Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 64 страниц)

Мавзолей Баланды 3 уже лишен обходного коридора. Все здание со стенами из чередующихся рядов пахсовых блоков и сырцовых кирпичей (28–30×48-50×10 см) поставлено на полутораметровый цоколь (табл. 8, 3). Внутреннее пространство разделено на четыре сектора проходящей по диаметру основной стеной с проходом и перпендикулярными ей стенками с проходами вдоль основной стены. Следы интенсивного горения зафиксированы лишь в северных секторах, все здание заполнено песчано-глинистыми намывами (рис. 8, 3).

Поздний тип мавзолеев представлен погребальным сооружением Асар (табл. 8, 10). Вокруг мавзолея прослежен ров, а сам он воздвигнут на невысоком (0,5 м) цоколе. Стены здания построены из чередующихся рядов пахсовых блоков и сырцовых кирпичей (50×30×12 см) на толстом слое раствора с примесью большого количества самана. Вход в мавзолей, как обычно, вел с юга, где в стене сохранились две ступеньки. Все внутреннее пространство разделено на две половины проходящей по диаметру стеной с проходом, сдвинутым от центра к югу. На глиняных с саманом обмазках пола и стен зафиксированы мощные слои песчано-глинистых натеков и намывов. В заполнении мавзолея, состоящем из перегнивших органических остатков, большого числа разрозненных человеческих костей, перемешанных с кусками камышово-тростниковых настилов и обломков дерева (в том числе фрагментов деревянных гробов и носилок с резными плашками; табл. 7, 2), практически не имелось следов огня, за исключением северо-восточного угла, где был найден единственный обгорелый череп. Среди остатков погребального инвентаря сохранились бронзовые наконечники стрел, керамика, каменные и костяные бусы, деревянные и тыквенные сосуды, плетеные корзинки и другие вещи (табл. 7, 2, 5, 6).

Среди круглых в плане погребальных сооружений выделяется купольный мавзолей Баланды 2 (диаметр 16 м, сохранившаяся высота 4,5 м; табл. 8, 9). Вход в него расположен в южной части здания и оформлен в виде намечающегося портала с арочным перекрытием. Центральное круглое (диаметр 5,5 м) помещение, перекрытое ложным куполом, заключено в обвод анфилады из семи сводчатых помещений, разделенных на две части. Внешняя поверхность стен здания обработана 25 выступающими треугольными лопатками (Толстов С.П., 1962б, с. 174–177). Мавзолей был ограблен еще в древности, поэтому сохранились лишь остатки погребального инвентаря, керамический комплекс (в основном из расклинок сводов) и фрагменты деревянных гробов или носилок, подобных найденным на Бабиш-Мулле 2 и Асаре.

Исследование мавзолеев чирикрабатской культуры дает возможность считать, что среди основной их массы, вероятно, к наиболее ранним относятся сооружения с обходным коридором, где первоначально происходило горение (Кзылтепе, мавзолей 2 могильника Тагискен, нижний строительный горизонт Чирик 2 и др.) Центральная часть мавзолеев, возведенная на стилобате, делилась на четыре камеры. Впоследствии эти обходные коридоры могли выродиться во рвы, прослеживаемые вокруг подобных, но самых поздних зданий (например, Асар). Внутренняя планировка также постепенно меняется, теряя свою «крестообразность» и сохраняя лишь деление на две половины. Судя по натекам на обмазках стен и полов, большинство таких мавзолеев не имело постоянного перекрытия. Несмотря на размеры, большие мавзолеи чирикрабатской культуры, несомненно, предназначенные для захоронения знати (Бабиш-Мулла 2, Чирик-Рабат – круглое и квадратное сооружение), во многом сохраняют конструктивные особенности, свойственные основной массе мавзолеев. Так, в круглых погребальных зданиях Чирик-Рабата и Бабиш-Муллы 2 сохраняются крестообразная внутренняя планировка, обходной коридор, цоколь. Квадратное погребальное сооружение Чирик-Рабата с более поздними круглыми мавзолеями сближают двухкамерная планировка, невысокий цоколь и большой процент самана в обмазке стен и пола.

Планировка круглых мавзолеев с внутренним крестообразным пересечением стен могла иметь глубокие местные корни. Представляется несомненной связь чирикрабатских погребальных сооружений типа Кзылтепе, мавзолея 2 Тагискена и других со «шлаковыми» курганами и некоторыми ранними мавзолеями могильника Тагискен (мавзолей 6, планировка, обряд кремации), характерными для более раннего сакского населения этих районов (Толстов С.П., 1962б, с. 201, след.). Однако в погребальном обряде чирикрабатской культуры нельзя исключить определенные, вероятно южные, влияния, поскольку переход от кремации к труповыставлению наблюдается иногда в одних и тех же памятниках (мавзолей Чирик 2). Но наряду с этим отмечено и сосуществование обоих обрядов в разных одновременных памятниках. Сам факт перехода в погребальных сооружениях одного и того же типа от традиционного трупосожжения к труповыставлению мог происходить либо под влиянием каких-то изменений в религиозных представлениях, либо с появлением новой этнической группы населения.

Хронология.

На современном уровне знаний относительная хронология памятников чирикрабатской культуры может быть представлена в следующем виде: Этап I: нижний слой застройки и ранние укрепления на городище Чирик-Рабат, курган 1 и, может быть, круглое погребальное здание на городище (датировано концом IV или рубежом IV–III вв. до н. э.) (Толстов С.П., 1962б, с. 148; Трудновская С.А., 1963), нижний слой «Большого дома» и два нижних строительных периода «донжона» на Бабиш-Мулле 1, могильник Бабиш-Мулла 6, начало строительства, а возможно, и завершение постройки мавзолея Бабиш-Мулла 2. Этап II: Баланды 1 и 2, слой печек и частично верхний слой «Большого дома», а также верхний строительный период «донжона» на Бабиш-Мулле 1, Бабиш-Мулла 2, верхний слой Чирик-Рабата, часть мавзолея типа Баланды 3, Чирик 2, могильник Баланды 4. Этап III: частично верхний слой Бабиш-Муллы 1 и Чирик-Рабата, Сенгиркала, квадратное погребальное здание на Чирик-Рабате, мавзолей Асар.

Общая датировка памятников чирикрабатской культуры в пределах IV–II вв. до н. э., предложенная С.П. Толстовым (1962б, с. 136, след.), достаточно убедительна. Однако имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют внести некоторые уточнения.

По аналогиям в материалах сарматской культуры (особенно в близких территориально памятниках Южного Приуралья) предметам вооружения для начала раннего этапа может быть предложена дата рубеж V–IV вв. (курган на Чирик-Рабате, и возможно, начало строительства на Бабиш-Мулле 1).

Архитектурно-планировочные данные позволяют связывать начало постройки Бабиш-Муллы 1 с эпохой Ахеменидов. Тот факт, что постройка сатрапской резиденции (по нашему предположению) осталась незавершенной и была заброшена (на какое-то время), скорее всего можно связать с крахом Ахеменидской державы. В таком случае верхней границей этапа I условно может быть признан 330 г. до н. э. Керамические аналогии этому комплексу имеются в слоях Афрасиаб IБ (последняя четверть IV в. до н. э.) и Афрасиаб II (III в. до н. э.) (К исторической топографии древнего и средневекового Самарканда. С. 57, 58. Даты, предлагавшиеся ранее Г.В. Шишкиной, немного расходятся с указанными в этом издании), а также в кроющем слое Елькендепе III, верхняя дата которого IV в. до н. э. (Марущенко А.А., 1959б, с. 71).

Для датировки этапа II культуры существенны находки предметов греческого импорта на Баланды 1, 2 и Бабиш-Мулле 2. Датировка их определяется в пределах IV–III вв. до н. э., но исходя из исторической ситуации, время их появления в низовьях Сырдарьи может быть отнесено к последней трети IV в. до н. э., самое позднее – к началу III в. до н. э. Общая дата этого этапа – от последней трети IV в. до н. э. условно до середины III в. до н. э.

Для определения верхней границы этапа III и вообще верхней даты культуры особых данных нет. Протяженность этого этапа, судя по малой мощности культурных наслоений и малому количеству памятников, вряд ли была большой. Поэтому нет основания определять верхнюю границу их временем позже начала II в. до н. э., но нельзя исключить, что развитие ее завершается полностью в пределах III в. до н. э.

Материальная культура.

Керамика. Наиболее массовый и выразительный материал в археологическом комплексе чирикрабатской культуры – керамика. Отсутствие публикаций заставляет нас остановиться на характеристике керамики несколько подробнее. В основу стратиграфического анализа керамического комплекса положены материалы, полученные при раскопках городища Бабиш-Мулла 1 (прежде всего его «донжона»), стратиграфического и иных раскопов городищ Чирик-Рабат, Баланды, Сенгиркала, и лишь затем привлекались материалы исследования многочисленных поселений и погребальных памятников. В результате анализа удалось распределить чирикрабатскую керамику по трем хронологическим этапам. По технологическим признакам она делится на две группы: 1 – сосуды грубой ручной лепки, кострового обжига, домашнего изготовления; 2 – сосуды, сформованные с помощью гончарного круга, горнового обжига, ремесленного производства.

Керамика группы 1 составляет 32,4 % всех имеющихся в нашей коллекции сосудов. Можно говорить о 1936 сосудах, целых, археологически целых и фрагментированных, в составе многотысячной (около 60 тыс.) коллекции чирикрабатской керамики. Среди них представлены горшки, котлы, чаши, миски, сковороды-жаровни.

Горшки (табл. 10) составляют 77,3 % (486 экз.) общего числа сосудов группы 1. Они имеют плоское дно, диаметр которого близок или чуть меньше диаметра устья, вытянутое округлое тулово и отогнутый наружу простой, иногда чуть утолщенный или же утонченный край венчика. Преобладание лепных горшков того или иного типа по этапам не устанавливается. Подобные формы распространены на значительной территории в широкий хронологический период, но наиболее близкие аналогии находим в сакских памятниках VII–V вв. до н. э. средней Жаныдарьи и Инкардарьи (Толстов С.П., 1962б, рис. 104; Левина Л.М., 1979б, рис. 7, 8), памятниках савроматской и сарматской культур Нижнего Поволжья и Южного Приуралья (Смирнов К.Ф., Петренко В.Г., 1963, табл. 7, 8; Мошкова М.Г., 1963, табл. 7), а также в памятниках этапа I соседней джетыасарской культуры (см. табл. 19).

Среди горшков выделяется серия небольших сосудов усеченно-биконической формы, с резким перегибом тулова или горизонтальным валиком посредине (их всего 0,9 %). Они покрыты темно-серым ангобом и слегка подлощены. Найдены главным образом в погребальных сооружениях. Часть из них орнаментирована наколами и прорезными линиями (табл. 10, 1–3, 8-10).

Следует отметить горшковидные сосуды с цилиндрическими сливами, изредка встречаемые на поселениях в районе городища Чирик-Рабат, в могильнике Бабиш-Мулла 6 (табл. 10, 12). Эти сосуды, очевидно, непосредственно связаны с близкими формами, широко распространенными в более ранних сакских памятниках той же территории бассейна средней Жаныдарьи и Инкардарьи (Левина Л.М., 1979б, с. 187, рис. 9, 1, 2, 10–12).

Котлообразные сосуды встречаются гораздо реже, чем горшки. Они имеют относительно широкое устье, плоский или уплощенный бережок, иногда снабжены сплошными или петлеобразными ручками. В коллекции есть фрагменты полутора десятка таких сосудов.

Менее 3,2 % сосудов группы 1 составляют широко открытые миски с плавно округлыми стенками и утонченным краем. Близкую форму имеют немногочисленные невысокие чаши (табл. 10, 26–30). Аналогичные миски и чаши характерны и для керамического комплекса сакских памятников VII–V вв. до н. э. той же территории Жаныдарьи (Вишневская О.А., 1973, с. 154, табл. XXII; Левина Л.М., 1979б, с. 187, рис. 9). Тождественные чаши представлены в Актамском могильнике V–III вв. до н. э. в Фергане (Горбунова Н.Г., 1962) и памятниках Тянь-Шаня и Памиро-Алая, подобных сакскому могильнику Шарт (Бернштам А.Н., 1952). Различного размера сковороды-жаровни – относительно частая находка (10,2 %) на всех поселениях.

Лишь 30 % лепных сосудов украшены орнаментом. Он представлен прочерченными, волнистыми, зигзагообразными или угловыми узорами на плечиках и тулове сосудов, иногда дополненными точечными вдавлениями, а также насечками по бережку (табл. 10, 8-10, 37–42, 46, 61, 82). К этапу I относится лишь два сосуда с узором в виде насечек по венчику.

Удельный вес керамики группы 1 понижается от этапа к этапу. Так, на этапе I она составляет 39 %, а на этапе III – менее 27 %.

Сосуды группы 2 (ремесленного производства) изготовлены в подавляющем большинстве на гончарном круге быстрого вращения из хорошо промешенной и отмученной глины. Они имеют ровный обжиг и покрыты жидким беловатым или красно-коричневым ангобом.

По назначению и форме гончарной керамики выделяются хумы, хумчи, крупные горшковидные или корчаговидные сосуды, горшки, котлообразные сосуды, кувшины, фляги, миски, чаши и др.

Крупные толстостенные сосуды, предназначенные для хранения жидкостей и зерна (хумы, хумчи, крупные горшковидные или корчаговидные сосуды), отнесены нами к одному виду. Они изготовлены ленточной техникой и в подавляющем большинстве покрыты снаружи красно-коричневым ангобом (изредка – поверх беловатого), часто ангоб есть лишь в верхней части. Эти сосуды составляют 30 % гончарной керамики. По форме тулова и венчика они делятся на два типа, каждый из которых в свою очередь подразделяется на подтипы и разновидности. К типу 1 относятся сосуды с раздутым яйцевидным туловом, без шейки, с Т-образным венчиком и плоским бережком (табл. 11, 1, 3, 8, 9, 24). В высоту они достигают 1,5–1,8 м. Обычно наибольший диаметр тулова в полтора-два раза превышает диаметр венчика (25–50 см), который всегда несколько больше диаметра днища. Эти сосуды господствуют в материалах слоев этапа I, составляя там более 78 % керамики этого вида. Подтипы 1А и 1В с оттянутым внутрь венчиком и очень широким плоским бережком (ширина последнего у сосудов подтипа 1А – до 10–11 см), найдены главным образом в слоях этапа I (сосуды подтипа 1А – только там), гораздо реже – в слоях этапа II, составляя там менее 9 % сосудов данного вида. Сосуды подтипа 1С – с выступающим лишь наружу венчиком – распространены на этапе II (табл. 11, 13–15).

Сосуды типа 2 характеризуются меньшей раздутостью тулова, выраженной горловиной и округлым или треугольным в сечении венчиком. Этот тип также подразделяется на подтипы и разновидности. Тип 2 составляет 61,5 % форм данного вида и резко преобладает в материалах этапов II и III (соответственно 71 и 90,2 % сосудов данного вида). Отдельные экземпляры сосудов типа 2 зафиксированы и на этапе I, в материалах верхних слоев (табл. 11, 2, 5–7, 16, 19, 20).

Если сосуды типа 1 находят множество прямых аналогий в слоях VI–IV вв. до н. э. памятников южной Туркмении (Марущенко А.А., 1959б, табл. XXVIII, 1–6; Пилипко В.Н., 1975, рис. 35, 3; 1984, рис. 4, 1), в слоях Афрасиаба IA-Б, II и Согда (Кабанов С.К., 1969, рис. 3, 25; 13, 17, 18; 1981, рис. 19, 1–3; 22, 5–7; Тереножкин А.И., 1950, рис. 69, III, 9; Шишкина Г.В., 1969, рис. 7, 83–85, 93, 146, 154; 1974, рис. 8-10), то сосуды типа 2 таковых не имеют. Поэтому можно думать, что форма сосудов типа 2 могла развиться и на месте. Однако не исключено, что она ведет происхождение от сосудов, известных в материалах памятников южной Туркмении доахеменидского и ахеменидского времени (Массон В.М., 1959, табл. XXXIX, 4).

Основная масса сосудов рассмотренного вида лишена орнамента. Лишь незначительная их часть украшена валиком с насечками, опоясывающим сосуд ниже венчика, насечками по венчику или пальцевыми вдавлениями по наружной стороне венчика (табл. 11, 11–13, 15, 17). Последние обнаружены на сосудах, характерных для этапа II и имеющих аналогии в материалах Бухарского Согда, в памятниках ранней фазы актепинского этапа, синхронного стадии Афрасиаб II (Ураков Б., 1982, с. 5).

Очень небольшую группу (2,8 %) гончарной керамики составляют невысокие приземистые красноангобированные горшки с характерной плавной усеченно-биконической формой тулова (табл. 12, 19–21). По форме верхней части и венчику этот вид делится на два типа. Тип 1 представлен горшками без горловины, с утолщенным чуть выступающим наружу венчиком с плоским бережком, горизонтальным валиком, опоясывающим сосуд на 2 см ниже венчика (табл. 12, 21). 70 % горшков этого типа найдены в материалах этапа I, остальные 30 % – этапа II. Близкие этим горшкам формы отмечены в материалах Согда, в слоях Афрасиаба I и II (Шишкина Г.В., 1969, рис. 3, 10; 7, 145). Горшки типа 2 имеют выраженную горловину, отогнутый наружу простой край либо небольшой округлый или треугольный в сечении венчик. Часть горшков типа 2 снабжена горизонтальным валиком под горлом. Горшки обнаружены в слоях всех этапов, начиная с самых ранних.

Около 1 % гончарной керамики составляют толстостенные котлообразные сосуды, с крупным Т-образным венчиком, подобным венчикам хумов типа 1 (табл. 11, 24). Обнаружены они в материалах этапа III. Аналогичные сосуды известны в керамическом комплексе Елькендепе в южной Туркмении (Марущенко А.А., 1959б, табл. XXIX, 9) и в Согде (Кабанов С.К., 1981, рис. 23, 4).

Самая распространенная форма гончарной керамики – кувшины (32 %). Несмотря на значительные расхождения в размерах, 88 % их составляют один тип (1) – горшкообразные кувшины без ручек, с яйцевидным туловом, выделенной горловиной и отогнутым наружу простым краем либо маленьким округлым или треугольным в сечении венчиком. Диаметр устья равен или меньше диаметра плоского днища и в два-три раза меньше диаметра тулова (табл. 12, 1–7, 10–36, 60, 80). 22 % этих кувшинов найдены в материалах этапа I; 51,5 % – этапа II; 14,5 % – этапа III. Хотя полных аналогий таким кувшинам в южных среднеазиатских районах пока нет, по отделке и общему облику (прежде всего верхней части) их можно сравнить с сосудами, известными из материалов парфянских, бактрийских, согдийских и хорезмийских памятников IV–II вв. до н. э. (Мандельштам А.М., 1966а, табл. XIX, 2; Пилипко В.Н., 1975, рис. 35, 2; Кабанов С.К., 1981, рис. 21, 17; Воробьева М.Г., 1967, табл. II, 46).

Кувшины типа 2 характеризуются прямым высоким горлом, отделенным от тулова уступом или валиком, иногда с рифлением на горле. Часть из них имеет петлеобразную ручку, верхний конец которой прикреплен к горлу или к округло треугольному в сечении венчику (табл. 12, 8, 9). Основная масса этих кувшинов ремесленного производства, горнового обжига изготовлена тщательной ручной лепкой без применения гончарного круга. Они покрыты густым красно-коричневым или темно-серым (до черного) ангобом и залощены. Вероятно, эти кувшиновидные сосуды, как и такие же горшкообразные, представляют собой импорт, очевидно, памятников соседней джетыасарской культуры, где они типичны для керамического комплекса (см. ниже табл. 21, 6, 11, 12).

Немногочисленной серией в гончарной керамике представлены крупные красноглиняные фляги со светлым ангобом (табл. 11, 28, 29). По форме они сближаются с флягами, найденными на памятниках Парфии (Пилипко В.Н., 1975, рис. 35) и Хорезма (Воробьева М.Г., 1959. Вклейка, рис. 31; 32), но в отличие от хорезмийских, лишены орнамента. В чирикрабатской культуре фляги встречены лишь на этапах II и III.

Миски составляют 20 % гончарной керамики. Это широко открытые сосуды с прямыми или слегка округлыми стенками и плоским дном, диаметр которого в два-три раза меньше диаметра края. Они покрыты красным или красно-коричневым ангобом, иногда лишь внутри. Размеры их различны. По форме венчика различается несколько типов с подтипами и вариантами (табл. 12, 45–52, 61–79).

Различные типы мисок – с простым утонченным или утолщенным краем; плоским бережком; с венчиками – профилированным снаружи; отогнутым наружу удлиненным плоским, иногда наклоненным книзу; Г– и Т-образным; сложным «клювовидным» и др.; с простым плоским дном; дисковидным и кольцевидным поддоном – все они находят полные аналогии в керамических комплексах южной Туркмении V–II вв. до н. э. (Массон В.М., 1959, табл. XI, 1; XII, 6, 22; Марущенко А.А., 1959б, табл. XII, 7, 8; XXXI, 1–6, 8-10; Пилипко В.Н., 1975, рис. 35, 5, 17, 18; Усманова З.И., 1963а, рис. 21, 11–13, 15, 17–19; 23, 40; 13, 37, 45, 49; 1963б, рис. 30, 11; Кацурис К., Буряков Ю., 1963, рис. 4, 13), в материалах Ай-Ханум (Schlumberger D., Bernard Р., 1965, p. 606–659), в памятниках древней Бактрии (Gardin J.C., 1957, pl. VII, 23а(1), а(2), 24b; III, 15b; IV, 15а, 17, 19b, с; 18а, b; XIII, 3; Дьяконов М.М., 1953, табл. XII, 30, 34, рис. 20), Согда этапов Афрасиаб IБ и II (Шишкина Г.В., 1975, рис. 3; 4; 10; Кабанов С.К., 1981, рис. 17, 5-17; 18, 10). Некоторые типы мисок аналогичны распространенным в Хорезме в кангюйский период (Воробьева М.Г., 1967, с. 316, табл. III, 10–16, 26, 27). Так называемые рыбные блюда, одна из характернейших форм согдийской керамики этапа Афрасиаб II, встречены в чирикрабатском керамическом комплексе конца этапа I. Практически миски всех типов зафиксированы в том или ином количестве на всех трех хронологических этапах.

Среди гончарной керамики 12 % составляют глубокие красноангобированные чаши с небольшим плоским дном, простым утонченным краем, изредка выделенным венчиком, слегка округлым туловом или перегибом на его середине или на уровне верхней трети (табл. 12, 25–33). По степени округлости тулова, резкости перегиба, степени изгиба стенок верхней части чаш и направленности края можно выделить несколько подтипов и проследить их динамику. Большинство подтипов сосуществует, но замечено, что более открытые чаши со слегка отогнутым наружу краем и перегибом ниже середины тулова появляются лишь на этапе II. Чирикрабатские чаши находят аналогии в тех же районах и памятниках, что миски и другие формы гончарной керамики (Массон В.М., 1959; Марущенко А.А., 1959б; Пилипко В.Н., 1975; Шишкина Г.В., 1969; 1975; Кабанов С.К., 1969; 1981). Однако, в отличие от упомянутых районов Средней Азии, где встречено подавляющее большинство аналогичных чирикрабатским форм, в рассматриваемом гончарном комплексе отсутствуют бокалы на ножке. Пока известен лишь один бокал ручной лепки напольного обжига, серого ангоба, происходящий из мавзолея.

В другом мавзолее, относящемся к этапу III, обнаружены две фрагментированные чаши, сероангобированные и подлощенные, изготовленные тщательной ручной лепкой. Тулово полушарной формы завершается слегка отогнутым наружу, маленьким, округлым в сечении венчиком. Подобные чаши чрезвычайно характерны для керамического комплекса соседней джетыасарской культуры.

Найденные на чирикрабатских памятниках крышки – хорошей выделки, в основном красноглиняные, реже сероглиняные, с темно-серым ангобом, конической или округло-конической формы, с простым или профилированным венчиком – имеют аналогии в тех же материалах древней Парфии и Согда, что и остальные формы гончарных сосудов чирикрабатского комплекса (например: Кацурис К., Буряков Ю., 1963, рис. 4, 4, 14, 22).

Сравнение гончарной керамики чирикрабатской культуры с материалами других среднеазиатских районов выявляет необычайную близость ее особенно с древнепарфянской и согдийской. Некоторые чирикрабатские формы сосудов находят аналогии и прототипы в слоях южнотуркменских памятников более раннего времени, чем согдийские с подобной керамикой.

Сходство чирикрабатской и согдийской керамики разрешает предположить общность ее происхождения и вероятность существования единого «центра», находившегося в позднеахеменидский период, возможно, на территории Парфии или Бактрии и давшего чрезвычайно близкий керамический комплекс обоим районам. Однако уже со второй четверти IV в. до н. э. развитие керамических комплексов в каждом из этих районов шло своими путями. Несмотря на относительно короткий период существования чирикрабатской культуры, в керамике ее все-таки можно отметить важные изменения. Так, например, в ее комплексе происходит иная, чем в Согде, динамика развития хумов с Т-образным венчиком (кстати, в Хорезме их вообще не было), которые вскоре вытесняются хумами и хумчами другого типа, не имеющего аналогов в южных районах.

Отсутствие в чирикрабатской керамике кубков на ножке объясняется, вероятно, появлением их в Согде позже первой трети IV в. до н. э. Находки сосудов типа «рыбных блюд» уже на этапе I существования чирикрабатской культуры, возможно, свидетельствуют о более раннем, чем III в. до н. э., появлении их в афрасиабском материале.

Вполне вероятно, что гончарная ремесленная керамика появилась в жаныдарьинских районах не без участия согдийских мастеров.

Среди чирикрабатской керамики незначительно число лощеных сосудов. Лишь на поздних памятниках, вроде Сенгиркала, распространяется зеркальное лощение, характер которого свидетельствует о контактах с хорезмийскими мастерами.

В отличие от материалов из нижних слоев городища Афрасиаб в Согде и верхнего слоя Елькендепе в Парфии, в которых находит аналогии чирикрабатская гончарная керамика, в последней отсутствуют баночные формы с подкосом в нижней части сосуда, характеризующие так называемый ахеменидский комплекс посуды. Этот момент представляется весьма существенным, потому что и Афрасиаб, и Елькендепе – крупные археологические памятники со сложной стратиграфией, где выделить хронологически «чистые» слои, несомненно, более трудно, чем на однослойных или относительно простых по стратиграфии чирикрабатских. Исчезновение баночных форм с подкосом служит, вероятно, хронологическим индикатором. В то время, когда складывалась чирикрабатская культура, куда вошел практически весь набор гончарных форм из южных районов Средней Азии (Согд и Парфия во всяком случае; для Бактрии мы не имеем синхронных материалов), баночные формы с подкосом уже вышли или выходили из употребления. Но поскольку есть основания связывать сложение чирикрабатской культуры с последним этапом существования Ахеменидской державы, можно думать, что именно в IV в. до н. э. произошла полная смена керамических форм на юге Средней Азии. Возможно, это связано с какой-то реорганизацией сатрапий и изменением их культурной и экономической ориентации. Хотя Хорезм входил в ареал, где бытовали в ахеменидское время баночные формы керамики с подкосом, с IV в. до н. э. они исчезают там полностью, и на смену им приходит яркая и индивидуальная в Средней Азии керамика кангюйской культуры. Видимо, процесс смены керамического комплекса и в Хорезме, и на юге Средней Азии происходил синхронно[14]14
  Среди неопубликованных материалов из раскопок В.Н. Пилипко на территории северной Парфии (к востоку от Ашхабада) есть керамический комплекс усадьбы, наиболее близкий жаныдарьинскому материалу. Баночные формы с подкосом там тоже отсутствуют. В.Н. Пилипко датирует этот памятник IV–III вв. до н. э.


[Закрыть].

Если происхождение чирикрабатской гончарной керамики можно связать с южными районами Средней Азии, то дальнейшее ее развитие происходило в иной исторической обстановке, когда культурные связи с югом значительно ослабели. Одновременно активизировались связи с Хорезмом, что фиксируется на этапе III культуры в отдельных заимствованиях, например, приемов обработки керамики лощением. Вероятно, тем же объясняется и наличие с конца этапа I и особенно на этапе II чирикрабатской культуры значительного числа форм, характерных для соседней джетыасарской культуры. Последнее свидетельствует не только о связях, но и о синхронности существования чирикрабатского и джетыасарского комплексов.

Остатки производственной деятельности и орудия труда. Следы развития местного гончарного ремесленного производства обнаружены неоднократно. В 6 км к юго-востоку от Бабиш-Муллы 1 на поселении найдены развалины гончарных обжигательных печей. Они открыты также в слое между двумя строительными горизонтами «Большого дома» Бабиш-Муллы 1.

Повсеместно на поселениях встречаются следы обработки кварцита, из которого изготовлялись зернотерки, каменные ядра, терочники. По мнению С.П. Толстова (1962б, с. 156, 157, рис. 87), часть кварцитовых сколов использовалась в качестве простейших домашних орудий. Большое количество кварцита на поселениях он считал отличительной чертой чирикрабатской культуры. Следы бронзолитейного производства обнаружены на Бабиш Мулле 1.

С изготовлением и обжигом грубых лепных статуэток и шариков (типа головок к статуэткам; табл. 13, 35, 36) связаны два производственных комплекса – на поселении к северу от Бабиш-Муллы (точка 254) и на пристройке этого же памятника.

Из орудий труда, кроме зернотерок и оселков (табл. 13, 33), изредка встречаются фрагменты железных ножей с прямой и дуговидной спинкой и выделенным черенком. Иногда ножи имеют костяные резные рукояти (табл. 13, 16, 17; 14, 15). На памятнике Баланды 2 засвидетельствована необычная для этих мест находка – костяное веретено греческого типа (табл. 13, 1). Это полая костяная резная трубка, внутри которой находился граненый железный стержень. Концы его выходили за пределы трубки и могли снабжаться дополнительными костяными деталями, фрагменты которых найдены рядом. Подобные веретена известны в скифских памятниках IV–III вв. до н. э. (Яковенко Э.В., 1973; Мелюкова А.И., 1975, с. 172).

Оружие и конское снаряжение. Оружие представлено ограниченным количеством предметов, так как в рядовых мавзолеях его практически нет, а богатые – разграблены. Наиболее массовой категорией находок этой группы являются наконечники стрел (табл. 9, 2-58). Все они принадлежат к типам, характерным для сарматских памятников IV–III вв. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961; Мошкова М.Г., 1963). Преобладают трехлопастные и трехгранные стрелы с выступающей и скрытой втулкой. Найденный в слое Бабиш-Муллы 1 экземпляр двухлопастного листовидного наконечника (табл. 9, 3) вряд ли может служить основанием для «удревнения» всего набора бабиш-муллинских стрел, укладывающегося в рамки IV–II вв. до н. э. Железные наконечники стрел единичны (табл. 9, 11, 47, 48). Отсутствие археологически «закрытых» комплексов не позволяет надежно сузить датировки. Особый интерес представляет костяной наконечник из Бабиш-Муллы 1, имитирующий втульчатый бронзовый (табл. 9, 10).

Единственный меч, найденный в кургане на городище Чирик-Рабат (табл. 9, 1), по аналогиям из Приуралья, Западного Казахстана и других районов (Граков Б.Н., 1928, рис. 1; Синицын И.В., 1952, рис. 27; Смирнов К.Ф., 1964, рис. 22, 40; Мошкова М.Г., 1963, табл. 18, 3) датирован рубежом V–IV вв. до н. э.

Плохой сохранности и неясной формы кинжал обнаружен вместе с фрагментами пластинчатого железного доспеха (табл. 9, 59, 60) в круглом погребальном здании на Чирик-Рабате (Толстов С.П., 1962б, с. 148–150; Трудновская С.А., 1963). Кинжал найден также в погребении Баланды 4.

Из предметов конского снаряжения встречены лишь один целый двудырчатый роговой псалий и один фрагментированный (Бабиш-Мулла 1; табл. 9, 61, 62).

Украшения. Наиболее полно комплекс украшений представлен в погребальных сооружениях, особенно в мавзолеях Бабиш-Муллы 2, Чирик 2, Асар, круглом и квадратном мавзолеях Чирик-Рабата. Здесь были найдены золотые, серебряные и бронзовые бляшки, серьги, подвески, перстни, пронизи, колокольчики, каменные скарабеоиды и халцедоновая ахеменидская печать (табл. 14). Особенно разнообразен и многочислен набор всевозможных бус: из стекла (крупные синие бусы с белыми глазками; такие же, обведенные красными ободками; мелкий синий бисер; подвески; табл. 14, 75), бусы из стекла с внутренней позолотой, золота (массивные бусы с зернью; табл. 14, 11, 12, 35), кости (бусины и подвески-пронизи цилиндрической и усеченно-конической формы; табл. 14, 40, 42, 47), камня (яшма, гагат, сердолик, янтарь, ляпис-лазурь, халцедон, черный камень с белым орнаментом).