Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 64 страниц)

Исторические судьбы хунну, оставшихся в Центральной Азии, не выяснены из-за плохой изученности археологических памятников населения Монголии II–V вв. Отдельные элементы культуры хунну прослеживаются в культуре тюркоязычного населения Центральной Азии VIII–IX вв. Конструкция сложного лука уйгуров была аналогична устройству лука хунну, а керамика уйгуров – вазы с вертикальным лощением – напоминает вазообразные сосуды хунну (Кызласов Л.Р., 1969а, с. 74, 75, рис. 24; 1979, рис. 121, 137). Подобно хунну, уйгуры строили крепости, прямоугольные в плане, которые были опорой их господства в покоренных землях. Вероятно, не случайно в китайских источниках (Бичурин Н.Я., 1950а, с. 214) указывается, что язык хунну сходен с языком племен хойху (ойхор, уйгуров), входивших позже в состав тюркоязычных по преимуществу племен теле, что говорит в пользу мнения о тюркоязычности хунну. Китайские династийные хроники считают потомками хунну алтайских тюрок, ссылаясь при этом на тюркские легенды, повествующие о происхождении тюрок от хунну.

Глава четвертая
Лесостепь Зауралья и Западной Сибири

Ранний железный век лесостепи Западной Сибири
(В.А. Могильников)

Здесь рассматриваются культуры западносибирской лесостепи, охватившие пространство от восточных склонов Урала до междуречья Иртыша и Оби, включая на востоке среднее течение р. Омь. Это – огромная территория, протяженностью около 1500 км с запада на восток и до 400 км с севера на юг. Расположенные в этом ареале культуры и группы памятников, выделенные в культурно-этнические типы, имели ряд общих черт, обусловленных общими элементами генезиса, а также тесными взаимными контактами. К концу I тысячелетия до н. э. – началу I тысячелетия н. э. вся эта территория оказалась занятой одной саргатской культурой. Однако изученность этого огромного ареала неравномерна. Наиболее исследованы районы лесостепного Зауралья и Прииртышья.

Изучение памятников лесостепи Зауралья и Западной Сибири началось в 60-70-х годах XIX в. и первоначально проводилось краеведами-любителями, занимавшимися преимущественно раскопками курганов и сбором сведений о находках древних предметов, местоположении городищ и курганных могильников (Зырянов А.Н., 1863; 1881; Голодников К., 1879; Словцов И.Я., 1884 и др.). Позднее эту работу проводили в небольшом объеме специалисты-археологи и полупрофессионалы (Анучин Д.Н., 1887; Уваров Ф.А., 1887; Зограф Н.Ю., 1879; Heikel А., 1894; Минко М.К., 1907; ОАК за 1894, 1896 гг.; Толмачев В.Я., 1913). Сведения о городищах и курганах по левым притокам Тобола, Исети и Пышме, поступившие в Археологическую комиссию, были систематизированы А.А. Спицыным (1906б), поднявшим вопрос о назначении зауральских городищ, их соотношении с курганами и связях с древностями Прикамья и Минусинских степей. Большой материал к археологической карте восточных склонов Урала и прилежащей части лесостепи был собран В.Я. Толмачевым (1913). Однако в целом дореволюционные исследования не были систематическими, не шли дальше сбора фактического материала и проводились часто на низком методическом уровне. Они не дали четкого представления об отдельных этапах развития населения Зауралья и Западной Сибири и специфике их культуры. При разрозненности имевшихся фактов исследователи даже не ставили эти задачи.

После революции, в 20-30-х годах, начинаются планомерные исследования памятников лесостепи Зауралья и Западной Сибири (Дмитриев П.А., 1928; Левашева В.П., 1928; 1948; Кипарисова Н.П., 1960; Сальников К.В., 1940; 1947; 1951; 1956). Впервые весь известный материал из курганов раннего железного века лесостепи Западной Сибири был обобщен П.А. Дмитриевым (1928, с. 187–190), который показал его своеобразие, отметил преобладание северной ориентировки погребенных и приблизительно одинаковый погребальный инвентарь. Выделив группу этих памятников в ареале от Зауралья до междуречья Иртыша и Оби, П.А. Дмитриев датировал их III в. до н. э. – I в. н. э. и высказал мнение о близости их культуры культуре сармат. Впоследствии, анализируя материал памятников Приобья, В.Н. Чернецов (1953б, с. 224, 240) отметил своеобразие культуры, впервые выделенной П.А. Дмитриевым (Мысовские, Саргатские, Коконовские курганы), но отнес ее не к сарматским, а к кочевым угорским племенам. Мнение об угорской принадлежности населения лесостепи Притоболья было поддержано и дополнительно аргументировано К.В. Сальниковым (1966, с. 124).

Первые широкие раскопки поселений и курганов были проведены К.В. Сальниковым в 40-50-е годы. Особое внимание он уделил городищу Чудаки, выявив специфику домостроительства, фортификации и своеобразие керамики этого памятника (Сальников К.В., 1940; 1947; 1951). Рекогносцировочные исследования еще ряда городищ (Большое и Малое Казахбаевские, Ипатовские и др.) и раскопки Царева кургана на Тоболе позволили ему объединить все эти памятники и выделить особую гороховскую культуру (Сальников К.В., 1947, с. 235; 1962а, с. 23; 1962б).

Массовые полевые исследования 60-70-х годов, проведенные Уральской экспедицией Уральского университета под руководством В.Ф. Генинга, Иртышским отрядом Института археологии АН СССР под руководством В.А. Могильникова и экспедицией Северо-Казахстанского музея и Петропавловского пединститута под руководством Г.Б. Здановича создали основу для дифференциации представлений об облике культуры лесостепи Зауралья и Западной Сибири. Были окончательно обособлены саргатская и гороховская культуры (Сальников К.В., 1962а, с. 23; Могильников В.А., 1970, с. 180, 181; 1972а; 1972б, с. 132, 133; Стоянов В.Е., 1969а; 1969б; 1970, с. 242, 243), а также выделены памятники начала железного века: носиловского и воробьевского типов – в Притоболье, баитовского – в Притоболье и Приишимье (Стоянов В.Е., 1969а, с. 59; 1969б, с. 6, 7). При этом поселенческие комплексы, исследованные в Притоболье, были названы В.Е. Стояновым (1969а, с. 58, 59; 1969б, с. 7) речкинскими по раскопанному им поселению Речкино II. В дальнейшем была признана их принадлежность к саргатской культуре.

В 80-х годах активные полевые исследования баитовских и саргатских памятников были осуществлены А.В. Матвеевым и Н.П. Матвеевой на нижней Исети и среднем Тоболе. По результатам раскопок опубликованы материалы Тютринских курганов саргатской культуры (Матвеев А.В., Матвеева Н.П., 1985, с. 69–76) и изложена периодизация саргатских могильников Притоболья с выделением комплексов III–II вв. до н. э.; II в. до н. э. – I в. н. э.; I–II вв. (Матвеева Н.П., 1985а, рис. 6). В прилежащую к восточным склонам Урала часть лесостепи распространяются также памятники иткульской и каменогорской культур, основной ареал которых локализуется в горнолесном Зауралье.

Указанные культурные комплексы исследованы неравномерно. Наиболее хорошо изучены памятники саргатской культуры (V в. до н. э. – III–IV вв. н. э.). В меньшей степени известны памятники гороховской культуры (V–II–I вв. до н. э.), в материале которой прослеживаются сарматские черты, а сама культура, по облику близкая саргатской и составлявшая с ней одну этнокультурную общность, представляла нечто вроде буфера между обширными ареалами сармат на западе и саргатской культуры на востоке. Наименее изучены памятники воробьевского, баитовского и носиловского культурно-этнических типов. Памятники носиловского и баитовского типов, представлявшие локальные варианты одной, баитовской, культуры, наиболее близки между собой, что проявляется в одинаковой конструкции жилищ, частью – в формах и орнаментации керамики, а также в примеси песка к глиняному тесту. Носиловское население, располагаясь к западу от баитовского, преимущественно на средней Исети, тесно контактировало с «баитовцами» на нижней Исети и в Среднем Притоболье. «Баитовцы» жили главным образом восточнее – в Среднем и Нижнем Приишимье, Притоболье и по Тоболу доходили до Иртыша (карты 16; 17). Носиловские памятники – наиболее ранние (VII–VI вв. до н. э.), частично синхронны с ними баитовские (VII–IV вв. до н. э.). В VI в. до н. э. на Исети на месте носиловских памятников появляются воробьевские, локализующиеся преимущественно на левобережье среднего Тобола, средней и отчасти верхней Исети (карта 18). По обильной примеси в керамике талька, орнаментации ее гребенчатым штампом, форме пряслиц, вырезанных из обломков сосудов, и каменных курильниц воробьевские памятники представляют как бы своеобразную юго-восточную периферию иткульской культурной общности. Но в то же время по форме некоторых сосудов и примеси талька в глиняном тесте воробьевская керамика близка и гороховской посуде.

Памятники VII–VI вв. до н. э. в лесостепи Прииртышья исследованы слабо. В.Е. Стоянов (1969б, с. 7; 1970, с. 248) относил к ним памятники так называемого розановского типа, выявленные на Иртыше. Однако работы В.А. Могильникова и Л.Н. Коряковой показали, что «розановские памятники» представляют собой поселенческие комплексы саргатской культуры Прииртышья последних веков до нашей эры. В материале памятников VII–VI вв. до н. э. лесостепного Прииртышья прослеживается сочетание двух разнородных элементов – северного, представленного керамикой с крестовой орнаментацией красноозерского типа, и южного – с резными узорами типа «елочки» и треугольных фестонов, получившего дальнейшее развитие в саргатской культуре.

Памятники носиловского и баитовского типов – баитовская культура (VII–IV вв. до н. э.).

Памятники носиловского и баитовского типов были выделены В.Е. Стояновым, определившим их ареалы и описавшим особенности поселений, фортификации, домостроительства и характерные черты керамики. Он считал возможным объединять их в рамках одной культуры (Стоянов В.Е., 1969а; 1969б; 1969в; 1970, с. 240–242, 248, 249; 1975, с. 130–133). Памятники носиловского типа локализуются в основном на средней и отчасти нижней Исети, а также на левобережье среднего Тобола между устьями Куртамыша и Исети (карта 16). Свое название они получили от Носиловского II поселения, где были раскопаны остатки трех жилищ и выявлен характерный комплекс керамики «носиловского» типа (табл. 115) (Стоянов В.Е., 1975, с. 115–130). Памятники баитовского типа размещаются в основном восточнее и северо-восточнее носиловских. Они занимают среднюю и нижнюю Туру с Ницой, правобережье среднего и нижнего Тобола и отчасти его левобережье, а также – лесостепное междуречье Ишима и Тобола и Среднее Приишимье (карта 17). Название им дано по городищу Баитово, исследованному рекогносцировочно в Среднем Притоболье. На нижней Исети и среднем Тоболе располагалась зона тесного контакта носиловского и баитовского населения, поэтому на поселениях этого района керамика носиловская и керамика баитовская встречаются вместе и из-за своей близости слабо различимы.

Карта 16. Распространение памятников носиловского типа.

а – селища, исследованные рекогносцировочно; б – селища, исследованные раскопками; в – находки носиловской керамики на гамаюно-иткульских городищах; г – находки носиловской керамики на баитовских городищах; д – находки носиловской керамики на баитовских поселениях.

1 – Лужки IV; 2 – Зотино II; 3 – Затеченекое; 4 – Сухрино I; 5 – Сухрино II; 6 – Воробьево; 7 – Мыльниково; 8 – Носилово II; 9 – Боровое (Шляпина); 10 – Прыгово; 11 – Ботинки II; 12 – Архангельское; 13 – Закоулово; 14 – Темляки; 15 – Губино; 16 – Карагужево; 17 – Старое Лыбаево; 18 – Гладунино; 19, 20 – Увал IV, V; 21 – Коркино III; 22 – Боровушинское; 23 – Поспелово II; 24 – Скородум III; 25 – Скородум I.

Карта 17. Памятники баитовского типа.

а – городища, известные по разведкам; б – городища, исследованные раскопками; в – селища, известные по разведкам; г – селища, исследованные раскопками; д – воробьевские селища с находками баитовской керамики; е – находки баитовской керамики в насыпях курганов других культур.

1 – Звериноголовское V; 2 – Закоулово; 3 – Язево; 4 – Темляки; 5, 6 – Речкино I, II; 7 – Байтово; 8 – Калмацкий бугор; 9 – Гладунино; 10 – Увал I, IV, V; 11 – Высокая Грива; 12 – Чистолебяжье; 13 – Бочанцево; 14–16 – Коркино II–IV; 17 – Старопереладово; 18 – Губино; 19 – Новошадрино II; 20 – Суерка I; 21 – Калинино; 22, 23 – Скородум I, III; 24 – Бызово; 25 – Старое Лыбаево; 26 – Черное II; 27 – Юрта-Бор XX; 28 – Цытырлы; 28а – Чатаново III; 29 – Караульный Яр; 30 – Сумкино (Бергилька); 31, 32 – Прыгово I, II; 33 – Барино; 34 – Усть-Терсюкское; 35, 36 – Бархатово I, II; 37, 38 – Рафайлово II, I; 39, 40 – Ботники II, Iа; 41 – Ингалинка; 42 – Верх-Ингалинка; 43 – Верх-Ингалинский Борок I; 44 – Слобода Бешкильская; 45 – Юдино; 46 – Кашино; 47 – Лыжино; 48 – Городок; 49 – Калугино; 50 – Голышево; 51 – Верхний Бор II; 52 – Курья; 53 – Мыс II; 54 – северный берег Андреевского озера I; 55 – южный берег Андреевского озера I; 56 – Дуван; 57 – Ипкуль VIII; 58 – Матуши II; 59 – Семискуль; 60 – Прохорово; 61, 62 – Старорямовское I, II; 63 – Глубокое; 64 – Снегирево; 65 – Полое I; 66 – Шабурово II; 67 – Локти; 68, 69 – Харламово I, II; 70 – Фоминцево; 71, 72 – Черемуховое озеро I, II; 73 – Сухое; 74, 75 – Бельковское I, II; 76 – Пеганово; 77 – Карьково: 78 – Петровка I; 79 – Карлуга I; 80 – Борки II; 81 – Нагорное; 82 – Лихачево; 83 – Стрехнино I; 84 – Тушнолобово; 85 – Заворохино II; 86 – Логиново V; 87 – Узлово.

Н.П. Матвеева (1986а, с. 90), исследовавшая несколько поселений с баитовскими комплексами на нижней Исети, не выделяет отдельно памятники носиловского типа, рассматривая их как баитовские в рамках единой баитовской культуры. Объединение памятников названных типов в одну культуру обоснованно, поскольку между носиловскими и баитовскими комплексами много общего в конструкции жилищ, формах и орнаментации керамики, что говорит об их однокультурности в рамках локальных вариантов культуры. В последующем изложении будут показаны общие и особенные черты памятников носиловского и баитовского типов одной баитовской культуры.

Памятники носиловского типа представлены неукрепленными поселениями. В отличие от этого, среди баитовских имеются также городища. Целая система из четырех баитовских городищ находится на правобережье среднего Тобола близ устья р. Суерь. Погребения носиловского и баитовского типов не выявлены. Раскопки проведены на семи носиловских поселениях, среди которых наиболее полно исследовано Носиловское II селище (Стоянов В.Е., 1975, с. 115–127). Баитовские поселения раскапывались на нижней Исети (Рафайлово; Ботники II; Ингалинский борок), среднем Тоболе (городища Увал IV; V) и на Ишиме (Карлуга I; Борки II; Узлово; Лихачево). Лихачевское городище раскопано полностью. Кроме кратких информаций (Зданович Г.Б., 1967; Матвеева Н.П., 1986б, с. 191) и статьи В.Е. Стоянова (1969в) о многослойном городище Узлово, ни один из раскапывавшихся памятников не опубликован.

Почти все исследовавшиеся носиловские поселения не однослойны и содержат материалы более позднего времени, поэтому размеры собственно носиловских селений установить трудно. По мнению В.Е. Стоянова (1975, с. 128), чистый носиловский комплекс зафиксирован в разрезе жилищной впадины Прыговского селища. Поселения носиловского и баитовского типов расположены по берегам рек и озер на мысовидных выступах, останцах и возвышениях надпойменных и коренных террас.

Размеры баитовских поселений сильно варьируют. Укрепленная площадка Лихачевского городища чуть превышала 1200 кв. м, а Баитовского – составляла около 8600 кв. м. К тому же, прилежащее к укреплениям Баитовского городища селище простиралось еще почти на 100 м, образуя поселок общей площадью около 20 тыс. кв. м. Средняя мощность культурного слоя поселений 0,4–0,5 м, а в углублениях котлованов жилищ – до 0,7–0,8 м. Для баитовских городищ характерны замкнутые линии дерево-земляных укреплений. Площадки городищ окружены кольцевым или полукольцевым валом с разрывами-проходами и рвом. Валы невысокие, сильно оплывшие. К примеру, вал Баитовского городища имел высоту 0,5 м при ширине 7-12 м, ров – глубину 0,5 м при ширине 7 м. В северо-западной части вала находился проезд на городище (ширина 7-10 м; табл. 116, 1). Площадка Лихачевского городища защищена кольцевым рвом глубиной 0,5–0,6 м, в котором, вероятно, был установлен частокол. В южной и восточной частях укрепления были проходы, причем южный представлял простой проем в стене-частоколе, а восточный, возможно, был ограничен по сторонам двумя бревенчатыми башнями с углубленной до 1,5 м подземной частью. С северной стороны сохранились остатки небольшого вала (Зданович Г.Б., 1967, с. 137; Стоянов В.Е., 1975, с. 130). На городище по кругу плотно друг к другу стояло восемь жилищ, оставляя в центре незастроенную площадку (около 200 кв. м), предназначавшуюся, вероятно, для загона скота. Баитовское городище также густо заполнено впадинами от жилищ, расположенными частью по кругу вдоль вала, частью – без определенного порядка. Но около центра площадки тоже оставался свободный от построек участок.

Для памятников носиловского и баитовского типов характерны обособленные прямоугольные однокамерные жилища с канавкой по периметру котлована, фиксирующей основание стен. На месте входа канавки разомкнуты, и по сторонам проема (ширина около 1 м) находятся ямки от столбов, служивших, по-видимому, для крепления дверей и стен. Судя по правильной, почти квадратной, форме контура канавок и продолговатым углублениям на дне, можно полагать, что стены жилищ были бревенчатыми, а нижние венцы углублялись в землю. Данных о конструкции кровли нет. В средней части жилищ на полу располагались открытые очаги. На Носиловском II поселении очаг ограничивался незамкнутой овальной канавкой, на дне которой находились зола, уголь и куски прокаленной супеси из очага (табл. 115, 1). Площадь жилищ колеблется от 35 до 80 кв. м. На Лихачевском городище вскрыто восемь таких жилищ, на поселении Карлуга I – два, на Носиловском II – три. Баитовские жилища исследованы также на городищах Рафайлово, Ботники II, Увал IV, V, поселениях Ингалинский борок, Узлово и др. Часть жилищ, раскопанных на баитовских памятниках, имела слабоуглубленный в материк котлован без канавок по периметру. Такие жилища исследованы на поселениях Увал IV и V (табл. 116, 14). Очаги и них располагаются на полу или на небольшом специальном материковом возвышении. На поселении Ботники II вскрыто двухкамерное баитовское жилище, близкое по конструкции саргатским (Матвеева Н.П., 1986б, с. 191).

Основную массу материала памятников носиловского и баитовского типов составляет керамика. Сосуды изготовлены из глины с примесью песка ленточным нелепом. Обжиг костровый неровный, но черепок плотный и прочный светло-коричневого или серовато-коричневого цвета. Поверхность в большинстве случаев имеет штрихи от заглаживания пучком травы, щепкой или зубчатым штампом. Обычно поверх штрихов они дополнительно заглажены мягким предметом. Толщина стенок сосудов и их шеек почти одинакова и у большинства составляет 4–7 мм. Днища иногда утолщены. Сосуды круглодонные, преимущественно с яйцевидным, реже – шаровидным туловом, прямой, почти вертикальной, наклонной или дуговидно отогнутой шейкой и плоским, реже – закругленным или приостренным венчиком (табл. 115; 116). Для носиловских сосудов характерна короткая низкая шейка (табл. 115), у баитовской керамики шейки имеют относительно большую высоту (табл. 116). Количественно преобладают горшки с невысокой шейкой и профилированными плечиками. В небольшом числе представлены чаши без выраженной шейки (табл. 115, 9; 116, 19, 20, 25). Преобладают сосуды средних и крупных размеров, диаметр по венчику около 23–35 см, редко – до 40 см.

Верхняя часть большинства сосудов орнаментирована, на Носиловском II поселении – около 79 % сосудов. На керамике носиловского типа узор покрывает шейку и плечико или только шейку и очень редко – только перегиб или плечико. В орнаментации преобладают оттиски гребенчатого штампа и круглоямочные вдавления. Ямки обычно расположены в один ряд по шейке и (редко) оттиснуты с внутренней стороны, образуя на наружной поверхности «жемчужины» (табл. 115, 8, 12, 16, 17, 20, 21, 23, 28, 30, 31). Последние более характерны для керамики баитовского типа. Оттиски гребенчатого штампа длинные, с прямоугольными вдавлениями средней величины и реже – с треугольными отпечатками зубьев от наклонно поставленного зубчатого штампа (табл. 115, 6–8, 10, 11, 13–16, 18, 21, 22, 25, 27–31). Они образуют узоры типа горизонтальной «елочки», рядов наклонных и вертикальных вдавлений, реже – зигзага, решетки, «шагающей гребенки» и столбиков из горизонтальных отпечатков (табл. 115, 11, 29). Два последних орнаментальных мотива весьма характерны для декора керамики иткульской культуры горнолесного Зауралья (Бельтикова Г.В., 1977, рис. 1, 1, 3, 5, 6). На Носиловском II поселении гребенчатые и ямочные узоры составляют 94 % элементов орнамента (Стоянов В.Е., 1975, с. 125). Редко встречаются резные узоры и треугольные ямочные вдавления (табл. 115, 19). Оттиски из наклонно поставленной гребенки или ямок находятся также по срезу венчиков сосудов (табл. 115, 6, 11–16, 25, 30).

Орнаментация баитовской керамики отличается в деталях от носиловской. Здесь также орнаментировано большинство сосудов: на Узловском поселении – 96 % всей керамики. Элементы орнамента представлены главным образом круглоямочными вдавлениями и выпуклостями-«жемчужинами», а также треугольными оттисками уголка палочки или лопаточки, резными линиями и оттисками зубчатого штампа. Орнамент располагается преимущественно по шейке и плечикам сосудов, иногда проходит только по шейке или только по плечикам. Дно и тулово обычно не орнаментированы. Лишь иногда конические ямки рядами или в беспорядке покрывают тулово (табл. 116, 19, 26). Венчики сосудов часто покрыты наклонной насечкой (табл. 116, 18, 23, 25, 28). На Узловском поселении орнаментировано около 88 % венчиков. На городищах Увал I, IV, V их значительно меньше, что отражает, очевидно, локальные, а возможно, хронологические различия. Композиции орнамента представлены горизонтальными рядами круглых ямок, «жемчужин», наклонных нарезок, оттисков уголка палочки и зубчатого штампа (табл. 116). Эпизодически встречаются узоры типа «елочки», зигзага, пересекающихся линий, треугольников. Чаще орнаментальные композиции включают различные элементы. Обычно это круглые и треугольные ямки в сочетании с нарезками или отпечатками зубчатого штампа (табл. 116, 18, 19, 23, 24, 28). Но в узорах может быть и один элемент – как правило, ямки и «жемчужины» (табл. 116, 21, 22, 26, 27).

По сравнению с носиловской керамикой на баитовской выше доля ямочно-«жемчужного» узора и меньше свойственной носиловской посуде зубчатой «елочки», а также почти нет зубчатой качалки и столбиков из горизонтальных оттисков гребенки. Такие оттиски на носиловской керамике (табл. 115, 11, 29, 31), возможно, отражают влияние иткульской культуры.

Вещевой инвентарь на памятниках носиловского и баитовского типов малочислен. На носиловских поселениях не обнаружены вещи из железа, не встречены также следы его выплавки или ковки. В баитовском жилище городища Увал V найдена железная булавка с шаровидной головкой (табл. 116, 15), подобная известным в скифо-сакских памятниках и на Иткульском городище VI–IV вв. до н. э. (Сальников К.В., 1962а, рис. 7, к). Основные орудия труда и предметы вооружения делали из бронзы, кости, камня и дерева. Изделия из железа, видимо, только начинали входить в обиход. На это, помимо упомянутой булавки, указывает находка у д. Боровая в Нижнем Притоболье (баитовский ареал) биметаллического чекана (табл. 116, 10), датируемого по аналогии из Уйгарака VII–VI вв. до н. э. (Вишневская О.А., 1973, табл. XX, 1). Вероятно, первые (VII–VI вв. до н. э.) изделия из железа, в том числе оружие (табл. 116, 12), в лесостепном Притоболье и Приишимье были импортными.

Для обработки дерева и рыхления земли могли пользоваться бронзовыми кельтами. Они обнаружены на Воробьевском поселении, Лихачевском городище, а также в виде случайных находок на средней Исети и Тоболе (табл. 115, 3; 116, 5) (Чернецов В.Н., 1947, рис. 22, 3, 7; Сальников К.В., 1965, рис. 1, 2). Бронзовые ножи без выделенной рукояти, подобные найденному на Носиловском II поселении (табл. 115, 5), имели многоцелевое назначение и были широко распространены. Часть бронзовых кельтов и ножей, видимо, поступала от населения иткульской культуры горнолесного Зауралья, где найдены формы для отливки этих предметов (Сальников К.В., 1962а, рис. 6, ж; Бельтикова Г.В., Стоянов В.Е., 1984, с. 141, рис. 4, 7, 15), а часть, вероятно, отливалась на месте из лома, поскольку на баитовском Юдинском селище найдены обломки тиглей и литейной формы (табл. 116, 17). Каменные песты, аналогичные встреченному на Воробьевском поселении (табл. 115, 4), служили для разбивания твердых предметов, и возможно, для дробления руды. Такое назначение их засвидетельствовано на памятниках поздней бронзы Казахстана и иткульской культуры Урала (Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М., 1966, с. 240; Бельтикова Г.В., Стоянов В.Е., 1984, с. 139, рис. 3, 7). На городище Увал V и Юдинском селище найдены плоско-цилиндрические пряслица, сделанные из фрагментов керамики или глины и орнаментированные иногда зубчатыми и ямочными наколами (табл. 116, 6–8). На некоторых городищах и селищах обнаружены цилиндрические глиняные предметы неизвестного назначения, возможно грузила (табл. 116, 11, 16), иногда они изготовлены из талька (Викторова В.Д., 1969, с. 9).

Предметы вооружения представлены случайной находкой биметаллического чекана, кинжалом, бронзовыми трехлопастными втульчатыми и черешковыми наконечниками стрел и фрагментами костяных черешковых наконечников стрел (табл. 116, 2–4, 9, 10, 12). Украшения характеризует только железная булавка с шаровидной головкой (табл. 116, 15).

Носиловские памятники датированы В.Е. Стояновым VII–VI вв. до н. э. по вещам, встреченным в одном слое с керамикой носиловского типа, в частности, бронзовым ножом без выделенной рукояти (табл. 115, 5), аналогии которому имеются преимущественно в комплексах того времени (Кадырбаев М.К., 1966, рис. 5, 9; 43, 10, с. 389; Максимова А.Г., 1960, рис. 12, 4; Вишневская О.А., 1973, табл. XXI, 12). Здесь же, на Носиловском II поселении, обнаружен фрагмент керамики, орнаментированный крестовым штампом (Стоянов В.Е., 1975, с. 129, рис. 5, 5), характерным для посуды Томского могильника и городищ Завьялово 1, 5, датированных VII–VI вв. до н. э. (Комарова М.Н., 1952, рис. 21, 7; 22, 52; Троицкая Т.Н., 1968, рис. 47, а, д, ж; 1970, рис. 3, а, в). С керамикой носиловского типа соотносят также обнаруженные на Воробьевском поселении бронзовый кельт с перегородкой и валиковым орнаментом (табл. 115, 3) (Стоянов В.Е., 1975, с. 129), датируемый VIII–VI вв. до н. э. (Чернецов В.Н., 1947, с. 68), и обломок каменного песта (табл. 115, 4), который можно датировать концом II – первой третью I тысячелетия до н. э. (Черников С.С., 1960б, с. 45, табл. XXXIX, 7; LXXVIIa, 11; Заднепровский Ю.А., 1962, с. 33, 64, табл. XXIX, 18; Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М., 1966, табл. XI, 2). Наконец, сосуд носиловского типа найден на Карьковском поселении на Ишиме вместе с крестовой керамикой VIII–VII вв. до н. э. (Генинг В.Ф., Евдокимов В.В., 1969, с. 63).

Хронология баитовских комплексов устанавливается по ограниченному числу находок. В жилище 3 Лихачевского городища обнаружен бронзовый кельт с перегородкой во втулке, орнаментированный валиками. По пропорциям он напоминает ананьинские кельты и датируется VII–IV вв. до н. э. (Чернецов В.Н., 1947, с. 71; Кузьминых С.В., 1983, с. 175, табл. LIX, 6). Подобный же кельт происходит из д. Баитово и, возможно, связан с Баитовским городищем (табл. 116, 5) (Сальников К.В., 1965, рис. 2, 8). На городище Увал V вместе с баитовской керамикой найдена, как упоминалось, железная булавка с шаровидной головкой, аналогичная известными скифо-сакских памятниках VI–IV вв. до н. э. (Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, рис. 80, табл. 1, 2, 3; Петренко В.Г., 1978, с. 15, табл. 9, 30–35), а на Юдинском селище – бронзовый трехлопастный наконечник стрелы со скрытой втулкой IV–III вв. до н. э.

Таким образом, время бытования памятников баитовского типа определяется в пределах VII–IV вв. до н. э. Но скорее всего верхним рубежом является именно первая половина IV в. до н. э., поскольку в конце V–IV в. до н. э. на баитовской территории распространяются памятники гороховской и саргатской культур.

Происхождение носиловского и баитовского культурных комплексов связано с местными культурами периода поздней бронзы Притоболья и Приишимья, представленными памятниками с керамикой бархатовского типа, к которым относятся поселения Бархатово; Ново-Шадрино II; городища Красногорское; Кучум-гора и др. (Стефанов В.И., Корочкова О.Н., 1984, с. 85–88; Голдина Р.Д., 1969, табл. 73–75). Керамика этих памятников с орнаментацией из рядов ямок, «жемчужин» в сочетании с насечками и оттисками зубчатого штампа в Притоболье и Приишимье трансформируется в баитовскую, а на средней Исети, испытав воздействие позднебронзовых межовских и раннеиткульских компонентов, – в носиловскую. Контактами с лесным населением объясняется появление на носиловской керамике архаичной орнаментации в виде качалки (табл. 115, 11, 19), восходящей к культурам лесного Зауралья периодов ранней и развитой бронзы (Косарев М.Ф., 1981, рис. 18, 1; 29, 5). Специфика генезиса при общей этнокультурной подоснове обусловила черты сходства и различия в культуре населения носиловского и баитовского типов.

Отмеченные особенности орнаментации носиловской керамики указывают на связи носиловского населения с этносом иткульской культуры, наложившие специфическую окраску на облик декора носиловской посуды. В Притоболье баитовское население находилось в тесных контактах с населением, оставившим памятники воробьевского типа. Об этом свидетельствуют совместные находки воробьевской и баитовской керамики на поселениях (городища Рафайлово; Увал IV, V; Старое Лыбаево; селишь Речкино I и др.) (Стоянов В.Е., Ширяев А.Г., 1964, табл. III, 1, 5). На Баитовском городище доля керамики баитовского типа 85 %, воробьевского – 15 %. На Лихачевском городище встречен сосуд воробьевского типа (Стоянов В.Е., 1975, с. 132). В VI в. до н. э. воробьевское население сменило «носиловцев» на средней Исети и вступило в тесный контакт с «баитовцами» на нижней Исети и в Среднем Притоболье.