Текст книги "Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Эльга Вадецкая

Соавторы: Бэлла Вайнберг,Наталья Членова,Ольга Вишневская,Юрий Заднепровский,Анатолий Мандельштам,Эльга Вадецкая,Химра Юсупов,Эльвира Стамбульник,Лариса Левина,Борис Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 64 страниц)

Отдельные поселения, по-видимому, были поселками родовых общин, делившихся на ряд больших семей, состоявших в свою очередь из нескольких малых семей, связанных близким кровным родством и, возможно, единым хозяйством. Этим семьям соответствовали большие жилища, разделенные перегородками на отдельные помещения для малых семей (городище Чудаки, поселение Рафайлово). Небольшие изолированные жилища на поселениях, вероятно, также служили для проживания малых семей. Несколько таких жилищ, соединенных переходами (табл. 118, 7; 121, 6), вмещали большую семью. Курганы саргатской культуры принадлежат, вероятно, выделившимся из рода большим семьям и являются как бы семейной усыпальницей. Центральное захоронение, имевшее как правило, наибольшую могильную яму, содержало погребение главы семьи, а впускные – ее членов. Видимо, семейными были небольшие гороховские некрополи, состоящие из нескольких компактно стоящих курганов с одиночными захоронениями. При этом один курган, вероятно главы семьи, выделялся большей величиной (Воробьево).

Стабилизация саргатской культуры во II в. до н. э. – II в. н. э. и унификация основных категорий инвентаря на обширных пространствах Зауралья и Западной Сибири, а также довольно однородный облик гороховской культуры позволяют предполагать существование больших союзов племен, центры которых выделяются по концентрации наиболее крупных курганов знати и поселениям с относительно богатым инвентарем, в том числе с предметами импорта, попадавшими прежде всего к верхушке общества. Исходя из этого критерия, можно думать, что центры саргатских племенных объединений располагались на Иртыше – в районе Богданово-Новопокровка (городище и курганы Богданово-Новопокровка), на Оми – близ устья Тартаса (Усть-Тартасский могильник и городище Чуланкуль), на Исети – в районе Рафайлово – Красногорское (Красногорские курганы; городища Ботники III; Рафайлово). На Ишиме такой центр пока не выявлен. Для гороховской культуры такой центр может быть локализован в районе Скаты-Ачикуль-Шмаково. Такие центры были, очевидно, подобны племенным центрам у саков в долине Или (Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, с. 25), в верховьях Иртыша – Чиликтинская долина (Черников С.С., 1965), на Алтае – Пазырык и др.

Отсутствие больших скоплений крупных курганов в лесостепи Зауралья и Западной Сибири говорит, очевидно, о кратковременности существования крупных племенных объединений у населения гороховской и саргатской культур.

Происхождение, этническая история, связи.

Вопрос о происхождении гороховской и саргатской культур находится пока в сфере рабочих гипотез. Проблема осложняется тем, что население Притоболья и Приишимья предыдущего времени, оставившее памятники иткульского, Воробьево кого, носиловского и баитовского типов, не может считаться основным генетическим предшественником гороховского и саргатского этносов, хотя в какой-то мере оно влилось в них как субстратный элемент. В Прииртышье облик культуры VII–VI вв. до н. э. плохо выявлен.

Можно предполагать, что саргатская культура формируется в VII–VI вв. до н. э. на основе двух компонентов периода поздней бронзы – южного степного, представленного памятниками саргаринской культуры, границы которой на востоке доходили до Иртыша в районе Омска (Генинг В.Ф., Гусенцова Т.М. и др., 1970, с. 49, 51), и северного, лесостепного, характеризуемого главным образом памятниками розановского типа на Иртыше и карьковского – на Ишиме, в которых выступают выраженные сузгунские черты (Генинг В.Ф., Евдокимов В.В., 1969, с. 63, табл. 23; 24; Генинг В.Ф., Гусенцова Т.М. и др., 1970, с. 42–44). Слияние этих двух компонентов обусловило формирование саргатской культуры (Могильников В.А., 1970, с. 181). Развитию процесса взаимодействия южного и северного компонентов способствовало продвижение в VIII–VII вв. до н. э. северного лесного населения к югу (Косарев М.Ф., 1981, с. 193). Близкие точки зрения о двухкомпонентности саргатской культуры высказаны также В.Ф. Генингом, Л.Н. Коряковой (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н. и др., 1970, с. 214, 215), В.Е. Стояновым (1970, с. 250, 251) и А.Я. Труфановым (1986, с. 61). В Барабинской лесостепи, на р. Омь, в формировании саргатской культуры в качестве субстратного элемента участвовало также население ирменской культуры (Молодин В.И., 1983, с. 24; 1985, с. 161, 162, 173–175; Полосьмак Н.В., 1985, с. 12). При этом прослеживается проникновение черт саргатской культуры в позднеирменские комплексы. Так, в жилищах поселения Туруновка 4 вместе с позднеирменской керамикой найдены сосуды саргатского облика (табл. 121, 17, 19, 20, 22, 32). Конструкция наземных жилищ площадью до 100 кв. м. и более, открытых на саргатских поселениях Барабы (Полосьмак Н.В., 1985, с. 12, 13), демонстрирует традиции домостроительства ирменской культуры. Саргаринская культура выступала здесь в качестве суперстрата. Таким образом, можно считать, что саргатская культура формировалась одновременно в VII–VI вв. в Прииртышье, Барабе и отчасти, возможно, в Среднем Приишимье.

В Притоболье саргатская культура была пришлой, и наиболее ранние ее памятники (конец V–IV в. до н. э.) открыты там на севере лесостепи по нижней Исети (Рафайловское городище; Красногорские курганы) и Нице (Макушинский курган). В III–II вв. до н. э. они распространяются на более южные районы Притоболья. Некоторые различия слагающих компонентов саргатского генезиса в разных районах обусловили формирование локальных различий в культуре уже на ранних этапах ее развития.

В отличие от саргатской, гороховская культура формируется в VII–VI вв. до н. э. в южной части лесостепного Притоболья на основе местной культуры периода поздней бронзы типа саргаринской без участия сузгунско-ирменского компонента. Вероятно, в генезисе гороховского этноса приняли участие какие-то группы населения Приаралья. На это указывают некоторые черты сходства в орнаментации керамики, конструкции жилищ и фортификации между гороховской культурой и культурами периода поздней бронзы и раннего железа Приаралья (Стоянов В.Е., 1970, с. 250). Однако их роль не следует преувеличивать. Основу гороховского населения составили не мигранты из Приаралья, а местные племена юга лесостепи. Общий элемент генезиса в виде саргаринской культуры обусловил многочисленные черты сходства у гороховской и саргатской культур, особенно на раннем этапе их развития в V–III вв. до н. э. На Исети и среднем Тоболе «гороховцы» включили в свой состав также воробьевское население.

В V–IV вв. до н. э. в этнической истории гороховского и саргатского населения приняли участие отдельные савроматские, раннесарматские и сакские группы населения. Присутствие их документируется появлением в погребальном обряде меловой подсыпки, шатровых перекрытий, использованием при перекрытии могил хвороста, устройством в могильных ямах по периметру или вдоль одной из стенок канавок для размещения в них погребального инвентаря. В самом инвентаре проявлением савромато-сакских элементов можно считать прямоугольные жертвенники на ножках (савроматский тип) и овальные, без ножек краскотерки, характерные для Приаралья и Центрального Казахстана (Вишневская О.А., 1973, табл. XXIV, 3; Кадырбаев М.К., 1966, рис. 10). Кроме того, в гороховской культуре общими с раннесарматскими были молоточковидные предметы (табл. 119, 44, 45), тальковые плитки, преобладание плоских пряслиц, сделанных из стенок глиняных сосудов, а также пряслица шаровидной формы (табл. 119, 13, 29, 30, 38–40). Под влиянием сармат и саков в культурах лесостепи Западной Сибири распространяются аналогичные сакским и сарматским предметы вооружения – бронзовые и железные наконечники стрел, кинжалы, мечи, детали конского снаряжения – и отчасти зеркала и бронзовые котлы казахстанского типа с горизонтальными ручками.

Возможно, савроматы, продвинувшиеся на север и северо-восток, в какой-то мере влились в состав этноса гороховской культуры. Подобное мнение о возможности частичной инфильтрации савромат в лесостепное Зауралье, особенно на территории Челябинской и Курганской областей, высказывал К.Ф. Смирнов (1964, с. 273–275), считавший, что здесь они переходили к более прочному оседлому или полуоседлому образу жизни, оставаясь по преимуществу скотоводами. Вслед за рядом исследователей (Сальников К.В., 1948, с. 57; 1966, с. 124) он склонялся к предположению о принадлежности населения лесостепного Зауралья к исседонам Аристея и Геродота. Вероятно, савроматским давлением можно частично объяснить продвижение гороховских племен в V – начале IV в. до н. э. на север и северо-восток, на среднюю Исеть, и эпизодически – на восток до Ишима (Соколовка; Кенес) (Акишев К.А., 1959б, с. 23, табл. III, 2, 3; Хабдулина М.К., 1976, с. 201). В конце V–IV в. до н. э. население гороховской культуры, очевидно, под давлением саргатского этноса с востока и северо-востока, начинает продвижение на юго-запад и запад, проникает в среду ранних сармат, обусловив появление там характерной для Зауралья круглодонной керамики с тальковой примесью. В результате этого в юго-западной части гороховского ареала, прилегающей к Южному Уралу, на территории современной Челябинской обл. и восточных районов Башкирской АССР могло образоваться смешанное гороховско-савроматское население (Мошкова М.Г., 1969, с. 146, 147; 1974, с. 38; Смирнов К.Ф., 1964, с. 287), тогда как в основной части Притоболья гороховские племена, испытав сильнейшее савроматское влияние, сохранили этническое своеобразие.

Население саргатской культуры в меньшей мере подверглось савроматскому воздействию. Здесь сильнее выражены черты, свойственные сакам Приаралья. К ним относится использование при устройстве перекрытий могил хвороста, редко – камыша и травы (Богданово III, курган 1), а также выкапывание канавок по периметру могильных ям для установки туда погребального инвентаря. В отдельных погребениях встречены плоские каменные краскотерки казахстанского типа (Битые Горки; Богданово). В результате контактов с саками в среду саргатского населения проникали бронзовые котлы сакских типов с горизонтальными ручками (табл. 128, 15; Богданово III, курган 2; Карташово; Савина), а также, вероятно, ткань типа парчи (Богданово, курган 5, погребение 4; Усть-Тартас) (ОАК за 1895 г., с. 41).

В III–II вв. до н. э. южные и юго-западные сакские и савроматские элементы растворяются в местной среде, и во II–I вв. до н. э. саргатская культура, перекрыв гороховскую, становится относительно монолитной, продолжая без значительных внешних инвазий свое развитие до II–III вв.

Помимо более выраженных южных контактов, прослеживаются связи населения саргатской культуры с северными лесными соседями. С III–II вв. до н. э. в памятниках саргатской культуры Прииртышья, бассейна Оми и отчасти Приишимья фиксируются контакты с населением кулайской культуры, наиболее яркие в материалах памятников правобережья Иртыша и Оми. Здесь кулайское население, занимавшее южную подзону тайги в междуречье Иртыша и Оби, непосредственно граничило с саргатскими племенами. Взаимоотношения саргатского населения с кулайским документируются находками кулайской керамики, орнаментированной S-видным штампом, а также отдельных кулайских вещей (наконечники стрел, часть блях, пронизки со вздутиями) в саргатских погребениях и на поселениях (Могильников В.А., 1978, с. 86, 87; 1986б, с. 25–28, рис. 1, 3; 2). Иногда на сосудах саргатских форм (городища Полтавка; Карташово; Вознесенское; могильники Венгерово 7; Старый Сад; Карташово I, II) представлена кулайская орнаментация «уточкой», что свидетельствует о процессах смешения того и другого населения на северной периферии распространения саргатской культуры. Давление кулайцев с севера, а также похолодание и увлажнение климата в лесной зоне в конце I тысячелетия до н. э. – первых веках нашей эры привели к некоторому смещению на юг северной границы саргатской культуры и освоению бывшей северной и северо-восточной части ее ареала кулайцами. Во II–I вв. до н. э. саргатское население отступает к югу из района Тобольска. На поселении Старый Погост культурный слой селища саргатской культуры перекрыт слоем кулайского городища конца III–II в. до н. э. (Могильников В.А., 1988). В I–II вв. саргатское население исчезает на средней Оми и в Барабе, а на его месте появляются носители кулайской культуры (Полосьмак Н.В., 1985, с. 13). Однако на основной массив саргатского этноса «кулайцы» не оказали существенного воздействия, о чем свидетельствует материал памятников II в. до н. э. – II–III вв. н. э., сохраняющих типичные саргатские черты.

Взаимодействие саргатского населения с жителями лесной зоны Притоболья и бассейна Туры изучено слабо. Следствием его явилось оформление в южной части лесной полосы этого региона особой смешанной группы населения, характеризуемой памятниками кашинского типа (три городища и три селища) (Викторова В.Д., 1969, с. 10). Сосуды с памятников кашинского типа по форме близки саргатским, но, в отличие от резной орнаментации саргатской культуры, украшены оттисками крупнозубого гребенчатого штампа, характерного для декора посуды лесной полосы. Узоры, расположенные по наружному краю венчика, шейке и плечикам, образуют вертикальные столбики, зигзаги, заключенные между горизонтальными линиями, свисающие треугольники, подобные саргатским. Керамика кашинского типа встречена также вместе с типичной саргатской на ряде поселений по Тоболу и Исети в северной части саргатского ареала (карта 20). На Юдинском городище и Кашинском селище открыты подобные саргатским остатки прямоугольных полуземлянок с длинным коридорообразным выходом и устроенным в центре на небольшом возвышении очагом с канавками с двух сторон. Перекрытие жилищ опиралось на центральные столбы. Сложение кашинской этнической группы было обусловлено смешением саргатского и лесного населения в зоне их контакта, на юге лесной зоны Тоболо-Туринского района. В свою очередь влияние кашинского населения простиралось до юго-западной периферии усть-полуйской культуры в бассейне Тавды, где керамика фиксирует присутствие кашинского этнического компонента (Викторова В.Д., 1969, с. 11).

На юго-востоке ареала, в Барабинской лесостепи, саргатское население проживало в непосредственном соседстве с населением большереченской культуры. Раннее саргатское поселение Туруновка 4 (V–III вв. до н. э.) находилось рядом с поселением бийского этапа большереченской культуры Туруновка 5, а в жилище 2 большереченского поселения Каргат 4 встречен комплекс саргатской керамики (Полосьмак Н.В., 1985, с. 14). Кроме того, большереченская керамика бийского этапа известна на ряде поселений (Горбуново I; Иткуль I и др.) (Мелодин В.И., 1983, с. 24) и в погребениях Барабы (ОАК за 1894 г., рис. 221). Постоянные контакты саргатского и большереченского населения приводят к сложению в Барабе локального района большереченской культуры, для которого, как и для «саргатцев», были характерны небольшая глубина могильных ям и северо-западная ориентировка погребенных, в отличие от господствующей в Верхнем Приобье юго-восточной и юго-западной. Жилища этого населения, подобно саргатским, имели коридорообразный выход и очаг типа чувала (Полосьмак Н.В., 1985, с. 14). Взаимодействие саргатского и большереченского населения в Центральной Барабе приводит в III–II вв. до н. э. к ассимиляции «саргатцами» большереченцев и частичному вытеснению последних со средней Оми. Об этом свидетельствует отсутствие здесь памятников последующего, березовского, этапа большереченской культуры при наличии саргатских. Отдельные небольшие группы и представители саргатского населения в результате брачных, военных и иных контактов проникают далее на юго-восток, в Верхнее Приобье, вплоть до предгорий Алтая, что фиксируется появлением в могильниках III–II вв. до н. э. этого региона саргатской керамики и погребений с северо-западной ориентировкой (карта 20, врезка) (Завитухина М.П., 1966б, с. 66, 67, рис. 5, 1; Троицкая Т.Н., 1981, с. 18). Возможно, под влиянием саргатской традиции на местной керамике Верхнего Приобья в III–I вв. до н. э. распространяется орнаментация посуды резной «елочкой» и треугольными фестонами. Однако ареал саргатской культуры на Верхнее Приобье не простирался. В отличие от саргатской культуры, основные связи которой были направлены на юг и юго-запад, большереченскую культуру выделяют ее выраженные саяно-алтайские и минусинские контакты.

Обменно-торговые восточные связи саргатского населения были, видимо, эпизодическими. С востока поступали главным образом изделия из металла, которым были богаты районы Саяно-Алтая. Геохимический состав бронзы котла из погребения 5 кургана 1 Богданова I указывает на его саяно-тувинское происхождение. С востока, возможно из Минусинской котловины, происходят бронзовая пряжка с изображением головы козла (Красноярский могильник; табл. 124, 51), аналогичная найденной в Косогольском кладе (Нащекин Н.В., 1967, с. 164), и железный нож с кольчатой рукояткой (Богданово, курган 1; табл. 123, 25), типичный для тесинского переходного этапа (Пшеницына М.Н., 1975а, рис. 3, 17–21) и не характерный для саргатской культуры.

В конце III–I в. до н. э. саргатская культура, как и другие культуры юга Сибири, попадает в орбиту влияния культуры хунну. Вероятно, с ним связаны распространение у саргатского населения сложного лука с роговыми накладками, а также находка железного ярусного наконечника стрелы (Богданово, погребение 1 кургана 6; табл. 122, 20). В курганах Прииртышья и Барабы встречены также характерные для хунну ложечковидные застежки (табл. 124, 23) (Полосьмак Н.В., 1987, рис. 37, 7). В одном из курганов Барабы обнаружена китайская монета «у-шу» (Полосьмак Н.В., 1987, рис. 33, 3), а станковый сосуд из погребения 5 кургана 1 Богданова аналогичен керамике из Синьцзяна.

Антропологический тип населения саргатской и гороховской культур является смешанным, при преобладании европеоидного компонента, происхождение которого исследователи связывают с местным населением андроновской культуры эпохи бронзы (Дебец Г.Ф., 1948, с. 149; Акимова М.С., 1972, с. 152, 155). Черепа населения саргатской и андроновской культур сближают такие признаки, как низкое и широкое лицо при его сильной или умеренной профилировке и низкие орбиты. По сравнению с сарматскими сериями у населения лесостепи Западной Сибири отмечается определенное увеличение монголоиды ости. Б.В. Жиров отметил высокорослость, брахикранию и ярко выраженную монголоидность индивидов из коллективного погребения кургана Елесина Яма в окрестностях гороховского городища Чудаки (см.: Сальников К.В., 1966, с. 120). По заключению М.С. Акимовой (1972, с. 152, 155), монголоидная примесь особенно заметна на женских черепах с Исети и Иртыша, что сближает их с краниологическими сериями усуньского времени Казахстана. Наибольшее сходство с усуньскими имеют черепа с Ишима и Иртыша. Происхождение монголоидного компонента М.С. Акимова связывает с древним населением лесной полосы Западной Сибири. Это согласуется с изложенным выше мнением о происхождении саргатской культуры в результате смешения населения саргаринской культуры, генетически связанного с андроновцами, и северного компонента. В отличие от этой позиции, В.А. Дремов (1978, с. 177–179) отмечает близость черепов из Усть-Тартасского могильника на р. Омь в Барабе с сарматскими сериями и более ярко выраженную их европеоидность по сравнению с иртышским и ишимским материалом. При этом он не исключает возможность миграции сармат вплоть до Оби, на что, по его мнению, могут указывать также два деформированных черепа, мужской и женский, из Усть-Тартасского некрополя. В связи с этим следует отметить, что находка деформированных черепов не может служить доказательством миграции сарматов в конце I тысячелетия до н. э. в Обь-Иртышское междуречье, поскольку обычай деформации черепов около рубежа нашей эры распространяется у различных народов степей Средней Азии, Казахстана и Приуралья и не является этническим атрибутом.

Неоднородность антропологического облика населения западносибирской лесостепи отражает сложность процесса его генезиса и проникновение в его среду различных этнических элементов с севера, юга и юго-запада, что засвидетельствовано также археологическим материалом.

Общие черты, прослеживаемые у населения саргатской и гороховской культур, дают основание рассматривать его в рамках одной этнокультурной общности, связанной, по-видимому, с лесостепными уграми. Общность происхождения, близкие экологические условия, постоянный взаимный контакт и связанное с этим сходство культуры обусловили быстрое смешение «гороховцев» с «саргатцами» и распространение единой саргатской культуры во II–I вв. до н. э. – I в. н. э. в лесостепи от Урала до Барабы. Проникавшие в лесостепь Зауралья и Западной Сибири в V–III вв. до н. э. группы населения из Южного Приуралья, Казахстана и восточного Приаралья были ассимилированы местным населением, о чем свидетельствуют своеобразие и стабильность саргатской культуры в пору ее расцвета в III–II в. до н. э. – II в. н. э.

В III – начале IV в. н. э. саргатская культура прекратила свое существование, очевидно, в связи с событиями эпохи великого переселения народов. Довольно подвижное по образу жизни и находившееся на грани перехода к кочеванию, население саргатской культуры оказалось вовлеченным в орбиту гуннской экспансии и, по-видимому, было частью истреблено, частью оттеснено в южные районы тайги Тоболо-Иртышья, а частью в составе разноэтнического гуннского объединения ушло на запад, составив затем один из компонентов этногенеза венгерского народа. Принимая во внимание угроязычность венгров, можно считать, что саргатская культура, единственная из западносибирских культур, интерпретируемых как угорские, была связана с древними мадьярами. Другие западносибирские культуры, гипотетически угорские, локализовались в лесной полосе. Им был присущ в основном автохтонизм, постепенная перманентная линия генезиса и миграции относительно небольших коллективов в ограниченных пределах лесной полосы и севера лесостепи.

После прекращения существования саргатской культуры в IV–V вв. в лесостепи Западной Сибири наступает запустение. На смену относительно многочисленному населению саргатской культуры, оставившему большое число памятников, в лесостепное Прииртышье продвигаются и оседают здесь небольшие группы населения среднеиртышской культуры, генетически связанной с кулайской культурой. Присутствие этих групп документируется немногочисленными памятниками со слабым культурным слоем, распространяющимися на запад до среднего Ишима, в районе г. Петропавловск (Могильников В.А., 1978, с. 89). В северную часть лесостепного Притоболья и в Нижнее Приишимье проникает из лесной зоны население нижнеобской культуры и, смешиваясь здесь с остатками прежнего саргатского этноса, образует в пограничье тайги и лесостепи этническую группу, в культуре которой сочетаются черты, характерные для предшествующей культуры лесостепи, и элементы лесных культур. Отражением этого процесса в керамике служит характерная для лесных культур орнаментация фигурными штампами на сосудах кувшиновидных, лесостепных, форм из Козловского могильника и поселения Ипкуль XV (Чернецов В.Н., 1957, с. 162–166; Могильников В.А., 1964, с. 9; Морозов В.М., Суханова Т.И., 1987). Остатки саргатского населения в южной части лесной полосы и на севере лесостепи Прииртышья и Приишимья приняли участие в генезисе населения потчевашской культуры, а в Притоболье и на Исети – бакальской. Часть потомков саргатского населения, продвинувшихся в Приуралье, вошла в состав населения сылвенской и кушнаренковской культур VII–IX вв., связываемых с уграми.