Текст книги "Под горой Метелихой (Роман)"

Автор книги: Евгений Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 44 страниц)

ЭПИЛОГ

Высока, крутобока гора Метелиха. Южные склоны ее травянисты, северные до половины покрыты лесом. Раскидистые крепыши дубки и белоствольные молодые березки обступили ее полукольцом, как в праздничном хороводе, да и остановились на полдороге передохнуть. Тут хорошо: свету много и даль неоглядная открывается во все стороны. Медноствольные сосны и темные ели остались внизу, – им труднее карабкаться по каменистым кручам. Сбившись плотными островками в бескрайнем лесном разливе, покачивают они своими вечнозелеными вершинами, шумят нестройно, по-хорошему завидуя тем, что взбежали выше. Помоложе они, резвее!

Одетая густым воротником леса, с незапамятных пор укрывает Метелиха от студеного дыхания Севера раскинувшееся у подножия село. В отлогой долине, образованной озером и рекой Каменкой, весной и летом набирается много тепла, буйно цветут сады, вызревают тучные нивы; на лугах заливных – травы в пояс.

Давно это было (тысячепудовые замшелые валуны и те не упомнят) – оседали по берегам реки пришлые племена, строили древние городища, занимались рыболовством, охотой и бортничеством, огнем и железом полонили дикие земли, врубались в лесные дебри. Были тут разные люди, говорили на непонятных друг другу языках, поклонялись каждый своему идолу. Враждовали из-за обжитых угодий, теснили один другого.

…Шли века. У подножия Метелихи рос поселок. Нарождались и умирали люди, и каждое поколение оставляло после себя новые выруба, мосты и проселочные дороги. Напоённая соленым мужичьим потом земля воздавала сторицей, но сам мужик-труженик оставался босым и голодным: классовая вражда разделила деревню на две улицы – Верхнюю и Озерную, она же поставила у Красного яра межевой столб: здесь – русские, там – иноверцы.

Глухая вражда наслаивалась веками: башкир ненавидел татарина, татарин – марийца, каждый в отдельности – бородатого, широкого в кости, трудолюбивого русского землепашца в пестрядинной, до колен рубахе и с пропотевшим гайтаном на коричневой, задубелой шее. Но от него же перенимали искусство ковать железо, выращивать драгоценные зерна жита, строить жилища с трубой.

Русский всех называл словом «нехристи» и не считал за грех выпустить на ночь лошадь в яровое поле соседа-татарина, запахать приглянувшийся клин на вырубе у марийца, выкосить пойменный пай у чуваша. Случалось, татарин хватался за нож, мариец с кистенем в руках выслеживал обидчика на лесной дороге, чуваш «пускал красного петуха» под застреху домовитого селянина.

Поп и мулла подливали масла в огонь, и уже не одиночки – деревнями сшибались у межевых столбов, на мельницах и речных переправах, крушили дубьем черепа. Кто в живых оставался, тем и другим – каторга.

Всё это в прошлом – гнет и слепая вражда. Зоревые всполохи семнадцатого года помогли увидеть истинного врага, и тот же русский мужик через чугунную прокопченную решетку заводского двора протянул братскую руку башкиру, подал другую марийцу. Вместе вышли они на булыжную мостовую, арканом из конского волоса сорвали с насеста когтистую хищную птицу.

…За двадцать послевоенных лет Каменный Брод отстроился заново. У озера расплавленным серебром отливает стеклянная крыша теплицы. Старик Пурмаль выращивает в ней не только ранние овощи, – на ветках невиданных здесь растений наливаются золотистым соком абрикосы и персики. За рекой – по правому ее берегу – раскинулись добротные фермы с водонапорной башней. Это владения Анны Дымовой – лучшего животновода района. От Красного яра через поля и перелески шагают в разные стороны высокие просмоленные столбы с кручеными, тяжело провисшими проводами. В бетон и железо закована неуемная сила Каменки. Послушная воле человека, дает она яркий, немеркнущий свет восемнадцати деревням вокруг. Сбылась заветная мечта первых комсомольцев Каменного Брода: Каменка стала ручной, покорной. По-иному выглядит и заброшенная когда-то усадьба помещика Ландсберга; здесь – межрайонная колхозная здравница.

Годы берут свое – состарился, поседел Андрон. И у красавицы Анны вплелось серебро в длинные, шелковистые волосы. Кажется, всё на месте: две улицы – Верхняя и Озерная, та же гора за околицей. И озеро, и река. А люди другие, иные у них заботы. На площади, в тесном соседстве со школой-десятилеткой, высится каменное двухэтажное строение с огромными окнами и широкими резными дверями. Это колхозный Дом культуры. А в школе-интернате за одной партой сидят светловолосые ребятишки с Большой Горы и из Николаевки и черноглазые подростки из Тозлара и Кизган-Таша.

Старый учитель жив. Он давно уже на пенсии, но председатель колхоза «Колос» Герой Социалистического Труда Владимир Дымов не открывает ни одного собрания или заседания правления, пока не увидит на скамейке возле окна знакомого до последней морщинки лица с очками в дешевенькой оправе. Хорошей традицией стало и то, что теперешний директор школы на торжественной линейке в начале учебного года и на выпускных вечерах первое слово предоставляет заслуженному учителю школы РСФСР, старейшему коммунисту, организатору колхоза, ветерану гражданской и Великой Отечественной войн Николаю Ивановичу Крутикову.

Председатель райисполкома Семен Калюжный умер; застудился он осенней ночью на переправе, когда у одного нерасторопного шофёра свалился с парома грузовик. Вроде бы и не Калюжного это дело – лезть в ледяную воду, чтобы зацепить буксировочный трос за раму затонувшей машины, но раздумывать было некогда. Машину выволокли на берег, а председатель райисполкома в ту же ночь оказался в больнице, да так и не вышел оттуда. Улита вырастила, выучила детей Семена, выдала замуж Светлану, Стася отправила в армию, вернулась в деревню.

Вытянулась, расправила плечи молодая поросль – внук Андрона Савельевича Андрейка и младший сын Дарьи Митюшка. Оба в армии отслужили положенный срок, вернулись домой – плечистые, статные. А в Каменном Броде ждали их две задушевные подружки– дочь учителя Варенька и Анка Дымова.

В междупарье всем колхозом справили сразу две свадьбы. Столы накрыли прямо на улице. Столетний пасечник Никодим наварил медовухи; по стародавнему обычаю, как старейшина в большой и дружной семье, пил с молодыми из резного ковша, обошел всю застолицу. За столами – русские и татары – все перемешались. Колхоз-то теперь вон какой! Восемь бригад, три из них за Каменкой: Тозлар, Кизган-Таш и Султановка. Приехали и почетные гости: секретарь обкома Салих Нургалимов и командир-авиатор Герой Советского Союза полковник Михаил Ермилов. Тот самый затравленный Мишка, который бегал от матери, бродяжничал, прятался от людей, пока не попал в лесную избушку Никодима, а потом в подпаски к безродному старику Мухтарычу.

Около полуночи, в разгар веселья за праздничными столами, возле Дома культуры остановился запыленный автобус. Из него шумной толпой высыпали парни и девушки в национальных костюмах. Это приехала на свадьбу бригада художественной самодеятельности из соседнего района.

И грянула песня – раздольная, многоголосая. Песня лилась, ширилась, птицей взмывала вверх до улыбчивых, ясных звезд. Такую не заглушить никаким громом. И никакие испытания, никакие бури не нарушат кровного единства большой и дружной семьи.

…Никогда не видала гора Метелиха такого праздничного стола у своего подножия и такой семьи, собранной из восемнадцати сёл округи, не слыхала привольней песни, чем эта.

г. Псков.

1955–1965 гг.