Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

– Сколько человек ты предлагаешь мне взять внутрь? – спросил Рандалл.

– Нужен ты сам и ещё шестеро, – ответил Хилл. – Два снайпера, два гранатомётчика и два автоматчика прикрытия. Я предлагаю ввести две группы из снайпера, гранатомётчика и автоматчика в каждой, а сам ты будешь там, где необходимо.

– Наш человек в «Центурионе» говорит, что он также готов помочь, если представится возможность, – вставил «Талантливый мистер Рипли». – Чтобы заставить нормального человека возненавидеть этих избранных до глубины души, нет средства лучше, чем поработать в их охране.

– Кот, ты давно считаешься лучшим снайпером, – сказал Хилл. – Кого ты предложишь на роль лучшего стрелка поддержки?

– Рона Колчака, – без колебаний ответил Локхарт.

– И Гаусса с Джимми – автоматчиками, – предложил Рандалл.

– Согласен, – сказал Хилл. – Теперь остались гранатомётчики. После того, как гранатомётчики бросят гранаты, они будут прикрывать снайперов и поддерживать автоматчиков из каких-нибудь короткостволов, «Узи», «Tek-9», что-то вроде этого.

– Я хочу пойти с ними, – сказала Кристина.

– Нет, – сказал Хилл. – Крис, ты выполняешь слишком важную для штурмовой группы работу. Ты нужна нам на своём месте.

– Мы совершенно не сомневаемся в твоей смелости, товарищ, – сказал ей Рандалл. – Всем, кто в курсе того, где ты была последние два года, такая мысль даже не придёт в голову. Но ты должна понять, что некоторые из нас или все мы очень можем не вернуться назад, и я в том числе. Ты – часть нашей Тройки, и мы не можем рисковать потерять одновременно больше, чем одного из нас. Потеря двоих или, Боже упаси, даже троих из нас, лишит штурмовую группу боеспособности. Добровольцы размещены здесь на огромной территории и даже не знают, как найти или связаться с другими группами. Именно поэтому ни ты, ни я, ни лейтенант Хилл не могут ходить на боевые задания вместе.

– Крис, если ты хочешь пройти «боевое крещение» традиционным образом, я позабочусь, чтобы это случилось, как только мы вернёмся домой, – уверил её Хилл. – Даю тебе слово. Ли, хочешь занять место гранатомётчика?

– Да, командир, – ответил Вошберн. – Спасибо.

– Нужен ещё один, – сказал Рандалл.

– Кики Маги, – воскликнула Кристина. – Это историческое событие, и я хочу, чтобы в нём символически участвовала за нас хотя бы одна девушка-доброволка. И потом тебе же нужна была пара. Ты не против, Джим?

– Не мне решать, но Кик отлично подходит, – согласился Уинго.

– О’кей, она пойдёт, – решил Хилл.

– Кхм, лейтенант, вы всё ещё не объяснили нам, каков ваш план проникновения этой группы внутрь здания и на позиции, – мягко напомнил ему Брюер.

– Так точно, – согласился Хилл.

Он изучал карту.

– Я хочу точно знать, во-первых, куда они должны попасть, а затем подумать, как их туда доставить. Во-вторых, как подобраться достаточно близко, чтобы уничтожить цель. И, в-третьих, так как мы не мусульмане-самоубийцы, стремящиеся умереть во славу Аллаха, то после удара по противнику и нанесения ему наибольшего урона обязаны вывести наших бойцов в безопасное место.

Хилл около минуты изучал фотографии огромного театра через увеличительное стекло.

– Кот, взгляни на эти снимки. Забудь на минуту о патрулях охраны и камерах, и скажи, что ты думаешь об обзоре, если мы как-то сможем поставить тебя и Рона или на саму сцену, скрытыми за декорациями, опорами и тому подобным, или на мостки над сценой, так чтобы вы смогли стрелять вниз через занавески? Я знаю, ты считаешь, что мостки слишком высоко и под плохим углом, но они могут оказаться лучшим местом, которое мы можем вам обеспечить как позицию.

– Эээ, очень сомнительно, командир, – ответил Локхарт. – Там ведь разные прожектора и рампа, верхнее освещение будут слепить нам глаза, а мы сами будем хорошо подсвечены для ответного вражеского огня. Нам придётся находиться сбоку главного сектора обстрела, с верхним светом или направленным на сцену, а наш главный целевой сектор – вот эта передняя область здесь перед оркестровой ямой, где, по словам мистера Рипли, большие шишки собираются поставить шикарные столики.

– Проклятье! Вот если бы мы смогли попасть в эти частные ложи! – проворчал Рандалл.

– Ну, я не знаю, как это. Посмотри на них, Чарли, – сказал Хилл, указывая на ложи на нескольких интернетовских фото. – Помнишь, мы их видели во время экскурсии? Да, они были бы отличными стендами, если бы по нам нельзя было вести ответный огонь, но для точного прицеливания снайперы должны наклоняться через край и сами становиться мишенями. Рипли прав: внизу в зале будет достаточно оружия, так что можно ожидать ответного огня. Но мостки над залом и подмости с установленным освещением, находятся слишком высоко и под плохим углом, а вдобавок осложняют отход.

– Значит, остаются проекционные будки, – сказал Брюер. – Они установлены у северной и южной стен соответственно. Здесь и здесь.

Он указал на них.

– Для чего они точно нужны? – спросил Хилл. – Что проецируют?

– Вы когда-нибудь смотрели церемонию Оскаров с показом отрывков кинофильмов со звёздами? – спросил Брюер. – Так вот это и есть место, откуда показывают такие отрывки или клипы. Оттуда есть выход в прямой эфир по телекабелю, чтобы миллионы людей смогли видеть эти клипы дома, но будки также одновременно проецируют клипы кандидатов на лучшие роли и тому подобное на два экрана в театре, так что присутствующая публика может любоваться их стереоскопическим изображением на экранах, висящих с каждой стороны авансцены, здесь и здесь.

В проекционные будки можно попасть по коротким узким коридорам, почти нишам, которые отходят от главных коридоров третьего этажа, здесь и здесь. Трудность в том, что у каждой двери снаружи поставлен вооружённый охранник, так же как и камера наблюдения в небольшом углублении – руководство давно предусмотрело, что кто-нибудь может захотеть войти и вмешаться в показ киноклипов.

Если наши ребята смогут попасть внутрь будок, то вид на зрительный зал даст стрелкам превосходный контроль главного сектора обстрела, где будут сидеть знаменитости, и они также смогут застрелить любого в частных ложах, кто держит голову над краем ложи. Когда зрители этих лож на третьем этаже после начала стрельбы начнут выбегать из них, чтобы спастись, автоматчик во внешнем проходе должен быть готов встретить их огнём на поражение.

– Хорошо, после того, как парни снимут охранников из пистолетов с глушителями, как они войдут в будки? – спросил Рандалл.

– У охранника будет магнитная карточка-пропуск в чёрном футляре из искусственной кожи на поясе, по которой можно войти в будку в случае необходимости, – сказал Хилл, глядя на соответствующую страницу копии рабочих инструкций «Центуриона». – Ребята вынут карточку из футляра и откроют будку. В будке будет находиться один киномеханик, и ему нужно побыстрее заткнуть рот.

С вооружёнными охранниками мы не можем рисковать, но если киномеханики внутри белые, я предпочёл бы их не убивать, а только надеть наручники и залепить лентой рот. А как эти будки выглядят изнутри?

– Они маленькие, но не очень тесные, – объяснил Брюер. – Парни должны будут отодвинуть назад проекционную камеру от стенного проёма, но она откатывается по рельсовой дорожке на полу. Гранатомётчикам хватит места для хорошего размаха. Размеры проёма около двух метров в длину и метр в высоту, так что у стрелков будет широкий обзор и даже некоторая защита от любого ответного огня. Расстояние вниз до переднего ряда столов, где будут сидеть главные «мишени», составит чуть больше 30 метров, а угол – двадцать пять градусов. В них можно наделать много дырок. Сама сцена просто огромна – тринадцать пять метров в ширину и двадцать – в глубину, а главный подиум где-то в семидесяти метрах от проекционных будок.

– Мы сможем зачистить сцену – сказал Кот.

– Ээээ, парни, а не забыли ли мы кое-что? – спросила Кристина. – Как насчёт камер слежения и в небольших проходах, и, конечно, в главном коридоре? Нам нужно войти в здание, пройти через него и пронести оружие не только на глазах толпы и охранников у каждой двери, но и под наблюдением камер центральной системы безопасности в аппаратной охраны.

– Нам нужен способ отключить сразу всю систему камер наблюдения, – сказал Хилл, задумчиво скребя свой подбородок.

– И любой контролёр охраны с парой извилин в мозгу тут же поймёт, что что-то испортилось, – заметил Брюер.

– Да, но он не будет знать, что, – ответил Хилл. – Что сначала делают люди, когда ломается компьютер или любая другая электронная хрень? Они стучат по нему, трясут, перезагружают, запускают диагностику и стараются выяснить, действительно ли эта штука сломалась. Я полагаю, что никто в аппаратной охраны не начнёт тут же кричать, что небо падает на землю, когда его камеры откажут. Оператор начнёт нажимать кнопки и щёлкать выключателями, просить техника проверить систему, и сколько тогда пройдёт драгоценных секунд прежде, чем он решит объявить общую тревогу? Двадцать? Тридцать? Шестьдесят? За шестьдесят секунд многое можно успеть, если действовать быстро и знать, куда идти и что делать на месте.

– Хорошо, основной план следующий: Мы внедряем в «Кодак» группу из семи добровольцев, временно прячем их, выводим из строя все камеры слежения, хотя пока неизвестно, как это сделать. Затем, прежде чем охрана опомнится, бежим к этим двум будкам, снимаем охрану, проникаем в будки, готовимся, и Кот по сигналу Чарли делает первый выстрел и валит самого большого жида, которого увидит в прицеле. Затем мы проделываем старый фокус под названием «Шок и трепет». «Безумная минута» фактически должна длиться тридцать – сорок пять секунд. Ко времени, когда глава службы безопасности наверняка будет знать, что у его камер не просто сгорели предохранители, а что-то действительно произошло, начнёт стрелять наше оружие, и маскировка больше не понадобится.

Каждый гранатомётчик бросит по две гранаты и оставит одну про запас для отхода с позиции. Первые гранаты полетят, как только начнётся стрельба, другие две – через тридцать секунд. Автоматчики перекроют коридоры у будок и очистят их от врагов, уничтожая всех громил ЗОГ, которые попробуют выйти в коридор, и любых «избранных», которые выскочат из частных лож в залы. Затем гранатомётчики и автоматчики начнут взрывать дымовые шашки, заполняя театр дымом и создавая всеобщее замешательство, и, может, даже запустят для смеха оросительную систему пожаротушения, пока наша команда отходит по пути, которым вошла.

– И каким же? – спросила Кристина.

– Ребята, это только скелет, и надо нарастить на него мясо, и, конечно, я знаю, что в нём есть пара откровенно слабых мест, – признал Хилл. – Две самых больших дыры, это как расхе… уничтожить эти камеры слежения и, да, мадам, – он посмотрел на Кристину, – прежде всего, чёрт побери, как мы попадём туда?

Хилл вздохнул:

– Здесь что-то в самом воздухе, что всё время напоминает фильмы. Я думаю сейчас о первых «Звёздных войнах», когда Люк Скайуолкер и его восставшие космические воины атаковали Звезду смерти. Что-то вроде этого мы делаем сейчас. Люк нашёл единственную маленькую и уязвимую входную точку – канал для удаления отходов или вроде того, и через неё запустил ракету прямо в сердце Звезды смерти. Именно эту точку нам нужно найти.

– О, я знаю, где она, – заговорил Брюер.

– Что вы сказали?! – воскликнул Чарли.

Брюер показал на карту:

– На этой схеме не показаны подвальные этажи, но как раз за сценой, вот здесь, прямо под старой Зелёной комнатой расположен более-менее тайный проход в театр «Кодак». Это – подземный туннель или ход, который ведёт в вестибюль отеля «Голливуд Ройял» примерно на расстояние в четыреста метров к северо-восточному углу Голливуда и комплексу Центр «Хайлэнд». Ни в самом туннеле, ни на его концах нет ни охранников, ни камер слежения.

– И вы знали это? – недоверчиво спросил Рандалл. – А мы всё это время сидим и ломаем головы, пытаясь найти точку проникновения?!

Брюер широко ему улыбнулся.

– В хорошем фильме всегда есть неожиданные повороты. А если серьезно, то это полусекрет, в основном сплетни и слухи Голливуда, и я, прежде, чем сказать что-нибудь, должен был проверить, что этот ход действительно существует, а затем посмотреть, нельзя ли им воспользоваться в наших целях. Этот подземный ход существует уже несколько лет. Я не знаю, когда он был впервые проложен.

А вот «зачем» – немного сложнее и удивительнее. Помните, что я рассказывал обо всём этом буйном загуле в Зелёной комнате во время прошлых церемоний? Скажем, бывают моменты в ходе награждения премиями киноакадемии, когда для знаменитостей и руководства студий желательно тайное появление или уход c церемонии, иногда добровольное, а иногда и нет. Главным образом, конечно, чтобы избежать встречи с телевидением и папарацци. Звезда может напиться в стельку, обдолбаться или закатить истерику из-за потери премии и полностью выйти из-под контроля. И тогда эту звезду следует удалить из помещения, привести в порядок, почистить и успокоить, но тактично, не перед публикой, популярными СМИ и папарацци.

Маленький стриптиз Бриттани Мэллой на натянутой проволоке на прошлогодней церемонии – хороший пример. Её завернули в какую-то полицейскую куртку и вынесли по этому подземному ходу прямо в ожидающую машину скорой помощи, а затем отвезли в «Бетти Форд» – своего рода частную Бастилию киностудий для звёзд, которых нужно задержать на некоторое время для приведения в порядок, потому что они ещё популярны.

Скажем так, не у каждого, кого отсылают в «Бетти Форд», действительно есть проблемы с наркотиками или алкоголем. Иногда они сидят там в наказание. Большие Жиды полгода продержали там старину Макса Гарретта, после того, как он спросил полицейского, остановившего его машину в Малибу, не еврей ли он. И к тому же оштрафовали на несколько миллионов долларов, которые тому пришлось заплатить, чтобы его выпустили. Иначе они могли его засадить в настоящий дурдом с резиновыми стенками.

– Невероятно, – сказал Ли Вошберн, качая головой.

– Иногда за кулисами может потребоваться полицейская или медицинская помощь, и магнаты больших студий, вроде Сида Глика, могут решить не привлекать штатную службу безопасности или медицинский персонал, присутствующий на церемонии, а «разрулить» возникшую проблему без шума, когда все нужные люди будут передвигаться под землёй. По иронии судьбы этот ход также был задуман как запасной выход для звёзд и больших шишек, если в аудитории произойдут какие-либо опасные события, вспыхнет пожар, или нарисуется шизик – кинофанат с оружием и тому подобное.

Именно поэтому ход проложен рядом с Зелёной комнатой, в которой вплоть до этого года и творилось большинство жутких безобразий. Вполне возможно, что, когда стрельба прекратится, наши парни и некоторые из этих жидков могут рвануть к одному и тому же выходу. Глик и остальные Большие Жиды всегда требовали, чтобы этот секретный туннель не перекрывался охраной или камерами из-за возможных неловкостей и угроз шантажа.

– Отлично, значит, если нам удастся разместить нашу штурмовую группу в отеле «Голливуд Ройял», то мы сможем незаметно провести их в «Кодак»? – спросила Кристина.

– Ээээ, возможно, – протянул Брюер. – Есть определённый порядок использования этого подземного коридора. Он заперт и со стороны отеля и со стороны театра, и может быть открыт только одной из этих чёртовых магнитных карточек. Дирекция отеля «Голливуд Ройял» имеет оригинал карточки-пропуска, как и Сид Глик и несколько Больших Жидов, а временные кодированные копии выдаются на каждый «вечер Оскара» любому, кто, по мнению этих БЖ, может в них нуждаться, или кто сможет подлизаться к одному из менеджеров отеля. Нашим парням, видимо, нужно примерно по три таких карточек на группу, чтобы открывать разные двери.

– Ну и как нам заполучить карточку? – спросил Хилл.

– Здесь сюжет усложняется, – сказал Брюер. – В этом году некоторые звёзды и менее крупные особи, кому не хватает Зелёной комнаты, собрались, и, показывая своим начальникам студий своего рода злобные носы, улучшенные пластическими хирургами, объединили часть своих огромных свободных средств и сняли целых два этажа отеля «Голливуд Ройял» на две ночи – ночь перед началом и ночь церемонии вручения премий и Бала губернатора, который проводится в бальном зале «Кодака» площадью более 3700 квадратных метров, что размером с футбольное поле. Видимо, у них имеется копия оригинала карточки-ключа от подземного туннеля, полученная обманным путём через кого-то в отеле за бешеные деньги, и копии с неё, но только для элиты «избранных».

Их план состоит в том, чтобы незаметно проводить несколько собственных частных вечеринок и оргий в «Ройяле», хотя все будут милы, улыбчивы и вежливы при исполнении основных обязанностей. Всё время эти люди будут выскальзывать через туннель в номера для вечеринок в «Ройяле» нюхнуть кокаина или кольнуть героина, быстро сунуть член в то или иное отверстие или просто показать средний палец любому, кто смеет пытаться заставить этих людей вести себя прилично хотя бы один единственный вечер.

– Так что всё, что нам нужно, это выкрасть собственную копию одной из этих карточек-пропусков у настоящей живой кинозвезды, – уныло вздохнул Хилл. – Я не думаю, что вы завербовали кого-нибудь из кандидатов на Оскара в разведсеть Третьего отдела, а, мистер Рипли?

Брюер ничего не говорил, а добродушно улыбался всем присутствующим.

– Боже, так вам это удалось, или нет?! – воскликнул Рандалл, пристально глядя на Брюера. – Я хочу спросить, это правда?

– Ведь я – агент по поиску работы для талантов, вы не забыли? – ответил Брюер. – Это – моя работа.

– Вы шутите! – не поверил своим ушам Хилл, пристально глядя на него.

– Думаю, ребята, прежде чем мы продолжим, надо ненадолго прервать наше совещание, так как мне придётся забрать лейтенантов Хилла и Рандалла, чтобы встретиться с «драгоценным камнем в короне Третьего отдела», – сказал Брюер. – Господа, мы едем в Беверли-Хиллз.

Звезду убедили

Я решилась.

И ничего нет женского во мне.

Теперь от головы до ног

Я – мрамор.

Антоний и Клеопатра – Акт V, Сцена 2

Брюер позвонил по мобильному, коротко переговорил с собеседником и часом позже на своём «лексусе» последней модели привёз двух офицеров в Беверли-Хиллз. Их целью вопреки ожиданиям оказался не огромный особняк с плавательным бассейном и теннисным кортом. Вместо этого Брюер въехал в квартал из четырёх дорогих, но не бросающихся в глаза кооперативных домов в испанском колониальном стиле, ненавязчиво размещённых в глубине маленького тупика, отходящего от Беверли-Бульвара, и развернулся в выложенном булыжником центральном внутреннем дворе с фонтаном. Брюер попросил своих пассажиров пригнуться на заднем сиденье, пока он набирал код в ящике, стоящем на цветочной клумбе на уровне водителя, и ворота из кованого железа с электронной сигнализацией медленно открылись.

– Камеры во внутреннем дворе? – спросил Хилл.

– Да. Я её агент, и поэтому у меня есть законное оправдание, – продолжил «Талантливый». – Если я остановлюсь за тем кедром, то мы попадём в мёртвую зону, которая тянется до входной двери. Я попросил вас обоих сесть на заднее сиденье, чтобы вы могли выйти сзади со стороны водителя. Хотя, на всякий случай, останьтесь в шляпах и тёмных очках.

По дороге Брюер выложил им подробности об источнике, который он назвал драгоценным камнем в короне Третьего отдела. Так что офицеры не выразили никакого удивления, когда дверь одной из нижних квартир открыла невысокая молодая блондинка с умопомрачительной фигурой, лет двадцати пяти, в джинсах, сандалиях и блузке пастельного цвета. Гости прошли внутрь квартиры, в холл, отделанный кедром, а молодая женщина остановилась рядом и, молча, подождала, пока Брюер достанет металлоискатель.

Она подняла руки, и он быстро провёл прибором вдоль её тела. Затем Брюер достал другой электронный прибор, который напоминал мобильный телефон, и исчез внутри квартиры, привычно проводя поиск подслушивающих «жучков» в каждой комнате. В то время как Брюер был занят, женщина жестом изобразила процесс пития и, глядя на двух мужчин, вопросительно выгнула брови. Хилл наклонился и тихо прошептал: «Кофе для меня был бы в самый раз, и что-нибудь холодное для моего друга. Без алкоголя».

Она прошептала в ответ так тихо, что ни одна подслушка не смогла бы ничего разобрать, если бы жучки и были: «Да, знаю. Общий приказ номер десять».

Хозяйка жестом пригласила мужчин в гостиную, которая была просто, но со вкусом обставлена двумя роскошными бархатными диванами и несколькими кожаными креслами, обеденным уголком и большой кухней, открытой с одной стороны. Внутренний дворик был открыт в зелёный сад со множеством цветов и папоротников. Она молча пригласила их садиться, а сама пошла на кухню, взяла из кофеварки полный кофейник и налила две чашки, затем открыла холодильник и вынула большую пластмассовую бутыль имбирной колы и ещё одну – с кока-колой, для Рандалла. Он показал на эль, и она наполнила большой бокал, добавив в него кубики льда. Затем поставила на плиту чайник, взяла большую простую белую кружку и положила в неё пакетик чая из трав.

Тем временем Хилл и Рандалл воспользовались возможностью рассмотреть книжные полки, которые заполняли стену гостиной комнаты и содержали не только книги, но и большую коллекцию музыкальных компакт– и ДВД-дисков с кинофильмами. Хилл всегда делал это всякий раз, когда имел такую возможность, так как ничто не помогало ему лучше в оценке характера человека, чем изучение того, что он читает, смотрит и слушает.

Литературные вкусы хозяйки охватывали классические драмы и большие романы, которые почти никто больше не читает. Пьесы времён королевы Елизаветы и драматургов Реставрации, таких как Драйден, Вебстер, Бен Джонсон, и, конечно, полное собрание сочинений Шекспира, мастера девятнадцатого века – Чехов, Стринберг, Ибсен, Гилберт и Салливен, а также несколько тонких томиков Юджина О'Нила, которым оканчивалась современная литература.

Здесь были такие писатели как Диккенс, Готорн, Троллоп, Уилки Коллинз, Томас Харди, Роберт Льюис Стивенсон и Бальзак. Хилл также с удовольствием увидел сочинения Жюля Верна и книги на исторические темы Артура Конан-Дойля, его любимых в детстве авторов. Библиотека поэзии блистала Уолтом Уитменом, Теннисоном и Т.С. Элиотом, но тесно граничила с политической некорректностью, так что Хилл задался вопросом, почему из-за этого у хозяйки не случилось неприятностей, так как у неё также были не запрещённые, но осуждаемые работы Редьярда Киплинга и Эзры Паунда. Он был ещё более удивлён, увидев прямо запрещённые законом творения австралийского поэта-лауреата Генри Лоусона – одно из нелегальных изданий Партии до восстания 22 октября, которое вполне могло привести к её аресту, если бы кто-нибудь заметил книгу, и, зная, кем, чёрт возьми, был Генри Лоусон, донёс на неё в министерство внутренней безопасности.

Бросающееся в глаза отсутствие чего-нибудь, связанного с гомосексуализмом, лесбиянством, мультикультурой и психотрёпом, как и то, что там было, почти столь же ясно говорило в её пользу. Её музыкальные пристрастия были широкими. Здесь были компактдиски Вагнера, Моцарта, Верди, Чайковского, Генделя, многочисленные оперы, грегорианские псалмы, церковные песнопения Джезуальдо, собрания кельтской музыки, русские хоры, Док Уотсон и аппалачские напевы.

Рандалл посмотрел на Хилла со странным выражением, они оба разделяли невысказанную мысль: молодая белая женщина с такими вкусами и образованием почти никогда не встречалась им в жизни, так что же, чёрт возьми, они здесь делают? Её электронное собрание кинофильмов было единственной вещью, которая относилась к 21-ому веку, хотя в действительности большинство фильмов было снято в 20-м. Конечно, сюда вошли все её собственные фильмы и телесериалы.

Брюер вошёл в комнату.

– По приборам всё чисто, – сообщил он Хиллу и Рандаллу.

– Это не означает, что мы вам не доверяем, мисс Коллингвуд, – начал Хилл несколько неуверенно, но она прервала его, передавая кофе ему и бокал имбирного эля Рандаллу.

– Конечно, вы не доверяете мне! – весёло засмеялась она. – Вы же не сумасшедшие, чтобы доверять всем подряд. Барри просвечивает меня этой штукой каждый раз как мы встречаемся. Я – не шпионка, но вы этого не знаете, и если только меня заподозрят, то легко могут проникнуть сюда и установить подслушку и в моей квартире, и в машине и на меня что-нибудь нацепить. Я понимаю и не возражаю.

– «Генри Лоусон?» – спросил Чарли Рандалл, показывая на книгу.

Она залилась румянцем.

– Правда, мне надо убрать её с глаз долой. Она запрещена. Но я по некоторым причинам к ней возвращаюсь. Вы знаете, что я снималась в фильме «Гроза над Австралией» на натуре на Северной территории, о водителе гонки «Нэскар», перевозящем наркотики из города Дарвина? Этот мой фильм не из лучших, но я совершенно влюбилась в Австралию.

Рандалл открыл книгу, нашёл место и печально прочёл:

 
«Я долго смотрел на край, что люблю
На землю, какой она могла стать,
Где Дарлинг встаёт под квинслендским дождём,
И воды бегут в океан.
Наша судьба слишком поздно узнать
Правду, к которой мы были глухи,
Что враг уже у портовых ворот,
А за спиною палящая сушь!»
 

– Трудно поверить, что это было написано более ста лет назад, – вздохнул Рандалл. – Лоусон был слишком прав, друзья. Я не критикую Северо-Западную Родину, но там – моя собственная земля, за которую я боролся бы, если бы наши люди послушали Лоусона, или у них было хотя бы две извилины в голове.

– Мы победим здесь, и позднее победим везде, – ободрил его Хилл. – Хотя сначала мы должны победить где-нибудь, захватить какой-нибудь клочок земли, где сможем вырастить несколько поколений белых детей в чистоте, с нормальной психикой и знанием того, кто они есть на самом деле. По-моему, первое сражение при всех обстоятельствах должно произойти здесь, прямо в чреве Зверя.

Молодая женщина пошла на кухню, налила свой чай и вернулась с чайной чашкой в одной руке и кофе в другой, которую она передала Брюеру.

– Барри любит чёрный, но, может, вы хотите со сливками или сахаром, мистер…?

– Можете называть меня Оскар, – ответил Хилл. – А это, эээ…..

Он вдруг вспомнил, что не знает, какое имя Рандалл хотел использовать на этой встрече.

– Мик Данди, – весело подсказал австралиец.

– Вы – крокодил Данди, да? – спросила актриса, бросив взгляд искоса и скривив рот. Эта маленькая гримаска на её лице бросала миллионы подростков в любовную лихорадку целых четыре года, когда в юности она сыграла старшую дочь в комедийном телесериале, который был безвкусен даже по стандартам телесети «Фокс». Но каждый год сериал получал высшие рейтинги только благодаря её красоте, таланту и хорошей работе оператора.

– Я случайно поклонник «Безумного Макса – Воина дороги», – признался Рандалл. – Когда не декламирую стихи.

– Боже, я верю, что вы действительно такой, ведь правда? – спросила она мягко, пристально глядя на него. – Ничего себе! Простите, но вы, ребята, первые другие, ээээ, ну, в общем, первые другие люди, с которыми я встретилась кроме Барри.

– Я не уверен, что Эрика до сих пор действительно верила, что другие вообще существуют, – заметил Брюер.

– О, телевидение иногда напоминает мне о вас.

Тут она посмотрела на Хилла.

– Так что вы выбрали, сливки или сахар?

– Чёрный подходит, мэм, – ответил Хилл.

Они уселись. Эрика Коллингвуд свернулась на диване и взглянула на Брюера.

– Я чувствую, приближается что-то важное? – сказала она, потягивая свой травяной чай.

– Да, – кивнул Брюер. – Эрика мне очень помогает в сборе и передаче информации, – сказал он, обращаясь к мужчинам. – Есть некоторые вещи, которые могут узнать только те, кто занят творческой, а не просто деловой стороной киноиндустрии, и те, кто имеет доступ в любую часть любой студии, которого у меня нет. Эрика – не мегазвезда, но она достаточно известна, так что может пойти в Голливуде практически куда угодно, и никто не усомнится в её праве присутствовать там.

Барри повернулся к ней.

– Эрика, теперь нам нужна ваша помощь в том, что мы называем боевыми действиями. Я уверен, вы знаете, что это означает. Вы должны были понимать, что такой день настанет. Я хочу прямо спросить, хотите ли вы помочь нам в специальной операции, которая, я предупреждаю, может привести к вашему собственному разоблачению и гибели? И я вынужден просить вас решить прямо сейчас, насколько серьёзно вы готовы участвовать в этом деле.

– Вы хотите, чтобы я помогла вам убить людей, – спокойно произнесла она.

– Да, мэм, – подтвердил Хилл.

– Эрика, не мадам, – поправила она. – Предположим, я действительно откажусь? Что вы сделаете, убьёте меня?

Это прозвучало так, будто она находила такую возможность довольно интересной, но ни в коем случае не угрожающей или пугающей.

– Нет, – ответил Хилл. – Мы же не гангстеры. Вы – наш испытанный друг, а мы не убиваем друзей, если они чувствуют, что не могут нам помочь. Вы – не действующий доброволец, а наш актив. Это означает, что вы имеете, по крайней мере, некоторый выбор относительно того, какова будет степень вашего участия.

Мы пришли к выводу, что лучше как можно дольше испытывать людей как актив, перед тем как действительно принять их в Армию и подчинить военной дисциплине. У нас должна быть уверенность, что каждый доброволец полностью предан нашему делу и согласен выполнить любую поставленную ему задачу, прежде чем он примет участие в боевых действиях.

– Если вы скажете «нет», Эрика, мы выйдем отсюда, и вы никогда больше не услышите об этих джентльменах или обо мне, – сказал Брюер. – Конечно, вам придётся найти другого агента, но я не боюсь, что вы меня выдадите. Я доверяю вашей чести и порядочности.

Это была откровенная болтовня. Они уже решили в машине, что, если Эрика Коллингвуд запаникует или впадёт в истерику, деятельность Брюера должна быть свёрнута, и голливудский агент отправится в длительный отпуск в неизвестном направлении, но ставка была достаточно высока, чтобы оправдать такой риск.

Её ответ прозвучал спокойно.

– Мне было любопытно, когда вы спросили меня о чём-то вроде этого, Барри, и какое-то время я думала, что ответить. Я встречалась с Чейзом на прошлой неделе, и когда мы расстались, я знала ответ. Мой ответ – «да». Я сделаю всё, что вы от меня хотите.

– Включая помощь нам в убийстве множества людей, причём некоторые из них, насколько мы знаем, могут быть вашими друзьями? – спросил Чарли.

– У меня нет друзей в этом городе, которые могли бы попасть в любой составленный вами список целей, – ответила она. – Я давно усвоила, что нельзя слишком доверять людям, которые в одном бизнесе со мной, потому что они – настоящие гангстеры, нравственно, пусть и не с автоматом в футляре от скрипки. Если эти избранные подумают, что ты можешь стать на их пути к тому, что им хочется, а иногда просто из идиотской злобы, твои так называемые лучшие друзья вмиг всадят тебе нож в спину. Я готова сделать всё, что вам нужно.