Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 53 страниц)
Он просто знал это.
У меня появилось очень нехорошее ощущение надвигающегося великого открытия, которое перевернет всю нашу жизнь с ног на голову. Я мысленно изобразил внезапно накатившее на меня понимание и спросил у Игоря, давно ли он обладает таким знанием. Бурная стихия в его сознании осела до легких бурунчиков, радостно перекатывающихся друг через друга – он ответил, что до сада никогда ничего такого не замечал. Не успел я перевести дух, как он добавил, что дети там все время врут – о боли в животе при виде ненавистной каши, о забытой дома пижаме перед дневным сном, о потере игрушки на площадке в надежде поиграть ею дома. И безмятежная водная гладь его ощущений при этих словах вдруг взметнулась вверх плотной темной стеной – словно отгородив нас с ним в океанской воронке от окружающего мира.
Собравшись с силами перед неизбежным, я спросил его, кто еще, по его мнению, других обманывает. Больше никто, ответил он. Слишком быстро. И мысли его разбились на множество привычных мне ручейков, которые быстро побежали в разные стороны, словно стремясь скрыться с моих глаз. Игорь, позвал я. Как можно более добродушно. Через какое-то время он едва слышно прожурчал из глубоко затененных окраин своего сознания: почему, мол, Татьяна говорит, что Буки нет, когда знает, что он есть?
Так, интересно, меня отцы-архангелы снабдили непревзойденным даром убеждения, потому что знали, что мне предстоит, или мне постоянно на голову вот такое сваливается потому, что они меня им снабдили? Я как можно непринужденнее мысленно рассмеялся и объяснил Игорю, что Татьяна просто отказывает вредному Буке в праве на существование – когда кто-то плохо себя ведет, а ты его не замечаешь, он никак не может тебя обидеть.
Игорь заинтересованно притих, и мысли его снова стеклись в единый водоем, по поверхности которого, однако, то и дело пробегали круги, словно под ней какая-то оживленная жизнь шла. Но ненадолго – видно, и для него этот день очень насыщенным выдался, и скоро он уснул.
А я вдруг совершенно отчетливо понял, что мне сейчас нужно делать.
– Ну что? – спросила меня Татьяна, когда я вошел на кухню и сел за стол напротив нее.
– Он ничего не видел, он просто чувствует обман, – рассеянно ответил я, напряженно выстраивая последовательность своих ближайших шагов.
– Ну, я так и знала! – резко откинулась Татьяна на спинку кухонного уголка. – Все эти твои мысленные переговоры – чушь собачья! Он тебе просто повторил все, что нам вслух сказал!
– Да мы не разговариваем в твоем понимании этого слова! – пробормотал я, отчаянно цепляясь за ускользающую цепочку своих действий. – Там вообще никаких слов нет! Я вижу, что видел он, слышу, что он слышал, и, главное, чувствую все, что он испытал и ощутил.
– Тем более! – размахалась она руками. – Ты видишь, непонятно что, и интерпретируешь, как тебе хочется!
– Мне хочется? – от возмущения плюнул я на четкое планирование. В перспективе возможности выдать все свои предыдущие наблюдения за результаты этого «разговора» с Игорем. – Значит, мне хочется, чтобы он ощущал неприязнь наблюдателя? Мне хочется, чтобы он чувствовал ангелов и удивлялся, почему только их? Мне хочется, чтобы он обижался, почему Дарине все верят, а ему – нет?
– Не может быть! – отчаянно замотала головой Татьяна, зажмурившись. – Он просто не может…
– Почему? – медленно спросил я. – Потому что ты этого не можешь? Но ты же знаешь, что у тебя родился не обычный человеческий ребенок. Ты это задолго до его рождения знала. И тогда это у тебя не вызывало никаких возражений. Так, может, теперь нужно принять его таким, какой он есть, а не тесать из него то, чем он – действительно! – просто не может быть?
– Все равно что-то здесь не так! – как и следовало ожидать, не сдавалась Татьяна. – Я не спорю, у него могут быть какие-то ваши черты, но ты ведь не умеешь ложь каким-то чутьем определять?
– Не умею, – согласился я, гордясь своим умением признавать достоинства других. – А также не умею с места на место переноситься, как Тоша. А он не умеет получать все, что ему в данный момент нужно, как я, – ради чистой справедливости напомнил я ей и о своих преимуществах. – А Игорь умеет то, что никому другому не дано.
– Хорошо, – примирительно вскинула руку Татьяна – с таким видом, словно это меня успокаивать нужно было, – но тогда, я надеюсь, ты объяснил ему, что одно дело – чувствовать, когда кто-то обманывает, и совсем другое – говорить об этом во всеуслышание. Ему среди людей жить…
– При чем здесь люди? – не выдержал я. – Ты что, не понимаешь, что нас ждет? Он точно также знает, что ты врешь, когда говоришь, что наблюдателя не существует! Что нам отвечать ему, когда он спросит, кто это такой? Когда он поинтересуется, почему он мысли не у всех вокруг слышит? Когда вспомнит, что Киса у него на дне рождения в невидимости был?
Некоторое время она смотрела на меня круглыми глазами, в которых – наконец-то! – промелькнуло осознание того, во что мы влипли. Которое тут же сменилось растерянностью. Я бы предпочел, чтобы на этой стадии она и остановилась, оставив дело разрешения очередного кризиса в моих, более опытных руках, но она, естественно, тут же двинулась дальше – впав прямым ходом в панику.
– И что делать? – едва слышно спросила она.
– Я сейчас свяжусь со своим руководителем, – отрывисто и уверенно проговорил я, чтобы у нее мысли не возникло не то, что о возражениях – даже о вопросах.
– Где? – тут же спросила она.
– Неважно, – небрежно махнул рукой я. – Главное – обрисовать ему сложившуюся ситуацию. И указать на высокую вероятность возникновения осложнений. И показать возможное влияние последних на работу всех наших ангелов. И выпросить – в порядке исключения – разрешение на поэтапное введение Игоря в курс дела. А пока позвонить Тоше, – добавил я, словно между прочим, чтобы последняя фраза, затерявшись среди остальных, не привлекла к себе ее особого внимания.
– Зачем? – мгновенно ухватилась за нее она.
– Чтобы предупредить его, – честно сообщил я ей часть своих причин. Меньшую. – Ты же не думаешь, что, если Игорь обо всем узнает, то сможет от Дарины хоть что-то утаить? Так, где мой телефон? – Я старательно похлопал по всем карманам. – А, я его в куртке оставил.
Татьяна молча смотрела на меня, прищурившись. Я быстро вышел в прихожую и прямо там и позвонил Тоше – исключительно потому, что хотелось как можно скорее покончить с этим и перейти к более важной части плана своих действий. Обеспечив безопасность Татьяны на всякий непредвиденный случай, я вернулся на кухню, чтобы обеспечить себе свободу маневра на самое ближайшее время.
– Ты давай, наверно, спать ложись, – непринужденно обронил я, снова усаживаясь к столу. – Кто его знает, насколько разговор затянется.
Со всей своей ни с чем не сравнимой чуткостью Татьяна тут же уловила, что мне, возможно, придется предстать пред ясные очи своего руководителя, и не исключено, что не по своей воле.
– Еще рано, – не менее непринужденно ответила она. – Я все равно не засну.
– Татьяна, мне было бы разумно поговорить с руководителем лицом к лицу, – напомнил я ей общепринятые правила поведение просителя. – В конце концов, там у нас аргументы об угрозе деятельности наших сотрудников прозвучат более убедительно.
Виноват, ошибся. С чуткостью Татьяны вполне могла сравниться ее глубокая вера в безграничность моих способностей, которая с готовностью отразилась на ее лице.
– В прошлый раз, – нежно улыбнулась мне она, – ты был более чем убедителен здесь, на земле. Мне кажется, выйдя на более высокий уровень мастерства, не стоит отказываться от достигнутого.
– Он совершенно не обязательно сразу откликнется на мой вызов, – строго напомнил я ей о субординации. – Не говоря уже о том, что он может настоять на моем личном к нему визите.
Мое напоминание об уважении к руководству мгновенно уравновесилось в ее сознании воспоминаниями об отзывчивости нашей контрольной комиссии, которая в прошлый раз сочла возможным провести встречу с нами на земле. В ответ на настойчивое приглашение Татьяны. Которая сейчас вновь приняла вид радушной хозяйки, настойчиво отодвигающей хозяина при приеме гостей на задний план.
– Ты скажешь ему, – назидательно кивнула мне она, – что не считаешь себя вправе надолго отрывать его от множества неотложных дел. А также всех тех, кого он сочтет нужным посвятить в это дело. А также тех, кто ждет результатов ваших переговоров здесь.
Очевидно, чтобы последние инструкции не выскользнули случайно у меня из памяти, Татьяна постаралась закрепить картину этого ожидания в моем сознании, как следует. Она поерзала на кухонном уголке, усаживаясь попрочнее, положила одну руку на стол, почти касаясь моей, а другой пододвинула к себе корзинку с яблоками.
Такие заботливость, доверие и поддержка тронули меня до слез – слез гордости и благодарности за предоставленную возможность успешно провести сложный разговор по чрезвычайно острому вопросу, одновременно следя за своим тоном, выражением лица и затраченным временем.
Опасливо покосившись на увесистые фрукты, пока покоящиеся в опасной близости к Татьяниной руке, я смиренно вздохнул и, закрыв глаза, сосредоточился.
– Я хотел бы поговорить со своим руководителем, – мысленно обратился я, как и положено, к небесам.
– Минуточку, – жизнерадостно проворковал уже полузабытый мной женский голос.
– Извините, пожалуйста, – решил уточнить я, кожей почувствовав хлынувшую от Татьяны волну напряжения, – действительно минуточку или как получится?
– А, это Вы, – послышалось в мелодичном только что голосе узнавание. Довольно нелестного для меня характера.
Не знаю, что она услышала в моем вопросе и как передала его моему руководителю, но тот ответил почти сразу:
– Слушаю Вас, Анатолий.
Оказавшись на стыке двух встречных волн настороженности, я против воли вытянулся во фронт.
– У нас возникла проблема, – коротко и четко доложил я.
– Это очевидно, – поддержал он мое стремление к лаконичности.
Приободрившись, я изложил ему суть назревающих у нас осложнений, а также свое видение способа их предотвращения. Похоже, мне удалось достичь максимальной доходчивости, поскольку раздумывать перед ответом мой руководитель не стал.
– Боюсь, Анатолий, Вы обратились не по адресу, – проинформировал он меня со сдержанным укором. – Наше подразделение, как Вам прекрасно известно, занимается исключительно ангелами-хранителями, которые находятся отнюдь не в центре описанной Вами ситуации.
– Но ведь их интересы она тоже затрагивает, – не согласился с ним я. – И мне казалось, что в целях обеспечения эффективности их работы можно было бы…
– Еще раз повторяю Вам, – пресек он на корню мое отступление к умозрительности, – что ангельские потомки, которые, насколько я понял, являются источником вашей проблемы, находятся в компетенции совершенно другого отдела.
– Хорошо, – решил я не тратить драгоценное время на очередную лекцию о строгом разделении сфер нашей деятельности, – не могли бы Вы подсказать мне, как с ними связаться?
– Подайте заявку в установленном порядке, через диспетчера, – с готовностью просветил он меня. – Впрочем, на Вашем месте, я бы вооружился терпением – насколько мне известно, там крайне неодобрительно относятся к чрезмерной инициативности сотрудников других подразделений.
Я чуть не взвыл, представив себе, как рассказываю Татьяне о том, что моя просьба оградить Игоря от пагубного влияния наблюдателя отправилась на рассмотрение к его же начальству. Вот же заразила своей неосмотрительностью и поспешностью! Нужно было, как с энергетиками, со двора вход искать – вон хотя бы через Дариного соглядатая, которому земля, похоже, перья уже общипала. А теперь что делать? Хм. Та же Татьяна, правда, не один раз мне показывала, что если какие-то руки тебя в угол загнали, то только и остается, что их выкручивать.
– А можно с Вами посоветоваться? – вспомнив Татьянины методы, вкрадчиво поинтересовался я. – Заявку я, конечно, подам, но, может, Вы смогли бы подкрепить ее своим ходатайством? Нас ведь, хранителей, здесь трое собралось, в это дело замешанных так или иначе – если наша работа под откос пойдет, вам же с нами разбираться придется. Ситуация очень напряженная, и решение ее отлагательств не терпит, поэтому нам придется проявить крайнюю настойчивость – возможно, даже коллективное обращение написать. К нему, кстати, и темный, которого это дело тоже касается, скорее всего, изъявит желание присоединиться…
Последний аргумент придал, по всей видимости, особый колорит описываемой мной картине грядущей инициативности посторонних сотрудников – прервал он меня как раз после него.
– Я не вижу ни малейшей необходимости, – сухо обронил он, – выходить за рамки строго оговоренных условий сотрудничества с представителями альтернативного течения. Побудьте на связи – я попробую навести справки о процедуре обращений в отдел изучения побочных эффектов ангельско-человеческих отношений.
Он отключился, дав мне возможность бросить все силы на сохранение безмятежности на лице и собранности в позе. Чтобы Татьяна каким-то образом не учуяла перерыв в разговоре и не поинтересовалась, а в чем, собственно, задержка. В том состоянии бешенства, в которое меня привело официальное название наблюдателей, я мог ей все начистоту, без милосердных по отношению к окружающим купюр, выложить. Если до Татьяны – когда-нибудь, как-нибудь – дойдет, как называют Игоря у нас наверху… Боюсь, вот тогда наш наблюдатель и начнет по-настоящему знакомиться с самыми значимыми побочными эффектами ангельско-человеческих отношений.
Мой руководитель отсутствовал где-то с полчаса, и с каждой минутой мои надежды на немедленное возвращение со щитом с небрежно приколотой к нему карт-бланш таяли, а перспективы предстоящего объяснения с Татьяной мрачнели. Вот чего, спрашивается, у меня над душой сидеть? Ведь на работу же завтра! Шла бы себе отдыхать – как положено нормальному человеку, заботливо относящемуся к своему ангелу-хранителю, которого очередной форс-мажор заставил временно отвлечься от основных обязанностей. А я бы к утру, глядишь, отредактировал приемлемую версию – о том, как мне удалось убедить своего руководителя во всей серьезности нашего положения, заручиться его поддержкой и даже присутствием во время моего посещения наблюдателей, получить от них письменное уведомление, что рассмотрение нашего вопроса, в числе многих других (это ей точно понравится!), назначено на…
– Мне жаль огорчать Вас, Анатолий, – неожиданно прозвучал у меня в голове голос моего руководителя, – но Ваша просьба встретила категорический отказ.
– Почему? – с трудом выдавил я из себя, почувствовав, что редактировать столь длительное получение отрицательного ответа окажется существенно сложнее.
– Потому, что суть работы данного отдела, – проговорил мой руководитель так, словно повторял только что услышанные слова, – заключается в изучении поведения ангельских потомков в обычной человеческой среде и типичных для нее условиях. Среди нас до сих пор не существует единого мнения, считать ли их новой разновидностью ангелов, с последующим принятием их в наше сообщество – или людей, место которым на земле.
– Да они же – и то, и другое! – в отчаянии завопил я, мгновенно представив себе, что усмотрит Татьяна в первой точке зрения. – Они точно такие, как мы, постоянно живущие на земле!
– Подобные выводы, – строго возразил мне мой руководитель, – находятся исключительно в компетенции изучающих их работников. И внезапное посвящение в двойственность их происхождения – в возрасте, когда они еще просто не в состоянии полностью осознать всю ее глубину – не может не сказаться на их поведении среди людей. Что автоматически приведет к искажению картины их сосуществования с последними и к заведомо ложным выводам в отношении характера наших с ними отношений.
– А то, что у них сейчас ложные представления обо всем вокруг складываются, это ничего? – сделал я последнюю отчаянную попытку заставить хотя бы одного из моих возвышенных собратьев увидеть во всем, происходящем на земле, не только объект бесстрастного изучения. – И что нам теперь придется эти ложные представления в них поддерживать, это тоже ничего? Что нам делать прикажете, если они их ложность уже чувствуют?
– Эти задачи, Анатолий, – уверенно произнес мой руководитель, – вам всем придется решать самостоятельно. В конце концов, появление всех сопутствующих вашей основной работе обстоятельств произошло с вашего полного ведома и согласия, из чего лично я заключаю, что вы считали себя готовыми к ним.
Он снова отключился и, судя по космической пустоте у меня в голове, насовсем.
Реакция Татьяны на мой сумбурный рассказ меня не удивила. В ней уже давно прошел тот первый трепет при известии о мудрых ангелах, незримо опекающих людей на пути в светлое будущее. И пусть только кто-то рискнет намекнуть, что это моих рук дело! Трудно сохранить веру в величие, мудрость и милосердие отцов небесных, когда они у тебя на глазах твоего собственного, ими же к тебе направленного, хранителя шпыняют и гоняют, как бестолкового подмастерье, а помощь ему оказывают, лишь сопроводив ее целой гроздью дополнительных обязанностей. Поэтому, когда Татьяна в ярких красках и мельчайших подробностях живописала коллективный портрет моих собратьев, коллег и руководителей, я просто молчал. И не кивать в знак согласия мне одни только мысли о Тоше, Кисе и… некоторых других позволили. А также о том, что однажды Татьяна встретится-таки с нашей контрольной комиссией лицом к лицу. Не вечно мне одному за них за всех отдуваться.
Терпение мое вновь оказалось плодотворным. Отбушевавшись, Татьяна практически без возражений приняла мой план наших последующих действий. Главное, она согласилась даже не упоминать больше о наблюдателе. И не препятствовать мне в отслеживании мыслей Игоря. И выбросить из своей головы мысли о том, что нам такого непреклонного наблюдателя прислали из-за ее давнишних настойчивых попыток навести о них справки. И позволить Игорю расти таким, какой он есть. И дать ему понять, что его любят и ценят не меньше, чем Дарину. И искренне поддерживать его интересы, искусно направляя их подальше от опасных предметов. И не навязывать ему чуждую ему линию поведения.
Но не поддерживать в нем стремление избегать общества других детей, спохватилась Татьяна, и сосредотачиваться на одной Дарине, вдвоем с которой они как раз об опасных предметах и задумываются.
Я с удовольствием согласился с ее последним замечанием, но произошедшие вскоре события показали нам обоим всю тщетность какого-либо вмешательства в их с Дариной отношения.
На утреннике я смотрел их маленький номер и чувствовал, что у меня волосы на голове шевелятся. Получилось у них здорово, ничего не скажешь, другие родители им тоже больше всех аплодировали, но они пели, танцевали и раскланивались, словно единый организм, направляемый единой волей. И чьей именно, у меня лично не было ни малейших сомнений. Когда они убежали со сцены, мы с Татьяной переглянулись, и у меня впервые в жизни возникло ощущение, что я вполне в состоянии прочитать и ее мысли. Настолько они совпадали с моими – оторвать Игоря от Дарины нам, скорее всего, уже не удастся.
Я понимаю, что все дети перед праздником репетировали свои роли. Но Света на нашем обычном приеме после Нового Года призналась, что Игорем и Дариной почти не занималась. Да и они сами повторили его для всех собравшихся, мгновенно адаптировав его к обстановке нашей квартиры – и уж извините за настойчивость, умение молниеносно подстраиваться под изменившиеся обстоятельства всегда было присуще отнюдь не Игорю.
Кстати, в тот же день я впервые… чуть не сказал, воочию – лично убедился в переменах в Даринином наблюдателе. Наш, подлец, опять в углу засел разросшимся кактусом и шипы во все стороны выпустил, а Даринин какими-то нервными рывками крутился вокруг стола – чтобы объект наблюдения, наверно, из поля зрения не выпускать. И колючести в нем практически не ощущалось. Еще бы, фыркнул я про себя – вот так помотаешься за ней день за днем, все иголки до основания сотрутся. Но, честно говоря, скрывать не стану – мелькнула мысль прислушаться к Тоше и отступить в сторону, дав Дарине возможность попробовать и наш кактус маникюрными ножницами подстричь.
По крупному счету, ничего у нее, конечно, не вышло. Когда Тоша заикнулся, что Игорю не случайно такая окаменелость, выдающая себя за живой организм, досталась, а в знак уважения к крепости его характера и глубинному подходу ко всем загадкам мироздания, автору сей великомудрой идеи крупно повезло, что он ее на другом конце провода высказал. Но с тех пор, как Дарина начала свои боевые пляски вокруг двух тотемов устраивать, мрачности в сознании Игоря действительно поубавилось. Я и сам, наблюдая в его мыслях обрывки воспоминаний об особо ярких моментах ее выступлений, временами едва сдерживался, чтобы не прыснуть. Одним словом, она, если и не заставила Игоря забыть о его неотвязной тени, то определенно выставила ее в довольно комичном виде – за что мы с Татьяной, как бы тут некоторые ни упрекали нас в предвзятости, были ей глубоко признательны.
Весной Дарина заболела, и трещины, которыми и так уже пошла оборонительная стена, которой мы с Татьяной старались оградить от нее Игоря, углубились и расширились. Я узнал о болезни Дарины вечером – когда из офиса с Татьяной вышел один Тоша, который тут же умчался своим ходом домой, едва кивнув мне в знак приветствия. И хорошо, что я не приехал за Игорем в полном неведении – иначе, увидев его, выходящего нам навстречу в раздевалку, решил бы, что с ним случилась непоправимая трагедия.
В тот день наши принципы почти окончательно обрушились – как мои, так и Татьянины. Когда мы вернулись домой, и Игорь, не произнося ни слова, поволочил ноги в спальню, Татьяна уставилась на меня круглыми глазами и лихорадочно закивала головой ему вслед, побуждая меня немедленно отправиться в мысленную разведку. Я не заставил ее долго просить себя, но, заглянув в сознание Игоря, чуть не отшатнулся – оно представилось мне темным, угрюмым, бездонным и безжизненным омутом. И все мои попытки хоть как-то расшевелить его падали в этот омут, как тяжеленные булыжники в маслянистую жидкость – даже круги по поверхности не расходились.
Выйдя из спальни, я нашел Татьяну в уже, похоже, привычной ей напряженной позе за столом на кухне.
– Слушай, давай им звонить, – не стал я усугублять ее и так уже угнетенное состояние своим рассказом. – Пусть он с Дариной хоть в Скайпе поболтает.
Несколько мгновений Татьяна молча смотрела на меня – пытаясь то ли убедиться, что правильно меня расслышала, то ли вообразить, что же я у Игоря в мыслях увидел – затем сделала резкое движение, чтобы подняться, и вдруг снова грузно опустилась на кухонный уголок.
– Не знаю, – неуверенно произнесла она, покусывая губу, – неудобно как-то. Тоша говорил, что у нее высокая температура – ей, наверно, не до Скайпа сейчас.
– Но позвонить-то можно, правда? – резонно возразил ей я, вытаскивая из кармана телефон.
Оказалось, что высокая температура продержалась у Дарины целый день, и она уже спала. Представив себе Игоря все в той же кататонии еще пару дней, я поежился. И хорошо еще, если только пару – Дарина ведь в первый раз заболела, кто его знает, какая у нее сопротивляемость всем этим земным вирусам. Игорь, правда, быстро поправился…
Я со всего размаха хлопнул себя ладонью по лбу. Вот идиот – есть же и способ проверенный, и дорожка к нему протоптанная. И можно даже попробовать напрямик, без Марининого посредничества. Нет, лучше не нужно – дело слишком серьезное, чтобы путь срезать. В последнее время самолюбие Стаса в какие-то болезненные дебри превратилось, а лучшего укладчика асфальта, чем Марина, не то, что на земле – в природе не существует.
– Марина, не подскажешь, где сейчас Стас? – спросил я, как только она сняла трубку.
– А что такое? – типичнейшим для себя образом не ответила она.
– Дарина заболела, – скрипнув зубами, объяснил я. – Я хотел…
– Серьезно? – еще типичнее перебила она меня. – Сейчас узнаю.
И не успел я даже моргнуть, как она бросила трубку.
Так. Спокойно. Далеко не все меня в последнее время щелчком, словно муху, с пути сгоняют – с Татьяной, например, терпение и покладистость совсем не плохие результаты дают. Марине просто нужно больше времени, чтобы разглядеть совершенно незнакомые ей добродетели.
Через пятнадцать минут Марина все еще не прозрела – мое же терпение исчерпалось. Растянув губы в приветливую улыбку, чтобы и тон ей соответствовал, я снова набрал ее номер. Занято. Ну, это уже вообще наглость! Пятнадцать минут болтать по телефону, когда знакомый ребенок, можно сказать, при смерти находится? Вот знал же я, что нечего на нее время впустую терять!
Я воззвал к Стасу. Заня… ну, не совсем занято – у меня осталось ощущение его присутствия, но почему-то сознательного не выхода на связь. Вот хотелось бы мне знать, почему мой, ничуть не менее занятый, руководитель смог сразу отозваться? Интересно, а автодозвон у нас есть? А если он меня на диспетчера переключит? А та, глядишь, меня уже не по голосу, а по вызову идентифицирует – и в черный список?
Я решил позвонить пока Тоше, чтобы сообщить ему, что уже занимаюсь вопросом Дариного лечения. Он же, небось, места себе не находит. И у него занято! Точно этот балбес в Интернете список всех врачей города откопал и теперь методично их всех обзванивает! И после этого он мне будет рассказывать, что не нужно со своими проблемами в одиночку сражаться, а очень даже верить в дружеское плечо? Что-то он мимо этого плеча промчался сегодня после работы, как мимо пустого места – вместо того, чтобы у более опытных родителей насчет хорошего врача выяснить.
Я названивал им всем троим, по очереди, добрых полчаса. Первым, к кому я прорвался, оказался Стас.
– Слава Богу! – с облегчением выдохнул я. – Слушай, тут такое дело – Дарина заболела…
– Да вы что, сговорились, что ли? – заорал он так, что меня в сторону качнуло.
– Кто сговорился? – растерянно пробормотал я.
– Марина мне давно уже все сообщила! – На этот раз я устоял под напором звуковой волны. – И я сказал, что все сделаю. Так тут же Макс мне на голову! Извольте все бросить и немедленно заняться подключением. Еще и орет так, что его на другом конце коридора слышно! Оно мне надо, чтобы разговоры пошли, что ко мне темные являются, когда им захочется, да еще и скандалы устраивают?
– Так ты что, уже все сделал? – догадался я.
– А ты как думал? – яростно рявкнул он. – Этот псих меня из моего собственного кабинета вытаскивать начал! Пришлось его обездвижить, чтобы рот закрыл и носа наружу не показывал. Не хватало мне еще по чужим отделам с темным под ручку разгуливать!
– Ну…. я тогда, наверно, пойду? – нерешительно поинтересовался я.
– Иди! – страстно выдохнул он. – И желательно подальше. И занимайся там своими делами. Желательно подольше. Все.
Вот как-то не осталось у меня ощущения законченности проведенного мероприятия! Я снова набрал Тошин номер.
– Вот сколько можно болтать? – отвел я, наконец, душу.
– Да Галина мать звонила, – отрывисто бросил он, – а потом Марина – узнать, как у нас дела…
– Ах, Марина! – окончательно вышел из себя я. – А может, тебе нужно не выражения сочувствия выслушивать, а узнавать, как ребенка лечить – у тех, кто уже это проходил и знает, что делать?
– Слушай, ты можешь на меня потом наорать? – огрызнулся он. – Если знаешь, что делать, говори.
– Уже все сделано, – коротко проинформировал его я. – Как мы тогда Игоря вылечили. И Марину еще раньше. Дарину или уже поставили на подпитку, или прямо сейчас подключают. Исходя из нашего опыта, через час-полтора ей должно стать лучше. Все, держи меня в курсе.
И на этот раз первым положил трубку я! И Маринин номер даже не подумал набрать – в конце концов, это она обещала мне перезвонить, когда что-то узнает!
Когда на следующий день после работы Тоша поблагодарил меня – жар у Дарины спал, как я и предсказывал, к ночи – я не стал вдаваться во все подробности продвижения к желаемому результату. Ему они тогда были ни к чему – ему за состоянием ребенка нужно было внимательно следить. И пусть только кто-то попробует упрекнуть меня в присвоении чужих лавров! Исходный толчок, между прочим, именно от меня исходил, и завершающую стадию введения близких больного в курс назначенной схемы лечения я тоже на себя взял. А Стасу с Максом, и Марине, я Тошины слова благодарности потом передал. Мысленно. Чтобы от дел их не отрывать.
Каждый из последующих дней Игорь проживал в явном ожидании вечернего видеосеанса с Дариной, и я смирился с этим допингом, лишь бы он хоть на время становился прежним. А когда – где-то через неделю – Дарина вернулась в садик, они, как это часто бывает после невольной разлуки, принялись наверстывать упущенное в общении с какой-то прямо болезненной лихорадочностью. Регулярно просматривая мысли Игоря, однажды я заметил, что они уже не просто держатся в стороне от других детей, а решительно дают им отпор, если те пытаются вторгнуться в их замкнутый мирок. Инициатива такой перемены исходила, разумеется, от Дарины – Игорь, как всегда, просто следовал ее примеру. Татьяне я решил об этом не рассказывать – очень уж не хотелось омрачать ее радость от того, что Игорь вновь ожил.
Но то, что общение Игоря с Дариной стало намного теснее, заметил не только я. Света, на глазах которой они проводили чуть ли не каждый день, тоже обратила на это внимание – к сожалению, с далеко идущими выводами и вслух. Когда она однажды вечером мечтательно обронила, что Игорю с Дариной прямая дорога в будущем к любви, свадьбе и долгой и счастливой жизни рука об руку, я снисходительно усмехнулся женской жажде видеть романтическую подоплеку даже в детской возне в песочнице. И только глянув на Татьяну, понял, что ее женский взгляд рассмотрел в конце этого их совместного светлого – Светой нарисованного – пути пропасть средних, в лучшем случае, размеров. Если вообще не бездну.
По дороге домой Татьяна молчала. Дома тоже. Я быстро приготовил ужин в надежде, что после него она наконец-то выплеснется. Ничего подобного. Игорь тоже притих, настороженно поглядывая на нее – пришлось мне за троих напряженную паузу заполнять. Перед сном Игорь тихонько спросил меня, из-за чего Татьяна опять сердится.
– Она не сердится, она просто устала, – успокоил я его. – Давай, засыпай скорее, чтобы она тоже смогла отдохнуть, и завтра все будет хорошо.
Будет-будет, мысленно пообещал я самому себе. Бойкот всему миру мы уже тоже проходили. И если в те периоды, когда на Татьяну находит приступ бешеной активности, нужно затаиться и переждать стихийное бедствие, по возможности не привлекая к себе его особого внимания, то когда Татьяна в себя ныряет, требуются прямо противоположные методы. Чтобы она взвилась до облаков и сама разнесла в пух и прах этот свой кокон дурацкий.
