Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"
Автор книги: Эльга Вадецкая
Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 64 страниц)
Видимо, наиболее поздним среди крупных мавзолеев Северного Тагискена является мавзолей 6 (табл. 1, 2), стоящий особняком, к западу от мавзолея 5а. Это было круглое в плане (диаметр около 25 м) погребальное сооружение, которое состояло из цилиндрического центрального массива (диаметр около 15 м), сложенного из сырцового кирпича (50–60×25-30×10 см), и вписанной в него квадратной погребальной камеры. Массив был охвачен кольцом внешней стены, между ними располагался коридор шириной 2,05 м. С востока внешняя и внутренняя стены прорезаны проходом примерно метровой ширины. Камера (7,8×6,9 м) ориентирована сторонами по сторонам света и углублена на 1,3 м ниже уровня древней дневной поверхности, выше которой шла кирпичная кладка, положенная на тонкий слой камыша. До возведения кладки были вырыты две ямы в земляной части западной стены. Одна из них идет не менее чем на 2 м под стену и содержит множество костей, а возможно, и скелеты коров. Видимо, здесь мы имеем дело с так называемой жертвой закладки. Стены погребальной камеры были обложены толстым слоем камыша и веток – скорее всего это была какая-то плетенка, удерживавшаяся жердями и столбами. У подножия стен на многих участках обнаружены обуглившиеся горизонтальные слеги, очевидно, скреплявшие эту конструкцию понизу. Не исключено, что конструкция служила основным топливом при сожжении умершего в погребальной камере. Именно у стен, а не на полу, где углистый слой, как правило, тонок, следы пожара особенно значительны. Пол камеры – выровненное материковое дно ее котлована – был покрыт тонкой глиняной обмазкой, поверх которой были положены циновки, сплетенные из тонких дранок или луба (сохранились кое-где их обуглившиеся остатки). Периметр камеры охватывает канавка шириной 0,6–0,7 м, углубленная на 0,3 м ниже уровня пола. По оси север-юг, примерно в 2 м от северной и южной стен, в полу камеры выбиты две круглые ямы (диаметр 0,4 м). По-видимому, в эти ямы были врыты столбы, поддерживавшие плоское перекрытие погребального помещения. Поскольку следы столбовых ям вдоль стен не обнаружены, надо полагать, что концы опиравшихся на столбы стропил и поперечных балок заделывались в гнезда, оставленные в кирпичной кладке.
Вход в камеру прорезал ее восточную стену. Пол древнего проема был наклонным, без ступеней, в виде пандуса. От коридора проход был отделен рядом кирпичной кладки, сохранившейся на два-три кирпича. Стены прохода, покрытые обмазкой, сильно обожжены. Это свидетельствует о том, что в момент пожара внутренняя дверь заложена не была. Пол пандуса обмазан глиной, при входе в камеру хорошо заметен обуглившийся брус деревянного порога, другая плаха на этом участке облицовывала стенку ровика. Судить с уверенностью о характере перекрытия дверных проемов трудно, следы свода, несмотря на значительную высоту стен, не сохранились. Заметно некоторое сужение проема вверху, за счет нависания кирпичей. Возможно, таким образом образовывался ложный свод. Коридор на всю сохранившуюся высоту стен и до самого пола заполнен песчаными намывами. Это дает основание полагать, что он вообще не был перекрыт и внешняя круглая стена мавзолея 6 представляла собой кольцевую ограду. Вокруг мавзолея никаких пристроек не обнаружено.
В погребальной камере, как и в остальных мавзолеях, совершалось трупосожжение. Погребальный инвентарь обнаружен в основном в камере. По ее углам стояли группы сосудов, причем в каждой из таких групп были сосуды определенного назначения. Кроме того, здесь найдены обломки бронзовых серповидного ножа и иглы, бронзовая лунница с отверстиями на концах (табл. 2, 3, 4), поделки из золота. Большой интерес представляет находка более 100 бронзовых гвоздей с уплощенными концами, которыми, очевидно, прикреплялись к стенам камеры ковры или кошмы (табл. 2, 5). Точно такими же гвоздями прикреплялись кошмы к стенам погребальных камер более поздних Пызырыкских курганов 2 и 5 на Алтае (Руденко С.И., 1953, с. 47, 49, рис. 23).
Мавзолей 6 – погребение очень знатного лица. 06 этом прежде всего говорит необыкновенно богатая коллекция посуды (более 60 сосудов), часть которой сделана на гончарном круге (табл. 2, 17), в то время как в других погребениях круговых сосудов значительно меньше. О том же свидетельствуют и находки обломков золотых вещей. Возможно, здесь была похоронена знатная женщина, поскольку находки иголок связываются, как правило, с женскими погребениями. Очень заманчиво видеть в погребении мавзолея 6 нечто подобное савроматским погребениям жриц в Приуралье, тем более что здесь, как и там, найдена прямоугольная керамическая жаровня, может быть, игравшая роль жертвенника.
Хотя все мавзолеи Северного Тагискена относятся к одной культуре, среди них можно выделить более ранние – 4, 5а и 7, имеющие квадратную внешнюю стену и выстроенные из кирпича зеленовато-рыжеватого цвета, и более поздние – 4а, 5в, 6, 15, имеющие круглую внешнюю стену и выстроенные из голубовато-белого кирпича. К категории поздних относятся и пристроенные к мавзолеям оградки из кирпича того же цвета.
В мавзолеях погребальный инвентарь обнаружен преимущественно во внутренних коридорах и камерах. В пристроенных оградах находки встречались по всей площади погребальных ям. Несмотря на то что мавзолеи и ограды были ограблены еще в древности, коллекции находок весьма представительны. Достаточно сказать, что найдено около 200 целых сосудов самых различных типов. В мавзолеях 6 и 7 сосуды располагались группами в зависимости от их назначения, причем в мавзолее 7 они концентрировались в коридоре, у внешних углов камеры, в мавзолее 6 – в ее внутренних углах. Так, в северо-восточном углу камеры мавзолея 6 стояло 12 мелких и средних сосудов, при этом на 11 горшков и мисок здесь приходится лишь один кувшин. В юго-восточном углу камеры стояли наиболее крупные сосуды, в том числе два хума, хумча, крупный кувшин без ручек и несколько горшочков. Три кувшина найдены в северо-западном углу камеры. В погребении 56, в помещении к западу от камеры, вокруг очага стояло 34 сосуда – горшки, миски, а среди них – один узкогорлый гончарный кувшин с раздутым туловом и горизонтальным рифлением при переходе от горла к тулову (Толстов С.П., 1962а, с. 135, рис. 11).
Керамика. Характерной особенностью тагискенского керамического комплекса является его необыкновенное культурное многообразие. Наряду с лепными в нем встречены круговые сосуды, что представлено особенно ярко в мавзолее 6. Какие же элементы выделяются в тагискенском керамическом комплексе? Прежде всего в нем присутствует федоровский (андроновский) культурный компонент, по-видимому местный, который лежит, очевидно, в основе культуры, представленной в Северном Тагискене. Свидетельство тому – керамика в виде открытых горшков или мисок, стенки которых сплошь покрыты резным, реже гребенчатым штампованным орнаментом, спускающимся на тулово в виде фестонов. Отдельный орнаментальный пояс идет чаще всего по горлу сосуда (табл. 2, 21, 22, 24, 28). Основные орнаментальные мотивы: равнобедренные заштрихованные треугольники, ромбы, меандр, «зеты», незамкнутые треугольники. Нередко орнамент заполнен белой пастой. Эта посуда по таким признакам, как форма тулова, треугольный венчик у некоторых экземпляров, заполнение узоров белой пастой, может быть отнесена к периоду поздней бронзы, к X–VIII вв. до н. э.
Во всех комплексах, в том числе и в комплексах из пристроек, особенно из погребения 56, обнаружена серолощеная, реже чернолощеная или коричневато-лощеная посуда в виде открытых горшков или мисок с плоским, иногда уплощенным дном, нередко с рельефным пояском при переходе от горла к плечикам, без орнамента (табл. 2, 15, 18, 23, 27). Посуда этого типа широко распространена в амирабадских (X–VIII вв. до н. э.) комплексах Хорезма (Итина М.А., 1977, с. 157, рис. 75, 76).
Обращает на себя внимание группа сосудов, наиболее богато представленная в мавзолее 6 (табл. 2, 17) и отсутствующая в мавзолее 4. Это небольшие горшки с коротким прямым или слегка изогнутым горлом, сильно раздутым, часто сферическим туловом, небольшим плоским, иногда уплощенным, редко – округлым дном. Поверхность имеет светло-коричневый, коричневый или черный цвет, великолепно залощена и покрыта орнаментом, или сплошь заполняющим тулово сосуда, или нанесенным в виде фестонов, причем горло остается неорнаментированным. Орнаментальные мотивы и способы их нанесения (различные штампы) чрезвычайно многообразны. В ряде случаев резные узоры заполнены белой пастой. К этой же группе сосудов следует отнести лощеные горшочки, украшенные полусферическими налепами, сгруппированными по три. Эта керамика находит себе прямые аналогии в дандыбай-бегазинских комплексах Центрального Казахстана (Грязнов М.П., 1952, с. 137–141, рис. 5–9; Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М., 1966, табл. XX, 1; XXI; LIX; Маргулан А.Х., 1979, рис. 48–50, 58, 63, 84, 85, 97, 98, 108–111), датируемых большинством исследователей X–VIII вв. до н. э. В дандыбай-бегазинских памятниках, как и в Северном Тагискене, керамика этого типа встречается вместе с федоровской (андроновской). По-видимому, она демонстрирует примесь восточного, карасукского, компонента, который здесь гораздо более ощутим, чем в материалах Северного Тагискена.
Выделяются также короткогорлые серолощеные сосуды с округлым туловом и небольшим плоским дном. Они покрыты сплошь или только в средней части горизонтальным рифлением (табл. 2, 19). Более грубые и, может быть, еще лепные в мавзолее 7, эти сосуды в мавзолее 6 приобретают совершенную форму и сделаны бесспорно уже на круге. Сосуды того же типа, но с прилепленной ножкой (т. е. это уже кубки на полых ножках), найдены в мавзолеях 5а и 6 (табл. 2, 31).
Еще одну группу сосудов из памятников Северного Тагискена составляют гончарные узкогорлые лощеные кувшины без ручек, с очень сильно раздутым туловом, украшенные или горизонтальным рифлением, или пышным геометрическим орнаментом с заполнением белой пастой (табл. 2, 17). Они широко представлены в наиболее позднем мавзолее 6, отсутствуют в наиболее ранних – 4 и 7, редки в мавзолеях 5а и 5б.
В мавзолее 6 обнаружено два хума, которые имеют характерное для земледельческих гончарных сосудов глиняное тесто, рифленую поверхность тулова и подкос у дна, типичный для земледельческой керамики юго-западной Туркмении, дельты Мургаба, древней Бактрии (южный Узбекистан и северный Афганистан периода бронзы и раннего железа). Тут же стояла корчага с налепным валиком под венчиком, характерным для периода поздней бронзы северных районов Средней Азии и степей Казахстана (например, Черников С.С., 1960б, табл. XLVIII).
Оружие. Большой интерес представляют бронзовые наконечники стрел – листовидные со скрытой втулкой и очень узким пером (табл. 2, 7а-г). Наконечники этого типа известны в низовьях Амударьи (Северная Акчадарьинская дельта), на памятниках Северного, Восточного и Центрального Казахстана и датируются IX–VIII вв. до н. э. (Черников С.С., 1954, рис. 23, 7; 1956, рис. 19, 2; 1960б, табл. XXXVI, 3–5; LXX, 3; Оразбаев А.М., 1958, табл. VIII, 10; Грязнов М.П., 1952, рис. 3, 2б; Маргулан А.Х., 1979, рис. 227, 9). Еще один наконечник того же типа, но более крупный и с несколько более широким пером находит аналогии в Центральном Казахстане и Фергане и датируется тем же временем (Маргулан А.Х., 1979, рис. 227, 18; Гамбург Б.З., Горбунова Н.Г., 1957а, с. 33, рис. 4).
Очень важна находка бронзового листовидного кинжала (табл. 2, 1), широко известного в литературе как кинжал киммерийского типа, датируемого концом II – началом I тысячелетия до н. э. (Кузьмина Е.Е., 1966, с. 43, 44). Однако находки подобных кинжалов или ножей в Замараевском погребении могильника Боровое (Оразбаев А.М., 1958, с. 290, табл. VIII, 13), кстати, вместе с обломком наконечника стрелы, аналогичного тагискенскому (IX–VIII вв. до н. э.), а также на Алексеевском поселении (нож с валикообразным уступом) (Кривцова-Гракова О.А., 1948, с. 86, рис. 20, 1) позволяют сузить дату тагискенского кинжала до IX–VIII вв. до н. э.
Украшения. Среди найденных в мавзолеях Тагискена украшений обращают на себя внимание серьги нескольких образцов. Назовем прежде всего серьги в виде золотого щитка с крючком, к которому прикреплены три конуса, посаженных на деревянную основу (табл. 2, 9). Средний конус золотой, с нарезкой, крайние, видимо, серебряные, сохранились плохо. Эти конусы живо напоминают «рожки» на типично андроновских украшениях – браслетах с рожками, распространенных на территории Казахстана и Средней Азии (Кузьмина Е.Е., 1966, с. 77–82, табл. XIV, 15, 19–21; Маргулан А.Х., 1979, с. 316, рис. 229). Деревянная основа вводит, к тому же, в круг андроновской техники изготовления украшений. Именно на деревянной основе были сделаны бронзовые украшения Алексеевского могильника в Западном Казахстане (Кривцова-Гракова О.А., 1948, с. 115).
Упрощенный вариант описанного вида дает серьга с одним конусом (табл. 2, 8), которая, судя по всему, близка серьгам из памятников раннего железного века, в частности татарским образцам (Киселев С.В., 1949, с. 132). В памятниках Минусинской котловины подобные серьги известны в комплексах как времени поздней бронзы (IX – начало VIII в. до н. э.), так и в раннетагарских (Членова Н.Л., 1963, с. 56, 62). По-видимому, этот тип украшений андроновского происхождения продолжал бытовать на территории распространения андроновской культуры и в более позднее время, поскольку аналогичные серьги встречены в могилах большереченской культуры (Грязнов М.П., 1956а, табл. XIX, 11), и в сакском могильнике Уйгарак (Вишневская О.А., 1973, табл. I, 13).
Своеобразный тип серег, обнаруженных в восточном Приаралье впервые, составляют массивные золотые серьги в виде одного или двух колокольчиков, висящих на крючке, украшенном снаружи двумя или тремя полусферическими бляшками (табл. 2, 10, 11). Серьги в виде колокольчика, как и конусовидные (табл. 2, 8), известны в материалах еловской культуры Приобья (Еловка 1) (Матющенко В.И., 1974, с. 13), верхней датой которой считается IX век до н. э. (Косарев М.Ф., 1981, с. 162).
К числу украшений Северного Тагискена следует отнести и две булавки – серебряную (ограда 5б) и бронзовую (ограда 4б). Навершие первой сделано в виде двух колечек, в которые вставлены золотые полусферические бляшки (табл. 2, 6). Форма его подражает, видимо, биспиральным головкам булавок, известных в эпоху бронзы в Передней Азии и Индии. Навершие второй булавки имеет форму ромба с «отростками» по углам (табл. 2, 2), что напоминает булавку из Хакского клада (Сорокин С.С., 1960, с. 29, рис. 1, 6). Биспиральный и ромбический типы наверший булавок существовали, по-видимому, достаточно долго. Но главное, что оба они характерны для более южных, по сравнению с Приаральем, областей. В то же время прием украшения металлических предметов полусферическими бляшками имеет восточное происхождение, поскольку появляется еще в карасукских древностях и находит широкое распространение в татарских.
В одном комплексе с серебряной булавкой и серьгой с колокольчиками (ограда 56) найдены золотые и сердоликовые бусы (последние, несомненно, привозные с юга). В северные районы Средней Азии сердоликовые бусы попали довольно поздно – в последней четверти II тысячелетия до н. э. (Итина М.А., 1961, с. 86–88), но известны они и в VIII в. до н. э. (могильник Боровое).
Хронология и вопросы происхождения. Итак, все найденные в погребениях Северного Тагискена вещи позволяют уверенно относить этот памятник к периоду поздней бронзы и датировать X–VIII вв. до н. э. На вопрос о культурной принадлежности памятника однозначно ответить невозможно. Прежде всего в материалах Северного Тагискена обращает на себя внимание четко проявляющаяся традиция андроновской культурной общности. Это выражается в наличии погребений в оградках, условной (здесь практиковалось трупосожжение) ориентировке покойников головой на запад (ибо выходы всех мавзолеев обращены на восток). Андроновское происхождение конусовидных серег бесспорно, но еще более ярко демонстрирует андроновские, а точнее – федоровские, черты керамика, что проявляется в ее формах, характере и мотивах орнаментации.
Исследования на протоках Сырдарьинской дельты обнаружили немногочисленные стоянки периода развитой бронзы, но все они, особенно в южной части, на протоках Инкардарьи, относятся к андроновской культуре (единицы – к алакульской, большинство – к федоровской). Все это заставляет думать, что федоровский культурный компонент в материалах Северного Тагискена был местным.
Вторым по значимости был амирабадский компонент, который четко проявляется в керамике. Его происхождение объясняется контактами с населением периода поздней бронзы низовий Амударьи, осуществлявшимися по протокам древней Ачкадарьинской дельты, которые сливались с Сырдарьинскими в западной части. Амирабадские стоянки широко распространены на всей территории Сырдарьинской дельты и связаны с развитием отгонного скотоводства в хозяйстве племен – носителей амирабадской культуры.
Нельзя не отметить и черты сходства между архитектурой и культурой мавзолеев Северного Тагискена и дандыбай-бегазинскими памятниками Центрального Казахстана. Они проявляются и в деталях планировки, и в сходстве отдельных форм керамики карасукского облика. Последнее обстоятельство позволяет некоторым исследователям объединять тагискенские и дандыбай-бегазинские комплексы в единую культуру карасукского типа (Грязнов М.П., 1966, с. 238; 1970, с. 42). Между тем, в числе признаков, противоречащих такому выводу, следует назвать именно керамику карасукского облика. Она доминирует в центральноказахстанских комплексах и представлена сравнительно небольшим числом сосудов в погребениях Северного Тагискена. Вообще, если рассматривать керамические комплексы в этнокультурном аспекте, то центральноказахстанские материалы дают ощутимый федоровский (андроновский) компонент с сильной восточной (карасукской) окраской. В Северном Тагискене отчетливо выделяются федоровский и амирабадский компоненты, к которым лишь примешиваются керамические формы карасукского облика. С последними, видимо, следует связывать и золотые серьги-колокольчики из погребений Северного Тагискена. Наконец, значительное место в культуре Северного Тагискена занимает южный компонент. Это выражается в достаточно сложной архитектуре мавзолеев, выстроенных из сырцового кирпича, что для северных регионов Средней Азии того времени беспрецедентно. К тому же, и прямоугольный стандарт кирпичей, и гончарная посуда, и некоторые типы украшений – все это документирует проникновение элементов южной земледельческой культуры на север. Об истоках ее можно высказать лишь предположения. Успехи бактрийской археологии в последние годы позволяют увидеть связь таких типов тагискенских гончарных сосудов, как хумы с подкосом, узкогорлые кувшины с раздутым туловом, кубки на высокой ножке, с бактрийскими формами эпохи бронзы (Аскаров А.А., 1977, с. 62, рис. 31, табл. XVI; XXI XXIII; Сарианиди В.И., 1977, рис. 25; 29, 5). В свете бактрийских контактов, которые, возможно, имеют глубокие корни, интересен вопрос о планировке погребальных сооружений и культовых сооружений. Традиция возведения круглых в плане сырцовых погребальных сооружений в низовьях Сырдарьи прослеживается от мавзолеев Северного Тагискена до мавзолеев последних веков до нашей эры (Толстов С.П., 1962б, рис. 117).
Сложный культурный конгломерат, представленный в мавзолеях Северного Тагискена, с одной стороны, подчеркивает уникальность, престижность этого памятника. Вероятно, это кладбище крупных вождей, стоявших во главе соплеменностей[10]10
Последнее время в зарубежной и советской этнографии проводились исследования по уточнению самих понятий племя, конфедерация или союз племен, что и привело к их переосмыслению. С.А. Арутюнов и Н.Н. Чебоксаров предложили заслуживающую внимания аргументацию в пользу того, что еще в первобытном обществе основными этносами были не племена, а их группы, или соплеменности (Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н., 1972). Это особенно справедливо в отношении возникающих на закате первобытной истории, в ходе процессов потестаризации и интеграции этносов, объединений родственных племен. Это тем более верно в отношении кочевнических общностей с их относительно частыми перегруппировками при относительной однородности культуры (Першиц А.И., 1982, с. 166, 167) (Ред.).
[Закрыть]. Не исключено, что выявленные в мавзолеях 5б и 7 (там, где они сохранились in situ) отдельные группы федоровской, амирабадской и сходной с карасукской посуды являются погребальными приношениями различных этнических групп, входящих в состав этой соплеменности, С другой стороны, мавзолеи Северного Тагискена демонстрируют на археологическом материале сложные социальные и этнокультурные процессы, происходившие в среде населения Великого пояса степей в период поздней бронзы. Они связаны с интенсивным развитием скотоводческого хозяйства, ростом избыточного продукта, неравномерным распределением сырья, увеличением роли обмена, что в свою очередь приводит к разложению первобытно-общинных отношений, появлению имущественного и социального неравенства, и, наконец, активизации контактов между передовыми южными земледельческими цивилизациями и их северной, «варварской», периферией.
Раннесакские памятники.
Обращаясь к анализу раннесакских памятников в низовьях Сырдарьи, датирующихся VII–V вв. до н. э., и рассматривая их в качестве одного из компонентов историко-культурного понятия «скифский мир», мы неизбежно столкнемся с вопросом, насколько правомерно на современном уровне знаний искать истоки формирования столь грандиозного в географическом, этническом и идеологическом планах явления, как скифская культурная общность, в одном регионе, пусть даже достаточно обширном. Сторонники центральноазиатского происхождения скифов основываются, в частности, и на сырдарьинских материалах. Не правильнее ли рассматривать эту общность как систему, черты единообразия звеньев которой возникли как следствие примерно одинакового уровня социально-экономического развития, близости экологических условий и ираноязычности населения не только в рассматриваемое время, но и раньше, в эпоху бронзы.
С другой стороны, не следует ли искать объяснение чертам своеобразия отдельных культур «скифского мира» в той относительно пестрой этнокультурной основе, которую представляло собой ираноязычное население – носители культур степной бронзы Евразии (Itina М.А., 1978; Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности: статьи Б.А. Литвинского, Е.Е. Кузьминой). Иными словами, речь идет об отнюдь не новой гипотезе, связывающей генезис культур скифо-сакского круга со срубной и андроновской (в широком плане) культурами, ираноязычность носителей которых выявляется теперь и на археологических материалах (Генинг В.Ф., 1977; Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977), а не как прежде, лишь ретроспективно, исходя из ираноязычности скифов. При таком подходе анализ раннесакских древностей низовий Сырдарьи в плане их генезиса, и места их среди культур «скифского мира» может, как нам представляется, дать фактический материал в пользу гипотезы об автохтонном происхождении этноса и культуры населения отдельных регионов «скифского мира», основанной на их генетической связи с населением и культурой предшествующего периода – эпохи бронзы. В этой ситуации наиболее полным выразителем традиционных идеологических представлений и их живучести в среде ираноязычного населения на протяжении длительного отрезка времени является погребальный обряд. (Хотя он же в ряде случаев служит индикатором неоднородности племенного состава сакского объединения в низовьях Сырдарьи.) Погребальный инвентарь раннесакского времени не дает столь ощутимых параллелей в материалах периода поздней бронзы, поскольку именно он отражает качественное изменение уровня производительных сил общества при переходе к раннежелезному веку. Но как раз погребальный инвентарь показывает сравнительное единообразие культур «скифского мира» и принадлежность их к разным историко-культурным провинциям. На примере раннесакских древностей низовий Сырдарьи (Тагискен, Уйгарак) видно, что включение того или иного региона в сферу культурных связей или влияний обусловлено тем же направлением этих связей еще в эпоху бронзы.
В раннесакском могильнике Южный Тагискен открыто около 50 курганов, из них раскопано 38 (Толстов С.П., Итина М.А., 1966), в Уйгараке – около 80, из них раскопано 70 (Вишневская О.А., 1973). Сходство погребального ритуала, наблюдаемое, за немногими исключениями, при анализе погребений обоих могильников, позволяет относить их к близкородственным этническим группам и рассматривать материалы в едином комплексе.
Могильник Южный Тагискен (табл. 1, 1) находится к югу от Северного Тагискена и небольшой ложбиной (ширина около 100 м) делится на два комплекса. Первый из них, ближайший к мавзолеям, содержит 12 курганов, второй – самый южный – 29. Девять курганов расположено на территории некрополя Северный Тагискен. Южный Тагискен датируется VII–V вв. до н. э. причем курганы V в. до н. э. группируются в самой южной части могильника, а более ранние – в северном его конце, ближе к древним мавзолеям. Курганы могильника Уйгарак (VII–VI вв. до н. э.; курганы V в. единичны) сосредоточены в трех группах – восточной (около 30), центральной (27) и западной (21).
Погребальный обряд. Погребения в Южном Тагискене и Уйгараке совершались на древнем горизонте и в грунтовых ямах по обряду трупоположения, изредка – трупосожжения, во всех случаях сверху насыпался курган. Сохранившаяся высота курганов 0,3–2 м, диаметр 10–40 м.
Погребения на древнем горизонте наиболее широко распространены в Уйгараке (30), в Южном Тагискене их мало (три). Совершались они по обряду трупоположения и трупосожжения. Последний обряд представлен наиболее четко именно в этой группе погребений и особенно в Уйгараке (семь из 30). Судя по захоронениям с трупоположением, покойников, как правило, клали на камышовую подстилку вытянуто на спине, головой на запад или юго-запад, внутри легкой деревянной каркасной постройки, переплетенной прутьями и камышом. Следы постройки сохраняются в виде круглых столбовых ямок с остатками сгнивших или сгоревших столбов. В трех случаях (Уйгарак, курганы 2, 59, 66) обнаружены остатки сгоревшей погребальной постройки. Характерно, что дневная поверхность вокруг погребальных сооружений часто бывает покрыта слоем хвороста и камыша. В плане эти постройки круглые, овальные, реже – прямоугольные. Обычно кольцо столбовых ям было одинарным, но внутри него располагалась как бы камера, образованная четырьмя столбами, стоявшими по углам прямоугольника или квадрата. Иногда кольцо столбовых ям было двойным (табл. 3, 4). В Уйгараке встречены погребения, где есть столбовые ямки, но можно уверенно говорить об отсутствии погребальной постройки. Эти ямки были элементом ритуала и никакой функциональной нагрузки не несли.
Основную массу курганных захоронений Южного Тагискена и Уйгарака составляют погребения в крупных прямоугольных грунтовых ямах, среди которых можно выделить четыре типа.
К первому, наиболее распространенному, относятся погребения в ямах размерами 2,7×2,3–4,5×3,7 м и глубиной 1–2 м, ориентированных в большинстве по оси восток-запад или восток-северо-восток-запад-юго-запад (Южный Тагискен – 19, Уйгарак – 28). Обычно погребальная яма имела поперечное перекрытие из деревянных балок. Поверх этой конструкции настилали слой камыша или мелких сучьев. Камышом устилали могильный выброс и древнюю дневную поверхность вокруг ямы, затем возводили курган. В ряде случаев поверх наката набрасывали слой земли толщиной 0,3–0,4 м, затем настилали еще слой камыша и уже после этого насыпали курган. Иногда вокруг ямы, на некотором расстоянии от нее, шел неглубокий ровик (или его отрезки), также перекрытый слоем камыша. В Южном Тагискене чаще, чем в Уйгараке, встречаются следы ритуала, связанного с огнем. Нередко деревянный накат ямы поджигали, но при этом тут же заваливали землей насыпи, что приводило к неполному сгоранию. Погребенного огонь не затрагивал. В некоторых случаях под насыпью вокруг ямы обнаружены горелые пятна – следы костров или разбросанных углей. Покойник в яме лежал вытянуто на спине, головой на запад с отклонением на юго-запад, реже – северо-запад, на камышовой подстилке или носилках из жердей, часто покрытых или переплетенных камышом. Иногда погребенного накрывали камышовой циновкой (табл. 3, 5). В некоторых могилах по периметру стен ямы выкопана канавка, так что покойник лежал как на земляном «столе». В большинстве погребений по четырем углам могильной ямы обнаружены ямки типа столбовых, но ни в одной из них остатков столбов не оказалось. Более того, в этих ямках встречались предметы погребального инвентаря, а иногда их перекрывала подстилка, на которой лежал покойник. По-видимому, и здесь мы имеем дело с элементом традиционным, а не функциональным. Погребения первого типа датируются VII–V вв. до н. э.
Погребения второго типа встречены только в Тагискене, причем не в раннесакской группе Южнотагискенских курганов, а на площади некрополя Северный Тагискен (курганы 8, 9, 13), близ мавзолея 6. Грунтовые прямоугольные ямы или камеры этих трех курганов были окружены невысокими валами (ширина 2–4 м, высота 0,5–0,7 м), насыпанными на древней поверхности, на расстоянии 4–5,5 м от могильных ям. Насыпи курганов возводились в пределах кольца вала и в настоящее время практически не сохранились. Снаружи вала кургана 8 был вырыт еще и неглубокий ровик (ширина по дну 0,5 м, по верху – 1,8 м, глубина 0,25-0,35 м) (Итина М.А., 1984а, с. 79, рис. 1, III). Все могильные камеры ориентированы по оси восток-запад с небольшим отклонением или по оси северо-восток – юго-запад. Они имели по углам ямки типа столбовых, которые функционально никак не использовались. Все могилы потревожены, но, судя по заполнению, они были перекрыты деревянным накатом. Курганы 9 и 13 содержали трупоположения, курган 8 – очевидно, трупосожжение, поскольку здесь яма (3,9×2,6 м, глубина 2,7 м) была заполнена мощным (толщина до 1,65 м) горелым слоем, а всю площадь древней дневной поверхности в пределах вала покрывал слой интенсивного горения. Канавка-ровик вокруг вала этого кургана также была забита хворостом, и, таким образом, кольцо огня пылало вокруг всего сооружения.
Конструкция этих погребений напоминает поздние мавзолеи Северного Тагискена (в частности, мавзолей 6): квадрат ямы вписан в круг земляного вала (а не кирпичного массива), ровик – вместо обходного кольцевого коридора (курган 8). Не исключено, что внушительные развалины мавзолея 6 были восприняты людьми, хоронившими своих покойников в курганах 8, 9 и 13, как святое место, вокруг которого они и возвели курганы. Погребения второго типа датируются VI в. до н. э.
Погребальные сооружения третьего типа известны только в Уйгараке, где их раскопано 13 (Вишневская О.А., 1973, с. 61). Бо́льшая часть (10) расположена в западной курганной группе. Это сравнительно узкие прямоугольные, близкие к овальным грунтовые ямы размерами 1,75×1,4–3×1,63 м. Глубина их колеблется в пределах 0,62-1,35 м, но встречаются и совсем мелкие могилы. Они были перекрыты не плахами, как могилы первого и второго типов, а хворостом и камышом, лежавшим на основе из жердей. В могилах совершали трупоположения по тому же обряду, что и в погребениях первого типа. Погребения третьего типа датируются VII–VI вв. до н. э.








