Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 63 страниц)

– Да, ирландцы никогда не сдавались, восемьсот лет, – заметил Уинго.

– Надеюсь, мы сможем победить немного пораньше, – хихикнула Кики.

– Совет Армии всю свою стратегию строит на предполагаемой продолжительности борьбы в тридцать лет, – серьёзно ответил Уинго.

В операционном центре Лэйни Мартинес сидела в наушниках. Она внимательно слушала и делала заметки. «Проверить дела бывших заключенных тюрьмы «Ангола» управления исправительных учреждений шт. Луизиана», «Использование такси террористами» и «30-летняя кампания террора (???!!!)». Джарвис отсутствовал в этот вечер, и, несомненно, собирал взятки и насиловал белых проституток, за что Лэйни была ему благодарна. Сейчас она могла сосредоточиться на том, что слышит.

А в такси Кики взглянула в боковое зеркало.

– Копы приближаются в левом ряду, – сказала она. – Две машины. Теперь они всегда ездят парами.

– Я их вижу, – ответил Уинго. Уинго слегка подвинулся, и Кики была уверена, что он вытащил пистолет.

– Просто следи за скоростью и помаши им, если, проезжая, они взглянут на тебя. Не отводи взгляд.

– Это группа «Один Си девять и десять», – сказал Маккаферти, быстро проверив по компьютеру патрульную двойку. – Хочешь связаться с ними и попросить отвернуть? – спросил он Мартинес.

– Нет. – Давай посмотрим, как они вдвоём справятся.

Две полицейские машины в левом ряду медленно обогнали такси; копы на пассажирской стороне заглянули в салон. Кики небрежно махнула копам; Уинго смотрел им прямо в глаза, но ничего не делал. Две патрульных машины ушли вперёд и через пару минут свернули налево на въезд на автостраду.

– Без проблем, – заметил Уинго.

– Откуда ты знаешь, что они не будут нас останавливать? – спросила Кики.

– Это был просто обычный патруль, – сказал Уинго. – Они, возможно, остановили бы тебя за превышение скорости, или у них был ордер на тебя, или ещё что-то обычное, но у них приказ не связываться с добровольцами, которых засекут. Они должны сесть нам на хвост, держать нас в поле зрения, доложить и вызвать спецназ, группу быстрого реагирования. Ты должна опасаться небольших колонн из нескольких дежурных полицейских машин и одного-двух бронированных грузовиков или фургонов. Внутри бронетранспортёров крепкие парни в бронежилетах с разным тяжёлым вооружением. В некоторых из таких броневиков спрятаны пулеметы калибра 12,7 мм в особой выдвижной башне. Запомни: обычная полиция никогда не будет связываться с подозрительным человеком или врагом, у которого может оказаться такое же или более мощное оружие. Они всегда держатся на расстоянии и вызывают подмогу. Сохранение собственной жизни для них главная задача, и они обучены действовать с учётом этого требования.

– Как, чёрт возьми, эти ублюдки узнали о пулемётах?! – поражённо воскликнул Маккаферти в операционном центре. – Не говоря уж о наших правилах при столкновении с террористами?

– А ты как думаешь? – фыркнула Мартинес. – Всё полицейское бюро «текло» с самого начала. Если бы головы у нас были не в задницах, мы много лет назад убрали бы из полиции и запретили принимать в неё всех белых мужчин и половину белых женщин. Без обид, конечно, Энди, но мы можем убить вирус расизма и сексизма в нашем обществе, только полностью отобрав власть у его носителей.

Маккаферти или не расслышал её ответ, или благоразумно сделал вид, что не слышал. Он присел на корточки над приёмником и занялся его шкалами.

– Датчик места показывает, что они на подходе к Грешаму, – доложил он.

Уинго в такси попросил:

– Поверни здесь направо.

– Они свернули на Арбор Лейн, – сказал Маккаферти, проверив свой датчик положения.

Такси теперь двигалось по улице из ряда жилых домов в стиле ранчо, которые назвали бы домами среднего класса в те времена, когда в Америке ещё был средний класс. Вечерело, и улица казалась заброшенной и пустынной, ни огонька не светилось в половине домов. В дальнем конце улицы Уинго попросил Кики съехать на подъездную дорогу к одному из на вид затемнённых домов. Он вышел из машины, и она последовала его примеру.

– В один прекрасный день тебе самой придётся выбирать место для встреч, вроде этого, – проговорил Уинго. – Давай посмотрим, как ты соображаешь. Почему, по-твоему, мы выбрали этот дом?

– Ну, я вижу передние и боковые двери, и думаю, что есть и задняя, так что выходов много, – начала Кики. – Похоже, что сзади большое открытое поле, пустырь или вроде того, и здесь улица прямая как стрела до самого конца, так что на большом расстоянии всё очень хорошо просматривается. К нам будет трудно подкрасться. Со всех сторон здесь полно боковых улиц, куда можно удрать, и большинство выходит на главные магистрали, так что как только ты вырвешься на свободу в машине или на ногах, имеется хорошая возможность уйти о погони, особенно в темноте.

– Очень хорошо! – одобрил Уинго.

Вспыхнули фары машины, стоявшей на улице, и она начала медленно двигаться к ним, а потом по подъездной дороге. Дверь открылась, и вышла маленькая, как птичка, седоволосая женщина. Она была одета просто и несла большую потёртую сумку.

– Привет! – весело окликнула их она, когда подошла поближе, а машина отъехала. – Вы уже поужинали?

У неё был более явный южный акцент, чем у Уинго.

– Мы в порядке, Ма, – ответил тот. – Она тут же что-нибудь приготовит, – тихо проговорил он в сторону Кики.

– Ма, это Кики Маги. Кики, это Ма. Она вроде отвечает за набор женщин-добровольцев. Она та, кто решит сегодня вечером, примем мы тебя в Добрармию или убьём, а я зарою тебя в подвале.

– Ты бы помолчал! – одёрнула его Ма. – Кстати, кто ты сегодня вечером?

– Ударник.

– Не обращай внимания на Ударника, дорогая, – сказала старушка. – Он зол на всех женщин. И просто старается понять, легко ли тебя напугать.

– Конечно, я боюсь! – бросила Кики. – Но ведь я здесь, правда?

– Давайте в дом, – сказала старушка. Она достала из сумки ключи от дома и открыла дверь. Провела гостей прямо на кухню и включила свет. Кики мало что разглядела в доме, кроме тёмной жилой комнаты. Потом Ма поставила на плиту чайник и достала из шкафа чашки.

– Присаживайтесь, ребята, а я приготовлю нам чай. Скажи-ка мне, дорогая, ты – христианка? – вдруг спросила она Кики, застав её врасплох.

– Ну… я не знаю, как должна отвечать, мэм, – замялась Кики. – Думаю, вы уже знаете, кто я.

– Да, милая, знаю, – доброжелательно подтвердила старая леди, – Но одно другому не мешает, как склонны думать люди.

– «Не судите, да не судимы будете», и всё такое? – спросила Кики.

– О, чепуха, – воскликнула Ма. – Мысль, что ни один человек никогда не должен осуждать другого, просто ерунда. Библия полна людей, которые только это и делали. Их называли пророками. Сегодня по самым разным людям, ведущим распутную жизнь, плачет нравственный приговор. Люди постоянно выносят моральные суждения. Птички-каки с челюстями свиней, которые управляют этой страной, осудили всю нашу расу и всех нас на смерть, и, ей Богу, нам нужно начать платить им той же монетой!

– «Птички-каки со свиными челюстями»? – весело рассмеялся Уинго. – Я никогда не слышал этого выражения раньше. Надо запомнить.

– Ты его запомнишь, молодой человек. Нет, голубка, я спросила, потому что мне нужно знать, на что похож твой нравственный мир. У всех он есть.

– Ну, не думаю, что он у меня есть, – осторожно ответила Кики. – Я имею в виду, где бы я могла получить представление о нравственном мире, и что хорошего это бы мне дало? Я просто хочу попасть в Добрармию, чтобы попытаться изменить к лучшему жизнь для себя и моей малышки, и, раз я решила быть честной с вами, то скажу и это. Я хочу отомстить! Да, отомстить некоторым людям, которые обижали меня, но, в основном, просто отомстить всему этому проклятому грязному миру, который никогда не давал мне ничего, кроме дерьма!

Я просто так устала от мерзавцев, которым всегда достаётся всё, меня так тошнит, что больше ничего и никогда не делается справедливо или прилично. Почему всегда должно быть так, что плохие выигрывают, а я остаюсь в дураках? Проклятые ниггеры и мексиканцы всё захватили, проклятые копы бьют, отбирают деньги, и запирают меня в клетку с животными, долбаные жиды и богатые ублюдки презирают меня и обращаются со мной, как с грязью, и я просто хочу услышать, как они завопят, и увидеть, как всё их добро горит.

Кики приложила руку ко рту, и с внезапным удивлением почувствовала, что плачет.

– Боже, откуда всё это взялось? – спросила она дрожащим голосом.

– Я бы сказал, от сердца, – заметил Уинго. – И нет ни черта плохого ни в чём, что ты сейчас сказала.

Ма взяла её за руку.

– Дорогая, если бы ты произнесла предо мной длинную речь, которая звучала, как будто ты зачитываешь наши книги, и я подумала, что ты говоришь мне то, что, по-твоему, я хочу услышать, или то, что ты заучила, я могла что-то заподозрить, но ты была бы просто поражена, узнав, как многие из нас начинают служить нашему делу чисто из злости. Это праведный гнев, истинный гнев божий, и им нужно гордиться, а не стыдиться. С тобой поступили страшно несправедливо, с момента твоего рождения, как и с каждым мужчиной и женщиной с белой кожей, родившимися в прошлом веке. Тебе было отказано в твоём праве по рождению на этот мир и всё сущее в нём, и ты имеешь полное право желать мести и искать её в нашей армии. Позже мы обучим тебя, дадим книги и расскажем, как и почему эта страшная несправедливость была совершена с тобой и со всеми нами, кем и почему, но чистый праведный гнев в твоём сердце – хорошая отправная точка.

– Просто, чёрт возьми, так быть не должно! – всхлипнула Кики, и слезы потекли по её лицу.

– Это говорит мне, что внутри тебя действительно есть представление о нравственности, несмотря на всё плохое, чем ты занималась, и на то, как прожила свою жизнь, – сказала Ма. – В этом одно из наших отличий от этих темнокожих животных вокруг, Кристин. Они упиваются грязью этого мира. Валяются в ней, как свиньи в канаве. Они любят грязь, потому что, как животные, не понимают, что это – зло. У черноты нет понятия добра и зла. А есть только потребность насыщаться. Мы знаем, что хорошо, и что плохо, и евреи тоже знают, только евреи поклоняются злу как богу. Я думаю, что тот секрет запретного плода, который Ева так давно вкусила в райском саду, это знание о добре и зле и инстинктивный выбор добра. К лучшему или к худшему, мы получили это знание в наших душах, и сто лет жидовской лжи и политкорректности не смогли искоренить его. Несмотря ни на что, это представление о добре всё ещё живёт в тебе, девочка. Ты всё ещё хорошая внутри. Над остальным мы можем поработать. Остальное ты можешь изменить.

Следующий час они просто сидели за кухонным столом и разговаривали. Кики спокойно рассказала обо всей своей жизни, с детства до настоящего времени, и, за исключением событий последних нескольких недель, это была чистая правда. Но как бы глубоко они ни выпытывали про её прошлое, Кики понимала, что всё это ещё проверят.

– Я хотела вернуться к такой жизни, чтобы заработать денег и уехать из Орегона, забрав с собой Элли, – призналась она. – Но я понимаю, что это лишь временный выход. Ювеналки есть везде, на меня и Элли заведено какое-то дело, так что они со временем добрались бы до нас. Потом в тот день я узнала вашего парня Локхарта в «Логове Юпитера». Думала об этом весь день и в тот вечер собиралась попросить Ленни познакомить меня, но его убили. Остальное вы знаете. Не знаю, что ещё рассказать вам, – закончила Кики. – Если я попаду в ту яму в подвале сегодня вечером, то тебе лучше пойти за лопатой.

– Не думаю, что лопата нужна, – успокоил её Уинго.

– И что теперь будет? Чего вы от меня хотите?

– В следующий раз мы устроим передачу тебе старого партийного справочника и новых Общих приказов по Добрармии, – ответила Ма. – Общие приказы нужно запомнить, и я имею в виду, что ты действительно должна заучить их наизусть. Потом уничтожь лист бумаги, на котором они напечатаны, потому что, если тебя поймают с ним, то это федеральное преступление, караемое смертью. Я не шучу. Эти тираны теперь убивают людей просто за один лист бумаги. Тебе нужно выучить наизусть Общие приказы не только для собственной безопасности, но и потому, что ты должна будешь выполнять их. Всегда. Беспрекословно.

– А неподчинение листу бумаги ведёт к смертной казни с нашей стороны, – заключила Кики, осторожно используя слово «нашей». – Хорошо, поняла.

– Надеюсь, что ты поняла, милая, – вздохнула Ма. – Справочник тебе нужно прочитать, потому что он объясняет много других понятий, которые ты должна знать, глубокие и более сложные вопросы. Он объясняет природу безнравственного и сатанинского общества, в котором мы живём, почему с ним нужно покончить, и как мы достигнем этой цели. Даёт общую картину, так сказать. Справочник слишком большой, чтобы его уничтожать за исключением необходимости, хотя, если ты посчитаешь, что тебя или твой дом могут обыскать, ради Бога, спрячь или уничтожь его. Быть пойманным со Справочником так же смертельно опасно, как и с Общими приказами. Как только мы передадим тебе экземпляр, ты должна сразу же прочитать его, потому что мы можем оставить его у тебя только на несколько дней, а затем нужно, чтобы ты вернула его нам для передачи другому человеку.

– Так когда я смогу стать добровольцем Северо-Запада? – спросила Кики.

– Пока нет, не с первого раза. Нам нужно хорошенько к тебе присмотреться и понять, как ты выполняешь задания, как и на любой работе, – сказал Уинго. – Начнём с того, что ты будешь активом, как говорят некоторые, а другие называют кандидатом в добровольцы. Если бы мы были ниггерами, то использовали бы термин «фанат», а бандиты говорят «приблатнённый», но ещё не «блатной». Мы по-прежнему заинтересованы в твоём такси, – продолжил он. – У нас есть люди и вещи, которые нужно часто перевозить.

Начнём с простого. Мы организуем для тебя много заказов, выдавая себя за клиентов с улицы, потому что звонить твоему диспетчеру и просить именно тебя слишком подозрительно. Будешь возить людей и вещи из точки А в точку Б, подправлять записи, чтобы на бумаге всё выглядело отлично, а мы будем платить тебе по счётчику и хорошие чаевые, так что ты сможешь получать хороший законный заработок. Если всё сработает, и ты покажешься нам в течение нескольких месяцев, мы начнём давать тебе больше заданий.

– Ладно, но кое в чём я должна честно признаться, – нерешительно начала Кики. – Я знаю, из-за этого вы можете начать сомневаться во мне, но не могу врать.

Она глубоко вдохнула.

– Не знаю, смогу ли я кого-нибудь убить. Я говорила, что хочу отомстить и всё такое, и это правда, но только не знаю, смогу ли я прицелиться в кого-нибудь и нажать курок. Я не говорю, что не смогу, поймите. Чёрт, может, и смогу. Но я просто не знаю, и если вы захотите так испытать меня, чтобы стать добровольцем, я не уверена, что смогу выполнить такое задание.

– Тебе не предложат убивать довольно долго, – сказал Уинго, – Даже когда ты решишься на это добровольно. Это – необычная война. Наши люди вынуждены нести на своих плечах невыносимо тяжёлое бремя, а стрелкам и взрывникам приходится ещё труднее. Мало у кого из людей твёрдая рука, стальные нервы и – о, чёрт, думаю, можно так выразиться – отсутствие самокопания, способность просто выполнить задание, а потом не размышлять о сделанном. Если человек не готов к этому, его будет терзать совесть, и он потеряет самообладание, бормоча о Боге и прощении. Прости, Ма.

– Ничего, – ответила Ма. – Такое действительно случается, и потом человек превращается в клубок переживаний. Белые люди – самые большие убийцы, каких когда-либо знал мир, но мы действительно подверглись вековой социальной инженерии и изменению поведения с помощью пропаганды, о чём я говорила раньше, и у многих наших людей этот ген хищника, кажется, был устранён.

В Добрармии хорошо это понимают, так что даже при нужде в солдатах, просто не очень хорошая мысль ставить кого-нибудь в такое положение. Кики, у нас в подразделениях есть женщины, которые выстрелят в человека, как только увидят, что это враг нашей расы. Я знаю, потому что сама – одна из них. Может быть, в один прекрасный день ты станешь одной из нас, а может – нет. Но тебя никогда не попросят делать то, что выше твоих сил. Ты поймёшь это со временем, осознаешь, кто ты, и что твоих сил больше, чем ты думаешь. А сейчас, по-моему, тебе и Ударнику пора собираться обратно в город, чтобы ты могла закончить смену.

Кики пошла обратно к такси. Уинго отстал.

– И какое решение? – спросил он Ма.

Она вздохнула.

– Что-то внутри этой девушки терзает её, но из того, что мы о ней знаем, это может быть любая из десятка причин. Если мы исключим всех с тайными горестями и грехами в сердцах, то добровольцев Северо-Запада окажется не слишком много. Я не могу до конца проверить её.

– Еле слышное одобрение, – заметил Уинго.

– Нам нельзя превращаться в параноиков, иначе мы не сможем работать, – ответила Ма. – Я выскажу Оскару своё мнение, что ты должен испытать девушку, просто держа её на расстоянии вытянутой руки, как мы всегда и делаем с новобранцами.

– Понял. Передай от меня привет Картеру, Руни и Шону, когда вернёшься в Данди, – сказал Уинго, направляясь к двери.

Во время обратной поездки на такси Уинго познакомил Кики со способами предоставления ей «особых» тарифов, простыми кодами посадки с помощью текстовых сообщений и мобильных телефонов в точках встреч с добровольцами, нуждающимися в транспорте и т. д. Когда они приблизились к центру города, Кики спросила его:

– Что имела в виду Ма, когда сказала, что ты злишься на всех женщин?

Уинго вздохнул.

– Так же, как ты, наверно, относишься к мужчинам. Просто меня предавали когда-то слишком часто. Ничего личного. По-моему, это, пожалуй, самое худшее, что евреи сделали с нами. Сделали так, что белые мужчины и женщины ненавидят, боятся и не доверяют друг другу. Я знаю, это – плохо. Знаю, что не все белые женщины такие, как та, что засадила меня в тюрьму, и считаю, что ты достаточно умная и понимаешь, что не все белые мужчины похожи на Ленни Джиллиса.

– Да, умом я понимаю, – сказала Кики. – Это просто здравый смысл, что где-нибудь должны остаться хорошие мужчины. Но почему, чёрт возьми, я никогда не встречала ни одного?

– По общему представлению, все белые женщины – психованные и предательские сучки на грани откровенного помешательства, считающие мужчин врагами, которых надо победить, унизить и поставить на место. В то время как все белые мужчины – это большие подростки, которые по-прежнему играют в игрушки в сорок лет, никогда не станут взрослыми и не возьмут на себя никакой ответственности в жизни, – сказал Уинго. – И, знаешь, в обеих этих оценках чертовски много правды. Именно это евреи и сделали с нами, и пусть господь бог пошлёт их всех в ад!

– В Добрармии много женщин? – спросила Кики.

– Ну да, есть. Слушай, боюсь, что я до сих пор считаю большинство белых женщин безнадёжными, но скажу так: немногие оставшиеся исключения имеют большие возможности, чем мужчины. Хорошие женщины – лучше хороших мужчин, умные – умнее, храбрые – храбрее, а мерзкие – отвратительнее. Ладно, давай просто закончим этот разговор. Я знаю, это грубо, а быть грубым нет никакой причины.

– Ну, я скажу, ты должен был ещё отпускать ехидные шуточки о моём незавидном прошлом, – признала Кики. – Это радует.

– Ты же уже сказала, что понимаешь, где ты была, – пожал плечами Уинго. – Мне совершенно незачем напоминать тебе об этом. Здесь, остановись на этом углу. Наверно, ты начнёшь выполнять некоторые из наших специальных поездок завтра вечером. Один из людей, которых ты повезёшь, передаст тебе экземпляр Справочника и Общие приказы. Я повторю то, что Ма тебе сказала, потому что это важно. Заучи Общие приказы, а потом по ним живи. Их всего десять, как и заповедей, и, как заповеди, они просто то, что в них сказано: это приказы, а не советы.

У тебя пара дней, чтобы прочитать Справочник, а потом нужно передать его другому товарищу, который просит его вернуть. Не показывай его никому другому и постарайся, чтобы тебя с ним не схватили, Кики. Владение экземпляром партийного справочника или Общих приказов по армии рассматривается судебной системой ЗОГ как подлинное доказательство членства в Добрармии или связи с ней, и тебя быстро приговорят к смерти и отвезут привязанную к каталке в маленькую камеру для уколов. Мы не шутим с этим.

– Я знаю, что ты не шутишь, – она остановилась, и он открыл дверь. Кики не повернулась к нему.

– Слушай, Ударник, можешь сказать, как мне с тобой связаться, если будет нужно?

– Пока нет. Не обижайся.

– Ничего, – ответила она. – И ещё одно: если Ма сегодня вечером показала бы тебе пальцем вниз, ты, правда, убил бы меня?

– Да, – ответил тот. – Это тебя волнует?

– Меня бы больше волновало, если бы ты соврал об этом, – сказала она, обернувшись к нему. – Всего хорошего.

– И тебе.

Потом он исчез. Дверь машины оставалась открытой ещё секунд двадцать, когда телефон Кики завибрировал. Она взяла другого пассажира и минут двадцать не отвечала ещё на несколько виброзвонков.

– Какого хрена ты не позвонила после моего виброзвонка? – заорала Мартинес.

– Они наверняка скрытно ехали за мною, – спокойно ответила Кики. – А что, если они до сих пор здесь, и кто-то увидел, что я достала мобильный, как только парень вышел из моего такси?

Мартинес вздохнула, но согласилась.

– Ну, ладно, ты меня убедила. Как только закончишь работу и сдашь такси, мы подберём тебя на автобусной остановке и привезём сюда для полного отчёта. Я хочу знать всё об этом типе Ударнике.

«Надеюсь, что в один прекрасный день ты с ним познакомишься, сука», – подумала Кики. «Надеюсь, что он убьёт тебя раньше, чем меня, и я хотя бы увижу, как ты сдохнешь».

* * *

Кики получила обещанные документы о Добрармии через неделю после поездки в Грешам на встречу с Ма. За это время она перевезла десяток «специальных» пассажиров после получения кодовых слов на свой телефон, указывающих ей конкретный терминал аэропорта или одну из больших гостиниц в центре города. Очевидно, перевозки пользовались большим спросом у портлендских добрармейцев. Потом пассажир называл Кики настоящий адрес, а Кики придумывала ложное место назначения для своего путевого листа примерно на таком же расстоянии и докладывала диспетчеру.

В большинстве случаев она сажала пассажиров на углу улицы где-нибудь в районе Большого Портленда, но иногда это было офисное здание, ресторан, парк или другое общественное место. Кроме того, эти клиенты иногда появлялись из ниоткуда в любое время дня или ночи и останавливали такси на улице, что её нервировало. До сих пор это были одни мужчины, молодые и среднего возраста, и пару раз мужчин было двое. Во время поездки они не вступали с Кики ни в какие разговоры, платили по счётчику, давали щедрые чаевые и выходили из такси. Они всегда обозначали себя, сначала произнося условную фразу с просьбой отвезти их в компанию «Соусы, острые как огонь святого Антония».

– Один из этих ублюдков наверно думает, что у него есть чувство юмора, – презрительно фыркнула Мартинес, когда они с Кики изучали эту часть.

– Откуда они знают, где меня встречать? – с опасением спросила Кики. – Я даже не знаю, что еду на одну из этих точек за пассажиром, потом попадаю туда, высаживаю пассажира, а вдруг – поездка с «Острым соусом». Может, они ездят за мной или следят, проверяя, нет ли за мной полицейского хвоста?

– Возможно. Опять же, на тебе наш датчик положения, может, и их тоже, – ответила Мартинес. – Они могли тайком как-то прицепить на тебя датчик, пока ты говорила в доме в Грешаме с теми двумя.

Это доводило мнительность Кики до крайности.

Полиция в тот же вечер быстро и тайно проникла в тот дом в Грешаме и сняла отпечатки пальцев, но не нашла абсолютно ничего другого.

– Это фободный дом для фдачи в аренду, – доложил Джарвис. – Похоже, это профто разовый заход. Мы можем потряфти агентство, работающее ф этим домом, «Кифтон Пропертиз», но пидоры могли дофтать ключи многими фпофобами, и ефли у них ефть кто-то в «Кифтоне», флишком большой интереф к этому дому может наф выдать.

– Согласна, – кивнула Майонез. – Положи «Кистон» в папку на будущее. По крайней мере, мы узнаем, кто такие Ударник и Ма по отпечаткам пальцев, если они проходили по документам. Медленно, но верно мы подставляем маленькие кусочки головоломки. Со временем они все сойдутся.

Конечно, сразу же после поездки в Грешам Мартинес и Джарвис поговорили с Маккаферти об установке в самом такси какой-нибудь скрытой волоконно-оптической камеры и записывающего устройства, чтобы сделать снимки людей, которых подвозит Кики, но из-за того, что Кики каждый день давали другую машину, когда она приходила в гараж, возникли трудности. Получение ею одной и той же машины, чтобы ездить на ней каждую ночь, оборудовав должным образом, повлекло бы за собой включение в операцию похотливого диспетчера Ахмеда Сингха, и Мартинес удивила Кики, согласившись, что этот сексуально озабоченный тип, очевидно, представляет собой угрозу безопасности.

– Он мог бы попытаться воспользоваться ситуацией, даже не зная всех подробностей о том, что происходит, – сказала Мартинес. – Мужики думают только членами.

Маккаферти просмотрел технические руководства и придумал выход – волоконнооптическую беспроводную камеру на тончайшей плате с кремниевыми схемами, пригодную для вставки в пачку сигарет, которую можно засунуть за лицензию такси с правами и снимком Кики на них, которые висели на заднем сиденье, так что пассажиры могли видеть, кому доверяют свою жизнь на дорогах Портленда. Но и с этой камерой возникло несколько проблем, первая из которых состояла в её невероятной дороговизне, а вторая, что в полицейском бюро Портленда камеры не было. Конечно, камеру можно было бы приобрести в рамках почти неограниченного бюджета операции «Прожектор», но это требовало времени, и также привлекло бы нежелательное внимание федеральных правоохранительных органов, чьи источники информации о том, что происходит в местных полицейских управлениях, были совершенно всеохватывающими, в отличие от почти отсутствовавших у них данных по Добрармии. Второй проблемой с маленькой камерой была малая дальность передачи сигнала всего на пару километров.

– А нельзя настроить камеру на передачу по обычным каналам для мобильных телефонов, раз она передвигается от башни к башне? – спросила Мартинес.

– Да, мы может передавать через узлы сотовой связи или через спутник, – подтвердил Маккаферти. – Но это ударит по режиму секретности. Сотовая связь довольно открытая, и любой, кто знает, что ищет, может отслеживать передачи нашей камеры наблюдения и контролировать их, и к тому же всегда есть вероятность, что передачи могут попасть на чью-нибудь видеоконференцию или частный видеотелефон.

Вспомни, что в то время как наша прикладная техника улучшается с каждым годом, она вынуждена использовать для работы инфраструктуру, не обновлявшуюся с начала 2000х годов. Я далёк от предложений, что мы должны бросить нашего храброго маленького союзника Израиль, но дело в том, что одновременное и постоянное ведение предыдущим поколением четырёх зарубежных войн ничего не оставило для нас здесь, в Америке. В том числе на модернизацию узлов сотовой связи и освоение новых частот, не говоря уже об энергетике и дорожной сети.

Радиоканалы сжаты, как сельди в бочке, и все любопытные или преступники с необходимым опытом и минимумом аппаратуры могут подслушать любую беспроводную передачу. Единственным выходом было бы шифрование на обоих концах, но даже этого иногда недостаточно. Мы знаем, что в Добрармии есть довольно хорошие технари – фанаты, которые уже взламывали и проникали в некоторые довольно серьёзные правительственные сети. Насколько секретной, по-твоему, должна быть эта операция?

– Наглухо закрытой и без небрежных свободных концов, – ответила Мартинес. – Хорошо, я поговорю с шефом, и посмотрим, не сможет она достать для нас эту штуковину, не раскрыв ФБР, что мы проводим крупную секретную операцию. Когда мы её получим, то не будем заморачиваться с передачей данных от неё. Просто установим камеру на запись и будем каждое утро просматривать снятые кадры в конце смены нашей девочки. Мы получим живую передачу с микрофонов на её теле, так что будем знать, кого искать. Но получение этого устройства, наверно, займёт некоторое время.

Так и сделали, а в промежуток между заказом волоконно-оптической платы и её доставкой Кики получила посылку для себя. Она стояла в ряду такси в деловом районе около универмага «Нордстром» на Бродвее, когда потёртый алкаш подошёл к её такси, и без спроса начал чистить окна скребком с мыльной водой из пластмассового ведра. Кики опустила стекло и раздражённо бросила: «Отвали!» Мужчина поставил своё ведро, прижал палец к губам, вытащил из-под пиджака объёмистый жёлтый конверт и сунул ей в окно. Потом, не говоря ни слова, взял ведро и поплёлся дальше по улице.

Кики уже начала привыкать к сюрпризам во время своей смены. Она чётко произнесла вслух «долбаный бомж со скребком!», обращаясь к слушателям в оперативном центре, чьи уши несла над своими плечами. Опустила конверт в сумку и с огромной выдержкой дождалась, пока после своей смены не добралась до дома, чтобы вынуть его.

Она знала, что её домик-прицеп начинён подслушивающими жучками. («Для твоей безопасности и для нашей осведомлённости», – заверила её Маринес елейным голосом). Кики не знала, поставили ли они какие-нибудь мини-видеокамеры и выполнили ли её настойчивое требование не следить за ней в туалете. Она сложила кучу грязной одежды в пластиковую корзину для белья, положила сверху сумку, а потом вышла из прицепа и прошла метров пятьдесят по улице к прачечной самообслуживания при стоянке прицепов, которая была открыта двадцать четыре часа в сутки для жителей, имевших ключи.

Было уже почти два часа ночи, и в здании из шлакоблоков было пусто. В прачечной висела камера слежения, но Кики понятия не имела, была ли она установлена полицией для слежки за ней и вообще работала ли она. За рядом сушилок имелась небольшая ниша с маленьким столом и лампой дневного света сверху. Кики положила одежду в стиральную машину и включила её. Затем пошла к этой нише, села за стол и открыла конверт, который дал ей алкаш. Кики знала, что если бы её поймали за чтением запрещённого материала, не переданного хозяевам, её дочь пропала бы, а она сама оказалась в тюрьме и, возможно, в камере смертников, реши полиция играть по правилам и обвини её во владении террористической литературой. Но Кики всё уже до смерти осточертело, и она начала бунтовать. Всё, что она могла утаить от своих тюремщиков и надзирателей, было её маленькой личной победой.