Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц)

Интересную группу коллективных захоронений первых веков нашей эры можно отметить в могильнике Тумек-кичиджик (Лоховиц В.А., 1979). Это слега углубленные в землю квадратные (около 3,5×3,5 м) камеры с узким дромосом в середине северной стороны. Дромос, как правило, перегораживался камнем. Многократно совершавшиеся погребения не имели определенной ориентировки. В наиболее сохранившемся кургане обнаружены остатки носилок с двумя погребенными, лежавшими один на другом, но головами в разные стороны. Часть ранних погребений повреждена и сдвинута. Инвентарь тот же, что в подбойных погребениях первых веков нашей эры, но нет кинжалов и мечей (табл. 46, IX). Возможно, что у этих камер были какие-то наземные деревянные конструкции. Курганные насыпи нал ними не превышали 40–50 см.

Погребения в грунтовых ямах под курганными насыпями встречены в разных могильниках. Часто они не имеют инвентаря и поэтому не могут быть датированы (Тумек-кичиджик, Мангыр), иногда по деталям обряда и инвентарю сходны с подбойными либо выделяются в отдельные хронологические группы (Тузгыр) (Трудновская С.А., 1979). Какие-либо устойчивые сочетания пока не могут быть выделены.

На возвышенностях Тузгыр и Мангыр встречаются крупные курганы с каменными кольцами внутри насыпи. Они расположены как одиночно, так и в составе курганных групп. Раскопки одного из таких курганов в Мангырском могильнике (X. Юсупов) показали, что каменное кольцо сооружалось вокруг богатого катакомбного захоронения. Датируется оно, очевидно, IV в. н. э. (меч без перекрестья) и отличается уникальной для известных курганных памятников Хорезма деталью – рядом с погребенным находилась часть конской туши с седлом. Детали погребения неясны, так как оно разрушено грабителями (катакомба обычного типа с южной ориентировкой).

Погребения с трупосожжениями различаются довольно существенно. Наиболее ранние из них (VII–V вв. до н. э.) связаны с куюсайской культурой. Поздние (IV–V вв. н. э.) отражают, вероятно, уже иной этнический пласт. Обряд трупосожжения обнаружен в грандиозном могильнике Чаштепе, расположенном на возвышенности Устюрт, у северных границ Присарыкамышской дельты (Рапопорт Ю.А., Трудновская С.А., 1979). Датируется он ориентировочно первой половиной – серединой I тысячелетия н. э.

Если принять во внимание данные этнографии, свидетельствующие, что кочевники, зимовавшие на окраине Хорезма, у чинков Устюрта, перекочевывали далеко на север через Устюрт к Эмбе (Особенности сельского хозяйства Адаевского уезда, с. 87; Васильева Г.П., 1952, с. 453), то, вероятно, можно сделать вывод, что Чаштепе – могильник кочевников, хозяйственная территория которых в основном располагалась за пределами Присарыкамышской дельты. Аналогичным образом трактует памятники, найденные вдоль чинка Устюрта, на северной границе Хорезма, и В.Н. Ягодин (1982, с. 78).

С конца V в. н. э. территория Присарыкамышской дельты подверглась запустению на несколько веков. Здесь нет не только курганных могильников скотоводов, но и поселений земледельцев. Вероятно, резко изменился водный режим дельты.

Взаимоотношения кочевников и земледельцев.

Рассматривая проблему взаимоотношений кочевников с земледельческим населением Хорезмского оазиса, следует отметить, что границы Хорезма на западе с IV в. до н. э. и до конца античности довольно четко определяются по пограничным крепостям, расположенным на возвышенностях. С юга на север это Кангакала, Бутентау I и II и ранний Дэв-кескен (Толстов С.П., 1958б, с. 70, 81).

Таким образом, отмеченные памятники древних скотоводов в Присарыкамышской дельте расположены внутри границ оазиса и, очевидно, в пределах древнехорезмийского государства. Если куюсайские могильники всегда соседствуют с поселениями, то вблизи подбойно-катакомбных могильников никаких следов оседлых поселений нет, хотя велись их интенсивные поиски. Ряд курганных могильников этого времени в восточной части дельты (Яссыгыр I–III) расположен в 5–6 км от ближайших земледельческих поселений, в полосе пустыни между двумя древними одновременными им оазисами. Передвижение скота на зимние пастбища в пески Заунгузских Каракумов могло происходить только через земледельческий оазис вдоль Чермен-яба. Это указывает на весьма добрососедские отношения скотоводов и земледельцев.

Наиболее удаленные от земледельческих оазисов могильники Тумек-кичиджик и Тузгыр находятся от них всего па расстоянии 15 км (крепости Шахсенем, Тузгыр и Акчегелин). Нет каких-либо оснований связывать отмеченные курганные могильники с оседлым земледельческим населением, для которого характерен оссуарный обряд захоронения. Оссуарные могильники известны в этой зоне на развалинах Калалыгыр 1 и 2, около Гяуркалы и в ряде других мест. Кроме того, для наиболее ранних подбойно-катакомбных погребений характерна нехорезмийская гончарная керамика.

Интересный комплекс памятников дает возвышенность Сакар-чага (Куюсайгыр). Здесь, по соседству с крепостью Куюсайкала (IV–II вв. до н. э. – IV в. н. э.), обнаружены остатки разрушенного оссуарного могильника и ряд курганных могильников, что, вероятно, отражает смешанный характер населения крепости.

Следует констатировать, что к первым векам нашей эры у скотоводческого населения, поселившегося в пределах левобережной части Хорезмского оазиса, во-первых, установились прочные экономические отношения с населением соседних земледельческих микрооазисов, и, во-вторых, оно было включено в систему хорезмийской государственности. Отсутствие поселений у этой группы скотоводов, вероятное преобладание в стаде мелкого рогатого скота могут указывать на кочевой, скорее всего полуоседлый, образ жизни. Природные ресурсы Присарыкамышской дельты в период даже самого минимального ее обводнения были достаточны для круглогодичного выпаса скота лишь в ее пределах, и обводненное или заболоченное Сарыкамышское озеро препятствовало перекочевкам в западном (и северо-западном, и юго-западном) направлении. Судя по слоям первых веков нашей эры в таких памятниках, как Кангакала, Бутентаукала I и II, Каладжикбаба и Курганкала, обеспечивавшихся водой только из естественных русел и расположенных на периферии дельты, в это время русла Дарьялыка и Даудана, бесспорно, были обводнены и давали сток в Сарыкамышское озеро. Кроме того, сами эти обводненные русла могли служить препятствием для перекочевок за пределы дельты.

Можно предположить, что весь цикл перекочевок этой группы населения в то время мог сводиться к передвижениям в пределах западной части Присарыкамышской дельты (восточные районы в основном были освоены земледельческим населением), охватывавшей площадь примерно 80×80 км. Бели признать район расположения могильников Тузгыр и Тумек-кичиджик местом зимовок, то радиус максимальных перекочевок не мог превышать 40–50 км. Никаких данных о каком-либо развитии земледелия у этих племен мы не имеем. Вероятно, и надобности в нем не было, так как при близком соседстве земледельческих оазисов (15–20 км) и тесных экономических связях разделение хозяйственных функций между скотоводами и земледельцами давало больший эффект. Именно в последние века до нашей эры и первые века нашей эры в оазисах к югу от Тузгыра получает широкое распространение гончарное производство. Развалины гончарных печей встречаются на многих, даже изолированно расположенных сельских поселениях (Неразик Е.Е., 1976, с. 17, след.; Вайнберг Б.И., 1983). Окраинное расположение этих комплексов можно объяснить лишь экономическими нуждами кочевого населения: ремесленное производство перемещалось к окраинам оазисов, чтобы приблизиться к потребителю. В III–V вв. аналогичные поселения с большим количеством гончарных печей были распространены в окрестностях Гяуркалы 1 и 2 на Чермен-ябе (Неразик Е.Е., 1976, с. 17).

Вероятнее всего, тесные и постоянные контакты кочевников и земледельцев отражают случаи захоронения очищенных от мягких тканей костей в некоторых курганных погребениях, что свидетельствует об обрядовом и религиозном синкретизме.

Для III–V вв. соседство курганных могильников с крупными крепостями довольно наглядно иллюстрируется Шахсенемским и Мангырским комплексами (Вайнберг Б.И., 1981б, с. 126). Территориальная близость синхронных памятников скотоводческого и земледельческого населения (курганный могильник у стен крепости Мангыркала и в 1 км от Шахсенема), вероятно, свидетельствует о продвижении скотоводов непосредственно в оазисы и, может быть, об оседании их на землю, что неоднократно уже отмечалось исследователями по другим материалам (Толстов С.П., 1958б, с. 216–218; 1926б, с. 230; Неразик Е.Е., 1966, с. 122; 1976, с. 48; Ягодин В.Н., Ходжайов Т.К., 1970, с. 162–166; Ягодин В.Н., 1982, с. 80).

Знаменательно, что в левобережном Хорезме получил распространение архаический тип поселения – поселение или крепость-убежище на возвышенности, сходные с отмечаемыми античными источниками «скалами»-убежищами (Страбон, XI, XI, 4; Арриан, IV, 18, 21, 28 и др.) и дожившие и кочевой среде до позднего средневековья (История Туркменской ССР, с. 382). Представляется, что подобные памятники именно в левобережном Хорезме связаны с его хозяйственной спецификой – проживанием скотоводческих племен на западной периферии Хорезма.

Проблема разделения труда между земледельцами и скотоводами в Хорезме требует еще разработки. Следует обратить внимание на постоянное увеличение удельного веса мелкого рогатого скота в стаде, отмеченное В.И. Цалкиным по материалам памятников Хорезма (например, Кой-Крылганкала и Топраккала) (Цалкин В.И., 1966, с. 150, 151). Это обстоятельство, может быть, находит объяснение в специализации скотоводческого хозяйства и активном развитии обмена между скотоводами и земледельцами Хорезма.

Природные возможности правобережного Хорезма были иными. Там в пределах оазиса не было таких крупных пастбищных зон, иными были и условия обводнения. Хотя выделение скотоводческих групп населения фиксируется уже по материалам эпохи бронзы и раннего железа (Итина М.А., 1977, с. 167–172, 185), мы почти не знаем бесспорных памятников скотоводческих племен более позднего времени на этой территории (о единственной курганной группе см.: Манылов Ю.П., 1975), хотя некоторые данные о материальной культуре первых веков нашей эры, возможно, свидетельствуют об оседании и здесь кочевых племен[23]23
  Имеется в виду комплекс лепной светлоангобированной керамики, выявленный в материалах Кой-Крылганкалы и характерный для памятников первых веков нашей эры правобережного Хорезма (Кой-Крылганкала – памятник культуры древнего Хорезма…, с. 122, 126, 130).


[Закрыть].

Кочевники северо-западной Туркмении
(Б.И. Вайнберг, Х.Ю. Юсупов)

Территория восточного Прикаспия делится на два географических региона древним, ныне сухим руслом Узбоя (рукав Амударьи, впадавший в Каспийское море). К востоку и югу от него расположены практически не изученные археологами песчаные массивы Заунгузских и Низменных (Центральных) Каракумов, к северу – каменистые плато и возвышенности, смыкающиеся с Устюртом на севере и Балханскими горами на юго-западе. Среди этих возвышенностей (гыров) располагаются ограниченные песчаные массивы (Уч-таган, Кум-себшен, Чильма-медкумы). В зоне возвышенностей, особенно в районе, прилегающем к горам Большие Балханы, встречаются родники и колодцы с пресной или почти пресной водой. В периоды обводнения Узбоя резко улучшались природные условия, что, вероятно, способствовало общему увеличению здесь населения (карта 4).

Причины изменения стока Амударьи до конца не установлены и в наше время. Известный итог дискуссиям подвели работы С.П. Толстова на Узбое (Низовья Амударьи, Сарыкамыш, Узбой…), когда был сделан вывод об отсутствии оседлого населения на его берегах в период античности. Географически положение русла Узбоя отличается от остальных дельтовых рукавов Амударьи, оно располагается на более низких отметках, чем окружающая местность, поэтому самотечное орошение здесь невозможно. А разнообразие сезонных пастбищ (на гырах и в песках) при обводнении Узбоя создавало благоприятные условия для развития скотоводства. Эта особенность данного региона Средней Азии (отсутствие земледелия и развитие скотоводства у реки) была отмечена еще древними авторами (Геродот, I, 216; Страбон, XI, VIII, 7). По письменным источникам обводнение Узбоя отмечалось лишь для двух исторических периодов – античности и средневековья (послемонгольская эпоха) (Бартольд В.В., 1965). Именно этим временем датируются и открытые на берегах Узбоя археологические памятники, что заставляет относиться с доверием к приводимым в исторических и географических сочинениях сведениям. Природные особенности этой территории (пустыни, полупустыни, степи) уже в I тысячелетии до н. э. обусловили развитие здесь различных форм кочевого скотоводства.

Наиболее ранние памятники древних скотоводов в Закаспии обнаружены А.М. Мандельштамом у северных склонов Больших Бал хан (Патмасай и Гараалемсай) и у северо-западных склонов Копетдага (Парау I, II, Газылгыгум). Относятся они к позднебронзовому веку и связываются автором раскопок с носителями срубной культуры, продвинувшимися сюда с юго-восточной окраины ее ареала. А.М. Мандельштам не исключает возможности, что именно это население стало основой, на которой сложились известные позднее по данным античных авторов массагеты (Мандельштам А.М., 1976, с. 21).

К концу эпохи бронзы (IX–VIII вв. до н. э.) относится и единственное пока среди раскопанных вблизи Узбоя погребение на возвышенности Чолингыры, на правом берегу Узбоя, в могильнике Ялкым 3 (Юсупов Х., 1982, с. 63). Это погребение как бы предшествует каменным погребальным сооружениям более позднего времени, в могильнике которых оно и было обнаружено.

Памятники скотоводов античного времени на Узбое относятся к периоду от конца V в. до н. э. до IV в. н. э. Изучение памятников кочевого населения древности на территории южного Туркменистана было начато только в 50-х годах Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедицией и Институтом истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР. А.А. Марущенко раскопаны курганные погребения сарматского времени (Хаскяриз, Гызылчешме) в подгорной полосе южного Туркменистана (Марущенко А.А., 1959а). Раскопки могильников на побережье Амударьи (Бабашов), в подгорной полосе Копетдага (Пархай, Мешрепитахта, Чукур и др.) проводились археологическим отрядом Института истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР и Ленинградского отделения Института археологии АН СССР под руководством А.М. Мандельштама (1963; 1971; 1975а).

В первой половине 60-х годов исследования памятников кочевого населения Закаспия к северу от Узбоя проводил А.М. Мандельштам, который в могильниках Гек-Даг 2 и Джанак 2 раскопал каменные наземные сооружения V–III вв. до н. э. (Мандельштам А.М., 1976; 1981).

В 1969 г. Б.И. Вайнберг и X. Юсупов обнаружили подобные сооружения на возвышенности Дордуль на берегу Узбоя и на Каплангыре (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1970). С 1970 г. разведками и раскопками таких памятников занимается Узбойский археологический отряд Института истории им. Ш. Батырова АН Туркменской ССР (X. Юсупов). Работами этого отряда на берегах Узбоя и прилегающих участках Заузбойского плато открыто большое количество погребальных памятников древних скотоводов – около 30 могильников с несколькими сотнями сооружений, значительная часть которых раскопана (Юсупов Х., 1986). Большинство исследованных памятников связано с районами древнего русла Узбоя, на воде которого образовалось хозяйство населения (Юсупов Х., 1972; 1977; 1978а; 1978б; 1981; 1982). Остатки развеянных стоянок скотоводов античного времени на берегах Узбоя и Келькора (древнее озеро в дельте Узбоя) фиксировались ранее (Низовья Амударьи, Сарыкамыш, Узбой…, с. 316–319). Новые поселения на берегах Келькора были открыты в 80-х годах (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1985).

Как показали раскопки погребальных памятников, культового комплекса Ичянлыдепе и материалы с развеянных стоянок, к середине I тысячелетия до н. э. на территории северо-западной Туркмении сложилась своеобразная группа памятников скотоводческого населения. К IV в. до н. э., очевидно, скотоводами были заселены и активно освоены берега Узбоя, так как именно с этого времени здесь появляются наземные каменные сооружения, характерные для скотоводов Закаспия вплоть до северного Устюрта (Юсупов Х., 1986; Мандельштам А.М., 1976; 1981; Древняя и средневековая культура юго-восточного Устюрта, гл. 3).

Погребальные памятники.

Погребальные сооружения (одиночные, парные, группами от трех-четырех до нескольких десятков) располагаются, как правило, на возвышенных каменистых местах, на возвышенностях вблизи русла или на высоком коренном берегу Узбоя. Территория их распространения может быть очерчена от восточного берега Каспия на западе до западных окраин Хорезма (Присарыкамышская дельта Амударьи) на востоке и от Узбоя и Больших Балхан на юге до северного чинка Устюрта на севере. В современном виде это округло-овальные каменно-земляные «насыпи» диаметром от 4 до 14–15 м и высотой от 0,2 до 1,5–2 м. Иногда встречаются развалины и сооружения удлиненно-овальной формы. В предварительных публикациях эти сооружения по их современному внешнему виду часто называют курганами. Раскопки же показали, что «насыпь», как правило, образовывалась в результате разрушения древнего наземного сооружения типа склепа. На древнем горизонте сооружалась прямоугольная, трапециевидная, квадратная, круглая или овальная, обычно глухая камера с каменными стенами толщиной в среднем 0,5–1,5 м (кладка из крупных плит рваного камня без раствора). Горизонтальная кладка сочетается с обкладкой из вертикально поставленных крупных плит, иногда углубленных краем в грунт. Встречается конструкция стен из двух каменных обводов с заполнением пространства между ними мелким камнем и щебенкой. В большинстве случаев плашмя уложенные плиты стен внутри камеры положены с напуском в каждом ряду, образуя конструкцию типа ложного свода. Плиты от перекрытия чаще всего находятся в завале камеры. Камеры служат коллективной усыпальницей. Захоронения были многократными. Покойников помещали внутрь камеры, которую преднамеренно не засыпали землей. Внутри камер зафиксированы скелеты, лежащие в анатомическом порядке с различной ориентировкой и частично потревоженные; кости скелетов, собранные в кучи или сложенные в сосуды-костехранилища типа оссуариев, как специально сделанные (керамические и алебастровые), так и приспособленные для этой цели бытовые. Значительная часть костей обычно беспорядочно разбросана по всей камере. Судя по черепам, в большинстве случаев в камерах находились останки 10–15 погребенных, но нередки камеры с 20–30 погребенными.

В камерах встречен довольно бедный археологический материал, который пока дает основание разделить все раскопанные комплексы только на две хронологические группы: IV–II вв. до н. э.; II в. до н. э. (последние века до нашей эры) – IV в. н. э. Следует учесть, что многократность захоронений и длительное использование практически открытых склепов способствовали смешению разновременного материала.

Первая хронологическая группа довольно четко определяется по предметам вооружения (кинжалы с прямым перекрестьем и серповидным навершием, бронзовые и железные наконечники стрел) и другим изделиям из металла (пряжки, колчанные крючки) и кости (туалетные ложечки), которые находят близкие аналогии в инвентаре раннесарматских (прохоровских, IV–II вв. до н. э.) захоронений, особенно на территории Южного Приуралья. Как правило, нет оссуарных захоронений. Очевидно, этот обряд появляется только в конце раннего этапа. Особенно показательно в этом отношении сооружение 1 на возвышенности Ялкым, где обнаружен сосуд-оссуарий, вкопанный в материк, что позднее не практиковалось (дата сооружения – IV–II вв. до н. э. – определяется по бронзовым наконечникам стрел и восьмеркообразной пряжке сарматского типа) (Юсупов Х., 1982, с. 62, 63, рис. 3).

Бесспорно ранних сооружений сейчас известно немногим более 10, и примерно столько же могут быть определены как переходные ко второй хронологической группе. Отсутствие датирующих предметов во многих сооружениях заставило отнести их к поздней группе памятников. В первой хронологической группе выделяются разнотипные погребальные сооружения.

Первый из таких типов – сооружения из плит, уложенных плашмя в правильное по очертанию кольцо, кладка его имела два обвода – внутренний и внешний, пространство между которыми заполнено мелкими камнями (Дордуль 1, Гек-Даг 2, Чырышлы 25/1, Джанак-Чанак 2). Второй тип – круглые сооружения из плашмя уложенных плит, чередующихся с плитами, поставленными на ребро и частично углубленными в материк (Дордуль 10, Мелегоч 3; табл. 47, 3). Третий тип представлен сооружениями только из плит, поставленных на ребро (три-четыре ряда) и дополнительно закрепленных мелкими камнями или землей (Гараязы 3; табл. 47, 1). Четвертый тип – квадратные сооружения из плашмя уложенных плит, облицованных плитами, поставленными на ребро; иногда камера разделена поперечной стенкой-перегородкой (Балаишем 4, 5, 7, 8). Пятый тип – прямоугольные сооружения с выходом у южной стены (Ялкым 6). Шестой тип – сооружения имеют в центре прямоугольную глухую камеру; выступающие снаружи южные углы образуют подобие вытянутых ложных башенок, северная половина сооружения чуть суживается, образуя прямоугольную площадку (Акяйла 1, Ханалы 10, Зенгибаба 1; табл. 47, 5).

Особого внимания заслуживает погребальный обряд. Первоначально покойника помещали внутри камеры склепа на древней поверхности (практически обряд выставления). Затем происходит постепенный переход от этого обряда к оссуарному (очищенные от мягких тканей кости складываются в сосуды, которые остаются здесь же, в склепе). Таким образом, одно и то же сооружение выполняет функции дахмы (место выставления трупов) и науса (место помещения оссуариев с очищенными костями).

Ю.А. Рапопорт, исследуя истоки оссуарного обряда захоронения в Средней Азии, обратил особое внимание на данные письменных источников об обряде выставления у массагетов и других восточноиранских народов (племен). Его вывод о том, что истоки оссуарного обряда находятся не в зороастрийском богословии, «а в каких-то верованиях восточноиранских племен» (Рапопорт Ю.А., 1971, с. 35), находит яркое подтверждение в погребальном обряде описываемых памятников.

Вероятно, сходный процесс происходил и в низовьях Амударьи несколькими веками ранее, так как в соседнем с Узбоем районе левобережного Хорезма оссуарные захоронения под курганными насыпями, пришедшие на смену трупоположению, зафиксированы у другой группы скотоводов на рубеже V–IV или в начале IV в. до н. э. (Вайнберг Б.И., 1979а, с. 37, след., табл. XXII; XXVI; Юсупов Х., 1979б, с. 94–100).

В связи с тем, что в погребальных и культовых сооружениях часто встречается инвентарь широкого хронологического диапазона или несопоставимых форм (например, столовая посуда – в ранних памятниках и хозяйственная – в поздних), далее дано общее его описание с указанием выделяемых в настоящее время хронологических особенностей для каждой группы предметов и памятников.

Склепы второй группы имеют широкие хронологические рамки из-за малочисленности четко датирующих вещей. Здесь отсутствует вооружение, инвентарь состоит в основном из керамики, украшений, единичных зеркал. Среди украшений выделяется местная, очевидно, форма серег из круглой проволоки с незамкнутыми расширяющимися (утолщающимися) концами.

Погребальные сооружения второй группы часто отличаются монументальностью, встречаются крупные могильники (Дордуль, Кемальский и др.; табл. 47, 2). Сооружены они, как правило, из крупных и средних плит камня, уложенных плашмя, с небольшим напуском внутрь камеры в каждом следующем ряду (особенно в верхней части стен камер), что и образовало перекрытие типа ложного свода. В глухие камеры попадали через отверстие наверху, закрывавшееся крупными плитами. Встречены прямоугольные, квадратные, трапециевидные и круглые в плане камеры. Преобладают глухие, но есть и с различными по ориентировке входами (табл. 47, 6, 7). В камерах наряду с почти непотревоженными скелетами найдены кучи костей с черепом наверху, беспорядочные кучи костей, сосуды-оссуарии, среди которых, кроме местных и импортных крупных бытовых сосудов, использовавшихся в качестве оссуария, отмечено значительное количество специально сделанных лепных керамических корытообразных оссуариев (иногда они имеют крышки и часто – алебастровую обмазку). В некоторых костехранилищах содержались кости нескольких погребенных. Как и в левобережном Хорезме, череп в оссуарии, как правило, лежал поверх костей. Большие скопления оссуарных захоронений можно отметить в могильнике Дордуль на среднем Узбое (Дордуль 7-16 сосудов-оссуариев; Дордуль 14–22).

Среди всех известных на берегах Узбоя могильников бесспорно выделяется Дордульский, расположенный на правом высоком берегу русла, вблизи края обрыва Заузбойского плато (150 км к северу от г. Кизыл-Арват, 300 км к востоку от г. Небит-Даг; табл. 47, 2). На некоторых участках погребальные сооружения концентрируются по четыре-пять, изредка они расположены по одному или по два. Всего обнаружено и раскопано более 20 каменных склепов и несколько курганов с насыпью. В ряде склепов насчитывалось 20–30 разновременных захоронений, часть из них (13) дополнительно имеет погребения оссуарного типа в больших бытовых сосудах или специально изготовленных корытообразных сосудах-оссуариях. Ввиду длительности существования склепов в них представлен инвентарь широкого хронологического диапазона – от V–IV вв. до н. э. до первых веков нашей эры. Оссуарные захоронения относятся, вероятно, к первым векам нашей эры, а появляются, возможно, во II–I вв. до н. э.

Культовые памятники.

Почти в центре Дордульского могильника, на юго-западной сопке возвышенности, господствующей над руслом Узбоя, и находящимися южнее и восточнее песками Низменных Каракумов, обнаружены развалины обширного культового сооружения, сложенного из необработанных плит песчаника всухую (табл. 47, 4). Комплекс этот получил название Ичянлыдепе (Юсупов Х., 1986). Сооружение размерами около 36×40 м при высоте до 3 м (в центральной части) содержало ряд своеобразных по технике строительства и назначению помещений и построек. Самую высокую часть (площадь 16×30 м) занимала мощная и сложная по конструкции выкладка из камней (6×5 м), на которой долгое время горел интенсивный огонь. Весь известняк и ракушечник под ним перегорели на большую (более 0,5 м) глубину и превратились в центре в известковый порошок, а по краям – в разного типа шлаки. После разборки верхнего перегоревшего слоя камней была обнаружена конструкция в виде прямоугольной камеры (5×4,5 м), окруженной поставленными на ребро камнями с лазом-проходом в южной стенке у юго-западного угла (ширина 1,3 м).

Центром комплекса, бесспорно, являлась камера, которая была обложена камнем и обведена коридорообразными помещениями с южной и западной сторон. По контуру эти помещения были огорожены крупными поставленными на ребро плитами камня. Перекрытий они иметь не могли из-за недостаточной высоты (не более 2 м) и слабой прочности стен. В середине одного из помещений была обнаружена выложенная из вертикальных камней камера (3×3,4 м), в развалинах которой найдены сосуд и кости овцы. За этими помещениями, очевидно, располагался ряд более мелких (раскопаны проходы в них в южной части комплекса). С северной стороны к центральному возвышенному массиву примыкает выкладка типа алтаря, а севернее расположен еще один округлый отдельно стоящий алтарь-выкладка. Оба алтаря находятся на одной оси с центральной камерой, строго к северу от нее. На алтарях горение было менее интенсивным, чем в камере. Остатки костров, которые возжигались здесь, не выбрасывались, а перемещались на периферию комплекса (особенно на восточную сторону), где «захоранивались» – обкладывались камнями. Сохранилось большое количество подобных остатков. Кроме того, по склону сопки Дордуля, где расположен памятник, и вплоть до русла Узбоя встречаются крупные куски ошлакованного камня.

Судя по всему, комплекс был связан прежде всего с культом огня. Южная и западная части памятника, где нет следов горения, очевидно, предназначались для совершения культовых церемоний. Поскольку помещения Ичянлыдепе не перекрывались и здесь не образовывалось обычных культурных отложений, находки не представляют каких-либо замкнутых хронологических комплексов, а относятся ко всему периоду функционирования сооружения или к наиболее позднему его этапу. Набор бронзовых втульчатых наконечников стрел, обнаруженный в святилище, весьма выразителен (табл. 50, IX). Все типы их представлены в хорошо датированных комплексах вооружения савроматского и раннесарматского времени (Смирнов К.Ф., 1961, с. 37, след.; Мошкова М.Г., 1963, с. 30, 31, табл. 14–16). Наиболее ранними являются двухлопастные наконечники с листовидной головкой и выступающей втулкой. У одного экземпляра верхняя часть пера четырехгранная. Единичные двухлопастные втульчатые наконечники стрел встречаются в памятниках еще V в. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961, с. 38–40). Все остальные наконечники относятся к группе втульчатых трехлопастных и трехгранных. Среди них есть экземпляры с выступающей втулкой и базисные, со сводчатой и треугольной головкой. Все они принадлежат к широко известным типам сарматских стрел прохоровского времени (Мошкова М.Г., 1963). М.Г. Мошкова не отмечает находок двухлопастных наконечников стрел в прохоровское время, что позволяет нам датировать набор наконечников стрел с Ичянлыдепе V–II вв. до н. э. Не противоречит этому и находка фрагмента железного трехгранного наконечника стрелы.

С культовым характером памятника согласуются находки курильниц и их фрагментов и специального сосуда типа ритона с двумя отверстиями в дне, а также довольно большое количество импортной посуды (Средняя Азия, Иран, Закавказье и т. д.; табл. 48, 3).

Среди находок, происходящих, как правило, из южной и юго-восточной частей, выделяются копыта и черепа лошадей.

Комплекс Ичянлыдепе может быть сопоставлен по устройству с персидскими святилищами огня и жертвоприношения, описание которых мы находим у Геродота (I, 131), Страбона (XV, III, 13–16), Аппиана (66). Вероятно, здесь горел негасимый огонь или несколько огней в честь почитаемых божеств.

Находки копыт и частей черепов лошадей указывают в первую очередь на культ солнца у массагетов, с которым были связаны эти жертвенные животные (Геродот, I, 216). Жертвоприношения, возможно, совершались и в камере, в юго-восточном помещении, где были найдены кости барана.