Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)
Возможно, в связи с тем, что они с самого рождения в компании себе подобных росли. И имели возможность, не дожидаясь ничьей помощи, заниматься без излишнего шума и суеты самообразованием – в то время еще трудно было однозначно судить, но, как по мне, младшая девчонка еще проще старших к окружающей среде адаптировалась. А у меня и от тех дух захватывало.
Среди людей они вели себя практически безукоризненно – невооруженным взглядом от обычных человеческих детенышей не отличишь. Утомившись от них, они не замыкались в гордыне и одиночестве, а уединялись вдвоем где-то в сторонке и продолжали оживленную беседу – обычное среди людей дело. Они не противопоставляли себя им, не кичились своими отличиями, несли их уверенно и естественно, как свою неотъемлемую часть. А цельные натуры люди всегда принимают – пусть и не сразу, но зато прочно. И даже стараются им следовать и подражать – что, по-моему, вовсе не противоречит нашей миссии на земле.
С ангелами они тоже держались дружелюбно. Открыто, но без панибратства. Уважительно, но без заискивания. С сонмом своих родителей – понятное дело, но они и Кису, вечно в свой панцирь, как черепаха, все конечности втягивающего, распечатали. И Анабель, которая и спит, наверно, в своем строгом мундире хранителя, в их присутствии пару пуговиц на нем расстегивала и позволяла себе время от времени подышать прерывисто и плечиком дернуть. Про себя я уже сказал.
Но самое главное – Дара наблюдателей таки расколола! Те, которых к ней и ее сестре приставили, уже давненько перестали жаром ненависти исходить. Любопытство в них появилось, настоящий интерес к порученному делу, открытость восприятия, готовность изучить, понять, а там, глядишь, и принять не вписывающиеся в исходную концепцию факты. Третий наблюдатель, правда, так на ней и остался, но согласитесь, две пораженные цели из трех – для новичков, да еще и самостоятельно стрельбу изучивших, результат весьма недурственный. Мелкие на него просто внимания не обращали – без типичwasного человеческого раздражения, а очень даже с нашим спокойствием, выдержкой и достоинством.
А теперь подведем итог. Существа, связанные с нами плотью и кровью. Унаследовавшие от нас весьма полезные на земле качества. Способные к развитию этих качеств – в том числе, своими силами. Проявляющие доброжелательность в равной степени как к нам, так и к людям. Не теряющие самообладания под стрессовой нагрузкой. Обладающие врожденным чувством меры, чутьем на острые ситуации и умением их разруливать. Склонные к работе в команде и распределению обязанностей по способностям. Да-да – главную скрипку у них с виду Дара играла, но я не раз замечал, как она перед каждым своим выступлением на Игоря вопросительные взгляды бросает.
Да у меня уже руки чесались их обоих к себе в отдел взять! И я ничуть не сомневался, что при возможности, как следует, присмотреться и в других мелких масса достоинств обнаружится. Их бы поизучать попристальнее, да с практической точки зрения, в смысле профориентации и с прицелом на будущее прикрепление к тому или иному подразделению, да инструкторов оттуда, чтобы на профессиональные тонкости сразу же их настраивать…
Вооружившись данными наблюдений и своими выводами, я сунулся было с этой идеей в Высший Совет. Послали меня – куда я еще никогда не ходил. А именно, отдыхать. От не имеющих ко мне никакого отношения вопросов. Отвлекающих меня от добросовестного выполнения своей собственной работы. И велели впредь выступать с предложениями исключительно в ее рамках.
Хорошо, что я в докладе не успел до фактов, свидетельствующих об усилении напряжения вокруг мелких, дойти. С таким отношением могло сразу к распоряжениям принимать меры перейти. Минуя мои предложения.
Ладно, не созрела еще ситуация для открытых действий. Можно бы ее, конечно, создать, но в окопной войне выигрывает тот, у кого терпения и средств для маневров больше. А в этом у наблюдателей еще нос не дорос со мной тягаться. Плотный надзор за мелкими я снял, оставил только ребятам регулярные инспекционные проверки обстановки, чтобы руку на пульсе ее развития держать. И сам своих психов время от времени навещал – не по одним же докладам подчиненных картину себе в голове рисовать, нужно же ее и личными впечатлениями оживить.
У них там все шло по-прежнему. В смысле, то и дело фонтанчики возмущения в обычной жизни всплескивали – но они все, по-моему, без них ее себе уже не представляли и гасили их оперативно и самостоятельно. Мелкие, насмотревшись на невменяемых предков, и себе начали газу им в топку добавлять, давая им на своей шкуре прочувствовать, каково другим с их непредсказуемостью мириться. Пару раз я даже чуть слезу не пустил. От хохота. И дал себе слово любой ценой заполучить их к себе в отдел.
Науки всякие они щелкали, как орехи, и даже с дополнительной нагрузкой, которой их родители утихомирить пытались, справлялись, играючи. А любопытство их росло вместе с ними. К нему еще и цепкость прибавилась – на зависть любому из моих ребят. Особо я повеселился, прослышав, что они вообразили себе какие-то шуры-муры среди старшего поколения. И только головой повертел, узнав, как мастерски они провели опрос свидетелей, умудрившись поначалу даже не всполошить подозреваемых. Те, правда, тоже красиво выкрутились – пришлось признать.
В псевдо-отцовстве Дара тоже Тошу уличила в перерыве между моими посещениями. И хорошо – а то мало бы им не показалось. Когда я появился, они уже все трещины заполировали, и каждый жизнерадостно рапортовал мне о полной тишине и благодати. Марина даже от напоминания Максу о подписанных им документах меня удержала – сказала, что сама инструктаж с ним провела. Пару слов я им всем, конечно, сказал – они опять друг на друга зубами клацать начали и Дару с Игорем тем же заразили, что меня в будущих подчиненных никак не устраивало. Но не слишком усердствовал, вспомнив, что им нужно лбами стукаться, чтобы мысли в головах утрясти.
Наверно, поэтому однажды зимой, спустя несколько лет, когда Марина срочно вызвала меня на землю, в первую очередь я подумал о совершенно других причинах.
– Кого теперь вытаскивать? – чуть не плюнул я с досады.
– Игоря и Дару, – коротко ответила она.
Задержавшись только лишь для того, чтобы спрятать новые сводки с мест в сейф, я нырнул к ним. И оторопел, увидев мелких целыми и невредимыми. В обществе одних только Марины с Татьяной.
– Не понял, – медленно произнес я, настороженно оглядываясь.
Татьяна затараторила, как заведенная. Я выхватил из ее сбивчивой речи отдельные слова, которые никак не складывались вместе – наблюдатель, дети, наблюдатель, Анатолий, случайно, Тоша, Максим, внештатники, все пропало. Глянув на меня, Марина остановила ее и сухо и сжато доложила обстановку. Мелкие узнали о том, кто они. Наблюдателя Игоря пришлось временно вывести из строя. За Анатолием явились внештатники. Тоша и Макс составили ему компанию.
– Так, – опустился я на стоящий, к счастью, рядом стул. – Так. Доигрались.
– Нужно их как-то вытаскивать! – вновь включилась Татьяна. – Здесь мы сами справимся. Отобьемся как-нибудь.
– Вы что сделаете?! – вытаращил я на нее глаза.
– Отобьемся-отобьемся, – уверенно поддержала ее Марина. – Малые ваших внештатников почувствуют, и Дарин наблюдатель обещал помочь. Он сейчас у Гали, Кису ждет – я того на такси отправила, Аленка его впустит – представит его тому, другому, чтобы они вдвоем ее покараулили.
– Каких внештатников! – заорал я. – Они же не наши! Пока. С ними разбираться меня пошлют.
– А Вы кто? – вдруг подала голос Дара с другого конца стола, где они с Игорем до сих пор тихо, как мышки, сидели.
– Ну так – вообще отлично! – пропустила ее вопрос мимо ушей Марина. – Ты же их хватать не будешь!
– Да ну? – скрипнул я зубами. – А ты про… как это у вас называется, трибунал?… за отказ от выполнения приказа слышала?
– Ах, вы, мирные наши! – зашипела Марина, ощетинившись. – Что же вы людям терпимость и не насильственность проповедуете?
– Ты от меня такое когда-нибудь слышала? – огрызнулся я. – Это во-первых. А во-вторых, ты к любому пацифисту попробуй в дом вломиться – он вмиг на кухню рванет, хоть за вилкой, хоть за ножиком.
– Да кто Вы такой? – спросила погромче Дара.
Я глянул на нее с досадой – не так, вот не так представлял я себе момент официального знакомства с будущими сотрудниками! Сглазил я его, что ли?
– Начальник отдела по внешней защите, – мрачно буркнул я.
– От нас? – процедил сквозь зубы Игорь, явно не испытывая ни малейшего почтения, обычно изъявляемого если не ко мне, то хоть к моей должности.
– От всех, от кого извне угроза исходит! – рявкнул я в сердцах. – А вы тут такого наворотили, что на вас именно этот ярлык и повесят! Я сколько лет благоприятное мнение формировал? Я сколько лет по крупицам положительные отзывы собирал? Я сколько лет просил, уговаривал, требовал, в конце концов, чтобы вы здесь в рамках держались, чтобы к вам придраться не к чему было? А вы – покушение на наблюдателя? И не надо мне рассказывать про несчастный случай – у нас в него, может, и поверят, а я вас всех не первый день знаю. Вы представляете, какой он кипеж поднимет?
– Вполне, – ответила мне Татьяна, сосредоточенно хмурясь и моргая. – А также и то, что вам положено подчиняться распоряжением начальства. Но Даринин наблюдатель сказал, что у него достаточно полномочий, чтобы не допустить насильственный увод детей. Можно его подождать, чтобы он подтвердил. А потом нужно туда, к вам, их же там сейчас наизнанку выворачивают…
– А с чего это этот наблюдатель к вам в адвокаты записался? – перебил я ее, подозрительно прищурившись.
Татьяна с Мариной переглянулись и нерешительно повернулись к Даре с Игорем.
– Это он сказал, кто вы, – помолчав, неохотно бросила Дара, и тут же добавила: – Не нарочно, я просто случайно подслушала.
Я замер. Почувствовав, что где-то рядом – только руку протяни! – есть шанс нащупать тот самый рычаг, которым можно попробовать перевернуть весь этот инцидент весьма неприятной для наблюдателей стороной кверху.
– Вот эту часть, – прихлопнул я ладонью по столу, подобравшись и впившись пристальным взглядом в лицо Дары, – во всех подробностях.
Герой Дариного рассказа появился, когда она мне, как минимум, по пятому разу повторяла – слово в слово – все, что от него услышала. И с каждым разом перспективы, открывающиеся перед моим мысленным взором, становились все светлее. Добровольный выход на запрещенную связь с представителем другого подразделения? В присутствии объекта, способность которого к чтению мыслей должна была, по долгу службы, быть ему прекрасно известна? Использование в своей речи терминологии, более чем недвусмысленно раскрывающей сущность беседующих? Так-так-так, посмотрим, как они от такого букета служебных правонарушений отмахаются!
Это влипшее по самое не хочу нечто, по-прежнему трусливо в невидимости прячущееся, появилось прямо возле мелких. И тут же усугубило свою вину звуковым признаком своего присутствия.
– Я категорически возражаю, – взорвалось пространство позади Дары уже вовсе не надменным, а очень даже визгливо-задыхающимся голосом, – против привлечения несовершеннолетних к данному делу! И требую приложения к нему всех моих отчетов! И рассмотрения этого вопроса всесторонне, с учетом всех его аспектов!
– А мы именно этим здесь уже и занимаемся, – добродушно поведал ему я. – Именно рассмотрением всех аспектов и приложением всех фактов. И в хронологическом порядке. Так что для начала составим протокол о факте разглашения тайны сообщества, имевший место в присутствии несовершеннолетнего объекта, представляющего собой суть этой самой тайны.
Несколько мгновений на кухне Анатолия и Татьяны стояла напряженная тишина.
– Я так не думаю, – неожиданно невозмутимо возразил мне явно успокоившийся голос.
– А что так? – подчеркнуто озадаченно поинтересовался я.
– Никаких документов я подписывать не буду, – ответил он уже со знакомой мне прохладцей в голосе. – И в этом случае у вас останется всего лишь слово девочки против моего.
– Если мне не изменяет память, – напомнил я ему, – беседовали Вы не с ней, а с сотрудником другого отдела. Что Вам, опять-таки если я правильно помню, категорически запрещено.
– Я очень сомневаюсь, – еще на пару десятков градусов упала температура его голоса, – что его слово окажется достаточно весомым.
– Ах вот так! – окончательно рассвирепел я от того, что в словах его была слишком большая доля правды. – Это у нас что – весы для определения значимости свидетельских показаний появились? Специально для элиты? Будем, значит, проколовшись, козлов отпущения искать?
– Не будем, – снова оживился наблюдатель, – если Вы прекратите оказывать на меня давление. Коль уж Вы заговорили о весах, то я нахожусь здесь для того, чтобы та их чаша, на которой находятся эти дети, – я непроизвольно опустил глаза на вертящих во все стороны головы Дару с Игорем, – не сместилась в очень неприятном направлении.
– С чего бы это? – недоверчиво прищурился я.
– Я не знаю, откуда в Вашей речи взялось слово «элита», – снова начал разогреваться его голос, – но я был бы Вам чрезвычайно признателен, если бы Вы прекратили применять его ко мне. Я очень не люблю неравноправие. И мне не нравятся господствующие в нашем отделе настроения. А также то, что к мнению сотрудников, дающих отрицательную оценку предмету нашей работы, прислушиваются намного внимательнее, чем к мнению таких, как я.
– И много вас таких, радетелей за равенство? – впервые по-настоящему заинтересовался я.
– Меньше, чем хотелось бы, – неохотно признался он. – И еще меньше я приемлю давление – и Вас еще раз прошу никогда больше им в отношении меня не пользоваться. Я не считаю допустимым, чтобы сотрудников, еще не составивших окончательного мнения в отношении их объектов, усиленно склоняли к приданию ему отрицательной окраски.
Я мысленно усмехнулся. Вот вам замкнутость, не подотчетность и отсутствие доступа широких масс общественности к работе. Прямой путь к служебным нарушениям, коррупции, уничтожению добросовестности и принципиальности и искажению реальной ситуации на вверенном участке. Дай мне Всевышний это дело замять – как же я проглядевших такие перекосы внештатников умою!
– Ладно, – окончательно пришел я в благодушное настроение, – о протоколе забыли. А свое мнение – в письменном виде – дадите?
– О своем отделе – нет, – мгновенно отреагировал он. – Это – наше внутреннее дело. А свой отзыв в отношении девочки – с удовольствием. Письменно и со ссылкой на все мои предыдущие подробные отчеты. Чтобы не получилось, что они где-то случайно затерялись. И поверьте мне, сейчас намного важнее, чтобы негативное отношение к таким детям не легло в основу решения по их вопросу.
– Ну-у, – разочарованно протянул я, – один благоприятный отзыв как-то до протокола о предательском разглашении не дотягивает. Надо бы уравновесить. Списком, например, разделяющих благородное негодование халатностью в работе.
– Без официального его использования? – помолчав, спросил наблюдатель.
– Абсолютно! – уверил его я, едва сдерживаясь, чтобы не потереть в нетерпении руки. – Исключительно для придания Вашему заявлению характера массовости.
– Я бы все же хотел, – натянуто произнес он, – получить расписку, что предоставленные мной сведения не будут приложены к делу.
– Нет, я не понял! – рявкнул я, грохнув кулаком по столу. – У меня репутация есть или как? Я слово дал или что? Кто-нибудь посмеет сказать, что я его хоть раз в жизни нарушил? Я – внешняя защита или внештатники?
– Ну, ладно, ладно, – проворчал он. – Мне понадобится лист бумаги.
– Два! – крикнул я вслед метнувшейся из кухни Татьяне.
Через какую-то минуту она вернулась с десятком листов бумаги и ручкой. Влетев в кухню, она замерла у стола, растерянно водя туда-сюда глазами. Я взял у нее из рук орудия труда ценного свидетеля и протянул их вперед, над головой Дары. Они тут же дернулись и растворились в пространстве. Судя по ощущениям, этот перестраховщик даже к окну отошел, чтобы на подоконнике свои показания ваять.
Татьяна с Мариной переминались с ноги на ногу, изредка обмениваясь нетерпеливыми взглядами. Игорь с Дарой все также сидели за столом, но уже опустив на него глаза и с совершенно непроницаемыми лицами. Чтобы не изображать из себя статую, воплощающую смиренное ожидание, я тоже опустился на свой стул, строя в голове план своих последующих шагов.
– Так, – обратился я к Татьяне и Марине, – давайте согласуем действия…
– А у вас все так друг с другом разговаривают? – обратился вдруг ко мне Игорь, презрительно изогнув губы.
– Ты молчи! – от неожиданности вскипел я. – Татьяна, чтобы он здесь молчал! Чтобы оба молчали! И лучше, чтобы вообще не шевелились! А вам – объяснить им, что каждый их чих за собой тянет! Пока ваши орлы не вернутся – они добавят. Или пока я знак какой не подам, если их не вытащу. Если я вместо них вернусь, мало вам не покажется! – снова повернулся я к надувшимся Игорю и Даре.
– У нас все будет хорошо, – тут же выскочила вперед Татьяна. – Я обещаю. А тебе наверх нужно, побыстрее! Я даже думать боюсь, что там сейчас творится…
А ведь она права, подумал вдруг я. Сначала нужно было бы, конечно, свежие резервы для перелома в сражении обеспечить. Или ключевых свидетелей защиты для того момента, когда обвинение исчерпается. Или козыри в рукаве – как хотите. В ход следствия, которое уже наверняка полным ходом идет, вмешиваться не буду – пиковой дамой под занавес выступлю. Но вот обстановку, особенно у хранителей, на месте оценить не помешает, а то они все карты смешать могут.
Я раздраженно глянул в сторону окна. О, идет уже, писатель!
У хранителей я обнаружил ту самую атмосферу, что и ожидал. Взрыв патриотизма и всеобщую мобилизацию. Вот эти носители высокой идеи всегда так. Сначала ничего вокруг себя ни видеть, ни слышать не хотят, преданно задрав носы к знамени, а как кого из них за горло взяли – бац, и все в народное ополчение. И с кольями на атомную бомбу – авось она убоится праведного гнева. А главное – устыдится перед лицом стойкой веры.
А их руководство, на совещание которого я, между прочим, без каких-либо преград попал, вообще обсуждало планы – ни много, ни мало – организации подполья на местах. Хотя планы – это громко сказано. Ничего, кроме «Не допустим», «Покажем» и «Отстоим», я так и не услышал. Пришлось объяснять, что партизанские вылазки хороши лишь как часть действий регулярных частей. И что в любом конфликте нужно устранять его причину, а не пар в периферийных стычках выпускать. Чем положено заниматься профессионалам, а народу хорошо бы свое веское слово сказать в коллективном заявлении в их поддержку.
Договорившись с хранителями, что они не полезут пока на амбразуру с воплями о нарушении прав их отдельных собратьев, я кинулся назад на землю. Первым делом нужно было подорвать впечатление о единодушности мнения наблюдателей в отношении мелких – вескими аргументами. Их мне указанные в списке Дариного наблюдателя давали охотно. В целом. После моего намека на то, что сложившаяся ситуация вполне может потребовать служебного расследования принципов работы их отдела. На предмет добросовестности и чистоплотности его сотрудников на местах. С привлечением в состав следственных бригад как моих ребят, так и внештатников. Пару раз пришлось даже уже полученными заявлениями перед носом помахать, подтверждая, что требуемый отзыв определенно не первым окажется.
Я, кстати, интересную деталь заметил. Хранители на земле практически всегда человеческие имена себе брали – по крайней мере, при переходе в постоянную видимость. Мы с ребятами тоже – чтобы в любой операции каждый приказ исполнял именно тот, кому следует, а не все скопом то в атаку бежали, то с флангов заходили. А вот наблюдатели все свои заявления подписывали парой букв и цифр. Лично мне это прямо сказало, что они изначально не имели ни малейших намерений вживаться в свою миссию на земле, детально в порученном деле разбираться. Так – как роботы пристроились рядом, методично и механически фиксируя показания датчиков.
Когда я одного такого перепрограммировал на вдумчивый анализ полученных данных, меня вдруг вызвал руководитель Анатолия. Он на том совещании хранителей первым с моим планом действий согласился – вот что-что, а умение стоять за своих до конца у хранителей не отнимешь. То ли они с людей на себя такой подход переносят, то ли наоборот. Оказалось, что у них родилась идея. Я напрягся. Когда у наших штатских появляются идеи, у меня появляется головная боль.
Но когда я выслушал его до конца, я чуть по лбу себе не врезал. Как же я сам не додумался? Вот он – финальный снайперский выстрел прямо в яблочко проблемы! Сначала мы докажем необоснованность выступления наблюдателей, затем покажем во всей красе его последствия, а под конец, когда все, как следует, растеряются, предложим простое и изящное решение. Мы предложим, а не наблюдатели. И исключительно силами хранителей, хотя вовсе не им положено было все это время голову себе над ним сушить.
Проинструктировав руководителя Анатолия, я ускорил темп сбора боеприпасов. И как раз в самый нужный момент на заседание поспел. В смысле, прибыл я немного раньше, но под дверью постоял, дожидаясь, пока оратор от наблюдателей всю обойму расстреляет. И хорошо. Если бы я не прямо перед самым своим выступлением узрел, как внештатник над Анатолием навис, с улыбочкой плотоядной, боюсь, у оратора часть патронов в запасе бы осталась. Чтобы в лоб их себе пустить. Прямо после заседания. Под моим руководством.
Короче, вытащил я этих психов. Опять. Турусы на колесах разводить наши теоретики в своей теплице насобачились, конечно, но против фактов не очень-то попрешь. А они у меня в руках были. И хранители выдержку, как ни странно, проявили – руководитель Анабель как раз паузы нужной длины дождалась. Не ожидали наблюдатели, к своей искусственной атмосфере привыкшие, что в реальной жизни можно в лужу со всего размаха плюхнуться – чуть не захлебнулись, отплевываясь. А мы под это дело еще и отсутствие их надзора за мелкими во время их ознакомительной экскурсии у Анабель отвоевали.
И наступило затишье. Троица горе-героев успешно, по-моему, мои инструкции вбить мелким в голову соображения осторожности в жизнь воплотила. По крайней мере, мелкие держались сдержанно, даже непривычно молчаливо, и Анабель летом им на живых примерах показала возможность нашего и уважительного, и доброжелательного, и вполне мирного сосуществования с людьми. По официальной версии она вела с ними подготовительную работу, как с теми людьми, которым хранители собирались свою сущность открыть – факт утечки информации наблюдатели никак доказать не могли.
Они, впрочем, тоже притихли. Синяки и шишки на самолюбии, надо понимать, отправились к себе залечивать. И потом – их же все-таки обязали сосредоточить все усилия на разработке программы по обучению мелких и интеграции их в наше сообщество. Оставалось только надеяться, что вся моя земная компания как-то продержится еще года полтора-два – после чего можно будет с полным правом узаконить тот факт, что Игорь с Дарой все уже про нас знают, и прямо первыми их на курсы повышения квалификации и записывать.
Основания для таких надежд у меня были.
Во-первых, мелкие начали свой последний в школе год и по уши ушли в подготовку к поступлению.
Во-вторых, в отделе хранителей, с которыми у меня в результате всей той котовасии как-то сами собой установились более доверительные отношения, мне регулярно сообщали, что во всех точках подпольного введения мелких в курс дела никакого подозрительного усиления активности не наблюдается. Я только хмыкнул, узнав, что их уже пара десятков, и что хранители, переходящие в видимость, наивно верят, что наблюдение с них снято раз и навсегда. В любом отделе за своими скандалистами приглядывают, чтобы внештатники, как снег на голову, не свалились.
Ну, и, в-третьих, само собой, я лично свою самую горячую точку инспектировал. Как участковый выпущенных на поруки, честное слово. Поднадзорные меня, святое дело, как дорогого гостя встречали – я даже подумал, что та встряска всем и во всех отношениях на пользу пошла.
Следующей весной, правда, выяснилось, что наблюдатели вовсе не разделяют мою точку зрения. Их публичное унижение заставило не на реабилитацию своего имени все силы бросить, а на поиски возможностей реванша.
Когда меня вызвали в Высший Совет, я поморщился. Мой, что ли, черед об успехах докладывать подошел? Руководители отделов отчитываются у нас раз в год, но всегда в разное время. Чтобы трудовой энтузиазм, надо понимать, равномерно по отчетному периоду распределялся, а не вспыхивал, как у заочников, коротким фейерверком за две недели перед сессией. Поначалу мне показалось, что так и есть – встретили меня всего два советника, и из тех, что на крупных заседаниях в конце стола располагаются.
– За истекший период… – начал я, присаживаясь и открывая перед собой папку с наспех состряпанным докладом – благо, оптимистичных сводок в последнее время было хоть пруд пруди.
– Сегодня Вас пригласили для разговора о перспективах, а не о результатах, – перебил меня сидящий чуть правее по другую сторону стола.
Я насторожился, переводя взгляд с одного на другого. Всего в Высшем Совете… не знаю, я больше семерых вместе ни разу не видел. И сколько бы рядом с ними не находилось народа, с обычными ассистентами и клерками их никогда не спутаешь – по одному внешнему виду. Глядя на них, сразу видишь, какие глобальные вопросы находятся у них в руках и какая ответственность лежит у них на плечах. И больше ничего. Черты лица, мимика, особенности фигуры и жестикуляции скрываются от глаза за величием и значимостью всего их облика. Слава Всевышнему, в тот день один из них – как раз тот, что правее – оказался лысым.
– Я внимательно вас слушаю, – осторожно озвучил я очевидный факт.
– Мы вынуждены вновь вернуться к вопросу об исполинах, – продолжил лысый, и я и вовсе замер. – Отдел наблюдателей разработал программу поэтапного введения их в структуру нашего сообщества, но продолжает настаивать на том, что в нее не могут быть включены все существующие на сегодняшний день единицы, поскольку часть из них представляют собой явно деструктивный элемент.
– Мои данные не подтверждают это заявление, – не удержался я.
– Результаты периодических инспекций не могут идти ни в какое сравнение с многолетними методичными исследованиями, – небрежно отмахнулся от меня волосатый слева. – Согласно которым отдельные экземпляры проявляют устойчивую тенденцию к скрытности, способной ввести в заблуждение даже наиболее опытных из наших представителей.
– Не стоит также забывать о том, – перехватил у него слово лысый, – что часть исполинов ведет свое происхождение от экстремистского крыла. И, по свидетельству наблюдателей, они, как правило, умножают и развивают способности, доставшиеся им по наследству. Что вызывает еще большую настороженность в отношении направления их деятельности в наших рядах, получи они в них доступ.
– Я не думаю, что разумно судить их заранее по грехам их родителей, – буркнул я.
– Вы правы, – милостиво кивнул лысый. – Но закрывать глаза на возможность такого развития событий мы также не имеем права. Более того, количество имеющихся уже исполинов и разнообразие средств коммуникации на земле ставят под сомнение возможность проведения отбора подходящих нам кандидатов в условиях требуемой секретности. Поведение же несоответствующих нашим критериям может оказаться непредсказуемым.
– Наблюдатели также настойчиво подчеркивают, – опять встрял волосатый, – что земное наследие исполинов неминуемо вызывает в них стремление к объединению всего лишь на основе особенностей их происхождения и в ущерб их более высокому духовному предназначению. Не исключено, что противодействие нам могут оказать даже прошедшие наш селекционный отбор, но оказавшиеся неспособными отрешиться от сугубо земных ценностей и привязанностей.
– Мне кажется, что такие ситуации нужно будет по мере поступления решать, – пожал плечами я.
– Именно поэтому, – одарил меня ослепительно благосклонной улыбкой волосатый, – Вашему отделу вменяется в обязанность разработка всевозможно доступных в земных условиях схем их нейтрализации.
– Чего? – вытаращился я на них самым неприличным образом.
– Ситуаций, в которых нашему сообществу и его законам может быть оказано открытое противодействие, – невозмутимо объяснил мне лысый.
– Каковой должна быть конечная цель такой нейтрализации? – коротко спросил я, закрывая папку. Чтобы было, что руками крепко сжать.
– Устранить подобные деструктивные источники, – хладнокровно поведал мне лысый, – мы не можем себе позволить. Это противоречило бы самим принципам нашей деятельности на земле. И могло бы, что немаловажно, оказать разлагающее воздействие на отдельных представителей нашего собственного сообщества. Поэтому задача состоит во временном выведении из активного состояния представляющих для нас угрозу исполинов. С тем, чтобы на земле сложилось впечатление, что они на пару дней оказались без сознания, но и без каких-либо серьезных повреждений, разумеется. За это время мы вполне успеем очистить их память от каких бы то ни было сведений о нашем сообществе. Что позволит нам впоследствии дать им еще один шанс постепенного знакомства с ним и принятия его устоев.
Я молчал. Вспоминая, как мы вытаскивали Марину. А потом и мелких. Заинтересовав целителей возможностью поизучать их. Показав, что нашими средствами их всегда можно откачать. Своими руками проложив дорогу этому решению.
– Этой задаче в деятельности Вашего отдела отныне придается приоритетное значение, – продолжал тем временем лысый. – Можете приступать.
– И еще одно, – словно спохватился волосатый. – Вопрос об исполинах вызывает в нашем сообществе чрезвычайно противоречивую реакцию. Поэтому, во избежание уже упомянутого разлагающего воздействия, это новое направление деятельности Вашего отдела находится под грифом абсолютной секретности. Я подчеркиваю – абсолютной. Обсуждение любых его аспектов, само упоминание о нем в присутствии какого бы то ни было члена нашего сообщества, – он сделал паузу, глядя на меня, как удав на кролика, – будет признано равносильным разглашению его исполинам.
По дороге назад, в кабинет меня чуть не подбрасывало. Оттого, наверно, и мысли в голове утряслись. Оказавшись, наконец, у себя, я от всей души швырнул папкой в стену, сел за стол и принялся их рассортировывать.
Так, пока еще не конец света. Нейтрализовать придется только открытых бунтарей – значит, нужно сделать так, чтобы их не оказалось. Черт, я же предупредить никого не могу! Ладно, если придется, аварию организуем ювелирную – на земле для такой на каждом шагу букет возможностей. Чтобы на теле ни царапины, только отключка на денек – человека сознания лишить нажатием пальца в нужном месте можно. Нужно будет у целителей уточнить. Черт, опять же не могу! Ладно, будем планировать каждую операцию, ориентируясь на людей – мелкие-то в любой передряге покрепче оказаться должны. А потом лично с энергетиков не слезу, чтобы нашу дозу им влупили, для полного восстановления. Да что ж такое, и это не могу!
