Текст книги "Дорога неровная"

Автор книги: Евгения Изюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 64 страниц)

Шурка с такой готовностью закивала, что дядя Саша придержал ее рукой – этак, глядишь, и оторваться головенке не долго.

Все дети получили подарки. Кто машину, кто книжку. Вовке достался водяной пистолет. Но лучше медвежонка, считала Шурка, подарка не было.

Медвежонок стал Шурке другом, с которым можно было играть, плакать, смеяться, доверять секреты – уж Мишка никому не скажет! И она, укладываясь спать, обязательно укладывала рядом и Мишку, шепотом рассказывала ему сказки, которые слышала от Августа.

Ах, новый год, новый год! Первый Шуркин новый год! Как часто он приходил потом Шурке во сне, и она смеялась, кружилась возле елки, бросала вверх разноцветные бумажные ленты и лепесточки конфетти. Она тогда не знала еще, что в человеческой жизни бывают не только праздники, горестные будни тоже бывают, и даже чаще, чем праздники.

Весна Шуркиного трехлетия была нерадостной. Все чаще плакала бабушка, все чаще тетки требовательно заявляли, что нечего церемониться с беспутной. Так называли они Шуркину маму. Шурка обижалась на них, чувствуя, что это незнакомое слово – нехорошее, что мама совсем не такая, что мама обязательно за ней приедет, и она сердито исподлобья смотрела на тетушек, отчего тетя Зоя часто повторяла:

– Смотрит, как волчонок, вот и делай для нее добро. Сдать ее в детдом, и дело с концом, – и поджимала тонкие губы, сводила в одну ниточку.

И бабушка согласилась с Зоей, однако, воспротивилась Лида, которая сказала, что будет Шурку воспитывать сама.

– Тоже мне – сама! – презрительно скривилась Зоя. – У самой-то еще ветер в голове, саму воспитывать надо.

– Я уже работаю, прокормлю, меня на заводе уважают, вот даже комнату дали, – возражала Лида, но Зоя и на это имела свое мнение:

– Подумаешь, бракером она работает, тоже мне – работа, вот и будешь всю жизнь ради Шурки чертомелить на своем лесокомбинате, – Зоя терпеть не могла, когда кого-то уважали больше, чем ее, когда кто-то мог обойтись без ее советов и указаний, и уж совсем за людей не считала тех, кто работает на заводе, а не в какой-либо конторе, как она. – Давно ли прибегала ко мне за помощью?

Зоя намекала на то, что старшая племянница недавно чуть не попала под суд. Время, хоть и закончилась война несколько лет назад, хоть и карточки продуктовые тоже давно были отменены, было беспокойное и тревожное, и спрос за дисциплину труда не снизился, многие руководители вели себя как в военное время: «Я дал указание, а ты обязан его выполнить любой ценой!» Вот и Лиду с подругой Клавкой хотели перебросить из бригады бракеров на лесотягу, а там – почти каторжный труд: выволакивать из воды и направлять на лесотягу мокрые и тяжелые бревна. Такая работа за день и здорового мужика изматывала, что уж было говорить о шестнадцатилетних девчонках?

Начальника не переспоришь, а на лесотяге обеим надрываться не хотелось, вот и придумали девчонки, возвращаясь ночью с работы, сигануть с моста в незамерзшую еще Азанку: дескать, простудимся, заболеем, вот и отменят их перевод на лесотягу. И сиганули. Выбрались из реки мокрые – и на завод, мол, хулиганы неизвестные с моста скинули, до дома не дойдем – замерзнем, впрочем, у них и так от холода зуб на зуб не попадал, уж и сами перепугались, как бы воспаление легких не заработать. Увидел начальник смены девчонок – да скорее их чаем горячим отпаивать, а потом в сушилку послал отогреваться. А на мост крепких рабочих снарядил: если там еще хулиганы, то пусть доставят их на завод. На мосту, конечно, никого не нашли, однако женщины, напуганные таким происшествием, долгое время опасались возвращаться поодиночке с завода на улицу Сталина, шли большой толпой.

Отоспались девчонки в сушилке, утром приступили к работе, даже ни разу не чихнули. Так что начальник цеха вновь приказал им идти на лесотягу да еще судом и трехмесячным арестом пригрозил и, наверное, свое намерение осуществил бы, если Лида не обратилась бы за помощью к старшей тетушке. Та хорошо знала начальницу отдела кадров лесокомбината, мужа ее знала – он работал в техникуме, вот и пошла к ним, естественно, не с пустыми руками. Так что вскоре приказ о переводе девчонок на лесотягу отменили.

И все-таки, хотя Лида всегда подчинялась тетушкам, на сей раз стояла на своем: Шурку отдавать в детдом нельзя. Лида, после отъезда матери старалась сохранить семью. Она следила за младшим братом, чтобы не хулиганил (школу Гене пришлось бросить из-за эпилепсии), она же устроила его сначала учеником в чемоданный цех на лесокомбинат, а потом – в фабрично-заводское училище.

Лида всей душой жалела Шурку. Конечно, девушка, которую тетушки постоянно настраивали против матери, сначала разгневалась, когда та родила ребенка. Кима она, не зная всех тонкостей его отношений с матерью, видеть не хотела. И малышку, казалось, невзлюбила, строптиво фыркала, когда мать просила поводиться с ней. Однако в отсутствие взрослых, подходила к кроватке сестренки, брала ее осторожно на руки, качала и разговаривала с ней. Девочка начинала улыбаться, а сердце Лиды окатывало теплом.

Но Смирнова девушка возненавидела, как тогда ей казалось, до конца дней своих. Она считала его виновником окончательного грехопадения матери – бросила семью и уехала неизвестно куда с хахалем. К ее личной обиде добавлялось и презрительное отношение тетушек к матери, которое отбрасывало тень и на беззащитную Шурку – безотцовщина, нагуленыш, живое свидетельство шалапутности матери! Однако Лида не желала сестренке сиротской доли скитания по детским домам, и оттого еще больше злилась на мать и Смирнова.

Насекин «собрания» по обсуждению отсутствующей Павлы, смеясь, назвал однажды военным советом. И впрямь, сестры всю жизнь словно воевали с Павлой, правда, непонятно – почему. Может быть потому, что не стремилась она так явно, как они, к материальному благополучию, что была Павла в отличие от них мечтательной и доброй, беззащитной? Может, именно эта ее беззащитность, безропотность, уверенность, что не получат должного отпора, и позволяли младшим сестрам держаться высокомерно со старшей, хотя, в сущности, обе не превосходили умом Павлу, да и по положению в обществе – сестры этого не желали признать – она всегда занимала более высокую ступень, пользовалась большим авторитетом, чем они? Кто знает, зачем они так поступали. Бог им за это – судья.

Но на некоторое время словесные «военные действия» против Павлы прекратились, и на глазах взрослых засверкали слезы. Словно ночь наступила: потемнело небо, потемнели люди, гудели заводы, и было отчего-то страшно, а отчего – Шурка не знала. Бабушка, укладываясь спать, шептала:

– Охо-хо! Умер наш родной, умер кормилец. Надежа наша. Господи Исусе, что будет с нами?

Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили), человек, с именем которого для советских людей почти тридцать лет проходил каждый день, а в войну с его именем солдаты шли в бой, умер в 9 часов вечера 5 марта 1953 года.

С его смертью завершилась целая эпоха в истории страны. Он лежал в гробу в Колонном зале Кремля, и его лицо было не таким, каким его видели по газетным портретам – лицо старого, больного человека, все в оспинах. Три дня прощались с ним советские люди, а 9 марта в полном молчании гроб внесли в Мавзолей, где уже лежало тело Владимира Ильича Ленина.

Несколько месяцев после его смерти во главе государства стояли председатель Совмина Георгий Максимилианович Маленков и глава Министерства внутренних дел Лаврентий Павлович Берия. Но секретарь Центрального Комитета компартии Никита Сергеевич Хрущев тоже жаждал власти, потому возглавил заговор против Берии, поскольку видел в нем главную преграду на пути к ней. Но Ефимовне было все равно, кто заменит Сталина, а между тем от устранения Берии больше всех выигрывал Хрущев, он надеялся на победу, не зря же заручился в лице Жукова поддержкой армии. И он ее одержал.

Спустя двадцать лет вновь встанет вопрос о личности Сталина, и в начале наступившего XXI века – тоже. Но сначала он рассматривался по субъективным воспоминаниям тех, кто считал себя жертвами «культа личности Сталина», а в 2001 году его личность рассматривалась уже через призму документов и воспоминаний людей, находившихся в его ближайшем окружении. Именно тогда советские люди, которых называли уже просто россиянами, узнали правду о его последних годах и часах жизни.

Последние годы Сталин жил на так называемой ближней даче, в Кунцево, которую очень любил, хотя в его распоряжении было несколько дач. В одной из комнат, которая для него одновременно являлась спальней, кабинетом и столовой, находилась кушетка, стол, камин. Его повседневный гардероб был очень прост – зимой две пары валенок: подшитые и белые новые, шинель и пара кителей. Летом носил свои любимые старые ботинки, потому что у него болели ноги, и он не желал болезненных ощущений при разноске новых. Начальник личной охраны Николай Новик, сменивший на этом посту генерала Власика, вспоминает, что Сталин никогда не позволял помогать ему одеваться – он делал это только сам. И вообще жил аскетически. Однажды обнаружилось, что его бекеша, подбитая мехом шинель, немного подносилась. Ее хотели заменить новой, но Сталин отказался, сказав, что надевает эту шинель в год раза три, так что ее надо менять. Все это Новик рассказал спустя 47 лет после смерти Сталина.

Насколько аскетически жил Сталин, настолько широко жил его сын Василий, который был генералом авиации. Отец не очень жаловал его, и когда Василий сообщил о своей женитьбе отцу, тот написал в ответ: «Женился? И черт с тобой. Мне жаль ее, что она вышла замуж за такого дурака».

Сын Яков от первой жены, рано умершей Екатерины Сванидзе, старший лейтенант, погиб в плену. Яков, уходя на фронт в первый день войны, позвонил отцу и сообщил об этом, и тот сказал: «Иди и сражайся». Яков командовал батареей гаубично-артиллерийского полка и оказался контуженным в плену в июле первого года войны под Витебском. Фашисты выпустили листовку по этому поводу, в которой был призыв: «Следуйте примеру сына Сталина!» В плену, по словам очевидцев, Яков вел себя исключительно мужественно. Лаврентий Берия сразу предложил Сталину спасти сына и произвести обмен на какого-либо немецкого генерала, но Сталин отказался, впрочем, в то время трудно было найти плененного немецкого офицера. После разгрома 6-й армии в 1943 году в Сталинграде, немецкое командование предложило Сталину совершить обмен Якова на плененного командарма фельдмаршала Паулюса при посредстве шведского Красного Креста, но Сталин ответил: «Солдат на маршала не меняю». Очевидцы свидетельствуют, что он бросился на проволочное ограждение, которое было под током высокого напряжения в концлагере Заксенхаузен. Однако это противоречит тому, что Яков мужественно вел себя в плену, отклонял все предложения немцев о сотрудничестве, хотя они и скомпрометировали его, сфотографировав рядом с немецкими офицерами. Выходит, мужество все-таки покинуло Якова, или после отказа Сталина обменять его на Паулюса, немцы «помогли» ему броситься на ограждение, раз он им не стал нужен? Вот это и не стало ясным даже спустя десятилетия.

А вот Светлану, дочь Надежды Аллилуевой, женщины, которую Сталин, пожалуй, по-настоящему любил, как признаются оставшиеся в живых приближенные Сталина, он обожал. Наверное, Надежда была его ангелом-хранителем, и после ее самоубийства Сталин сильно сдал не только физически, но сильно страдал и душевно, отчего его нрав изменился в худшую сторону. У него было восемь внуков, но он знал только троих – двоих детей влюбчивой Светланы и дочь Якова. Сохранились кинодокументы о семье Сталина – это ленты, отснятые генералом Власиком, начальником охраны Сталина: Власик очень часто общался с семьей Сталина в неофициальной обстановке, и его дети росли рядом с детьми главы государства.

У Сталина было самое настоящее грузинское хобби: он сам готовил вино. В доме хранилась двадцатилитровая бутыль с грузинским вином, куда добавлялись различные травы, вино настаивалось, и потом его разливали по бутылкам. Версия его отравления возникла потому, что кто-то услышал реплику Лаврентия Берия: «Я его убрал», – но Коломенцев, поставщик продуктов на кухню Сталина, утверждает, что дело с приготовлением пищи было поставлено так, что исключалась любая попытка отравления. Но при этом сказал, что Сталин все-таки боялся отравления, потому что в 1952 году задумал новую партийную чистку, которая была многим невыгодна. «Хозяин» после смерти Надежды Аллилуевой стал особенно суров и нетерпим к тому, что ему не нравилось, и многим из его окружения казалось, что Сталин «вычистит» их из партии, а это – потеря привилегий, которые стали уже привычными, они ведь не были аскетами, как Сталин.

Берия обоснованно опасался, что «хозяин» может отстранить его от дел, чувствовал, что доверие Сталина к нему ослабло, подозревал даже, что устранит его, когда завершится «атомный проект», который курировал Берия. Так что подозрения его соратников, что Берия «приложил руку» к смерти Сталина, тоже оправданы.

Возраст Сталина перевалил уже за семьдесят лет, и он, как всякий пожилой человек, год от года слабел. Тот же Новик рассказал, что Сталин очень любил гулять в саду, и по пути его следования были построены беседки, открытые и закрытые, в саду было множество скамеек, где Сталин подолгу, размышляя, отдыхал. Однажды не сумел перешагнуть через канавку и ухватился за березку, чтобы не упасть, и охранник услышал, как он сказал: «Проклятая старость!»

Обслуживающий персонал и охрана обязаны были предусмотреть в своей работе все случайности, но все-таки произошло непредвиденное, о чем Новик сказал: «До сих пор как вспомню тот случай с баней, так мурашки по коже…»

Сталин очень любил мыться в бане, причем тратил на это не более часа. Однажды прошел положенный час, а Сталин из банного помещения не вышел. Прошло десять минут сверх нормы… двадцать…

Лишь через тридцать пять минут охранники забеспокоились, но вместо того, чтобы войти в банное помещение и узнать, что случилось, стали звонить начальнику охраны, тот – министру обороны, Георгию Маленкову…

Взломать дверь набрались мужества только через сорок шесть минут, и только подошли к двери, как вышел заспанный Сталин – он просто уснул. Тогда все обошлось, но никто не принял тот инцидент как предупреждающий сигнал охране, что в подобных случаях следует себя вести решительней. Никто даже не подумал, что Сталин может просто потерять сознание, ведь не молодой уже человек, и ему в любой момент могла понадобиться медицинская помощь.

Так и получилось 1 марта 1953 года, когда с «хозяином» приключился удар, и он долгое время лежал на полу без помощи. Утром не вышел из своей комнаты в обычное время, и, как и в случае с баней, к нему долго никто не решался войти. Вероятно, если бы Власик был на своем посту, Сталин быстрее получил бы помощь и, может быть, прожил еще несколько лет. Но опять повторилась процедура оповещения, и даже когда нашли Сталина лежащим на полу, то его просто положили на диван, потому что Берия заявил: «Вы что? Не видите, что он спит и храпит! Положите его на диван!»

Никто не осмелился ослушаться второе всемогущее лицо в государстве, и Сталин без медицинской помощи лежал еще сутки, потому что никто к нему из охраны не подходил, якобы боясь потревожить. И как знать, не намеренно ли Берия дал такое указание, ведь нашли «хозяина» лежащим в луже мочи, а такое случается лишь с парализованными? Все поняли, что вскоре Берия станет наиглавнейшим человеком в стране, и не рискнули его ослушаться? А может, он просто приказал ничего не делать для спасения Сталина, и потому никто к нему не подходил, не вызвал своевременно врачей из опасения за собственную жизнь? И если это так, то навсегда останется тайной, почему так случилось, потому что люди не любят признавать себя трусами и подлецами, вероятно, именно это и дало повод Берии произнести свою знаменитую фразу: «Я убрал его».

И в то время, когда Сталин лежал беспомощный в своем кабинете, уже шла борьба за власть, что косвенно подтверждает понимание Лаврентием Берия и его соперником Георгием Маленковым (оба стремились к единоличной власти) – Сталин доживает последние сутки, а может – часы.

О чем думал Сталин тогда? Как бывший семинарист, что его постигла кара Всевышнего за то, что в 1924 году практически изолировал Ленина от товарищей, оставил его умирать в одиночестве из боязни, что вождь Октябрьской революции своим преемником сделает другого человека? Как глава государства, что наделал за время правления немало ошибок и хотел бы их исправить? Как обычный человек, понимая, что находится перед лицом смерти, страстно желал крикнуть всем, как ему очень плохо и срочно нужна помощь, а в душе, вероятно, рос ужас, что не может произнести ни слова, а также от понимания, что никто к нему не придет на помощь – не желают соратники его выздоровления? Однако то, о чем думает человек в предсмертные часы – это тоже тайна за семью печатями…

Сталина не стало 5 марта. Из двух претендентов на власть увереннее, видимо, чувствовал себя Берия. Юрий Сергеевич Соловьев, непосредственный участник похорон Сталина, вспоминает, что Берия нес гроб слева, на традиционном месте будущего преемника – там же в свое время шел и Сталин, когда хоронили Ленина. Берия был ниже ростом тех, кто шел сзади, ему приходилось поднимать руки и прилагать большие усилия, чтобы выровнять гроб, поэтому он грязно выругался на них, чтобы все равнялись на него. То есть, Берия вел себя уже как хозяин. И осанка у него стала уверенной, и даже внешне отличался от других своим черным пальто, черной широкополой шляпой и черным шарфом, закрывавшим подбородок. И в момент, когда Юрий Соловьев принимал от Берии поручень гроба, фотограф случайно запечатлел взгляд Лаврентия Павловича – самодовольный и начальственный.

Борьба за власть обострилась сразу после похорон, хотя Берия (глава объединенного министерства внутренних дел) и Маленков (председатель Совмина) держались дружески. Рядом с ними замелькал Никита Сергеевич Хрущев. Они постоянно были втроем, причем часто о чем-то шептались вдали от всех членов Центрального Комитета партии.

Берия из «дружной» троицы в целях влияния на народ проявил себя первым: 27 марта объявил амнистию, по которой 1 миллион 200 тысяч заключенных вышли на свободу, и не все они были осуждены по «пятьдесят восьмой статье». Были когда-то «птенцы Керенского» – уголовники, выпущенные из тюрем вместе с политическими, а теперь точно также поступил и Берия: по России разлетелись «птенцы Берия». Чуть позднее он предложил закрыть 10 строек, где работали заключенные. А 2 июня Берия заговорил об объединении Германии в одно целое и начал подбираться к своим соратникам-соперникам, и первым делом заменил у всех личную охрану своими людьми. И тут все испугались – кто такой Лаврентий Берия, всем было прекрасно известно – и начали сплачиваться для борьбы с ним. Именно этот момент уловил Хрущев и стремительно принялся сколачивать «антибериевский» блок.

Он начал с «обработки» Булганина, потом повел переговоры с Анастасом Микояном, Вячеславом Молотовым, Георгием Маленковым. У Никиты Сергеевича внешность обманчивая – рубахи-парня, за которой скрывалась натура жестокая и расчетливая, готовая на все, так что никто не заподозрил о его планах, ведь он не имел важного государственного поста, был лишь секретарем ЦК КПСС. Но его изворотливый ум подсказал заручиться в борьбе за власть поддержкой военных, и 22 июня командующий ПВО генерал Москаленко согласился оказать помощь. Затем Хрущев привлек на свою сторону и командующего Уральским военным округом Георгия Жукова, сыграв на его обиде – Сталин после войны «задвинул» Жукова сначала в Одесский военный округ, а потом отправил еще дальше от Москвы – на Урал, а ведь Жукова в народе называли «генералом Победы». Он заслужил свое почетное прозвище во время Великой Отечественной войны, потому что там, где оказывался Жуков, фронт всегда шел в наступление и одерживал победу над противником.

И началась подготовка к аресту Берии, но решено было сперва его «пропесочить» и, может быть, назначить, учитывая его организаторские способности (не зря же Сталин уважал Берию за это, даже поручил разработку атомного проекта), министром нефтяной промышленности.

26 июня Берия перед началом совещания Президиума ЦК зашел к Маленкову: он все еще считал Георгия Максимилиановича своим сподвижником. Маленков, конечно, мог бы сделать ставку на Берия и «сдать» всех заговорщиков, но промолчал о ходе предстоящего совещания. Два с половиной часа шло обсуждение прегрешений Лаврентия Берия, и в 16.30 его вывели из зала заседаний в наручниках, усадили в машину и увезли на большой скорости. С тех пор никто не видел Берия в Кремле. Берия был расстрелян как «враг коммунистической партии и советского народа».

То, что за спиной Хрущева стояли военные, возымело свое действие, и в сентябре Хрущева избрали Первым секретарем ЦК КПСС (так была переименована в октябре 1952 года на XIX съезде ВКП(б).

В феврале 1956 году прошел XX съезд, который вошел в историю как съезд осуждения культа личности. В своем докладе Хрущев приводил многочисленные примеры беззакония сталинского режима, которые связывались лишь с деятельностью конкретных личностей, но не ставил вопрос о существовании самой тоталитарной системы, создавая иллюзию, что достаточно лишь осудить эти извращения, искоренить их, и путь к коммунизму будет открыт. Вот уж поистине – «кремлевский мечтатель»!

Жуков стал жить и работать в Москве, был назначен министром обороны, однако быстро разобрался в сущности Хрущева, понял, что на «советском престоле» находится не тот человек, что Сталин, как государственный деятель, был намного его сильнее, и занять главенствующее место в стране Хрущеву практически помог именно он, Жуков. И Хрущев понял, что отношение Жукова к нему изменилось, а ведь в его руках огромная сила – армия, абсолютно послушная воле своего легендарного маршала, поэтому в марте 1958 года Георгия Константиновича Жукова, «генерала Победы», сместили с поста министра обороны и отправили в отставку. Через год Хрущев избавился от всех, кто составлял оппозицию, и был избран Председателем Совета Министров. Это означало не только его полную победу в борьбе за власть, но и отказ от коллегиального метода в руководстве, возврат к сталинской практике единоличного управления.

А в 1961 году гроб с телом Сталина вынесут из Мавзолея.

С таким предложением на XXII съезде КПСС в октябре 1961 года выступил секретарь Ленинградского обкома Спиридонов. Хрущев без обсуждения выставил вопрос на голосование, и делегаты единогласно проголосовали «за». Вряд ли делегаты думали о том, что в стране существует культ другой личности – Никиты Сергеевича Хрущева.

В архивах Федеральной службы безопасности хранятся материалы о перезахоронении тела Сталина, но на них гриф «совершенно секретно» со сроком давности 50 лет, так же, как и материалы о вскрытии его тела.

Однако не зря говорят, что на каждый роток не накинешь платок – свидетели перезахоронения существуют, кое-кто не удержался и начал рассказывать о событиях 1961 года. Официальная версия – тело Сталина похоронено у Кремлевской стены. Известно и описание могилы – снизу и с боков железобетон, сверху – гранитная плита. Но существует другая версия – он покоится на Новодевичьем кладбище рядом с могилой жены Надежды Аллилуевой. Говорят и о том, что Сталина хоронили ночью. С него сняли парадный мундир со всеми наградными регалиями, споров с него все золотые пуговицы, переодели в старый, привычный для Сталина, френч, положили тело в обычный, с подстилкой из стружек, гроб. И кто из свидетелей правдив, будет ясно, когда рассекретят архив.

Ефимовну совсем не интересовало то, чем жила страна, тем более она не думала о том, какое будущее у нее впереди. Ее занимало другое.

Едва сошел снег, бабушка вместе с Шуркой начала ходить по каким-то большим домам с длинными коридорами, где сновали сердитые люди с бумагами в руках. И у бабушки тоже были бумаги.

В каждом кабинете Ефимовна рассказывала, что после войны лишили ее пенсии за умершего кормильца, красного партизана гражданской войны. Бабушке всегда вежливо отвечали, что в то время она была трудоспособной, и если бы работала, то получала бы сейчас заработанную пенсию, а раз нет трудового стажа, то нет права и на пенсию. Бабушка всплескивала руками, рассказывала дальше, что у нее тогда были малолетние дети, потому и не работала, затем у детей свои дети подросли, ей с ними приходилось нянчиться, вот и не работала. В ответ бабушке говорили, вот пусть ей сейчас дети пенсию и платят, раз она всю жизнь на них работала. Тогда бабушка выталкивала вперед Шурку и распаленно кричала:

– А как мне воспитывать ее без денег? Мать-то ее сбежала с хахалем, а мне дите на руки бросила. Чем ее кормить? В детдом тогда забирайте!

Это происходило так часто, что намертво застряло в памяти трехлетнего ребенка.

Шурке было неловко, стыдно стоять и слушать жалостливые слова о себе. Чужие равнодушные взрослые сочувственно кивали бабушке, дескать, вот какая мать у бедной девчонки непутевая. Некоторые совали в кармашек Шуркиного платья конфеты и печенье. А на улице, плетясь следом за бабушкой в очередной большой, неприятный своими длинными коридорами дом, выбрасывала гостинцы вон. Почему? Она не смогла бы объяснить, почему, но выбрасывала – и все тут. И если бы кто сказал тогда ее тетушкам, что именно тогда и начал вырисовываться Шуркин упрямый и самостоятельный характер, что именно эти постыдные хождения в исполком и брань в адрес Павлы в присутствии девчонки-несмышленыша станут первопричиной будущего конфликта Шурки с тетушками, они бы рассмеялись. У них в голове не укладывалось, что и ребенок способен анализировать, что детская логика – иногда самая правильная, они не знали, что – «бросаем камни в юности, а собираем к старости», а конфликт с племянницей-гордячкой именно такой камень и есть, брошенный, правда, не в нее, а в ее мать.

И неизвестно, как бы повернулась Шуркина жизнь, уж больно агрессивно против Павлы были настроены мать и сестры, если б не пришла телеграмма, и бабушка не прочла:

– «В… вы… вс… тре…чайте… Встречайте! Паня». Шурка, да ведь это мамка твоя гулящая приезжает!

Шурка обиженно поджала губы: тетю Нину Изгомову бабушка тоже зовет гулящей, а ведь мама совсем не похожа на рыхлую и неопрятную Изгомиху. Вот еще! Выдумывает бабушка!

Вечером у них вновь собрался «военный совет». Тетушки, которым бабушка сообщила радостную весть, принялись на все лады обсуждать телеграмму: зачем едет шалопутная – обратно ли, может, уж и бросил ее пьяница Смирнов. На робкое возражение Лиды, что, наверное, мать едет за Шуркой, как обещала, тетушки ответили градом насмешек, и, как всегда, больше всего изгалялась над Павлой Зоя. А Шурка слушала тетушек, и злые слова их падали ей в душу, словно камешки…

Павла приехала красивая, веселая, в новом, пахнущем чем-то незнакомым, костюме. Она прижимала Шурку к себе, целовала, приговаривая:

– Дочушка моя, красотулечка. Соскучилась я по тебе! Я за тобой приехала. Мы поедем с тобой сначала на поезде, поплывем на пароходе, потом поедем на машине. Папа нас там ждет. Завтра мы и поедем.

– Эт-то какой-такой папа? – воинственно подбоченилась Ефимовна. – Неужто тощей-кащей твой?

– Да, мама, Николай нас ждет вместе. Он хочет усыновить Шурочку. Где хоть он? – остыла немного Ефимовна.

– В Ханты-Мансийске мы. Николай в тресте начальником отдела кадров работает.

– Ну, дак он ведь грамотный, – уважительно произнесла Ефимовна. – Он ведь мужик-то ничо, красивый, умный, обходительный. Пьет только.

– Не пьет он сейчас.

– Гляди-ка, верно, видно, говорил Саша Розин, что не совсем пропащий он, может, и пить, гляди-ка, бросит. А Шурку он не обидит?

– Нет. Он детей любит. Он меня и послал за Шурочкой.

– Ну а ты где? – допытывалась Ефимовна.

– А я в клубе директором.

– Ну, дак, – приосанилась Ефимовна. – Ты ведь у меня тоже грамотная. Куда уж до тебя Розке с Зойкой! – тихая гордость звучала в голосе матери, и Павла благодарно ткнулась в ее мягкое плечо, чтобы скрыть печаль в глазах: она соврала, правда, наполовину.

Работали они прежде в Хантах, как сказала. Но немного. Николай вздумал спорить о чем-то с начальником треста, да еще и пьяным на работу несколько раз приходил, и директор треста напрямки заявил, чтобы Николай уволился. И поехали они дальше на север, в один из леспромхозов треста. Устроились неплохо, она и в самом деле – директор клуба. Николай работает в леспромхозе экономистом. Есть квартира, заработок хороший, но что-то гнетет Павлу, не дает ей уверенности в прочном и крепком будущем.

– А чо не погостишь? – спросила Ефимовна. – Пожила бы, хоть я бы насмотрелась на тебя. – И вытерла уголком платка глаза. Она уже забыла, что накануне ходила вновь с Шуркой в горисполком, и на бумаге, что ей написали Зоя с Розой, осталось поставить две подписи, которые определяли дальнейшую судьбу девочки: жить с родными или же оказаться в детдоме. Но у Ефимовны было доброе отходчивое сердце, она уже жалела, что так чернила всюду старшую дочь, имевшую в Тавде авторитет, который в результате ее хождений по кабинетам, быстро растаял. Но не передалась ее доброта младшим дочерям.

– Некогда, мама, – ответила Павла. – Работа. А ехать долго.

И Шурка поехала с мамой. На поезде – тогда она и поняла, чем пахнет мамин костюм – поездом. Потом они ехали на пароходе, на машине, у которой колеса были чуть ли не с маму. И приехали. В большой красивый поселок среди леса. Машина остановилась возле бревенчатого дома со светлыми окнами и резными наличниками, которые едва виднелись сквозь буйные заросли черемухи в палисаднике. Из калитки на улицу вышел высокий дяденька, и мама сказала Шурке:

– Вот папа вышел нас встречать.

Папа, а это был дядя Коля, которого Шурка почти забыла, обрадовался, подхватил девочку на руки, подкинул к потолку:

– Ну, здравствуй, дочка! – и так он это сказал хорошо, что Шурка сразу поверила: дядя Коля – папа.

Шурка хохотала, дрыгала ногами от удовольствия. Она была счастлива всем своим детским существом, что и у нее теперь есть папа – красивый, веселый, белозубый. И пусть Юрка Ермолаев теперь не задается. Ее папа не хуже дяди Саши, а, может, и лучше.

Пока мама разбирала вещи, папа сказал:

– Пошли, Шурка, купаться. У нас речка – замечательная, Пневка называется.

Речка и в самом деле была замечательная, не такая, как в Тавде – неширокая, тихая, словно сонная, вся в черемуховых кустах. Но Пневка такая тихая да ласковая бывает лишь летом. А весной – беспокойная от вешних вод и сплавляемого леса. Так Шурке сказал папа.