Текст книги "Очищение (ЛП)"

Автор книги: Харольд Ковингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 63 страниц)

«Вы с нами или нет?»

Да, я с таблицы памяти моей Все суетные записи сотру,

Все книжные слова, все отпечатки,

Что молодость и опыт сберегли.

И в книге мозга моего пребудет

Лишь твой завет, не смешанный ни с чем…

Гамлет – Акт I, Сцена 5

Аннет и Эрика посмотрели друг на друга. Ребята понимали, что не могут рискнуть позвать на помощь ближайших полицейских. Даже если добровольцы не расстреляли их обоих на месте, им вряд ли стоило привлекать к себе внимание из-за их роли в смерти чернокожего, в чьих похоронах они только что участвовали. Эрик взял Аннет за руку и сжал её, и они сели в лимузин.

Локхарт последовал за ними, и они оказались в просторном заднем отделении напротив ещё двух мужчин. Один в строгом костюме, с синей лыжной маской на голове. Вторым был крупный мужчина с каштановым хвостиком и бородой, одетый в джинсы и куртку, под которой виднелся большой «Магнум» калибра 9 мм в кобуре. Локхарт сел рядом с ними, а Джарретт, одетый в шофёрскую форму – на переднее сиденье за руль, а затем опустил разделительную перегородку, чтобы слышать разговор.

Эрик прервал молчание.

– Я понимаю, что глупо говорить людям, которые, видимо, собираются убить нас, но, господа, вы сознаёте, что окружены сотнями вооружённых до зубов полицейских и разных правительственных агентов со стволами? У вас или колокольчики между ног как грейпфруты, или же вы просто чокнутые. Мне интересно, что из двух?

– Смелость, смелость, всегда смелость, – по-французски произнёс человек в маске. Его голос был дразняще знакомым. – Дантон. Французская революция. Удача любит смелых и прочая чепуха.

– О'кей, и что теперь будет? – спросила Аннет.

Её голос был спокойным, но рука страшно сжимала руку Эрика.

– Г-н Локхарт, наши извинения за пользование вашим знаком «Валет бубен» не помогут? Я понимаю, вы злитесь на нас, но мы не знали, что он, так сказать, защищён авторским правом.

– Да нет, я на вас ни черта не в обиде, – с готовностью рассмеялся Кошкин Глаз. – Я страшно рад, ребята, что вы не провалили «щекотку». На самом деле, вы укрепили мою репутацию и смогли сбить врага с толку. Обычно я не пользуюсь пистолетом, но теперь у них будет над чем поломать головы, и замечания вашего декана обо мне как таинственном призраке-невидимке тоже плюс. Это дополняет мою легенду и всё такое. Мои товарищи здесь захотели поговорить с вами, а я напросился из любопытства, посмотреть на ребят, у которых хватило духа, проделать то, что вы сделали, и потом повесить это на меня. Кстати, вы, ребята, выполнили работу чертовски хорошо. Поздравляю.

– И все мы тоже, – сказал большой бородач. – Я – товарищ Ударник.

– Представляю себе, – проговорила Аннет, разглядывая его. Она посмотрела на мужчину в маске. – Мы не знакомы?

– Пока нет, – ответил Джимми Уинго. – Может, в будущем, а, может, и нет. Это зависит от вас. Думаю, вы догадываетесь, почему мы здесь. Армия постоянно ищет новые таланты.

– А как вы узнали о нас? – спросил Эрик.

– Очень помогло, что тогда вы оба назвали мне свои имена, – ответил Джарретт с переднего сиденья. – Ну и то, что вы были одеты в школьную форму Эшдаунской академии. Мы на вас положили глаз ещё до того, как вы завалили этого чугунка.

– Это обнадёживает, – промолвила Аннет. Её голос был спокойным, но Эрик по-прежнему чувствовал, что её рука дрожит.

– Мы хотели посмотреть, как вы сами справитесь, и вы всё сделали правильно, – сказал Уинго. – Вообще-то Фламмус уже стоял в нашем списке текущих дел. Мы просто не успели с ним разделаться. Кот пару раз объезжал район школы, оценивая обстановку и намечая огневые позиции и пути отхода.

– Я рекомендовал убрать ниггера в другом месте, перед игрой или после, когда он в дороге, – пояснил Локхарт. – В закрытой зоне, вроде вашего кампуса, это сложно, если нужно делать ноги сразу после выстрела. Не так много выходов или возможных точек для транспорта, чтобы тебя подобрали на бегу. Вы это знаете. Просто интересно спросить, как вы это провернули? Как товарищу – два других товарища-революционера.

– Похвала мастера, – выговорил Эрик с дрожащим смешком. – Ну, понимаете, этот ниггер Фламмус был настоящим мерзавцем. Он… сделал кое-что одному человеку, который для нас с Аннет много значил…

– Мы знаем о вашей сестре, мэм, – серьёзно сказал Уинго. – Тем не менее, пожалуйста, примите соболезнования от меня и от Добрармии. Мы все потеряли сестру, когда умерла Джан, хотя я предполагаю, что вы не понимаете этого полностью.

– Я действительно понимаю, – спокойно произнесла Аннет. – Спасибо, ээ, Ударник.

– Поэтому вы решили убить Фламмуса, – подсказал Уинго.

С переднего сиденья подал голос Джарретт.

– Стоянка опустела, – сказал он. – Нам лучше трогаться, или могут заинтересоваться, почему мы всё ещё торчим здесь.

– Хорошо, Дживз, поехали, – решил Уинго. – Мы довезём вас обратно на своей машине, когда закончим, – пояснил он молодым пассажирам, и ребята вдруг поняли, что он в самом деле привезёт их назад, и им ничто не угрожает. Оба заметно перевели дух.

Джарретт завёл лимузин и выехал со стоянки. Аннет повернулась к водителю.

– Мистер Джарретт, нам с Эриком очень жаль, что из-за нас вы потеряли свою заправку. Теперь я понимаю, что это был глупый и легкомысленный поступок, но нам было страшно нужно найти Добрармию, и ваше место было единственным, о котором я подумала.

– Не беспокойся об этом, мисс, – улыбнулся в ответ Джарретт. – Пришло время. Я сам поражаюсь, как это фибы не взялись за меня раньше. Вы, ребята, были сигналом тревоги. Раз ты запомнила газеты Партии в моём зале ожидания, я уверен, что и другие могли, и, может, этот другой запомнивший позвонил бы в ФБР и получил взамен доллары. Если я захочу, то смогу получить бизнес обратно, когда мы вышибем этих ублюдков из нашей страны.

– Ты начал рассказывать про убийство Фламмуса, – напомнил Уинго.

Пока они ехали по зимним улицам Портленда, Эрик быстро и точно изложил весь план убийства с начала до конца. Уинго с Локхартом переглянулись, явно находясь под впечатлением рассказа.

– Использование одной из своих машин было ошибкой, но удача была на вашей стороне, как она часто улыбается нам в эти дни. В остальном это действительно была хорошая работа, – одобрил Уинго. – Хорошо задумано и исполнено. У вас обоих способности к таким делам, и духа хватило. Не все могут сохранить выдержку, установить бомбу и нажать детонатор или спусковой крючок, а потом не терзаться. Даже у некоторых наших товарищей нет таких стальных нервов, и им нельзя поручать мокрые дела. О'кей, я уверен, что вы знаете, каким будет следующий вопрос. Чем вы двое хотите заняться в будущем, если вообще захотите? Мы понимаем, что это были личные счёты, и вы, возможно, всегда думали об этом, как однократном, или, точнее, двукратном событии.

Аннет улыбнулась.

– Если вы просто захотите оставить всё как есть и жить своей жизнью, то это полностью ваш выбор. Мы отвезём вас к вашей машине, и вы никогда не увидите нас снова. Если вы захотите создать свою собственную группу и продолжить борьбу по-своему, не имея никаких формальных связей с нашей армией, это другая возможность. Мы даже дадим вам один контакт на крайний случай, если вам когда-нибудь понадобится помощь. Некоторые так и поступают. Каковы бы у них ни были причины, они не хотят официально входить в Добрармию или подчиняться армейской дисциплине, но ведут собственную борьбу с режимом малыми группами или поодиночке. Это также приемлемо. Действительно иногда это хорошо на нынешнем этапе войны, хотя в какой-то момент в будущем, когда события развернутся действительно широко, мы собираемся соединить все эти точки. Или вы можете присоединиться к Добрармии и продолжать то, что начали. Задумывались ли вы об этом?

– Я думала об этом, с того момента, когда гроб моей сестры опустили в землю, – с горечью проговорила Аннет.

– Мы оба думали, – серьёзно сказал Эрик. – Мы молоды, но даже нам понятно, что дела в США не могут так продолжаться. Я смеюсь, когда о нас, детях в Эшдауне, говорят как о привилегированных. Смерть Джан показала нам, что все наши так называемые привилегии не защищают нас от этой грязи, безумия и от всего этого проклятого бардака. Мы живём в сортире и, в любом случае, в конце концов исчезнем в канализации. Не знаю, как это ещё можно назвать.

– Не волнуйся, – усмехнулся Уинго. – Умы, побольше наших, провели всю жизнь, пытаясь описать мир, в котором мы живём. Наша работа – изменить его. И ещё одно обстоятельство. Боюсь, по соображениям безопасности, которые, как я уверен, вам понятны, мы должны получить ваш ответ сразу. Вы говорите, что уже думали об этом, так что наверно заглянули в свои сердца и знаете ответ. Вы с нами или нет?

– Я с вами, если Эрик тоже, – глядя на него, ответила Аннет. – Я готова делать всё, что нужно, но рядом с ним. Не может один из нас пойти к вам, а другой – нет.

– То же самое, – твёрдо проговорил Эрик. – Я вступлю вместе с Аннет, так что, по-моему, это значит, что мы оба с вами.

– Вы сознаёте, что если станете добровольцами, то всё-таки можете расстаться? – мягко спросил Уинго. – Я имею в виду недобровольную разлуку – смерть или тюрьму или просто хаос и безумие войны?

– Я понимаю, – кивнул Эрик. – Но если мы не вступим в вашу армию и не попытаемся сделать что-то с миром, в котором живём, остальную часть нашей жизни нам придётся жить с оглядкой из-за того, что мы сделали с Фламмусом. Вы знаете, что ещё десять лет назад эти фэбээровские ублюдки вытаскивали восьмидесятилетних стариков из домов и бросали в тюремные камеры, полные ниггеров и насильников, за то, что те состояли в ку-клукс-клане в 1950-е и 1960-е годы? Евреи ничего не забывают и никогда не прощают.

– Вы знакомы с еврейским вопросом? – с некоторым удивлением спросил Хэнк Джарретт с водительского места.

– Все мы, так называемые привилегированные, хорошо знаем евреев, – ответила ему Аннет. – На деле мы знаем их лучше, чем кто-нибудь другой, потому что сталкиваемся с ними лично и близко намного чаще обычных людей. Это одна из наших замечательных привилегий. Эйви Коэн – хороший пример, этот мерзкий похотливый пёс из моего класса и театральной студии. Он пристаёт ко мне с десятого класса, говоря, что не может ничего с собой поделать, а евреи просто обязаны иметь блондинок. Мелкий таракан. Не знаю, можем ли мы сделать его нашей следующей мишенью? – с надеждой спросила Аннет.

Человек в маске снова заговорил.

– А вот это будет вашим первым уроком армейской дисциплины, – сказал он твёрдым и приятным голосом. – Вы не сможете сами выбирать для себя цели или вести себя как ковбои, с Кольтом-Миротворцем или без него.

Он поднял руку и стащил маску, открыв знакомое лицо.

– Мистер Шумейкер! – одновременно воскликнули Эрик и Аннет.

– Собственной персоной, – слегка поклонился их учитель. – Прямо после моего трогательного и искреннего прощального слова в честь прекрасного юного афроамериканского спортсмена, сражённого в расцвете сил злобными, безнравственными расистами. Боже, каким тошнотворным куском дерьма был этот Фламмус! Я привык к тому, что вынужден по приказу администрации ставить зачёты мускулистым цветным гонялам с мячом, но Хопкинсон сказал мне, что Фламмусу надо ставить пятерки, хотя он с трудом мог написать свое имя, и втянул меня в натягивание ему оценок по отборочному экзамену. Не думаю, что я когда-либо встречал негритоса, который вызывал у меня большее отвращение, чем этот. Благодаря вам, прекрасным молодым ребятам, мир без него стал белее и светлее. Присоединяю мои поздравления к поздравлениям моих товарищей.

– И что теперь? – спросила Аннет.

– Мы отвезём вас обратно к машине, и вы поедете домой, – ответил Шумейкер. – В понедельник утром вы будете удивлены, узнав о произошедших изменениях в руководстве вашего факультета и смене консультанта по карьере, и нам будет необходимо провести несколько серьёзных совещательных встреч в моём кабинете. Если я останусь доволен вашим моральным состоянием и отношением, вы получите несколько документов для чтения и начнёте курс обучения тому, что вам нужно знать для борьбы за существование нашего народа и будущее белых детей. Узнаёте это выражение?

– Пожалуй, нет, – покачал головой Эрик.

– Это «Четырнадцать слов» Дэвида Лейна, – серьёзно произнёс Шумейкер. – Отныне, в будущей своей жизни, какой бы длинной или короткой она ни оказалась, вы должны будете жить, следуя этим словам. А, возможно, и умереть за них.

* * *

Шумейкер, очевидно, остался доволен тем, что увидел и услышал от ребят на следующих встречах, потому что через две недели, холодным вечером, Аннет и Эрик сидели на диване в квартире над магазином органической здоровой пищи в фешенебельном районе Перл в центре Портленда. Они потягивали дымящийся травяной чай из больших кружек, когда дверь открылась, и в квартиру из соседнего зала вошли трое мужчин. Двое молодых людей поднялись, не зная, нужно ли встать по стойке «смирно» или сделать ещё что-нибудь.

– Добрый вечер, товарищи, – неподдельно доброжелательным тоном приветствовал их крупный мужчина, шедший впереди.

Это был Гэри Бреслер, адъютант батальона, высокий и крепкий мужчина с редеющими седыми волосами и большими руками. Аннет и Эрик отметили пистолет в наплечной кобуре под его лёгкой спортивной курткой и отсутствие галстука. Он жестом вернул ребят обратно на диван.

– Для вас я – Уолтер. Попозже я представлю двух других товарищей. Вы пришли вовремя. Это хорошо. Один из моментов, на которые сегодня я буду обращать ваше особое внимание, – это обязательное соблюдение пунктуальности. Когда вам сказано быть в каком-нибудь месте точно в три часа семнадцать минут, вы сверяете часы и прибываете туда ровно в 3:17. Не в 3:15. Не в 3:19. Две минуты позднее, а иногда и две минуты раньше, очень часто могут означать разницу между успешно выполненной боевой задачей и пытками, вашей смертью или пожизненным заключением в месте, самом похожем на ад на земле, какой только смог выдумать человек. На этой весёлой ноте мы и начнём.

Бреслер и лейтенант Уэйн Хилл, офицер разведки из Третьего отдела, сели. Третий мужчина, Билли Джексон, подошёл и присел у окна, посматривая то на остальную часть группы, то на улицу за окном. Он снял с себя лёгкую куртку и твидовую кепку для гольфа, и на его бордовой рубашке с короткими рукавами также оказалась наплечная кобура автоматического пистолета. Аннет и Эрик тут же узнали его, но ничего не сказали. Они оба подумали, что и им выдадут пистолеты и наплечные кобуры для ношения.

Бреслер начал беседу.

– Итак, теперь вы оба входите в роту «А» второго батальона Первой портлендской бригады Добровольческой армии Северо-Запада. Вы подчиняетесь воинской дисциплине, как и в любой другой армии мира, и это означает, что исполняете то, что вам приказали, тогда и так, как было приказано. В этом здании находятся четверо других военнослужащих нашего батальона, кроме вас, включая меня: эти два товарища и ещё один, часовой снаружи, которого вы не увидите. Наверное, это самое большое число наших людей, которых вы сможете когда-нибудь снова встретить собравшимися под одной крышей, в течение долгого времени в будущем. Пройдёт несколько лет, прежде чем любой из вас сможет просто поклясться, исходя из личного опыта, что нас вообще существует больше десятка, кроме мёртвых тел, ежедневно видимых вами в новостях в доказательство присутствия Добрармии по всему Северо-Западу. Некоторых наших, но в основном чужих.

Вы очень редко, если вообще когда-нибудь, сможете узнать наши настоящие имена. Например, я – командир Второго батальона, но вам не нужно знать мою фамилию и имя, поэтому вы будете обращаться ко мне сегодня, как к Уолтеру, а затем по мере необходимости по разным кодовым именам.

Бреслер показал на Хилла.

– Этого господина, похожего на учёного, вы можете называть Оскар. Я уполномочен сообщить вам, что он – сотрудник Третьего отдела Добрармии, и что, возможно, вы наложили бы в штаны, если бы точно понимали, что это значит. Оскар в настоящее время прикомандирован к командованию Портленда, и он здесь, чтобы доложить вам о некоторых задачах, связанных с вашей школой, которые мы хотим вам поручить. Вполне возможно, что вы никогда больше не встретитесь ни с Оскаром, ни со мной.

Лейтенант Билли Джексон, присутствующий здесь, – очевидное исключение из правила псевдонимов. Лейтенанта показывают по всем телепрограммам после потрясающего дебюта в программе «Самые разыскиваемые преступники Америки». Его снимки – на всех плакатах с обещанием денежного вознаграждения за поимку, поэтому было бы глупо давать ему кличку на нашей встрече. Лейтенант Джексон – командир роты, и он будет вашим непосредственным начальником. Мы втроём собираемся познакомить вас, как новых товарищей, с тем, что вам нужно знать о работе Добрармии, как организации, и её командных боевых действиях. Это будет ваш ускоренный курс выживания в подпольном революционном движении, так что будьте внимательны. Всё это будет сказано только один раз, и если вы ошибётесь, тогда не только вы сами, но, возможно, и некоторые ваши друзья и товарищи заплатят за ошибку кровью и страданиями. Сначала несколько вопросов. Я полагаю, что у вас двоих личные отношения, и это известно всему вашему кампусу?

– Ээ, да, ээ, Уолтер, сэр, – подтвердил Эрик.

Бреслер кивнул.

– Хорошо, это даёт вам вескую причину для совместного времяпровождения. Уэйд Шумейкер на самом деле не входит в состав роты «А», но потому, что вы уже знакомы с ним, мы сохраним этот контакт для передачи и получения инструкций. Теперь он – ваш общий факультетский консультант, насколько я знаю?

– Да, – подтвердила Аннет. – И он факультетский консультант шахматного клуба, в котором состоит Эрик.

– Ну, хорошо, у него есть повод видеться с вами в школе, но вне класса я не хочу, чтобы вы дружили с Уэйдом, или чтобы вас видели с ним помимо школы. Предполагается, что в идеале роты действуют полностью обособленно, но иногда на практике, как в данном случае, это не так.

– В какой роте состоит «Шу»? – спросил Эрик.

– Тебе это не нужно знать, поэтому я не скажу, – сказал Бреслер. – Первейшим правилом подпольной деятельности является её ведение на основе строгого, действительно строгого доступа к информации только тех, кому она необходима. Следовательно, вы никогда не должны проявлять никакого любопытства или задавать вопросы о любых других товарищах, с которыми вы имеете дело, о конкретных событиях и людях, которые не имеют никакого отношения к вашей собственной непосредственной работе. Я понимаю, что любопытство – естественное человеческое желание, но вы должны научиться сдерживать его. Оно опасно не только для других, но и для вас, потому, что когда доброволец начинает задавать слишком много вопросов, такие люди, как Оскар, начинают задумываться о нём самом. Не стоит, чтобы Оскар думал о вас. Поверьте мне на слово, не стоит.

Аннет тихо вздохнула.

– Мы поняли, сэр.

– Не подумайте, что мы – параноики, – сказал Бреслер. – Паранойя – это необоснованный и неразумный страх преследования. В случае Добрармии многие очень плохие люди действительно хотят схватить нас. И не путайте заботу о безопасности с паранойей. Вы должны научиться чувствовать разницу.

– И в чём именно разница, сэр? – спросил Эрик.

– Хорошее практическое правило состоит в том, что забота о безопасности помогает выживать и выполнять свою задачу. Паранойя мешает выполнять задачу. Но не волнуйся, как только тебе покажется, что твоя жизнь действительно в опасности, у тебя «вырастет» на затылке нужный третий глаз. Тебе придётся его вырастить, потому что, если это не получится, ты погиб. Хотя мы обнаружили, что, как только белые люди освобождаются от американского надувательства и возвращаются к упреждающим методам наших предков, все старые инстинкты восстанавливаются довольно быстро. Арийцы – прирождённые воины, и всего 80 лет «очищенного сахара», МТВ и политкорректности не смогли стереть тысячелетнюю расовую память. Но хватит об этом. Как я уже говорил, впредь вы получаете приказы от присутствующего здесь Билли или от Уэйда.

– Приказы о чём? – спросил Эрик.

– Мы уточним это немного позже, – ответил Бреслер. – А сейчас мы должны довести до вас некоторую основную информацию. У вас у обоих есть транспорт?

– У каждого из нас машины последних моделей, – ответила Аннет. – У меня «лексус», у Эрика «вольво». Богатые дети, вы же знаете.

– Это полезно знать, – кивнул Бреслер. – Обе зарегистрированы на вас?

– На наших родителей, – уточнил Эрик.

– Хорошо. Нам могут понадобиться эти машины для операций, так как иногда в определённом районе «лексус» выглядит уместнее, чем пикап, но если мы ими воспользуемся, то с поддельными номерами. Не крадеными, мы сами делаем поддельные номера, ведущие к вымышленному имени и адресу, если полицейские пробьют их.

– Вы взломали компьютерную систему министерства транспорта? – удивилась Аннет.

– Ой, простите, сэр, я знаю, вы сказали не задавать вопросов.

– У нас множество компьютерных фанатов-белых, и совершенно замечательных, чьи жизни были сплошным мучением из-за бандитов – ниггеров и мекскрементов – в нынешних государственных школах этого общества, – усмехнулся Хилл. – Расплата, оказывается, бывает неприятной.

– Второй вопрос, – сказал Бреслер. – У кого-нибудь из вас есть оружие?

– Нет, сэр, мы уничтожили пистолет, который… который мы использовали с Фламмусом, – ответил Эрик. – Я разрезал его на лазерном станке моего отца и разбросал кусочки по всему городу.

– Правильная задумка, – одобрил Бреслер. Джексон у окна молча кивнул.

– Вы нам выдадите пистолеты? – спросила Аннет.

– Не сейчас, – ответил Бреслер. – Во-первых, пока они вам не понадобятся. Во-вторых, вам пришлось бы где-нибудь их прятать. Вы же не можете ходить по кампусу в Эшдауне с оружием, потому что кто-нибудь может его увидеть. К тому же Уэйд говорил мне, что там везде металлоискатели, и охрана постоянно проводит выборочные проверки и обыски.

– Да, точно, – кивнул Эрик. – Я имел в виду, да, командир.

– Когда придёт время вооружить вас для ведения боевых действий, вы получите оружие, – успокоил ребят Бреслер. – В ожидании этого времени Билли устроит для вас несколько тренировок с оружием, где вас познакомят с «М-16», «АК-47» и «АК-74», помповыми дробовиками и разными пистолетами. И, может быть, ещё с «Узи» в двух словах. Может сложиться обстановка, когда вам придётся быстро вооружиться, и у нас не будет времени учить вас заряжать обойму или снимать пистолет с предохранителя.

– Это не так трудно, – заверил их Джексон. – Если вас не будут обучать для специальной работы вроде снайперской или скрытной стрельбы с глушителями, любой вменяемый человек за несколько часов может узнать всё, что нужно об уходе и обращении с огнестрельным оружием в наших операциях. Как однажды сказал Сэмюэл Кольт, пистолет – это просто машина для метания шариков. И не такой уж он сложный. Главное то, что у тебя в голове и в сердце.

– Итак, теперь я кратко изложу вам основы подпольной работы, – продолжил Бреслер.

– В основном, у нас два вида добровольцев. Есть те, кто находится в розыске, как вот Билли, значит, он известен федералам как доброволец, и скрывается, как преступник. Мы называем этих добровольцев «подлодками», потому что они должны оставаться невидимыми. Но есть множество людей – тайных военнослужащих нашей армии, которые пока находятся в обществе и ещё живут внешне обычной жизнью, занимаются обычными делами, неотличимые от окружения. Нам нужно удержать вас двоих на поверхности как можно дольше, потому что так вы будете представлять для нас наибольшую ценность.

– Вроде секретных агентов в тылу врага? – предположила Аннет.

– Да, именно ими вы и будете, – согласился Бреслер. – И вам обоим прямо сейчас нужно выбросить из головы все мысли, что в этом будет что-то романтическое или захватывающее. Эта пугающая жизнь в постоянном напряжении, изматывающая нервы, и она сделает вас больными во всех смыслах этого слова.

Бреслер прервался и посмотрел на них суровым взглядом.

– Я уже говорил вам, что первое правило подпольщика – строжайший доступ к информации только тех, кому она необходима. Второе правило гласит, что никто не должен знать или даже подозревать, что вы – добровольцы. Ни ваши родители, ни ваши друзья, ни ваш священник – никто. Ребята, простите, правильно говорить, товарищи, я знаю, что вы уже прошли проверку боем: ваша юность закончилась в тот момент, когда вы шлёпнули этого негритоса, но вы должны быть уверены, что с ней покончено.

Я обязан внушить вам, что у нас не какой-то крутой тайный клуб или модное немного экстремальное хобби, когда вы можете позволить себе посвятить кого-нибудь в тайну заговорщическим шёпотом, чтобы внушить страх и произвести впечатление на своих друзей тем, какие вы смелые и крутые. Вы никого не удивите, а будете арестованы и разрушите не только свою собственную жизнь но, возможно, и других. Это требует не только молчания о Добрармии. Вам необходимо совершенно слиться со своим окружением. Ваша жизнь должна стать полным обманом. Придётся вам стать актёрами, достойными премии Оскара Американской киноакадемии в Голливуде.

Вы должны говорить и делать всё правильно. Быть надлежащим образом либеральными, политкорректными, разнообразными, толерантными и всем, чем угодно, за что про белых говорят, что они едят дерьмо и нахваливают, что они сегодня и проделывают под покровом вашей Академии. Вам нужно каждый день обниматься с ниггерами и каждую ночь петь Хаву Нагилу. С отвращением и ужасом отзываться о последних жестоких злодеяниях Добрармии и участвовать во всех необходимых «Двухминутках ненависти» к вашим товарищам и нечестивому белому расизму в целом, крича громче других. Вы никогда не должны позволить себе малейшего политически некорректного мнения в классе и не отрывать влюблённых глаз от учителей-евреев, что эти жиды обожают и ждут от нас.

Вы должны носить маску, прячущую ваше истинное лицо от всего мира, что со временем становится всё невыносимее. Это может буквально свести вас с ума, и я не шучу. Такое случалось. Но вы никогда не должны позволять маске сползти. Вы взяли на себя бремя, которое не можете, не должны, и не смеете разделить ни с кем вне нашей армии. Никто не должен знать. Никто не должен даже заподозрить!

Джексон заговорил со своего места у окна.

– Товарищи, поймите меня правильно. Дело в том, что вы выросли прямо на вершине этой кучи дерьма, в пентхаусе, светлом и свежевыкрашенном, с окнами, открытыми тёплому летнему ветру, и всё такое. Большинство из нас, включая меня, росли на стоянках домов-прицепов, в съёмных домах и убогих квартирках для бедных, и многие из нас, да и я сам, сидели в тюрьмах. Вы просто не можете представить, что такое жить вместе с большим числом чёрных и коричневых тварей хуже зверей. А заключённые ещё хуже. Понятно, у вас обоих достаточно смелости, чтобы пойти на этот риск. Вы это доказали. Но если вам суждено попасть в это место, самый худший груз, который будет давить на ваше сознание каждую ночь, это мысль о том, что вы оказались там из-за какой-то ошибки, которой могли избежать.

– Мы знаем достаточно, чтобы бояться, лейтенант, – заверил его Эрик. – И понимаем, о чём говорит Уолтер.

– Ладно, – заметил Бреслер. – Пойдём дальше, и следующее, что вы должны затвердить – это связь. У вас обоих личные мобильные телефоны?

– Да, – кивнули ребята.

– Дайте свои номера Билли и Шумейкеру, но это лишь на крайний случай, – подчеркнул Бреслер. – Все ваши личные звонки идут на ваш счёт и регистрируются на бумаге. Вам нужно купить в «Майти Март» или в других гипермаркетах одноразовые дешёвые телефоны. Они используются в большинстве действий нашей армии, в основном для текстовых сообщений, так как тогда противник не сможет записать ничьи голоса через узел сотовой связи и сравнить рисунки голосов. Вам придётся запомнить номера Билли и Уэйда, которые мы вам дадим.

Не записывайте эти номера в память телефона или в быстрый набор. Никогда не берите с собой больше одного дополнительного телефона. Если вас обыщут и найдут дополнительный телефон, вы можете сказать, что купили его, когда потеряли свой обычный телефон, но потом нашли, или купили его для своей машины, и тому подобное. Но если федералы найдут шесть или семь дополнительных телефонов у вас или в вашей комнате, они поймут, что получили зацепку. Мы меняем телефоны каждые несколько недель, и если посчитаем, что где-то на линии провал, вы получите инструкции избавиться от ваших специальных телефонов и взять новые.

По телефону вы будете использовать шифры, иногда простые, иногда сложные. Мы обнаружили, что проще и легче всего запоминать слова и фразы, связанные с дешёвой едой и выпивкой, «Бургер Барн», «Пицца Экспресс», «Тако Шек», названия марок пива и так далее. Мы пробовали использовать ниггербол, но многие придурки, которые нас слушают, действительно следят за этим дерьмом, и, поскольку наши сообщения порою не имели спортивного смысла, они выделялись. Вам придётся запомнить эти шифры, и предупреждаю, что они меняются так же часто, как и телефоны.

– Теперь, о порядке встреч, – продолжил Бреслер профессорским тоном.

Аннет и Эрик чувствовали, что они должны делать заметки, но понимали, что лучше не спрашивать.

– Эта встреча здесь сегодня вечером – исключение, потому что она в помещении, так как Оскар и я хотели посидеть с вами двумя, посмотреть на вас и хорошо, обстоятельно побеседовать. Большинство ваших встреч будет проходить на улице или в общественных местах, вроде ресторанов, парков, музеев, станций МАКС и тому подобное. Вы не приедете сюда снова, и после сегодняшнего вечера все связи между армией и этой квартирой будут уничтожены, и в ней появятся новые жильцы, наверное, китайцы-нелегалы. Вы будете встречаться в основном с Билли или Уэйдом, но иногда вам прикажут встретиться с человеком, которого вы никогда не видели. В этом случае вам сообщат опознавательный знак и отзыв.

Когда вы встретите такого человека, то исполняйте любой приказ, который он или она передадут, как исходящий от вашего армейского начальства, и делайте всё, что от вас потребуют. Это может быть просто просьба съездить за город, сохранить пакет или конверт и доставить его в определённое время и место. Они могут попросить вас получить информацию и передать её обратно, это может быть всё, что угодно, но не убийство и не взрыв бомбы. Если и когда мы решим, что вы готовы к подобному, то вами будут руководить сам Билли или офицер-взрывотехник Второго батальона.

– Встретить парня на платформе с газетой «Нью-Йорк таймс» под мышкой, незаметно подойти к нему и сказать: «У Джона длинные усы»? – спросил Эрик.