Текст книги "Живописец смерти (СИ)"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 110 страниц)

Миллер рассказал Росу о ФБР, когда тот пришел в участок. Рос насмешливо улыбнулся, но промолчал.

Присланному из штаб-квартиры ФБР в Квонтико, штат Виргиния, сотруднику отдела поведенческого анализа, профайлеру, на вид было за пятьдесят. Манерой поведения он напоминал профессора из университета. На нем была фланелевая куртка и джинсы, настолько вытертые, словно большую часть жизни он провел, стоя на коленях, вглядываясь в темноту и делая загадочные записи в блокноте. Звали его Джеймс Килларни. Он не был похож на женатого человека. Детей у него тоже, по всей видимости, не было. Он приветствовал каждого входящего едва заметной улыбкой и кивком. Килларни понимал, что ему не особенно рады. Это было следствием территориальных и юридических разногласий, давно ставших частью системы. Держался Килларни легко и непринужденно, словно подобные дела попадались ему каждый день.

Было начало десятого утра, когда семь детективов сели за стол в закрытом помещении на третьем этаже здания второго участка. Среди них были Крис Метц, Карл Оливер, Дэн Риэль и Джим Фешбах – ветераны отдела, которых Миллер считал наиболее подходящими для подобного дела. У них был вид людей, которые многое повидали на своем веку и их уже сложно чем-то удивить. Миллер надеялся, что у него никогда не будет такого выражения лица, что для него все будет иначе. Но оно у него уже было. Миллер это знал, однако верил, что в его случае все поправимо.

Во взглядах, которые присутствующие бросали друг на друга, в натянутых улыбках легко читалось напряжение. Подобное было недопустимо, однако негодование явно витало в воздухе. Миллер тоже был недоволен вмешательством ФБР, но одновременно и заинтригован тем, что гость из Арлингтона может поведать им об этом деле.

Килларни улыбнулся и уселся на краешек стола. Как учитель, как лектор в аудитории. Не хватало лишь доски.

– Меня зовут Джеймс Килларни, – представился он. У него был тихий голос, голос терпеливого человека, способного на сочувствие. – Я приехал, чтобы обсудить с вами сложившуюся ситуацию, поскольку у меня имеется определенный опыт в подобных делах. Но, прежде чем мы начнем, я хотел бы поделиться с вами некоторыми любопытными данными. – Килларни сделал паузу, словно ожидая вопросов, улыбнулся и продолжил: – В Беркли проводятся семинары по криминальной психологии, где рассматриваются все стороны физической агрессии, начиная от неспровоцированных, спонтанных нападений на женщин, преднамеренного насилия и заканчивая похищением, пытками, изнасилованием и, наконец, убийством. Все эти вещи возникают из-за недостатка материнской заботы. Вы это знали? – Килларни небрежно махнул правой рукой, а левую сунул в карман брюк. – Суперэго является частью человеческой личности, которая связана с морально-этическими нормами, и если в раннем возрасте личность лишена материнской заботы, то суперэго окажется недоразвито. – Он снова тепло и по-отечески улыбнулся. – В целом это поток чуши, извергаемый теми, кому больше нечем заняться, кроме как выдумывать сказки о том, как мыслят люди.

Послышался шепот и слабые смешки.

– Однако есть один момент, связанный с методом и мотивацией людей, которые совершают насилие и убийство. – Он сделал паузу и окинул взглядом аудиторию. – На основе наблюдений и опыта мы можем выделить два типа преступников. Мы называем их мародеры и мигранты. Мародеры обычно находятся в одной местности, переправляя жертв в конкретное место, чтобы совершить преступление. Мигранты перемещаются с места на место. Нападения также подразделяются на четыре типа: подтверждение силы, утверждение силы, ответный гнев и возбуждение гнева. Каждый тип имеет различные мотивации и, таким образом, проявляется по-разному.

Зашелестели бумаги, детективы достали из карманов авторучки.

Килларни нахмурился.

– Что вы делаете? Записываете? – Он покачал головой. – Не надо записывать. Я здесь лишь для того, чтобы помочь вам сориентироваться, в каком направлении копать, чтобы следить за вашими успехами. Это просто категории, поэтому их и следует рассматривать как таковые. Первый тип – подтверждение силы. Тут главное подтвердить собственную сексуальную способность. Мужчина, озабоченный тем, что у него проявляется тяга к гомосексуализму, может нападать на женщин, чтобы доказать себе, что он хочет женщин. Он использует меньше силы, чем другие типы. Он все тщательно планирует и склонен совершать нападения в одном месте, а также оставлять себе сувениры. – Килларни скрестил руки на груди. – Второй тип – утверждение силы – также известен как тип знакомого. Эти люди кажутся дружелюбными и неопасными. Они становятся опасными позже, обычно, когда отвергается их предложение секса. Они пугаются. Они чувствуют себя обессиленными, ослабленными. Сексуальное напряжение становится физическим, которое быстро превращается в гнев, ярость, ненависть. Они пытаются выразить свой мотив посредством насилия. Если они не могут обладать жертвой, то она не должна достаться более никому. – Килларни обвел взглядом детективов, чтобы убедиться, что его внимательно слушают. – Третий тип – ответный гнев. Как вы поняли, он связан с гневом и враждебностью к женщинам. Жертва символична. Представитель этого типа будет каким-нибудь способом унижать жертву. Его нападение не запланировано и жестоко. Последний тип – возбуждение гнева – возникает из садистской необходимости запугать жертву, вызвать как можно больше страданий. Нападения напоминают военные операции. Место, оружие, методы – все тщательно продумывается и зачастую репетируется. Представитель этого типа использует крайнюю жестокость, иногда пытает жертву, часто убивает ее. Жертвой, как правило, является незнакомец. Преступник обычно старается вести учет нападений.

– И как это связано с нашими жертвами? – спросил Миллер. В его голосе слышался вызов. Хоть и не он пригласил ФБР, он считал, что если не проявит агрессивность, то это посчитают неспособностью вести дело. Дело было поручено ему, и теперь нужно постоянно показывать, что он готов сделать первый шаг.

– Это мародер, – ответил Килларни. – Но у нас нет четких указаний на то, к какому типу принадлежит наш приятель. Наиболее схожий – это возбуждение гнева. Но мы не видим никакого садизма или желания запугать женщину. В последнем случае он даже сдержался, решил не бить женщину по лицу, как поступал в первых трех. Однако присутствуют аномалии. Он не пытает. Нет крайней жестокости.

– А как же избиение? – спросил Миллер.

Килларни понимающе улыбнулся.

– Избиение? Избиение было всего лишь избиением. Когда я говорю «крайняя жестокость», я имею в виду крайнюю жестокость. По сравнению с тем, что мне доводилось видеть, он избил жертву несильно.

Тишина.

– И? – отозвался Миллер.

Килларни обвел присутствующих взглядом и снова посмотрел на Миллера.

– Как вас зовут?

– Миллер… Роберт Миллер.

Килларни кивнул.

– Миллер… – повторил он, словно обращаясь к самому себе, и поднял удивленный взгляд от бумаг. – Я так понимаю, вы возглавляете расследование?

– Так мне только что сказали, – подтвердил Миллер и тут же понял, в чем был подвох. Его загнали в угол еще до этого совещания. Ему дали то, что ему было не нужно. Килларни, возможно, приехал, чтобы помочь, не более того. Но даже если не учитывать того, что его появление означало, что Миллер был лишен свободы выбора, подразумевалось, что он, получив расследование в свое ведение, не мог справиться с ним без посторонней помощи. Такова природа важных расследований: шеф полиции должен доверять своим капитанам, они, в свою очередь, должны доверять своим заместителям и лейтенантам, но всегда остается ощущение неуверенности, понимание того, что чем больше людей командует, тем больше ответственности ложится на плечи каждого из них.

– Тогда расскажите нам, что вы думаете, Миллер… Расскажите, что вы думаете о Ленточном Убийце.

Неожиданно Миллер смутился. Он чувствовал, что Килларни хочет выставить его дураком в отместку за то, что он прервал его. Так Килларни хотел вернуть себе упущенную инициативу.

– Я был на месте первого преступления, – ответил Миллер. – Маргарет Мозли… – Он огляделся, все смотрели на него. – Я пошел туда и нашел ее… то есть ее обнаружил не я. Я просто был первым детективом из тех, кто туда приехал. На месте уже были полицейские. Коронер был в пути. Я вошел… в спальню, увидел жертву на кровати… – Миллер покачал головой.

– Каким было ваше первое впечатление, детектив Миллер? – спросил Килларни.

Миллер поднял глаза.

– Первое впечатление?

– Первое, что вы почувствовали.

– Первое, что я почувствовал, было ощущение, будто меня ударили. – Он поднял кулак и стукнул им по груди. – Словно кто-то влепил мне бейсбольной битой. Вот что я почувствовал.

– Вы подошли к месту преступления или осмотрели его из стационарного положения?

– Из стационарного, как нас и учили: всегда осматривать место преступления из стационарного положения, искать несоответствия, предметы, которых там быть не должно, прежде всего обращать внимание на очевидное.

– И?

– Конечно, лента.

Килларни кивнул.

– Да, лента, бирка. А потом?

– Запах лаванды.

– Точно?

– Да, это была лаванда. Так же, как и в двух других случаях.

– Вы были на двух других местах преступления? – спросил Килларни.

– Нет, – ответил Миллер. – Просто я был при исполнении, когда произошло первое убийство. Это дело не было на мне официально. Однако я видел предварительный отчет по третьему случаю. А вчера вечером я был на месте последнего убийства…

– Кто выезжал на второе убийство? – спросил Килларни.

– Второе произошло в юрисдикции четвертого участка, – ответил Миллер. – Никто из нас не имел дела с этим убийством.

– А с третьим? – Килларни опустил взгляд на бумаги, лежавшие на столе. – Барбара Ли. Кто-нибудь подключался?

Карл Оливер, сидевший справа от Миллера, поднял руку:

– Я и мой напарник, Крис Метц.

Метц также поднял руку, чтобы Килларни понял, о ком идет речь, и добавил:

– Официально это убийство было в юрисдикции шестого участка, но у них не было свободных людей, потому поехали мы.

– Что объясняет одну из главных причин, почему этой серией никто не занимался целых восемь месяцев, – заметил Килларни. – Также это объясняет, почему ваш шеф полиции прикрепил это дело к одному участку и одному детективу. Верно, мистер Миллер?

Миллер кивнул.

Килларни повернулся к Карлу Оливеру.

– Тогда расскажите нам о третьем убийстве, детектив Оливер.

– То же самое, – ответил Оливер. – Лаванда.

– Значит, возможно, у нас есть подпись. Лента во втором случае с мисс Энн Райнер была…

– Розовая, – вмешался Эл Рос.

– И еще у нас есть пустая бирка. Багажная бирка? Бирка из морга? Бирка от пропавшего имущества? Этого мы не знаем и можем только гадать.

Килларни медленно кивнул и засунул руки в карманы.

– Маргарет Мозли, Энн Райнер, Барбара Ли, Кэтрин Шеридан. Тридцать семь, сорок, двадцать девять и сорок девять лет от роду соответственно. Ленты голубого, розового, желтого и белого цветов. Те же духи во всех случаях. Возможно, наш друг брызнул лавандовой туалетной водой на тело, кровать и занавески, чтобы скрыть запах разложения. Может, он надеялся, что благодаря этой уловке тело найдут позже, – Килларни наклонил голову набок и покосился на Миллера, потом посмотрел на Роса. – А может, и нет. В любом случае в последнем деле этот фокус не сработал, потому что была заказана пицца.

– Возможно, бирка и лаванда вовсе ничего не значат, – предположил Миллер.

– Может быть, мистер Миллер. Да, видно, тот, кто начал лгать, не обойдется ложью малой.^[100] – Килларни понимающе улыбнулся. – Лично я виню телевидение.

Миллер нахмурился.

– И Интернет, – добавил Килларни.

– Я не понимаю…

– Вы хоть представляете, сколько тонкостей нашей работы можно узнать с помощью телевизора и Интернета? – спросил Килларни. Миллер открыл рот, чтобы ответить, но Килларни его перебил: – Это риторический вопрос, мистер Миллер. Я веду к тому, что очень многое из того, что мы ищем на месте преступления, описано в Интернете. Если вы знаете, что ищут криминалисты и судмедэксперты, вы можете спрятать это либо дать им то, что не имеет никакого значения.

– Вы считаете, что он будет продолжать убивать? – спросил Миллер.

Килларни улыбнулся.

– Продолжать убивать? Наш друг? О да, мистер Миллер. Я могу это гарантировать.

Детективы обменялись неуверенными взглядами.

– Итак, вы хотите знать, как найти этого парня, верно? – спросил Килларни. – Вы хотите знать то, что знаю я. Вы хотите услышать магические слова, которые откроют правду и прольют свет на это мрачнейшее из мест, не так ли?

Детективы молча ждали, пока он продолжит.

– Нет никаких магических слов, и свет пролить не получится, – тихо сказал Килларни. – Вы найдете этого человека с помощью упорства… только лишь с помощью упорства. Дело не в удаче и не в предположениях, – улыбнулся он. – Я знаю, что это для вас не новость, но иногда всем нам нужно напоминать о простых истинах следственной работы. И если вам нужна причина, рациональное зерно… – Он покачал головой. – Вот что я вам скажу, господа: нельзя найти рациональное в иррациональном. Единственный человек, который прекрасно понимает, почему Ленточный Убийца совершает убийства…

– Это он сам, – закончил за него Миллер.

– Очень хорошо, детектив Миллер. Браво!

* * *

Меня зовут Джон Роби, и я знаю все, что вы хотели бы узнать о Кэтрин Шеридан.

Я знаю, на какой улице она живет и какой вид открывается из ее заднего дворика. Я знаю ее предпочтения в еде, и где она покупает продукты. Я знаю, какие духи она любит и цвета, которые, как она считает, ей к лицу. Я знаю, сколько ей лет, где она родилась, как она относится ко многим вещам и почему…

Но я также знаю другое. Нечто важное. То, что пугает ее. То, что заставило ее гадать, правильное ли решение она приняла. Гадать, что произойдет, если решение окажется неверным.

Я знаком с легким и сложным, простым и замысловатым.

Я знаю тени, что следуют за нами, и те, что ждут.

Ну меня есть свои тени, свои страхи, свои маленькие тайны.

Как и мое имя, которое не всегда было Джон Роби…

Но подобные детали сейчас не имеют значения. Мы поговорим о них, когда будет время.

Для наших кратких встреч я буду Джоном Роби, и я поведаю вам о том, что мне известно.

Я знаю, что такое любовь и разочарование, несчастье и крушение надежд. Я понимаю, что время служит для того, чтобы притупить боль утраты, пока воспоминания уже не причиняют столько страданий, а только ноют подобно старым ранам.

Я знаю, что такое выполненное обещание и обещание не сдержанное.

Я знаю Кэтрин Шеридан и Дэррила Кинга, а также Наташу Джойс. Я знаю дочь Наташи, Хлои.

Я знаю Маргарет Мозли. Я знаю, как выглядит ее квартира на углу Бейтс и Первой. Я знаю этот эркер, всегда залитый солнечным светом, который выходит на Флорида-авеню.

Я знаю Энн Райнер и подвал ее дома возле Паттерсон-стрит.

Я знаю Барбару Ли, ее дом на углу улиц Морган и Джерси, что не более чем в пяти кварталах от того места, где я стою.

Я знаю, что я уставший человек. И не потому, что я не выспался. В последнее время я сплю слишком много. Нет, это не та усталость.

Я изможден, потому что ношу все это в себе.

Все дело в темной стороне. Она есть у всех. Там притаились наши грехи и проступки, наши преступления и дурные выходки, наши вероломство и нечестивость, наши прегрешения и злодеяния. Каждый раз, когда происходит наше грехопадение…

Темная сторона преследует нас подобно пресловутым теням, она ждет с бесконечным терпением. Что они говорят? В конце концов, каждый умирает от плохих поступков и недостатка воздуха.

Моя ноша достаточно тяжела для одного человека. Хотите правду? Она достаточно тяжела даже для трех, пяти или семи человек.

Темная сторона догоняет меня. Я поворачиваюсь к ней лицом и понимаю, что существует лишь один способ изгнать ее.

Нужно говорить правду. Нести свет правды в самые темные закоулки и не обращать внимания на то, что и кто возникает в отступающей мгле.

Однажды все закончится.

Я могу сделать лишь одно… я должен нести свет. Изгонять тени и показывать миру правду.

Но они не хотят видеть правду – никогда не хотели и никогда не захотят.

Слишком поздно. Они увидят ее в любом случае.

Глава 4

Миллер и Рос начали работать после обеда. Миллер уже чувствовал всю сложность задачи, поставленной перед ними. Килларни закончил выступление, ответил на вопросы, а потом Ласситер разъяснил им некоторые моменты. Килларни будет сопровождать их, но вмешиваться не станет. Он будет следить за ходом следствия.

Если поначалу Миллер жалел, что его втянули в расследование этого сложного, серьезного дела, то теперь он решил, что это не так уж плохо, ведь происходящее отвлекало его от мыслей о недавних событиях.

Они с Росом вышли из участка и направились к Коламбия-стрит. Рос прихватил с собой фотографию Кэтрин Шеридан. Изображение, по совету Рейда, взятое из паспорта, было увеличено для улучшения контраста и цвета и распечатано в формате открытки. Миллер внимательно рассмотрел снимок, пытаясь разгадать эту женщину. Что-то было в чертах ее лица, что-то необычное, но он не мог понять, что именно. Она выглядела так, словно жизнь ее была драмой, окончившейся только со смертью.

Накануне, в субботу одиннадцатого числа, был День ветеранов. День выдался прохладным, что для солнечного Вашингтона, где температура в ноябре редко опускалась ниже четырех градусов по Цельсию, было редкостью. Термометр на веранде дома Кэтрин Шеридан показывал полтора градуса. В День ветеранов шествия и прочие мероприятия привлекали внимание большинства жителей города. Арлингтонское кладбище, дети, кажущиеся муравьями на фоне статуй из нержавеющей стали, олицетворяющих потери Америки в Корейской войне… Это был день памяти и скорби, день, суть которого передает надпись на стеле, воздвигнутой в память о Второй мировой войне: «Сегодня пушки молчат… С неба больше не низвергается смерть, по морю ходят только торговые корабли, люди во всем мире могут ходить в лучах солнца с высоко поднятой головой. Во всем мире наступил покой». Вдалеке был слышен оркестр, играющий марш Джона Сузы, который, тем не менее, не мог тягаться с шумом утреннего мегаполиса. Прохожие, оборачиваясь на звуки марша, вспоминали, что для них значит День ветеранов. Кто-то потерял отца, сына, брата, соседа, школьную любовь. Люди останавливались на мгновение, закрывали глаза, глубоко вздыхали, словно произнеся беззвучную молитву, и шли дальше по своим делам. Воспоминания витали в студеном осеннем воздухе. Все, казалось, чувствовали печаль и ностальгию, которую несли эти воспоминания. На один день в году Вашингтон превращался в город памяти, в город грусти.

– Библиотека за домом, – сказал Миллер, когда они отъехали от тротуара в сторону Коламбия-стрит. – Конечно, если она сегодня открыта.

Рос молча кивнул.

Грег Рейд был в кухне Кэтрин Шеридан, когда подъехали Миллер с Росом. Он улыбнулся и поднял руку, приветствуя их. При свете дня он был похож на актера Уильяма Херта. У него было открытое лицо человека, который в жизни больше дал, чем получил.

– Значит, вы ведете это дело? – спросил он.

– Да, мы, – подтвердил Миллер. – Ну, как тут?

– Я отправил ее в морг, – ответил Рейд. – Сделал предварительные анализы, снял отпечатки пальцев, сфотографировал. Все как обычно. У меня есть для вас кое-что. – Он кивнул в сторону кухонного стола. – Вы уже забрали ее читательский билет, верно? В кухне еда из магазина: немного хлеба, масла и прочего. Знаете, это натуральный хлеб. Французский. Никаких консервантов. Испечен вчера.

– Какой магазин? – спросил Рос.

– Адрес на обертке, – ответил Рейд.

Миллер достал из кармана блокнот.

– На автоответчике были сообщения?

Рейд отрицательно покачал головой.

– У нее нет автоответчика.

– А компьютер?

Рейд снова покачал головой.

– Ни стационарного компьютера, ни ноутбука у нее нет. Я, по крайней мере, не нашел. – Он смущенно улыбнулся.

– Что? – спросил Миллер.

– Никогда не бывал в подобном месте, – признался Рейд.

– В смысле?

– В таком доме.

– Что вы имеете в виду? – спросил Миллер.

– Оглянитесь. Здесь очень чисто, даже слишком чисто.

– Преступник, скорее всего, убрал за собой, – заметил Рос. – Они нынче аккуратные стали. Спасибо чертовым сериалам о полиции.

Рейд покачал головой.

– Я не ту чистоту имею в виду. Такое впечатление, что здесь никто не жил. Словно это гостиница, понимаете? Тут нет обычного бардака, который можно найти дома у любого обывателя. Корзина для грязного белья в ванной пуста. Есть щетки для волос, косметика, зубная паста, но всего этого как-то мало.

– Вы были на предыдущих местах преступления из этой серии? – спросил Миллер.

– Был в июле на Паттерсон.

– Энн Райнер, – напомнил Рос.

– Похоже, что тот же убийца? – спросил Миллер.

– С виду похоже на то. – Рейд помолчал. – Я оставил извещение для коронера, чтобы она проверила, но может быть кое-что еще… Не могу сказать наверняка, основываясь лишь на предварительных данных.

– Каких именно?

– У Кэтрин Шеридан… был кто-то вчера.

– В смысле?

– Кажется, у нее был секс.

– Вы не уверены?

– Насколько можно быть уверенным после беглого осмотра. Я обнаружил противозачаточную смазку у нее в вагине. Ноноксинол-9. Надо, чтобы коронер посмотрела, она может сделать вскрытие.

– Но никаких следов изнасилования?

Рейд снова покачал головой.

– Внешне никаких указаний на что-то подобное.

– Время смерти определили? – спросил Рос.

– Ориентировочно, основываясь на температуре печени, внешней температуре, смерть наступила вчера в промежутке между шестнадцатью сорока пятью и восемнадцатью часами. Возможно, коронеру удастся определить время точнее.

– Вы проверяли последний набранный номер? – спросил Рос.

Рейд в очередной раз отрицательно покачал головой.

– Мне хватило трупа. Я подумал, что вы сами проверите.

Рос отправился к столику у входной двери. Он натянул латексные перчатки, поднял трубку телефона и нажал на кнопку повтора набора номера.

Миллер услышал, как он обменялся с кем-то несколькими фразами, повесил трубку и вернулся в кухню.

– Пиццерия, – сообщил Рос. – Записал название и адрес.

– Хорошо, – сказал Миллер. – Мы обойдем соседние дома, зайдем в библиотеку, в магазин, потом поедем в пиццерию. Сколько вам понадобится времени, чтобы закончить здесь?

Рейд пожал плечами.

– Я еще на втором этаже не все сделал. Обработал тело, упаковал для коронера. Мне весь этаж нужно обработать. Это займет определенное время.

– Мы зайдем позже, – сказал Миллер.

– Думаю, мне понадобится весь остаток дня, – прикинул Рейд. – Я ведь остался здесь один.

Рейд оставил их в кухне и пошел на второй этаж. Рос открыл пакет из магазина: французский хлеб, двести граммов нормандского бри, кусочек несоленого сливочного масла. Все осталось нетронутым. Датой выпечки хлеба значилось одиннадцатое ноября, как и говорил Рейд. «Свежая выпечка каждый день. Без консервантов. Рекомендуется употреблять в день изготовления» – было написано на пакете. Это заставило Миллера улыбнуться. И Роса тоже. Однако потом Миллер вспомнил, как выглядела Кэтрин Шеридан, когда ее обнаружили, цвет ее кожи, заостренные черты лица… Подобная картинка могла на несколько дней отбить желание улыбаться.

Рос записал адрес магазина, где были куплены продукты. Они вместе вышли через дверь в кухне, пересекли задний дворик и оказались на тротуаре.

Миллеру оставалось только гадать, о чем могла думать Кэтрин Шеридан. На данный момент ему приходилось довольствоваться лишь знанием того, куда она ходила в субботу утром и зачем. Они снова обошли улицу, на которой стоял дом Кэтрин. Поговорили с соседями, которых не было дома прошлым вечером. Ничего нового узнать не удалось. Дом по правую сторону от особняка Шеридан, по всей видимости, пустовал. Они не смогли определить этого накануне, но сейчас Рос обошел его и, приложив ладони к оконному стеклу, заглянул внутрь. Мебель была обтянута чехлами, повсюду царили тишина и покой. Сосед, живший в доме слева, еще не успел вернуться домой.

Они поехали в библиотеку Карнеги.

– Обычно по воскресеньям мы закрыты, – сообщила им библиотекарь.

Ее звали Джулия Гибб, и выглядела она как библиотекарь. Говорила она тоже как настоящий представитель своей профессии – тихим голосом, поглядывая поверх очков.

– Сегодня мы открылись из-за Дня ветеранов. Вчера мы работали только до полудня и сегодня тоже открыты до полудня, чтобы компенсировать вчерашние полдня. – Она сделала паузу и добавила: – Вы по поводу Кэтрин Шеридан, не так ли? – Она протянула руку под стойку и вытянула экземпляр «Вашингтон пост». – Я не знаю, что сказать. Это ужасно, ужасно!

Миллер задавал вопросы, Рос записывал. Джулия Гибб не была близко знакома с Кэтрин Шеридан. Как и с любым другим посетителем. Она не заметила в ее поведении ничего необычного, не считая того, что Кэтрин вернула книги, но новых не взяла.

– Я все пытаюсь припомнить, говорила ли я ей что-нибудь вчера, – призналась Джулия. – Не припоминаю, чтобы я проронила хоть слово.

– Какие книги она вернула? – спросил Миллер.

– Я записала, – сказала Джулия Гибб. – Я знаю, что это не очень важно, но я подумала, что кому-то это будет интересно.

Она протянула им листок. Рос взял его, пробежал глазами по названиям: «О мышах и людях» и «К востоку от Эдема» Стейнбека, «Илиада» Гомера, еще пара названий, которые не были ему знакомы.

– Во сколько она пришла?

– Довольно рано, возможно, без четверти десять, где-то так. Я помню, ведь мы были открыты недолго.

– Вы видели ее, когда она уходила?

– Ну, я была с другим клиентом и услышала, как хлопнула дверь. Я подняла взгляд, но не увидела, кто это был. Я решила, что это Кэтрин Шеридан, поскольку, когда я закончила с клиентом и он ушел, то обнаружила, что осталась в библиотеке одна.

Миллер кивнул и посмотрел на Роса. Тот покачал головой. У него больше не было вопросов.

– Сегодня мы на этом закончим, – сказал Миллер. – Спасибо за помощь, мисс Гибб.

– Пожалуйста, – ответила она. – Такая трагедия, правда? Какой ужас!

– Вы правы, – сухо ответил он и посмотрел на клочок бумаги с названиями книг, прежде чем засунуть его в карман пальто.

Когда они отъезжали от библиотеки, Миллер понял, для чего нужны подобные краткие встречи с людьми. Они призваны напоминать об их существовании. Кэтрин Шеридан была человеком – прежде, чем умереть, она была жива. Как Джулия Гибб. Обычные люди наблюдали, как вокруг них взрываются жизни посторонних. Противоречия человечества. Моменты ужаса. Никто их не понимал, и очень часто никому не было до них дела. В кармане Миллера лежал список книг, которые Кэтрин Шеридан читала перед смертью. Ему было интересно, выбрала бы она другие книги, если бы знала, что они будут последними, которые она прочтет перед смертью. Странная мысль, но в свете случившегося она лишь подкрепляла уверенность в том, что жизнь непредсказуема и ее легко растоптать.

То же самое было, когда они приехали в магазин на пересечении Эл-стрит и Десятой. Владельца магазина звали Льюис Роарк. В его голосе, темных волосах, светло-голубых глазах чувствовалось что-то ирландское. Он не помнил Кэтрин Шеридан. Даже когда Рос показал ему фотографию, он не вспомнил ее. Загруженный день. Было утро. Приходили люди, чтобы купить болонскую колбасу, чорисо, миланскую салями, сетки с сыром для пикника, большие сандвичи. Взрослые с детьми, дедушками и бабушками. Еда навынос. Ничего особенного. Нет, он не помнит Кэтрин Шеридан. С чего бы ему ее запоминать? Судя по фотографии, обычная дама. Мир битком набит обычными дамами. Пирсинг в носу, голубая челка – такое он, может быть, запомнил бы. Но обычную даму? Он улыбнулся, покачал головой и извинился, хотя ему не было за что извиняться.

Роарк взял визитку Миллера, подождал, пока Миллер и Рос выйдут из магазина и перейдут на другую сторону улицы, и выкинул ее в урну. Если он не помнил ничего сегодня, то завтра он уж точно ничего не вспомнит. Его ждали клиенты: могу я вам помочь?

Миллер и Рос сели в машину, которая стояла в квартале от магазина.

– Значит, она идет в библиотеку, – сказал Рос. – Она возвращает книги, но больше ничего не берет. Она идет в магазин. Возможно, пешком. Она покупает хлеб, масло, сыр, но возвращается домой только в половине пятого.

– Она ходила куда-то и занималась с кем-то сексом, – предположил Миллер будничным тоном.

– Возможно, хотя не точно. Поедем к коронеру или в пиццерию?

– В пиццерию, – решил Миллер. – Я хочу поговорить с каждым, с кем она контактировала.

Рос завел двигатель.

– Дело в том, – добавил Миллер, – что, если бы она не заказала пиццу, мы бы, возможно, до сих пор не знали, что ее убили.

Глава 5

Наташа Джойс стояла возле класса в воскресной школе, где училась ее дочь, и ждала одиннадцати часов. Школа находилась на приличном расстоянии от второго участка, и это расстояние измерялось не метрами, а социальным положением, культурой и цветом кожи. Воскресная школа, прилегавшая к обветшалому зданию общественного центра, сохранила под слоем граффити некоторые черты образовательного заведения. На входных дверях было больше запоров и скоб для висячих замков, чем Наташа могла сосчитать. В коридоре, где на стенах висели детские фотографии и объявления, можно было без труда различить оголенные бетонные блоки, наспех покрашенные панели, трещины и щербины. Подобное плачевное состояние отчасти было вызвано тем, что никому не было до этого дела, а еще тем, что школа получала слишком мало средств на ремонт. Это было унылое место, олицетворение бедных кварталов Вашингтона в миниатюре.

Со своего места через покрытые изморозью стекла окон Наташа видела размытые цветные пятна – по коридору бегали дети. До нее доносились топот, хлопки, обрывки разговоров и смех. Прозвенел звонок, и Наташа вошла. Она улыбнулась учительнице Хлои – мисс Антробус. Довольно милая дама, но скованная. Она была мулатка, полукровка. Несколько поколений назад кто-то из ее предков согрешил с белым, и теперь мисс Антробус не принадлежала ни к той, ни к другой расе. Ни к черным, ни к напуганным белым из Джорджтауна. Возможно, она нашла отдушину в Иисусе. Возможно, она притворялась.

Мисс Антробус улыбнулась в ответ и направилась к ней сквозь толпу детей.

– Может, ничего страшного, – сказала мисс Антробус. Она постоянно переводила взгляд с места на место. Казалось, она пытается что-то найти и не может. – У меня на столе лежал экземпляр «Пост», – продолжила она. – Статья о страшном происшествии. Женщина, которую убили…

Наташа замерла. Она понимала, что напряжение отразилось на ее лице, но старалась сдерживаться.

Хлои переминалась с ноги на ногу возле выхода, желая быстрее отправиться домой.