Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 64 страниц)

Более богатые погребения обнаружены в могильниках, представляющих собой цепочки курганов, расположенных по линии юг-север (Арагол, Кок-Су I, Черновая II) или восток-запад (Эйген-булак, Туэкта). Насыпи курганов состоят из земли и камня или только из камня. В могиле обычно помещен сруб или каменный ящик, занимавший ее южную половину. В срубе погребен человек, а рядом с ним, в северной половине, – один или два верховых коня (табл. 60, 5, 6). Все курганы разграблены еще в древности, и в них сохранилась лишь небольшая часть положенных в могилу предметов. При погребенном находились глиняные кувшины (табл. 63, 50, 52–55), бронзовые втульчатые трехгранные или ромбические и костяные черешковые наконечники стрел (табл. 64, 14, 19), различные предметы туалета, принадлежности одежды и украшения (табл. 63, 20, 44, 45, 47, 48), в том числе серебряные и золотые серьги, золотые бляшки с изображением головы антилопы и тигра и другие вещи из тонкого листового золота (табл. 63, 25, 32, 35). Кони погребены с уздой и седлом. Сохранились бронзовые и железные удила с круглыми кольцами на концах, роговые пряжки от подпруги и украшения узды из клыков кабана (табл. 63, 23, 17, 18, 33). В некоторых курганах найдены фрагменты железных кинжалов типа скифских акинаков, ножей, булавок (табл. 63, 10, 21, 22, 36), а в Арагольских курганах, могильнике Кызыл-Джар I и других некрополях – бронзовое оружие и орудия миниатюрных размеров: кинжалы, боевые чеканы, ножи (табл. 63, 2–6, 8, 9, 23, 27, 28).

Все эти памятники в основном повторяют характерные черты, свойственные памятникам предшествующего этапа. Следовательно, и главнейшие особенности хозяйственной и социальной жизни оставивших их племен сохраняли прежний характер. Наиболее полное освещение всех особенностей техники, хозяйства, быта, социального строя и идеологии алтайских племен того времени дают раскопки царских курганов в восточном (Пазырык, 1929, 1947–1949 гг.) и центральном (Туэкта и Башадар, 1950, 1954 гг.) Алтае.

В Пазырыкском I кургане почти ничего не сохранилось, кроме верховых коней, погребенных в северной части могилы, за срубом, куда грабители не могли проникнуть (табл. 60, 1–3). Здесь было 10 коней золотисто-рыжей масти, холеных, вскормленных на зерновых кормах. Лучшие из них принадлежали к прославленной в древности среднеазиатской породе, потомками которой являются замечательные современные ахалтекинцы. Остальные представляли собой помесь среднеазиатской лошади с местной алтайской, низкорослой, большеголовой, сильной и выносливой, подобной современным степным табунным лошадям Монголии и Казахстана. Кони убиты ударом бронзового чекана в лоб в связи с представлением о том, что лучшего друга кочевника, боевого коня, следовало убивать боевым оружием. Все кони имели разные метки владельцев в виде надрезов на ушах, и принадлежали они не погребенному в могиле вождю, а, по-видимому, подчиненным ему родовым старейшинам, которые принесли их в дар умершему вместе с богатым убранством.

В могиле остался лишь один гроб-колода, выдолбленный из огромного ствола 250-летней лиственницы и оклеенный полосками коры, срезанной с молодых березок. Борта его украшали стилизованные фигурки петухов, вырезанные из тонкой кожи и покрытые сверху листовым оловом.

На полу камеры сохранились части войлочного ковра с широкой орнаментальной полосой, которую украшали вырезанные из войлока аппликации в виде голов тигра. В свое время ковер прибили к стенам камеры массивными медными гвоздями, которые были вырваны грабителями. Грабили могилу, видимо, соплеменники погребенного и поэтому похитили только металлические вещи, золотые, серебряные и медные предметы, а с одежды и других богато украшенных вещей сняли позолоту и тонкое листовое золото, т. е. все то, что легко можно было переплавить и тем самым скрыть происхождение похищенного. Кроме колоды и ковра, интересна сломанная рукоять топора-кельта грабителей, сделанная из сука ели, вырубленного вместе с частью ствола. Сравнительно легкий бронзовый кельт (топор) насаживался на массивное утолщение конца рукояти.

В непотревоженном грабителями конском захоронении исключительно хорошо сохранились уборы верховых коней. Седла не имеют стремян и деревянной основы. Они представляют собой две мягкие кожаные подушки, набитые шерстью северного оленя, плотно затянутые подпругой и укрепленные подхвостным и нагрудным ремнями. Кочевники казахстанских и южносибирских степей стали пользоваться седлом, по-видимому, уже в VII в. до н. э. Между тем, в странах передовой культуры того времени (Греция, Малая Азия) еще в течение многих веков седла не знали и пользовались при верховой езде простой мягкой подстилкой.

Приготовленные специально для погребения седла и уздечки были нарядно и разнообразно украшены, с применением золота и олова, но сделаны эти украшения непрочно, из непригодных для рабочего седла материалов.

Особой пышностью отличался убор двух коней (табл. 66, 3, 4). У одного из них по бокам седла висели длинные фигуры тигров, сшитые из ярко-красного войлока. Подстриженную гриву украшал войлочный нагривник со стилизованными изображениями петухов, отороченный ярко-красной бахромой из крашеного конского волоса. На хвост был надет кожаный, расшитый узорами чехол. Голову коня закрывала маска в виде фигуры зеленого тигра, увенчанная огромными рогами оленя, сшитыми выворотным швом из толстой кожи (табл. 66, 3). Убор другого коня также состоял из нагривника, чехла для хвоста и маски (табл. 66, 4).

Украшения всех 10 комплектов конского убранства в Пазырыкском I кургане отличаются чрезвычайным разнообразием сюжетов, изобразительных приемов и техники исполнения. Они выполнены из дерева, кожи, войлока, меха, конского волоса и других материалов в различных сочетаниях. Кожа, мех, войлок и волос окрашивались растительными красками – мареной, хной, индиго. Дерево и кожа покрывались сверху листовым золотом и оловом или раскрашивались минеральными красками – охрой, киноварью и др. После многовекового пребывания в земле краски потускнели, но в свое время все эти изделия выглядели очень живописно. Фигуры зверей раскрашивались обычно одной краской или вырезались из цветного материала так, что получался синий козел, желтый баран, красный, зеленый или золотой тигр и т. п. Однако делались и многоцветные фигуры зверей – например, серебряный баран с желтыми рогами и красной бородой.

Многочисленные находки в Пазырыкском II кургане дают наиболее полное представление о домашнем быте ранних кочевников Алтая. Курган ограблен, но в нем многое уцелело, поскольку вся камера долго оставалась промерзшей. Хорошо сохранились мумифицированные трупы погребенного вождя и его жены. Чтобы снять с них ценные украшения, грабители отрубили им головы, кисти рук, а у женской мумии – также стопы и голени. Очевидно, на обоих были надеты золотые гривны и браслеты, а на женщине – и ножные браслеты. Мумии сохранили светлый, близкий к естественному цвет кожи. Тело вождя было почти сплошь покрыто татуировкой, выполненной обычным способом – наколами. На груди и спине помещалось изображение тигра с орлиными головами на шее и хвосте. Руки от плеча до кисти были сплошь покрыты фигурами мифических оленей с орлиным клювом и орлиными головами на концах рогов, фигурками горного барана, крылатого тигра и др. На ноге, от колена и почти до пальцев, были изображены налим, четыре горных козла и мифический хищник с орлиными головами на шее. Татуировка в те времена была широко распространена. По сообщению китайской летописи, у степных кочевников несколько более позднего времени татуировались преимущественно представители высших слоев общества.

Камера Пазырыкского III кургана была покрыта большими полотнищами, сшитыми из проваренной бересты. По всей вероятности, их сняли с летних юрт кочевников. За срубом, в северной половине могилы, было погребено 14 верховых коней с седлами и уздечками, ремни которых украшены орнаментированными бляшками из дерева и рога. Сохранились мужской войлочный кафтан, войлочный головной убор в виде капора, деревянный щит и древки стрел. Головной убор снабжен наверху кожаной прямоугольной башенкой в виде зубчатой коронки, напоминающей украшения головных уборов древнеперсидских царей.

В Пазырыкском IV кургане погребенного также сопровождали 14 убранных верховых коней, при которых найдено большое количество деревянных блях с фигурами различных зверей. Здесь же находились деревянные столики-блюда, шестинога от шатра для курения конопли и другие бытовые предметы. Среди бревен были положены примитивные лестницы, по которым спускались в могилу при ее сооружении. Это бревна с вырубленными выемками-ступеньками.

Пазырыкский V курган представлял собой каменную насыпь, под которой находилась большая могильная яма глубиной 4 м. На дне ее было сооружено два бревенчатых сруба, поставленных один внутри другого. Сруб изготовлялся неподалеку от того места, куда его предполагали поставить. Все бревна перемечены зарубками. Он был разобран и вновь собран в могильной яме. На торцах бревен хорошо видны следы рубки бронзовым узколезвийным топором.

Потолок сруба был покрыт большими полотнищами, сшитыми из кусков проваренной бересты, а выше над срубом многими рядами плотно уложены бревна и навалены огромные камни. Вся эта тяжесть держалась на трех балках, положенных на толстые столбы, поставленные по бокам сруба. Такое мощное покрытие должно было, по замыслу строителей, служить надежной защитой. Однако вскоре после сооружения могилы она все же была разграблена. Грабители, не жалея труда и пренебрегая опасностью, разбросали камни, прорубили топорами в двухметровой толще бревен колодец, проникли через него в сруб и похитили то, что представляло для них ценность, порвав и поломав все остальное. Могила замерзла, и в ней все сохранилось в таком виде, как будто грабители покинули ее недавно. В срубе стоял долбленый гроб (длина 6 м), в котором лежали мумифицированные трупы мужчины и женщины – по-видимому, вождя племени и его жены или наложницы, убитой по жестоким правилам того времени. В опустошенном грабителями срубе осталось немногое. Одежды с умерших были сняты и похищены, видимо, ради нашитых на них золотых украшений. На голове женщины уцелел головной убор в виде деревянной шапочки с двумя полыми рожками наверху. Позади рожек вертикально укреплена коса, сплетенная из конского волоса, к которой присоединены две косы умершей, продетые в отверстия на рожках и вместе с ними обмотанные войлочной лентой.

Сохранились части деревянных столиков, деревянная подушка, сделанный из рога тамбурин и некоторые другие вещи. С помощью деревянных колышков стены сруба внутри были затянуты тонким белым войлоком, от которого уцелело несколько небольших кусков. На белый фон нашиты вырезанные из окрашенного войлока изображения мифической птицы феникса, борющейся с фантастическим чудовищем, имеющим тело хищника, птичьи крылья, человеческую голову и руки, звериные уши и оленьи рога.

Все, что находилось за стенами сруба, уцелело от грабителей. В северной части могилы, за пределами сруба, были погребены пять верховых коней с седлами и уздечками, колесница с четверкой упряжных лошадей, большой войлочный шатер и телеги для перевозки тяжестей.

Наиболее значительной находкой в этом кургане был шерстяной ворсовый ковер очень тонкой работы, привезенный на Алтай из Средней Азии или Ирана. На изготовление такого ковра даже современной опытной мастерице понадобилось бы около полутора лет упорного труда. Древнейший из известных до сих пор стриженых ковров датируется XIII в. н. э. Ковер из Пазырыкского V кургана на 1700 или даже 1800 лет древнее. Оказывается, с изготовлением стриженых ковров были хорошо знакомы еще в V–IV вв. до н. э., и уже тогда оно достигло высокого совершенства. Применяя технику вязания узлов из цветных ниток, древние мастерицы получали нарядные и сложные рисунки, искусно размещая среди чисто орнаментальных узоров фигуры крылатых грифонов, ланей, оседланных коней и всадников.

Нарядное полотнище шатра сделано в той же технике, что и войлочная драпировка стен сруба. На огромном (площадь около 30 кв. м) белом войлоке нашиты цветные аппликации – орнаментальные полосы и два ряда повторяющихся изображений сидящей на троне богини со священным деревом в доке и стоящего перед ней всадника (табл. 65, 8, 10). Основанием шатра служила рама из четырех бревен с прорубленными в них гнездами, в которые вставлялись длинные шесты – остов шатра, покрывавшегося войлочными коврами. Один из них, украшенный изображениями богини и всадника, сохранился почти-полностью, от другого остались небольшие фрагменты с фигурами феникса и антропоморфного чудовища. Наверху шатра были прикреплены четыре сшитые из войлока фигуры лебедей (табл. 65, 6). Возможно, что шатер был сделан для временного помещения трупа умершего вождя, сохранявшегося в нем до дня похорон.

Совершенно исключительный интерес представляет найденная в кургане V колесница (табл. 66, 8). Она была разборной и приспособленной к перекочевкам, к переходам по непроезжим дорогам. Отдельные части ее связывались ремнями, оси были неподвижно соединены с кузовом и поставлены так близко, что передние и задние колеса почти касались друг друга, а расстояние между осями было меньше, чем между колесами одной оси. Кузов колесницы состоял из платформы с резными, похожими на точеные балясинами и водруженной на нее высокой беседкой с крытым верхом. Эта громоздкая (высота около 3 м), малоповоротливая колесница запрягалась четверкой лошадей: пара – в дышле и две пристяжные по сторонам или впереди цугом. Сбруя лошадей состояла только из уздечек, украшенных несколькими одинаковыми деревянными бляхами, покрытыми тонким слоем золота. Несмотря на тщательность изготовления, колесница весьма примитивна не только по устройству ходовой части, но и по несовершенному способу упряжки лошадей: коренные лошади впрягались в дышло с помощью ярма и пары деревянных рогулек. Колесница лежала в могиле разобранной. Еще более примитивны повозки, на которых подвозили тяжести при сооружении курганов. Это были широкие одноосные телеги-волокуши на низких колесах, грубо сделанных из обрубков толстого бревна (табл. 66, 7).

В кургане было погребено пять верховых коней. Их убранство изготовлено из дорогих материалов и отделано большим количеством художественно исполненных украшений. Один из коней был снабжен уздой и седлом с многочисленными деревянными бляхами, изображающими тигра, лося, сайгу. Чепрак седла сшит из роскошного китайского шелка с вышитыми, на нем цветущими ветвями и фигурами птиц среди них. Убранство коня дополнялось нагривником и кожаной маской, увенчанной искусно вырезанной из дерева головой оленя с ветвистыми кожаными рогами. Седло другого коня, тоже богато украшенное, имело чепрак и нагрудник, покрытые дорогой персидской многоцветной тканью с выполненными в технике гобелена изображениями идущих львов и сцен жертвоприношения.

Почти такими же богатыми и столь же интересными оказались погребения в Туэктинских и Башадарских царских курганах. Туэктинский I курган в первоначальном виде представлял собой высокое, сложенное из камня конусовидное сооружение (диаметр около 50 м), окруженное двойной оградой из крупных каменных глыб. В большой могиле глуби ной более 7 м в вечной мерзлоте прекрасно сохранился двойной сруб с двумя потолками, дощатым полом, покрытый сверху крепким бревенчатым настилом. Настил покоился на толстых балках, уложенных на 12 столбах. Сохранились и деревянные предметы, с помощью которых сооружалась могила, – колья для рыхления земли, лопаты, колотушка для забивания кольев и лестница. Хотя могила была в древности разрыта и содержимое ее расхищено, в ней все же сохранились части одежды, расшитой красивыми узорами, боевые щиты из дерева и кожи с геометрическим орнаментом, деревянные поножи и разные другие вещи. Рядом со срубом были погребены верховые кони с седлами и уздечками, украшенными резными деревянными бляхами и подвесками. Время, кажется, не коснулось их – вековой лед сохранил вещи в их первоначальном виде. Но кожаные, войлочные и меховые части сбруи в этом кургане большей частью совершенно истлели.

Погребенный был положен в огромную, выдолбленную из двух стволов лиственницы колоду, оклеенную снаружи берестой. До похорон умерший лежал, вероятно, на специально сделанном, похожем на стол ложе, которое также было поставлено в могильный сруб.

Туэктинский II курган был значительно меньше предыдущего, а погребение в нем – беднее. Из-за малых размеров каменной насыпи очаг мерзлоты оказался небольшим, и в могиле сохранились только истлевшие части гроба-колоды с уцелевшими на его бортах вырезанными фигурами шествующих друг за другом оленей, обрывки одежд около останков погребенной в колоде женщины и деревянные украшения седел и уздечек восьми верховых коней.

В бревенчатой погребальной камере Башадарского II кургана стояли два гроба-колоды, выдолбленных из толстых стволов сибирского кедра. Хорошо сохранилась только одна колода. Она украшена крупными вырезанными изображениями четырех идущих тигров на одном борту и четырьмя такими же тиграми, двумя лосями, тремя горными баранами и двумя кабанами – на крышке (Баркова Л.Л., 1984, с. 83–89). В камере осталось немногое – обрывки одежды и тканей, обломки музыкального инструмента (арфы) и несколько мелких украшений. Особенно хорошо сохранился мужской сапог. Он был мягким, без подметок, с высоким голенищем, обшитым квадратными кусочками разноцветного меха, расположенными в шахматном порядке.

В северной половине могилы, за срубом, было погребено 14 верховых коней с седлами и уздечками. На одном из седел было две пары сшитых из красного войлока подвесок в виде фигур волка. Лучше сохранились различные украшения седельных и уздечных ремней, в частности, предметы, вырезанные из дерева и из клыков кабана. Наиболее интересен набор бронзовых литых бляшек, покрытых листовым золотом. Форма их в виде фигурного завитка характерна для Южной Сибири. Замечательны также деревянные, покрытые золотом накладки на передних и задних стенках подушек, изображающие орла с распростертыми крыльями.

Поздний (шибинский?) этап (II в. до н. э. – I в. н. э.). В степной полосе Евразии это – гунно-сарматское время, характеризующееся значительными переменами в культуре кочевников и в характере археологических памятников. На Алтае же продолжалось дальнейшее развитие культуры пазырыкского типа, и многие исследователи, в частности С.В. Киселев, не различают памятники пазырыкского и шибинского этапов. Но, хотя по-прежнему наблюдаются то же разнообразие памятников по их социальной принадлежности и тот же их общий характер, они все же отчетливо отражают веяние новой эпохи.

Большие царские каменные курганы разграблены еще в древности современниками погребенных. Их могилы также оказались промерзшими до дна (Шибе, Катанда, Берель I; табл. 60, 4; 64, 15, 21, 22). В меньших по размерам курганах мерзлотой охвачены значительные участки могил (Каракол, Курота). Наиболее богатым был, по-видимому, курган Шибе на р. Урсул. В огромной (площадью 35 кв. м) квадратной могиле на глубине 7 м находилось такое же деревянное сооружение, как и в Пазырыкском I кургане (табл. 60, 7). В срубе, в большой колоде, лежали останки искусственно мумифицированных трупов старика и ребенка 7 лет. От несомненного множества положенных в могилу ценных предметов сохранилось чуть более сотни золотых штампованных бляшек сарматских типов, мелкие вырезанные из листового золота фигурки, фрагменты китайской лаковой чашки, датируемой 86–48 гг. до н. э.[31]31
  Проведенное недавно в химической лаборатории Государственного Эрмитажа и на кафедре молекулярной спектрологии ЛГУ изучение обломков этой чашечки, а также фрагментов лаковых изделий из Пазырыкскнх курганов (V–III вв. до н. э.) и курганов Ноин-Улы (рубеж нашей эры) показало, что лаки из Пазырыкскнх курганов и кургана Шибе идентичны и отличаются от лаков Ноин-Улы. Следовательно, время изготовления шибинской чашечки также укладывается в рамки V–III вв. до н. э., когда производство лаковых изделий в Китае достигло высокого совершенства (Баркова Л.Л., 1978, с. 42, 43) (Ред.).


[Закрыть], и много разнообразных мелких предметов из различных материалов (табл. 64, 11, 12, 32). В северной воловине могилы, за срубом, было погребено 14 верховых коней, убитых ударом в лоб бронзовым боевым чеканом. Сохранились только кости коней и части седел и уздечек – железные удила, набор деревянных и роговых украшений, покрытых листовым золотом и красной краской, позолота тисненых кожаных блях, фигурные листочки золота (аппликация кожаных блях) и много других фрагментов (табл. 64, 1–4, 6–9, 19–20). Бо́льшая часть этих украшений представляет скульптурные или барельефные изображения голов тигра (табл. 64, 10, 16–18). Интересна узда, украшенная круглыми бляхами с золотым орнаментом, характерным для китайских зеркал ханьского времени (табл. 64, 5).

Катандинский царский курган раскопан еще в 1865 г. В.В. Радловым (1895). Такая же огромная могила была заложена бревнами и закрыта мощным слоем бересты. Северная половина могилы была доследована в 1954 г. А.А. Гавриловой (1957). Двое погребенных лежали в срубе на низких столиках-ложах, вырубленных из одного куска дерева каждый. Около столиков сохранилось лишь небольшое количество вырезанных из листового золота фигурок тигра. Грабители вытаскивали предметы наверх, на потолок могилы, и здесь сдирали с них позолоту. На балке сохранились ком смерзшихся во льду одежд и деревянные резные украшения с изображениями зверей и фантастических чудовищ (табл. 64, 13, 14, 29). Здесь же находилась шелковая лента с нашитыми на нее деревянными фигурками оседланных лошадей, на головах которых имелось по две пары отверстий, очевидно, для приставных ушей и рогов (табл. 64, 28, 30). Особый интерес представляют одежды, сшитые из собольего меха. Среди них – шуба, верх которой покрыт чешуевидным узором из кусочков горностаевого меха (табл. 64, 31). По бортам шубы и всей ее поверхности нашито более 5 тыс. деревянных и кожаных бляшек, обтянутых листовым золотом. Другая одежда – короткая куртка с длинной спинкой. Верх ее покрыт шелком оливкового цвета и украшен по бортам и вдоль швов золотыми бляшками и полосками. В северной половине могилы погребено 22 верховых коня, уложенных в три слоя. Части уздечек и седел сохранились плохо. Уздечки были с железными удилами и железными прямыми псалиями.

Значительный материал дали исследования менее богатых и меньших по размерам курганов. Могилы кочевой знати встречены в курганах Каракола, Яконура и некоторых других (табл. 64, 23, 24). В Каракольском кургане на р. Урсул в менее сложном сооружении погребены старик и женщина. На скелете женщины, непотревоженном грабителями, сохранились остатки шубы, покрытой более чем 1500 золотых бляшек и квадратных листов золота, а также бронзовая позолоченная гривна. Ее концы украшены головками львов, вырезанных из дерева и покрытых золотым листком (табл. 64, 26). Здесь же были найдены бронзовые зеркало (табл. 64, 25), булавка, золотые проволочные серьги и головной убор, от которого сохранились украшения из тонкого золота. В северной половине могилы погребены три коня, на одном из которых было седло с набором роговых украшений и колокольчиком (табл. 64, 27) (Киселев С.В., 1951, с. 345–351).

Более многочисленны курганы основных слоев населения Алтая шибинского периода. Они продолжают традиции культуры пазырыкского этапа, но в то же время материалы их имеют много аналогий, с одной стороны, в хуннских памятниках Восточной Сибири и тесинских на Енисее, а с другой – в сарматских памятниках Южного Приуралья и Поволжья[32]32
  Предлагаемый текст по позднему (шибинскому) этапу развития раннекочевиических племен Саяно-Алтая был написан М.П. Грязновым еще в 1982 г. Окончательная подготовка работы к изданию завершалась уже после смерти автора, который, к сожалению, не успел и не смог собрать, заново обработать и осмыслить обширный новый археологический материал, полученный при раскопках рядовых могильников скифо-сарматского времени Алтая и его северных предгорий. Анализ всей совокупности источников, включая и новые материалы, проведенный другими исследователями, позволил им высказать иные суждения, часть которых представляется наиболее реальной (Баркова Л.Л., 1978; 1979; Суразаков А.С., 1985). В первую очередь речь идет об «удревнении» памятников шибинского этапа. Его верхнюю хронологическую границу определяют концом III – началом II в. до н. э. Независимо от того, называть ли весь период конца VI–V – начала II в. до н. э. пазырыкской культурой, говорить ли об определенных этапах: конец VI–IV в. до н. э. (пазырыкский) конец IV – начало II в. до н. э. (шибинский) – в рамках одной культуры, главное заключается в следующем:
  1. Все памятники, относимые М.П. Грязновым к шибинскому этапу (в том числе и курганы Шибе, Катанда, Берель и др.), датируются теперь временем не позднее начала II в. до н. э. и составляют единую культурную группу с предшествующими курганами пазырыкского типа. Почти полное отсутствие материалов последних веков до нашей эры с территории Саяно-Алтая явилось основанием, на котором выросла растянутость хронологической шкалы памятников пазырыкского типа.
  2. Памятники последних веков до нашей эры – первых веков нашей эры, так называемого гунно-сарматского (С.И. Руденко) или постпазырыкского (Д.Г. Савинов) этапа, открытые лишь в последние годы, представляют собой новую культуру, которую нельзя рассматривать как результат простого эволюционного развития предшествующей пазырыкской. Она не только отличается от последней инновациями в погребальном обряде и типах вещей, но, несомненно, отражает и появление иноэтничного населения, влившегося в состав местного субстрата или в каких-то формах сосуществовавшего с ним в рамках общих объединении. Новая археологическая культура, сменившая пазырыкскую, представляется пока что в самых общих чертах. В ней выделяется три группы памятников (карта 9): типа Булан-Кобы в центральном Алтае (Мамадаков Ю.Т., 1985, с. 173–189; Глоба Г.Д., 1983, с. 116–126; Могильников В.А., 1983а, с. 59, 62, 63), типа Кок-Паш в низовьях Чулышмана (Елин В.Н., Васютин А.С., 1986, с. 149–156) и, наконец Балыктуюльского типа (Сорокин С.С., 1977, с. 57–59, 65, 66). (Ред.).


[Закрыть].

Карта 9. Памятники Алтая гунно-сарматского времени.

а – могильники типа Кок-Паш; б – могильники типа Балыктыюль; в – могильники типа Булан-Коба IV; г – могильники берельского типа предтюркского времени (IV–VI вв.); д – погребения знати.

1 – Пазырык, курганы 23, 24; 2 – Балыктыюль; 3 – Коо I; 4 – Кок-Паш; 5 – Белый Бом II; 6 – Булан-Коба; 7 – Карасу I (курган 1, погребение 1); 8 – Айрыдаш; 9 – Кара-Коба II (курган 6, впускные погребения 1–3); 10 – Берель (три малых кургана); 11 – Усть-Кокса (курган 1, впускное погребение); 12 – Катанда I; 13 – Яконур (курган 5, впускное погребение); 14 – Иня; 15 – Тугозвоново.

Хозяйство. Кочевники Алтая в VIII–VI вв. до н. э. пребывали еще в бронзовом веке. Они не употребляли и не изготовляли железных орудий, в то время как их западные соседи – массагеты и саки в Средней Азии и Центральном Казахстане – наряду с бронзовыми использовали уже и железные ножи, кинжалы, чеканы и псалии для удил. Кочевники Северного Причерноморья почти полностью заменили бронзовые орудия железными. Лишь в редких случаях употребляли они бронзовые, а также биметаллические (клинок железный, рукоять бронзовая) кинжалы. Только наконечники стрел по-прежнему оставались бронзовыми. Не следует, однако, думать, что по уровню развития металлургии ранние кочевники Алтая отставали от своих западных соседей. Железо тогда еще не обладало достаточно высоким качеством, а получение его из руды было делом трудным. Бронзу же на Алтае выплавляли в изобилии, она была высокого качества, и именно в эпоху ранних кочевников наблюдается расцвет бронзолитейного производства. Нам известны десятки тысяч бронзовых изделий того времени, преимущественно из степей Минусинской котловины. Среди них множество изделий художественного литья и такие сложные по изготовлению вещи, как составные удила (табл. 63, 12) и так называемые скифские котлы. Алтайские и минусинские племена в скифское время достигли такого совершенства в изготовлении бронзовых орудий, что не нуждались в замене их железными. Вероятно, знакомые уже с железом, они продолжали делать из бронзы даже боевое оружие – кинжалы, копья, топоры.

Металлурги ранних кочевников Алтая широко использовали и другие металлы, особенно золото и олово. Из золота чеканили и отливали художественные изделия – украшения одежды и сбруи. Изготовляли гривны, браслеты, изумительные декоративные литые бляхи весом до 500 г каждая, ожерелья – до 1500 г (табл. 68, 3, 4, 9, 10, 13, 14, 17, 19–23). Золото и олово плющили в тончайшие (до 15–20 микрон) листки и покрывали ими огромное количество деревянных, металлических, кожаных и других художественных изделий. Примерно с V–IV вв. до н. э. стали все шире изготовлять железные орудия и другие изделия. При этом долгое время железные изделия имитировали форму бронзовых предшественников, хотя это представляло значительные трудности и требовало от кузнеца большого мастерства. Только около рубежа нашей эры появились новые формы изделий, более простые и соответствующие технике ковки.

Значительно усовершенствованные по сравнению с предшествующими, орудия труда оставались все же в значительной мере примитивными, и это обуславливало примитивность в технике многих производств. Так, например, для земляных работ специальных орудий не имелось. Могильную яму объемом более 300 куб. м копали так: забивали в землю деревянной колотушкой деревянные колья (табл. 63, 42, 43), откалывали куски земли, и разрыхленную землю выбрасывали затем деревянной лопатой. Так же примитивно обрабатывали дерево. Для деревянных изделий подбирали куски стволов и ветвей так, чтобы их естественная форма максимально соответствовала форме будущего изделия, обеспечивая тем самым минимальную затрату труда. Бревна, брусья, ветви для экономии не перерубали полностью, а, надрубив понемногу со всех сторон, переламывали затем сильными ударами. Доски, полубревна и брусья получали не путем продольного пиления или раскалывания древесины, а трудоемким способом обрубания и стесывания значительной части ствола. Чтобы сделать таким способом одну доску, надо было остальную часть ствола древесины тысячами ударов маленьким топором превратить в мелкие щепки.

Трудоемки и примитивны были и все другие процессы труда. Но тем не менее в технике обработки кожи, меха, шерсти и многих других материалов ранние кочевники Алтая добивались изумительных результатов. Так, по данным только одной могилы (Пазырыкский I курган) применялось 16 различных способов использования кожи, в том числе изготовление мелких скульптурных изделий из толстой кожи и шитье выворотным швом таких сложных художественных изделий, как маска с рогами оленя на голову коня (табл. 66, 3). Из разных сортов шерсти изготовлялось пять различных видов войлока, в том числе мягкий и тонкий (2–3 мм), как фетр наших современных шляп. Вообще в хозяйстве и быту кочевников материалы животного происхождения имели самое широкое применение, и техника их обработки была хотя и примитивна, но чрезвычайно разнообразна. Вся домашняя утварь, в том числе большие и малые сосуды для разных жидкостей, коробочки, сумки и многое другое, делались из кожи, меха и войлока с широким использованием сухожилий, рогов, конского волоса и длинной шерсти яка (табл. 67, 15, 16). Это и понятно – в специализированном скотоводческом хозяйстве утилизировались больше всего продукты скотоводства.

Основу хозяйства племен раннего железного века Саяно-Алтая составляло кочевое скотоводство. Ведущими видами домашних животных были лошадь, бык, овца. Правда, есть указания и на то, что в составе стада были коза и як. Возможно, разводили и верблюдов. Трудно сказать, какой вид животных был главным в жизни кочевников. Можно лишь быть уверенным, что выше всего ценился верховой конь. С его помощью осуществлялись пастьба скота, поиски и выбор пастбищ. Он был главнейшим помощником в военном деле. Кочевник не мыслил себя без коня, и с каждым умершим погребали коня, причем убивали его не как скотину – ножом или топором, а боевым оружием – чеканом. Основная масса коней, погребенных в малых курганах, принадлежит местной степной породе монгольского типа: маленькая, большеголовая, грубокостная, мохнатая степная лошадь, содержавшаяся естественными табунами круглый год на подножном корму. Большая часть лошадей, погребенных в царских курганах, в богатых могилах племенных вождей, совсем другой породы: высокорослые, с сухой несколько горбоносой головой, высоко поставленной на длинной шее, со сравнительно короткой спиной, высокой холкой, сухими длинными ногами. Это были благородные кони типа прославленных в древности боевых коней Средней Азии. Они содержались на зерновых кормах и пользовались особым уходом (Витт В.О., 1937, с. 24, след.; 1952).

Второе по значению место занимал крупный рогатый скот, главным образом как транспортное животное. В алтайских курганах это документируется находками нескольких экземпляров примитивного ярма и остатками крайне примитивных грузовых телег с колесами из обрубков толстых бревен и волокуш (табл. 66, 5, 7).

Овца обеспечивала хозяйство кочевников мясом и шерстью. Во всех могилах в качестве остатков мясной пищи находятся крестец барана и прилегающие к нему хвостовые и поясничные позвонки. Это говорит о том, что овцы были жирнохвостыми, или курдючными, традиционной пищей была баранина, а наиболее лакомым ее куском – курдюк или жирный хвост, и, наконец, овцеводство имело мясное направление.