Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц)
Вряд ли стоило удивляться тому, что, лишь поздоровавшись со всеми взрослыми (Киса удостоился заинтересованного, а Максим – короткого, но тяжелого взгляда), Анабель сосредоточила все свое внимание на Игоре. Но вот его реакция на нее меня, по крайней мере, удивила. Лишь только она присела возле него, он рывком повернул к ней голову и озадаченно насупился. Затем он вопросительно глянул на Танью, на Анатолия… и вдруг, возбужденно выкрикнув что-то, протянул к Анабель обе руки, все также не отрывая от нее глаз.
Растерянно улыбаясь, Анабель неловко подхватила его под мышки. Он тут же обхватил ее за шею, затем отстранился и склонил голову к плечу, жадно вглядываясь ей в лицо. И отказался спускаться с ее рук, даже когда она присела на диван. Все рассмеялись, но у Таньи улыбка была какой-то вымученной, а Анатолий, не особенно скрываясь, стрелял глазами во все стороны.
На этот раз я сразу понял, когда появился наблюдатель. Наверно, один – поскольку девочки с нами не было. В позах ангелов опять появилась легкая напряженность, а Анабель и вовсе замерла, закрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то. Игор тоже глянул мельком на противоположную стену, но, похоже, в появлении наблюдателя для него уже не было ничего необычного, а вот Анабель накрепко привязала к себе его внимание. Он дотронулся рукой до ее лица, нетерпеливо выдохнув: «Бель».
Она открыла глаза и улыбнулась ему, легко проведя указательным пальцем по его щеке. И лишь только увидев эту улыбку, я понял, что все мои надежды удержать ее… не то, чтобы вообще в стороне от возможной катастрофы, но хотя бы на ее периферии, оказались тщетными.
– Танья, – все с той же мечтательной улыбкой произнесла она, – я хотела бы воспользоваться правом гостьи и сначала задать вопрос о нашем недавнем, общем с Мариной, начинании. Какое впечатление произвел на твоих клиентов наш регион? – обратилась она к Марине.
– Просто великолепное! – с удовольствием подхватила та. – Отзывы о туре самые положительные, и мы уже столкнулись с тем, что его рекомендуют друзьям и знакомым.
– Ммм? – с довольным видом протянула Анабель, и хитро посмотрела на меня: – Франсуа, может тебе стоит попросить Марину включить в план экскурсий посещение твоей фабрики?
– Стоит, стоит! – тут же закивала головой Танья. – Мы еще потом посмотрим, какая из экскурсий больше клиентов принесет!
– Особенно вам с Франсуа, – добродушно хмыкнул Анатолий.
– Мы уже даже подумываем о расширении географии туров, – продолжила Марина. – Хотелось бы охватить как можно больше провинций.
– Ну что ж, – задумчиво проговорила Анабель, бессознательно перебирая пальцами волосы Игора, который блаженно улыбался, прикрыв глаза, – у нас на севере есть очень хорошие друзья… Впрочем, ты, по-моему, в свой прошлый приезд встречалась с Софи?
– Нет, только с Венсаном, – удрученно покачала головой Марина. – С ней я разминулась.
– Тогда тем более – нужно исправить эту оплошность, – кивнула Анабель, и принялась подробно рассказывать об особенностях различных регионов нашей страны, временами обращаясь ко мне то за поддержкой, то за уточнениями.
Марина то и дело вставляла конкретные вопросы и затем подавала знак Кисе, чтобы он сделал пометки в блокноте.
– Ну, я вижу, определенно нужно встречаться, – произнесла она, наконец. – У меня сейчас не получится – может, ребята съездят, они у нас в разведке числятся. Или чуть позже все вместе поедем.
– Я непременно предупрежу Софи, – перевела Анабель непроницаемый взгляд на Стаса, старательно обойдя им Максима, – чтобы она подготовила свои предложения по взаимовыгодному сотрудничеству.
В этот момент легкое напряжение, просто висевшее в гостиной, как-то разом исчезло. Анатолий с шумом выпустил воздух и откинулся на спинку кресла. Затем он снова вскинулся и тревожно глянул на Стаса и Анабель. Оба слегка кивнули, и он схватился за мобильный телефон.
– Тоша, давай, – бросил он в трубку, и, опустив ее, добавил, не обращаясь ни к кому конкретно: – Сказал, будет минут через пять-десять.
В ожидании Тоши Анабель пристально разглядывала Максима, расчетливо прищурившись. Он отвечал ей спокойным взглядом, не меняя позы и не произнося ни слова. Первый за все это время звук он издал, когда в двери гостиной показался побагровевший от натуги Тоша.
– Все в порядке? – чуть подался вперед Максим.
– Да у нас все тихо было, – отмахнулся Тоша, отдуваясь. – Давайте только быстро – я, вроде, в магазин вышел. Лишний батон найдется? – повернулся он к Танье.
Та нетерпеливо кивнула, не сводя с Анабель глаз.
– Хорошо, – проговорила Анабель. – Танья, я поняла твою просьбу и постараюсь навести справки. В неофициальном порядке, – добавила она, глянув на Стаса. – Но чтобы правильно ставить вопросы, мне нужно понять, в чем заключаются ваши разногласия. Поэтому, пожалуйста, пусть сейчас каждый из вас – очень коротко – определит цель моего обращения к руководству.
Танья просияла.
– Нужно выяснить критерии их оценки наших детей, – на одном дыхании выпалила она.
– И какой в ней вес имеет мнение их родителей, – быстро добавил Анатолий.
– И зачем они вообще за ними наблюдают, – буркнул Тоша.
– И почему ангельское мнение о них считается более важным, чем человеческое, – вызывающе вскинула голову Марина.
– И в какой пропорции распределено право решения их судьбы между подразделениями, – отчеканил Максим.
– И с какой стати руководителей этих подразделений держат в неведении о сущности их работы, – рявкнул Стас.
Анабель внимательно переводила взгляд с одного на другого, остановив его на Кисе. Не дождавшись от него никакой реплики, она кивнула.
– Понятно, – проговорила она. – Узнаю все, что смогу, но обещать что-либо не буду. Но вот что, как мне кажется, можно сделать прямо сейчас. Главное – вам нужно исключить аномалии из своего поведения.
Они все удивленно переглянулись.
– Какие аномалии? – подозрительно глянул на нее Анатолий.
– А вот, к примеру, ваша манера нарочито их игнорировать, – ответила ему Анабель. – Насколько я поняла, они не инвертируются, как вы? – впервые обратилась она прямо к Максиму. Тот отрицательно покачал головой. – Значит, – вновь повернулась она к Анатолию, – они прекрасно знают, что вы их чувствуете. И если при этом вы ведете себя неестественно напряженно и стараетесь заблокировать им доступ к наблюдению, это не может вызвать ничего, кроме подозрений.
– А я о чем! – воскликнула Танья.
– Но есть и другая крайность, – посмотрела на нее Анабель. – Попытки продублировать их работу, разыскивая других ангельских детей и проявляя к ним неуместно чрезмерный интерес, также не вызовет у них никакого расположения к вам. Другое дело, если вы познакомитесь с родителями любых способных детей – так, словно это чудо, – она чуть прижала Игора к себе, – является обычным человеческим, но талантливым ребенком. Для людей такой поступок был бы совершенно естественным и правомерным, как поиски способствующей их дальнейшему развитию среды.
Анатолий расправил плечи и с победным видом покосился на Танью.
– И человеческое признание их «просто» талантливости будет принято во внимание? – прищурилась Марина.
– Не уверена, – спокойно возразила ей Анабель. – Но оно покажет, что их родители – как люди, так и ангелы – понимают их особенности и воспринимают их спокойно – не привлекая к своим детям нездоровый интерес человеческого общества и не противопоставляя их ему. Мне кажется, что такой сбалансированный подход не может вызвать у нас негативной реакции.
– Я все же хотел бы удостовериться, что приоритетное право решения не принадлежит исключительно светлой ветви, – сдержанно проговорил Максим. – По возможности, конечно.
– К Вам у меня есть отдельный вопрос… – начала Анабель, помолчав немного.
– Анабель, давай на «ты», – проворчал Тоша. – Макс на особое место в нашей компании не метит, правда? – ехидно улыбнулся он темному ангелу.
У того впервые в моем присутствии прорвались хоть какие-то эмоции – он вдруг ухмыльнулся, цокнул языком и покачал головой.
– На «ты», пожалуйста, – не отвечая Тоше, обратился он к Анабель.
Она переводила с одного на другого недоверчивый взгляд, чуть шевеля губами, словно на вкус слова каждого пробовала.
– Хорошо, ты… – Она снова чуть помедлила. – Тебе не приходит в голову, что твое присутствие рядом с девочкой лишь укрепляет настороженность в ее отношении? Лишь усиливает плотность наблюдения? Лишь заставляет их выискивать в ее поведении твое влияние?
– Он тоже только наблюдает, – неохотно вмешался Тоша. – А с другой стороны, если до какого-нибудь разбирательства дойдет, он сможет обеспечить ей дополнительные голоса в защиту.
– Ты действительно сможешь это сделать? – как-то иначе глянула на Максима Анабель.
– Я не смогу, – усмехнулся тот, – я уже получил официальное уведомление о том, что в Высшем Совете наши представители есть, и что, в случае необходимости, они потребуют права доступа к ее досье. А уж как изложенные в нем факты трактовать, – он обвел насмешливым взглядом лица остальных ангелов, – мы испокон века спор ведем, и до окончания оного продолжать его можем.
– А вот мне все же интересно, – прочистив горло, раздраженно бросил Стас, – с какой это стати я ничего обо всем этом не знаю?
– Прости, Стас, – не сдержавшись, рассмеялась Анабель, – но мне лично как раз этот момент представляется весьма обнадеживающим.
Громко сглотнув, Стас развернулся к ней с выражением крайне любезной заинтересованности на лице. Максим с невинным видом опустил глаза, Марина прикусила губу, а Анатолий с Тошей внимательно рассматривали обои на потолке – каждый в противоположном углу. И только Танья чуть подалась вперед, жадно ловя каждое слово Анабель.
– Я практически уверена, – продолжила та, – что в случае принятия решения о… нейтрализации, – Танья вздрогнула, – тебя, как руководителя карательного органа, поставили бы о нем в известность в первую очередь. Поскольку такого до сих пор не случилось, значит, и прецедентов до сих пор не было.
Все заулыбались с явным облегчением, даже Стас – определенно от осознания того, что подозрение в покушении на его административное всеведение оказалось слабо обоснованным. И лишь у одного Кисы не изменилось скорбное выражение лица.
– Извините, пожалуйста, – обратилась к нему Анабель, – но Вы все молчите… А какова Ваша функция во всей этой истории?
– Я – ангел-хранитель Марины, – чопорно ответил он.
Я обратил внимание, что ее обращение к нему на «Вы» не поправил никто из присутствующих.
Анабель бросила на Марину ошеломленный взгляд.
– Бывший, – пояснила Марина, – в смысле, и нынешний тоже, но сначала бывший. Тогда, в той жизни, – неопределенно махнула она рукой.
Глаза у Анабель загорелись ненасытным любопытством.
– О! – выдохнула она. – И как Вы находите работу в видимости? По сравнению со всеми предыдущими случаями?
– Да он всего второй раз на земле, – заметил Анатолий.
– Тем более! – с живостью откликнулась Анабель. – Вы знаете, и Анатолий может подтвердить Вам мои слова, я испытываю слабость к коллегам, работающим в постоянной видимости.
– Я не могу сказать, что стремился к ней, – осторожно ответил ей Киса.
– Он ко мне на исправительные работы попросился, – ухмыльнулась Марина, – а я ему такое условие поставила.
– И, чтобы исправить нанесенный мной ущерб, – никак не отреагировал Киса на ее то ли дружелюбную насмешку, то ли едкую шутку, – я, разумеется, согласился на него.
– И все же – как Вам работается в видимости? – настаивала Анабель.
– Если бы я заранее знал обо всех сопутствующих аспектах этой работы, – подумав, медленно ответил Киса, – я бы, наверно, отказался от нее…
– Ах ты, скунс неблагодарный! – задохнулся Анатолий.
– … но сейчас, – вновь не обратил на реплику никакого внимания Киса, – я уверен, что через такой опыт нужно пройти каждому из наших коллег. Что вряд ли осуществимо, – пожевав губами, добавил он, – поскольку мало кто из них захочет потом вернуться к обычным условиям работы.
Марина расплылась в широкой, довольной улыбке. Танья с Анатолием переглянулись и дружно посмотрели на Тошу, который неловко шевельнулся на своем стуле, отведя в сторону глаза.
– Ладно, время-то идет, – пробормотал он, вставая, но задержался, пытливо глянув на Анабель. – А как ты думаешь, зачем они все же за детворой наблюдают?
– Не знаю, – ответила она, со вздохом выходя из своей задумчивости. – А вот вы бы могли попробовать это узнать.
– Как? – тут же выпрямился в настороженной позе Анатолий.
– Если они наблюдают за вами, – объяснила она, – и вы их чувствуете, то кто мешает вам понаблюдать за ними? В какие моменты они обычно появляются, в каких обстоятельствах, что предшествует их появлению и как долго оно продолжается? Экспериментируйте, отмечайте, что могло их привлечь, обсуждайте в их присутствии свои гипотезы – одним словом, приглашайте их к разговору. Слабые места есть у всех, а у вас тут такая многогранная компания собралась, что вы просто не можете их не найти.
– Спасибо, – в один голос ответили ей Танья и Тоша, и рассмеялись, переглянувшись.
– Ладно, мне сейчас врать придется, что только в центре хлеб нашел. Батон дашь? – обратился к ней Тоша.
Танья вскочила и бросилась к двери. Нам с Анабель уже тоже пора было собираться, чтобы не опоздать в аэропорт. Анатолий предложил отвезти нас, но Анабель твердо отказалась. Почувствовав, что ей сейчас нужно побыть наедине с собой, я поддержал ее.
– Держите меня в курсе всего, что произойдет, – сказала она Танье напоследок. – Но только осторожно и лучше письменно. Заглянуть на экран в присутствии Анатолия у вашего наблюдателя вряд ли получится, а вскрывать электронную почту у нас, насколько мне известно, еще не научились.
По дороге в гостиницу, где мы забрали мой багаж, а затем в аэропорт мы молчали. Судя по ее отрешенному лицу, она уже строила планы предстоящих действий, я же в который раз восхищался ее непревзойденным умением объединять и сплачивать. Как людей, так и ангелов. И вовсе не обязательно вокруг себя. И заражать их оптимизмом, развеивать их сомнения и придавать им веру в себя.
В аэропорту, однако, выяснилось, что думала Анабель вовсе не об ангельских делах.
– Ты знаешь, – задумчиво произнесла она, когда мы сидели в ожидании посадки, – мне все как-то не случалось сказать тебе это, но сейчас я хочу наконец-то поблагодарить тебя.
– За что? – опешил я.
– За то, что ты принял меня в видимости, – глядя прямо перед собой, принялась перечислять она. – За то, что дал мне возможность по-настоящему жить на земле. За то, что доверяешь мне и любишь такой, какая я есть. За то, что настоял тогда на раскрытии нашей тайны Танье и Анатолию. За то, что потом, благодаря им, я смогла узнать столько интересных людей и увидеть, насколько непредсказуемо разными могут оказаться мои собственные коллеги и даже противники. За то, что не стал ждать с рассказом об их неприятностях до возвращения. За то, что это позволило мне сегодня воочию убедиться в том, что, несмотря на все наши не то, что различия, а даже противоречия, мы можем прекрасно уживаться. И самое главное – за то, что я познакомилась сегодня с этим маленьким чудом, ради которого можно не только мириться и сотрудничать, но и бороться с кем угодно. За то, что я поняла, что сделаю все, что смогу, чтобы помочь им в этом.
У меня просто не нашлось слов, чтобы ответить ей. Я мог только благодарить Бога за то, что он прислал ее мне во второй половине моей жизни, и мне оставалось не так долго ждать полного, окончательного, вечного воссоединения с ней.
Я обнял ее за плечи, привлек к себе, и так мы и просидели до самого объявления о посадке – снова в молчании. Но только это было другое молчание – одно на двоих.
И теперь я хочу передать ее слова благодарности той, которая их воистину заслуживает. Моя единственная заслуга во всем, о чем говорила Анабель, заключается в том, что мне удалось заметить великой души девушку и пробиться к этой ее душе через заслоны нашей обычной человеческой осторожности. Только благодаря ей среди наших с Анабель близких друзей появились и совсем не по-ангельски неистовый Анатолий, и задиристый и ершистый Тоша, и светлая и открытая Галя, и гордая и несгибаемая Марина, и неприступный с виду Стас, и наконец-то счастливый Венсан, и его не менее счастливая Софи, и их воодушевленные великой идеей освобождения ангелов подопечные…
Если бы не Танья, так бы и прожили мы с Анабель обычную жизнь в небольшом городке, ходя на работу и проводя свободное время в узком кругу добрых знакомых, роняя в их сознание – понемногу и время от времени – семена нашего понимания вечного и терпеливо дожидаясь конца человеческого существования. Если бы не Танья, мы бы, возможно, так ни разу и не очутились в самой гуще тревожных, временами опасных, но таких ярких и захватывающих событий.
И если ей не захочется читать эти воспоминания (комплименты никогда не доставляли ей удовольствия – уж я-то знаю!), я был бы очень рад, если бы они попали в руки ее сыну. Молодые обычно воспринимают своих родителей как некий изначально заданный идеал – я прекрасно помню это по своим детям – и им нелегко смириться, когда они замечают в нем несовершенство. Им нужно время, чтобы понять, что их родители – точно такие же противоречивые существа, как и они сами, и что их величие заключается не в безгрешности, а в умении заметить свои изъяны и преодолеть их.
И мне бы очень хотелось, чтобы эти записи хоть немного помогли Игору увидеть его мать со стороны – такой, какой ее видели неплохо знавшие ее, а главное – глубоко восхищавшиеся цельностью ее натуры люди.
Глава 4. Преображение Людмилы Викторовны
Подавляющему большинству людей не присуща способность критически осмысливать свои поступки и анализировать их причины. Человечеству в целом свойственно маниакальное стремление к усреднению всего и вся, заставляющее людей постоянно затрачивать невероятное количество времени, сил и материальных средств на построение всевозможных моделей поведения, прогнозов развития общества в целом и его отдельных составляющих в частности, социальных портретов различных общественных групп и индивидуальных гороскопов. Когда, однако, речь заходит об обобщении своего личного опыта, люди смотрят на свое прошлое исключительно через призму самоутверждения, что позволяет им видеть мотивы и цели своих действий в неизменно розовых тонах, а их негативные последствия объяснять саботажем или открытым противодействием многочисленных врагов.
Этот давно уже не вызывающий сомнения в небесном сообществе факт приобретает особое значение в случае исполинов. Предшествующее их родителям поколение (называемое на земле бабушками (для женских представителей) и дедушками (для мужских)), не неся персональной ответственности за их воспитание, с одной стороны, и испытывая животную боязнь за их физическое благополучие и забыв все особенности развития своих собственных детей, с другой, превращается в основной источник возникновения у исполинов чувства вседозволенности и самолюбования. Сами же исполины, с невероятной легкостью подчиняющие вышеупомянутых бабушек и дедушек своей воле, все больше укрепляются в осознании своего превосходства над людьми, что приводит к их ярко выраженному стремлению избегать общества последних и замыкаться в себе.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
Когда Мариночка сказала мне, что хочет написать о Танюше книгу, у меня прямо сердце защемило. А когда она попросила меня поделиться своими воспоминаниями о ней, с тем, чтобы дополнить ее жизнеописание взглядом со стороны самых близких ей людей, так и вовсе слезы на глаза навернулись. Какая мать не обрадуется возможности не только прочитать книгу о своей дочери, но и поучаствовать в ее создании?
Ее даже не смутило мое искреннее признание, что не наградил меня Бог талантом излагать свои мысли на бумаге. Она объяснила мне, что эта книга создается лишь на базе Танюшиного примера как типичного представителя нашего общества и времени и что речь в ней пойдет скорее о взаимоотношениях поколений на различных этапах жизни. И попросила просто записывать все, что мне вспомнится, добавив, что слово, сказанное от души, всегда к другой душе путь найдет.
Большей частью, как я поняла, Мариночку интересует то время, когда у Танюши Игорек родился, поскольку, только начиная с этого времени, и можно говорить о взаимоотношениях трех поколений в нашей семье, но боюсь, что начать мне придется издалека. Меняется со временем отношение людей к близким, спору нет, но корни-то его в детстве прячутся. Сейчас я это, как никогда прежде, понимаю.
Ребенком Танюша была послушным и нетребовательным. Баловать ее нам с Сергеем Ивановичем некогда было – оба мы из самых простых семей вышли, ни помощи, ни поддержки ждать нам неоткуда было. Все с нуля, все своими собственными руками. Тогда, правда, и жизнь попроще была – не было такого количества соблазнов вокруг, как сейчас. Но все необходимое для здорового роста у Танюши всегда было – и питание полноценное, и одежда добротная, и отдых у моря каждый год, и для учебы все, что нужно. Ради этого мы с Сергеем Ивановичем, не задумываясь, и себе во многом отказывали.
Я, бывало, временами слабину давала – и пирожное лишнее ей хотелось купить, и платье понаряднее, и котенка или щенка какого-нибудь завести – но Сергей Иванович всякий раз напоминал мне, что не куклу мы растим, а достойного человека, которого другие не по одежке, а по уму и знаниям всю жизнь ценить будут. И что мы должны своим примером каждый день ей показывать, что отвлекаться от главной цели на всякие мимолетные увлечения серьезному человеку не к лицу.
Училась Танюша хорошо. Вот даже точные науки – хоть и не давались они ей, а на твердую четверку она всегда выходила. Мне-то ей помочь нечем было – в институте так и не вышло у меня доучиться, а школа уже к тому времени забылась. Репетиторов мы ей пару раз нанимали, но толку от них оказалось немного. Да она и помощи никогда не просила – все сама над книгами сидела, читать она всегда любила.
Я вот, к примеру, помню, что многие из моих знакомых на родительские собрания с опаской шли, а я нет – редко мне доводилось критику в адрес дочери слышать. Обычно очень мне приятно было после них домой идти. Сергей Иванович тоже одобрительно к Танюшиной самостоятельности относился, хотя по натуре своей он всегда к строгости склонялся – считал, что промахи больше внимания к себе требуют, чем успехи.
Вообще-то в воспитание Танюши он большей частью не вмешивался – твердо стоял на той позиции, что дочерью мать должна заниматься, чтобы настоящую женщину из нее вырастить. Для того-то он и взял на себя все материальные заботы и дал мне возможность сосредоточиться на семье и доме – чтобы и кушала Танюша вовремя, и одета всегда была по сезону, и на улице попусту не болталась. Слово свое он говорил, только когда действительно важное решение принимать нужно было – куда после школы поступать, например. А я уж потом следила, чтобы решение это в жизнь воплощалось, как следует и в срок. И нужно сказать, Танюша к мнению нашему всегда прислушивалась.
Одним словом, ни в школе, ни в университете никаких сложностей у нас с ней не было. Даже тот пресловутый подростковый возраст без особого напряжения прошел. Наверно, потому и оказалось для нас полной неожиданностью заявление Тани после университета, что отныне она будет жить по-своему и что это ее «по-своему» разительно отличается от нашего.
Сергей Иванович попытался поговорить с ней, выяснить, откуда такие безрассудные капризы взялись, но она вдруг, ни с того ни с сего, заупрямилась: буду жить, как хочу, и точка. Очень он тогда на нее обиделся – получалось, что она и училась, и хороший диплом получала только для нас, а самой-то все те дороги, которые перед ней образование открыло, и не нужны вовсе. А мне, которой пришлось в свое время на диплом рукой махнуть, так и вовсе непонятно было, как можно так пренебрежительно к нему относиться.
Так она работу сама себе и нашла. Очень она нам подозрительной показалась – мелкая фирмочка, ни имени, ни положения, интерьером занимается, таких пруд пруди, да и где гарантия, что не прогорит через год? Сергей Иванович справки, конечно, навел, выяснил, что существует эта фирма уже несколько лет, работает довольно стабильно и, хотя продвижения по службе ожидать там не приходится, текучесть кадров в ней совсем невысокая – значит, не выжимает директор все соки из сотрудников, чтобы тут же их новыми заменить. И мы решили дать ей возможность самой свой выбор на вкус попробовать – авось, скоро надоест сиднем на одном и том же месте сидеть.
Личная Танина жизнь тоже очень нас с Сергеем Ивановичем волновала. Ладно бы еще решила карьерой заняться, тогда можно было бы с образованием семьи подождать, так ведь нет! Создавалось впечатление, что замужество и дети ее еще меньше интересуют, словно решила она плыть по течению – к какому берегу прибьет, так и будет. И нельзя сказать, чтобы не попадались ей достойные парни, но стоило нам только заикнуться, что вот, мол, сделала, наконец, хороший выбор, как она тут же с ним расставалась.
Сергей Иванович вообще с ней больше разговаривать отказывался. Мы к тому времени дачу строить затеяли, так он эту дачу в настоящий загородный дом превратил и настоял, чтобы мы с ним туда переехали – а Таня пусть живет, как хочет. Много мы с ним тогда спорили. Он мне даже запретил к ней чаще, чем раз в месяц, наведываться, сказав, что и так ее опекой своей к одному только белому хлебу приучила. Мне же оставалось только уговаривать его, что Таня, как все молодые, что-то свое в жизни ищет и, как все молодые, рано или поздно придет к мысли, что каждое новое все равно на одних и тех же китах стоит.
Особенно тяжело было мне наблюдать за ней рядом с подружками ее неразлучными. У Светы – и муж, и сын, и она рядом с ними счастьем светится. У Марины, правда, своей семьи еще нет, но зато на работе что ни год – и по службе, и в зарплате повышение. А Таня наша словно застряла между ними, к упрямству своему прикованная. Одна только мысль от полного отчаяния меня удерживала – не бывает так, чтобы не проросли добрые зерна, которые родители в душу ребенка заронили, чтобы пропали они впустую.
И дождались мы все же! Нашла наша Таня своей берег и всей душой к нему потянулась, не стала ждать, пока течение ее к нему принесет. Анатолий нам с Сергеем Ивановичем сначала не очень понравился – уж больно красиво все его речи звучали, такими хорошо девчонкам головы кружить, а нам в голову поговорка пришла: «Мягко стелет, да жестко спать». И тут-то наша Таня и показала нам, что с этого берега ее и танком не сдвинешь.
Да и Анатолий на редкость хорошим ей мужем оказался: и внимательным, и заботливым, и хозяйственным, и ответственным, и не размазней у жены под каблуком. Он и к нам-то за советом куда охотнее Тани обращался – с Сергеем Ивановичем вообще очень быстро общий мужской язык нашел (тот к нему скоро, как к сыну, которого ему так и не посчастливилось дождаться, относиться стал), и со мной у него немало общих интересов оказалось. Даже Таня, как я заметила, под его влиянием смягчилась – совсем иначе слушать нас начала.
И, разумеется, как только она нашла свое женское место в жизни, у нее и во всех остальных отношениях дела на лад пошли. И на работе со многими отношения улучшились, и к непосредственным переговорам с французским поставщиком ее все чаще привлекать начали, а там и подружиться удалось с этим французом – они с Анатолием к нему после свадьбы в гости ездили. Я еще Сергею Ивановичу тогда сказала, что вот, мол, терпение всегда вознаграждается, а из строптивых детей куда больше толка выходит, чем из покладистых.
А потом у Тани с Анатолием Игорек родился.
Ну вот, Мариночка, добралась я, наконец, до того времени, о котором ты и просила меня написать. Ты уж прости, что вступление таким длинным оказалось, но нельзя говорить об отношениях между людьми только на определенном этапе их жизни – непонятно будет без всей-то предыстории, особенно, если она сплошными американскими горками оказалась, как у нас с Таней.
Я, конечно, как только Таня с Игорьком домой вернулись, сразу же к ним побежала. У нее ведь младших никого не было, откуда же ей знать, как с малышами управляться? Я и до его рождения подсказывала ей, как себя правильно вести, и как будто ни один мой совет во вред ей не пошел. Но в тот раз, когда я предложила показать ей, как купать Игорька, она так на меня глянула, словно я его у нее отобрать собралась – разве что не зарычала.
Очень мне обидно стало, но Анатолий мне дельную мысль подсказал. В самом деле, не могу же я на каждом шагу ей помогать, если они живут отдельно. Я решила, было, к ним пока переехать, хоть на месяц, но Анатолий и здесь тактичность проявил – сказал, что не может себе позволить Сергея Ивановича без моей заботы оставить. Тот ведь и вправду не привык сам по дому хозяйничать. И когда Анатолий предложил мне наставлять Таню по телефону и пообещал лично проследить за тем, чтобы она моим указаниям следовала, я и вовсе успокоилась.
Так мы и беседовали с ней – до самого Нового Года. Раньше еще раз приехать мне так и не случилось. Сначала Таня уверяла меня, что Игорек незнакомых лиц боится, затем грипп страшный разразился, и Сергей Иванович умудрился где-то подхватить его… Так и вышло, что он Игорька вообще в первый раз только на Рождество и увидел.
В тот их приезд к нам я вновь убедилась, что, сколько бы молодые ни изобретали велосипед, едут они на нем по хорошо проторенным дорожкам. Вот и из Тани получилась типичная молодая мать, которая миллион страхов себе навоображала, но в каждом жесте ребенка явные признаки гениальности видит. Это же надо такое придумать, что двух– или трехмесячный ребенок незнакомых боится! Да он в таком возрасте еще толком не понимает, что вокруг него происходит – откуда боязни взяться? Вот и сидел Игорек у меня на руках спокойно, пока она со мной пререкаться не начала, а она мне – он чуть ли не речь человеческую уже понимает.
А к Сергею Ивановичу он и вовсе сам ручки потянул. Я смотрела на своего строгого мужа, неловко обхватившего внука, и мысленно улыбалась. Когда Таня маленькой была, ему некогда было с ней возиться, а сейчас у него прямо лицо смягчилось, и улыбка не так на губах, как в глазах появилась. И даже, когда Игорек чуть не разбил тарелку при прямом попустительстве родителей, он даже не насупился. Таня, правда, быстро опустила малыша на пол.
И вот, кстати, еще пример ее материнской близорукости. В три месяца ребенок ползает – ну, не смешно ли? Или еще лучше – любит технику и даже понимает, как ею пользоваться! Конечно, ребенок будет по полу животом ерзать, если родители ему такое позволяют! Я содрогнулась при мысли о том, сколько пыли он у них дома на себя собирает. И тот пульт, на который он случайно наткнулся, они, небось, на пол и бросили, чтобы продемонстрировать невероятную развитость современных детей.
