Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 63 страниц)

– Понял, – повторил Брюер. – Я готов к этому, не волнуйся. Всё это время я помогал вам, ребята, но до сих пор чувствую, что делал недостаточно. Я не храбрец, как вы. Я не могу делать того, что вы, ребята, или что наши друзья сделали на том пляже в Орегоне, но я знаю «город мишуры» вдоль и поперёк и справлюсь с заданием.

– Ты собираешься в одиночку и безоружным войти в комнату к одним из самых могущественных евреев в мире, которые все как один хотят разорвать тебя на куски, и ни одному слову которых нельзя верить, – сказал Оскар. – Должен сказать, что это настоящая храбрость, соратник.

– Я вроде бы должен волноваться или бояться, но я – спокоен, – пожал плечами Брюер. – Просто я, наконец, могу помочь что-то сделать, чтобы исправить этот проклятый кавардак, или, по крайней мере, свою часть. У вас, парни, нет шоу-бизнеса в крови. А у меня он – в сердце. Этот город и эта индустрия – моя жизнь. Со всей этой новой технологией и опытом, которые у нас появились, мы могли бы принести столько добра и создать такие прекрасные, бессмертные произведения искусства.

Мне просто хочется плакать, кричать и бить кулаками в стену, когда я вижу, как эти, эти… люди используют все эти силы и возможности. Скрытая красота и величие всегда здесь присутствовали, и иногда они прорываются, вопреки всему, когда выходит действительно выдающийся фильм, но в остальном там всё переполнено грязью и отравой. Я просто больше этого не выдержу. Это именно то, что должно быть сделано.

– Может, тебя отвезти туда? – спросил Оскар.

– Нет, ребята, вам надо уходить прямо сейчас. Я вызову такси.

– Удачи, товарищ, – они пожали руки друг другу в последний раз перед тем, как Оскар и Чарли ушли в пылающую неоном ночь Лос-Анджелеса.

На самом деле боссы студий сдержали своё слово, по крайней мере, внешне. Брюер подъехал к воротам студии «Парадайм» в такси и назвал себя вооружённым до зубов охранникам. Его встретил молчаливый сопровождающий с тележкой для гольфа и отвёз в Бункер без всякого обыска и металлоискателей. Была почти полночь, когда Брюер появился на встрече. Встреча проходила в официальном конференц-зале, где его ждали более десятка мужчин, сидящих за длинным столом красного дерева. Все они были евреями, и, по крайней мере, половина – в ермолках. Воздух был холоден как лёд, и не только из-за урчащих кондиционеров, которые изо всех сил гнали воздух из вентиляционных решёток.

Глаза евреев за столом впились в Брюера с концентрированной, нескрываемой, почти радиоактивной ненавистью. Брюер ясно сознавал, что каждый из этих людей желает его смерти, всеми мыслимыми способами, предпочтительно сегодня же вечером, прямо в этом зале и насколько возможно жестокой. Никто не предложил ему закусок или напитков, не заговорил о пустяках, не начал вежливую светскую беседу, даже кувшина с водой и стакана на столе не было.

Брюер подошёл к дальнему концу стола, молча сел, открыл портфель и вытащил жёлтый блокнот с ручкой, который положил перед собой. Само скромное содержимое портфеля, казалось, ещё больше разожгло раздражение и чувство обиды присутствующих; хмурые взгляды ещё помрачнели, и послышались низкие звуки, похожие на рычание зверей. Брюер спокойно посмотрел на них и начал говорить.

– Сначала пара слов о себе. Никто никогда не должен спрашивать об этом, но если кто-либо задаст такой вопрос, то официально я – консультант. Вы будете пользоваться моими услугами в определённых чувствительных вопросах, поскольку находите мой вклад ценным, и это всё, что должно когда-либо говориться.

Вам ничего не нужно мне платить. Пока я оказываю эти услуги для нашего сообщества, я буду жить на свои сбережения и накопленные средства, а также на доходы от моего бизнеса – агентства по работе с талантами. Прошу вас не пытаться ставить мне препоны в этом отношении или вносить в чёрный список моих клиентов. Это будет рассматриваться как враждебный акт, а некоторые из моих друзей не выносят враждебности. Все мои клиенты – талантливые актёры и актрисы. За одним известным исключением, они ничего не знают обо всём нашем деле и не заслуживают плохого отношения.

– Но за что? – проскрипел Арнольд Блостайн, как будто металл заскрежетал по металлу. – Этот город создал тебя. Мы тебя сделали. Всю твою жизнь мы давали тебе каждую крошку пищи на твоём столе, платили за каждый Май Тай, который ты когда-нибудь выпил в «Трейдер Вик», за каждую машину, в которой ты ездил, каждый пенни по ипотеке, и за это ты плюнул кровью богоизбранного народа нам в лицо. Почему ты сделал это, Барри?

– И это всё, что вы поняли, так? – ответил Брюер. – Деньги. Вещи. Жизнь как балансовый отчёт в две колонки – прибылей и убытков. Это всё, что любой из вас способен понять, не так ли? Но неважно. Я сделал это, потому что должен был сделать, а никто другой не сможет. Впредь я не буду произносить речей или обращений и советую вам то же самое. Мы должны решить наше дело. Не пора ли теперь заняться этим? Уверяю вас, господа, что ваша компания столь же неприятна для меня, как моя – для вас, так что чем раньше мы всё сделаем, тем скорее сможем расстаться.

– Согласен. Приступим, – проворчал Моше Фейнстайн из студии «Дримуоркс-Дисней». Моше раскурил огромную сигару, и его руки так сильно дрожали от бессильной злобы, что он едва смог зажечь свою платиновую зажигалку «Зиппо» за четыре с половиной тысячи долларов.

– На Тихоокеанском Северо-Западе идёт война, – начал Брюер. – До сих пор Голливуд и индустрия развлечений в целом поддерживали на этой войне одну сторону – Соединённые Штаты Америки и их правительство. Эта поддержка прекратится сегодня вечером, и Голливуд станет нейтральным. Не открыто, просто на практике. Никто не ожидает, что вы сделаете какие-либо публичные заявления или театральные объявления. Предполагая, что вы принимаете эти условия, я сообщу вам, когда подразделение, выполняющее боевые задания, будет отозвано, и военные действия с нашей стороны прекратятся. А студии и ваши сети перестанут выпускать некоторые виды материалов, и тогда, я уверен, люди сделают свои собственные выводы.

Выводы, которые вы можете, конечно, отвергнуть или просто оставить без комментариев, по вашему выбору. Будьте уверены, что любому, у кого есть пара извилин в мозгу, будет ясно, что сделка состоялась. Но я советовал бы, чтобы ваше отношение как можно меньше высказывалось, и как можно быстрее изменялось. Просто возвращайтесь к работе, делайте свои фильмы и бессмысленные сериалы, смешные реалити-шоу и низкопробную «клубничку», и вы будете поражены тем, как скоро даст о себе знать короткая память американцев, и события того вечера Оскара станут древней историей. Великой американской публике понадобилось всего несколько лет, чтобы забыть о теракте 11 сентября 2001 года.

– И какие собственно действия этот нейтралитет, о котором вы говорите, подразумевает с нашей стороны? – холодно спросил Дэйв Данцигер.

– Не так много, но за этим следует большой список того, что вы не будете делать – ответил Брюер. – Мы – реалисты. Мы понимаем, что не можем вернуть «контору Хейса» и заставить вас прекратить извергать тот сорт извращённой грязи и бессмысленного мусора, который у вас всегда получается. На протяжении трёх последних поколений вы создали рынок для этих нечистот, того, что теперь хочет безмозглая публика, и это продаётся.

Когда есть спрос населения на что-нибудь, кто-нибудь его удовлетворяет, как свидетельствует «сухой закон» и положение с наркотиками. Мы не требуем, чтобы вы уволили всех небелых или сотрудников-педерастов, ничего подобного. Вы сможете вернуться к своим обычным делам, и вскоре шекели снова потекут рекой. Но некоторые отдельные темы отныне закрыты, или к ним надо подходить очень, очень осторожно. Чтобы не раздражать некоторых людей, у которых руки чешутся понажимать спусковой крючок, и которые ничего больше не желали бы, чем поймать вас на попытке нарушить наше маленькое соглашение, явиться сюда и дать вам ещё один урок хороших манер.

– И что это за темы? – спросил Сэм Глейзер из «ТриВижн».

– Прежде всего, не будут выпускаться никакие фильмы или телесериалы с драматическими сюжетами, которые являются не более чем пропагандой американского правительства, направленной против Добрармии и Партии на Северо-Западе. Не будет больше разжигания ненависти к Добрармии или к движению за независимость СевероЗапада. Это также относится к таким персонажам, как «умники», приглашаемые ведущими ночных ток-шоу, сквернословы-комики и «говорящие головы» в программах новостей кабельного вещания. Мы доказали нашу готовность убивать и умирать самим за нашу свободу и единство как народ. Именно так люди заслуживают уважения, и с этого момента вы будете чертовски хорошо выказывать нам это уважение. Не должно быть больше ни ехидных подкалываний в форме шуточек, ни грязных и оскорбительных представлений добровольцев Северо-Запада, как психов и кретинов и вообще плохих людей.

Уолт Векслер из «Уорлд Артистс» громко спросил:

– Эээ, простите Барри, я должен спросить. Вы действительно понимаете, что со своими друзьями натворили в вечер Оскара? Я понимаю, потому что был там, хотя, по милости Божией у меня была только небольшая рана. Как, ради Бога, можно говорить, что виновные в этом ужасе неплохие люди? Как иначе можно назвать эту неописуемую бойню, если не преступлением психопатов?

– Я бы назвал это военными действиями, как и любые бои между солдатами. В случае, если вы не застали прошлый век, Уолт, так велись войны после 1914 года – ответил Брюер ровным голосом. – Воюющим давно не нужно носить винтовки. Фактически лучшие солдаты современных войн носят портфели, калькуляторы или переносные компьютеры-ноутбуки. Или видео– и кинокамеры. Вся эта индустрия почти с первого момента её возникновения состоит в основном из активных и целеустремлённых борцов против западной цивилизации.

Да, то, что произошло на церемонии награждения было ужасно, но не более ужасно, чем действия вашего Израиля и нашего собственного правительства против мусульманских народов на Ближнем Востоке на протяжении десятилетий. Просто на этот раз мы увидели всё хорошим крупным планом в наших гостиных со всей этой кровью и мозгами.

Умножьте вечер Оскара в десять тысяч раз, и вы получите историю американской внешней политики за последние семьдесят лет. Если бы эти люди были палестинцами, раздавленными израильскими танками, или иракцами, убитыми американскими бомбами, ни один из вас в этой комнате и бровью не повёл бы, а большинство просто посмеялись. Единственная причина, что сейчас вас это колышет, в том, что были затронуты ваши интересы. Все вы так обозлены, потому что, наконец, получили дозу своего собственного лекарства. Мне жаль, я помню, что обещал не произносить речей, но вы сами спросили.

– Извините, за вопрос, – пробормотал Векслер.

Брюер продолжил.

– Во-вторых, мораторий Голливуда на анти-белые сюжеты, персонажи, образы и полемику в целом будет распространяться не только на Добровольческую армию или войну на Северо-Западе. Немедленно прекращаются подстрекательства Голливуда и телевизионной отрасли, направленные против белых и клевета в отношении всех неевреев европейского происхождения как целого. Это не только вопрос общих приличий или честности: мы не так наивны.

Это необходимо для того, чтобы вы не могли скрытно вести пропаганду против Добрармии под видом исторических фильмов или очевидно не связанных сюжетных линий в телесериалах и так далее. Больше не должно быть никаких жирных шерифов-южан, избивающих бедных беззащитных белых либералов. Больше никаких злобных нацистов, действующих как шутовской фон для ваших инфантильных киногероев. Никаких злобных конфедератов, порющих плетьми чёрных женщин, ни куклуксклановцев – насильников и линчевателей, ни тупых белых злодеев-фермеров, которым дают тумаков умные остряки-негры, ни приравнивания блондинок к идиоткам и шлюхам. Никаких расовых или культурных стереотипов любого рода, направленных против белых.

Я не должен разжёвывать это для вас, господа. Все вы чертовски хорошо знаете, чем занимались прошлые сто лет, и прошу не делать из меня дурака, пытаясь отрицать, что совершенно меня не понимаете. Теперь вы должны это прекратить. Как показали события последних нескольких месяцев, делать карьеру и зарабатывать, оскорбляя белых мужчин, и унижая белых женщин, больше не является жизнеспособным предприятием. Должен признать, что ваш народ всегда был очень практичным. Белый человек теперь имеет средства вооружённого устрашения, и удовольствие порочить нас больше не пройдёт. Смиритесь с новой действительностью. Учитесь жить и работать в ней.

– Мы поняли это, – кивнул Блостайн.

– Спасибо. Третий пункт, возможно, вам будет труднее всего проглотить, но я должен подчеркнуть, что эти условия – полный пакет, а не шведский стол. Всё или ничего.

Брюер глубоко вздохнул.

– Вся пропаганда Холокоста немедленно прекращается. Сейчас же, и сюда относится тот кусок грязи, который ваши люди заканчивают снимать в Польше, мистер Фейнстайн.

– Что? «Пепел Аушвица»? Ты говоришь, что я не могу почтить память жертв Холокоста, где Гитлер отравил газом сто тридцать семь моих родственников? Как ты смеешь? Это – Хилуль Ашем[86]86
  Осквернение имени бога (иврит) – Прим. перев.


[Закрыть]! – закричал Фейнстайн, багровея и размахивая кулаками в воздухе, и не обращая внимания на слюни, летящие изо рта и горящую сигару, упавшую ему на колени.

– Дерьмо, – отрезал Брюер. – Это дерьмо, было дерьмом всегда, и вы доили его достаточно долго. На протяжении трёх поколений вам удавалось выжимать бесконечную реку золота из того, чего никогда не было, по крайней мере, в том объёме, виде или форме, как в принятой у вас версии. Теперь вы должны прекратить это, как и оскорбления и унижения достоинства белых людей в целом.

Немцы – белые люди, и они наиболее чётко подпадают под условия нашего маленького дружественного соглашения о прекращении клеветы и лжи. Никто не ожидает от вас признания, что вы уже 75 лет надуваете весь мир. Как я сказал, мы – реалисты. Ведь у вас в обращении уже достаточно этого собачьего дерьма, чтобы получать авторские отчисления ещё 75 лет. Сейчас вы должны прикрыть лавочку Холокоста в индустрии развлечений насколько это возможно.

Больше никаких фильмов и специальных телепередач, никаких длинных стенаний в чёрно-белом кино с виолончелями на заднем плане и ваших лап, протянутых за деньгами и сочувствием, которых вы не заслуживаете. Хватит этого дерьма! Боже мой, ФБР уже арестовывает людей, которые ставят под сомнение вашу версию событий по законам о преступлениях ненависти, и высылает их в лагеря на «перевоспитание», чтобы там промыть им мозги до кристальной чистоты, как Уинстону Смиту в романе «1984» Джорджа Оруэлла. Вам этого недостаточно? Мы понимаем, что гора холокостовского дерьма уже доходит до неба. Пройдут целые поколения, пока удастся загладить вред, который вы нанесли психике человечества своей ложью, но у вас не будет возможности бросить ещё одну лопату такого дерьма в эту кучу. Слушайте, что я говорю, господа, или клянусь Богом, мы покажем вам Холокост, а мы доказали, что в состоянии сделать это.

Фейнстайн закричал снова, как женщина, только не от злости, а потому, что упавшая горящая сигара прожгла его штаны. Дэйв Данцигер схватил графин с водой с буфетной стойки и вылил его на колени Фейнстайна. Фейнстайн начал кричать и ругаться на идише, но Блостайн жестом оборвал его.

– Заткнись, Мо, – подавленно пробормотал он. – Ну, другого такого бизнеса, как Шоа[87]87
  Шоа – другое название Холокоста на иврите, букв. «катастрофа»– Прим. перев.


[Закрыть]-бизнес нет, и мы все хорошо заработали на нём. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, а нам нужно вернуться к работе.

– Мистер Брюер, – заговорил Айра Айнхорн из «Фокс Нетуорк», – Вы понимаете, что мы могли бы согласиться… перенаправить нашу творческую энергию в другое место, скажем, в обмен на перенаправление вашей убийственной энергии. Но мы ничего не сможем поделать со всем репертуаром кино и телевидения, который создавался почти столетие. Что же, нам предлагается найти и сжечь все копии «Убить пересмешника» и «Ветры войны»? Ведь речь идёт о тысячах кинофильмов и телевизионных сериалов, на пленке, на ДВД-дисках, в электронных библиотеках…

– Мы понимаем, что такую систему клеветы и обмана, какую ваша культура создала за такой длительный период времени, невозможно быстро свернуть, и этого от вас не ожидаем, – пояснил Брюер. – Мы не стремимся устранить евреев из всей кино– и развлекательной индустрии. И нам понятно, что это невозможно. Всё, чего мы пытаемся добиться, это нейтрализация тех отраслей, которые используются как оружие оккупационными силами на Северо-Западе. Мы и не ожидаем, что вы открыто выступите против них или поддержите нас. Мы просто ожидаем, что вы перестанете вести себя как группа поддержки, аплодирующая действиям Соединённых Штатов на Северо-Западе, на Ближнем Востоке и на всех направлениях.

Вы должны прекратить помогать нашим врагам и оправдывать их. Мы сознаём, что имеем дело с очень сложной структурой, и остановить её примерно так же сложно, как остановить поезд, набравший скорость. Это нельзя сделать, просто нажав на тормоз. Но мы ожидаем, что вы начнёте тормозить и переводить поезд на другой путь. Это потребует времени, тем более что вы будете делать это неохотно и под давлением, и возникнут самые разные вопросы, проблемы и помехи. В этом и состоит смысл держать меня в качестве консультанта. Вашим повседневным правилом должно стать обращение ко мне с вопросами при сомнении. Не пытайтесь умничать и придумывать, как можно проскользнуть мимо нас. Это хороший способ, чтобы вас не обнаружили в собственном бассейне, плавающими вниз лицом.

– Послушайте, – заговорил Питер Шенкер из компании «Си-Би-Эс», – Сегодня вечером вы начали с того, что на Северо-Западе идёт война. Правда, это война, даже если правительство решило не называть так эти события по политическим соображениям. Мы слышим о ней в новостях каждый день. Добровольческая армия Северо-Запада в новостях ежедневно. Наш бизнес помогает людям уйти от действительности, верно, но лишь наполовину. Вторая половина нашей, если можно так выразиться, миссии, состоит в отображении действительности в художественной и увлекательной форме.

Я не понимаю, как вы можете требовать, чтобы теперь мы просто непринуждённо танцевали, как будто ничего не происходит на Северо-Западе, никого не убивают, и бомбы не взрываются ни в Сиэтле, ни в Портленде, ни в Спокане. Как мы можем это сделать? Если не показывать ничего, то нашей аудитории скоро станет до смешного очевидным, что мы уступили вашему насилию, и нам станут доверять ещё меньше. Чёрт возьми, по этому делу на Сансет Бич на днях был написан для телевидения фильм, а вы говорите нам, не касаться этой темы.

– Я не говорил, что вам нельзя освещать войну за независимость Северо-Запада или не снимать о ней фильмы или сериалы, – терпеливо пояснил Брюер. – Вы правы, было бы смешно делать вид, что ничего не происходит, хотя вы делали всё правильно, когда столкнулись с американскими нападениями на Иран и Саудовскую Аравию. Вы хотите снять фильм о войне на Северо-Западе, прекрасно. Вам хочется сделать теледраму или даже целую серию о восстании, так работайте. Но не должно быть таких клеветнических поделок, как те непристойные фильмы, которые вы планировали снимать, «Родина» и «Великий Белый Север». Хотите показывать насилие и кровопролитие, пожалуйста, но вы должны быть последовательными и точными.

Мы ожидаем увидеть взвешенный подход. Мы ждём, что вы покажете пыточные камеры в Портлендском центре юстиции и казармах ФАТПО, как и бомбы и простреливание коленных чашечек бойцами Добрармии Северо-Запада. Мы ожидаем, что вы покажете плохих фэбээровцев и американских судей, равно как и плохих бойцов Добрармии.

Но когда вам придётся изображать добровольцев, то это будут нормальные человеческие характеры, а не плоские типы, клоуны или расисты-злодеи в главных ролях. Мы надеемся, что вы глубоко проработаете вопрос, почему добровольцы делают то, что они делают, и я не имею в виду ваше обычное дерьмо о «ненависти». Мы надеемся, что вы отобразите страшную, но сложную и очень тонкую ситуацию, как она есть, запутанную и трудную, с добром и злом, равномерно распределёнными по обеим сторонам. И мы не требуем от вас снимать кинопропаганду для Добрармии Северо-Запада. Этим мы начали заниматься сами в скромных объёмах, и после завоевания независимости Республика самостоятельно выпустит достаточно этого материала. Но мы ожидаем сбалансированности.

– И кто определяет баланс? – спросил Рафи Эйтам из кинокомпании «МГМ» (Метро-Голдуин-Майер).

– Я. Я же ваш консультант, помните? Человек, который гарантирует, что вы будете без опаски плескаться в своих плавательных бассейнах. У вас будет мой номер телефона. Если вы соберётесь делать что-то, связанное с Северо-Западом, даже не имеющее к нему прямого отношения, я ожидаю увидеть полностью проработанный сценарий, прежде, чем загорится первый софит, и включится первая камера. Если что-нибудь вызывает малейшие сомнения, вы звоните мне, мы обсуждаем проблему или проект, и я высказываю вам своё мнение.

– Мнение, подкреплённое пулями и бомбами, – со злостью произнёс Векслер.

– Именно, – холодно улыбнулся Брюер. – Мнение, к которому вам надлежит прислушаться. Видимо, это единственный вид мнения, к которому склонны прислушиваться евреи.