Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 64 страниц)

Северный Тагискен. Золотые серьги, серебряная булавка, бронзовые нож и лунница.

Южный Тагискен. Золотые бляшки с изображением львов и сайгаков, бронзовые удила, псалии, пряжка и бляхи конских уборов.

Алтын-асар 4. Золотые и серебряные ювелирные изделия, бусы, глиняный носик-слив в виде головы барана, гемма из дымчатого халцедона, серебряные и бронзовые фибулы, глиняный сосуд с зооморфной ручкой.

Пазырык. Изделия в зверином стиле: конский налобник с изображением рогатого тигра и гуся (кость), горный баран и олень (дерево, кожа), головы лося и фантастической птицы (дерево).

Глава первая
Алтай и Тува

Алтай и приалтайская степь
(М.П. Грязнов)

Наиболее богатые произведениями скифо-сибирского изобразительного искусства и всевозможными изделиями бытового и ритуального назначения археологические памятники открыты и исследованы на Алтае и в прилегающих к нему степях. Но культура и история ранних кочевников этого региона изучены крайне неравномерно. Одни этапы их развития освещены с исключительной полнотой находками в царских и рядовых курганах, другие известны лишь по нескольким памятникам, бедным вещевым материалом; в одних районах исследовано много памятников, другие остались археологически неизученными. Рассматриваемый здесь регион включает две области экологически различные, но в историко-культурном отношении взаимосвязанные на протяжении многих веков.

Алтай – горная страна, отграниченная на севере и северо-западе от Западно-Сибирской низменности сбросовым уступом (высота 300–500 м). На востоке он сливается с Западным Саяном, на юго-востоке – с Монгольским Алтаем, на западе – отрогами опускается к Иртышу, где переходит затем в казахстанский мелкосопочник. Приалтайская степь, куда входят Алейская и Кулундинская степи и Верхнее Приобье, – это восточная часть Западно-Сибирской низменности, примыкающем к Алтаю с севера.

История изучения.

Первые археологические открытия относятся к началу XVIII в., когда после 1713 г. русские стали осваивать степь. В эти годы в степь отправлялись и ватаги «бугровщиков» для расхищения древних могил. Какая-то часть добытых ими из курганов ценностей, возможно небольшая, была доставлена Петру I и составила первую в России великолепную археологическую коллекцию золотых вещей, известную под названием Сибирской коллекции Петра I. Это и ныне одно из лучших собраний по изобразительному искусству ранних кочевников Сибири (Спицын А.А., 1906а; Руденко С.И., 1962а). Такую же по составу, но значительно меньшую по объему коллекцию сибирских золотых вещей собрал тогда же голландский юрист и государственный деятель Н. Витзен, но она сохранилась только в рисунках в посмертном издании его книги о России (Witsen N., 1785; Радлов В.В., 1894, с. 130–133).

Вскоре в Сибирь были направлены первые географические экспедиции. Участники их, ученые путешественники Д.Г. Мессершмидт (1721 г.), Г.Ф. Миллер (1733–1744 гг.), а затем П.С. Паллас (1770 г.), сообщили сведения о хищнических раскопках «бугровщиков». Г.Ф. Миллер произвел первые научные, хотя и не вполне удачные, раскопки курганов и собрал небольшую коллекцию древних вещей скифского времени. С изданием трудов этих экспедиций алтайские древности стали достоянием русской и европейской науки.

В начале прошлого века последовало другое значительное пополнение музеев. Просвещенный деятель Алтайского горного округа П.К. Фролов собрал большую коллекцию алтайских древностей, в том числе художественных изделий в скифо-сибирском зверином стиле. Через посредство Г.И. Спасского это собрание поступило в музеи Москвы и Петербурга. Ныне лучшая часть собрания хранится в Эрмитаже, часть – в Государственном Историческом музее в Москве и две вещи – в Историческом музее в Стокгольме (Borovka G., 1928; Zakharov А.А., 1928; Arne T.Y., 1932, fig. 2; 3).

Начало собственно археологических исследований на Алтае связано с именем тюрколога В.В. Радлова, который в 60-х годах прошлого столетия произвел обширные раскопки в разных районах Саяно-Алтая. Он раскопал два царских кургана скифского времени – Катандинский и Берельский (Радлов В.В., 1895). Долгое время все сведения по археологии Алтая этого периода ограничивались лишь работами В.В. Радлова и неполными публикациями Сибирской коллекции Петра I (Радлов В.В., 1884; Толстой И., Кондаков Н., 1890, с. 43–66). Лишь в 1911 г. А.В. Адрианов раскопал небольшую серию курганов в западном Алтае (Майэмирская степь и под Солонечным Белком), содержавших материал по начальной поре развития культуры ранних кочевников Алтая (Адрианов А.В., 1916).

Исследования советского времени начались с 20-х годов нашего века и сразу же на качественно ином уровне: их проводили профессионалы-археологи. С.И. Руденко и его сотрудники исследовали серию малых курганов и несколько могильников на Алтае и близ Бийска (М.П. Грязнов, А.Н. Глухов, М.Н. Комарова, А.В. Адрианов). М.П. Грязнов в 1927 и 1929 гг. раскопал царские курганы Шибе и Пазырык I, а в 1925 г. произвел обследование берегов р. Обь от Бийска до Барнаула и открыл серию памятников оседлого населения скифского времени. Опираясь на опыт классификации минусинских древностей, созданной С.А. Теплоуховым, и появившиеся новые материалы, М.П. Грязнов предложил свою хронологическую классификацию памятников Алтая и приалтайской равнины (Грязнов М.П., 1930).

Значительными были археологические исследования на Алтае С.В. Киселева и Л.А. Евтюховой в 1934–1937 гг. Они раскопали в нескольких пунктах курганы второй половины I тысячелетия до н. э., в том числе богатый Каракольский курган, курганы в Куроте, Курае и Туэкте на Алтае, а также Быстрянский могильник на р. Катунь в Приалтайской равнине (Киселев С.В., 1951, с. 292–298, 328–330, 352–356). В могильнике Усть-Куюм на р. Катунь Г.П. Сергеев и Г.П. Сосновский в 1932, 1936 гг. вскрыли ранние курганы с захоронениями в каменных ящиках (Марсадолов Л.С., 1981а). В 1930–1935 гг. С.М. Сергеев и А.П. Марков исследовали еще несколько курганов второй половины I тысячелетия до н. э. близ г. Горно-Алтайск в Быстрянском и Суртайском могильниках в нижнем течении Катуни (Полторацкая В.Н., 1961; Завитухина М.П., 1961; 1966б). М.П. Грязнов раскопал в 1939 г. два интересных кургана последних веков до нашей эры в Яконуре (Грязнов М.П., 1940).

Итоги всех работ довоенного периода изложены в трудах М.П. Грязнова и С.В. Киселева. В работе, посвященной исследованию материалов Пазырыкского I кургана. М.П. Грязнов (1941) дал описание памятников и детальный анализ культуры ранних кочевников Алтая (развитие техники, хозяйство, быт, социальный строй и искусство). С.В. Киселев (1949; 1951) подробно описал другие группы памятников, не рассмотренных М.П. Грязновым, и провел анализ культуры скифо-сарматского времени на Алтае преимущественно в аспекте ее происхождения, связей с культурами других регионов и с основными историческими событиями в Евразии.

В послевоенные годы характер работ несколько изменился. С 1946 г. в течение ряда лет С.И. Руденко вел систематические раскопки четырех царских курганов в Пазырыке, двух курганов – в Туэкте и двух – в Башадаре (Руденко С.И., 1953; 1960). Погребальные сооружения этих курганов находились в слое вечной мерзлоты. Раскопки дали совершенно исключительный материал, с небывалой полнотой освещающий все стороны жизни кочевников скифского времени. По поручению С.И. Руденко были доследованы раскопанные ранее В.В. Радловым Катандинский и Берельский царские курганы (Гаврилова А.А., 1957; Сорокин С.С., 1962; 1969б).

С начала 50-х годов для уточнения возраста больших алтайских курганов начинают привлекаться методы естественных наук. Радиоуглеродные даты окончательно подтвердили «скифский» возраст этих памятников (Бутомо С.В., 1963, с. 26). Дендрохронологические исследования помогли с точностью до одного года установить очередность сооружения пяти Пазырыкских и Туэктинского I курганов (Замоторин И.М., 1959; 1963; Захариева Е.И., 1974; Марсадолов Л.С., 1981в.). Учитывая дендрохронологические и радиоуглеродные данные, а также археологические аналогии из Северного Причерноморья, Китая и Передней Азии, С.И. Руденко датировал ряд курганов Алтая, в том числе все царские, с точностью, близкой к полувеку. Он считал, что все исследованные на Алтае памятники периода раннего железа относятся к скифскому времени в рамках второй половины VII – начала III в. до н. э. На Алтае не обнаружены археологические памятники моложе III в. до н. э… в культурном отношении примыкающие к курганам с каменной наброской (т. е. пазырыкского типа. – Ред.). Поэтому, полагал С.И. Руденко, вероятнее всего, военные события, связанные с продвижением хунну на запад, начавшиеся на рубеже III–II вв. до н. э., побудили скотоводов Алтая откочевать в Восточный Казахстан или в западносибирские степи (Руденко С.И., 1960, с. 335, 336, 341).

С 1946 г. начались систематические раскопки комплекса археологических памятников на Ближних Елбанах близ с. Большая Речка на Оби. Здесь были исследованы остатки поселений, могильники и литейная мастерская оседлого населения эпохи ранних кочевников. Памятники эти отнесены к большереченской культуре, которую автор раскопок М.П. Грязнов разделил на три последовательных этапа: большереченский (VII–VI вв. до н. э.), бийский (V–III вв. до н. э.) и березовский (II–I вв. до н. э.), синхронных трем соответствующим этапам на Алтае (Грязнов М.П., 1956а, с. 44–98). В 1954 г. он раскопал 10 курганов бийского этапа близ с. Ордынское ниже по Оби (Завитухина М.П., 1968а).

Так Алтай и прилегающие к нему степи Верхнего Приобья скифского времени стали относительно хорошо изученным регионом, который все более привлекал к себе внимание исследователей скифских культур.

С начала 60-х годов исследования на Алтае приняли широкий размах. С.С. Сорокин (1966а; 1966б; 1974) произвел раскопки в южных и западных районах Алтая (могильники Курту, Коксу, Катон, Копай); А.М. Кулемзин (1970) – в восточном Алтае; Д.Г. Савинов (1972; 1973; 1974; 1975; 1978) – в Сайлюгемской степи, где им был найден также оленный камень (могильник Узунтал). С конца 60-х годов Н.Л. Членова (1970; 1971в) начинает исследования на Оби (Суртайский могильник). В.Д. Кубарев (1976; 1977; 1978; 1979; 1980а; 1980б; 1981) ведет систематические раскопки в юго-восточном Алтае. Им вскрыты курганы пазырыкского и шибинского этапов с хорошо сохранившимися высокохудожественными деревянными изделиями, а также открыта большая серия оленных камней (могильники Уландрык и Бар-Бугазы; карта 8).

Карта 8. Памятники ранних кочевников Горного Алтая I тысячелетия до н. э.

а – большие курганы, исследованные археологами; б – большие курганы, ограбленные «бугровщиками»; в – малые курганы, исследованные археологами; г – поселения; д – каменные изваяния (оленные камни); е – наскальные изображения; ж – горные хребты; названия больших курганов даны на карте.

1 – Вавилонка; 2 – Измайловка; 3 – Жартас; 4 – Остриково; 5 – Тамураши; 6 – Ушбиик; 7 – Ашутас-Булак; 8 – Эйген-Булак; 9 – Усть-Буконь; 10 – Кызыл-Ту (Кзылту); 11 – Славянка; 12 – Баты; 13 – Кула-Журга; 14 – Канай; 15 – Чистый Яр; 16 – Юпитер; 17 – Мало-Красноярка; 18 – Бараш; 19 – Пчела; 20 – Усть-Бухтарма; 21 – Майэмир; 22 – Солонечный Белок; 23 – Большие Скалы; 24 – Копай; 25 – Катоп-Карагай (Катонский); 26 – Черновое; 27 – Курту; 28 – Усленка; 29 – Кырлык; 30 – Сары-Боба; 31 – Яконур; 32 – Черный Ануй; 33 – Семисарт; 34 – Нижний Тюмечин; 35 – Бара-Коба; 36 – Таалай; 37 – Бичикту-Бом (Дьяны-Дьел); 38 – Каракол; 39 – Курота; 40 – Койбашка; 41 – Горно-Алтайск (ул. Алферовская); 42 – Усть-Куюм; 43 – Кара-Тенеш; 44 – Кызык-Телань; 45 – Большой Еломан; 46 – Тургунда и Ак-Кем; 47 – Адыр-Кан; 48 – Белый Бом; 49 – Аргут; 50 – Коксу I; 51 – Кумуртук; 52 – Балыктыюль; 53 – Арагол; 54 – Ала-Гаил; 55 – Боротал; 56 – Курай; 57 – Чичке; 58 – Тётё; 59 – Кызыл-Джар; 60 – Талдура; 61 – Чаганка; 62 – Елангаш; 63 – Мухор-Тархата; 64 – Узунтал; 65 – Кара-Дюргун; 66 – Барбургазы; 67 – Юстыд; 68 – Ташанта; 69 – Бураты; 70 – Уландрык.

В последние годы среди многих других памятников в горных районах Алтая раскопаны курганы и могильники скифского времени (Погожева А.П., 1978; 1981; Могильников В.А., Куйбышев А.В., Суразаков А.С., 1978; 1979; 1981; Могильников В.А., Суразаков А.С., 1980; Владимиров В.Н., Глоба Г.Д., 1981; Марсадолов Л.С., 1981б; Могильников В.А., 1983а; 1983б), ведутся исследования в алтайской степи и на верхней Оби (Могильников В.А., 1972; Медникова Э.М., Могильников В.А., Уманский А.П., Шемякина А.С., Сергин В.Д., 1975; Куйбышев А.В., Медникова Э.М., Могильников В.А., Неверов С.В., Суразаков А.С., Уманский А.П., 1977; Кирюшин Ю.Ф., 1979; 1980; Кунгуров А.Л., 1980, 1981; Троицкая Т.Н., 1981). Но материалы этих раскопок полностью еще не опубликованы и пока не могут быть использованы в достаточной мере.

Кочевники Алтая.

Алтай и прилегающие к нему с севера Алейская степь и лесостепная Обь в скифо-сарматское время были тесно связаны. Можно предполагать, что на севере по долинам рек и по берегам степных озер располагались поселения оседлых и полуоседлых групп населения, а на юге, в горных долинах, находились зимовки кочевников, кочевые маршруты которых летом выходили за пределы гор в Алейскую, а возможно, и в Кулундинскую степи. Кочевое и оседлое население двух смежных, экологически различных районов находилось в постоянном взаимодействии, характер которого, как увидим ниже, со временем менялся.

В горах Алтая исследовано уже довольно много памятников, характеризующих своеобразную культуру ранних кочевников. По типам вещей и деталям погребального обряда их можно разделить на четыре последовательных хронологических этапа: куртуский (VIII–VII вв. до н. э.) выделен по небольшой пока серии небогатых могил, случайно найденных бронзовых орудий и по так называемым оленным камням; майэмирский (VII–VI вв. до н. э.) представлен несколькими курганами и случайными находками уздечных комплексов характерного типа; пазырыкский (V–III вв. до н. э.) хорошо известен по малым курганам и по великолепной серии царских курганов в Пазырыке, Туэкте и Башадаре; шибинский (II в. до н. э. – I в. н. э.) также полно представлен большими и малыми курганами, в том числе царскими курганами в Катанде, Шибе и Берели. Пока трудно четко отделить майэмирский этап от предыдущего куртуского. С накоплением материала границы этапов, несомненно, уточнятся, сама характеристика майэмирского этапа изменится, вероятно, надо будет изменить и его название, поскольку памятник, давший название (Майэмир), включен теперь в предшествующий, куртуский, этап[30]30
  М.П. Грязнов сам понимал, насколько искусственно это деление, не отражающее реальных исторических событий. Именно поэтому в его последних работах выделение начальной фазы культуры ранних кочевников носит гипотетичный характер. Учитывая все это, было решено соединить два выделенных М.П. Грязновым этапа – куртуский и майэмирский, тем более что собственно майэмирские комплексы отошли к куртускому этапу. В настоящее время ведутся интенсивные и целенаправленные исследования по изучению памятников именно начальной фазы развития ранних кочевников Саяно-Алтая (Боковенко Н.А., 1985; 1986; Марсадолов Л.С., 1985; Молодин В.И., Петрин В.Т., 1985; Степанова Н.Ф., 1986). Надо думать, что в дальнейшем станет возможным аргументированное разделение более ранних и более поздних комплексов в рамках VIII–VI вв. до н. э. Неоднозначно решается вопрос и о дате Шибинского кургана, давшего название последнему этапу в периодизации М.П. Грязнова. Большинство исследователей (Руденко С.И., 1960, с. 836; Черников С.С., 1975б, с. 133; Баркова Л.Л., 1978, с. 43; 1979, с. 64) относит его ко времени больших алтайских курганов пазырыкского типа, т. е. к V–III вв. до н. э. (возможно, к V–IV вв. до н. э.), что представляется достаточно обоснованным. По-видимому, так же или временем не позднее III в. до н. э. следует датировать и курганы Катанда и Берель. Отнесение кургана Шибе к пазырыкской эпохе лишает смысла название последнего (шибинского) этапа. Поэтому в качестве оптимального варианта следует, на наш взгляд, этапы развития культуры ранних кочевников Саяно-Алтая обозначить так: ранний (VIII–VI вв. до н. э.), средний (V–III вв. до н. э.) и поздний (II в. до н. э. – I в. н. э.) (Ред.).


[Закрыть].

За восемь-десять столетий (VIII в. до н. э. – I в. н. э.) произошло много различных изменений в культуре, но ее этнографический характер оставался в основном неизменным. Важнейшим событием этого времени, наблюдаемым по археологическим памятникам, был переход от бронзовых орудий к железным. Начавшись на пазырыкском этапе, а может быть, и несколько ранее, процесс этот полностью завершился к началу шибинского этапа. Другим не менее важным для кочевников культурным приобретением была узда. В VIII–VII вв. до н. э. кочевники Саяно-Алтая, как и ряда других областей, стали применять узду своеобразной конструкции с так называемыми трехдырчатыми псалиями особой формы – с грибовидной шляпкой наверху и маленькой головкой внизу. Их плотно привязывали ремешком к удилам. Такая узда применялась в степях на запад вплоть до Дуная. Совершенствуя эту узду, кочевники создали на рубеже VI–V вв. до н. э. новый способ крепления удил с двудырчатыми псалиями, которые продевались в кольцо удил. Эта новая узда, изобретенная ими, относительно быстро распространилась по всем степям Евразии от Ордоса до Дуная, просуществовав там в разных вариантах более полутора тысяч лет.

Памятники ранних кочевников Алтая представлены в основном большими и малыми курганами, во множестве находимыми в степной части долин горных рек. Малые курганы имеют вид небольших холмиков из камня с землей или чисто каменных. Под ними – могила, где в небольшом бревенчатом срубе или в подобии каменного ящика погребенный мужчина лежит с кинжалом, ножом, боевым чеканом или луком и стрелами, а женщина – с ножом и зеркалом. Во всех могилах – глиняные кувшины и крестец барана с хвостовыми позвонками (остатки курдюка). Часто встречаются украшения одежды, бронзовые, костяные, иногда золотые, декорированные изображениями зверей и птиц. Рядом со срубом или над ним, с северной стороны, как в мужских, так и в женских могилах погребен верховой конь с седлом и уздой, а иногда два и даже три коня.

Так же устроены могилы и в больших каменных курганах, но там они отличаются огромными размерами и богатством погребального инвентаря. В большой квадратной яме со сторонами по 6–7 м, глубиной 4–7 м, в южной ее половине, поставлен деревянный сруб с двойными стенами и потолком. В нем, в огромном саркофаге-колоде – искусственно мумифицированные трупы двух человек – мужчины и женщины. Обильный сопровождающий их инвентарь расположен в камере, стены которой увешаны войлочными коврами. В северной половине могилы, за срубом, помещены верховые кони (от 5 до 22) с седлами, уздечками и другими принадлежностями пышного конского убора.

Могилы этих царских курганов и все, что в них находилось, изумительно хорошо сохранились, и вот почему. Над могилой племенного вождя (царя) сооружали круглую каменную стену (крепиду) диаметром 25–50 м и пространство внутри нее забрасывали или закладывали крупным камнем на высоту в несколько метров. Со временем это сооружение превращалось в каменный курган высотой 2–3 м, диаметром до 50 м и более. Под каждым таким сооружением неизбежно возникал вскоре же местный небольшой очаг вечной мерзлоты. Масса набросанных камней плохо прогревается солнцем, но зато вовнутрь ее свободно затекает холодный зимний воздух. Тяжелый морозный воздух легко проникает вниз во все поры земли под насыпью и замораживает ее на глубину до 7 м. Масса набросанных камней служит также конденсатором влаги из воздуха. На поверхности холодных камней оседала выделявшаяся из теплого воздуха вода, которая, накапливаясь, стекала вниз, в могилу, замерзала там и сковывала льдом все, что в могиле находилось. Так создавались условия, в которых вещи, находясь под землей веками, почти не изменились. Прекрасно сохранилось множество различных изделий из дерева, меха и кожи, шерсти и травы. От них в обычных условиях не остается и следа. В некоторых могилах идеально сохранились мумифицированные трупы погребенных людей. Сопровождающие погребенных кони в двух случаях дошли до нас не только с шерстью, гривой и хвостом, но также с мускулатурой, внутренностями и даже остатками непереваренной пищи в кишечнике. А седла, уздечки и другие части сбруи сохранились полностью до последней нитки. Найденные в могилах одежды и посуда, украшения и лопаты, ковры и телеги, сыр и наркотики, колесницы, арфа и многие другие самые разнообразные вещи позволяют иногда до мельчайших подробностей восстановить картину быта и социальной жизни древних кочевников Алтая.

Ранний (куртуско-майэмирский) этап (VIII–VI вв. до н. э.). Памятники этого этапа исследованы еще в очень малом количестве. Однако все они весьма своеобразны и выразительны. Наиболее характерны могильники Курту II (верховье Бухтармы), Семисарт I (с. Ело, Горный Алтай), группа курганов близ г. Горно-Алтайск (р. Катунь, устье р. Куюм) и группа в верховьях Нарыма (Майэмирская степь, Восточный Казахстан). Захоронения совершены в грунтовых ямах или каменных ящиках, сооруженных на древнем горизонте. Могильник Курту II состоял из крупных речных валунов и содержал неглубокие грунтовые ямы. Каменные ящики в курганах могильника Семисарт I были окружены кольцом из плит. Погребенные лежали скорченно, обычно на левом боку, головой на северо-запад.

Одной из отличительных черт части ранних погребений можно считать захоронение рядом с могилой, но в отдельной яме, взнузданного коня или только комплекта узды. Так, в могильнике Курту II конь, погребенный в отдельной яме, был положен на брюхо, головой на юго-запад (табл. 60, 11). По сторонам его челюстей лежала пара роговых псалиев (табл. 61, 6, 7), подобных трехдырчатым псалиям основного типа из кургана Аржан в Туве и сходных с псалиями из Черногоровки в Северном Причерноморье. С.С. Сорокин, копавший этот могильник, датировал погребение с конем IX–VIII вв. до н. э. (Сорокин С.С., 1966а, с. 43–47).

Та же картина наблюдалась в могильнике близ устья Куюма (Сосновский Г.П., 1940, с. 30; Марсадолов Л.С., 1981а). Под одной насыпью с погребением женщины, сопровождавшейся бронзовым ножом, белопастовыми и сердоликовой бусами (табл. 61, 17, 27), находилась могила коня (табл. 60, 8-10), в зубах которого была пара роговых трехдырчатых псалиев простой формы (табл. 61, 4), конструктивно сходных с куртускими и аржанскими. В примыкавших друг к другу каменных ящиках могильника Семисарт I были обнаружены в одном – скелет человека, в другом – череп и кости ног коня, в третьем – обломки челюстей и трубчатых костей барана. За пределами ящиков, в небольшой ямке, был найден роговой трехдырчатый псалий (табл. 61, 5). Предварительно курган датирован VIII–VII вв. до н. э. (Марсадолов Л.С., 1981б, с. 195).

Как погребение в отдельной яме следует, вероятно, рассматривать и захоронение коня в отдельном кургане. Так, в одном из курганов под Солонечным Белком (Грязнов М.П., 1947) были погребены подросток и женщина, лежавшая вытянуто на спине. В другом обнаружены кости овцы и скелет коня с удилами в зубах, двумя пряжками по бокам грудной клетки и четырьмя десятками бронзовых пронизок от круглых ремней узды (табл. 61, 16, 18, 20, 22, 30). Женщину и подростка сопровождали литое бронзовое зеркало с вертикальным бортиком и петлей, каменный оселок, костяной нож (?) с фигурой зверя и роговая пронизка (табл. 61, 21, 28, 29, 31). Наконец, в третьем кургане того же могильника среди обломков человеческих костей найдены фрагмент оселка и бронзовый нож с протомой хищника (табл. 61, 26).

Отдельно от захоронения человека обнаружены принадлежности сбруи в Майэмирских курганах (Адрианов А.В., 1916, с. 8–18, 56–61; Руденко С.И., 1930; Грязнов М.П., 1947), территориально принадлежащих Восточному Казахстану, но культурно примыкающих в равной мере и к кругу рассматриваемых памятников Саяно-Алтая. В состав майэмирского конского убора входили 10 золотых листков, покрывавших деревянные бляхи с барельефным изображением свернувшегося хищника (тигра), бронзовые запятовидные бляхи и позолоченная бляшка в виде головы птицы (табл. 61, 15, 19; 62, 1–7). В разграбленном погребении человека найдено литое бронзовое зеркало (табл. 61, 24).

Общей тенденцией развития погребального обряда в VIII–VI вв. до н. э. был постепенный переход к захоронению взнузданного коня в одной могильной яме с человеком. Изменяется со временем и поза человека – его хоронят вытянуто на спине, головой на запад. На протяжении рассматриваемого этапа появляются и новые формы псалиев, и соответственно изменяется крепление узды. Наряду с трехдырчатыми псалиями употребляют псалии с Т-образным крючком вместо центрального отверстия (табл. 61, 8) и У-образные с отростком, на который надевали кольцо удил (табл. 61, 9). В последнем случае верхняя половина стержня псалия стала лишней, и в дальнейшем от нее, по-видимому, отказались, остались только отросток и нижняя половинка. Таким путем появились двудырчатые S-образные псалии, которые затем быстро распространились по всему «скифо-сибирскому миру». Эволюцию узды ранних кочевников можно представить в следующем виде (табл. 61, 10–12): 1 – безудильная узда с трехдырчатым псалием аржано-черногоровского типа; 2 – такой же псалий привязан ремешком к основанию кольца удил; 3 – такой же псалий привязан ремешком с помощью специального отверстия в основании кольца удил (табл. 61, 10); 4 – кольцо удил надето на Т-образный крючок в центре псалия (табл. 61, 11); 5 – кольцо удил надето на боковой отросток У-образного псалия (табл. 61, 12); 6 – двудырчатый псалий продет в кольцо удил. Первые пять типов узды характерны для VIII–VI вв. до н. э. на Алтае и в Туве, шестой – для V–III вв. до н. э. и последующих.

Из числа случайных находок к VIII–VI вв. до н. э. следует отнести бронзовые кинжалы с фигурной рукоятью (табл. 61, 1) и кинжалы с грибовидным навершием и прямой гардой, сходные с крестовидными кинжалами Северного Причерноморья и Предкавказья, а также кинжалы с плоской гардой и приспущенными вниз крыльями (табл. 61, 2, 3), сходные с кинжалами третьего типа Северного Причерноморья. К этому же времени принадлежат бронзовые втульчатые ромбовидные наконечники стрел, отдельные предметы конских уборов и зеркала с вертикальным бортиком (табл. 61, 9, 13, 14, 25, 32). Особенно интересно бухтарминское зеркало с вертикальными бортиком и фигурами пяти оленей и горного козла, изображенными в обычном для оленных камней Монголии и Тувы стиле (табл. 62, 11) (Марсадолов Л.С., 1982, с. 30–33).

Благодаря усердным поискам В.Д. Кубарева (1979), большая серия оленных камней известна теперь и на юго-востоке Алтая. Они подобны тувинским и монгольским, но не так обильно украшены фигурами оленей и других зверей. Обычно это очень лаконичный образ воина, изображение которого ограничивается только некоторыми символами и сводится иногда к трем косым черточкам вместо лица наверху одной грани и по колечку (серьги) – на двух боковых гранях (табл. 62, 13) или к ряду точек, опоясывающих верхнюю часть камня (ожерелье) и трем косым черточкам над ним (табл. 62, 12). На более полных изображениях показан пояс и с ним оружие – лук, кинжал, секира, оселок (табл. 62, 14–16). На юго-востоке Алтая открыты и петроглифы. К наиболее раннему времени могут быть отнесены силуэтные рисунки оленей, коней и других зверей, изображенных в позе стоящих «на цыпочках» и в галопе (табл. 62, 8-10). Стилистически они очень близки к подобным изображениям на оленных камнях. Однако хронологические рамки оленных камней пока неясны. Есть мнение (Окладников А.П., 1980), что оленные камни Монголии и Саяно-Алтая принадлежат в какой-то части еще эпохе бронзы – карасукскому времени. Указанием на это могут служить карасукские типы кинжалов, изображенных на ряде оленных камней (Волков В.В., Новгородова Э.А., 1975, рис. 2; 3). Предполагают также, что их изготовляли и позже – до V–IV вв. до н. э. (Грач А.Д., 1980, табл. 1). Вполне достоверно, однако, лишь то, что они существовали на аржано-черногоровской фазе скифо-сибирских культур, а более точное определение времени, когда они появились в культуре ранних кочевников и когда их перестали изготовлять, – дело будущих исследователей.

Средний (пазырыкский) этап (V–III вв. до н. э.). Это наиболее полно изученный этап культуры ранних кочевников на Алтае, представленный сериями курганов разных слоев кочевого общества. Десять царских курганов, исследованных на четырех родовых кладбищах (Пазырык, Башадар, Туэкта, Шибе), содержали огромное количество произведений изобразительного искусства, исполненных лучшими мастерами своего времени, и не только металлических и костяных, но преимущественно вырезанных из дерева, сшитых из кожи, меха, войлока, шерсти, шелка и других нестойких материалов, которые в древних могилах обычно не сохраняются. Нет ни одного района, где бы скифо-сибирский звериный стиль был известен в таком великолепном множестве художественных образов и обилии всевозможных изделий, как на Алтае. V–III века до н. э. являют собой период пышного развития изобразительного и других искусств на Алтае в связи с общим подъемом уровня социально-экономического развития. Большое количество различных предметов хозяйственного и домашнего обихода, сохранившихся в курганах пазырыкского типа, позволяет полно представить картину производственной деятельности и бытового уклада ранних кочевников Алтая. Эти находки дают возможность многое узнать и о вещах из скифских курганов Северного Причерноморья и курганов других степных скифо-сибирских племен и народов, поскольку там сохранились только незначительные части или детали из металла, кости или камня.

Культура и искусство ранних кочевников скифского времени наиболее полно изучены в степях нашего европейского юга и на Алтае. Скифы, населявшие западные и юго-западные пределы кочевого мира, находились в постоянных контактах с передовыми цивилизациями того времени – Грецией классического периода и Ахеменидским Ираном, откуда кочевая знать скифов получала в большом числе художественные изделия, предметы роскоши и многие другие материальные и культурные ценности. Развивая культуру под заметным воздействием этих цивилизаций, скифы все же сохраняли и самобытные черты своеобразной культуры степных кочевников с ее неповторимым скифо-сибирским звериным стилем. В отличие от них, алтайские племена, находясь вдали от центров древних цивилизаций, развивались вполне самобытно, и именно в их среде с наибольшим блеском проявилось высокое художественное мастерство, выразившееся в чрезвычайном разнообразии сюжетов, образов и форм скифо-сибирского звериного стиля. Однако и до них доходили некоторые художественные веяния далеких цивилизаций: Китая – с востока, Египта и Греции – с запада. Заимствуя через Иран египетские лотос и пальметку в орнаментальном искусстве и греческий образ грифона в изобразительном, алтайские мастера перерабатывали их применительно к своим художественным нормам, порой изменяя до неузнаваемости, и органически включали в своеобразный алтайский стиль (Грязнов М.П., 1959).

Основная масса курганов среднего этапа по устройству в общем сохраняет характер, свойственный предшествующему времени. Более бедные погребения рядовых общинников исследованы сравнительно мало. Это могильники в разных районах Алтая, состоящие из десятка или более небольших (диаметр 3–6 м) каменных и каменно-земляных курганов. В могильниках Черновая I и на Алферовской улице в Горно-Алтайске могильные ямы были обставлены иногда по бокам каменными плитами и содержали по одному погребенному с небольшим количеством предметов: бронзовые ножи и наконечники стрел (табл. 63, 15, 16), медные и костяные вещи, украшения (табл. 63, 41, 49) и иногда плохо сохранившиеся железные предметы (Руденко С.И., 1960, с. 12, 13). Наиболее интересен могильник Уландрык, расположенный высоко в горах юго-восточного Алтая. В нем погребены в основном подростки и дети. Здесь, в зоне вечной мерзлоты, хорошо сохранились одежды и разные деревянные изделия – посуда, скульптурные украшения (табл. 63, 24, 29, 34, 36–38) (Кубарев В.Д., 1972).