Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 64 страниц)

Тесинский этап
(М.Н. Пшеницына)

На рубеже III и II вв. до н. э. на среднем Енисее в среде тагарского населения начали складываться и получать развитие основные элементы, характерные в дальнейшем для таштыкской культуры.

Главными источниками для изучения культуры древних племен Минусинских степей в последние века до нашей эры служат погребальные памятники – огромные одиночные курганы с земляными насыпями и массивными каменными стенами в их основании, а также грунтовые могильники, состоящие из многих отдельных могил (карта 12). Все они характерны для завершающей фазы развития тагарской культуры и перехода к последующей, таштыкской, эпохе. Судя по археологическим данным, этот период на среднем Енисее, именуемый тесинским этапом, охватывает два последних века до нашей эры и выступает как самостоятельный, но носящий переходный характер. В литературе вопрос о культурно-исторической принадлежности памятников II–I вв. до н. э. Минусинских степей еще недостаточно освещен и дискуссионен. С.А. Теплоухов (1929, с. 49, 50), располагая данными о раскопках только трех больших одиночных курганов, первым обосновал выделение этих памятников в особую хронологическую группу и охарактеризовал ими завершающий (IV) этап минусинской курганной (тагарской) культуры. С.В. Киселев (1951, с. 276–285) вслед за ним отнес их к переходной стадии III тагарской культуры и датировал временем «около начала нашей эры».

Располагая более обширным материалом и новыми фактами, Л.Р. Кызласов (1960, с. 24, 25, 115) предложил именовать этот период тагаро-тыштыкским этапом, датируемым II – серединой I в. до н. э. Н.Л. Членова (1964а, с. 281, 287, 307) считала эти памятники уже таштыкскими. А.И. Мартынов и его сотрудники, изучая открытые ими аналогичные памятники в лесостепной полосе юга Сибири, относили их к тагаро-таштыкскому (шестаковскому) переходному этапу и датировали II–I вв. до н. э. (Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М., 1971, с. 150–159; Мартынова Г.С., 1971, с. 18–21; Мартынов А.И., 1974, с. 231–234; 1979, с. 85–91). В последнее время они сделали попытку выделить в лесостепной зоне Южной Сибири новую археологическую культуру II в. до н. э. – I в. н. э., назвав ее шестаковской (Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М., 1979, с. 33–35). М.П. Грязнов (1968, с. 191–194; 1979, с. 4), развивая и уточняя построения С.А. Теплоухова и С.В. Киселева, опираясь при этом на новые обширные материалы, отнес эти памятники к завершающему этапу тагарской культуры, назвал его тесинским и датировал, как и Л.Р. Кызласов. II–I вв. до н. э. В последние годы появилась еще одна точка зрения, согласно которой тесинские курганы были оставлены местными позднетагарскими племенами, а грунтовые могильники – новым пришлым населением (Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 92. 99, 100). Мы не разделяем этого мнения.

Такое разнообразие точек зрения объясняется тем, что в погребальных обрядах тесинского этапа еще живут и развиваются традиции тагарской культуры, но вместе с тем появляются новые, часть которых получает дальнейшее развитие в таштыкскую эпоху. Это обстоятельство впервые отметил С.В. Киселев (1951, с. 282–285), а затем убедительно обосновал Л.Р. Кызласов (1960, с. 24–27, 162 и др.).

Погребальные памятники, поселения, клады.

Долгое время единственным источником для изучения культуры племен тесинского этапа были огромные одиночные курганы с захоронением 100 и более человек в одной камере. Три таких кургана раскопаны в конце прошлого века. Первый из них, называемый Большой Тесинский, исследован в 1889 г. финской экспедицией И.Р. Аспелина (Tallgren А.М., 1921, p. 1–19). Именем этого кургана М.П. Грязнов назвал и период, к которому он относится, – тесинский этап тагарской культуры. В 1889 г. Д.А. Клеменц произвел раскопки Большого Уйбатского кургана (Киселев С.В., 1951, с. 276–278, 413). В 1895 и 1897 гг. А.В. Адрианов раскопал курган (8) у оз. Кызыл-Куль. Четвертый курган исследован уже в советское время А.Н. Липским на речке Туим (Кызласов Л.Р., 1960, с. 25, 26).

Основной материал по изучению больших тесинских курганов получен в результате раскопок Красноярской экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР в 1966–1977 гг., проводившихся с полным исследованием всего намогильного сооружения, детальной расчисткой его архитектурных конструкций и их графической документацией. Четыре кургана раскопано М.Н. Пшеницыной в пунктах Барсучиха I; Тепсей XVI; Разлив I и III; один курган – Г.А. Максименковым близ совхоза Новый Сарагаш (Пшеницына М.Н., 1968; 1973б; Пшеницына М.Н., Завьялов В.А., Пяткин Б.Н.; 1975; Пшеницына М.Н., Немировская Е.А., Ефимов В.Г., 1978; Максименков Г.А., 1968). Кроме того, в 1981–1982 гг. в Шарыповском р-не Красноярского края, в с. Береш, исследовано еще два тесинских склепа (Субботин А.В., 1983, с. 64–66; Вадецкая Э.Б., Гультов С.Б., 1986, с. 95–991; один – на юге Хакасии (Медведка I) (Седых В.Н., 1983; Боковенко Н.А., Седых В.Н., Красниенко С.В., 1983, с. 77–79).

Вторая группа памятников тесинского этапа – грунтовые могильники – представляет собой скопления от восьми до 100 и более могил, тесно расположенных на небольших площадках. Чаще это каменные ящики, реже – срубы или грунтовые ямы. Впервые такие могильники тесинского этапа отметил С.В. Киселев (1951, с. 283, 284), указав на четыре могилы, раскопанные Г.Ф. Дебецем в 1938 г. на Уйбатском чаатасе, недалеко от Большого Уйбатского кургана. В 50-х годах такие же могилы в каменных оградах были исследованы В.П. Левашевой и А.Н. Липским (Левашева В.П., 1958, с. 174, след.; Липский А.Н., 1957, с. 76, 77). В 1960–1963 гг. Красноярская экспедиция исследовала четыре могильника, содержащих 42 захоронения в каменных ящиках внутри небольших оградок из вертикально поставленных плит (могильники Карасук V, IX; Барсучиха IV; Черемушный лог II). Эти находки позволили обосновать выделение второго типа погребальных памятников тесинского этапа, продолжавшего традиции сооружения оград и каменных ящиков внутри них, которые в Минусинских степях характерны для всей эпохи бронзы (Пшеницына М.Н., 1964). Дальнейшие раскопки Красноярской и Среднеенисейской экспедиций подтвердили на массовом материале правильность этого выделения. В 1964–1982 гг. в 10 пунктах было исследовано еще около 400 могил (карта 12) (Шер Я.А., Хлобыстин Л.П., 1966; Шер Я.А., Григорьев Г.П., Подольский Н.Л., 1967; Шер Я.А., Савинов Д.Г., Подольский Н.Л., Кляшторный С.Г., 1968: Кызласов Л.Р., 1970; Грязнов М.П., Максименков Г.А., 1972; Вадецкая Э.Б., 1973б; Пшеницына М.Н., 1973а; 1979; Подольский М.Л., Кузьмин Н.Ю., 1980; Паульс Е.Д., Подольский М.Л., Кузьмин Н.Ю., 1981; Кузьмин Н.Ю., 1988).

Карта 12. Памятники тесинского этапа.

а – большие курганы; б – склепы; в – могильники; г – впускные захоронения; д – поселения, городища; е – клады; ж – писаницы; з – границы котловин.

I–IV – котловины: I – Минусинская, II – Сыдо-Ербинская, III – Обь-Чулымская, IV – Назаровская.

1 – Есинская МТС; 2 – Калы; 3 – «Маяк»; 4 – Означенное VII; 5 – Большой Уйбатский; 6 – Уйбат II; 7 – оз. Кызыл-Куль; 8 – дворец хуннского наместника; 9 – Откнин улус; 10 – Аскыровский; 11 – Мохов улус; 12 – Красный Яр; 13 – Оглахты V; 14 – Большой Тесинский; 15 – Усть Тесь; 16 – Тепсей I, III, VII, VIII, XVI, XVII; 17 – Тепсей XVI, склеп; 18 – Черемушный лог II; 19 – Каменка III, V; 20 – Троицкое; 21 – Боярские писаницы; 22, 23 – Знаменка; 24 – Усть-Ерба; 25 – Афанасьева гора; 26, 27 – Карасук V, IX; 28, 29 – Барсучиха I, IV; 30–32 – Разлив I–III; 33 – Новосарагашенский; 34 – Новая Черная VI; 35 – Туимский; 36 – Косогольский; 37 – Береш.

Необычный могильник, состоящий из 15 могил, исследован под стенами каменной ограды большого тесинского кургана Барсучиха I в 1967 г. (Пшеницына М.Н., 1975а, с. 150–162). Это были небрежно сделанные каменные ящики, устроенные в основном внутри каменных оград более древних эпох, – случай, как оказалось, не единичный. В настоящее время известно более 100 впускных могил в 12 пунктах (Киселев С.В., 1929, с. 116–118; Левашева В.П., 1962, с. 62; Пшеницына М.Н., 1973а; 1979; Трифонов Ю.И., 1973; Подольский М.Л., Тетерин Ю.В., 1979; Подольский М.Л., Кузьмин Н.Ю., 1980). Это дало возможность выделить и третий тип погребальных памятников тесинского этапа – впускные захоронения в подобиях каменных ящиков или грунтовых ямах, иногда – в срубах, устроенных либо под стенами оград больших курганов того времени (Барсучиха I; Тепсей XVI), либо рядом с одновременными им грунтовыми могильниками (Красный Яр; Мохово; Разлив; Тепсей; Маяк). На предшествующих тесинскому этапах тагарской культуры подобного явления не наблюдалось. Впервые могильные памятники этого типа на тесинском этапе отмечены М.П. Грязновым (Grjasnow М., 1970, s. 238), а затем на массовом материале рассмотрены М.Н. Пшеницыной (1975а, с. 150–162). В 1983–1985 гг. на Означенской оросительной системе в Бейском р-не на юге Хакасии было исследовано четыре одиночных кургана-склепа с коллективными захоронениями и свыше 50 тесинских могил, либо составляющих отдельные могильники, либо впускных, образующих своеобразные «кладбища» (Кузьмин Н.Ю., 1983, с. 29, 30; 1985б; 1986; 1987; Павлов П.Г., 1987; Ефимов В.Г., Паульс Е.Д., 1987; Савинов Д.Г., 1986). Материалы этих раскопок еще не опубликованы и пока не могут быть использованы в полной мере.

Итак, отличительной чертой тесинского переходного этапа по сравнению с предшествующими ему периодами являются различные по погребальному обряду типы кладбищ – большие курганы-склепы с коллективными захоронениями и грунтовые могильники. Кроме того, какую-то часть умерших хоронили в стороне, рядом со склепом или могильником того же времени, в могилах, устроенных внутри каменных оград более древних эпох.

Обряд погребения в склепах представляется следующим (табл. 92, 11–18, 20–23). Обычно склепы располагали в степи поодиночке. Выкапывали квадратную яму глубиной 2–4 м. В яму ставили сруб, иногда закрепленный снаружи вертикально поставленными бревнами – тыном (Разлив III; Барсучиха; Большой Тесинский; Тепсей XVI). В Новосарагашенском кургане в яме было два сруба с одной общей стенкой. В курганах Барсучиха и Большом Тесинском склеп оказался «двухэтажным» и состоял из наземного и подземного помещений, каждое – в виде сруба. Пол сруба обычно выстлан горбылями, полубревнами или досками, иногда покрытыми берестой (Уйбатский курган). В двух курганах земляной пол застлан лиственничной корой (Туимский) и берестой (Новосарагашенский). В кургане Тепсей XVI в восточной половине сруба устроены два яруса дощатых «полатей» шириной около 3 м. Сруб обычно покрывали бревенчатым потолком. Площадь срубов от 22 до 50 кв. м и более, высота – до 1,5 м. Яму сверху покрывали одним-двумя накатами из толстых бревен, концы которых опирались на ее борта. В четырех склепах (Барсучиха; Большой Тесинский; Уйбатский и Туимский) эти накаты покоились на опорных столбах. Бревенчатое покрытие ямы закрывали листами бересты или лиственничной коры. В пяти курганах бревенчатая крыша была плоской, в остальных – на два или четыре ската. При рытье ямы для склепа выкид из нее распределяли вдоль всех ее бортов. Поверх него по краям ямы возводились стены-валы из плитняка (Барсучиха) или глины и бревен (Большой Тесинский), иногда же их функцию выполнял только выкид из ямы. В Туимском кургане вокруг бортов ямы был вырыт ров, и над ним сооружен каменный вал.

Видимо, одновременно с рытьем ямы вокруг нее возводили и каменную ограду размерами в среднем 24×26 м, либо из вертикально поставленных плит (Большой Тесинский; Кызыл-Куль 8; Туимский), либо из плитняка (Новосарагашенский; Барсучиха), либо, наконец, из вертикально поставленных плит, дополненных сверху кладкой из мелкого плитняка (Разлив III; Тепсей XVI). Снаружи вдоль каждой из стен ограды и по ее углам ставили массивные столбообразные плиты (от 16 до 20). Склеп и всю площадь внутри ограды закладывали нарезанными кусками дерна. Получалось земляное сооружение, возможно, имевшее форму усеченной пирамиды, в основании которой находилась каменная ограда – крепида. Со временем сооружение разрушалось и превращалось в курган – земляной холм диаметром 23–60 м, высотой 1,5–4,5 м. Вход в склеп прослежен только в кургане Разлив III. Это был коридор в западном борту ямы. Продольные стены его образованы двойным рядом столбов. Сверху он закрыт бревенчатым потолком, смыкающимся с бревнами верхнего наката над могильной ямой. В ее нижнем накате одного центрального бревна не было, в результате чего получился узкий проход, по которому из коридора попадали на потолок погребальной камеры-сруба. Свободное пространство между накатами над могильной ямой и потолком сруба достигало высоты не менее 1 м. Коридор, ведущий в склеп, с торца закрывался двумя массивными плитами. Нет сомнения, что умерших вносили в сруб через какое-то отверстие в потолке.

При возведении намогильного сооружения из дерна над крышей склепа и его входа в этом сооружении оставляли своего рода люк, являвшийся продолжением коридора, ведущего под крышу склепа. Три земляные стенки люка облицованы каменными плитами. Для устройства одного из склепов была использована погребальная камера сарагашенского кургана, точнее – свободное пространство между потолком камеры и накатами над могильной ямой. Стенки «склепа» оказались, таким образом, земляными, полом ему служил потолок сарагашенского сруба, а покрытием – два наката бревен, закрывавших могильную яму (курган 3 могильника Разлив I). В склепе погребали от 16 до 200 взрослых и подростков. Умерших обычно укладывали на дощатом полу сруба или на подстилке из бересты, реже – лиственничной коры, на спине, с вытянутыми руками и ногами, иногда на боку. В кургане Тепсей XVI погребенные в склепе лежали на полу и на двух ярусах дощатых «полатей». Помещая в склеп следующих покойников, останки ранее погребенных часто сдвигали к его стенкам. Видимо, после того как всю площадь пола склепа, кроме его центра, где обычно был проход в камеру, заполняли погребенными, следующих покойников укладывали поверх ранее захороненных в один-два слоя, часто обращая их головами в противоположном направлении (табл. 92, 14).

В склепах (Барсучиха; Тепсей XVI; Большой Тесинский; Уйбатский; Кызыл-Куль 8) мы впервые встречаемся со своеобразным способом обработки головы умершего с целью сохранения его облика. Череп покойного трепанировали в теменной части для удаления головного мозга (черепная коробка заполнялась травой) и освобождали его от мягких тканей, затем обмазывали глиной. Лобную и лицевую части черепа покрывали сверху еще одним тонким слоем глины или гипса. Получалась своего рода глиняная «голова», схематично передающая черты лица умершего (табл. 92, 1, 2, 4) (Пшеницына М.Н., 1975б, с. 44–49). Часто на гипсовую обмазку наносили узор красной краской изображающий, по мнению С.В. Киселева (1951, с. 449) и Л.Р. Кызласова (1960, с. 148), татуировку лица умершего. Этот способ сохранения облика умершего существовал во II–I вв. до н. э. на всей территории распространения тагарской культуры. Так, в Шестаковском могильнике (лесостепь) обнаружена прекрасно сохранившаяся скульптурная «голова» молодого человека, изготовленная тем же способом, что и тесинские (Мартынов А.И., 1974, с. 231, след.; Алексеев В.П., 1974, с. 242, 243). О глубокой древности столь оригинального способа сохранения облика умершего свидетельствуют находки нескольких «голов», подобных тесинским, обнаруженных в 1953 г. в древнем Иерихоне, в слое докерамического неолита (Kenyon К., 1956, p. 504, 505, fig. 2; 1957, p. 122–124, tabl. 20–22). Дожил этот способ и до наших дней (Kelm Н., 1966, s. 37. № 240–279; Кабо В.Р., 1972, с. 147. 149; Миклухо-Маклай Н.Н., 1954, с. 405; Иванова Л.А., 1982, с. 107, след.). Тесинские «головы» следует рассматривать как произведения искусства древних енисейских скульпторов. По мнению И.И. Гохмана, определить по ним антропологический тип невозможно. Таштыкские изображения лиц умерших (см. ниже) по сравнению с тесинскими ближе к оригиналам, что говорит о более высоком мастерстве скульпторов того времени. По ним, в отличие от тесинских, уже можно изучать антропологический тип населения (Киселев С.В., 1951, с. 450, след.).

Все склепы ограблены. Полного представления о составе сопровождающего инвентаря мы не имеем. Следует отметить малое количество глиняной посуды по отношению к числу погребенных. Встречены деревянные и берестяные сосуды. Детали одежды представлены кольцами, пряжками, застежками и пуговицами, сделанными из бронзы, железа и кости. К предметам туалета относятся бронзовые зеркала и роговые «булавки». Орудия и оружие в трех склепах бронзовые и железные, в остальных – только железные. Украшения представлены золотыми серьгами, пластинками, пуговкой, бусиной; к ним же относятся глиняные пластинки с рельефным орнаментом, покрытые листовым золотом. Много обрывков листового золота во всех склепах, кроме «впускного» в Разливе I. Встречаются бусы из сердолика и цветного стекла. Так как останки погребенных в склепах лежат очень плотной массой и большей частью кости их расположены в полном беспорядке, исследователям не удается связать найденные вещи с определенными скелетами. Поэтому установление различий в инвентаре мужских и женских захоронений очень затруднено. Можно лишь утверждать, что оружие клали мужчинам.

При погребенных нет остатков мясной пищи. Находки в склепах черепов и костей нижнего отдела ног чаще всего овцы, реже – коровы, лошади, косули и в одном случае – черепа медведя представляют собой остатки шкур жертвенных животных. Видимо, во время похоронной тризны в жертву умершему приносили животное, мясо которого съедали, а шкуру с оставленными в ней черепом и костями нижнего отдела ног укладывали в склеп вместе с покойником. Этот обычай был широко распространен у скотоводческих племен в степях Евразии с эпохи бронзы и сохранялся до последних лет у ряда народов Сибири (Грязнов М.П., 1956а, с. 107, 108; 1977, с. 80–88).

Тесинские склепы, возможно, после переполнения их погребенными или по каким-то иным причинам, в большинстве случаев были преданы огню. Можно думать, что этим актом завершалась процедура похорон всех погребенных в склепе.

Итак, в погребальных обрядах тесинского этапа продолжают свое развитие традиции, зародившиеся еще на сарагашенском этапе тагарской культуры. Это приемы устройства погребальной камеры и ее каменного и земляного намогильного сооружений (Киселев С.В., 1956, с. 56–58; Пшеницына М.Н., 1974, с. 219). Приемы устройства тесинских склепов получают дальнейшее развитие и в последующую, таштыкскую эпоху (см. ниже). Так, один из раннеташтыкских склепов (Изыхский чаатас, 2) по устройству аналогичен склепу Туимского кургана тесинского этапа (Кызласов Л.Р., 1960, с. 25, 26)). Таким образом, высказанное в свое время Л.Р. Кызласовым положение о генетической связи в развитии тагарских и таштыкских погребальных сооружений, в частности склепов, подтверждается и новыми материалами.

Тесинские склепы надо рассматривать как родовые или фамильные усыпальницы, рассчитанные, возможно, не на одно поколение. Массовые коллективные захоронении в одном склепе – нескольких десятков взрослых и подростков – были характерны еще для сарагашенского этапа тагарской культуры. В таштыкскую эпоху обычай погребения в одном склепе большого числа умерших сохранился. Обычай сохранения облика умершего, получивший широкое распространение на тесинском этапе, также зародился еще в сарагашенское время и продолжал практиковаться в таштыкскую эпоху. Обряд сожжения склепов, столь характерный для тесинского времени, также появился на сарагашенском этапе, а окончательное завершение получил в таштыкскую эпоху. Истоки распространения обычая сожжения погребальной камеры неизвестны.

На среднем Енисее в 25 пунктах исследовано около 500 могил того же времени, что и склепы. Располагая этими материалами, можно восстановить картину погребального обряда у групп населения, хоронивших своих покойников на отдельных кладбищах и в могилах, для сооружения которых использовались стенки оград и могил более древних эпох, начиная с афанасьевской. Умерших погребали чаще всего в ящиках прямоугольной, иногда квадратной или неправильной формы из вертикально поставленных плит, реже – в небольших срубах в один-три венца или в овальных грунтовых ямах с неукрепленными стенками (табл. 92, 6–9). Могилы тесно располагали на небольшой площади. Вокруг ящиков, составляющих более 60 % всех раскопанных могил, иногда сооружали прямоугольную ограду из вертикально поставленных плит. Ограды часто (шесть пунктов) пристраивали одну к другой. В каждой ограде помещали одну могилу. Детские могилки нередко втискивали в промежутки между оградками, либо пристраивали их к стенкам с наружной или внутренней стороны (табл. 92, 5). Могилы часто располагали ярусами, одну над другой, причем каменные ящики меньших размеров помещали внутри более крупных (Карасук IX: Разлив II; Красный Яр; Каменка III). Только в могильниках Тепсей VII и XVII каменные ящики составляют лишь 13 % могил, срубы же – 37 %, грунтовые ямы – 30 %, глубокие ямы с подбоем, вход в который закладывали большими плитами, – 5 % (табл. 93, 10). В ряде случаев устройстве могил выявить не удалось (15 %). Сверху могилы обычно покрыты каменными плитами в один три слоя, под которыми в нескольких случаях сохранились остатки дощатого потолка, закрытого листами бересты. Покойника укладывали на земляное дно, иногда выстланное каменными плитами, в редких случаях (в срубах) – досками, на спину, с вытянутыми ногами, иногда – на левый или правый бок, с согнутыми в коленях ногами. В шести могилах (Каменка III; Тепсей VIII и XVI) умершие погребены в позе сидящего человека. Строгой закономерности в ориентировке не наблюдается. Погребенные чаще лежат головой на восток или запад с отклонением к северу или югу. В некоторых случаях покойника заворачивали в полотнища из бересты.

Часто могилу использовали в течение длительного времени, последовательно хороня в ней от двух-трех до семи и более взрослых и детей, укладывая их друг на друга, нередко в одинаковом положении. Размеры могил не зависят от числа погребенных. Отдельную могилу устраивали для немногих. Одиночные захоронения взрослых и детей составляют около 30 % общего числа погребенных. Большую часть умерших хоронили в прежние могилы. Исключение составляет могильник Тепсей VII. в котором мало повторных захоронений. Значительно более половины умерших (75 %) погребено здесь в индивидуальных могилах. Какая-то часть захоронений в этом могильнике совершена по обряду трупосожжения – в семи могилах погребен пепел человека. В могильнике Оглахты V в двух могилах также отмечен обряд трупосожжения. На юге Хакасии выявлена серия грунтовых могил, в которые помещали не трупы умерших, а определенные части от них (Кузьмин Н.Ю., 1982; 1985а; 1988, с. 68–78).

Покойников хоронили в одежде и с некоторыми вещами. В головах, реже – в ногах ставили один, иногда два глиняных сосуда с жидкой пищей. У пояса в мужских и женских погребениях находились железные ножи, кольца, пряжки и ложечковидные застежки (реже бронзовые или роговые). Круглые пряжки с подвижным язычком иногда расположены на костях стопы умершего. В женских погребениях, кроме того, обнаружены нарядные берестяные коробочки с туалетными принадлежностями, костяные иглы и игольники, железные шилья и стерженьки с кольцевидным навершием, в мужских – костяные и железные наконечники стрел. Взрослых и детей украшали ожерельями и браслетами из цветного стекла, сердолика, агата и бирюзы. В женских могилах встречены костяные гребни и «булавки» (последние, как правило, лежат у головы умершей). Но многих покойников, особенно во впускных могилах, хоронили вообще без вещей.

Погребенных, как и в склепах, не снабжали мясной пищей. В могилах находятся черепа и кости нижнего отдела ног чаще всего овцы, реже – лошади, коровы или козы, т. е. остатки положенных в могилу шкур жертвенных животных. Надо полагать, что похороны сопровождались принесением в жертву животных. Обильная тризна была, по-видимому, неотъемлемой частью сложного погребального ритуала.

Для совершения обрядов, предшествующих акту предания покойного земле, трупы определенной категории умерших, возможно, занимавших привилегированное положение в обществе или тех, кто умер вдали от родового кладбища, подвергались своеобразной «мумификации». Череп умершего после трепанации и удаления мягких тканей, как и у погребенных в склепах, моделировали глиной, покрывали слоем гипса, разрисовывали и получали глиняную «голову» (табл. 92, 4). Для их изготовления использовались местные природные глины. Сверху они покрывались чистым гипсом с небольшой примесью кремнезема и железа (Кулькова Т.Ф., 1975, с. 50–52). Как представляется, все операции над головой умершего (трепанация черепа, удаление его мягких тканей, обмазка глиной) производились сразу после его смерти. Возможно, тогда же и тело умершего обрабатывали каким-то способом для сохранения его от разложения до момента погребения в могиле.

Во время исследований одного из курганов у с. Береш и двух (Новые Мочаги и Лисий) – на юге Хакасии получены материалы, позволяющие реконструировать способ «мумификации» трупов. Тела при подготовке к захоронению освобождались от мягких тканей и некоторых костей (ребер, коленных чашечек и др.), после чего кости скелета скреплялись длинными прутьями. Один из них пропускали сквозь позвоночный столб, два других помещали вдоль позвоночника, по обеим сторонам. Верхние концы прутьев были воткнуты в затылочное отверстие черепа, с которого также удалялись мягкие ткани. Такие же прутья были уложены вдоль длинных костей рук и ног с внутренней стороны. Все кости скелета вместе с прутьями были обернуты травой. Полученный таким способом манекен, основой которого являлся скелет умершего, обряжали в кожаные, шерстяные или меховые одежды и выставляли на обозрение для совершения обряда перед погребением (Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 85, 86; Кузьмин Н.Ю., 1985а, с. 47, 48; Кузьмин Н.Ю., Варламов О.Б., 1988, с. 150–152; Павлов П.Г., 1987, с. 111, 112). Находки нескольких сотен столь своеобразных «мумий» в склепах дали возможность Н.Ю. Кузьмину найти приемлемое объяснение распространению на тесинском этапе так называемых частичных захоронений. В небольших грунтовых ямах, расположенных чаще всего недалеко от курганов-склепов, хоронили определенные части трупов, отчленявшиеся при подготовке к «мумификации» (Кузьмин Н.Ю., 1985, с. 48; 1985б; 1988, с. 68–78; Кузьмин Н.Ю., Варламов О.Б., 1988, с. 149, 150).

Сочетание в одном периоде трех типов погребальных памятников – больших курганов-склепов, грунтовых могильников и впускных захоронений в каменных оградах более древних эпох – не находит убедительного объяснения. Скорее всего это явление отражает сложность этнической и социальной структуры общества. Могильник Тепсей VII дает свидетельства о появлении в этот период среди населения социальной прослойки, занимавшей более высокое положение. Эту категорию лиц хоронили на отдельном участке кладбища, на мысу, в стороне от погребений рядовых членов общины, в глубоких ямах с подбоем. Таких могил только семь. Одно захоронение из этой группы совершено нс в подбое, а в срубе с монументальным каменным намогильным сооружением. Некоторые принадлежности одежды и украшения, положенные с умершими в эти могилы, отличаются относительным разнообразием и нестандартностью (Пшеницына М.Н., 1979, с. 85). В могильнике Каменка V обнаружены три могилы, сопровождающий инвентарь в которых также свидетельствует о знатном происхождении захороненных (Шер Я.А., Савинов Д.Г., Подольский Н.Л., Кляшторный С.Г., 1968, с. 150).

О жилых постройках и облике поселков обитателей Минусинских степей в последние века до нашей эры богатый и красочный материал дают петроглифы на скалах горного хребта Бояры, известных в литературе под названием Малой и Большой Боярских писаниц (табл. 93, 63). Исследователями писаниц выделено два типа изображенных на них жилищ – четырехугольные бревенчатые срубы с четырехскатной пирамидальной крышей и жилища типа юрт, причем, бревенчатые дома – зимние, а жилища, напоминающие юрты, – летние (Грязнов М.П., 1933; Дэвлет М.А., 1965). Поселения последних веков до нашей эры в Минусинских степях мало исследованы. Культурный слой II–I вв. до н. э. обнаружен в пункте Новая Черная VI (Вадецкая Э.Б., 1968, с. 182). Обследовано два кольцевых городища с земляными валами и рвами у с. Троицкое (Кызласов Л.Р., 1963, с. 159, 163). Такого же типа городища известны у сел Усть-Ерба, Знаменка и др. (Киселев С.В., 1951, с. 251, 252; Кызласов Л.Р., 1963, с. 163; Абсалямов М.Б., Мартынов А.И., 1979, с. 77–82). Их изучение подтверждает выводы, полученные при исследовании петроглифов: во II–I вв. до н. э. на среднем Енисее были поселки, состоявшие лишь из наземных построек – бревенчатых изб и жилищ типа юрт.

Ценный материал дают находки трех кладов – Аскыровского, Косогольского и Знаменского. Аскыровский клад обнаружен А.Н. Липским в насыпи кургана. В его составе – железные орудия и бронзовые украшения, убедительно датированные II–I вв. до н. э. (Кызласов Л.Р., 1960, с. 163). Косогольский клад случайно обнаружен при строительных работах на берегу оз. Большой Косоголь (Нащекин Н.В., 1967, с. 163–165). С.С. Миняев (1978), производивший спектральный анализ вещей клада, рассматривает этот комплекс как «клад литейщика», т. е. собрание «бронзового лома, предназначенного для переплавки». Косогольский клад особенно ценен тем, что позволяет датировать большую серию (не менее 300) аналогичных вещей из случайных находок, происходящих из Минусинских степей, в собраниях конца прошлого столетия и начала XX в. (Дэвлет М.А., 1980б). Знаменский клад открыт при исследовании ограды тагарского кургана, расположенного рядом с валом, окружавшим городище у с. Знаменка. Клад обнаружен в ямке, закрытой сверху большим глиняным черепком с рельефным орнаментом. Основную часть клада составляли бусы и подвески (несколько тысяч) из цветного стекла, фарфора и полудрагоценных камней, а также раковин каури. Золотые украшения представлены массивным спиральным браслетом, двумя серьгами с пирамидками из зерни, литой бляшкой с вихревым орнаментом, круглыми бляшками, пронизками-подвесками из шариков зерни, бляшкой со вставками из бирюзы, мелким золотым бисером (около 2 тыс.), четырьмя булавками из золотой проволоки, навитой на железный стержень, и двумя булавками из золотого листа, обернутого вокруг железного стержня, украшенными зернью. В кладе найдены также два железных кинжала с клинками, обтянутыми листовым золотом, множество серебряных блях от конского убора и разные золотые и серебряные заготовки и обломки. Состав клада позволяет считать его кладом ювелира (Подольский М.Л., Тетерин Ю.В., 1979, с. 266, 267).