Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 53 страниц)
– Если он что-то скрывает за привлекательным образом, – улыбнулся я возможности еще раз заранее помочь ей в выборе посмертного вида деятельности, – то, как правило, он просто не в состоянии удерживать его постоянно, везде и в любых ситуациях. От меня требуется лишь внимательность, чтобы не пропустить малейшие диссонансы в его поведении.
– Ты что, следишь за людьми? – отшатнувшись, Дара уставилась на меня во все глаза.
– Я бы сказал – присматриваюсь к ним, – сдержанно возразил ей я, внутренне поморщившись от необходимости присвоить себе плоды сбора первичной информации светлыми, да еще и использовать при этом их терминологию. – И когда у меня появляются подозрения – обоснованные, заметь! – я создаю ситуацию, в которой у такого человека появляется возможность совершить противозаконный поступок против меня. И если он с готовностью за нее хватается… – Я развел руками. – Дальше, при наличии всех необходимых доказательств, им занимаются другие.
Дара замолчала, опустив глаза и покусывая нижнюю губу, словно решаясь на что-то.
– А как долго за таким человеком следят? – спросила вдруг она.
Я мгновенно насторожился – в этом ее вопросе прозвучал интерес отнюдь не общего плана. Это что – ни в чем до сих пор не ведающий отказа и вдруг отвергнутый бывший лучший друг взялся шпионить за моей дочерью? Да еще и, как и следовало ожидать, неумело – иначе она бы его не почувствовала.
– Это от него, конечно, зависит, но обычно недолго, – решил я усыпить ее опасения. И прямо завтра призвать к порядку Анатолия. Чтобы приструнил своего отпрыска. – Испытательному тесту его подвергают при наличии двух-трех подтверждающих друг друга симптомов, а при их отсутствии с него просто снимают наблюдение. А почему ты спрашиваешь?
– Да вот… мне кажется, – нерешительно произнесла Дара, – что за мной тоже… наблюдают.
Так и есть! Что-то в ее фразе кольнуло меня, но возмущение типичным стремлением этих особо светлых хранителей выискивать и вынюхивать за спиной даже давних и не раз проверенных партнеров не дало мне остановиться на этой мысли.
– И давно? – коротко поинтересовался я, чтобы определить временные границы иска по факту незаконного преследования.
– С самого детства, – окончательно смутилась Дара.
Я опешил. И в пустоту в моем сознании, образовавшуюся в результате опровержения такой стройной теории, хлынуло куда более естественное и уже, чуть ранее, давшее о себе знать объяснение. Наблюдатель.
Честно говоря, в последнее время я и думать о нем забыл. Когда мы только начали встречаться с Дарой, он исправно появлялся, но, лишь учуяв его, я переводил разговор на самые невинные темы, Дара легко подхватывала мою инициативу, и вскоре он исчезал. Причем никакой инспекционной въедливости и дотошности в нем не ощущалось, а вот от Дары катилась к нему волна расположенности и дружелюбия – она словно приглашала его подольше оставаться с нами. Потому он, наверно, и не задерживался – светлые же предпочитают людей только волоком куда бы то ни было тащить.
Но теперь, когда Дара сама – со мной единственным! – заговорила об этом первом по серьезности последствий и втором по надоедливости биче всей своей жизни, я понял, что пришло время вооружать ее против обоих.
– А почему ты так решила? – осторожно, чтобы не спугнуть ее откровенность, спросил я.
– Я часто чувствую, – ответила она с извиняющейся гримаской, – что на меня кто-то… смотрит. Но только не смотрит, потому что рядом никого нет. Но все же… смотрит, прямо за каждым жестом моим следит. И не только…
И не только за моим, прочитал я в ее мыслях, но вслух говорить о наблюдателях сестры и Игоря она все же не стала.
– А что еще ты чувствуешь? – решил я подтолкнуть ее к мысли о самозащите. – Ну, знаешь, взгляды бывают одобрительные, или наоборот – тяжелые, раздраженные, неприятные, одним словом.
– Нет, такого ничего, – уверенно замотала головой она. – Просто смотрит. Правда… – Она снова опустила глаза, прикусив нижнюю губу, и затем продолжила, чуть порозовев и хмурясь от неловкости: – Я раньше…, в детстве думала, что это у нас какой-то домовенок завелся, чтобы за порядком присматривать, и мне очень хотелось с ним подружиться – чтобы он мне показался. Ничего из этого, конечно, не вышло, – усмехнулась она, – но в последнее время, по-моему, он с каким-то интересом меня разглядывает.
Я крепко сжал зубы, чтобы не скрипнуть ими. В то, что моя дочь может вызвать интерес у кого угодно, мне было совсем несложно поверить, но можно было бы ответить на ее неустанные предложения мирного сосуществования и даже добрососедства хотя бы банальной признательностью. Затем я вспомнил, что речь идет об элите светлых, у которых даже более-менее приличным экземплярам это чувство неведомо.
– Теперь я понимаю, – вдруг вскинула на меня глаза Дара, – за мной такой же, как ты, следит, да? Потому что во мне что-то нехорошее есть?
– Смею, проведя рядом много лет, уверить тебя, – резко ответил я, чтобы в самом корне пресечь даже попытки ее мыслить в этом направлении, – что ничего, хотя бы отдаленно напоминающее человеческие пороки, в тебе нет и никогда не было. Это – во-первых. Во-вторых, можешь не сомневаться, что со мной этот твой домовой не имеет ничего общего – был бы он одним из моих коллег, я давно был бы в курсе его деятельности.
– А чего он тогда ко мне привязался? – нахмурилась Дара. – Нет, он мне уже давно не мешает, но все равно – неуютно временами, словно камеру в комнате кто-то поставил и подглядывает.
Я едва сдержал горделивую улыбку – умение моей дочери найти самое подходящее определение происходящему могло сравниться лишь с ее проницательностью.
– Давай посмотрим на это с другой стороны, – предложил ей я. – Не случалось ли тебе заметить за собой каких-то необычных способностей?
Она коротко стрельнула в меня глазами.
– Что значит – необычных? – с преувеличенным удивлением поинтересовалась она.
– Ну, например, умения влиять на настроение людей, – небрежно, словно речь шла о сущей безделице, повел я рукой. – Или склонять их к принятию того или иного решения. Или угадывать их слова еще до того, как они их произнесут. Или вообще разговаривать с ними не голосом, а… взглядами, скажем так.
Она резко подняла глаза и какое-то время смотрела на меня, прищурившись, словно гадая, не разыгрываю ли я ее.
– Примерно вот так, – медленно произнес я и рывком снял блок со своего сознания.
Глаза у Дары сделались размером в пол-лица, и она чуть в ладоши не захлопала.
– Я знала, я знала, я знала! – почти пропела она. – Я помню, как несколько раз видела, что ты ду…
Я резко вернул блок на место.
– Как ты это сделал? – выдохнула Дара.
– Вот тебе и ответ на твой вопрос! – рассмеялся я – от удовольствия, поскольку передо мной вдруг открылась возможность увести ее мысли не только от глупого сомнения в себе, но и в более многообещающем направлении. – Для моей работы требуются определенные, довольно редко встречающиеся способности. У тебя они определенно есть – вне всякого сомнения, от меня передались. Не исключено, что наблюдают не за тобой, а за их развитием, чтобы однажды предложить тебе способ достойного их применения.
– Их можно развивать? – тут же загорелась Дара. – Научишь?
– Конечно! – с готовностью ответил на оба ее вопроса, искренне пожалев, что у этой сцены не было свидетелей – светлых, конечно. Поучились бы, как, вместо того чтобы принуждать человека к любому действию, мягко и незаметно вызвать в нем искреннее и страстное желание совершить его.
После этого при каждой встрече мы с Дарой неизменно уделяли минут тридцать-сорок (не дольше – она быстро уставала) совершенствованию и оттачиванию особенностей ее сознания. Блокировать свои мысли она научилась почти мгновенно, но удерживать этот блок дольше каких-то несчастных минут у нее никак не получалось. В перспективе возобновления общения с Игорем такое достижение меня никак не устраивало, и мне пришлось научить ее фиксировать блок в поднятом состоянии, после чего он мог поддерживаться бессознательно. Надежным такой способ защиты, конечно, не назовешь, поскольку при отсутствии контроля сознания, ментальный блок очень легко взломать, но последнее в ближайшем обозримом будущем Даре не грозило.
Способы выборочного расположения блока, а также его преодоления, обхождения и пробивания (у каждого из нас они свои) я не стал ей показывать – полное ее проникновение в мои мысли было явно преждевременным. Хотя она и пыталась – не владея навыками терпеливого и методичного ослабления точек фиксации щита, она прибегала к единственно знакомому ей земному способу силового решения любой проблемы и не раз со всего размаха тыкалась в мой блок. Но у нее, к счастью, и сил еще было недостаточно – мой блок, который я много лет уже удерживал так же естественно, как ходил, дышал или моргал, пружинил, отбрасывая ее с приложенной ею же силой. Каждая ее неудача сопровождалась насмешливо вскинутой бровью с моей стороны и обиженно поджатыми губами с ее – словами во время тренировок мы не пользовались.
Вскоре, чтобы отвлечь ее от бесплодной траты времени и сил, я стал учить ее более активным способам самозащиты, развивая ее природную способность ощущать находящихся поблизости ангелов в умение тонко и незаметно перегруппировывать их мысли, отвлекая их внимание от одних и акцентируя его на других. У светлых это умение возведено в ранг культа и верха совершенства, распространено даже на человеческое сознание и направлено на подавление природных стремлений последнего, у нас же оно является лишь вспомогательным, в силу его топорности, методом, но находящейся в окружении светлых Даре он мог прийтись весьма кстати.
Тренировалась Дара, в основном, на мне – поначалу меня просто в дрожь бросало, когда она научилась перекрывать мне доступ к своим мыслям – но, как я скоро понял, не только. После лета я вернулся к роли второго неизменного – после Кисы – сопровождающего Марины на всех ее социальных мероприятиях. Первую же просьбу взять меня с собой на… по-моему, это был день рождения Игоря, она встретила с такой невозмутимостью, что я ни секунды не сомневался, что Тоша уже ввел ее в курс изменения в моих отношениях с Дарой. Впрочем, это было совершенно типично как для ее неизменного стремления держать все нити в руках, так и для неистребимой потребности светлых облегчить бремя своей ноши – хотя бы в виде выброса эмоционального пара.
Для меня все эти празднования – абсолютно неважно, чего – стали поводом лишний раз увидеть расцветающую при виде меня Дару, обменяться с ней заговорщическим взглядом, взлохматить или пригладить, по ситуации, ее мысли, чуть приоткрыть целенаправленно в ее сторону свое сознание, чтобы она навела беспорядок в моих. Кроме того, я с удовольствием наблюдал за тем, как мастерски она пользуется полученными от меня знаниями.
Она перестала избегать Игоря, но, проводя в его обществе большую часть каждой встречи, почти видимо отгораживалась от него щитом блока. И хотя возобновившееся общение с ним доставляло ей явное, к моему разочарованию, удовольствие, он сидел рядом, мрачно потупившись и играя скулами. Татьяна при этом то и дело опасливо косилась на него, а Анатолий сверкал глазами, раздувал ноздри и бросал испепеляющие взгляды на виновато хмурящегося Тошу. Я не испытывал сочувствия ни к одному из них – по-моему, даже слепец не мог не заметить, что Дара делала все возможное для восстановления душевного равновесия хранительского наследника, преградой чему оставался, как всегда, его собственный дурной нрав.
После Нового Года, однако, я получил возможность убедиться, что одними упражнениями в прочном удержании блока Дара ограничиваться не стала.
– Ты что, гад, делаешь? – прошипела однажды вечером телефонная трубка голосом Тоши.
– Я? – Я с удивлением оглянулся по сторонам. – Сижу за столом, составляю план ближайших мероприятий по очередному найденному тобой фигуранту.
– Я тебя еще раз спрашиваю – ты что с Дарой делаешь? – Шипение перешло в натужный скрежет плохо смазанной двери. – Ты чему ее учишь?
– Способам самозащиты, – с готовностью ответил я. – В частности блокировке сознания. Как ты, собственно, и просил.
– А не скажешь тогда, – ядовито поинтересовался он, – с чего это меня весь вечер непреодолимое отвращение к ноутбуку душило?
– Ну, не знаю, – озабоченно удивился я. – А ты температуру мерял?
– Нет, – рявкнул он. – Не пришлось, слава Богу. Поскольку отвращение это у меня пропало, как только Дара спать пошла.
– А-а, – понимающе протянул я.
– Что – А-а? – снова скрипуче засипел он. – Я чье сознание просил тебя научить ее блокировать?
– А ты в следующий раз сначала выясни, что именно просишь, – любезно посоветовал я ему. – Если тебя самого азам тактики не обучили. Средств защиты в чистом виде у нас не бывает, они у нас все – оборонительно-наступательные, смотря, каким концом повернешь.
– А сказать об этом нельзя было? – процедил он сквозь зубы.
– Зачем? – искренне удивился я. – Вам тактика Тяни-толкая хорошо знакома, вы ею сами постоянно пользуетесь. Вот и побудьте немного на месте своих объектов, почувствуйте, откуда берется эта их тяга к вашему светлому будущему.
– Сволочь ты! – зашел он в истошном визге. – Чтобы я тебя еще раз хоть о чем-то попросил!
Вот оно, подумалось мне – очередной пример светлейшего понимания баланса сил, равноправия точек зрения и справедливости оценок. Когда я долгие годы униженно испрашивал соизволения на каждую мимолетную встречу с Дарой и терпеливо ждал неохотно снисходительного согласия, это положение всеми воспринималось в порядке вещей. Стоило же мне мгновенно откликнуться на просьбу поправить психическое здоровье ничуть не интересующего меня светлейшего отпрыска, радикальный способ лечения устраивал хранителей ровно до тех пор, пока его неминуемый побочный эффект не коснулся их самих. Что, естественно, дало им полное моральное право вместо изъявлений благодарности перейти на личности.
Но дело, к сожалению, не ограничилось лишь прямыми оскорблениями в мой адрес. Позволю себе напомнить читателям, что в нем принимали непосредственное участие и другие светлые. Те, которые, в отличие от задействованных хранителей и меня, имели весьма поверхностное представление о земных условиях работы вообще и о сложившейся ситуации в частности. Те, которые понятия не имели о психологических особенностях человеческой природы и о практической стороне наших с ней контактов. Именно они, решив по необъяснимым причинам выйти из своего созерцательного бездействия, открыли ларец Пандоры – надежду в который вершитель всех наших жизней положил на самое дно.
С наступлением холодов мы с Дарой все чаще стали встречаться у меня дома. Я довольно долго сопротивлялся этой идее – раньше мне не представлялось необходимым облагораживать свое очередное временное жилище, а теперь мне было как-то неловко демонстрировать его Даре. Но общественные места явно перестали подходить для ее тренировок в блокировании сознания и моих комментариев по поводу оных, особенно если они сопровождались бессловесным общением, а езда в машине по скользким улицам требовала от меня повышенного внимания, а Дару только отвлекала.
В тот день ей все особенно удавалось – у меня вдруг совершенно неожиданно появилось неистребимое желание взять телефон, набрать номер Марины и выложить ей все свои сокровенные мысли. К концу удлинившейся до полутора часов практики Дара откинулась на спинку дивана, тяжело отдуваясь, но сияя довольной улыбкой, когда я потянулся рукой к заднему карману джинсов, где у меня лежал мобильный.
– Я понял, что ты от меня хочешь, – проговорил я, спокойно возвращая пустую ладонь на свое колено, – но ты все еще действуешь слишком прямолинейно.
Она надулась.
– Это потому, – буркнула она, – что ты знаешь, что я могу делать.
– Разумеется, – согласно кивнул я, – к таким, как я, тебе нужно подходить особенно филигранно. Но дело не только в тонкости подхода – если ты будешь подталкивать человека к чему-то, явно противоречащему его природе, у тебя тоже ничего не выйдет. Зачем, к примеру, ты внушала Тоще отвращение к компьютеру? – Она втянула голову в плечи, бросив на меня короткий, настороженный взгляд. – Да-да, я знаю – он на днях жаловался мне, что чрезмерная нагрузка начинает сказываться. Ты не подумала, что он скорее это за симптом какого-то заболевания примет?
Дара вдруг сдавленно хихикнула.
– Да я же просто пошутила! – пробормотала она, смущенно отводя глаза. – Ты бы видел, как он целый вечер раз за разом бросался к ноутбуку и тут же отскакивал – с таким лицом, словно тот ему под носом воздух испортил.
– В самом деле? – вскинул я бровь, с трудом удерживая смех при виде открывшейся мне в ее сознании картины. – Но позволь мне уверить тебя, что пару таких противоестественных желаний – и человек просто перестанет доверять твоим внушениям.
У меня вдруг возникло ощущение мучительной жажды.
– А вот чаю можно попить, – усмехнулся я, делая движение, чтобы подняться с дивана.
– Я сама приготовлю, – мгновенно подхватилась с дивана Дара и исчезла в кухне.
Как только там зашумела льющаяся в чайник вода, я почувствовал рядом с собой присутствие. Ангельское. Которое сопроводилось раздраженно-встревоженным голосом. Мысленным.
– Я категорически требую, – возмущенно затараторил Дарин наблюдатель, – чтобы Вы немедленно прекратили ставить под угрозу достоверность результатов моей работы.
– Я не вижу ни малейших оснований, – холодно подумал я, дождавшись наконец-то возможности оказаться с ним лицом к лицу, наедине и по его инициативе, – учитывать в своем поведении что-либо, ни о целях, ни о правомерности чего меня даже не поставили в известность.
– Это вопиющая ложь! – перешел он на октаву выше. – Я лично и много лет назад объяснил Вам, что наблюдение проводится с целью составления психологического портрета и прогноза поведения нового биологического вида.
– И что же в моих действиях мешает Вашему наблюдению? – саркастически усмехнулся я.
– Ваше самоуправство по ознакомлению ее с практическим применением ее способностей! – Судя по голосу, он вдруг забегал туда-сюда по комнате. – В результате чего она перешла к открытому манипулированию всеми известными ей представителями нашего сообщества. Мне же придется отразить это в докладе!
– Вот и отразите, – пожал я плечами, – что эти способности не могут оставаться до бесконечности в спящем состоянии. Откуда следует вывод, что давно уже пора открыть ей глаза на ее происхождение и позволить сознательно развивать свой наследственный дар. Под руководством знающего и доверенного специалиста, конечно. Я подчеркиваю – доверенного.
– Выводы делать не Вам! – отрезал он. – Как Вы прекрасно знаете. До сих пор девочка выглядела очень перспективной – я в каждом докладе отмечал ее психологическую устойчивость и легкость адаптации как к человеческим нормам поведения, так и к обществу наших представителей. И другая давала все основания для обнадеживающего прогноза. А вот поведение мальчишки явно перечеркивает все надежды на принятие благоприятного решения.
– К нему я не имею ни малейшего отношения, – буркнул я, начиная испытывать некую смутную тревогу.
– Вы возможно, – дохнуло на меня горячей волной его возбуждения. – Но, как сторонний и независимый наблюдатель, уверяю Вас, что все они испытывают непреодолимое притяжение друг к другу – очевидно, вследствие единства своей природы – и, безусловно, подвержены взаимному влиянию. Поэтому будущая их судьба не может решаться в индивидуальном порядке. Прежде я был в полном праве уравновешивать негативную их оценку, высказываемую моим коллегой, направленным к мальчику – а теперь я буду вынужден зафиксировать ее склонность к программированию любого нашего сотрудника на земле!
Я крепко стиснул зубы, чтобы не ответить ему столь же страстной речью по поводу тупого, бездумного большинства, меряющего все и вся своей меркой обобщения и собирательности. Лишь только многолетний опыт общения со светлыми позволил мне сдержаться.
– Хорошо, я все понял, – начал я, перебирая в уме самые эффективные способы воздействия на них. – И, в первую очередь, хочу поблагодарить Вас. Теперь я намного лучше вижу всю масштабность стоящей перед нами задачи и свою недальновидность. И чтобы сгладить ее последствия, ответственно заверяю Вас, что отныне все практические занятия моей дочери, отменить которые я уже просто не в силах, будут проводиться исключительно на мне. Вы можете даже представить их как отработку навыков защиты от сотрудников моего подразделения.
– Да уж будьте любезны! – проворчал он немного спокойнее. – Еще раз повторяю Вам – сейчас уже речь идет не об отзыве любого из вас и не о модифицировании памяти втянутых в орбиту вашей неортодоксальной деятельности людей. Под вопросом стоит сам факт существования ее плодов. Я лично склоняюсь к мысли о том, что они открывают перед нами широчайшие перспективы, но мне бы не хотелось – Вашими усилиями – остаться в меньшинстве.
Еще бы! Когда он исчез, я еще какое-то время сидел, перебирая в уме все детали нашего разговора. Так, похоже, пока ничего необратимого не произошло. Нужно будет ему при каждой встрече особую благонадежность продемонстрировать. И Даре строго-настрого запретить…
Я вдруг обратил внимание, что из кухни, где она как будто бы чай заваривает, не доносится ни звука. Встав с дивана, я шагнул в крохотный коридор, ведущий из моей единственной комнаты в кухню. И тут же наткнулся взглядом на бледное лицо Дары с огромными, особо яркими на его фоне глазами. И с ужасом вспомнил, что мысленный обмен мыслями моими же собственными стараниями с недавних пор перестал быть для нее беззвучным.
– Значит, ты все же знаешь этого… – медленно произнесла она, не сводя с моего лица застывшего взгляда. – И того, кто за Игорем… И за Аленкой… При чем здесь они? Что вам от нас нужно?
– Дара, подожди… – вскинул я руку в успокаивающем жесте, судорожно соображая, как отвлечь ее. В оправданиях опыта мне явно не доставало.
В ее сознании вдруг замелькали калейдоскопом обрывочные воспоминания. Ведущий безмолвный разговор с ее сестрой Тоша. Внушения Анатолия, отраженные в мыслях Игоря. Постоянно появляющийся и не сводящий с нее глаз я. Невидимый Киса, присутствие которого никто другой, казалось бы, не заметил. И неизменное, постоянное, ставшее вдруг зловещим, ощущение наблюдателей.
– Кто вы такие? – выдохнула она, отступая от меня на шаг к двери. – Что это за сообщество? Зачем нас изучают? Чего мы плоды? Новый биологический вид?
– Дара, ты все неправильно поняла! – в отчаянии повысил я голос, протянув к ней руку.
Она отшатнулась, упершись спиной в дверь.
– Мне нужно к Игорю, – пробормотала она, явно обращаясь не ко мне. – Мне нужно срочно к Игорю, – повторила она, судорожно нащупывая ручку двери за спиной, чуть приоткрыла ее, не сводя с меня загнанного взгляда, протиснулась наружу и рывком захлопнула ее за собой.
Через мгновение до меня донесся топот ног по лестнице. И только потом я заметил ее висящую на вешалке куртку и стоящие под ней сапоги. Схватив их в охапку, я бросился за ней, но ее нигде не было.
В этот момент я сделал небольшую мысленную поправку в своем разговоре с Дариным наблюдателем. Похоже, я все же имею некоторое отношение к Игорю. Поскольку он явно имеет отношение к Даре. И что он сотворит, узнав о только что подслушанном ею разговоре, да еще и в ее превратной интерпретации, я даже представлять себе не хотел.
Нужно срочно предупредить Тошу. И Анатолия. И как можно быстрее найти Дару с Игорем. И ни под каким видом не допустить, чтобы неуравновешенные хранители сами объяснялись с ними. Особенно, если придется объясняться не только с ними. Перед начальством они только козырять умеют. Без меня им, как всегда, ни здесь, на земле, ни там, у нас… нет, у них… нет, все-таки у нас не обойтись. И почему-то меня это сейчас вовсе не раздражает.
На этот раз моя рука, потянувшись к заднему карману джинсов, рывком вернулась к уху с крепко зажатым в ладони мобильным.
