Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 53 страниц)
Присматриваясь большей частью к ангелам, я мгновенно уловила и момент появления наблюдателей – Анатолия, Тошу и Макса на какой-то миг словно парализовало, после чего они обменялись молниеносными взглядами. Проследив, куда затем направились их взгляды, я взяла Франсуа под руку и не спеша направилась с ним в ту сторону. Никаких особых воспоминаний об ощущениях, вызванных присутствием наблюдателя Игора в мой прошлый, столь уже давний визит, у меня не осталось, но в тот момент, приближаясь к месту их предполагаемого появления, я явно почувствовала два комка эмоций. Ярких, острых, натужно пульсирующих – и совершенно разных, как и все возникающие в этом разносящем любую психику в пух и прах месте.
Сначала до меня докатилось резкое, раздраженное неприятие. Затем более сложный коктейль ощущений – интерес, досада, легкое смущение, одобрение… Похоже, изменения затронули и более глубокие уровни жизни наших приятелей. Продолжая наше неспешное движение, я незаметно огляделась по сторонам и тут же увидела стоящего в глубине широкого двора – и, главное, в одиночестве – Стаса. Попросив Франсуа занять на несколько минут Марину, я направилась к нему.
– У вас что-то случилось с наблюдателями? – негромко спросила я, подходя к нему вплотную.
– Что? – Глаза у него метнулись в ту сторону, откуда я только что пришла.
– Не знаю, что, – неуверенно пожала я плечами. – Просто от них что-то такое исходит… Непонятное…
– А-а, – понимающе протянул он. – Я так понимаю, тебя уже оба окатили… отношением.
– А почему оно такое разное? – прищурилась я.
– А один из них… – дернул верхней губой Стас, – … нет, двое, те, что у девчонок, младший тоже – к делу своему относятся, как положено. Серьезно, вдумчиво, в самые основы вникают. А вот третий, тот, что у Игоря… Этот, как в первый же день мнение свое составил, так с тех пор только зубы и скалит. Даже мне, – добавил он с нескрываемой яростью.
– А Анатолий его никак… – Я замялась.
– Поверь мне, – покачал головой Стас, – они здесь все ведут себя так, что я только диву даюсь. Дело не в них. У этих, – он дернул подбородком мне за спину, – такой разброд повсеместно творится.
– Что-то у нас я ничего такого не замечала, – недоверчиво нахмурилась я.
– Так вы же законопослушные, – хмыкнул Стас. Я выпрямилась, и он тут же вскинул обе руки, ладонями вперед. – За что я перед вами шляпу снимаю – хоть с вами работы немного.
– А ты здесь причем? – все еще неприязненно поинтересовалась я.
– Как причем? – удивился он. – Кто мне еще в прошлый раз, вот здесь, напророчил? Что с мелкими делать, никто не знает, но вот кто будет этим заниматься, уже решено. Нужно мне отслеживать, где жареным скоро запахнет, или как?
– Жареным? – не поняла я.
– Я тебе точно говорю, – хмуро глянул он на меня, – грядет что-то большое. И, боюсь, неприятное. В воздухе носится – кожей чую. У вас молчат, но запасные аэродромы – каждый в одиночку – тоже готовят. Наши здесь народное ополчение создали – по первому свистку поднимутся. На юге, где кланами живут, старших кузенов в телохранители натаскивают. А там, где общества защиты детей любому родителю в затылок дышат, еще проще – исчезновение одного ребенка всем отделом целителей не прикроешь.
– Так нужно это как-то предотвратить! – испугалась я масштаба нарисованной им картины. – Надеюсь, ты докладываешь обо всем этом?
– Наверно, – процедил он сквозь зубы. – Сколько раз говорил – мозоль уже на языке! – что я лично никакой угрозы в мелких не чувствую. Я, которому такую угрозу и по штату, и по опыту пропустить не положено! Кто-то слушает? Не в моей компетенции, и точка! Специалисты имеются. Ничего, – поиграл он скулами, – когда гром грянет, посмотрим, что за специалисты его вызвали.
Мне вдруг очень захотелось домой. К счастью, нам с Франсуа уже нужно было собираться на самолет. Когда мы прощались с Игорем и Дарой, она так искренне расстроилась, что нам уже пора покидать их, так просила нас приезжать почаще, что мне вдруг очень захотелось – особенно после тревожного разговора со Стасом – обнять эту замечательную, светлую, словно солнечный луч, девочку и крепко прижать ее к себе. Игор вдруг тоже приоткрыл забрало своей невозмутимости и одарил нас с Франсуа такой теплой, чуть застенчивой улыбкой, что я почувствовала, что меня снова затягивает в бешеный водоворот отнюдь не трезвых ощущений.
Даже дома эти их ясные, полные расположения ко всему миру и ничего не боящиеся глаза никак не давали мне покоя. Тем более что я, безусловно веря осведомленности Стаса, начала задавать осторожные вопросы участникам нашей сети и в некоторых случаях наткнулась на резкую, почти ожесточенную настороженность. Чуть ли не впервые в жизни я пожалела о скрывающейся за внешней открытостью глубинной сдержанности своих земных соотечественников.
Не встретив у них никакого стремления к сплоченным действиям, я стала намного пристальнее следить за новостями из жизни Дары и Игора. Которые спустя некоторое время, словно в ответ на мое внимание, вдруг посыпались, как из рога изобилия.
Сначала из туманных Таньиных ответов я поняла, что Дара начала отходить от своей семьи. По правде говоря, мне это не показалось совершенно неожиданным. В этой девочке с первого взгляда чувствовалась отнюдь не славянская самодостаточность, и – скорее рано, чем поздно – она должна была оторваться от своего семейного древа и выйти на свой собственный жизненный путь. Но, вспомнив отношение ее окружения к родственным связям, я догадалась, что для них ее стремление к независимости явилось крайне неприятным сюрпризом.
Затем совсем уже упавшим голосом Танья рассказала мне, что Дара узнала, что Тоша – не родной ей отец. Тут уж я просто плечами пожала. В чем трагедия? У нас существует масса семей, в которых дети жены и дети мужа прекрасно ладят друг с другом, а зачастую и с их общими детьми. Причем на протяжении всей жизни. А Тоша воспитывал Дару с самого рождения, и если это не сделало его отцом ей, то что тогда понимать под отцовством? У нас, правда, никому не пришло бы в голову скрывать такой факт, но Дара оставила у меня впечатление девочки здравомыслящей, способной судить других, в первую очередь, по их делам.
Но вскоре выяснилось, что и она не избежала влияния среды, в которой выросла. Вместо того чтобы признать прошлое уже свершившейся и не подвластной нашей воле частью своей жизни, она вдруг заметалась с одного эмоционального гребня на другой в поисках виноватого. У меня возникли очень нехорошие предчувствия. В ее случае личность виновного не вызывала ни малейших сомнений. Но только ее темный родитель не канул в лету, что было бы куда более счастливым событием в жизни Дары, чем она думала. Напротив, он словно приклеился к ней, следуя за ней повсюду и следя за каждым ее жестом. Уж не этого ли момента дожидался он все это время – чтобы поквитаться с моими, однажды переигравшими его, коллегами?
Где-то год я встречала каждый телефонный звонок с замиранием сердца. Но Танья словно и забыла о Даре – ее собственный сын вошел уже в возраст превращения мальчика в мужчину, и у него, естественно, тут же начались бои с Анатолием за место вожака стаи. Помня непримиримо ревнивое отношение того к своему господству на всей прилежащей к нему территории, я только головой качала, испытывая к Танье глубокое сочувствие. И истово надеясь, что их дети просто отвоевывают свое место под солнцем – причем, именно на земле и не заглядывая за ее пределы.
И все же – не обманули меня предчувствия. Однажды зимой Танья позвонила мне совсем поздно вечером. Мы с Франсуа встревоженно переглянулись, и я осторожно сняла трубку.
– Анабель, извини, что так поздно, – быстро, но очень четко заговорила Танья, – но нам очень нужна твоя помощь. У нас большие неприятности.
– Что случилось? – вздохнула я, практически не сомневаясь, что услышу сейчас рассказ о долгожданной мести.
– Игорь с Дариной знают, кто они, – коротко ответила Танья. – Поэтому…
– Что? – выдохнула я, отказываясь верить услышанному. – Это… темный?
– Да нет, – досадливо цокнула языком Танья, – это Даринин наблюдатель проговорился.
– Как… проговорился? – С каждым ее словом во мне крепло ощущение ночного кошмара – настолько невозможными все они были.
– Не знаю, – отмахнулась от меня она. – Он на Максима орать начал, а Дарина случайно услышала. Она, кстати, знает, что Максим – ее отец…
Сейчас это ожидаемое чуть раньше известие почему-то не показалось мне столь устрашающим – воистину, все в мире познается в сравнении.
– Так вот, – продолжала тем временем Танья, – Дарина сразу же Игорю рассказала, они к нам, а тут его наблюдатель… Одним словом, с ним… несчастный случай вышел.
– С кем? – вмиг очнулась я от философского смирения.
– С наблюдателем, – успокоила меня, как ей, наверно, казалось, Танья. – Они сейчас все у вас наверху…
– Кто? – перебила ее я.
– Анатолий, Тоша и Максим, – нетерпеливо ответила мне она. – Их же сразу разбираться вызвали. Так вот – чего я, собственно, звоню…
– Нужен Стас, – снова не дослушала ее я. – Он как-то говорил мне, что ваше напряжение с наблюдателем – далеко не единичный случай. Главное сейчас – доказать это. Сейчас я его разыщу – у меня с ним прямая связь…
– Да он у нас уже был, – почти раздраженно оборвала она меня. – Взял показания у Дарининого наблюдателя – этот тоже у нас, мы детей спать отправили, он их караулит… Да послушай ты, зачем я звоню! – закончила она повелительно.
– Хорошо, – согласилась я, готовясь вводить в разумные рамки все, что уже явно пришло ей в голову.
– Их должны до утра вернуть, – глубоко вдохнув, заговорила она уже спокойнее. – Дольше их отсутствие мы с Мариной никак объяснять не сможем. Если же нет – я отправляюсь к вам.
– Ты… что делаешь? – Мне опять показалось, что я ослышалась.
– Если они без меня не справятся, – как ни в чем ни бывало, объяснила Танья, – я отправляюсь к вам. Наши дети – только наполовину ангельские, и вашим придется мое, от человечества, мнение выслушать. На этот раз мне рот никто не закроет. Детей я на Марину оставлю – если что, она их куда-нибудь переправит. Так вот, я и подумала – может, к тебе? Из ваших толком никого рядом не осталось – таких, чтобы надежные были – а им теперь все равно нужно с другой стороной своей жизни знакомиться…
Я вдруг представила себя в самом центре выяснения обстоятельств преступного укрытия разыскиваемых нашим руководством беглецов. Никаких ощущений у меня не возникло, поскольку на смену этой воображаемой картине мгновенно пришла другая – Танью задерживают у нас, а мне не удается спрятать, как следует, Игора и Дару. И вот тут-то у меня возникло совершенно однозначное и более чем отчетливое чувство – в таком случае путь к нам, наверх, будет для меня закрыт навсегда. Поскольку никогда – сколько бы ни прошло времени – я не смогу посмотреть ей в глаза.
– Подожди, – медленно произнесла я, отчаянно соображая. – Сначала нужно сделать все, чтобы избежать фатальных мер. Ко мне, конечно, можно… Но лучше в открытую! – воскликнула я, вдруг увидев решение. – И именно с целью обучения, раз они уже все знают!
– Э… – замялась Танья. – Я не уверена, что… В смысле, официально… Стас велел молчать…
– Неважно, – уверенно взмахнула я рукой. – Главное – передать предложение, подходящую формулировку на месте найдут. Сейчас свяжусь со своим руководителем. И сразу же наберу тебя, – добавила я в ответ на уже начатый ею вопрос.
Моего руководителя на месте не оказалось. «Она на срочном совещании и ответит Вам, как только освободится», – исполнительно проинформировала меня диспетчер. Но меня уже с головой накрыло вечно бушующим у наших освежающе нерациональных приятелей ураганом страстей. Прекрасно представляя себе тему срочного совещания, я вдруг почувствовала в себе неведомые прежде запасы упрямства.
– Не могли бы Вы в таком случае оказать мне любезность и передать ей сообщение? – сгладила я свою нетипичную настойчивость подчеркнутой вежливостью. – Прямо сейчас. Это действительно срочно.
– Я могу попробовать, – сдержанно ответила диспетчер.
– Большего и не потребуется, – заверила я ее. – Передайте, пожалуйста, что у меня есть предложение по обсуждаемому вопросу – причем, с места событий.
Моя руководитель всегда вызывала у меня глубокое уважение – тем, что умела мгновенно распознать важную информацию, уловить ее суть и просчитать все варианты ее использования. Так случилось и на этот раз – не прошло и пяти минут, как я уже рассказала ей свое видение ситуации и способов выхода из нее.
– Ага, – заинтересованно протянула она. – Об источнике утечки информации мы уже знаем. И никаких фальшивых обвинений в свой адрес наш отдел не допустит. Внешняя защита обещала нас поддержать. Но так, пожалуй, еще лучше – мы покажем, что, хотя и никоим образом не причастны к возникновению такого скандала, всегда готовы…. в отличие от его создателей, – ядовито уточнила она, – оказать посильную помощь в его разрешении.
– Конечно, готовы! – подхватила я ее мысль. – Мы же не сидим здесь, как некоторые, сложа руки, а работаем. Вы же помните, что я уже много лет открыто сотрудничаю с целой группой людей, которые…
– Я помню, – решительно оборвала она меня, проницательно усмотрев в моих словах уже настырность. – Аргументацию своего предложения Вы вполне можете оставить мне. – Помолчав из дисциплинарных соображений некоторое время, она вдруг добавила совсем иным тоном: – Впрочем, я считаю своим долгом поблагодарить Вас. Своих сотрудников… даже чрезмерно инициативных мы бы в любом случае отстояли, но с Вашей помощью нам, похоже, удастся поставить на место тех, кто давно уже зарывается, мешая нам работать.
Чтобы исправить впечатление от своей необычной несдержанности, я коротко поблагодарила ее и сказала, что буду ждать известий. Которые пришли только под утро – весь остаток ночи мы с Франсуа (он категорически отказался ложиться спать, оставив меня наедине с неизвестностью) просидели, гипнотизируя телефон. Но как раз к тому моменту, когда мы обычно просыпались, меня вызвала моя руководитель. Сумасшедшую светло-темную троицу оправдали, вернули на землю и обязали передать Дару с Игорем в более умелые и опытные руки. А затем и Танья позвонила, разбавив сухие слова моего руководителя подробностями о том фуроре, который произвело оглашенное ею предложение. Анатолий с остальными ангелами, насколько я поняла, заперлись в комнате с Игорем и Дарой.
Мы с Франсуа начали готовиться к их прибытию. Чуть позже Танья сообщила нам, что они приедут летом, чтобы не возникало ненужных вопросов по поводу их отсутствия в школе. Что дало нам возможность продумать, как следует, программу их пребывания у нас.
Главным в ней было, конечно, ознакомление их с менее явной стороной нашей жизни. Мы рассказали подробную их историю как Венсану с Софи, так и Мари-Энн с Сарой – мне очень хотелось, чтобы они собственными глазами убедились, что люди могут прекрасно, без излишнего драматизма, сосуществовать и сотрудничать с ангелами. Но, с другой стороны, они собирались оставаться у нас почти три месяца, и грех было бы не показать им нашу обычную, открытую всем взорам жизнь – особенно Даре, которой, как мне казалось, она должна была прийтись по душе.
Лишь только увидев их в аэропорту, я сразу поняла, что то зимнее происшествие стало для них переломным и оставило глубокий след в их душах. В них появилась…, в случае Игора, скорее, усилилась сдержанность, настороженность и подчеркнутая отстраненность от всего и всех. Но и какая-то глубинная, на уровне подсознания связь – говоря, слушая, рассматривая что бы то ни было, они постоянно обменивались взглядами, словно синхронизируя свои впечатления. По правде говоря, меня это даже обрадовало – их отцы, как бы забавно это ни звучало, определенно провели с ними подготовительную работу, избавив меня от необходимости осторожных вступительных бесед и дав мне возможность использовать предоставленное мне время как можно более продуктивно.
Разумеется, мы дали им несколько дней, чтобы освоиться. Вспомнив свадебное путешествие Таньи и Анатолия, мы повозили их и по примечательным местам в наших окрестностях, и позволили им просто окунуться в ежедневную жизнь нашего городка. Венсан пообещал им поездку на север, к Софи, но чуть попозже – как бы там ни было, мы все работали, и радикально менять свою жизнь в угоду гостям просто не имели возможности.
По-французски они оба говорили очень неплохо, разве что чересчур правильно, и по нашим меркам в свои примерно шестнадцать лет были уже практически взрослыми – поэтому в те дни, когда никто из нас не мог ими заниматься, мы с Франсуа, подробно объяснив им наш распорядок дня, спокойно отправлялись на работу и оставляли их одних. Забегая вперед, скажу, что они, как все молодые, очень быстро нашли себе знакомых-однолеток, которые, по-моему, намного лучше нас справились с глубоким ознакомлением их с культурой (по крайней мере, молодежной, в их рассказах о которой и для меня масса незнакомого обнаружилась) и бытом нашей страны.
Но поначалу мы, конечно, ежедневно передавали их из рук в руки – я даже своих непосвященных последователей идеи помощи ближнему привлекла. Те, кстати, пришли в полный восторг от возможности пропагандировать их не просто перед свежими слушателями, но еще и перед такими, загадочность менталитета которых уже вошла не в одну поговорку. И Игор с Дарой как будто задались целью подтвердить каждую из них.
Они слушали моих верных учеников, переглядывались, как обычно – и молчали. Вначале мне казалось, что само наше понимание помощи и поддержки – в коем мы расходились даже с Анатолием – представлялось им новым и неожиданным, слишком отличным от того духа отсутствия каких бы то ни было барьеров между людьми, в котором они выросли. Анатолий тоже называл нас Скорой помощью, призванной облегчить лишь сиюминутные страдания больного. Мне же всегда хотелось в ответ назвать его сиделкой, которая постоянно подносит чашку с водой прямо ко рту того самого больного – вместо того чтобы поставить ее на тумбочку, поощряя его тем самым хоть руку за ней протянуть.
Но Анатолий хотя бы спорил с нами. Танья тоже задавала вопросы, недоумевая, но пытаясь понять нашу точку зрения. Дара с Игорем просто принимали услышанное к сведению – накапливая впечатления, осмысливая их, как я надеялась, но ни с кем ими пока не делясь. Я решила запастись терпением и предложила им поработать неделю-другую волонтерами у меня в социальной службе, чтобы они смогли воочию увидеть практическое воплощение наших идей в жизнь. Они вежливо согласились, исправно исполняли все, что им поручали, но по истечении двух недель о продолжении работы заговаривать не стали.
Поездка на север, обещанная им Венсаном, пришлась очень кстати. Постоянно наталкиваясь на прозрачную, прохладную, эластичную стену отстраненности, которой они себя окружили и которая послушно прогибалась при каждой моей попытке подступиться к ним и тут же возвращалась в исходное положение, я никак не могла придумать, как начать разговор об их собственном месте в жизни. Через неделю они вернулись – полные впечатлений, поскольку Венсан с Софи по дороге устроили им двухдневную экскурсию по столице, но, судя по их рассказам, впечатления эти носили исключительно культурный характер.
Я отправила их помогать Мари-Энн и Софи – чтобы они познакомились с нашей ангельской сетью и из первых, так сказать, уст узнали обо всей многогранной сложности нашей, в том числе и их собственных родителей, работы на земле. И вот тогда они впервые загорелись. Их интересовало буквально все: как организовалось наше электронное сообщество, какие требования для участников мы выработали, как мы устанавливаем, при необходимости, личные контакты. Но только лишь в организационных рамках. Через несколько дней, когда я спросила Мари-Энн, как осваиваются наши новообращенные, она растерянно сообщила мне, что их с Сарой восторженные замечания по поводу великой миссии и тяжелых условий труда ангелов на земле Игор с Дарой выслушивают все также вежливо, после чего тут же возвращаются к чисто техническим вопросам.
К началу августа я поняла, что разговор об ограничениях, которым неминуемо должна отныне подчиняться их жизнь – для чего, собственно, их сюда и прислали – больше откладывать нельзя. Мне нужно было заставить их разговориться – с тем, чтобы у меня оставалось время развеять их сомнения и неправильные выводы. Если таковые найдутся. В чем я почему-то почти не сомневалась.
Вначале, правда, мне показалось, что разговора и на этот раз у нас не получится.
– Ну что ж, – начала я как-то вечером, отправив Франсуа поливать клумбы на переднем дворе, – теперь вы видите, сколько нюансов в нашей работе?
– Да, конечно, – с готовностью улыбнулась мне Дара.
– Чрезвычайная осторожность требуется в ней отнюдь не случайно, – продолжила я, – и вы должны понимать, что именно ею руководствовались ваши родители, когда старались как можно дальше оттянуть момент введения вас в курс дела.
– Разумеется, – спокойно кивнул Игор.
– Вы были еще слишком малы, – заговорила я настойчивее, чтобы пробить эту их защитную броню любезного согласия со всем, – чтобы в полной мере осознать… и принять все налагаемые на нас на земле обязательства.
– Вы совершенно правы, – тут же приняла серьезный вид Дара, коротко глянув на Игора с каким-то непонятным выражением.
Кстати, я до сих пор не знаю, было ли их обращение на Вы ко всем нам частью их защитного барьера или выражением чисто славянского отношения к чужакам – но перебороть его никому из нас так и не удалось.
– Не стоит, правда, забывать, – заговорил вдруг вне своей очереди Игор, впервые не ответив на взгляд Дары, – что, будь ваша воля, таковыми мы бы для вас оставались и до сих пор.
– Вот об этом я и говорю, – ухватилась я за этот, пусть небольшой прорыв в их непроницаемости. – Вся наша жизнь на земле подчинена строжайшей дисциплине. Находясь на месте, мы, конечно, лучше знаем конкретную ситуацию, но видеть ее всесторонне, в объеме, со всеми сопутствующими обстоятельствами нам мешает само пребывание в ней. Поэтому для принятия стратегических решений и существует наше руководство, владеющее куда большим объемом и спектром информации.
Они переглянулись и на этот раз вообще ничего не ответили.
– Ваши родители, – против воли разгорячилась я, – уже много лет, всеми способами добивались права посвятить вас во все аспекты своей и вашей жизни. И, не получая его, они не возмущались… – Я замялась. – А если даже и возмущались, то все же следовали указаниям свыше. Понимая, что для них есть определенные основания. Сколь бы неприемлемыми они им не казались. И, в конце концов, – добавила в сердцах я, – когда случилось то чрезвычайное происшествие, они сумели все же донести до руководства свою точку зрения, заставить его принять ее и решить конфликт мирным путем.
– Значит, и у вас все же встречаются прорывы в законопослушании? – прищурился Игор.
– В вашей ситуации изначально были осложняющие факторы, – решилась я на полную откровенность. – Присутствие в ней темного просто не могло не создать дополнительных источников напряжения…
Дара вдруг резко выпрямилась.
– Извините, – проговорила она без своей привычной обворожительной улыбки, – но именно благодаря моему отцу мы вообще что-то узнали. Именно он нашел способ – пусть не прямо – говорить со мной о действительно важных вещах, показать мне мои возможности, научить ими пользоваться…
– О да! – саркастически усмехнулась я. – Я вижу, он действительно о многом с тобой уже поговорил. В скромности самооценки их никогда нельзя было обвинить. Так же, как и в нежелании нарушать любые законы. Но я бы на твоем месте задумалась о том, чем закончилось его непрошеное обучение. И чем оно могло закончиться – вплоть до отзыва ваших отцов-хранителей, лишения ваших матерей того будущего, на которое те положили столько сил, разрушения ваших семей и, не исключено, вашей собственной жизни. Уж не в этом ли состояла его цель?
– А почему тогда такие, как он, существуют? – бросила мне прямо в лицо Дара и, лишь только я открыла рот, добавила: – И это не он мне внушил – я сама у него давно уже спрашивать начала, откуда взялись плохие люди. Откуда взялся первый злобный человек? Откуда взялся первый из ваших небесных противников? Если все ваши усилия направлены на благо человечества, почему вы, видящие сверху всю цельную, в объеме и перспективе, картину, не просветили первого и не убедили в своей правоте второго? Почему вашим темным позволено толкать людей на все самое низкое? Почему вы их терпите – презираете, ругаете, обзываете, но все же терпите?
– Это – не главное, – вдруг негромко вставил Игор.
Растерявшись под потоком вопросов Дары, ответить на которые я оказалась совершенно не готова, я с живостью повернулась к нему. Дара тоже тут же замолчала, с неожиданной для меня готовностью уступив ему право голоса.
– В мире все находится в равновесии, – все также негромко заговорил он, глядя поверх моего плеча куда-то вдаль. – Поэтому и у вас светлые уравновешивают темных и существовать друг без друга не могут. И если бы вы только бодались между собой, доказывая, кто из вас лучше, умнее и дальновиднее – на здоровье! Даже на земле – открыто и честно агитируя людей в свои сторонники. Но вы на них охотитесь и хвастаетесь потом ими друг перед другом, как трофеями добытыми. Обманом, – закончил он, словно судейским молотком в конце заседания ударил.
– И в чем же заключается наш обман? – сдержав негодование, поинтересовалась я.
– Во всем, – спокойно глянул он мне в глаза. – Вы бродите среди них, втайне высматривая наиболее подходящие вам экземпляры. Вы берете их под контроль, не объяснив им, зачем, не спросив их согласия, даже не сказав им, кто вы…
– А твой отец? – не стерпела я. – А Тоша? А я?
– И сколько вас таких? – прищурился он.
– И почему Франсуа сейчас не здесь? – добавила Дара, невинно склонив голову к плечу. – Ему нечего сказать о Вашей роли в его жизни? Или не положено?
– Даже выйдя из невидимости, вы своим людям не доверяете, – продолжил Игор. – Даже открывшись им. Их дело – радоваться своей избранности и терпеливо дожидаться того часа, когда вы причислите их к лику равных себе.
– Вот об этом, – закатила я к небу глаза, – спросишь Танью, когда вернешься домой. А беседу с Франсуа, – обратилась я к Даре, – можно устроить хоть прямо сейчас. Наедине.
Они снова переглянулись.
– Ну да, – сказала Дара, сверкнув глазами, – некоторые люди вам все же сопротивляются. И даже ангелы. И тогда их у вас, как Марину с моим отцом, на дух не переносят.
– Но у вас и между собой никакого доверия нет, – упрямо гнул свою линию Игор. – И не только между темными и светлыми. Мой отец с Тошей постоянно друг друга в чем-то подозревают. Мой наблюдатель не только меня, но и их ненавидит. Их собственное начальство своего главного, как выяснилось, полицейского надзирателем к ним приставило – на всякий случай. Что уж нам удивляться, что слежку за нами поручили постороннему, раз уж проверенные и доказавшие, казалось бы, не справ…
– Наконец-то! – с силой хлопнула я ладонью по подлокотнику кресла. – Вот теперь мы, пожалуй, поговорим о том, о чем стоит поговорить.
– Это о чем же? – растянул губы в неприятной улыбке Игор. – О том, зачем нас сюда сослали?
– Именно! – подтвердила я. – И в частности, о доверии. Ваших родителей ко мне. Потому что мне есть, что сказать по этому поводу. И начать с очень давних времен. Ты, по-моему, умеешь неправду чувствовать? – глянула я на него в упор и терпеливо дождалась неохотного кивка. – Так вот, как только тебе покажется, что я обманываю – не стесняйся, останавливай меня.
Игор открыл было рот, но Дара положила руку на его сжатый кулак, и он тут же остановился.
– С чего же начать? – деланно задумалась я. – Нужно бы с начала, но, пожалуй, по степени важности – в вашем изложении. Я не знаю, где на дух не переносят Марину, но Стас на земле находится ради нее, и она с ним сотрудничает – уже много лет, зная, кто он, и по своей инициативе. Несмотря на свою предыдущую жизнь и неудачу ее хранителя в ней. И имеет во всех их операциях абсолютно равное право голоса, что Стас подтвердил однажды в моем присутствии. А твой недоверчивый отец, – глянула я на Игора, – узнав об этом, разыскал, бросив все, этого ее хранителя, чтобы быть спокойным за нее, не имеющую к нему никакого отношения, хоть в этой жизни.
Они снова переглянулись – озадаченно: Дара вопросительно дернула бровями, Игор медленно покачал головой, хмурясь.
– А вот к твоему отцу, – повернулась я к Даре, – доверию взяться действительно неоткуда. В первый раз я увидела его, когда он весьма успешно подводил Тошу под потерю вверенного человека в лице твоей матери и последующую дисквалификацию. Тогда его ничего больше не интересовало. – Дара вдруг резко отвернула голову и прикусила нижнюю губу. – Я уже с таким сталкивалась, и ваши подозрительные… в ту пору еще не отцы почему-то доверились мне. Правда, – справедливости ради признала я, – окончательно избавились они от него тогда именно благодаря Марине.
Дара вновь резко дернула головой и уставилась на меня совершенно круглыми глазами.
– Что, трудно поверить? – усмехнулась я. – Вот мы и подходим к самому главному. Чему я тоже была свидетелем. Когда вы только родились. И тоже глазам своим поверить не могла, увидев их всех вместе. И людей, и ангелов, и светлых, и темных, и приятелей, и бывших явных врагов. Они все вдруг стали одного цвета – с одними и теми же взглядами, убеждениями, стороной баррикады и уверенностью в том, что могут положиться друг на друга. Ради вас.
Дара снова опустила глаза, напряженно подергивая бровями, словно припоминая что-то. Игор глянул на нее вопросительно, скептически опустив уголок рта, и чуть пожал плечами.
– И они молчали все это время… – обратилась я к нему. – Наверняка выкручивались, уходили от ответов, выдумывали Бог знает что – не потому, что не доверяли вам. Они просто боялись…, боятся за вас. Из вас получилось… Не только из вас лично, – уточнила я. – Так вот, вы все выросли в нечто такое, что никто не знает, как воспринимать. Не исключая ваших родителей. Но они, по крайней мере, знают, что будут защищать вас от всего и всех до своего последнего вздоха. Который в ангельском случае скрыт в очень далеком будущем. Может, не стоит усложнять им эту задачу?
Они ничего мне не ответили, и я не стала настаивать, решив дать им время на раздумья. Которые через несколько дней начали приносить первые, обнадеживающие, как мне показалось, плоды. Дара с Игорем снова с головой ушли в помощь Мари-Энн и Саре, проводя дни напролет в нашей ангельской сети – и уже намного более активно. Раньше они, в основном, следили за общением наших участников, сейчас стали принимать в нем участие. Они даже завуалированно представились там, воспользовавшись нашим кодом безопасности и вызвав к себе массу вопросов. У меня возникла надежда, что в самом скором будущем я смогу опровергнуть слова Стаса о том, что мои коллеги, ставшие на земле и моими соотечественниками, общительны только по пустякам, а погибать предпочитают в одиночку.
