Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 63 страниц)

– Она вернулась? – спросила Аннет.

– Да. Не знаю, где она была, но думаю, ей нужно время, чтобы прийти в себя после Сансет. Ты слышала, что сделали с её мужем в тюрьме?

– Да, – с горечью кивнула Аннет. – Сколько наших парней, вроде него, было убито в отместку за то, что этих бандитов так опозорила «Дикая стая»?

– По нашим прикидкам около сорока, до того как скандал стал слишком громким даже для Хиллари, и она отозвала своих псов, – сказал Эрик. – Ну, есть один лучик надежды, хотя я никогда не скажу этого о Лавонн.

– Какой может быть луч надежды для сорока мужчин, которых вытащили из клеток посреди ночи, привязали к каталкам и ввели яд, прежде чем те поняли, что происходит? – спросила Аннет.

– Теперь мы знаем, что победим, – убеждённо сказал Эрик. – Любое правительство, которое занимается такими делами, – слабое, напуганное, в панике. Они проигрывают, знают это, и поэтому просто бросаются на всех подряд. Они потеряли хладнокровие, а мы по-прежнему его сохраняем. Мы победим.

Они стояли под фонарём, когда рядом остановился тёмно-бордовый лимузин «линкольн таун кар». Боковое стекло опустилось, и оттуда выглянул Рей Риджуэй.

– Привет, детки, – весело крикнул он. – Просто случайно ехал мимо и увидел, как вы стоите. С трудом узнал вас в этих куртках. Должно быть, новые. А где «лексус»? Запрыгивайте, я отвезу вас обратно в кампус.

– О Боже, нет! – про себя прошептала Аннет.

– Что мы будем делать, если он ещё будет здесь, когда появится Вонни или тот, кто должен нас забрать? – прошептал Эрик.

– Пойдём, – сказала она.

Они подошли к машине, и Аннет наклонилась, чтобы поговорить с отцом.

– Папа, – тихо сказала она, – Я хочу попросить тебя сейчас об одном одолжении. Пожалуйста, выслушай меня, не говори ничего, и просто сделай это. Я хочу, чтобы ты закрыл окно и поехал домой, без всяких вопросов или споров. Прошу тебя доверять мне и поверить, что так надо. Со мной и Эриком всё в порядке, за нами приедут.

– Да, я знаю, – сказал Риджуэй. – Я приехал за вами. Ох, я забыл. Мне нужно было сказать «шланг». Боюсь, что я не очень знаком с этими правилами конспирации.

Эрик и Аннет смотрели друг на друга, открыв рот.

– Садитесь, пожалуйста, – поторопил Риджуэй. – Мы задерживаем движение.

Аннет и Эрик устроились сзади, «линкольн» тронулся, они поехали и с минуту молчали.

– Ну и ну, это чудно, – наконец выговорил Эрик.

– Как давно ты знаешь? Я имею в виду, когда ты…? – замялась Аннет, не зная, с чего начать.

– Через несколько месяцев после вас двоих, – ответил Риджуэй. – После Фландерс-стрит, насколько я помню. А как давно я знаю, ты ведь не думаешь, что твой отец такой невнимательный и не заметил, когда исчез один из его пистолетов, так ведь? Во-первых, я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне, что сегодня произошло. Не волнуйтесь, это для дела. У меня в машине пара добровольцев, разыскиваемых полицией, и мне нужно точно знать в какой вы опасности.

– В чертовской опасности, – ответила Аннет. – Значит, ты ещё не смотрел «Си-Эн-Эн» последние полчаса.

Она глубоко вздохнула и рассказала отцу о дневных событиях. Объяснила, что её узнал Перри, наёмник из «Блэкуотер», из-за прошлого задания, но не уточнила, что это было за задание или свою роль, и отец удивил её тем, что не потребовал подробностей. Конечно, он соблюдал правила добровольцев. Закончив рассказ, она спросила:

– А как ты вышел на Армию?

– Я понял, что вы убили Фламмуса. Единственное, чего я не знал, действительно ли вам удалось найти выход и попасть в Добрармию, – рассказал Риджуэй. – Я хотел просто поговорить с вами, ведь я понимал, что вы вступите в Армию, но не знал, что делать, если вы просто обманете меня и будете всё отрицать. В конце концов, у меня не было доказательств, я мог вас напугать и оттолкнуть от дома, а где-то вдали от дома я мог бы сделать для вашей защиты ещё меньше.

Через некоторое время я убедился, что есть признаки того, что что-то происходит. Твоя мать, да наверно и родители Эрика, думали, что, когда вас обоих нет дома целыми часами, вы просто где-то целуетесь как все подростки. Но меня это никогда не успокаивало. Вы оба очень серьёзные молодые люди, и я не мог себе представить, что вы тратите так много времени на эту часть своей жизни. Не обижайтесь.

– Но, правда, мы целовались некоторое время, – оправдываясь, сказала Аннет.

– Это больше не моя забота с тех пор, как вам исполнилось по восемнадцать, – отмахнулся Рей. – Во всяком случае, я голову себе сломал, пытаясь придумать, что делать. Я был абсолютно уверен, что вы губите свои жизни, но, уже потеряв одну дочь из-за этого театра ужасов, называемого обществом, я должен был быть очень осторожным со своим вмешательством, так как понимал, что одна ошибка может всё навсегда погубить.

Короче говоря, я знал кое-кого, кто, в свою очередь, знал другого, теперь увеличьте эту цепочку в десять раз, и вы всё поймёте. Однажды вечером я пошёл на встречу в одно место и долго беседовал с одним из самых интересных и блестящих людей, которых я когда-либо встречал, с человеком по имени Генри Морхаус, также известным как Рэд Морхаус, он же мистер Чипс. Вы с ним встречались?

– Это имя мы знаем, – сказал Эрик. – Он, кажется, из Совета Армии.

– Очень близко. Во всяком случае, у Рэда есть самая невероятная способность смотреть тебе прямо в глаза и произносить вслух то, о чём ты думал всю свою жизнь, но никогда не смел высказать мысли, в которых вряд ли осмеливался признаться даже самому себе. Я пришёл к нему, чтобы попытаться выяснить, не втянули ли мою дочь и её парня в банду преступников, по моему тогдашнему представлению. Остался послушать и к собственному удивлению, в конце предложил свою помощь. Тогда меня связали с другим интересным и ярким человеком, который известен под именем Оскар.

– Теперь мы его знаем, – призналась Аннет.

– Да, он сказал мне.

Аннет заметила, что теперь они по 30-му шоссе направляются на запад, и предположила, что они въезжают в «Бандитскую страну».

– Оскар ничего мне не обещал, кроме того, что сообщит, если что-то случится с любым из вас, и тогда я примирился со всем, потому что знаю, как это должно быть. Идёт война, и победа в ней важнее личных соображений. Рэд действительно устроил встречу с людьми из Добрармии, чтобы показать мне, кто они такие и к чему стремятся, и я понял, что вы сейчас оба взрослые и способны принимать свои собственные решения.

Конечно, Аннет, ты давно стала взрослой. Если бы твоя сестра была жива, я сомневаюсь, что она когда-нибудь повзрослела. Но как бы я ни волновался и ни боялся за вас обоих, да и сейчас волнуюсь, я понимаю, нравится мне это или нет, но это сама история догнала всех нас, кусает за мягкое место и преследует, вот так.

– Эээ, сэр, можно мне спросить, какова в общих чертах ваша роль в армии? – спросил Эрик.

Рей свернул на боковую дорогу.

– Мы приближаемся к месту, где обычно начинаются первые блок-посты «пухлых», – проронил он мимоходом.

Аннет все ещё не могла прийти в себя, увидев отца прямо в гуще её с Эриком тайной жизни: это было для неё как гром среди ясного неба.

– Ну, что я делаю для армии – продолжил он, – Немного, в основном веду сбор сведений, и, как я понимаю, вы оба фактически дублировали эту работу. Но сейчас я тружусь в основном над одним из самых малоизвестных, хотя по-своему жизненно важных аспектов любой войны или революции – экономической стороной дела. Не только контакты и потоки денег, хотя и это тоже (ведь я – первый полноценный банкир-доброволец, и в Добрармии были страшно рады, заполучив меня в свои ряды), но и реальное экономическое планирование будущего в Северо-Западной Республике.

Совет Армии сознаёт риск слишком быстрой победы, как бы странно это ни звучало. Там понимают, что если вдруг американская власть рухнет, как это произошло раньше в Советском Союзе, им не хочется остаться кучей боевиков, которые только и умеют, что нажимать курки и кидать бомбы, и вдобавок к такой ситуации они не знают, как ею управлять или разрешить.

Можно победить в войне и проиграть мир. Они намерены взяться за дело так, чтобы на деле построить работающее государство, жизнеспособную экономику и разумное устойчивое общество, основанное на реальной производительности и экономическом здравом смысле. Это очень, очень трудная задача, но должен сказать, что я наслаждаюсь каждой минутой работы над ней.

– А ты бы пошёл в добровольцы, если бы не Джан? – спросила Аннет.

– На тебя можно положиться, когда нужно перейти к сути, – хмыкнул отец. – Думаю, да, если бы представилась возможность. Аннет, не стоит и говорить, что значила для меня и твоей мамы смерть Джан. Но речь идёт не о мести за твою сестру, хотя какое-то время я думал, что это так. Дело не в Джан, а во мне, в становлении такого человека, каким я давно должен был стать.

Помнишь наш разговор в моём кабинете вечером в день похорон, голубка, когда я рассуждал о том, как нужно справиться с этим горем и тому подобное? Я почувствовал, как упал в твоих глазах в тот вечер. Это очень обеспокоило меня, потому что я знал, что ты всё меньше меня ценишь, именно потому, что мои разговоры в основном были не более чем старательными оправданиями труса. Могу вам сказать, что тот, кто считает себя трусом, несчастный человек.

Потом Фламмус получил по заслугам. Я точно знал, что это сделали вы вдвоём, и мне пришлось стать перед тем фактом, что пара ребят, тогда семнадцатилетних, превзошла меня, сделав то, на что у меня не хватало физической и моральной смелости. Голубка, я не могу изменить прошлое или человека, каким я был, но в моих силах стать в будущем другим человеком, и я намерен это сделать.

– Ты ничего не сказал маме, ни о ком из нас? – спросила Аннет.

– Упаси Бог, нет! Мы на месте.

Аннет не знала, что это за дорога, но отец повернул машину на подъездную бетонную дорожку к дому, покрытому от непогоды белым сайдингом. Потом остановил машину, и они вышли. Риджуэй подошёл к двери, несколько раз стукнул, и дверь открыл лейтенант Уинго. Когда все вошли в гостиную, навстречу им поднялся Оскар.

– Я посмотрел ваш телевизионный дебют, – сказал он, кивнув на телевизор. – Одна из местных станций повторила запись с камеры слежения из студенческого союза, и все посмотрели короткий жестокий эпизод. А Рей Риджуэй с бесстрастным выражением лица увидел, как один из псов Сиона швырнул его дочь к стене и ткнул заряженным пистолетом в её голову.

– Обычно, когда происходит нечто подобное, мы хотим получить подробный отчёт, но я бы сказал, что видеозапись почти исчерпывающая. Есть что-нибудь добавить?

– Мы благодарны за эвакуацию, но были немного удивлены, когда увидели водителя – сказал Эрик, кивнув на отца Аннет. – Во всяком случае, как он там появился, сэр?

– Джим доложил мне, что вы, ребята, закричали «Техасский чай», а я случайно обсуждал с соратником Риджуэем-старшим несколько вопросов, когда раздался тот звонок, – ответил Оскар. – Я полагаю, была техническая необходимость это знать, а Рей это знать был не должен, но иногда обычная пристойность важнее правил, поэтому я сказал ему, что вы, ребята, зависли, и он вызвался провести эвакуацию.

– Я больше сегодня не нужен, Оскар? – спросил Рей.

– Нет, сейчас нам надо продумать новую карьеру для двух наших свежеиспечённых безработных товарищей, – сказал Оскар. – Конечно, учитывая ваши отношения, вы можете поприсутствовать, если хотите.

– Если я не буду знать, то и выболтать не смогу, – ответил Рей. – Думаю, что когда я вернусь, то обнаружу в доме ФБР или «пухлых», или тех и других. Слава Богу, жена уехала из города в гости к своей сестре, хотя, видимо, это означает, что она узнает про Аннет, увидев её по телевизору. Это плохо, но лучше, чем, если бы вооружённые ниггеры в бронежилетах без предупреждения просто выбили дверь ногами. Я, конечно, буду совершенно шокирован и потрясён известием о дурных поступках моей дочери, но они могут не купиться и решат взять меня в один из этих подвалов в Центре юстиции для небольших физических экспериментов.

– Разве вы не вытащите и его, сэр? – с тревогой спросила Аннет.

– Это невозможно, голубка, – сказал Рей. – Чтобы я приносил пользу движению, мне нужно оставаться там, где я сейчас. Никто другой не может выполнить то, что я теперь делаю. Не беспокойся, у меня достаточно хорошее положение, поэтому они будут аккуратны со мной. Я надеюсь. Но если я ошибаюсь, и они попытаются сломать меня, я ничего не знаю о вашем местонахождении или делах. Я лучше умру, чем по своей воле предам вас, но все мы знаем, у этих ублюдков имеются свои грязные способы выбить что угодно из кого угодно. Я могу не выдержать. Вы смените место сразу же, Оскар?

– Они будут далеко отсюда, ещё до того, как вы вернётесь в город, Рей, – заверил его Оскар. – По правде говоря, я собирался спросить ребят, не заинтересует ли их возможность официально войти в состав Третьего отдела. Хмурый взгляд лейтенанта Уинго говорит нам, как ему не нравится, что мы отбираем его лучших людей. Мало кому из линейных рот это по душе. Но вы оба проявили талант к такой работе, и мы сможем использовать вас в других районах, кроме Портленда, в котором некоторое время для вас будет слишком опасно.

– Ну, вот оно как, – вздохнул Рей. – Я не знаю, когда увижу вас снова, но не стоит и говорить, что я всегда буду о вас думать и молиться.

Он торжественно пожал руку Эрику, а затем наклонился и поцеловал дочь в лоб.

– Я сделаю всё возможное, чтобы помочь твоей матери пройти через это, и если что-нибудь случится с любым из нас, Оскар передаст вам. Будьте осторожны, товарищи, – мягко пожелал он на прощанье.

– Ты тоже, папа, – ответила Аннет.

Список боевых потерь

Трус умирает раз тысячу,

И лишь один – храбрец.

Юлий Цезарь – Акт II, Сцена 2

Зимний Портленд и в лучшие времена никогда не был оживлённым городом, но в четвёртую зиму «Волнений» он стал мрачной и неприютной зоной с укреплениями из бетонных блоков и колючей проволоки, взорванными домами и выбитыми витринами. Угрюмые молчаливые прохожие спешили по дождливым улицам, стараясь избегать постоянных патрулей ФАТПО и их блок-постов, которые, казалось, прячутся за каждым углом в центре города. Даже граждане, которые не имели ничего общего с Добрармией и поддерживали политику правительства, пытались избегать встреч с громилами в бронежилетах, которые быстро снискали зловещую славу своей продажностью, издевательствами, жестокостью и внезапными вспышками бессмысленного насилия.

Богатые юнионисты по возможности тайно искали предлог уехать из города куда-нибудь за пределы Северо-Запада, не желая подвергать опасности себя и свои семьи со стороны Добрармии и одновременно стремясь избежать опеки и домогательств со стороны своих федеральных «защитников».

В целом, дела американцев шли плохо. Вступление Челси Клинтон в Белый дом несколько дней назад прошло незамеченным. Её первая речь при вступлении в должность передавалась по телевидению из Овального кабинета, потому что спецслужбы побоялись разрешить президенту Соединённых Штатов показаться на людях из опасения покушения. Само президентство Челси было встречено СМИ и страной в целом, так сказать, с вежливым недоверием. Ни для кого не было тайной, что её ведьма-мать по-прежнему отдаёт приказы и руководит правительством США из-за кулис. Хиллари даже не потрудилась выехать из Белого дома. И старика Билла, одуревшего от наркотиков, всё ещё иногда можно было увидеть ковыляющим по коридорам в шлёпанцах, иногда в старом халате, а иной раз и в нижнем белье, когда он забывал свою магнитную карточку-пропуск, и срабатывала охранная сигнализация.

Американская империя явно стояла на пороге краха. Несмотря на ежегодный призыв в армию более миллиона молодых людей, Соединённые Штаты просто не могли содержать огромные силы, необходимые для борьбы с постоянными беспорядками в десятках стран. Ежемесячные потери в десятки тысяч убитых и раненых, наконец, начали «кусаться» даже в стране таких размеров как США. Вопреки всем усилиям отвлечь внимание общественности от потерь и скрыть их, улицы и торговые центры Америки заполнили калеки-ветераны без рук и ног или ненормальные, которые клянчили мелочь, разговаривая сами с собой.

На самом Северо-Западе сложилась странная и неустойчивая обстановка. Обширные районы в сельской местности, горы и пустынные высокогорья, густые леса, сельскохозяйственные угодья и приморские посёлки, и даже некоторые города средней величины, по сути, оказались освобождённой территорией. Эта территория включила округ Клэтсоп и прибрежные земли штата Орегон. Сотни местных общин, теперь поголовно белых, выработали способы самостоятельного выживания при явном отсутствии всякой помощи и поддержки со стороны городов или федеральной власти.

Местное самоуправление под руководством таких людей, как шериф Тэд Лир и бесчисленное множество мэров, начальников полиции и городские советы других небольших городов, теперь снова действительно кое-что значили. Всегда можно было понять, что вы оказались в такой свободной зоне, увидев пустые флагштоки у правительственных зданий и школ, где иногда был поднят только флаг штата. Никто не решался поднимать звёзднополосатые флаги, а Добрармия была достаточно тактична, чтобы пока не требовать поднимать трёхцветный флаг Северо-Запада.

В самих городах всё ещё оставались федеральные войска и, по крайней мере, частично действовала гражданская администрация. Кое где в столичном округе Пьюджет-Саунд, на немногих оставшихся островках федерального управления, в таких как Спокан, Бойсе, Юджин, и, конечно, в Портленде, распоряжения правительства из Вашингтона ещё исполнялись. Иногда. Время от времени ФАТПО и военные, которых ненадолго возвращали обратно с Ближнего Востока, перебрасывались по воздуху в какие-нибудь сельские районы и проводили широкие облавы, аресты по спискам действительных и предполагаемых сторонников Добрармии, сносили дома бульдозерами, а в некоторых случаях сгоняли жителей целых кварталов и городков для принудительного выселения в концлагеря в Неваде и Северной Дакоте.

Добрармия исчезала, а затем начинала кусать американцев за пятки и другие конечности, их обстреливали снайперы, вырезались патрули, подрывался транспорт и даже целые конвои, уничтожались местные предатели-юнионисты и чиновники, помогавшие правительственным войскам. Временами добровольцы проводили молниеносные налёты на базы и лагеря ФАТПО. Тихоокеанский Северо-Запад был слишком велик, и Соединённым Штатам просто не хватало войск, чтобы поставить солдата за каждым деревом.

До войны были люди, которые выступали против идеи вооружённой борьбы, постоянно утверждая, что партизанская война в Северной Америке обречена на поражение из-за подавляющего технического преимущества ЗОГ, но оказалось, что это совсем не так. Действительно, правительство довольно хорошо отслеживало со спутников многие передвижения Добрармии по Родине. Но им не хватало сил и средств что-либо сделать с такими передвижениями. Они пытались применять беспилотные самолёты-убийцы, точечные бомбардировки и даже крылатые ракеты, но результаты оказались незначительными. Тогда как сопутствующий ущерб для гражданского населения всегда был велик и вызывал ещё большую ненависть к правительству США – так же, как это происходило после подобных ударов по всему Ближнему Востоку.

Американская «умная» военная техника ни в коей мере не оказалась такой умной, как считалось. Федералы пытались забрасывать группы спецназа и более крупные подразделения десантников в небольшие города и горные районы для выслеживания и уничтожения летучих колонн и базовых лагерей Добрармии. Там, вдали от цивилизации, часто происходили ожесточённые бои и перестрелки, в которых добровольцы не всегда побеждали, как в случае полного уничтожения знаменитой Олимпийской летучей колонны под командованием Тома Мердока и его знаменитой подруги – красавицы Мелани Янг.

Но конечный итог всякий раз оказывался далеко не таким, как ожидали власти, потому что у них просто не хватало ресурсов закрепить местные успехи, и повстанцам всегда удавалось проникать обратно в места, которые якобы умиротворённые месяцем раньше. И не то, чтобы американцы не извлекли никаких уроков в Ираке и Иране, а просто ещё не придумали, каким образом можно использовать своё превосходство в снабжении и технике, чтобы сломить человеческий дух.

Из всех тактических приёмов Добрармии, до сих пор используемых во время восстания, наиболее действенной и наводившей наибольший ужас тактикой было постоянное использование в городах снайперов. Именно страх перед выстрелами снайперов загнал небелых с улиц в плотно заселённые ими районы, а самой большой головной болью американских сил безопасности стала защита собственных сотрудников. Они тряслись от страха, теряли душевное равновесие и превращались в параноиков, а потому никогда не могли вести наступление на повстанцев в полном составе.

Когда началась война, большинство снайперов бродили в поисках любой подходящей цели, которая оказывалась в прицелах их винтовок. Добровольцы объезжали район с оружием на заднем сиденье или в багажнике и использовали любую возможность, чтобы шлёпнуть одного-двух обезьяноидов или пальнуть в полицейского, а потом скрыться.

Эти дни миновали. В игре осталось мало одиноких волков. Теперь группы снайперов тщательно подбирались, обучались и перемещались полевыми командирами Добрармии, как шахматные фигуры на доске. Группы эти включали трёх человек: стрелка, корректировщика, который также был запасным стрелком, и водителя, который прикрывал спину двум первым, когда те занимали позиции, прицеливались и стреляли.

Иногда стрелки могли часами лежать на крыше, на дереве или в водопропускной трубе, ожидая появления цели. Стрелков-охотников было не так много, как считалось. Успешная охота в городах с невероятным числом камер слежения на каждом углу, вертолётами над головами, при постоянном риске доноса со стороны населения, а также с превосходящими силами врага на близком расстоянии в любой точке и в любой момент времени, была намного сложнее, чем это представлялось средствами массовой информации. Любой дурак мог пристрелить кого-нибудь на улице, но, учитывая скорость, с которой вертолёт мог высадить группы ФАТПО и перекрыть район, стало проблемой уйти и выжить, чтобы на следующий день снова стрелять. Удачные дни охоты изо дня в день в тесных границах Портленда были похожи на ловлю рыбы острогой в огромной стае акул, которые готовы развернуться и ударить в тот же миг, как почуют кровь.

Выбор доступных целей с начала войны заметно сократился, так как среди городских чёрных, мексиканцев, либералов, чиновников и журналистов распространилась массовая паранойя. Они оставались в своих районах, охраняемые не только полицией и «пухлыми», но и частными охранниками в более богатых анклавах и патрулями жителей в гетто и пригородах, которые предупреждали о появлении любых незнакомых белых лиц на улицах.

Любой белый, проезжающий через части города, заселённые в основном чёрными, латиноамериканцами, богатыми или содомитами, мог быть уверен, что его будут постоянно останавливать, обыскивать и издеваться, а, вдобавок могут и сильно избить за бронетранспортёром «Страйкер» ФАТПО, если он вздумает возмутиться. Работающих негров, латиноамериканцев, азиатов и другие вероятные мишени развозили на работу и с работы в бронированных фургонах и автобусах. Окна в офисных зданиях и магазинах были закрыты стальными ставнями или в них вставлены пуленепробиваемые оргстёкла. Открытые площадки и площади в городе, общественные парки и участки шоссе, где вероятные цели можно было заметить идущими пешком или на входе или выходе из зданий, были или укреплены бетонными блоками – стенами Бремера или закрыты огромными заборами из непрозрачных нейлоновых сеток для ухудшения видимости.

Например, большинство наземных автостоянок у торговых центров к этому времени были окружены такими ограждениями, похожими на теннисные сетки, затрудняющими выбор хорошей огневой позиции вне стоянки, откуда её можно было хорошо просматривать. Точно также оборудовались все открытые участки в школах со смешанным расовым обучением или везде, где ещё могли появляться нацмены. Главные районы целей, такие как Центр юстиции, стали автономными городками с жилыми помещениями гостиничного типа и квартирами, а также с магазинами, банками, спортивными залами, барами и ресторанами, ларьками «Майти Март» при автозаправках и детскими садами за бетонными стенами Бремера.

Добрармия ответила на это повышением качества, а не количества, создав группы для поиска, отслеживания и уничтожения конкретных целей в районах, где те считали себя в безопасности. Было важно вывести американцев из равновесия и сохранять психологическое преимущество, а также затруднить и как можно больше замедлить их передвижения. Снайперские удары гораздо успешнее самодельных взрывных устройств, засад, взрывов бомб, поджогов и компьютерных вирусов замедляли «войну с внутренним терроризмом», увязающую словно в патоке. В то время как Добрармия порхала, как бабочка, и жалила, как пчела. Но смертельная опасность всегда была рядом.

* * *

Сырым и туманным январским утром большой синий фургон с надписью «Химчистка Апекс» проезжал через пригород в Бивертоне. Синие фургоны в столичном регионе были хорошо известны. Одним из секторов роста в Портленде во время «Волнений» оказалась доставка на дом товаров и услуг любого рода, так как всё больше и больше людей стали бояться выходить не только из своих домов, но и за границы своего района даже при насущной необходимости. Все, кто мог, стали работать удалённо на компьютере, и появилась возможность размещать через Интернет или по телефону почти любые заказы. Все профессионалы из немногих оставшихся – адвокаты, бухгалтеры, ветеринары и парикмахеры – теперь работали по вызову на дом. Буквально все магазины поставляли своим клиентам продукты питания, мебель, детские игрушки, детали оборудования, канцелярские принадлежности, товары для домашних животных, спиртные напитки. Разумеется, и химчистки и прачечные предоставляли свои услуги на дому. Некоторые СМИ отмечали, что уличное движение в Портленде в те дни, казалось, состояло только из патрулей ФАТПО, полиции и машин доставки любых марок и моделей.

«Апекс» стала самой признанной и крупной компанией в городе по химчистке и стирке с вывозом и доставкой. А также подставной компанией Добрармии, выкупленной у прежних владельцев за большую сумму наличными, полученную после нескольких ограблений индейских казино. При этом завершение сделки сопровождалось простреливанием нескольких коленных чашечек для обеспечения секретности.

Фургоны «Апекс» разъезжали по всему городу, и их появление в любом месте не вызывало особых подозрений и замечаний. Эти фургоны регулярно и ежедневно катали по кольцу пригородов, вывозя и доставляя из прачечных и химчисток запечатанные чёрные пакеты с костюмами, рубашками и другими предметами одежды на плечиках. В некоторых запечатанных чёрных пакетах содержалось не постиранное бельё, а другие предметы, так как фургоны «Апекс» служили для добровольцев бесценным средством сообщения между конспиративными домами и складами оружия.

Почти все добровольцы сейчас находились в дальних пригородах Портленда, так как командование Добрармии в городе решило, что соприкосновение с противником в тесных границах центра города само по себе слишком рискованно. Поэтому добровольцев частично отозвали из самого Портленда к несказанной радости Центрального командования федералов, которое раструбило о якобы успешной «ликвидации терроризма» в центре города, как о своей сокрушительной победе.

В то холодное и мерзкое утро Кот Локхарт вводил в курс дела нового наблюдателя, восемнадцатилетнего добровольца Скотта Гарднера. Гарднер получил свою повестку о призыве в армию сразу после средней школы, и решил, что если уж воевать, то лишь за свой народ и свою страну. Он дезертировал и связался с Добрармией через свою тётю, маленькую старушку в теннисных туфлях, которую остальные члены его семьи всегда считали выжившей из ума. Скотт оказался метким стрелком с твёрдой рукой и прошёл боевое крещение в простой операции во исполнение приказа номер четыре, в которой уложил двоих мексиканцев на мясокомбинате в Милуоки и был назначен снайпером, чтобы заменить добровольца, убитого при аресте.

Они вдвоем ехали в кузове фургона, с оружием, закреплённым в зажимах, встроенных в переднюю перегородку за сиденьем водителя. За обстановкой на улицах, по которым проезжал фургон, они следили через несколько небольших видеокамер мобильных телефонов, которые были установлены снаружи, тщательно замаскированы и передавали изображение на небольшой беспроводной компьютер в задней части фургона. Экран компьютера был разделён на четыре части и обеспечивал наблюдающим круговой обзор – спереди, сзади и по бокам автомобиля. Можно было расширить любую из частей экрана и увеличить что-нибудь вызвавшее интерес.

– Одного я не люблю в этих фургонах, что приходится полагаться на электронные глаза, – сказал Кот Гарднеру. – Мне нравится окно, из которого я могу выглянуть, но штука в том, что окна подразумевают пассажиров внутри, а мы хотим, чтобы все думали, что здесь нет ничего, кроме белья.

Впереди сидел водитель, доброволец средних лет Джозеф Мор, одетый в синий комбинезон и синюю же бейсболку. Он и Кот могли переговариваться по двум дешёвым портативным радиостанциям, детским игрушкам из «Майти Марта», но достаточно хорошим для связи на короткие расстояния. Фургон был переделан и имел несколько встроенных специальных приспособлений, которые было трудно обнаружить при беглом осмотре на контрольно-пропускном пункте. По бокам и в задней двери были приделаны узкие откидные панели, чтобы вставлять в отверстие ствол винтовки и вести огонь.

Люк открывался вниз для доступа на крышу, как площадку для стрельбы, а кабина и стенки фургона были выложены пластинами из пуленепробиваемого литого бакелита, которые доказали свою надёжность и в то же время не настолько отягощали фургон как стальная обшивка.

– Ладно, порядок вот какой, – объяснял Локхарт Гарднеру. – Эти поездки «Апекса» служат в основном для разведки. Ты удивишься, как много разной информации можно получить, если просто ездить по городу, и мы много чего сообщаем в Третий отдел для анализа.

– Что, например, сэр? – спросил Гарднер.

– Не называй меня «сэр», я такой же доброволец, как ты, – хмыкнул Локхарт. – Можешь звать меня просто Джесси или Джесс. Или Кошкин Глаз, как теперь меня называют все подряд.