Текст книги "Живописец смерти (СИ)"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 110 страниц)

Кейт прикрепила фотографии Элены к доске, даже не рассмотрев по-настоящему, затем отступила, сунула в рот сигарету, прикурила, выпустила струю дыма, который образовал перед глазами приятную завесу. Вспомнила офорты Гойи в галерее Мерта.

Может быть, здесь тоже все нужно разглядывать на некотором расстоянии? Она отошла и внимательно изучила печальную фотогалерею. Здесь было что-то странное, без сомнения. Но что? Кейт взяла лупу и снова рассмотрела все фотографии. Сейчас ее внимание привлекла маленькая скрипка, приклеенная к одной из картин Итана. Странно. Раньше вроде он никакими коллажами не баловался. Бессмыслица какая-то.

Больше двадцати минут Кейт переходила от одной фотографии к другой, внимательно вглядываясь через лупу, но ничего путного на ум не приходило. Единственный результат – резь в глазах и подступающая головная боль.

Она вошла в ванную комнату, выложенную карарским мрамором, открыла антикварные медные краны. Огромная ванна начала наполняться водой. Кейт добавила туда ароматизированного геля и направилась в спальню. Сняла одежду, положила на кровать и взяла с ночного столика последний номер «Нью-йоркера», намереваясь полежать с ним в ванне. Может, полегчает.

В ванной комнате уже было туманно. Кейт вдохнула насыщенный ароматом гиацинта влажный воздух, сунула ногу в ванну, чтобы попробовать воду, и… замерла.

Ванна!

Набросив махровый халат, она ринулась по коридору в библиотеку. Кейт начала доставать с полок книги и бросать на кожаный диван. Несколько свалились на пол. Вот наконец та, которую она искала, почтенное старое издание. Кейт сунула книгу под мышку, побежала в кабинет и принялась листать страницы. Очень быстро, не заботясь о том, что некоторые рвались.

Ладно, успокойся. Посмотри лучше алфавитный указатель.

Едва сдерживая дрожь в руках, Кейт отыскала репродукцию знаменитого исторического полотна, которое подробно изучала в колледже, даже писала по нему доклад. «Смерть Марата» Жака Луи Давида.

Прямо в точку.

На картине голова мертвого Марата была обернута полотенцем и откинута на край ванны. Кейт переводила взгляд с прикрепленной к стене фотографии Билла Пруитта на репродукцию картины в книге и обратно. Обе головы – Пруитта и Марата – находились в одинаковом положении. Рука Пруитта свешивалась с края ванны точно так же, как у Марата. Взгляд Кейт быстро скользил туда и обратно. У Пруитта в руке даже был клочок бумаги, точно так же, как у Марата.

Боже, как же я могла это пропустить?

Кейт вырвала из альбома страницу с иллюстрацией, посидела полминуты и принялась рассматривать фотографии Итана Стайна. Здесь тоже композиция была очень знакомая. Но чем именно? Она листала страницы альбома, но ничего похожего не находила.

Кейт вскочила, снова ринулась по коридору в библиотеку, вбежала и… растерялась. Кругом столько книг.

Думай. Думай.

Взгляд перебегал с одной полки на другую – книги, журналы, альбомы, альманахи, – но никаких ассоциаций не возникало. Она вернулась в кабинет, сорвала с доски три фотографии Итана Стайна и поспешно возвратилась в библиотеку. Здесь определенно что-то есть. Но что? Что? Обилие книг на полках пугало.

Кейт перевела дух и опустилась на небольшой диван. Нужно сделать передышку и подумать. Она разложила на коленях фотографии – художник на спине, голый, с ноги и торса содрана кожа.

Содрана кожа. Вот оно что!

Быстро перебирая босыми ногами, Кейт поднялась по стремянке до верхней полки, взяла оттуда массивный альбом «Живопись итальянского Возрождения» и потащила в кабинет. Опустилась на пол, разбросав по ковру фотографии Итана Стайна, положила рядом альбом и начала быстро листать, так что иллюстрации мелькали, как при убыстренном просмотре видео. Вот оно! Еще одно попадание в точку. Картина великого мастера эпохи Возрождения Тициана «Наказание Марсия». Ужасная сцена, где с человека живьем сдирают кожу – точно так же, как с Итана Стайна. Ну конечно же, и на фотографии, и на картине фигуры, во-первых, обнаженные, а во-вторых, находятся в одинаковом положении. И наконец, в-третьих, – с ноги и у того, и у другого кожа содрана наполовину. И скрипка. Это тоже понятно, потому что на картине Тициана с Марсия сдирают кожу, а Аполлон в это время играет на скрипке.

Господи, этого маньяка очень заботят детали!

Кейт села и еще раз внимательно рассмотрела фотографии. Значит, расправляясь со своими жертвами, эта сволочь имитирует шедевры мировой живописи. Если тик, то аналогичным образом он поступил и с Эленой. Но здесь Кейт зашла в тупик. Фотографии, сделанные на месте преступления, не обнаруживали ничего похожего на сюжет какой-нибудь классической картины. Смотреть на них в очередной раз было для нее мучительно.

Вернувшись в библиотеку, Кейт внимательно осматривала тома на полках – альбомы с репродукциями картин художников различных эпох и направлений, книги по истории искусств, монографии, посвященные творчеству отдельных художников. Вскоре корешки с названиями начали расплываться в глазах.

Кейт сделала еще один перерыв. Устроившись на диване в гостиной, она закрыла глаза и попыталась вытеснить из сознания любые конкретные мысли и образы. Вот так. Дыши глубже и не думай. Открыв наконец глаза, она начала медленно блуждать взглядом по картинам, развешанным на стенах – коллаж работы Уилли, два запрестольных образа, приобретением которых Ричард очень гордился, большое абстрактное полотно, – пока не остановилась на одной из жемчужин их коллекции, великолепной работе Пикассо, которую им повезло раздобыть, автопортрете с одним глазом.

Черт побери!

Кейт понеслась по коридору, сорвала с доски фотографию обезображенного лица Элены крупным планом и побежала назад. Дрожащей рукой поднесла ее к картине Пикассо. Точная копия. На щеке Элены кровью (ее кровью, а чьей же еще?) был написан профиль Пикассо. Все как на картине – лоб, нос, подбородок. Кейт похолодела.

Боже мой, неужели он был здесь, в моем доме, и видел картину?

Она схватила великолепно изданный каталог «Портреты Пикассо», лежащий на антикварном медном пюпитре рядом с портретом, и начала листать страницы, пока не нашла нужную репродукцию. «Автопортрет. 1901. Холст, масло. Из коллекции мистера и миссис Ричард Ротштайн». Кейт облегченно вздохнула.

Конечно, в любом современном каталоге работ Пикассо мы с Ричардом должны быть указаны как владельцы этого портрета. Значит, что же получается? Он специально выбрал эту картину, потому что она моя. Но почему?

На этот вопрос Кейт пока ответить не могла. У нее было ощущение, словно в вену впрыснули солидную порцию возбуждающего средства. Хотела тут же позвонить Ричарду, рассказать, до чего додумалась, но отложила до вечера.

Кейт торопилась к шефу полиции Нью-Йорка Клэр Тейпелл.

* * *

Пара минут ушла на то, чтобы разложить фотографии рядом с репродукциями соответствующих картин, десять – на изложение своей теории.

– Вы уверены, что все это именно так? – спросила Тейпелл, внимательно выслушав Кейт и рассмотрев принесенные материалы.

Она, разумеется, знала ответ, но не желала его признавать. Кейт кивнула:

– Да, Клэр, абсолютно уверена.

Они посмотрели друг другу в глаза, старые соратницы по уголовному сыску.

– Хорошо, – продолжила Тейпелл. – Вам придется это объяснить группе, ведущей расследование. И как можно доходчивее. – Она еще раз изучила фотографии и репродукции картин. – Я звоню.

Кейт почти не слушала, о чем Тейпелл говорила по телефону. Ее сердце бешено колотилось.

– Все решено, – объявила шеф полиции, кладя трубку. – Я распорядилась, чтобы Мид включил вас в бригаду, ведущую расследование этих убийств. Работать будете неофициально. Естественно, он от этой идеи в восторг не пришел, но я настояла. Однако вам придется продемонстрировать ему свою полезность делу.

– Спасибо, Клэр. Я…

– Но учтите, Кейт, вам придется играть по его правилам. И очень прошу вас – никакого героизма. Хорошо?

Кейт кивнула.

– И еще. – Шеф полиции бросила на нее серьезный взгляд. – Ни слова прессе, Кейт. Мы только-только успели наконец-то разделаться со Снайпером из Центрального парка, и сейчас разговоры о новом серийном убийце городу не нужны.

Глава 14

В полицейском участке Центрального округа, где размещался отдел по расследованию убийств, Кейт все было очень знакомо. Помещение, конечно, просторнее, чем в Астории, но в основном здесь все было то же самое. Даже воздух такой же застоялый – смесь сигаретного дыма, кофе, а также пота и пролежавших весь день бутербродов с копченой колбасой.

Кейт ходила взад-вперед и ждала. Было ясно, что для начала Рэнди Мид собирался показать ей, кто здесь начальник. Она принялась рассматривать парня с сальными волосами в наручниках, причем и на ногах тоже, сидевшего за металлическим столом неподалеку. На предплечье грубая татуировка, голубая с черным, орел, а под ним кривобокое сердце с накарябанным именем, кажется, Рита – разобрать было трудно. Сидевший напротив усталый полицейский уныло задавал арестованному рутинные вопросы, шлепая двумя пальцами по клавиатуре.

Вокруг царило обычное оживление. Мимо столов в небольшие кабинки, а то и прямо в камеры, детективы препровождали правонарушителей – проституток, наркоманов и мелких хулиганов. Те выкрикивали что-то насчет своих прав, а некоторые были настолько одурманены наркотиками или алкоголем, что копам приходилось их тащить. Со всех сторон сыпались отборнейшие ругательства. Они плавали в застоялом воздухе подобно музыке фанки в большом универмаге. Она льется из динамиков музыкального центра «Мьюзак», и ее никто не замечает.

Две женщины в гражданской одежде, видимо, детективы, рассматривали Кейт. Она тоже стала смотреть на них, пока они не отвернулись, затем засунула руки глубоко в карманы модельного жакета, жалея, что надела его сюда.

Все-таки надо было настоять, чтобы Тейпелл пришла со мной и представила лично!

– Макиннон? – Полицейский, наверное, закончил академию совсем недавно. Такой у него был вид.

Кейт кивнула.

– Пойдемте, вас ждут. – Он развернулся и начал быстро подниматься по лестнице на второй этаж.

Комната для совещаний в отделе по расследованию убийств выглядела угнетающе серой. Флуоресцентные лампы над головой заливали все пространство холодным голубоватым светом. Обстановку, если можно так выразиться, смягчали около тридцати цветных фотографий, прикрепленных к пробковой доске. Пепельные тела жертв были раскрашены пурпурными кровоподтеками. Кровь цвета темно-красного вина. Среди них попадались знакомые – Солана, Пруитт и Стайн. Кейт откинулась на спинку жесткого металлического стула, легко постукивая пальцами по папке, пытаясь не встречаться взглядом с двумя детективами, которые, собственно, и составляли группу. Тейпелл успела коротко рассказать о них.

Флойд Браун – ас отдела по расследованию убийств; кадровый полицейский; в общении трудный.

Морин Слаттери – расследованием убийств занимается два года; раньше работала в отделе по борьбе с проституцией и наркоманией; энергичная и настойчивая.

Кейт посмотрела на коротко стриженные белокурые волосы детектива Слаттери, на ее губы, подкрашенные розовой губной помадой с вишнево-красным оттенком, и решилась задать вопрос, хотя ответ знала. Просто чтобы растопить лед отчуждения.

– Вы давно работаете в отделе по расследованию убийств?

– Два года, – ответила Слаттери, обнаружив чуть заметный выговор уроженки то ли Бруклина, то ли Куинса. – А до этого пять лет протрубила в отделе по борьбе с проституцией и наркоманией.

– Ого, пять лет! – Кейт улыбнулась.

Морин Слаттери настороженно притихла. По ее мнению, работа здесь не очень отличалась от прежней, за исключением того, что мужчины не оценивают, какая у тебя задница. Она разглядывала дорогой жакет Кейт, ее ухоженность, свидетельствующие о большом достатке, и удивлялась, зачем такая роскошная женщина снизошла до посещения их отдела.

В дальнем конце комнаты Флойд Браун, опершись спиной о стену, потягивал кофе из пластикового стаканчика, почти не поднимая головы. Когда Кейт представилась, он кивнул. Едва заметно.

В комнату влетел Рэнди Мид с пачкой картонных папок под мышкой.

– Ну что, все познакомились? – Он сглотнул, и его адамово яблоко исполнило над галстуком-бабочкой небольшой танец.

Кейт показалось, что этот галстук в голубой горошек смотрится на нем еще нелепее, чем прежний. Мид шумно втянул в себя воздух через зубы (этот звук запомнился Кейт еще с их первой встречи) и бросил на нее косой взгляд.

– Итак, у присутствующей здесь Макиннон созрела некая небольшая теория, и наш шеф Тейпелл захотела, чтобы она поделилась ею с нами.

– Прежде всего, – начала Кейт, решив не обращать внимания на покровительственный тон Мида, – мне хочется, чтобы вы знали: я – профессиональный коп и десять лет проработала в районе Астория. Клэр Тейпелл в виде исключения неофициально включила меня в состав вашей группы.

– Погодите минутку, – смущенно проговорил Браун. – Это не вы вели передачи по Тринадцатому каналу?

Кейт улыбнулась:

– Да, у меня была серия передач по искусству.

Морин безучастно смотрела перед собой. Было очевидно: она не только не видела этих передач, но даже и не слышала о них.

– И в связи с чем вы здесь? – спросил Браун.

– Я думаю, детектив Браун, сейчас это станет ясно. – Кейт открыла папку и выложила на стол фотографию мертвого Пруитта, а рядом репродукцию картины. – Перед вами репродукция известнейшего полотна восемнадцатого века, принадлежащее кисти Жака Луи Давида, которое называется «Смерть Марата». Обратите внимание на то, как похожи сюжет на картине и в ванной комнате Пруитта. И дело тут не только в том, что он, как и Марат, лежит мертвый в ванне. Позы у них совершенно идентичные. Вот, у Марата на картине в руке бумажка. У Пруитта тоже.

Браун подался вперед.

– Ну и что? – промолвила Слаттери. – У Пруитта в руке счет из прачечной. Возможно, он лежал в ванне, рассматривал этот чертов счет, и его хватил инфаркт.

– Но у него не было инфаркта, – сказала Кейт. – Я в этом уверена. А счет из прачечной – это просто реквизит. Преступник вложил в ему в руку бумажку, чтобы все выглядело как на картине Давида.

– Значит, инсценировка, – еле слышно пробормотал Браун.

– А этот парень на картине, Марат, что он делает в ванне? – спросила Слаттери.

– Он страдал тяжелым кожным заболеванием, – ответила Кейт. – И чтобы унять зуд, ему приходилось залезать в ванну.

Мид снова шумно втянул воздух через зубы.

– А вообще этот человек на картине и Пруитт… они чем-то похожи?

Кейт ненадолго задумалась.

– Хм… Марат был политическим лидером Французской революции, а Пруитт – президентом музейного совета, то есть они оба были лидерами. – Она помолчала еще немного и добавила: – Думаю, что Музей современного искусства тоже как-то связан с определенного рода революцией. Я имею в виду, что он пропагандирует революционные идеи в искусстве.

Мид кивнул, Браун записал что-то.

Кейт извлекла из папки фотографию Итана Стай на и репродукцию картины из альбома «Искусство эпохи Возрождения».

– Это картина кисти Тициана. Называется «Наказание Марсия».

– Надо же, – пробормотал Браун, внимательно рассматривая фотографию и репродукцию.

– Здесь преступник постарался воссоздать, по мере возможности, конечно, сюжет картины Тициана. – Кейт откинулась на спинку стула и подождала, когда все трое снова посмотрят на нее. – Он наверняка считает себя художником. В давние времена существовал даже такой вид искусства – «живые картины». В нашем случае мы имеем примерно то же самое. Только здесь он творит картины не из живых, а из мертвых.

– Но зачем? – с нажимом спросил Мид.

– А вот поймаете его и спросите, – ответила Кейт.

– Значит, наш убийца разбирается в искусстве, – проговорил Браун, переводя взгляд с одной репродукции на другую.

– Да, но степень его знакомства с живописью пока не ясна, потому что с альбомом репродукций или постером воссоздать их сюжеты на таком уровне мог любой. – Кейт вдруг осенило. – Я вот о чем сейчас подумала. На картине Тициана с Марсия сдирают кожу в наказание за тщеславие. Очевидно, преступник хотел подчеркнуть тщеславие художника Итана Стайна.

– Бедняга, – посочувствовала Морин Слаттери. – И в чем же этот Марсий провинился?

– Он вызвал бога Аполлона на музыкальное состязание и… проиграл.

– Сурово, – заметила Слаттери.

Кейт бросила взгляд на маску ужаса, в которую превратилось лицо мертвого художника.

– В том, что преступник инсценировал картину Тициана, меня окончательно убедила маленькая скрипка, приклеенная на картине Стайна. – Кейт указала на фото. – В лупу это хорошо видно. Я не сомневаюсь: туда ее приклеил убийца. Кстати, эта картина еще там, в мастерской?

– Наверное, – сказал Браун. – Но мы эту скрипочку теперь заберем.

Кейт перелистнула несколько страниц в деле по убийству Стайна.

– Я бы также предположила, что когда вы получите результаты токсикологической экспертизы, то окажется, что в крови Стайна обнаружен какой-нибудь паралитический препарат. Без этого подобную экзекуцию не выдержало бы никакое млекопитающее. – Она повернулась к Миду. – Ваши эксперты, которые осматривали место преступления, случайно не обратили внимание на необычное освещение мастерской Стайна?

– Что вы имеете в виду?

– Я думаю, убийца подражал картине Тициана и в том, что использовал прием «кьяроскуро».

– Что за прием? – спросила Морин.

– Так называют интенсивное черно-белое боковое освещение. Его использовал Рембрандт. И Караваджо тоже. Вообще этим приемом пользовались многие художники. Тициан с его помощью подчеркивал драматизм сюжета. – Кейт положила на стол еще одну фотографию Стайна. – Думаю, если вы снова посетите место преступления, то обнаружите, что половина софитов в мастерской либо демонтирована, либо отключена от сети.

Морин сделала пометку.

– Мы проверим это.

– Значит, если вы правы, то с Пруиттом и Стайном расправился один и тот же преступник? – произнес Браун.

– Да, – ответила Кейт.

Браун сказал что-то Слаттери, и они начали перешептываться. Мид поднял руку, требуя внимания.

– Послушайте, пока здесь никто не сказал ничего определенного. Так что давайте не будем сразу хвататься за версию серийного убийцы. По крайней мере пока. – Он в первый раз посмотрел на Кейт не то чтобы доброжелательно, но не враждебно. – Тейпелл считает, что вы что-то нащупали, и, наверное, это так и есть, но мы, прежде чем произнести слова «серийный убийца», должны подкрепить их реальными доказательствами.

– Я с вами абсолютно согласна, – кивнула Кейт.

– Ладно. А что с Соланой?.

– Тоже инсценировка, – ответила она. – Причем в данном случае довольно утонченная. – Кейт достала листок с ксерокопией репродукции одноглазого автопортрета Пикассо. Затем, задержав дыхание, выбрала из фотографий, сделанных в квартире Элены, ее лицо крупным планом и положила рядом. – Обратите внимание, что автопортрет Пикассо выполнил одновременно и в профиль и анфас. Убийца выбрал профиль, который нарисовал на щеке Элены Соланы.

– Кровью, – заметил Браун. – Сэкономил на краске.

– Нет, – возразила Кейт. – Скорее всего импровизировал, поэтому кисть и краски с собой не взял. Это ведь было его первое убийство.

– А почему один глаз? – спросила Слаттери. – Где второй?

Кейт только сейчас вдруг осознала, что могло быть хуже. Чтобы сделать свое «творение» ближе к работе Пикассо, психопат мог выдавить у Элены глаз. Спасибо, Господи, что ты не допустил хотя бы этого.

– Пикассо рисовал очень быстро, – сказала она. – Он каким-то образом чувствовал, когда ему следует прекратить работу над картиной. Решив, что в этом холсте уже сказано все, Пикассо оставлял его и переходил к другому. В его мастерских и домах обнаружено много картин в различных стадиях «законченности». – Кейт помолчала. – Возможно, убийца тоже только наметил профиль, решив, что этого для нас достаточно. Важное значение имеет факт, что преступник выбрал именно эту работу Пикассо, потому что… она моя.

– Что значит ваша! – Мид прищурился.

– А то, что это моя собственность. Она висит у меня в гостиной.

– Вы хотите сказать, что убийца был у вас дома? – встревожился Браун.

Кейт усмехнулась:

– Сначала я тоже так подумала. Но посмотрите сюда. – Она показала на ксерокопию страницы из каталога «Портреты Пикассо». – Вот здесь стоит моя фамилия и сказано, что картина принадлежит мне. – Кейт не отрывала взгляда от профиля, написанного кровью на щеке Элены. – Пока непонятно, по какой причине, но эту картину он выбрал именно потому, что она моя.

Мид подался вперед.

– Макиннон, у вас есть враги?

– Скорее всего да. В мире искусства без этого нельзя.

– Но почему? – удивилась Слаттери.

– Ну например, взять мою книгу. Некоторых не устраивает ее содержание. К тому же она слишком популярна. А такое вообще простить очень трудно. Потом, мои передачи на телевидении. – Кейт пожала плечами. – Успех. Он всегда порождает зависть… и врагов. Так что… – Она бросила взгляд на лежащие на столе фотографии убитых Элены, Билла Пруитта, Итана Стайна. – В этих делах можно усмотреть некоторые связи. Например, Элена – стипендиатка фонда «Дорогу талантам», а Уильям Мейсон Пруитт не только входил в совет этого фонда, но и был там финансовым советником. Вдобавок к этому он занимал пост президента совета Музея современного искусства. Именно в этом музее Элену Солану в последний раз видели… живой. – Кейт на мгновение замолчала. – Следует добавить, что я тоже являюсь членом этого совета и была близко знакома с жертвой… Эленой Соланой. Вам ведь известно, что именно я обнаружила ее убитой.

Следующие двадцать минут они обсуждали ужасные подробности убийства Элены Соланы. Семнадцать ножевых ран, в каком положении было обнаружено тело, отсутствие отпечатков пальцев.

Кейт удивлялась, как она может спокойно принимать участие в разговоре, как будто это обычное уголовное дело.

Забавно, как быстро к тебе возвращаются все эти полицейские привычки, в том числе и бесстрастное отношение к смерти.

– Есть основания полагать, – сказала она, – что мы имеем дело с очень организованным убийцей. Он не только тратит время, чтобы воспроизвести на месте преступления как можно больше деталей с картины-оригинала, но потом все тщательно за собой подчищает. Насколько мне известно, преступник не только отпечатков пальцев, но и вообще никаких следов не оставил. Убийства Пруитта и Стайна планировались самым серьезным образом.

– Я с вами согласен, – проговорил Браун.

– Кроме того, – продолжила Кейт, – вполне возможно, преступник был знаком с жертвами.

– Почему вы так решили?

– А потому, детектив Браун, что пройти мимо консьержа в доме на Парк-авеню не так-то просто. Попробуйте – и убедитесь. Если Билл Пруитт не сам впустил преступника в свою квартиру, то проникнуть к нему можно либо во время смены консьержей (но для этого надо знать, когда она происходит), либо ждать несколько часов, когда консьерж выйдет, например, в туалет. Для этого требуется терпение, воля… а также тщательное планирование. Что касается Стайна, то… Вы были у него в мастерской?

Браун кивнул.

– Там на окнах решетки. Входная дверь оборудована полицейской сигнализацией. И ничего не нарушено. Абсолютно.

– Выходит, Стайн сам впустил к себе убийцу… и Солана, наверное, тоже.

– Элену Солану он мог убить из ревности, – предположила Слаттери. – Вы ведь сами сказали, что заранее он это убийство не готовил.

– А если девушка просто промышляла проституцией? – спросил Мид.

Кейт похолодела. Элена? Проститутка? Этого еще не хватало.

Все смртрели на нее, ожидая реакции. Она уже рассказала им, насколько была близка с Эленой, и теперь они ждали ее аргументов.

– Морин, – резко спросила Кейт, ухватившись руками за край металлического стола, – кажется, вы делали обыск в ее квартире?

Слаттери кивнула.

– Вы нашли там какие-нибудь сексуальные принадлежности?

– Вроде бы нет. Кроме фланелевых пижам, ничего.

– Понятно. А небольшая черная записная книжечка с номерами телефонов клиентов и графиком их посещения? Такая имеется у каждой проститутки.

Морин отрицательно покачала головой.

– А содержимое аптечки? Там должны быть обнаружены презервативы, ампулы с наркотиками, амилнитрит, «Кваалюд»^[28], экстази и все такое прочее.

– Нет. Ничего этого там не оказалось.

– В таком случае она была совершенно непонятной шлюхой. – Кейт не сводила взгляда с миловидной белокурой женщины – полицейского детектива. – Вы сказали, что пять лет работали в отделе по борьбе с проституцией и наркоманией. Значит, можете отличить квартиру проститутки от обычной, не так ли?

– Все ясно, Макиннон. Мы принимаем ваши соображения к сведению. – Мид натянуто улыбнулся. – Единственное, что я рискнул предположить, так это, что ваша стипендиатка могла быть и не такой уж безупречно чистой в отношениях с мужчинами.

Браун извлек лист из дела по убийству Соланы.

– Тут вот сказано (это ваши показания), что в день, когда было совершено убийство, вы с ней общались. Вечером.

– Это нельзя назвать в полном смысле общением. – Кейт слегка смутилась, вспомнив зрительный зал с амфитеатром и Элену на сцене. Живую. – В Музее современного искусства она устраивала перфоманс. Среди зрителей была и я.

– Здесь говорится, что вы ушли около девяти.

– Да, сразу после ее выступления. Мы собирались вместе поужинать, но Элена отказалась, сказав, что очень устала. – Кейт вспомнила, как они быстро поцеловались на прощание, а потом… ее растерзанное тело, лужу запекшейся крови, которая протекла в щели между изношенными листами линолеумного пола, и чуть не охнула. Таким болезненным оказалось это воспоминание. Она глубоко вздохнула. – Потом несколько дней мы не общались. У нас была еще раньше договоренность пойти вместе на перфоманс в один клуб в центре, мы зашли за ней – я и Уилли Хандли, – и… оказалось, Элена убита.

– Давайте проясним ситуацию, – произнес Браун, перебирая папки. – Вы были знакомы и с Соланой, и с Пруиттом.

Кейт кивнула:

– Да, это верно.

– А Стайн?

– Наверняка нас когда-то знакомили, но я не помню. Однако у нас есть одна его картина.

Мид усмехнулся:

– Создается впечатление, Макиннон, что вы знакомы со всеми.

– Конечно, это не так, но в мире искусства я знаю многих. Правда, большинство знакомств поверхностные. Но дело не в этом. Я не сказала вам главное. – Кейт еще раз глубоко вздохнула и положила на стол фотографию с выпускного вечера Элены. – Эту фотографию мне каким-то образом подбросили. На ней я и Элена Солана. Причем подбросили до того, как она была убита. Нет, не так – до того, как я узнала о том, что она убита. Посмотрите внимательно на ее глаза.

Мид взглянул на Слаттери.

– Отправьте снимок в лабораторию.

– Но и это еще не все.

Кейт извлекла из папки полароидную фотографию с картиной Стайна, а также коллаж «Мадонны с младенцем» и его увеличенные фрагменты. Она объяснила, как они были получены и что, по ее мнению, означают.

– Но почему вы? – спросил Браун.

– Вот этого я не знаю.

Рот Мида сжался еще плотнее. Значит, шеф полиции прислала ее сюда, что мы с ней понянчились?

– Вы показывали это шефу полиции Тейпелл?

– Конечно.

– Хм… – Он шумно втянул воздух через зубы. – Нам придется поставить ваши телефоны на прослушивание… и организовать охрану. – Он быстро записал что-то в блокнот.

– Насчет этого Тейпелл уже распорядилась, – сообщила Кейт.

– Если Макиннон права, – вмешался Браун, – нам следует опросить многих из мира искусства Нью-Йорка. Желательно всех.

– Правильно, – согласилась Кейт и достала из сумки «Путеводитель по галереям». – Здесь перечислены все художественные музеи и галереи в городе и окрестностях. – Она посмотрела на Мида. – На вашем месте я бы в каждую галерею послала полицейского в форме, чтобы он побеседовал с владельцами и сотрудниками.

– Премного благодарен за совет, Макиннон. – Мид кисло улыбнулся. – Это интересно, что бы вы сделали на моем месте, но, если не возражаете, давайте вначале разберемся с самым очевидным.

– Я думаю, нам следует поработать в галереях, – сказал Браун, листая «Путеводитель».

– Может быть, у вас и есть время опрашивать в каждой галерее каждого мальчика на побегушках, а у меня нет. – Мид поправил галстук-бабочку. – Потому что, кроме этого дела, есть еще дюжина других, а лишних людей, как вам хорошо известно, у меня нет.

– Послушайте, – не выдержала Кейт, – к чему такая враждебность? Я пришла сюда не мешать вашей работе, а помочь. У вас уже есть три трупа. Хотите дождаться четвертого? Так дождетесь. – Она посмотрела на Брауна и Слаттери. – Я могу начать с сотрудников Музея современного искусства, потому что всех их знаю.

– Я уже опрашивала сотрудников этого музея, – сказала Слаттери. – Именно там в последний раз видели Солану живой и…

– Вы хорошо поработали! – прервала Кейт молодую женщину-детектива и улыбнулась. – Но если не возражаете, мне бы тоже хотелось с ними поговорить.

Одну картину на небольшом телевизионном экране медленно сменяет другая, потом третья. Затем зрителю показывают фрагменты картин. Разумеется, цветопередача превосходная. Камера отъезжает назад, и становится видна стена музейного зала с висящими на ней картинами. Вдоль стены медленно идет женщина в белой шелковой блузке и черных слаксах. Волосы свободно рассыпаны по плечам.

У него перехватывает дыхание.

– Фовисты, – произносит с экрана эта потрясающая женщина. Взгляд искренний, глаза, направленные прямо в объектив камеры, теплые, доброжелательные, умные. – Что в переводе с французского означает «Дикие существа». – Она улыбается.

Он улыбается тоже. Дикие существа. Неплохо звучит.

– И вот таким довольно нелестным прозвищем, – продолжает она, вскинув брови, – наградили группу художников, куда входили теперь уже широко известные Матисс, Дерен, Вламинк и Марке, за то, что их работы противоречили традиционному представлению о живописи. За то, что эти художники решили не стеснять себя условностями. Их картины были настолько необычны, что в тысяча девятьсот пятом году администрация «Осеннего парижского салона» решила поместить работы фовистов в отдельном зале, изолировав их от традиционной живописи. Картины были такими смелыми и… мощными, что буквально приводили консерваторов в ярость.

Необычны. Не стеснены условностями. Изолированы. О Боже, как она меня понимает!

– Да, – шепчет он в небольшой экран. – Я тебя слышу.

– Андре Дерен любил повторять: «Я использую цвет ради самого цвета». – Она делает жест в сторону одной картины, затем другой. – Вы видите, какое значение здесь имеет цвет. Он интенсивен, чрезмерно подчеркнут, порой даже деформирован. Тона кричащие – пурпурные, розовые, ядовито-зеленые, кроваво-красные.

Кроваво-красные. Он вспоминает пол в мастерской Итана Стайна. Как получилось красиво!