Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 63 страниц)

– Полагаю, адвокатишка уже похоронен на свалке? – мельком спросил Бреслер.

– Нет, я отпустил его, – сказал Хилл.

– А стоило ли? – спросил начштаба.

– К сожалению, я был вынужден снова выпустить адвоката в общество, но это просчитанный риск, – ответил Хилл. – Что бы ни прогнило в датском королевстве, я хочу, чтобы никто в центральной штаб-квартире полиции не узнал, что мы с ним поработали. Если бы Ван Мик исчез, Мартинес и Джарвис поняли бы, что мы их разгадали. Мы заставили Ван Мика потеть, как свинью, в том числе его ладони, и я заставил его крепко подержать незаряженный дробовик и пистолет калибра 9 мм. И заставил его прочитать пару стандартных онлайновых пропагандистских текстов и лозунгов Добрармии на цифровой магнитофон. Объяснил ему, что если он скажет хоть слово кому-нибудь о нашей маленькой встрече с глазу на глаз, то его голос прозвучит на всех незаконных интернет-сайтах Добрармии, а оружие с его отпечатками будет найдено рядом с трупами полицейских Портленда. Парень этот – грызун, с крысиным инстинктом самосохранения, и он не захочет снова увидеть эти иголки Дершовица, выложенные для него где-нибудь в секретной камере министерства внутренней безопасности. Ван Мик будет держать рот на замке. Я надеюсь. Так вот эти наши девять сомнительных случаев. Уже улавливаешь общую картину, помимо того, что всё это, кажется, связано с внезапно проявившейся удивительной успешностью бюро полиции Портленда?

– А я не уверен, – усомнился Бреслер.

– Я уверен, что ты видел в СМИ, здесь и в других городах, как ФБР, министерство внутренней безопасности или другие полицейские арестовывают или убивают наших людей, врываются в наши конспиративные дома, захватывают оружие или как-то препятствуют и затрудняют наши операции, – терпеливо объяснил Хилл. – Каждый раз, когда федералам удаётся что-то подобное, они бегут на «Си-Эн-Эн» и выглядят, как кошка, которая налакалась сливок, и заводят своё «мы действовали с использованием ряда наших источников», «совершенно секретно», «без комментариев», подталкивают друг друга локтями, подмигивают, мол, ну, вы понимаете.

Они хотят заставить нас нервничать, стать параноиками и убедить своих сторонников, говоря, что у них в Добрармии большая сеть информаторов, которых нет, иначе все мы были бы мертвы или сидели в тюрьме. Несколько федералов смогли ненадолго проникнуть к нам, но все они были на вторых ролях, их заметили и устранили, до того, как они причинили слишком большой ущерб. В том и состоит великое значение правила: «Не ты вступаешь в Добрармию, а Добрармия находит тебя». Для того чтобы их лазутчик проник глубоко, почти наверняка это должен быть один из наших людей, который испортился, уже попав к нам, из-за личной обиды или денег. Пока такого не случалось. Постучим по дереву.

– Во всяком, случае, тебе об этом неизвестно, – сухо напомнил ему Бреслер.

– Верно, насколько мы знаем, – признал Хилл. – Этот обычный официальный обман, введённый правилами психологической войны «Сентком»[44]44
  Сентком – Объединённое центральное командование ВС США. – Прим. перев.


[Закрыть], обязательными для всех федеральных ведомств и местных правоохранительных органов. Процедура, которую портлендские полицейские внезапно стали полностью нарушать. В каждом из этих девяти эпизодов они изо всех сил пытались предложить нам какое-нибудь правдоподобное объяснение того, как каждое событие произошло. Зачем они так делают?

– Скорее всего, пытаются отвлечь нас от того обстоятельства, что у них теперь есть настоящий стукач, – тяжело вздохнул Гэри.

– А теперь – сюрприз, – сказал Хилл. – Ты слышал об этом бардаке у нас вчера вечером в Макминнвилле?

– Да, слышал, что копы устроили перестрелку с какими-то мексикашками, а Рэд Морхаус и Томми Койл сидели на местах в переднем ряду, – ответил Бреслер. – А что, чёрт возьми, на самом деле там случилось? В СМИ сообщили, что просто какие-то бандюки болтались там и повели себя плохо. Ты хочешь сказать, это была не случайность?

– Бандюки были настоящие, верно, – сказал Хилл. – Я изучал дело крайне тщательно, и сама перестрелка, похоже, была именно такой, как сообщали СМИ. Кучка бандитов приехала на машине и ограбила винный магазин, а водитель так нажрался или был под кайфом, что протаранил полицейскую машину, и все они были вдрызг пьяные. Полицейские пристрелили двух мексикашек, а два других сидят под замком и ждут начала юридического процесса по всем правилам, чего белым уже никогда не светит. Я отчасти склонен считать этот случай ещё одним примером удивительного божественного вмешательства. Бог, похоже, то и дело приходит нам на помощь, после того, как белый человек начал подниматься на борьбу. Смелого пуля боится и тому подобное. Эта заварушка, возможно, спасла нас от кой чего похуже.

– Ну так что мы там делали?

– Шоу Дикого Запада разыгралось прямо перед витриной магазина, в котором Добрармия проводила специальное совещание командования, – пояснил Хилл. – Нам докладывали о новом плане ЗОГ. Организуется какой-то спецотряд для силового вторжения на Северо-Запад и расправы с нами, разжигателями ненависти, что-то вроде Федеральной полиции по борьбе с внутренним терроризмом. Видимо, они будут походить на «чёрнорыжих»[45]45
  Английские карательные отряды в Ирландии, в 1920-23 годах подавлявшие национально-освободительное движение ирландцев. – Прим. перев.


[Закрыть] в Ирландии сто лет назад.

Пока всё это в проекте, но мистер Чипс привёз нам обращение Совета Армии начать подготовку тактических и стратегических планов борьбы в условиях большого увеличения числа федеральных «сапог» на улицах и применения ими гораздо более жёсткой тактики. Я был там от Третьего отдела, представляя полковника Редмонда, а Томми Койл с Гарри Хэнноном прибыли для проведения мозгового штурма.

– Там в одной комнате собрались вместе и командиры бригад и член Совета Армии?! – вопросил Бреслер. – Ёлки-палки, это же опасно!

– Я знаю, но иногда мы просто вынуждены сложить наши умы вместе и решить сложную задачу, а это был как раз такой момент. Совещание всё не начиналось, потому что Гарри ещё не прибыл, и не прошло положенных пятнадцати минут, когда вдруг мы услышали стрельбу на улице. Мы довольно быстро разобрались, что, очевидно, мексиканское мясо билось с полицаями, но мы с Гарри всё равно послали «спагетти» и сделали ноги. Оставили добровольца Рона Колчака сзади, чтобы прикрыть нас с крыши. Знаешь Рона?

– Конечно, – кивнул Бреслер. – Хороший мужик. Наверно, наш лучший снайпер после Кота Локхарта.

– Ну вот, мы все ушли через заднюю часть здания, держа оружие наготове, беспрепятственно добрались до наших машин и очистили место. Рон задержался минут на пять, прикрывая нас сверху, а потом ушёл по крыше. Легко. Но когда он оказался в безопасном месте, то доложил кое-что интересное.

Хилл наклонился вперёд.

– Колчак был вооружён винтовкой «М-24» с инфракрасным ночным прицелом. Между ним и уличными фонарями у него был чёткий обзор на несколько кварталов. На полпути к следующему кварталу на улице стоял грузовой фургон «Оук Харбор Ван Лайнз». Он стоял там со времени, когда мы прибыли, и, казалось, был пуст, а когда машина наших разведчиков проезжала там, они не заметили никакого движения. Теперь, обрати внимание, там происходит перестрелка, на улице прямо за фургоном, везде сирены, и всё больше полицейских машин. По-моему, доброволец Колчак действительно заслужил вынесения благодарности за проявленную выдержку, что так долго там оставался. Так вот, Рон увидел пару подъезжающих полицейских машин, которые свернули к этому стоящему фургону. Он навёл на фургон сверху вниз свой прицел и увидел, как его задняя часть поднялась, и пять-шесть человек спрыгнули на землю и побежали к перекрестку, откуда слышалась стрельба, крики и испанская матерщина.

Парни из фургона с винтовками «М-16» и дробовиками были в бейсболках и синих куртках, и Рон уверенно опознал в них полицейских из портлендского бюро. Впереди бежали мужчина и женщина в штатском. Эта группа достигла угла в сопровождении нескольких обычных полицейских, которые вывалились из дежурных машин с оружием наизготовку. Там все остановились, потолкались секунд двадцать как будто сбитые с толку. Потом женщина в штатском жестом послала копов в форме к мексиканским грабителям на перекрёсток, в то время как группа из фургона побежала обратно к нему, запрыгнула внутрь и закрыла дверь, а два сыщика сели в другой стоящий на улице автомобиль, и все уехали. Всё это произошло, может быть, секунд за шестьдесят, пока продолжался весь этот гвалт на улице.

– О-о-о-о'ке-ей, – протянул Бреслер. – Значит, там была какая-то засада полицейских в штатском недалеко от места совещания?

– Несомненно. Теперь слушай: Колчак клянётся на стопке «Майн Кампф», что двумя полицейскими в штатском впереди, которых он видел, были Лэйни Мартинес и Джамал Джарвис. Он говорит, что у Джарвиса теперь бритая голова, и он носит козлиную бороду «Лев Иудеи», но это определённо была та парочка.

– Рон их знает? – спросил Бреслер.

– Ответ утвердительный, – кивнул Хилл. – Он не только смотрел наши фотографии, но и знаком с обоими со дней своего пребывания в Партии до 22 октября, когда Лэйни и Джамал арестовали его и время от времени избивали в кровь, просто ни за что, и ржали. Рон сказал, что страшно хотел пристрелить их за «доброе старое время», но заставил себя сохранить холодную голову и подумать. Рон был окружён превосходящими силами противника, они не знали, что он там, но у него не было уверенности, что он сможет убежать, как только его заметят. И он не знал, успели ли наши офицеры уйти, а, кроме того, ему показалось, как будто сами враги были сбиты с толку и застигнуты врасплох. Если они не поняли, что, чёрт возьми, происходит, то Колчак не чувствовал необходимости их просвещать. Я согласен с этим его решением.

– Я тоже, – подтвердил Бреслер. – Как говаривал Паттон, никто никогда не выигрывал войну, умерев за свою страну. Он выигрывал войну, заставляя других несчастных дурней умирать за его страну. Наши ребята должны жить, чтобы снова воевать на следующий день. Так что же, чёрт возьми, эти двое делали, прячась в фургоне за полтора квартала от места, где хотели собраться два командира бригад и член Совета Армии?

– Это мы и должны выяснить, – кивнул Хилл. – Должен признать, Гэри, что это событие в Макминнвилле меня зацепило. Всего восемь-девять высших руководителей во всей Добрармии знали, что такое совещание вообще состоится. Я попросил Томми подготовить список из пяти возможных мест, и выбрал Макминнвилл только за час перед совещанием. За час до совещания Гарри и Томми сами не знали, когда и где оно состоится. Им просто было сказано ждать и быть на связи в любой момент для получения срочного приказа.

Билли Джексон и Джимми Уинго были в кочующем патруле на улице в двух машинах, в каждой из которых водителями были женщины-добровольцы. Они также предварительно проверили безопасность места совещания, не обнаружили прослушки, но на самом деле они не знали, что намечено внутри здания, или кто там будет присутствовать. Могу поклясться, что оно было приведено в полный порядок!

– Однако фургон похож на станцию прослушки, – заметил Бреслер. – У них, возможно, были направленные микрофоны или какие-то особые аппараты микроволновой спутниковой связи. Ты прозвонил всех, кто входил?

– Да, Рэд приехал с этими двумя ребятами из Данди, с которыми он давно, Шоном и Руни, потом Томми и несколько парней с ним. Я сам проверял их всех, как только они входили в дверь, и ничего не звякнуло. Я знаю, что сейчас можно слушать людей в подвале со спутников в космосе. Есть и волоконно-оптические микро-жучки размером с булавочную головку, жучки, которые похожи на тараканов и даже удирают по полу, да что угодно. Старомодный жучок, приклеиваемый хирургической плёнкой на бритый живот какого-нибудь парня, устарел, как кремнёвый ружейный замок. Как бы то ни было, могу сказать, что они, похоже, не были готовы хватать нас. Мне представляется, это какая-то засада для прослушки. Но как, чёрт возьми, они узнали, где прослушивать?

И Хилл в сердцах ударил кулаком в ладонь.

– Так что же нам теперь делать? – спросил Бреслер.

– Мы возьмём каждый из этих случаев, рассмотрим и проанализируем их все досконально, – решил Хилл. – Составим список имен для каждого случая. Кто знал об этих конспиративных домах и тайниках с оружием? Кто имел какие-нибудь контакты с любым из добровольцев, которые попались, достаточно близкие, мог предсказать их передвижения и указать на них? Кто знал, что и когда они это узнали? Затем берём список для каждого случая и ищем совпадения. Они обязательно будут.

После этого берём все наши совпадения и пытаемся сопоставить их с другими случаями, даже если кажется, что никакой связи нет. Товарищ «X» знал Стива Брайта, но знал ли он или она о мастерской взрывных устройств? Знает ли он или она кого-нибудь, кто знал о месте совещания в Макминнвилле? Товарищ «Y» знал Пинатса Панчко, но знает ли он или она или мог знать Роджера Уэста? Как только мы сузим список до нескольких подозреваемых, то дело усложнится, потому что нам придётся разработать какие-то ловушки, чтобы завлечь их и посмотреть, не сможем ли мы заставить портлендских полицейских появиться по сигналу в определённом месте и времени.

Всё это должен будешь узнать ты, Гэри, потому что я могу насторожить всех в батальоне, что рядом «крыса», а ты знаешь, что бы ещё ни случилось, мы не хотим, чтобы об этом узнали. Наш боевой дух высок, в основном, потому, что до сих пор мы смогли в основном предотвратить проникновение именно такого рода. Разгул паранойи и недоверия может уничтожить Второй батальон как боевую единицу с таким же успехом, как и любые массовые аресты. Он даже может просочиться из Второго батальона и заразить другие подразделения, и мы обязаны предотвратить это любой ценой. Всё должно быть сработано спокойно, разумно, а, главное, быстро, прежде чем кто-нибудь ещё погибнет или попадёт в пыточные застенки Центра юстиции.

– Хорошо, – сказал Бреслер. – А есть соображения о том, кого мы ищем? Я имею в виду, что это за человек? Его профиль, как сказали бы полицейские в старые времена?

– Ключ может лежать в том, что пока всё выглядит исключительно операцией портлендского бюро полиции, – предположил Хилл. – Если бы это была федеральная операция, я бы сказал, что мы ищем мужчину или, может быть, женщину, но более вероятно, мужчину, с серьёзным военным прошлым, скорее всего из разведки. Но он, видимо, скрыл этот факт от Добрармии и утверждает, что был просто рядовым в Тикрите или ещё где-нибудь. Стукач не скрывает своего военного прошлого полностью, что было бы невозможно среди мужчин, и в самом деле воевал на Ближнем Востоке, как и многие наши добровольцы, но будет действовать под вымышленным именем, а его упоминания будут безупречными и проверяемыми, чтобы поддержать его вымышленную личность.

Я думаю, он не стал бы сдавать мелкие тайники с оружием и отдельных добровольцев. Он действовал бы как ФБР против «Коза Ностра» в старые времена, когда они на самом деле боролись с преступностью и засылали к ним таких парней, как Донни Браско. Он в первую очередь занялся бы сбором разведданных, пытаясь подняться вверх по служебной лестнице, установить как можно больше наших людей и передать столько данных, сколько сможет, чтобы его хозяева смогли ударить по всем нам сразу и провести один больший массовый арест. Федеральные бюрократы любят большие зачистки, чтобы они могли покрасоваться на телевидении и добиться большого продвижения по службе а, возможно, и уйти в политику и начать карьеру конгрессмена.

– Но портлендская полиция? – продолжил Хилл, прихлебывая уже остывший кофе. – Местные правоохранительные бюрократии – это глубоко консервативные учреждения, сопротивляющиеся любым переменам. По моему предположению, они бы придерживались того, что знают, то есть взяли бы на крючок какого-нибудь своего мелкого преступника, видимо, угрожая большим тюремным сроком и позволяя крысе избежать его.

Они склонны не обращать внимания на общую обстановку и ищут быстрое решение, быстрый захват, чтобы показать немедленный результат. Количество, а не качество. Именно так копы с улиц попадают на экраны телевизоров и добиваются повышений. Кажется, именно так происходит и в нашем случае. Они собирают случайные кусочки, здесь тайник с оружием, там доброволец или два. И, видимо, сильно давят на своего информатора, чтобы показать результаты, оформить облавы и улучшить статистику. Кто бы это ни был, ведут его Мами и Обезьяна.

– Возможно, поэтому нам надо сосредоточиться на похищении одного или их обоих и прочитать им «Евангелие от Дершовица»? – предложил Бреслер.

– Конечно, это мысль, чёткая мысль, – согласился Хилл.

– Когда мы поймаем того, кто бы он ни был, что дальше? – спросил Бреслер. – Ты ведь знаешь, что потом, – сказал Хилл.

– Да, знаю, – раздражённо бросил Бреслер. – Я имел в виду, есть ли какой-то установленный порядок для такого рода дел? Военный суд, что ли? Слава Богу, мне раньше никогда не приходилось иметь с этим дело.

– Это зависит от обстоятельств, – сказал Хилл. – И, в любом случае, будет не твоей заботой. Мы решили, что лучше держать грязное бельё армии вне поля зрения даже от товарищей, насколько возможно. Исчезновение лучше для боевого духа, чем открытая казнь. Этим займётся особый отряд Третьего отдела. Если всё пойдёт хорошо, то в один прекрасный день определённый товарищ исчезнет, а остальным будет сказано, что человек был переподчинён, и дело с концом. Необходимость знать только кому надо и так далее.

– Нет, – решительно сказал Бреслер. – Мы так не поступим. Когда придёт время, позвони мне, Уэйн. Я много думал о нашей группе прекрасных парней и девушек, которую нам удалось собрать из обломков белого населения нашего континента. Эти двое ребят, что были здесь у нас сегодня вечером – хороший пример. У меня после них поднялось настроение.

Добровольцы Северо-Запада – самые лучшие, самые смелые, последняя надежда наших предков и цивилизации. И если есть те, кто предал их и изменил священному долгу, который мы взяли на себя, то я хочу посмотреть им прямо в глаза перед тем, как нажать на спусковой крючок, так чтобы я чертовски хорошо знал, что они никогда, никогда снова не предадут свою кровь. Можешь передать от меня Мэтту Редмонду, что Первая портлендская бригада почистит свой собственный дом.

– Хорошо, раз ты так хочешь, – кивнул Хилл.

– Да, я так хочу, – подчеркнул Бреслер.

Вечером того же дня Хилл сидел в своей маленькой комнате высоко над городом и смотрел вниз на реку Колумбия. На небе появились луна и звёзды, и в их бледном свете он различал туман, сгустившийся над водой. От множества мыслей Хилл не мог уснуть. «Эй, мышка, мышка!» – произнес он про себя. Хилл никогда не думал о стукачах как о крысах.

Они казались ему мышами, прогрызающими сзади мешки с зерном в сарае или буханки хлеба в кладовой. Невидимыми за исключением оставляемого помёта, пачкающего и портящего пищу.

«Ну, мышка, только на миг высунь голову из норки, чтобы я мог разглядеть тебя.

Тогда ты моя, маленькая пушистая тварь. Я знаю, ты где-то здесь, и поймаю тебя».

Под новым руководством

О долгая, мучительная ночь!

Умерь часы, пошли хоть луч с востока,

Чтоб я могла уйти в Афины прочь

От тех, чья ненависть ко мне жестока.

Сон, взор тоски смыкающий порой,

Ты от себя самой меня укрой!

Сон в летнюю ночь – Акт III, Сцена 2

Кики была поражена отсутствием шума вокруг ноябрьского убийства бывшего посла в Южной Африке и его жены из племени банту. На следующий день во время её обычного отчёта казалось, что Джарвиса и Мартинес больше интересовал вид использованного оружия и мина-ловушка на машине, чем само двойное убийство.

– Слушайте, а вас не беспокоит, что эти парни убили пару человек, и вы записали их на пленку, или компакт-диск или, что у вас там? – недоверчиво спросила она. – Может, самое время, чтобы прикрыть это дело и начать аресты? Теперь они у вас на крючке за Большое Убийство. Боже, что же ещё вам нужно?

– Две эти смерти, конечно, прискорбны, – ответила Мартинес. – Но, так уж вышло, что бывший посол Уитмен был республиканцем и политическим противником президента, а наша начальница – демократ и, конечно, сторонница Клинтон, так что бюро не относится к этому двойному убийству настолько серьёзно, как ты думаешь. Мы сами выберем время для завершения операции «Прожектор» и ареста, Кристин, не беспокойся об этом. На самом деле мы рады, что это произошло, потому что теперь в Добрармии будут знать, что ты сохраняешь хладнокровие во время мокрых дел, и начнут использовать тебя в более серьёзных операциях.

– О, замечательно, как раз на это я и надеялась, – съязвила Кики.

Кики ещё не было известно, что Линда Хирш не утерпела, и, соответственно, надсмотрщики Кики уже начали аресты на основе собранных с её помощью улик или информации, которую смогли извлечь из её данных. И они действовали так уже несколько месяцев, ничего ей не говоря. Со временем Кики узнала об этом, и когда она поняла, что они совершали налёты на цели в Добрармии, связанные с ней, это ввергло её в ещё худшие глубины отчаяния, чем раньше, с начала её мучений в роли тайного осведомителя. Однажды в январе она, наконец, схватилась с Мартинес во время одного из постоянных отчётов в комнате Центра юстиции, используемой для допросов.

– Ты, что, просто хочешь меня убить? – отчаянно кричала она. – Эти люди – не круглые дураки! Сейчас они уже не могут не знать, что среди них появился стукач, и они, наверно, ищут меня! Со дня на день я могу получить вызов пойти на с ними на убийство, а оно окажется моим собственным! Почему ты хотя бы не скажешь об этом прямо, чёрт тебя побери?

– Чтобы ты не психанула в панике, как сейчас. Расслабься, Кристин, – небрежно бросила Мартинес. – Мы подходим выборочно и не арестовываем тех, с кем ты часто общаешься. У них нет оснований подозревать тебя. Мы должны проводить задержания, чтобы оправдывать свои изрядные расходы на этот проект и на тебя. Именно так делаются эти дела. Мы не можем бесконечно тратить доллары налогоплательщиков совсем без результатов. Доллары налогоплательщиков, часть которых идёт тебе. С лета прошлого года ты получаешь пятьсот баксов в неделю без налогов, что ты наверняка знаешь, если смотрела свой счёт на той банковской карточке, что мы тебе дали.

– Ну да, недурная заначка на «чёрный день», – признала Кики. – Как жаль, что я не могу ничего снять с карточки.

– Мы заморозили счёт для надёжности, чтобы ты не сняла деньги и не дёрнула от нас в полночь, Кристин, – ответила Мартинес. – Не волнуйся, когда всё закончится, мы разморозим счёт, и у тебя набежит достаточно, чтобы начать новую жизнь со своей девочкой где угодно.

Кики сильно сомневалась, что они когда-нибудь вообще её отпустят, но она оказалась в ловушке, как муха в янтаре, и просто не могла найти никакого выхода из положения.

Датчик места по-прежнему оставался в кольце на пальце Кики, и ей дали понять, что любая попытка снять его или и испортить любое устройство контроля на её теле, в такси или в прицепе будет считаться окончательным нарушением договора и приведёт к пагубным последствиям в виде потери дочери. А, вероятно, к ещё одному сеансу лечения электрическим током, пока она в конечном итоге вылетит в трубу тайного крематория в Центре юстиции. Кики один раз спросила Мартинес о крематории, но та никак не подтвердила, но и не отвергла его существование. Только улыбнулась и сказала: «Ты должна любить Патриотический закон».

Так что Кики продолжила своё кошмарное существование, урывая несколько часов через день для встреч с дочерью и всё более измученной и встревоженной матерью, водила такси, чтоб иметь карманные деньги, и выполняла разные поручения Добрармии теперь уже почти всё свободное время, участвуя во всё большем числе показательных избиений, поджогов и установок бомб, хотя и не в прямых убийствах.

Напряжение начало на ней сказываться. Иногда тоска Кики по порции крэка или даже бутылке «Джек Дэниелс», да чему угодно, лишь бы забыться на несколько часов, становилась почти невыносимой, и в одиночестве ночью в постели, она жевала простыню, чтобы не закричать. Она не могла спать, но отказалась от предложенных таблеток снотворного из полицейской аптеки, боясь, что в Добрармии могли посчитать таблетки нарушением Общего приказа номер десять, а также установить их источник. Но в основном она боялась уснуть и проснуться, а у кровати окажется кто-нибудь, из Добрармии, из полиции, или чёрт знает откуда, чтобы убить её. Нервы Кики превратились в натянутые струны, она не могла толком есть, и хотя не потеряла слишком много в весе, её лицо осунулось, а глаза ввалились.

Её надсмотрщики из полиции или ничего не замечали, или это их не заботило. А товарищи по Добрармии заметили. Однажды Джимми Уинго ехал с Кики по снабженческим делам, и после того как они оставили несколько чемоданов и картонных коробок в гараже загородного дома, по-видимому, пустующего, на обратном пути в город он спросил её обеспокоенным тоном:

– Слушай, Кики, ты в порядке? В последнее время ты выглядишь немного задёрганной.

– Да, – призналась она. – Я сплю не очень хорошо. Думаю, что меня как-то достало.

Она немного помолчала и почувствовала, что надо сказать что-то ещё.

– Это из-за моей девочки. Мама взяла её, ты знаешь, я говорила, и… ну, ювеналка что-то разнюхивает. Мама живёт в прицепе в Орегон Сити, и пару недель назад появились какие-то суки из службы защиты детей, когда она была на работе, а Элли – в детском саду, и оставили карточку в двери.

– Боже! – искренне заволновался Джимми. – Надеюсь, она с ребенком быстро оттуда смоталась!

– Да уж, поверь, белые, которые живут в прицепах, знают, что когда служба защиты детей начинает крутиться около тебя, лучше не ждать второго посещения, если хочешь сохранить своих детей, – сказала Кики. – Если они появятся снова, то захотят узнать, где я, и что делаю. Я разговаривала с мамой по телефону и, в общем, сказала ей, увезти Элли куда-нибудь и не говорить мне, куда. Она обещала. Не споря. Думаю, что она понимает, чем я занимаюсь, чем-то незаконным, во всяком случае. Но пройдёт время, прежде чем я снова увижу свою малышку. Конечно, это давит, и я плохо сплю ночью, это невесело, и, похоже, заметно. Но вы с ребятами не беспокойтесь обо мне.

– Ладно, – заверил её Уинго. – У нас всех случаются разные ужасные заморочки, вроде этой, при нашей-то жизни. Знаешь, если я что-то могу для тебя сделать, просто скажи.

– Спасибо, – поблагодарила Кики. – Джимми, а можно тебя спросить?

Кики понимала, что вступает тут на тонкий лёд, и что вести этот разговор, зная, что полицейские его слушают, было по-своему одним из худших её поступков по отношению к этому человеку, но она не могла удержаться.

– Почему ты никогда не пытался приударить за мной? Потому, что знаешь, ну, чем я зарабатывала на жизнь?

– Ээ, в некотором смысле, да, но не из-за того, о чём ты, видно, подумала, – осторожно начал Уинго. – Чёрт, как я могу объяснить? Конечно, ты мне нравишься. Любому мужчине, который видит тебя, ты нравишься, и ты это знаешь. Но если я когда-нибудь сделал бы шаг к тебе, всегда возможно, что ты посчитаешь, что я, скажем, так и думаю о тебе. Это могло показаться тебе неуважением. Разумное объяснение?

– Вот как, – улыбнулась Кики. – Спасибо, Джим.

У неё крутилось на языке, сказать, чтобы Джимми послал неуважение к чёрту, так долго она была одна, и почему бы им не остановиться у неё дома на обратном пути? Но потом она вспомнила, что было в её серьгах, и что в прицепе, и выругалась про себя. «Я должна отказаться от этого», – подумала она. Теперь Кики боялась, что он попытается пойти дальше. И понимала, что не может просто так оставить всё это.

– Слушай, я, правда, тебе благодарна. Мне нужно быть на работе в четыре, то есть сегодня, но, может быть, когда-нибудь потом.

– Я тоже должен быть кое-где, – усмехнулся Уинго. – Это беда всякой революции. Она – не бар для встреч одиноких. Без романтической фигни, в самом деле не так много времени остаётся на отдых. Каждому из нас всегда где-то срочно нужно быть, и как-то трудно включать любовь в расписание. Если время подойдёт для нас обоих, мы это поймём. Надеюсь, когда-нибудь так случится, Кик.

На следующей отчётной встрече Лэйни привлекла Кики к ответу.

– Ты должна была действовать намного решительнее, – отчитывала она. – Я постоянно говорю, что ты должна заигрывать с этими дебилами-расистами и ловить их в мешок. Неизвестно, что ты могла бы узнать из «бесед под одеялом». Женщины-шпионки всегда этим занимались. Господи, ты же не вторая «Энн из Зелёных крыш» или недотрога.

– Теперь я – шлюха другого сорта! – огрызнулась Кики.

Вскоре после этого мир Кики превратился в ад. По-настоящему.

* * *

Всё началось на одном из еженедельных межведомственных совещаний в Центре юстиции с участием Бюро полиции Портленда, ФБР, министерства внутренней безопасности, Секретной службы, БАТФЕ и ещё полудюжины других учреждений и организаций, отвечающих за борьбу с внутренним терроризмом на Северо-Западе.

Считалось, что цель этих совещаний состоит в обмене информацией, а также в выработке и внедрении единой стратегии в борьбе с угрозой, представляемой Добрармией. На практике всё, обычно, выливалось в разборки, мелкие отвлечения на несущественные вопросы, личные столкновения, обмен уколами и перетягивание одеяла, склоки из-за денег и ресурсов, а также общие дрязги и распри.

ФБР расценивало себя как примадонну правоохранительных органов. Фэбээровцы считали министерство внутренней безопасности (и по праву) слабаками и политическими назначенцами, БАТФЕ (опять справедливо) – безмозглыми отморозками, а копов Портленда (отчасти правильно) – неуклюжими увальнями с ограниченными умственными способностями. Копы Портленда относились к федералам всех ведомств (и справедливо) как к высокомерным и самовлюблённым придуркам. Оперативники министерства внутренней безопасности действительно были политическими чиновниками, главным свойством которых была лояльность к нынешней администрации, но все они считали себя Джеймсами Бондами.

Ну а агенты БАТФЕ были угрюмы и враждебно настроены ко всем остальным за столом, чувствуя, что их отодвинули в сторону. Отсутствие у правительства успехов в борьбе добровольцами никогда не было тайной для всех, кто присутствовал хотя бы на одном из этих совещаний. Простой факт заключался в том, что люди, управляющие Соединёнными Штатами Америки, оказались потрясающими неумехами.

Однако в последнее время шеф Линда Хирш председательствовала во главе стола с самодовольным выражением кошки, которой достались сливки. Её люди добивались результатов, убивая и задерживая добровольцев, захватывая оружие и средства Добрармии, в то время как могучее ФБР гонялось за своим хвостом.