, а думает другое, и врет, врет, врет?
Я вдруг понял, что Татьяна наверняка все это слышит.
– А теперь послушай меня, друг любезный, – медленно проговорил я, почти по слогам и наклонившись к самому его лицу. – Нам с матерью обоим Дарина не нравится, и пока она не совершила ничего, чтобы переубедить нас. С друзьями, с близкими не ведут себя так, как она обращается с тобой. И если ты этого не видишь, если тебе нужно на ком-то зло сорвать, заруби себе на носу – мать обижать я тебе не дам. Ты хорошо меня слышишь? Одно слово, один раздраженный взгляд в ее сторону… Я не посмотрю, что ты мне сын – пока я жив, на мою жену никто голос повышать не будет.
– Значит, только тебе любимых защищать можно? – бросил он мне в лицо, раздувая ноздри, и меня передернуло от выбранного им эпитета.
