Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 53 страниц)
Я растерянно помотал головой.
– Так у вас наших детей называют, – буркнул Максим.
– Изначально таковых насчитывались единицы, – бодро продолжал тем временем старичок, – и сбор фактического материала продвигался медленно, не давая оснований ни для каких уверенных заключений. Однако, – он сделал театральную паузу, – при содействии руководства отделов, сотрудники которых проводят большую часть времени на земле, количество исполинов достигло цифры, позволившей нам накопить всесторонние данные, необходимые для составления надежного прогноза развития ситуации.
Мы с Тошей и Максимом переглянулись и одновременно повернулись к сидящей позади центрального стола публике. Не знаю, что они увидели на лицах своего начальства, но мой руководитель внимательно разглядывал… наверно, руки у себя на коленях, жуя губами и подергивая бровями.
– Назвать который оптимистичным никак нельзя, – вновь притянул, словно магнитом, мое внимание старичок. – Исполины представляют собой совершенно бесперспективную ветвь эволюции, объединяя в себе худшие качества людей с презрением к последним отдельных наших представителей. Они эгоистичны, лицемерны, властолюбивы и не признают никаких ограничений и авторитетов. Ярчайшим доказательством чему служит последний инцидент.
– Разрешите сказать! – взвился вдруг со своего стула Тоша, но стоящий позади него внештатник тут же вдавил его назад.
– Вам позволено присутствовать на заседании, а не принимать в нем участие, – холодно заметила центральная личность и рукой предложила старичку продолжать.
– Не стоит скрывать, – благодарственно кивнув, еще больше воодушевился тот, – что исполинов с самого рождения отличают выдающиеся способности. Они умны, честолюбивы, легко подчиняют своей воле окружающих и стремятся возглавить любой человеческий коллектив. Но, прекрасно осознавая эти способности, они практически с первых лет жизни начинают воображать себя эдакими сверхлюдьми. И что самое прискорбное, они демонстрируют не меньшее чувство превосходства перед находящимися рядом с ними нашими представителями.
По комнате пронесся возбужденный ропот.
– Ты не мог убить того урода? – прошипел мне Тоша.
– Следует признать, – повысил голос старичок, – что в этом вопиющем перекосе приоритетов есть вина и наших посланцев на земле. И этот факт настораживает нас намного сильнее. Исполины оказывают на последних необъяснимое и крайне разрушительное воздействие, куда более сильное, чем простое привыкание к земным условиям. Они становятся для них средоточием всего их существования, затмевая собой и их цели пребывания на земле, и их понимание своей роли на ней, и неукоснительность соблюдения ими дисциплины и указаний вышестоящего звена, и первостепенность интересов их отделов и недопустимость размывания границ между ними. И даже, – он снова помолчал, скорбно качая головой, – святость неприкосновенности своих коллег. Что доказал сегодняшний, выходящий за все пределы терпимости, случай.
Ропот в комнате усилился.
– Со своим ты, наверно, сам разберешься, – задумчиво произнес Максим, – а вот этого я лично найду. Вечность – это хорошо, времени хватит организовать ему моральную деградацию, подпадающую под распыление.
– В силу всего вышеперечисленного, – торжественно провозгласил старичок, – мы считаем своим долгом вынести на рассмотрение Высшего Совета предложение о закрытии проекта по изучению исполинов, как представляющих значительную угрозу всему небесному сообществу и его просветительной работе на земле. С последующим запретом на их создание и переводом всех ныне существующих в биологически неактивную массу.
У меня перед глазами запульсировало что-то горячее, красное и остро-колючее – как у Игоря в мыслях, когда он маленьким сердился. Я резко выпрямился. И тут же ощутил какое-то движение за спиной. Обернувшись, я увидел внештатника, положившего руки на спинку моего стула и чуть наклонившегося у меня над головой.
– Руки убери, – коротко посоветовал я ему, – они тебе еще могут пригодиться.
Он ухмыльнулся, открыл было рот, но тут слегка хлопнула дверь, и Тоша издал какой-то невнятный звук. Я крутанулся на месте, но, глянув на дверь, краем глаза заметил только некое молниеносное движение за спиной внезапно выпрямившихся внештатников. Тоша с выпученными глазами пытался выдавить из себя хоть слово, но ничего, кроме «Гы…», у него не выходило.
– Марина, – вдруг негромко произнес Максим с совершенно непонятным выражением, и со мной чуть инфаркт не случился.
Дико оглядываясь по сторонам в поисках непонятно как очутившегося здесь последнего гвоздя в мой гроб, я не сразу заметил, что стол защиты уже не пустует.
– Извините, опоздал, – вдруг донесся оттуда голос Стаса, и мы с Тошей гыкнули хором. – Только что свежие данные поступили.
Центральная личность дернула уголком рта, но кивком дала ему разрешение продолжать.
– В первую очередь, хочу заметить, – спокойно заговорил Стас, – что предложенное здесь решение отдела наблюдателей… Я имел возможность ознакомиться с ним, – холодно бросил он вскочившему старичку. – Повторяю, оглашенное решение не является, как выяснилось, ни единогласным в отделе наблюдателей, ни правомерным согласно регламенту. Оно было принято простым большинством – до поступления всех письменных заключений от их сотрудников на земле.
В комнате опять повисла тяжелая тишина – недоверия.
– Вот здесь, – похлопал Стас рукой по лежащей перед ним на столе папке, – у меня находится добрый десяток заявлений, в которых дана несколько иная оценка наблюдаемых объектов. И это только от тех, – опять повернулся он к заерзавшему на своем стуле старичку, – которые, узнав о сегодняшнем заседании, сами разыскали меня.
– Тоша, – вернулась ко мне, наконец, связная речь, – по возвращении Дарининому наблюдателю бутылку вина. Коллекционного. Закуска за мной.
Центральная личность молча протянула руку – Стас обошел стол и вручил ему папку.
– Добавлю от себя, – продолжил Стас, возвращаясь на свое место и старательно обходя нас троих взглядом, – что на земле бываю регулярно и уже много лет нахожусь в обществе трех исполинов. Трех, – повторил он, подняв руку с двумя зажатыми пальцами. – И никакого наркотического пристрастия к ним до сих пор в себе не заметил. Если же тут речь шла об их ангельских родителях, то удивляться такому отношению к детям могут только те, кто понятия не имеет о поведении обычных человеческих. Наши за них хоть боятся, – ухмыльнулся он, – а значит, с самого детства в какой-никакой узде держат.
По комнате прокатился смешок – довольный.
– А этим паршивцам, – мрачно глянул я на Тошу с Максимом, – настоящую узду по возвращении тоже я обеспечу. И только попробуйте Даринину отпустить – лично и ежедневно контролировать буду.
– И хоть я не наблюдатель, – ухмылка на лице Стаса сменилась тем самым, отлично знакомым мне, охотничьим выражением, от которого у меня всегда мурашки по телу шли, – но по тем троим скажу так: очень интересные ребята получаются. Их способности просто просятся, чтобы их развивали. Нам на пользу. Некоторых я бы с удовольствием к себе в отдел взял. Но этого почему-то не происходит. – Он вдруг оперся обеими руками в стол и, наклонившись над ним, вперился глазами в старичка. – Насколько я видел, их способности старательно замалчиваются и заглушаются. В чем я лично вижу полное отсутствие профессионализма руководства отдела наблюдателей. – Он снова выпрямился и окинул взглядом сидящих за центральным столом и море лиц за ними. – Если мы своих вновь прибывших сразу, без обучения и подготовки, к себе в общество пустим, это что будет? Развал и анархия? Так, может, заранее кадры готовить будем? Своих прирожденных резидентов на земле?
В ответ ему не раздалось ни звука, но сидящие за центральным столом вдруг принялись коситься направо и налево, подозрительно хмурясь и ревниво поджимая губы.
– Ну, понятно, – буркнул я, – теперь еще предложения трудоустройства рассматривать. Пачками.
– А теперь по практической стороне предложенного решения, – прищурился Стас, и я опять напрягся. – Не складывается она, собратья мои и сограждане. И предложить ее мог только тот, кто ни разу в глаза не видел ни одной операции на земле. – Он поднял руку и начал выбрасывать, один за другим, пальцы. – Во-первых, одновременный захват их всех провести у нас штата не хватит, после того как тут… посодействовали их массовому созданию. А на земле информация сейчас распространяется мгновенно. Во-вторых, они уже успели обзавестись широкой сетью социальных контактов. Это к какому количеству людей целителей потом посылать?
В отдельных местах среди сидящих позади центрального стола послышались сдавленные стоны.
– О да, – хмыкнул Максим, – бедная Скорая и так из-за нас на части разрывается.
– В-третьих, – кивнув, продолжил Стас, – человеческая сторона их родителей, как правило, в курсе о них. А это – внесенные в списки наших кандидатов и находящиеся, как будто, под нашей защитой. Какое мнение у них о нас сложится? А с ним они сюда придут, и, как показывает практика, особо яркие впечатления у людей не то, что чистка памяти, а даже дополнительная земная жизнь не стирает. Нам нужны такие потенциально подрывные элементы?
На этот раз переглянулись даже величавые личности за центральным столом.
– Интересно, – еле слышно пробормотал Тоша, подрагивая подбородком, – таких, как Марина, много или она одна за целую партизанскую бригаду сойдет?
– И последнее, – скосив на мгновенье глаза, Стас нарочито повернулся к нам спиной, – ангельские родители исполинов также вряд ли смирятся с их ликвидацией. Можно, конечно, списать это на пагубное влияние земных пристрастий, но как по мне, это – вполне закономерная гордость за пусть вторичные, но видимые, ощущаемые и открывающие широкие возможности результаты их деятельности на земле. И из моего опыта… – Он тяжело вздохнул. – Из моего практического опыта, они будут сопротивляться их уничтожению. Открыто и, не исключено, организовано. В ответ на что мы будем вынуждены их распылить. Так же, как исполинов. И их человеческих родителей. Кто возьмет на себя ответственность за такое попрание самих основ нашего присутствия на земле?
Старичок за столом напротив сполз на своем стуле – так, чтобы эта самая ответственность прошла мимо него, не заметив.
– Ну, сначала нас еще взять нужно, – процедил Максим сквозь крепко сжатые зубы.
– Нас уже взяли, – бросил ему Тоша, шныряя направо и налево глазами, и затем обратился ко мне почти шепотом: – Толь, как хочешь, Татьяну вызванивай. Блок. Пусть Дара срочно обучает ему Игоря и Аленку. И в глушь их куда-нибудь. В тайгу или джунгли. Марина найдет, куда.
– Ваша точка зрения понятна, – заговорила вдруг центральная, уже не столь непроницаемо-спокойная личность. – Хотелось бы узнать Ваши предложения.
– Да учить их нужно, – пожал плечами Стас. – Чем раньше, тем лучше.
– Возражаю! – взвился со своего места старичок. – Категорически возражаю! В силу уже упомянутой здесь обширности их социальных связей. И непризнания ими никаких ограничений.
– Против ограничений кто угодно возражать будет, – бросил ему Стас, – если не объяснить ему их необходимость. А исполинам необязательно даже все карты сразу раскрывать – достаточно внушить, что на исключительно одаренных и ответственность особая возлагается. У людей эта мысль уже давно в ходу.
– У нас нет для этого специалистов! – снова заверещал старичок. – Потребуется методика тестирования подходящих кандидатур, совершенно новая программа их подготовки, система критериев ее оценки, схема разделения полномочий с уже присутствующими на земле сотрудниками!
– Так, может, этим и нужно было заниматься? – язвительно поинтересовался Стас. – Готовить практическую базу для всех возможных решений? Вместо того чтобы выскакивать с самым простым – с вашей точки зрения? Может, с теми, кому его реализовывать придется, проконсультироваться нужно было? Хотя бы для того, чтобы все его реальные последствия на рассмотрение представить? А не вводить в заблуждение все наше сообщество и подставлять под удар его доброе имя?
– Разработкой программы подготовки специалистов по интегрированию исполинов в наши контакты с землей отдел наблюдателей займется немедленно, – провозгласила центральная личность. – В тесном взаимодействии со всеми подразделениями, наиболее активно представляющими наши интересы на ней.
Стас сел, откинувшись на спинку своего стула, и плотоядно улыбнулся старичку.
– Но это вопрос будущего, – нахмурилась личность. – А вот ситуация, непосредственно приведшая к данному заседанию, представляется мне тупиковой. Данные исполины если еще и не проникли в тайну своего происхождения, то, насколько я понял, находятся на грани ее раскрытия. – Личность бросила вопрошающий взгляд на старичка, который истово закивал. – Устранить их не представляется возможным. – На нас он, к сожалению, не глянул. – К принятию обязательств, возлагаемых на наших, даже внештатных, сотрудников, они, по всей видимости, не готовы. Профессионально заняться их образованием на сегодняшний день некому.
Тоша начал приподниматься со своего места – я схватил его руку, резко дернув вниз.
– Сидеть! – прошипел я. – Сейчас все испортишь! Это решение должно не от нас прийти.
По комнате пронеслась легкая рябь перешептываний. Величавая личность за центральным столом насупилась, то втягивая, то выпячивая губы. Я затаил дыхание.
– По данной ситуации предложение есть у меня, – вдруг послышалось из плотной массы озадаченно-растерянных лиц, и из середины ее поднялась женщина. Которую я сразу узнал. С ужасом.
– Это кто? – повернулись ко мне с одинаково настороженными лицами Тоша с Максимом.
– Руководитель Анабель, – простонал я.
– Татьяна? – У Тоши просветлело лицо.
Я только кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не закрыть руками свое.
– Ну, тогда все в порядке! – ухмыльнулся Тоша, уверенно складывая руки на груди.
Я спрятал свои под стол.
– Я предлагаю, – как всегда, громко и безапелляционно заговорила руководитель Анабель, – направить обсуждаемых исполинов в обучение к курируемому мной ангелу-хранителю. И сразу же перейду к обоснованию такого предложения. У нее двадцатилетний стаж пребывания на земле и практически такой же – в видимости и в прямом взаимодействии с ее подопечным. Также она работает в тесном контакте с двумя другими хранителями, которые – под ее руководством – постепенно и взвешенно открыли глаза на свою природу закрепленным за ними людям. И даже сумели внушить им глубокое уважение к своей миссии и фактически сумели превратить их в своих верных и, в то же время, сдержанных последователей.
Я посмотрел на своего руководителя с нескрываемой обидой. Обо мне то же самое – слово в слово! – сказать нельзя было? И с тем же предложением выступить? Он сделал мне страшные глаза, дернув вперед челюстью. И я вдруг понял, что для него выступление руководителя Анабель уж никак не явилось неожиданностью.
– В пользу моего предложения, – выставила та зубы в уверенной усмешке, – говорит и тот факт, что мой ангел знакома с вызвавшими столько разногласий исполинами. Откуда следует, что нам не придется разрабатывать способы безболезненного их перемещения к ней под контроль и таковое вряд ли вызовет у них открыто отрицательную реакцию. Таким образом, все преимущества налицо: вывод исполинов из зоны острого конфликта, снятие напряжения в них сменой обстановки, демонстрация им плодотворного сотрудничества наших сотрудников с людьми и принятия последними наших идеалов и методов работы. Каковые, как мне кажется, – надменно вскинув бровь, она повернула лицо к старичку, – самым замечательным образом могли бы лечь в основу возложенной сегодня на отдел наблюдателей миссии.
По комнате пронеслась физически ощутимая волна облегчения, и то тут, то там забулькали оживленные разговоры.
– На том и остановимся, – решительно объявила центральная личность. – До получения результатов следующей стадии этого частного эксперимента.
Все зашевелились, вставая. Мы с Тошей и Максимом переглянулись, не зная, что делать. Стас тоже поднялся и направился к выходу, сделав мне на ходу какой-то непонятный знак глазами. Обернувшись ему вслед, я вдруг обнаружил, что внештатники у нас за спиной куда-то делись.
– Пошли, что ли? – неуверенно глянул я на Тошу и Максима.
– Попробовать можно, – пожал плечами последний.
Бочком-бочком мы двинулись к двери. До которой добрались беспрепятственно. И в коридор тоже. Уже полный оживленно болтающего и не обращающего на нас никакого внимания народа. Быстро глянув направо и налево, я незаметно кивнул в сторону моей комнаты. В нее нас тоже всех троих пустили – приоткрыв дверь, я придержал ее для Тоши и Максима, чтобы она за мной, прямо у них под носом, не захлопнулась. Когда они, не задержавшись ни на мгновенье, переступили порог, я юркнул туда же.
– Ну, и кого из вас я на этот раз должен благодарить? – раздался из центра комнаты ядовито-ворчливый голос невидимого за спинами Тоши и Максима Стаса.
– Стас, да ей Богу…! – забормотал Тоша.
– Я спрашиваю, кто наблюдателя уложил? – В тоне Стаса появилась профессиональная хлесткость.
– Да никто его не укладывал! – шагнул я вперед. – Сам, придурок, под окно влез, а оно открылось… от ветра… случайно…
– Значит, все-таки ты, – расплылся Стас в удовлетворенной ухмылке. – Ну, и что теперь делать? Одной рукой нужно тебе по уху дать, другой – к груди, по-отечески, прижать.
– Тогда лучше вообще без рук, – проворчал я, чуть отступая назад.
– Нет, не лучше, – ступил рядом со мной Максим, протягивая Стасу руку. – Спасибо.
– На здоровье, – буркнул Стас, встряхнув ему руку так, что тот чуть не рухнул. – Вопрос только, на чье и как надолго. Когда вы, наконец, поймете, – заговорил он серьезно, переводя взгляд с одного нашего лица на другое, – с каким огнем играете? Сегодня я, похоже, все запасы влияния исчерпал. И наблюдатели вам этого не забудут – они каждый ваш жест теперь под микроскопом рассматривать будут.
– Среди них тоже приличные встречаются, – вскинулся Тоша.
– Где? – резко повернулся к нему Стас. – Там? – ткнул он большим пальцем в пол. – А решения принимают там! – Кулак его с отставленным пальцем метнулся к нам, указывая на дверь. – Я смогу наблюдателей контролировать, но только контролировать. Значит, так, – тяжело вздохнул он, – донести это все до мелких, во всех подробностях, выхода уже другого нет. Под блоком и в непредсказуемом месте. И чтобы все подступы к нему хотя бы на сотню метров просматривались.
– Э… – закряхтел Тоша.
– Ну-ну, – фыркнул Стас, – что еще скажете? Я помню, что вы ни единым словом… Но только объясните им, как хотите, в головы им вбейте, что до совершеннолетия полную ответственность за них с вас никто не снял. Если загремите, то все вместе. А Марина с Татьяной что…? – Он вдруг мучительно сморщился. – Все остальное при ближайшей встрече, а сейчас идите, ради всего святого, отсюда! Только там сразу кричите, что это вы, – у него мелко задрожал подбородок, – прямо у баррикады. А то чует мое сердце, что Марина сперва стрелять будет, а потом спрашивать, кто идет.
Я вдруг отчетливо вспомнил, что каждая минута пребывания Татьяны вне моего мягкого и ненавязчивого контроля всегда грозила мне новым дисциплинарным расследованием. А после сегодняшнего – не исключено, что сразу трибуналом.
– А где они, у нас? – спросил я на всякий случай, хватая Тошу и Максима за локти.
– А где же еще? – криво усмехнулся Стас. – По крайней мере, я теперь точно знаю, где главный штаб объединенных сил сопротивления расположен. Только я! – вскинул он обе руки, когда я дернулся к нему.
Последнее, что я успел подумать – слава Богу, что решение отправить Игоря в опалу возникло на земле. Хоть раз в жизни не придется выслушивать ее откровенные высказывания по поводу нашей мудрости и внимания к людям и доказывать, что в сложившихся обстоятельствах ничего лучшего и придумать было нельзя. От Анабель она все, что угодно, стерпит.
Глава 13. Возмутители спокойствия Анабель
Результаты многолетних наблюдений позволяют настаивать на том выводе, что исполинам не присущи ни чувство благодарности, ни реальный взгляд на свое место в мире. Лишь заподозрив свое небесное происхождение, не говоря уже о получении доказательств оного, они начинают сознательно культивировать в себе высокомерную надменность по отношению к вырастившему их человеческому обществу. С течением времени они все больше тяготятся им, не делая исключений даже для своих земных родителей, начиная одновременно испытывать все острее проявляющуюся неприязнь и к тем ангелам, которые с полным основанием отказывают им в их ничем не обоснованном стремлении считать себя равными представителям небесного сообщества.
Исполины категорически, хотя временами и в искусно завуалированной форме, отказываются признавать руководящую роль последних, обвиняя их в чрезмерном внимании к людям в ущерб их, исполинов, интересам. Вместо того чтобы осознать свое предназначение в качестве естественного связующего звена между ангельским содружеством и человеческим обществом и направить все свои, полученные в дар от первого, неординарные способности на укрепление связей между ними, они откровенно изучают и то, и другое – с целью, вне всякого сомнения, достижения своих, узко эгоистичных, целей.
Более того, ярко проявляющаяся в любых внешних контактах скрытность и лицемерие исполинов и их явное предпочтение общества себе подобных не позволяют с полной уверенностью исключить даже возникшее в последнее время и все более тревожащее сознательные слои небесного сообщества предположение, что исполины в большинстве случаев доходят до выделения себя в отдельный класс существ, нарочито противопоставляющих себя как земным, так и небесным обитателям и не признающих ничего общего ни с теми, ни с другими.
В связи с созданием подразделения по интеграции исполинов в систему небесно-земных связей представляется архиважным донести вышеизложенное до всех его сотрудников с целью информирования их о лежащей в основе природы исполинов лживости, а также привлечения их особо пристального внимания к скрытым мотивам интереса последних к установлению так называемых взаимовыгодных контактов с небесным сообществом и истинным причинам их, исполинов, согласия на сотрудничество.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
Я всегда рассматривала свое участие в жизни Анатолия и Таньи – во всех ее проявлениях – как привилегию. Привилегию прикосновения к совершенно иному, редко понятному мне и потому завораживающему образу жизни, мышления и действий.
Еще до появления Анатолия (по крайней мере, на нашем с Франсуа горизонте), образ Таньи, созданный мной по рассказам Франсуа, чрезвычайно заинтриговал меня. Отпочкование человека от общества всегда казалось мне процессом сугубо индивидуальным, но поведение Таньи отличалось от всего, с чем я до сих пор сталкивалась, на некоем основополагающем уровне. Все знакомые мне люди, прошедшие эту стадию, обычно дистанцировались от общества – сохраняя все свои социальные контакты, они просто окружали себя определенным непреодолимым барьером, словно средневековый замок глубоким и широким рвом с водой. Танья же старалась сократить все встречи с окружающими до минимума и, оказываясь на самых неизбежных, словно выныривала из какого-то другого мира, не скрывая своего желания вернуться туда как можно скорее.
Я со все большим нетерпением ждала появления ее хранителя – мне было интересно, каким образом он вернет ее в единственно доступную для нас сферу человеческих взаимоотношений. Он пошел довольно стандартным путем – всего лишь материализовавшись в ее обычном мире и создав в нем, таким образом, точку концентрации ее интересов. Точно так же, как и я в свое время. Но затем, сначала из разговоров с ним Франсуа, а после и при личной встрече, я почувствовала, что хотя наши с ним мотивы для материализации были близки, конечная цель у нас с ним существенно разнилась.
Я всегда видела свою задачу в облегчении Франсуа финального отрезка пути в вечность. Первый шаг на него он сделал сам – я же в дальнейшем сыграла роль хорошей дорожной службы, избавляющей путешественника от досадных неприятностей, вроде тряски и проколов. Которые, впрочем, накапливаясь, и портят людям характер. Я помогла ему расстаться с наиболее неискренними из его друзей и явно непорядочными клиентами и помогла ему сдружиться с более достойными людьми. При этом, устранив с его дороги очередное потенциально опасное препятствие, я позволяла ему самому прокладывать дальнейший путь, оставляя за собой такое же право на неприкосновенность определенной части и своей жизни. Какое бы то ни было его участие в моих контактах с руководством, к примеру, просто не обсуждалось.
Анатолий, однако, с самого начала был твердо намерен соединить жизнь Таньи и свою в единое целое. Причем, на тех принципах, в которых четче всего просматривались наши с ним коренные разногласия в подходе к самой функции хранителя. Он, к примеру, полагал, что она заключается в помощи человеку на стадии его самоопределения, в наставлении его на путь истинный, по которому ему потом следует продвигаться самостоятельно. Тогда мне показалось, что в нем говорит мужское начало, требующее от спутницы жизни беспрекословного подчинения принятым – пусть даже совместно – решениям.
Вскоре они вновь удивили меня. Оба. Танья, никогда не споря с ним в открытую и не отстаивая свою точку зрения, на каждой развилке дорог следовала своей интуиции в выборе направления дальнейшего движения – точно, как Франсуа, но, в отличие от него, в полной уверенности в неизменном одобрении своего хранителя. Анатолий же, хотя и ворчал постоянно по каждому поводу, очень быстро приноровился к ходу ее мыслей и вскоре оказывался на выбранной ею дороге раньше ее, сохраняя видимость своей руководящей роли. А когда он столкнулся с более сложными сторонами нашей работы, он даже умудрился совместить в ней и свои, и мои принципы – как замаскировать перед Таньей все дороги, кроме единственно безопасной, так и промчаться по ней на километр вперед, убрав с нее не только булыжники с гвоздями, но даже гальку с колючками. Я почувствовала, что в нем скрывается огромный потенциал в отношении адаптации существующих в нашей работе методик к конкретным земным обстоятельствам.
С нетипичными сложностями с нашем деле Анатолий столкнулся на примере оказавшегося рядом коллеги. Опять-таки в моей практике уже был такой случай, и я с готовностью пришла им с Тошей на помощь. И снова не смогла не заметить отличий их ситуации от той, которая сблизила нас с Венсаном.
Во-первых, Танья приняла самое активное участие в устройстве земной жизни Тоши, ни мало не заботясь тем, что провоцирует не своего хранителя на прямой и строго запрещенный контакт с ней – чего Франсуа никогда бы себе не позволил, чтобы не подвергнуть опасности нашу с ним связь.
Во-вторых, Тоша, чувствуя, что окончательно теряет контакт со своей подопечной, не стал максимально приспосабливаться к ее вкусам, а прямо и открыто, хотя и с человеческих позиций, конечно, изобличил браконьера в ее глазах. Неумело и скандально, правда, за что и был вполне закономерно вызван пред строгие очи контрольной комиссии. Куда вместе с ним направился и Анатолий – что мне, случись такое в свое время с Венсаном, даже в голову бы не пришло.
Что и подводит меня к самому главному отличию. У нас, хранителей, оказать посильную помощь и поддержку коллеге, попавшему в тяжелое положение на земле, считается священной обязанностью. Неписаной – наша молодежь узнает об этой давней традиции, лишь оказавшись то ли с одной, то ли с другой ее стороны. Но Анатолию показалось недостаточным просто отпугнуть от молодого и неопытного коллеги зарвавшегося темного и продолжить заниматься своим непосредственным делом. У меня сложилось впечатление, что он воспринял попытку темного отнять чью-то подопечную прямой угрозой своей Танье, а наскок на взятого им под опеку Тошу личным оскорблением. Он даже взял на себя смелость установить личные связи с карателями, контактов с которыми мы все обычно предпочитаем избегать, и успокоился лишь тогда, когда те выдворили темного с земли.
Отношения между Тошей и Анатолием с Таньей уже тогда начали казаться мне не просто дружественными – за пределы каковых мои с Венсаном и со всем нашим прочим окружением никогда не выходили – а более близкими, почти родственными. Уже тогда начали закрадываться мне в голову мысли о том, что стиль нашей работы определяется не только рекомендованными и освоенными методиками, не только психологическими особенностями людей, к которым нас направляют, но и самой обстановкой, в которой мы оказываемся. А значит, в значительной степени географией и историей.
Круг моих знакомств в окружении Анатолия постепенно расширялся. С Мариной я по-настоящему познакомилась на той же встрече у Анатолия, на которой меня представили главе карателей Стасу, угрожающий вид которого при более близком рассмотрении, кстати, оказался просто собранно-целеустремленным. И эта девушка окончательно спутала все мои незыблемые прежде представления о человеческо-ангельском добрососедстве.
Для начала выяснилось, что именно она внесла значительную и уж, во всяком случае, финальную лепту в изгнание Тошиного темного. Прекрасно отдавая себе отчет в том, кто он. Непримиримость Анатолия, ангела и мужчины, обеспокоенного потенциальной угрозой его подопечной и любимой женщине и оскорбленного попыткой унижения коллеги – это я еще могла понять. Но молодая человеческая девушка, бросившая вызов темному профессионалу высочайшего класса и заставившая его признать поражение – это, признаю, произвело на меня неизгладимое впечатление.
Я сделала все возможное, чтобы она стала нашей с Франсуа непосредственной приятельницей. Узнав, что еще в предыдущей жизни она попала в сферу нашего внимания, а затем и списки охраняемых, я ничуть не удивилась. И надо же, чтобы именно ей попался один из столь редко у нас встречающихся нерадивых хранителей, который не уберег ее от преждевременной кончины! И она, оказывается, каким-то образом вспомнила этот факт, что, к сожалению, вызвало у нее вполне оправданную настороженность в отношении нас, хранителей, но никоим образом не отвратило ее от всего нашего сообщества в целом.
Кстати, пресловутая и взаимная неприязнь Анатолия и Марины также носит, с моей точки зрения, типично славянский характер. Они чрезвычайно похожи и, не умея или, скорее, не желая разграничить сферы влияния, постоянно подозревают друг в друге покушение на свои исконные права, обязанности и территорию. Они оба авторитарны, своевольны, остры на язык и скупы на комплименты, но на деле готовы на все ради близких им людей, невзирая на непреодолимость преград и угрозу собственному благополучию. И я абсолютно не удивилась, узнав впоследствии, что спасением своей нынешней жизни Марина обязана именно Анатолию.