Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 64 страниц)

Около 80 % саргатских поселений составляют неукрепленные селища, известные во всех районах саргатской культуры. Средние размеры селищ 6–8 тыс. кв. м. По топографии часть из них близка к городищам и располагается на высоких коренных террасах рек, мысах высотой до 35–40 м (Мало-Кулачинское; Новотроицкое; Богдановна IV; Исаковка – на Иртыше; Чупино; Узлово – на Ишиме; табл. 121, 4). Но в целом селища расположены ниже, чем городища. Многие из них лежат на низких берегах озер (высота над уровнем воды 2–5 м).

Мощность культурного слоя на поселениях саргатской культуры в среднем 0,5–0,7 м. Насыщенность его неодинакова: на 1 кв. м площади на городище Горная Бития приходилось два-три фрагмента керамики; на поселении Логиново V – около шести; на городищах Богдановском и Инберень IV – восемь-десять фрагментов (Корякова Л.Н., 1984, с. 68). Среди находок преобладают керамика и кости животных. Точного представления о планировке поселений не имеется, поскольку полностью исследовано только городище Актау. На поверхности многих памятников прослеживаются овальные западины – следы углублений от жилищ, систему размещения которых установить зачастую трудно. На городищах с замкнутыми линиями укреплений (Инберень IV) жилища расположены по кругу вдоль вала, примыкая к нему, а за пределами укреплений жилищные впадины идут параллельными рядами (табл. 121, 1). На Каргановском городище прослеживаются две обособленные группы жилищных впадин. На селищах впадины располагаются без видимого порядка или рядами (Андреевское I, III). На городище Актау восемь-десять жилищ за валом шли двумя рядами и были обращены входами внутрь поселка. При этом расстояние в ряду между постройками не превышало 2–2,5 м при площади построек около 24 кв. м. Количество жилищ на отдельных поселениях сильно варьировало и, судя по числу фиксируемых на поверхности впадин, колебалось от пяти до 40.

На разных поселениях саргатской культуры раскопано свыше 40 жилищ, в том числе восемь-десять жилищ вскрыто на городище Актау (Хабдулина М.К., 1981, с. 444, 445). Конструктивно они делятся на наземные и полуземляночные. Причем стены тех и других возвышались над поверхностью земли. Котлованы полуземлянок углублены в материк на 0,4–0,7 м, наземных – до 0,25-0,3 м. На городищах Актау и Богдановна котлованы углублялись в материк всего на 5–7 см, поэтому фиксировались по очажным прокалам, развалам сосудов, скоплениям керамики и легким хозяйственным углублениям. Количественно преобладали полуземлянки, но в Барабе большинство жилищ были наземными (Полосьмак Н.В., 1985, с. 13). В плане жилища обычно квадратные или прямоугольные. Открыты также постройки неопределенного плана, а на Чупинском поселении – остатки округлого жилища (табл. 121, 4). Постройки были одно– и двухкамерные (табл. 121, 5–9). В Притоболье открыты также трехкамерные (поселение Дуван II) и четырех камерные (селище Рафайлово) жилища. Средняя площадь однокамерных построек 20–30 кв. м, самое малое – около 9 кв. м. Двухкамерные постройки состояли из большого, жилого, и малого, подсобного, отделений, устроенных обычно на одной оси и соединенных между собой переходом и, вероятно, общей крышей. Полы помещений в двухкамерных постройках находились чаще на разных уровнях. Жилища имели входы типа коридоров длиной 2–3 м, шириной 0,8–1,5 м (табл. 121, 6, 7, 9). Количественно преобладали однокамерные жилища (42,2 %), двухкамерных – 26 %. На некоторых поселениях (Инберень IV; Розановка; Речкино II) представлены жилища обоих типов.

Обычно в жилище находился один открытый очаг, располагавшийся чаще в центре, на уровне пола, в яме или на возвышении, окруженном канавкой (Розановское городище; поселение Дуван II). В некоторых постройках сохранились следы двух или нескольких очагов (табл. 121, 8; поселения Коконовка; Богданово; Инберень IV, жилище 6; Узлово, жилище 1) (Корякова Л.Н., Стефанов В.И., 1981, с. 181; Стоянов В.Е., 1969в, с. 67, 68). Это обусловлено, возможно, тем, что очаги неоднократно переносили с места на место, а жилища были временными. В жилищах поселений Барабы (городище Чуланкуль) выявлены очаги типа чувалов (Полосьмак Н.В., 1985, с. 14), которые более широко распространяются в раннем средневековье. В двухкамерных жилищах очаг обычно располагался в большей камере, где встречается и больше культурных остатков, указывая на то, что она была жилой, а меньшая – подсобной, типа кладовки. Вдоль стен жилищ имелись возвышения типа нар или лежанок.

В некоторых постройках зафиксированы небольшие хозяйственные ямы, располагавшиеся близ очагов, у стен или в углу. В них находят преимущественно кости животных, реже – глиняные сосуды (Стоянов В.Е., 1969в, с. 75; Корякова Л.Н., 1981а, с. 7; 1984, с. 76).

Стены жилищ имели каркасную шатровую конструкцию или были сложены из бревен, забранных между вертикально поставленными столбами. Об этом свидетельствуют остатки столбовых ямок вдоль стен и канавки, в которых лежали нижние венцы бревенчатых стен (табл. 121, 4Б). Полы, видимо, были в основном земляные. В некоторых случаях можно предполагать устройство деревянных полов, от которых сохраняются следы бревенчатых лаг (Матвеева Н.П., 1986б, с. 190).

Конструкция перекрытия точно не фиксируется. Оно могло быть двускатным, четырехскатным и односкатным и поддерживалось, вероятно, опорными столбами. На это указывают столбовые ямки в центре котлованов и вдоль стен жилищ (табл. 121, 4–7, 9) (Корякова Л.Н., 1984, с. 77; Корякова Л.Н., Стефанов В.И., 1981, с. 181).

В целом жилища саргатской культуры сходны с гороховскими, где также были слабо углубленные в землю одно– и двухкамерные постройки с коридорообразным входом и очагом, расположенным в центре и иногда окруженным канавкой (Сальников К.В., 1940, с. 69–71; 1947, с. 223, 224; Стоянов В.Е., 1969а, рис. 26, 4; 1973, с. 52). Подобно жилищам Гороховского городища, некоторые саргатские полуземлянки были разделены внутренними перегородками (табл. 121, 4Б) (Матвеева Н.П., 1986б, с. 191). Все эти аналогии объясняются тождеством экологических условий, родственностью указанных культур, их взаимными контактами и одинаковым уровнем социально-экономического развития.

Погребальный обряд.

Погребальный обряд саргатской культуры достаточно хорошо исследован. Для него характерны трупоположения под курганными насыпями. Исследовано около 500 погребений под более чем 180 курганами на 48 некрополях. Кроме того, выявлено 16 бескурганных погребений, над частью которых, возможно, первоначально были также невысокие насыпи. Большинство из них – это единичные погребения, часть которых обнаружена на площади поселений (Речкино II; Борки II) или в близком соседстве с ними (Окунево III), но есть также отдельные небольшие некрополи (Ирский) (Косинская Л.И., 1974, с. 30, рис. 1, 1–3). Кроме отсутствия насыпи, ритуал бескурганных погребений аналогичен обряду основной массы рядовых захоронений саргатской культуры.

Могильники находятся главным образом на высоких коренных берегах рек. Реже они лежат на низких террасах, занимая их возвышенные участки. Курганы располагаются цепочками, группами без определенного порядка и поодиночке. Количество курганов в некрополе доходит до 40, но обычно их гораздо меньше. Часто курганы локализуются невдалеке, в 1–3 км, от связанных с ними поселений (Коконовка; Горная Бития; Богданово; Саратово; Инберень; Исаковка; Карташово; Окунево II; IV; Рафайлово; Увал и др.). Но наиболее четко взаимосвязь могильников и поселений прослежена в Прииртышье.

Насыпи курганов земляные оплывшие, сложены преимущественно из чернозема. Первоначально они, вероятно, сооружались из дерна и имели вид пирамиды. Около трети курганов по Иртышу и Ишиму содержало глинобитные или песчаные площадки (толщина 0,1–0,4 м), перекрывавшие центральную часть кургана. По величине курганы разделяются на малые, средние и большие (Корякова Л.Н., 1977, с. 138; Стоянов В.Е., 1973, табл. А; Б, с. 45). Для Притоболья характерны мелкие курганы, реже – большие; для Ишима – средние и мелкие, но есть и большие; на Иртыше чаще встречаются средние и крупные курганы; в Барабе преобладали средние. Помимо локального своеобразия, величина кургана зависела главным образом от социального положения погребенного в центральной яме и в меньшей мере – от числа впускных погребений, при сооружении которых иногда дополнительно подсыпали насыпь.

Около половины вскрытых курганов ограждено по периметру ровиками, кольцевыми или многоугольными, замкнутыми или с одним-двумя проходами, ориентированными обычно симметрично на северо-запад и юго-восток. Больше всего курганов с ровиками (63,2 %) находится в Прииртышье, меньше – в Притоболье (30 %) (Корякова Л.Н., 1981а, с. 8). Количество курганов с ограждением было, вероятно, больше, поскольку неглубокие ровики мелких курганов, выкопанные в черноземе почвы, возможно, не прорезали материк и потому не фиксируются в погребенном черноземе. Ровики носили, очевидно, ритуальный характер. Малые размеры не позволяют считать их следами выемки земли для возведения насыпи. В заполнении ровиков и насыпях курганов встречаются кости животных, остатки тризны (Могильников В.А., 1973, с. 239–247; 1979а, с. 254).

Под насыпью кургана находится одно или несколько погребений, располагавшихся по периметру вокруг основного захоронения или в ряд (табл. 125).

Для V–III вв. до н. э. характерны курганы с одним погребением, расположенным под центром насыпи. В III–II вв. до н. э. распространяется обычай размещения впускных погребений вокруг основного. Во II в. до н. э. – III в. н. э. этот обычай доминирует.

Центральные погребения расположены обычно в больших прямоугольных ямах с меридиональной ориентировкой и содержат, как правило, парные или коллективные захоронения. Впускные погребения обычно индивидуальны, совершены в ямах, углубленных в материк, располагаются на уровне горизонта или, реже, – в черноземе насыпи.

По форме могильные ямы делятся на четыре основных типа: 1) с отвесными стенками; 2) с наклонными стенками, сужающимися ко дну; 3) с заплечиками; 4) с нишами. В Прииртышье наиболее распространены ямы с отвесными и слегка наклонными стенками, ямы с заплечиками составляют лишь 9,3 %. Для Приишимья характерны ямы с отвесными стенками (43,3 %) и с заплечиками (37,3 %). Притоболью свойственны ямы с отвесными стенками, ямы с заплечиками составляют 5,7 % (Корякова Л.Н., 1981а, с. 9). Ямы с нишами в изголовье, в торцовой и, реже, боковой стенках в целом не характерны для культуры, но встречены в Прииртышье, Приишимье и Притоболье. Они предназначались для установки сосудов и укладывания кусков мяса (табл. 125, 5). Для центральных погребений Прииртышья IV–II вв. до н. э. типичны также ямы с отвесными стенками и канавками по периметру дна ямы или вдоль продольной стены, предназначавшимися для установки погребального инвентаря (Богданово I, III; Саратово) (Могильников В.А., 1979а, с. 255). Эта черта конструкции погребальных камер находит аналогии у саков Приаралья (Вишневская О.А., 1973, с. 60, 61).

Могильные ямы имели деревянные перекрытия, остатки которых сохранились более чем в 40 % погребений. Наиболее часто деревянные перекрытия встречаются в погребениях Прииртышья, менее распространены они в Притоболье, что может объясняться худшей сохранностью дерева в песчаном грунте этого района.

Захоронения в центральных больших ямах, как правило, перекрыты поперечным накатом, площадь которого иногда значительно превышает величину могильной ямы, и концы бревен лежат поверх выкида. В Прииртышье, Притоболье и Приишимье в курганах V–III вв. до н. э. известны шатровые перекрытия из бревен (Богданово III, курган 1; Татарка; Тютрино; Красногорское) (Корякова Л.Н., 1977, с. 138; Матвеев А.В., Матвеева Н.П., 1985, с. 71; Матвеева Н.П., 1986б, с. 191). В кургане 1 некрополя Богданово III шатровое перекрытие было устроено сразу над двумя центральными могилами, после того как они были перекрыты поперечными бревенчатыми накатами. Шатровые перекрытия в курганах саргатской и гороховской культур имеют, вероятно, юго-западное, савромато-сакское, происхождение. Два разнотипных перекрытия в Богдановском кургане, вероятно, отражают сочетание местной (поперечный накат) и привнесенной (шатер) традиций в конструкции погребальных сооружений. Примечательно, что в женском погребении этого кургана находился каменный жертвенник на двух ножках савроматского типа. В погребениях V–III вв. до н. э. поверх бревен наката иногда лежит слой хвороста (Богданово II, курган 5).

Впускные погребения перекрыты преимущественно продольным накатом из одного ряда бревен. В некоторых случаях продольные бревна лежат на поперечных, уложенных вразбежку. Преобладают (70 %) перекрытия, концы бревен которых покоятся на краю могилы. Перекрытия на заплечиках составляют 18 % и наиболее свойственны Приишимью (табл. 125, 3, 6). Кроме того, представлены отдельные, в целом не типичные для культуры, устройства перекрытий. К ним относятся перекрытия на столбах, на каменной вымостке, на срубе. Последние распространены в Прииртышье. Обычным материалом для устройства перекрытий служили березовые бревна. Иногда погребенные накрыты берестой.

Стенки могильных ям, как правило, не имели облицовки. Зафиксирована она лишь в отдельных богатых погребениях в виде горизонтально уложенных бревен. В 20 впускных погребениях встречены срубы в один-два венца, причем пять из них устроены на уровне древней поверхности (Корякова Л.Н., 1977, с. 144, 145; Могильников В.А., 1983а, с. 219). В некоторых могилах под погребенным прослеживаются остатки древесного тлена, травяной или берестяной подстилки.

Погребенные в могилах лежали вытянуто на спине и только в нескольких случаях скорчено или вытянуто на боку, а один раз – на спине с подогнутыми ногами (табл. 125, 11). Изредка отмечены полусогнутые или откинутые руки и отклонения в положении ног (Корякова Л.Н., 1977, с. 146). По одному разу встречены захоронения двух черепов, захоронение погребенного без черепа и захоронение покойника, рядом с которыми положена голова человека (Горная Бития), что, вероятно, связано с ритуалом жертвоприношений.

Преобладало положение погребенных головой на север и северо-запад. В IV–III вв. до н. э. северная ориентировка более свойственна погребениям на всей территории культуры, а в последующее время она господствовала в Притоболье, тогда как в Прииртышье и Приишимье широко распространилась северо-западная ориентировка (21,9 и 31,2 % погребенных) (Корякова Л.Н., 1981а, с. 9). Стабильное преобладание (55,3 %) северной ориентировки в Притоболье, возможно, связано с сохранением традиций гороховской культуры. Наряду с господствующими северной и северо-западной ориентировками погребенных встречаются южная, западная и восточная. При этом южная ориентировка чужда иртышским и тобольским памятникам, а на Ишиме (Лихачево; Фоминцево и др.) составляет около 10 % (Корякова Л.Н., 1977, с. 146).

Около половины курганов саргатской культуры содержит следы культа огня – остатки костров, углистой и меловой подсыпки, обжигания стенок погребальных камер. Курганов с огненным ритуалом больше в восточном ареале культуры: в Прииртышье и Приишимье – около 60 %, а в Притоболье – около 30 %. Угольки, остатки костров находятся преимущественно в насыпях. Непосредственно в могилах следы культа встречаются реже, но имеют разнообразные проявления. Наиболее часто это углисто-золистые подсыпки в ямах и их заполнении. В одном из курганов у с. Явленка прослежено, что могилу засыпали остатками еще не остывшего костра (Корякова Л.Н., 1977, с. 147). Обжигание стенок могилы, связанное с верой в очистительную силу огня, зафиксировано в отдельных центральных захоронениях Прииртышья, там же встречена меловая подсыпка (11 случаев). В 4 % погребений были обуглены перекрытия (Корякова Л.Н., 1977, с. 147), а в некоторых захоронениях Усть-Тартасского, Фоминцевского и Красноярского могильников следы огня оказались на костях скелетов (ОАК за 1896 г., с. 221; Генинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1969, с. 91). На правобережье Тобола под сгоревшими перекрытиями некоторые кости были кальцинированы (Увал I, курган 12). В целом погребения с огнем в ритуале составляют около 20 %, что значительно меньше, чем в савромато-сарматской и сакской культурах (Смирнов К.Ф., 1964, с. 94–100; Толстов С.П., 1962б, с. 201, 203; Литвинский Б.А., 1972б, с. 140; Вишневская О.А., 1973, с. 64). Наряду с другими элементами культуры культ огня отражает связи племен саргатской культуры с ираноязычными кочевниками.

Большинство погребенных снабжено инвентарем. Как правило, он довольно однообразен, что, при отсутствии антропологических определений, затрудняет половое и возрастное разграничение погребенных. В мужских погребениях представлены предметы вооружения, орудия труда, детали конского снаряжения, отдельные украшения, поясные и колчанные крючки и пряжки. Для женских погребений характерны украшения и орудия труда. Предметы культа, каменные и глиняные блюда и курильницы встречены в захоронениях и мужчин, и женщин. В детских погребениях находятся орудия труда и украшения. Остатки заупокойной пищи – кости животных – и глиняные сосуды встречены в мужских, женских и детских захоронениях. Среди безынвентарных погребений представлены захоронения и мужчин, и женщин, и детей. Отдельные богатые и безынвентарные погребения отражают процессы социальной и имущественной дифференциации общества. Наибольшим богатством и разнообразием инвентаря выделяются центральные захоронения, но почти все они, за исключением одного (Сидоровка) (Матющенко В.И., 1987), разграблены. Безынвентарные могилы преимущественно впускные, расположены в насыпях курганов и около уровня погребенной почвы, не врезаясь в материк.

Самую многочисленную категорию инвентаря составляют глиняные сосуды, обнаруженные в 53,4 % погребений. Преобладают (48,6 %) погребения с одним сосудом, более редки (41,4 %) – с двумя и совсем редки (4,1 %) – с четырьмя или пятью (Корякова Л.Н., 1981а, с. 10). Наиболее часто сосуд стоит у головы умершего, что особенно характерно для Притоболья, а также Прииртышья и Барабы. Напротив, в Приишимье сосуды обычно находятся в ногах покойника. При наличии в захоронении двух сосудов часто один стоит в изголовье, другой – в ногах. Обычай снабжения погребенных глиняными сосудами не был стабильным на разных этапах существования культуры. Большинство погребений IV–III вв. до н. э. лишено керамики, а если она есть, то в погребении обычно стоит один сосуд. В последующее время количество захоронений с сосудами увеличивается, как увеличивается и число сосудов в могилах, достигая во II в. до н. э. – II в. н. э. максимума – пяти-шести. Среди орудий труда наиболее часто встречаются железные ножи. Они лежат около костей животных, а также в области живота или бедер (очевидно, были подвешены к поясу). Личные вещи, украшения располагаются в захоронениях в тех местах, где их носили при жизни.

Остатки мясной пищи в виде костей животных, лежащих у плеча, в ногах, у пояса, встречены в 23 % погребений Прииртышья, 27 % – Приишимья и около 8 % – Притоболья. Преобладают кости мелкого рогатого скота и лошади, главным образом тазовые, изредка встречаются кости крупного рогатого скота, диких животных и птиц.

Сопроводительные захоронения животных не характерны для саргатской культуры, но как исключения, встречены в Прииртышье и Притоболье. В полах трех курганов (Красноярка; Дуван; Богданово) найдены захоронения собак (Корякова Л.Н., 1979б, с. 193). Захоронения коней (три случая – Пивкино; Дуван; Преображенка) размещались по-разному: в могильной яме рядом с погребенным; в отдельной яме; в поле насыпи. В двух последних случаях они лежали на боку, головой на запад с отклонением (Сальников К.В., 1947, с. 233; Молодин В.И., Полосьмак Н.В., 1979, с. 83; Корякова Л.Н., А-1980, с. 107). При этом в кургане 3 могильника Дуван I захоронения лошади и собаки были вместе. Появление захоронений коней и собаки, вероятно, отражает большую роль этих животных в хозяйстве саргатского населения, базировавшегося по преимуществу на полукочевом и отгонном скотоводстве, несколько различном в южной и северной частях ареала культуры.

Представленные в небольшом числе погребения-кенотафы по ритуалу и размещению инвентаря аналогичны впускным погребениям и также были впускными.

В целом погребальный обряд саргатской культуры при общем своеобразии демонстрирует черты сходства с обрядом погребения кочевников степей Казахстана и Южного Урала: глиняные площадки под насыпями, шатровые перекрытия могильных ям, культ огня, меловые подсыпки и др. Эта ситуация объясняется тесными взаимными контактами и проникновением раннесарматских и сакских элементов в среду населения саргатской культуры в V–III вв. до н. э.

Вещевой комплекс.

Инвентарь саргатской культуры характеризуется главным образом находками из погребений и в меньшей мере – из поселений.

Керамика. Керамика саргатской культуры, в отличие от прочего вещевого комплекса, во многом повторяющего широко распространенные образцы, своеобразна и является основным признаком, определяющим принадлежность памятника к данной культуре. Сосуды лепные, изготовлены из глины с примесью шамота, реже – песка. Примесь песка более свойственна керамике Притоболья, где песок выступает естественной примесью к глине. В основной массе сосуды сделаны грубо, тесто плохо промешено, обжиг костровый слабый. Внутренняя и внешняя поверхности сосудов обычно гладко заглажены мягким предметом, но иногда штампом или пучком травы. Средняя толщина стенок поселенческой посуды 0,7–0,9 см. Сосуды из погребений меньше по величине и имеют среднюю толщину стенок 0,5–0,7 см. Около 90 % сосудов составляют круглодонные, остальные – плоскодонные. По величине параметров поселенческие сосуды примерно в два раза превосходят сосуды из погребений. Венчики сосудов преимущественно при остренные, а также округлые и уплощенные.

Выделяются следующие наиболее характерные формы сосудов: 1. Удлиненные яйцевидные горшки со средне– и слабовыпуклым туловом, широким горлом и отогнутой шейкой (табл. 121, 17–19; 127, 1, 7, 12, 21, 26; 128, 1, 7, 16, 21, 28). 2. Узкогорлые сосуды с сильно выпуклым туловом, прямой или отогнутой шейкой (табл. 127, 8, 13, 22, 27; 128, 2, 8, 17, 23, 29, 31, 33, 34). Сосуды этой формы редко встречаются на поселениях и более известны в погребениях III в. до н. э. – II в. н. э. 3. Шаровидные сосуды с прямой или отогнутой шейкой (табл. 127, 3, 4, 9, 15, 17, 23, 28; 128, 18, 25) более присущи ранним памятникам культуры и менее свойственны поздним, кроме Притоболья, где широко распространены на всех этапах. 4. Плоскодонные сосуды баночной формы (табл. 128, 6, 12, 13, 19) более известны в относительно поздних комплексах Прииртышья II в. до н. э. – II в. н. э. 5. Сосуды яйцевидной и баночной формы без четко выраженной шейки (табл. 127, 6, 20, 25, 29; 128, 10), обычно крупных размеров, характерны для поселений. 6. Чашевидные сосуды без выраженной шейки (табл. 127, 10, 11, 16; 128, 24, 35). 7. Плоские глиняные блюда (табл. 127, 18) сравнительно немногочисленны. Чаши и банки довольно редко встречаются в погребениях, на их долю приходится 8 % сосудов, но на поселениях их удельный вес значительно больше и в отдельных комплексах доходит до 30 % (Корякова Л.Н., 1981а, с. 14). В целом в керамике доминируют высокие горшки, превышающие число сосудов остальных типов в 1,2–1,4 раза. В IV–III вв. до н. э. преобладали широкогорлые сосуды, в последующее время прослеживается тенденция к увеличению количества узкогорлых сосудов. В Притоболье господствовали широкогорлые сосуды, хотя узкогорлые здесь также были известны уже в ранних комплексах (Макушинский курган IV в. до н. э.).

Различия отдельных районов проявляются в количественном преобладании сосудов тех или иных форм. Баночные плоскодонные сосуды встречены в Казахстане и на Иртыше, но не характерны для западной территории. Чашевидных сосудов также больше в Прииртышье, чем в Приишимье и в Притоболье.

Около 70 % керамики саргатской культуры орнаментировано (Корякова Л.Н., 1981а, с. 14). При этом наибольшая орнаментированность посуды отмечается в Прииртышье, наименьшая – в Притоболье. Зона орнамента охватывает обычно венчик, шейку и плечики. Иногда беспорядочные ямочные наколы и короткие нарезки покрывают дно, реже – все тулово (табл. 127, 5, 6, 22; 128, 3, 7, 9, 12, 16, 32). Орнаментальные мотивы представлены «елочкой», зигзагом, косыми насечками, треугольниками. Преобладают резные орнаменты (40 %), далее следуют ямочные (16 %), накольчатые (12 %), гребенчатые (1,7 %). Больше половины сосудов орнаментировано в одной технике (Корякова Л.Н., 1981а, с. 15). Со временем в орнаментации посуды происходят изменения. В V–III вв. до н. э. преобладали резные узоры, иногда сочетавшиеся с ямками и беспорядочными наколами (табл. 127, 22, 26, 27). Во второй половине III – первой половине II в. до н. э. резные узоры чаще дополняются ямками и наколами в Прииртышье и Приишимье. Ямки и наколы широко применялись в орнаментации и в последующее время. В Притоболье увеличилась доля резного орнамента, что, вероятно, связано с традициями гороховской культуры, которой свойственны резные узоры, а ямочно-накольчатые – нет. На отдельных памятниках (городища Вознесенское; Чуланкуль; Богданово; Рафайлово; селище Рафайловский остров; курганы Богданово I; Исаковка I; Сидоровка; Тютрино; Мыс) встречены импортные среднеазиатские сосуды (табл. 128, 14), сделанные на круге из тонкоотмученной светло-оранжевой глины. Представлены две основные формы – горшки и фляги.

Помимо глиняной посуды, в быту и, возможно, в культовых церемониях пользовались бронзовыми котлами. Они найдены в ареале саргатской культуры как случайные находки (Боковенко Н.А., 1981а, рис. 2), а также в отдельных богатых погребениях (курганы Богданово I, II, III; Сидоровка; Савиновские; Красногорские). Представлены они двумя основными типами. Первый, преобладающий, – котлы с полусферическим туловом на коническом поддоне и дуговидными ручками с выступами или без них. Они имеют аналогии среди котлов Минусинской котловины (Членова Н.Л., 1967, табл. 18, 8, 10). Второй тип – котлы с горизонтальными или слегка наклонными ручками (табл. 128, 15). Они подобны котлам саков Казахстана (Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, рис. 86). В саргатской культуре котлы были предметами импорта, и находки их указывают на южные и восточные связи.

Орудия труда. Среди орудий труда наиболее часты ножи. Они железные, черешковые, с прямой или горбатой спинкой, деревянными и костяными рукоятями (табл. 123, 4–6, 25, 26, 46). Один имел металлическую рукоять с кольчатым навершием. В отдельных погребениях встречаются точильные бруски (табл. 123, 29). В памятниках Прииртышья, Приишимья и Притоболья II–I вв. до н. э. – II–III вв. н. э. обнаружены тесла клиновидной формы с сомкнутой и разомкнутой втулкой (табл. 123, 14, 15). На Богдановском городище найдено железное долото (табл. 123, 12). В V–III вв. до н. э. в Притоболье в качестве топоров и тесел продолжали использовать бронзовые кельты (табл. 123, 58). На поселениях IV–II вв. до н. э. встречаются тупики для разминания кожи, сделанные из тазовых костей лошади (табл. 123, 38), по форме идентичные тупикам с караабызских и гафурийских памятников Южного Приуралья (Пшеничнюк А.Х., 1973, рис. 20, 2). На поселениях и в погребениях часты шилья или проколки, изготовленные из метакарпальных костей лошади или специально выточенные из расколотых крупных трубчатых костей животных и затем отполированные, возможно, от длительного употребления (табл. 123, 16, 40, 41, 59, 60).

В большом числе в погребениях и особенно на поселениях (Богдановское городище) саргатской культуры встречены пряслица. Преобладают лепные. Более редки пряслица, сделанные из стенок глиняных сосудов, в том числе импортных, гончарных (табл. 123, 11, 33, 49). Специфичны пряслица усеченно-биконической формы с орнаментом из резных треугольников и ямочных наколов (табл. 123, 20, 21, 32, 34, 35, 50–52, 61), напоминающим орнамент на керамике. Пряслица, сделанные из камня, единичны и известны в комплексах IV–II вв. до н. э. На Богдановском городище найден курант от зернотерки (табл. 123, 39). Эта плита и каменные пряслица представляют собой импорт, поскольку на территории саргатской культуры не было камня, пригодного для их изготовления.

Вооружение и конское снаряжение. Предметы вооружения в памятниках саргатской культуры представлены наконечниками стрел, костяными накладками луков, пластинами от панцирей, мечами, копьями и колчанными крючками. Судя по тому, что наконечники стрел найдены во многих погребениях и на поселениях, а находки мечей и копий редки, можно считать, что лук со стрелами служил основным видом вооружения людей саргатской культуры. С течением времени он подвергался изменениям. Так, в ранних саргатских памятниках (конец V–III в. до н. э.) остатки луков не зафиксированы. Вероятно, луки были тогда простыми деревянными. В погребениях конца III в. до н. э. – III в. н. э. от луков сохранились костяные концевые и срединные накладки, из которых более ранние (конца III–I в. до н. э.) меньше, чем более поздние (I в. до н. э. – III в. н. э.) (табл. 122, 3, 4, 17, 45, 46), что связано с совершенствованием и увеличением мощности лука. Конструкция сложного (с костяными накладками) лука идентична устройству лука хунну и, возможно, была заимствована населением Прииртышья с востока. Примечательно, что, как и у хунну, луки конца III–II в. до н. э. имели только концевые накладки (табл. 122, 45, 46), а луки I в. до н. э. – II–III вв. н. э. – семь накладок: четыре концевые, по две с каждого конца, и три срединные – две боковые удлиненной полулунной формы и одну фронтальную, вытянутую прямоугольную (табл. 122, 3, 4, 17). Усиленный костяными накладками, лук стал более эффективен и обеспечил возможность пользоваться более крупными наконечниками стрел, обладающими большей убойной силой. Это особенно заметно на примере железных и костяных наконечников, которые во II в. до н. э. – III в. н. э. крупнее, нежели в предшествующий период (табл. 122, 5, 18, 67). Крупные костяные наконечники стрел стали использоваться наравне с металлическими наконечниками. Этим объясняется резкое увеличение их числа в саргатских погребениях II в. до н. э. по сравнению с могилами IV–III вв. до н. э., где костяные черешковые наконечники стрел найдены только в единичных погребениях (Корякова Л.Н., 1981а, с. 13).