Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 64 страниц)

И еще одна новая черта в погребальном обряде оседлого населения Оби. В 11 из 29 исследованных погребений взрослых мужчин найдены части конской сбруи, бронзовые наконечники копий, каменная булава, бронзовые и костяные наконечники стрел, остатки лука со стрелами (табл. 69, 15, 25, 32–41, 47), роговые псалии от узды (табл. 69, 31), подобные куртуским на Алтае. В предшествующее, андроновское и карасукское, время умерших никогда не хоронили с оружием. Здесь же треть мужчин погребена с оружием и уздой. Считалось, видимо, что путь в загробный мир может быть успешно преодолен только с оружием. Оружие стало одним из важнейших условий благополучного существования. Очевидно, и в реальной жизни обитатели Оби вынуждены были часто прибегать к оружию. Одним из примеров может быть могила, где погребен мужчина с вонзившимся в его бедренную кость бронзовым наконечником стрелы (табл. 69, 25, 40). Он был убит выстрелом, сделанным в упор, должно быть, в бою.

На первом этапе эпохи ранних кочевников оседлое население Оби подвергалось их неоднократным военным нападениям. Оружие было необходимо всегда иметь при себе. Настало тяжелое время, неспокойная, полная тревог жизнь.

О том же говорят и остатки поселения, исследованного на дюнах у с. Большая Речка. Раскопками здесь открыты большие землянки, подобные тем, какие строились в эпоху бронзы: площадь 200 кв. м и более, глубина 80-110 см. В таких землянках эпохи бронзы находят обычно по два-три, реже – больше, обломков каких-нибудь предметов (табл. 69, 12, 14, 19, 20, 26), по два-три горшка с обломанным верхом или трещинами на боках (табл. 69, 48, 57, 58, 63). Переселяясь на новое место, обитатели землянок все с собой уносили, оставляя лишь старые, негодные к употреблению вещи. В землянках же Большой Речки осталось много целых сосудов и различных вещей. В землянке 3, почти полностью раскопанной, сохранилось 14 целых сосудов (табл. 69, 54, 55, 60–62, 64, 65) и несколько десятков вещей. Очевидно, жители поселка покинули свои землянки внезапно, ничего с собой не взяв, и больше туда не возвращались. Так как никаких следов пожара не обнаружено, то причиной ухода обитателей поселка, надо полагать, был военный набег. Победители забрали только ценные вещи и скот, а все домашнее имущество оставили на месте. Жители были перебиты, бежали или, быть может, были уведены в плен.

Однако жизнь на Оби не прекращалась. Памятники последующих периодов показывают, что население Оби продолжало развивать экономику и культуру. Если на большереченском этапе все орудия и оружие были еще бронзовыми, то на бийском наряду с бронзовыми кельтами, ножами, стрелами (табл. 70, 29, 32, 38–43) стали изготовлять железные ножи, кинжалы и чеканы (табл. 70, 44, 45). На березовском этапе из железа делали уже не только орудия труда, оружие и конские удила, но также обоймы для ремня, крюки для колчана и другие вещи (табл. 70, 10, 11, 21).

По могильникам березовского этапа можно наблюдать заметное повышение благосостояния оседлого населения Оби. Умерших стали хоронить в глубоких могилах с прочно сделанным бревенчатым срубом, часто заложенным сверху, до краев ямы, несколькими рядами продольных бревен (рис. 70, 1). Каждый раз при похоронах совершалась тризна – резали барана, и лучший кусок мяса, всегда курдюк с прилегающей частью туши, давали в могилу умершему. Вместе с мясом клали и железный нож даже в тех случаях, когда на поясе погребенного нож уже имелся. Вообще вещей в могиле стало больше, наряд погребенных более богат украшениями.

В ряде случаев мужчин хоронили с верховым конем.

Улучшение обеспечения основной массы населения, очевидно, было результатом существенных изменений в отношениях между кочевниками и оседлым населением Оби. Надо полагать, что от хищнического разорения оседлых поселений кочевники перешли к какой-то более выгодной для них системе экономических отношений – регулярной дани или чему-нибудь подобному. Избавленное таким путем от частых грабительских набегов кочевников пастушеско-земледельческое население Оби получило возможность в более спокойной обстановке вести хозяйство и иметь более или менее постоянный минимум своей экономической обеспеченности.

Ранние кочевники скифского периода на территории Тувы
(А.М. Мандельштам)

Изучение археологических памятников в Туве началось значительно позднее, чем в Южной Сибири, первоначально как продолжение и расширение исследований, проводившихся в Минусинской котловине. Первым этапом были раскопки А.В. Адрианова в 1915–1916 гг. (в северных районах) и С.А. Теплоухова в 1926–1927 и 1929 гг. (в разных районах). Значительная часть раскрытых ими курганов относилась к эпохе ранних кочевников. Результаты этих работ получили отражение только в информационной статье, где отмечалось своеобразие памятников и предлагалась возможная их датировка (Теплоухов С.А., 1929). Детальному анализу полученные материалы подверглись лишь через десятилетие (Сосновский Г.П.), публикация же их последовала еще позднее (Полторацкая В.Н., 1966).

После войны сложились новые условия, способствовавшие началу планомерных археологических работ с целью воссоздания древней истории края и его населения. Наряду с местными исследователями активную роль в этом сыграли центральные научные учреждения и в первую очередь Академия наук СССР.

В 1947 г. часть территории Тувы была обследована Саяно-Алтайской экспедицией АН СССР во главе с С.В. Киселевым. В 1953–1954 гг. разведки продолжил Институт этнографии АН СССР (А.Д. Грач); одновременно учет памятников и небольшие раскопки начал Тувинский краеведческий музей (С.И. Вайнштейн).

С 1955 г. раскопки приобрели систематический характер. Они велись ежегодными экспедициями Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории (С.И. Вайнштейн, М.Х. Маннай-оол), Тувинской археологической экспедицией Московского государственного университета, возглавляемой Л.Р. Кызласовым (1955–1960, 1962 гг.), Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедицией Института этнографии АН СССР, руководимой Л.П. Потаповым (1957–1963, 1961–1966 гг.), и Саяно-Тувинской археологической экспедицией Института археологии АН СССР (с 1965 г. руководитель А.Д. Грач, с 1972 г. – С.Н. Астахов). Наиболее крупные исследования памятников ранних кочевников проведены последней преимущественно в зоне затопления водохранилища Саяно-Шушенской ГЭС.

Быстрое накопление новых материалов и анализ добытых ранее очень скоро показали необходимость разработки самостоятельной хронологической периодизации памятников Тувы. Уже в 1958 г. практически одновременно в печати были предложены две принципиально близкие ее схемы, опирающиеся на периодизацию, принятую для Южной Сибири. По одной из них, более полной (Кызласов Л.Р., 1958), в пределах эпохи ранних кочевников выделялись две последовательно существовавшие культуры: уюкская, относящаяся к скифскому периоду VII–III вв. до н. э., с подразделением на ранний (VII–VI вв. до н. э.) и поздний (V–III вв. до н. э.) этапы, и шурмакская, принадлежащая гунно-сарматскому времени II в. до н. э. – V в. н. э., также с подразделением на ранний (II в. до н. э. – I в. н. э.) и поздний (II–V вв.) этапы. Согласно второй схеме, памятники скифского периода также были отнесены к одной культуре, названной казылганской (Вайнштейн С.И., 1958).

Продолжавшийся рост материалов вызвал тенденцию к созданию более дробных периодизаций. Так, казылганская культура была подразделена на четыре этапа: ранний (без наименования) – VII–VI вв. до н. э.; кокэльский – VI–V вв. до н. э.; казылганский – V–IV вв. до н. э. и озен-ала-белигский – IV–III вв. до н. э. (Вайнштейн С.И., 1966б). Одновременно культура гунно-сарматского периода получила второе название – сыынчурекская (Вайнштейн С.И., Дьяконова В.П., 1966). Дополнительное членение на три этапа было предложено и для уюкской культуры: первый – VII–VI вв. до н. э.; второй – V–IV вв. до н. э.; третий – IV–III вв. до н. э. (Маннай-оол М.Х., 1970). Однако ни в одном случае не была дана необходимая аргументация.

Исследование кургана Аржан в Уюкской долине привело к выявлению очень раннего археологического комплекса эпохи ранних кочевников, и был поставлен вопрос о возможности выделения в Туве «предскифского» периода (Грязнов М.П., Маннай-оол М.Х., 1973). Этот комплекс затем явился одной из основ для новейшей периодизации скифского периода на всей территории степного пояса Евразии, предложенной М.П. Грязновым (1979а, с. 4–7). Подавляющее большинство исследователей придерживается мнения о развитии в Туве на протяжении всего скифского периода единой культуры. Но высказана и другая точка зрения, согласно которой памятники VIII–VI вв. до н. э. относятся к одной культуре – алды-бельской (подразделяемой на два этапа – аржанский VIII–VII вв. до н. э. и усть-хемчикский VII–VI вв. до н. э.), а более поздние, V–III вв. до н. э., к совершенно иной – саглынской (подразделяемой также на два этапа – саглынский V–IV вв. до н. э. и озен-ала-белигский IV–III вв. до н. э.); затем следует улуг-хемская культура, относящаяся уже к гунно-сарматскому периоду (Грач А.Д., 1971; 1980). Базой для этой периодизации послужили результаты раскопок своеобразных ранних курганов в саянском каньоне Енисея (Хемчик-Бом III, V) и вблизи него (Алды-Бель). Имеющиеся материалы, однако, не подтверждают смену культуры около середины I тысячелетия до н. э. (Маннай-оол М.Х., 1970; Окладников А.П., 1980; Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У., 1980). Что касается дробной периодизации, то и в данном случае она не получила реального обоснования. Отсутствие общепринятой периодизации памятников Тувы объясняется прежде всего высокими темпами накопления новых материалов, заметно опережающими их публикацию. Кроме того, датировки, как правило, базируются на аналогиях вещевым находкам в материалах из других областей степного пояса – прежде всего Минусинской котловины и Алтая. Постулированная изначально возможность прямой синхронизации их не подверглась проверке, а она не всегда подтверждается новыми материалами. Приближенность датировок часто обусловлена многократными последовательными захоронениями в одной могиле. Все дробные периодизации остаются предположительными и в некоторых случаях имеют субъективную окраску.

При современном уровне знаний в принципе сохраняет свое значение периодизация, предложенная Л.Р. Кызласовым, но в нее необходимо внести некоторые коррективы. Культура скифского периода (уюкская) существовала более длительное время – в пределах VIII–II вв. до н. э., причем оба предела датировки подлежат дальнейшему уточнению. Фактические материалы позволяют сейчас разделять этот период на три этапа: начальный (аржанский), ранний и поздний. Первый из них в данном случае рассматривается как время формирования уюкской культуры. Рубеж III и II вв. до н. э., принятый в указанной периодизации в качестве границы двух периодов и соответствующих им культур, следует считать реальной вехой прежде всего в политической истории. Динамика же культур носила более сложный характер. Новые материалы дают основания выделять между скифским и гунно-сарматским периодами переходный этап, который по времени, во всяком случае частично, совпадает с ранним этапом шурмакской культуры в периодизации Л.Р. Кызласова. Характерная для гунно-сарматского периода культура, наиболее полно и отчетливо представленная в могильнике Кокэль, хронологически должна быть отнесена к следующему этапу.

Возможно, что погребения по обряду трупосожжения, известные пока лишь в небольшом числе, можно будет в дальнейшем отнести к более позднему, третьему, этапу гунно-сарматского периода.

Основным источником фактических данных о куль туре скифского периода являются могильники, исследованные в разных частях Тувы, но в наибольшем числе – в ее центральных районах (карта 10). Важные дополнительные сведения получены в результате изучения древних выработок рудных месторождений и остатков металлургического производства. Материалы, связанные с сезонными стоянками, еще крайне ограничены.

Карта 10. Памятники скифо-сарматской эпохи в Туве.

а – курганы.

1 – Саглы-Бажи; 2 – Улуг-Хорум; 3 – Даган-Тэли; 4 – Дужерлиг-Ховузу; 5 – Озен-Ала-Белиг; 6 – Кызылган; 7 – Усть-Хадынныг; 8 – Кокэль; 9 – Хемчик-Бом; 10 – Хадынныг; 11 – Иджир; 12 – Баданка; 13 – Малиновка; 14 – Аржан; 15 – Туран; 16 – Уюк; 17 – Бегре; 18 – Черби; 19 – Чинге; 20 – Орта-Хем; 21 – Куйлуг-Хем; 22 – Алды-Бель; 23 – Темир-Суг; 24 – Бедиг-Хорум; 25 – Улуг-Оймак; 26 – Урбюн; 27 – Бош-Даг; 28 – Аймырлыг; 29 – Кара-Даг; 30 – Аргалыкты; 31 – Ховужук; 32 – Бай-Даг; 33 – Даштык-шёл; 34 – Сенек; 35 – Шараш; 36 – Кызыл; 37 – Шанчыг; 38 – Атамановка; 39 – Успенское; 40 – Элегест; 41 – Хову-Аксы; 42 – Сосновка; 43 – Балгазин; 44 – Самагалтай; 45 – Шурмак; 46 – Эрзин; 47 – Зубовка; 48 – Тоора-Хем («Вторая поляна»); 49 – Ий.

Ареал уюкской культуры частично выходит за пределы Тувы и включает в себя во всяком случае часть северо-западной Монголии и восточную окраину Алтая. На западе он граничит с территорией распространения пазырыкской культуры; на севере – с ареалом татарской культуры; восточная и юго-восточная границы еще недостаточно ясны. Число памятников повсеместно весьма велико, но значительная часть их ограблена (преимущественно в гунно-сарматское время).

Могильники, сильно варьирующие в размерах, как правило, расположены на возвышенных местах, вблизи берегов рек, нередко там, где имеются и погребения эпохи бронзы. Характерная черта их – размещение погребальных сооружений сравнительно правильными цепочками, вытянутыми обычно в меридиональном направлении или вдоль течения реки. В могильниках часто имеется несколько цепочек, расположенных линейно или параллельно друг другу.

Погребальные сооружения (такое наименование здесь более точно, чем курганы) характеризуются значительным многообразием (табл. 71; 73). Они отличаются друг от друга конструкцией как наземной части, так и внутримогильного устройства. Наибольшее разнообразие, даже при учете разрушений, вызванных ограблением, наблюдается у наземной части. В исследованных памятниках известны следующие типы погребальных сооружений, которые могут быть подразделены на подтипы в зависимости от наличия и формы ограды, а также варианты, определяемые конструкцией внутримогильного устройства:

I. Округлые и овальные (иногда четырехугольные) каменные насыпи, обычно имеющие четкое обрамление из больших камней («крепиду»), под которыми расположено несколько могил часто разного устройства (узкие деревянные срубы, каменные ящики, колоды, грунтовые ямы).

II. Круглые земляные (и каменно-земляные) насыпи, под которыми расположено несколько могил часто разного устройства (деревянные срубы, колоды и грунтовые ямы).

III. Круглые каменные насыпи, часто окруженные кольцевидной или прямоугольной каменной оградой, изредка в одной ограде бывает несколько насыпей (табл. 73, 3, 4). Могила (исключая случаи прихоронений) одна (деревянный сруб, каменный ящик, грунтовая яма).

IV. Круглые (или первоначально четырехугольные) земляные насыпи, изредка окруженные кольцевидной каменной оградой. Могила одна (деревянный сруб, каменный ящик, грунтовая яма). Бывает, что вследствие проседания насыпи в яму на поверхности прослеживается лишь впадина, окруженная невысоким земляным валиком.

V. Круглые земляные насыпи, имеющие каменное покрытие, переходящее в окружающие их кольцевидные «платформы». Могила одна (деревянный сруб). Исследованы лишь в северных районах (Уюкская долина).

VI. Каменные куполообразные (?) конструкции, как правило, являющиеся одновременно перекрытием внутримогильного устройства. Обычно окружены кольцевидной оградой. Могила одна (деревянный сруб, каменный ящик, цистообразная камера и яма, обставленная большими плитами). Известны только в центральных районах (табл. 73, 11, 13).

VII. Четырехугольные каменные выкладки, обычае с четко выделенными краями, иногда окруженные кольцевидной оградой. Могила (исключая случаи прихоронений) одна (деревянный сруб, каменный ящик, могила с плитами в торцах, сверху перекрытая бревнами, а также колода, ступенчатая яма, грунтовая яма) (табл. 73, 1).

VIII. Небольшие четырехугольные каменные выкладки. Могила одна (каменный ящик, колода, грунтовая яма). Иногда выкладка одновременно служит перекрытием ящика (табл. 73, 5).

В устройстве каменных насыпей и выкладок наблюдаются различия, носящие, по-видимому, локальный характер. Вариации такого же порядка прослеживаются у срубов, они бывают из бревен, полубревен, брусьев и т. д.

В некоторых могильниках известны отдельные каменные наземные сооружения больших размеров со сложными оградами – в частности, напоминающими в плане колесо (табл. 73, 2) и часто имеющими противолежащие входы. Это обычно сочетается со значительной глубиной ям, на дне которых расположены срубы. Крупные земляные насыпи в северных районах (Уюкская долина) обычно окружены небольшими кольцевидными каменными выкладками. Все такие особенности, по-видимому, обусловлены особым положением погребенных. Нередки случаи, когда наземная часть сооружения отсутствует, что обычно сочетается с относительной бедностью инвентаря погребений.

Особое место занимает курган Аржан в Уюкской долине (табл. 71, 7–9) – целиком наземное сооружение грандиозных размеров (диаметр около 120 м). Он состоит из центральной бревенчатой клети и окружающей ее сложной системы радиально расположенных трапециевидных клетей различных размеров (их насчитывается более 70). Клети были перекрыты бревенчатым накатом, над которым имелось каменное покрытие. Весь комплекс окружали откос из коротких бревен и стена из плит. Вокруг него располагалось кольцо из двух-трех рядов небольших круглых наземных оградок. Посредине центральной клети был сложен квадратный сруб с двойными стенками, в котором стояли две колоды; еще шесть колод и два узких сруба располагались вдоль северной, западной и южной стенок клети, вдоль восточной ее стенки были обнаружены остатки шести конских скелетов. В трапециевидных клетях находились многочисленные скелеты лошадей и еще семь погребений в колодах. Этот курган, очевидно, был местом погребения главы обширного племенного объединения. Условно он именуется царским.

Ряд фактов позволяет полагать, что какое-то время были распространены также погребальные сооружения с цистообразными и иными наземными камерами, характерные для предшествующей эпохи. Но крайняя малочисленность и фрагментарность вещевых материалов не дает возможности установить их точную дату. Особая осторожность в этих случаях обусловлена тем, что от этого зависят понимание путей сложения уюкской культуры и трактовка разных типов погребальных сооружений скифского времени в социальном аспекте.

Обряд погребения, зафиксированный в могилах различных типов и вариантов, относительно единообразен (табл. 73, 6-10, 12). Скелеты, как правило, лежат на боку – левом или, реже, правом, с согнутыми ногами; руки чаще всего вытянуты перед туловищем в направлении к коленям, но бывают также согнуты. Иногда встречается положение ничком – также всегда с согнутыми ногами и руками. Случаи вытянутого положения на спине очень редки и известны главным образом в относительно ранних могилах. Сравнительно часто в камерах (срубах и больших каменных ящиках) наряду с непотревоженными скелетами имеются компактные скопления костей, причем прослеживается более или менее отчетливое воспроизведение их анатомического порядка. Это захоронения полуразложившихся трупов или костей, уже лишенных мягких тканей; тела умерших, очевидно, какое-то время до погребения хранились в кожаных или матерчатых мешках, остатки которых иногда удается зафиксировать.

Ориентировка скелетов не строго определенна, хотя заметно преобладает западная с разными отклонениями (преимущественно на север); встречается также иная, разных направлений. Это обусловлено системой размещения тел умерших в пределах погребального сооружения в целом, которая носит сложный характер. Для полного понимания этой системы еще нет достаточных данных, но отчетливо прослеживаются повторяющиеся схемы. Одна из них – «центрическая», когда вокруг первого по времени захоронения концентрически располагаются последующие. Другая – «линейная», когда скелеты размещены параллельно друг другу и составляют ряды различной величины.

Имеются основания считать, что погребальная обрядность была значительно сложнее, чем можно судить по ее материальным проявлениям в отдельно взятых могилах. Очевидно, существовала развитая система соответствующих норм, учитывавшая многообразные аспекты положения умершего в обществе, обстоятельства смерти, предполагаемую посмертную судьбу и другие неясные нам моменты. Есть свидетельства совершения ритуальных действий до и после погребения – в частности, разжигание очистительного огня в могиле, помещение шкур животных с черепами на погребальных камерах, сооружение ритуальных выкладок и др. Однако эти детали обряда не повсеместный, очевидно, также регламентировались нормами.

На протяжении многовекового периода существования уюкской культуры происходила эволюция отдельных типов внутримогильных устройств, а также возникали некоторые модификации обряда погребения. Эти явления протекали взаимосвязанно, но при оценке их необходимо учитывать устойчивость локальных традиций. В целом прослеживается тенденция к постепенному уменьшению удельного веса погребальных сооружений с многочисленными, преимущественно одиночными погребениями под одной насыпью. Эта традиция впоследствии выступает в форме прихоронений (как правило, детей). Вместе с тем наблюдается увеличение размеров срубов и каменных ящиков, хотя стабильно сохраняется малый вариант последних. «Линейная» схема размещения погребенных приобретает с течением времени превалирующее значение, хотя сохраняются также элементы «центрической». В качестве фактора, определяющего эти изменения, отчетливо выступает увеличение числа захоронений в пределах одной камеры, которое отражает пока неясные процессы внутреннего развития общества носителей уюкской культуры.

Начальный (аржанский) этап уюкской культуры.

Наиболее ранним из известных сейчас памятников уюкской культуры является уже упоминавшийся курган Аржан. Он содержит 29 синхронных «закрытых» комплексов: центральное погребение мужчины старческого возраста и женщины зрелого возраста, 15 погребений представителей знати (за единичным исключением, лиц старческого возраста) и 13 групповых захоронений лошадей. Положение скелетов людей, установленное по их остаткам, – на левом (в одном случае – на правом) боку, с сильно согнутыми руками и ногами. Судя по размерам колод, оно было таким же и там, где кости не обнаружены. Система расположения погребенных здесь четко выраженная «центрическая», причем прослеживается «иерархия» их по местоположению: часть «сопутствующих» находится в центральной клети, часть – на периферии, в радиально расположенных клетях. Но есть и элементы «линейной» схемы – размещение колод рядом, параллельно друг другу. Ориентировка погребенных неодинакова, хотя, вероятно, преобладала северо-западная.

Сопровождающий инвентарь характеризуется господством бронзовых изделий. Железные предметы и глиняная посуда здесь не обнаружены. Деревянные и кожаные изделия немногочисленны. В целом инвентарь четко демонстрирует «скифскую триаду» в полном составе и развитом виде.

Вооружение и конское снаряжение. Оружие представлено двумя бронзовыми кинжалами, бронзовым чеканом и небольшим количеством бронзовых и костяных наконечников стрел (табл. 72, 1-15, 62–64). Оба кинжала двулезвийные, с узким крыловидным перекрестьем, имеющим округлые утолщения на концах, но с разными навершиями: у одного – валик, сходный с желобчатыми застежками, у другого – фигурка стоящего кабана со «свисающими» вниз ногами. Чекан массивный, с длинной цилиндрической втулкой, заканчивающейся наверху муфтой; боевая часть и обушок (слегка утолщенный у конца) имеют круглое сечение (табл. 72, 62). Бронзовые наконечники стрел втульчатые двуперые, с ромбической и лавролистной головкой (часть из них – с шипом) и пулевидные; костяные – преимущественно четырехгранные, ромбические в сечении, пулевидный и трехгранный (табл. 72, 1-15).

Многочисленные предметы конского снаряжения включают серии уздечек разной сохранности и различные их украшения, главным образом подвесные. Удила относятся к двум типам: со стремечковидными и с кольцевидными окончаниями, но есть единичные экземпляры первого типа с дополнительным кольцом в основании и имеющие разнотипные окончания (табл. 72, 40–42, 49, 51). Псалии все трехдырчатые, преимущественно бронзовые, среди них преобладают изогнутые с грибовидной шляпкой наверху и конической головкой внизу. Есть аналогичные псалии из рога. В клетях с конскими захоронениями, находящихся в северной части кургана, обнаружены другие псалии (в каждой особые): бронзовые в виде слабоизогнутого стержня с утолщениями вокруг отверстий и заостренными концами; сходные с ними роговые, отличающиеся, однако, прямым срезом верхнего конца; бронзовые в виде прямого стержня с кольцами у отверстий и выступом в нижней части (табл. 72, 28, 29). Предполагается, что они принадлежат населению, обитавшему вне Тувы.

К деталям узды относятся бронзовые и роговые бляшки-пуговицы круглой и прямоугольной формы, с одним или двумя отверстиями, а также золотые круглые бляхи (найдены в центральном срубе). Среди украшений уздечек очень мало бронзовых подвесок (стремечковидные и кольцевидные), преобладают роговые, клыки лошади и кабана и вырезанные из последних: круглые, овальные, бинарные и т. д. (табл. 72, 30, 33, 34, 38, 39).

Вместе с костями лошадей найдены предметы, выполненные в зверином стиле. Конкретное назначение их неясно. Это большая бронзовая бляха – изображение свернувшегося в кольцо хищника кошачьей породы (табл. 72, 66), пять бронзовых наверший с фигурками стоящих горных козлов (табл. 72, 47, 48) и навершие из рога оленя в виде головки коня с отчетливо переданной уздечкой (табл. 72, 35). Не устанавливается также назначение трех желобчатых застежек. Среди них есть каменные и деревянные, покрытые листовым золотом (табл. 72, 31).

Украшения. Сохранившиеся личные украшения немногочисленны: гривна из узкой полосы листового золота, золотые серьги со щитком, украшенным бирюзовыми вставками, и с насаженной под ним бусиной (табл. 72, 36), круглые и прямоугольные золотые бляшки с рядами выпуклостей, пронизки из спирально свернутой золотой проволоки. В центральном срубе найдены небольшие треугольные и четырехугольные пластинки из бирюзы, свидетельствующие о том, что были и другие предметы, украшенные цветными вставками. Из бирюзы изготовлены также все найденные тут бусы и бисер.

В погребальных колодах, находившихся в центральном срубе, сохранились остатки одежд из дорогих мехов (соболя) и различных шерстяных тканей, которые определены как привозные, вероятно, из стран Переднего Востока. Среди них имеется двуцветная ткань с рисунком в виде ромбов (одиночных и образующих ряды) и четырех цветная – с рядами ступенчатых пирамидок. Одна из одноцветных тканей украшена сдвоенными ромбами.

Датировка кургана Аржан сопряжена с определенными трудностями, так как вещественные находки из него носят в этом плане противоречивый характер, что отметили уже его исследователи (Грязнов М.П., Маннай-оол М.Х., 1973; Грязнов М.П., 1980). Основная масса бронзовых псалиев, набор наконечников стрел и различные бляшки из клыков кабана чрезвычайно близки к комплексам, известным в Северном Причерноморье и относимым к предскифскому периоду; аналогий им в Туве и ближайших областях нет. Другие изделия – удила со стремечковидными окончаниями, некоторые наконечники стрел и трехжелобчатые застежки – известны в западной части степного пояса в памятниках предскифского и скифского периодов. Весомость первой группы аналогий подтверждается результатами определения абсолютного возраста дерева радиоуглеродным методом (около 800 г. до н. э.). Поскольку радиоуглеродные даты подлежат корректировке по совокупности археологических данных, наиболее вероятная датировка кургана Аржан, по-видимому, лежит в пределах конца VIII – первой половины VII вв. до н. э. «Скифская триада» в полном и развитом виде предполагает формирование ее в непосредственно предшествующее время – очевидно, на протяжении VIII в. до н. э. Но этот, несомненно весьма сложный, процесс не может быть прослежен, так как соответствующие памятники в Туве пока неизвестны. Курган Аржан отражает уже завершение процесса и соответственно должен быть отнесен к концу начального этапа уюкской культуры. Строго обоснованная синхронизация других памятников невозможна. Предпринятые попытки (Кызласов Л.Р. 1979; Грач А.Д., 1980) носят лишь предварительный характер и сильно расходятся по существу результатов. В частности, высказано предположение о принадлежности кургана пришлой этнической группе сакского происхождения, занявшей политически господствующее положение (Кызласов Л.Р., 1977). Решение этого и других сложных вопросов, касающихся начального этапа уюкской культуры, будет возможно лишь после появления новых уверенно датируемых материалов. Возможно, к нему следует относить некоторые курганы с наземными цистообразными камерами, в которых скелеты лежали на боку с согнутыми руками и ногами, головой на запад. Датировка возможна лишь для тех, в которых обнаружен сопровождающий инвентарь (Шанчыг; табл. 72, 65), однако остается предположительной.

Ранний этап уюкской культуры.

Этот этап представлен памятниками значительно более скромного облика, очевидно, принадлежащими рядовому населению. Достаточно уверенно выделяются к этому времени каменные и земляные курганы с многочисленными погребениями (типы I и II). Они составляют небольшие группы, часто находящиеся в пределах могильников, где преобладают более поздние погребальные сооружения (Алды-Бель; Ортаа-Хем II; Усть-Хадынныг I; Хемчик-Бом III и V; Чинге II). Иногда каменные курганы расположены парами, лежащими на оси север – юг, они непосредственно примыкают друг к другу или даже сливаются. Насыпи, по-видимому, сооружались после совершения определенного числа захоронений в могилах, расположенных вблизи друг от друга. Но и после этого производилось прихоронение детей непосредственно около курганов или на краю их (с разрушением «крепиды»). Центральное место всегда занимает могила (разного устройства), в которой погребен взрослый, на периферии находятся погребения как взрослых, так и детей, иногда расположенные по сравнительно правильной дуге или незамкнутой окружности. Наиболее четко такая центрическая система прослеживается в курганах 1 и 2 могильника Хемчик-Бом V (Грач А.Д., 1980). где прихоронения детей составляют вторую концентрически расположенную дугу. Погребения обычно единичные, но известны также парные: взрослого и ребенка. Ориентировка скелетов при тенденции к преобладанию западной варьирует и зависит от местоположения могилы.