Текст книги "Живописец смерти (СИ)"
Автор книги: Джонатан Сантлоуфер
Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
Жанры:
Криминальные детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 110 страниц)
– Интересная параллель, – заметил Миллер. – Как это может нам помочь?
– Никак. Разве что вы поймете, что вам нужно искать не того, кто хочет это делать, а того, кто вынужден идти на подобное. В таком случае вы смотрите на ситуацию под другим углом, возникает другая перспектива. Не знаю, что еще добавить. Я не клинический психолог и не очень верю в то, что называется психиатрией. Психиатрия не наука в том смысле, что обычная и судебная медицина. Если хочешь что-то понять в этом, не ходи к психиатрам. Они заставят тебя изучать собственный пупок и гадать, а не сам ли ты убил всех этих женщин.
Миллер улыбнулся.
– Звучит жестковато.
– Ты же не видишь, какой вред они наносят людям.
– Не вижу, – согласился Миллер. Он выпрямился и застегнул пиджак.
– Куда вы теперь? – спросила Мэрилин.
– В административный отдел полицейского управления. Надо найти пропавшего легавого.
Мэрилин улыбнулась и пошла за ними к двери. Рос вышел в коридор и направился к выходу. Миллер хотел было последовать за ним, как вдруг Мэрилин притронулась к его рукаву.
– Справляешься с этим? – спросила она.
Миллер озадаченно нахмурился.
– С чем именно?
– С тем, что происходит. Эта девушка, которую ты допрашивал. То, что этот тип знает, кто ты такой, с кем ты говорил…
– Тебе интересно, не началась ли у меня паранойя?
Она покачала головой.
– Черт, у всех время от времени бывают приступы паранойи. Я подумала, не опасаешься ли ты за свою жизнь.
Миллер постарался выглядеть невозмутимым.
– Он охотится на женщин, – сказал он. – Он убивает женщин. Вот что он делает. Он не убивает полицейских.
– Наташа Джойс… У нее ведь осталась дочь, верно?
– Хлои, – сказал Миллер. – Девять лет.
– Сейчас она у родственников?
– Ею занимается служба по уходу за детьми.
Мэрилин задумалась.
– Что? – спросил Миллер.
– Ничего.
Миллер чувствовал неловкость, которая возникла между ними.
– Что ты хотел сказать? – спросила Мэрилин.
Миллер посмотрел по сторонам. Рос повернулся к ним, и Миллер поднял руку, останавливая его.
– Иногда… – начал Миллер.
– Иногда ты думал, а не пригласить ли меня на свидание?
Миллер кивнул.
– Что-то вроде того. Да, возможно, мы могли бы пойти куда-нибудь поужинать.
– Ты всегда так уверен в себе?
– Это не кино, – сказал Миллер. – Я обычный человек. У меня за пазухой не припасен ворох метких фраз. Я не обаятелен. Я заурядный полицейский детектив.
– Это делает перспективу сходить с тобой поужинать очень заманчивой.
– Ты смеешься надо мной, – сказал Миллер. – Забудь о том, что я спросил.
– Ты ничего не спрашивал. Я задала вопрос за тебя.
– Ты подловила меня, – сказал он. – Я пришел сюда не для того, чтобы приглашать тебя на свидание.
– Ясное дело, – согласилась Мэрилин. – Знаешь что?
Миллер приподнял брови.
– Я несколько раз ходила на свидания с полицейскими. Знаешь, что я думаю о них?
– Выкладывай.
Она улыбнулась, почувствовав сарказм.
– Они проводят всю жизнь, имея дело с ситуациями, в которых необходимо присутствие полиции. Понимаешь, о чем я?
Миллер нахмурился.
– Они начинают считать, что любая ситуация в мире связана с нарушением закона, домашним насилием, смертью, самоубийством и передозировками наркотиков…
– И что ты хочешь сказать? Что я должен прекратить брать работу на дом? Боже, довольно того, что Рос с женой постоянно говорят мне то же самое.
– Я занимаюсь трупами. Провожу здесь время, разрезая людей и изучая их внутренности. Представь, если бы я брала работу на дом.
– Я думаю, это немного другое.
– Физически – да. Но психологически и эмоционально – нет. Куда бы ты ни пошел, ты носишь это дерьмо с собой, в голове…
– Ладно-ладно, – перебил ее Миллер. – Ты не против, если я тебе позвоню? Я не знаю, когда мы увидим свет в конце туннеля в этом деле. На меня наседает наш капитан, на него – шеф полиции, на шефа – мэр…
– Я понимаю, детектив Миллер. Вы знаете, где меня найти. Позвоните, когда появится свободное время, и мы вернемся к этому разговору, хорошо?
От этих слов Миллер не стал чувствовать себя менее раскованно.
– Да, и еще одно, – сказала Мэрилин. – Нужно искать того, кто вынужден это делать, а не хочет, верно?
– Я это понял, – ответил Миллер.
Когда они вышли на улицу и, спустившись по ступенькам, направились к машине, Рос спросил:
– Что случилось? Выглядело так, словно она наезжала на тебя.
– Так и было.
– Ладно-ладно. Значит, что-то происходит.
– Боже, парень, забудь об этом! Я поговорил с ней. Возможно, я ей позвоню. Да что с тобой такое?
– У меня есть идея, – сказал Рос. – Может, сходим вместе на игру? Я с Амандой, а ты с Мэрилин. Отличная идея! Я позвоню Аманде и расскажу…
– Ничего ты ей не расскажешь, – отрезал Миллер. – Ты не будешь ей звонить и ничего ей не расскажешь. Ничего не происходит. Так это не делается. Сейчас единственное, что имеет для меня значение, – это визит в административный отдел. Мы поговорим с кем-нибудь в пенсионном департаменте, и они нам расскажут, где найти Майкла Маккалоу. Это все, что меня сейчас занимает, Эл. И у меня совсем нет времени на другое, договорились?
Рос промолчал.
– Договорились? – повторил Миллер.
– Договорились, договорились… Черт, что это за дерьмо? Что, черт побери…
– Ничего, черт побери! Эл, полезай в эту чертову машину.
* * *
Я простоял у дверей квартиры Кэтрин Шеридан довольно долго, прежде чем решился постучать. Было уже поздно, начало одиннадцатого вечера. Воскресенье, 5 апреля 1981 года. День, который я запомню на всю жизнь. Подобные дни обычно становятся важными, только когда вспоминаешь их спустя много лет. В данном случае все было не так. Едва проснувшись, я понял, что этот день будет очень важным.
Я поднял руку и тут же ее опустил. Начал расхаживать по коридору – туда-сюда, туда-сюда. Потом вернулся к двери и снова поднял руку.
Внезапно дверь распахнулась. Я этого не ожидал.
– Какого черта ты делаешь? – спросила Кэтрин и рассмеялась. – Ты топчешься у меня на пороге уже добрых пятнадцать минут. Ты либо постучишь в эту чертову дверь, либо нет, решай.
На мгновение я лишился дара речи. Мои глаза округлились, а сердце было готово выскочить из груди.
– Итак?
– Я постучу в дверь.
– Ладно. Тогда стучи уже.
Кэтрин, похоже, секунду колебалась. Я сделал шаг ей навстречу, и в этот момент она захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Я услышал приглушенный хохот.
Я постучал в дверь.
– Кто там? – спросила она.
– Боже, Кэтрин, как ты считаешь, кто это? Впусти меня уже.
Она все еще смеялась, когда открывала дверь. Я вошел. Очутившись в прихожей, я с сожалением подумал о том, что Кэтрин пришлось пережить из-за меня и Дона Карвало.
– Я посмотрел фильмы, – сказал я.
Улыбка Кэтрин тут же померкла.
– Тогда ты понимаешь, почему я хочу что-нибудь сделать с этим.
– Понимаю.
Она стояла и ждала, что я скажу ей о своем решении.
Я молчал.
– Я никак не могу понять, что с тобой происходит, Джон Роби.
– Возможно, тут нечего понимать.
Кэтрин покачала головой, словно расстроенная мать.
– Всегда есть что понимать. Ты знаешь, кто такие Лоуренс Мэттьюз и Дон Карвало, верно? Ты знаешь, на кого работает Дэннис Пауэрс…
– Я знаю, кто они такие, – ответил я. – Я знаю о Лэнгли, о ЦРУ, о вербовочной программе, которую они проводят в университетских городках. Я знаю, чего они хотят, Кэтрин. Я просто не уверен, что способен на это.
– Не уверен, что способен, или не уверен, что хочешь? Это не одно и то же.
– Я в курсе.
– Тогда что ты выбираешь?
– Я посмотрел фильмы. Кто в здравом уме захочет что-то делать с тем, что там происходит?
Она улыбнулась.
– Люди, которые не в здравом уме.
Я сделал несколько шагов и сел.
– Кэтрин, дело не в том, хочу я этим заниматься или нет. Вопрос в том, обладаю ли я тем, что потребуется для этого…
– Ты обладаешь, – сухо сказала она.
– Ты так уверена…
– Поверь мне, Джон, если бы ты не обладал нужными качествами, тебя бы здесь сейчас не было. С тобой пришли примерно человек двадцать-тридцать. И сколько из них все еще здесь? Это разведка. И эти люди очень хорошо умеют делать свою работу. Это место, где ты можешь доказать свою пригодность. Своего рода колледж ЦРУ. Такие люди, как Карвало и Пауэрс, знают о тебе больше, чем ты сам.
– Ты думаешь, я этого не подозреваю? – спросил я.
– Подозревать и знать – не одно и то же, Джон. Эти люди видят в тебе нечто, что позволяет им быть уверенными, что ты сделаешь именно то, что им нужно…
– И что же это такое?
– Боже, я не знаю, Джон! Они хотят, чтобы ты собирал разведданные. Они хотят, чтобы ты прислушивался к тому, что говорят люди. Наблюдал. Они хотят, чтобы ты оценил ситуацию и доложил в Лэнгли.
Кэтрин на секунду отвернулась. Когда она снова посмотрела на меня, в выражении ее лица было что-то напряженное и тревожное.
– Мы все здесь сами по себе, – тихо сказала она. – Ни у кого из нас нет родителей. У нас нет серьезных связей с внешним миром. Мы невидимки. Мы появляемся и пропадаем. Мы можем поехать всюду, куда бы нас ни послали. Мы можем стать глазами и ушами разведки в любой точке мира. И если мы внезапно исчезнем, это не будет иметь значения. Никто не заявит о пропаже. Такие люди, как мы, незаметны в бытовом плане, но в мировой расстановке мы можем сыграть значительную роль.
– Ты поэтому здесь? – спросил я. – Потому что хочешь сыграть значительную роль?
– Неужели каждый не хочет того же – знать, что его жизнь имеет значение?
Я оставил ее вопрос без ответа.
– Боже, Джон, иногда ты кажешься таким понятным, ярким, даже страстным. Это то, что они видят в тебе. Именно поэтому ты здесь. Они признают, что такие люди, как мы, могут оказать влияние на происходящее.
– И ты не подвергаешь критике то, как это делается?
– Конечно, подвергаю. Но в этом намного больше правильного, чем неправильного. Это ничем не отличается от Вьетнама, Кореи, Афганистана, тысячи других мест, где несправедливость стала нормой. У этих людей нет собственной организации, чтобы дать отпор. Их столько раз сбивали с ног, что они уже не в состоянии подняться. Тут замешана история, Джон, и ты можешь стать либо ее частью, либо ее создателем.
– И какова же настоящая правда, почему мы туда едем?
Она задумчиво посмотрела в окно.
– То, что люди умирают? – подсказал ей я.
– Все умирают, Джон.
– Конечно, но они умирают от рака, в автомобильных авариях, от сердечных приступов и другого дерьма. Обычный гражданин не подвергается риску пройтись по бульвару и погибнуть от пули снайпера.
– Большее благо, – сказала она.
– Большее благо, – словно эхо, повторил я.
– Это не то, что мы можем подвергать сомнению. Мы делаем то, что делаем, ради большего блага.
– Гитлер в баре в двадцать девятом году.
– Именно.
– Тогда я согласен с тобой.
Кэтрин нахмурилась.
– Что?
– Я согласен со всем, что ты говоришь. Я пришел, чтобы сказать именно то, что ты сама только что сказала…
– О чем ты, черт подери?
– Мне нравится слушать твои проповеди, – сказал я. – Мне нравится, когда ты начинаешь заводиться и сердиться.
– Да пошел ты!
– Серьезно, – сказал я. – Очень приятно послушать человека, кто занимает четкую позицию по какому-то вопросу. Там… – Я махнул рукой в сторону окна, улицы, всего остального мира. – Там люди такие потерянные. Они не знают, чего хотят и что им нужно. Я вижу, что происходит, но в целом мне все равно.
– Что? Мне казалось, что ты только что сказал…
– Сядь! – приказал я.
– Я не хочу садиться.
– Сядь. Тебе лучше присесть.
– Мне не надо…
– Кэтрин, хоть раз в жизни заткнись и сядь.
Глаза у нее стали огромными от удивления. Она сделала шаг назад и опустилась на диван.
– Я приехал сюда не одновременно с тобой, – сказал я. – Ты думала, что появилась здесь раньше меня? Что ты была здесь, а потом приехал я, верно?
– Да, ты приехал после меня.
– Я был здесь за три месяца до твоего появления. Я прошел все процедуры с Доном Карвало. Дэннис Пауэрс приехал позже. Он куда-то уезжал. Ему сказали, что я ничего не знаю, что мне, как и всем остальным, надо все растолковать. Он должен был рассказать тебе о моей реакции, моих мыслях, обо всем.
– Ты меня подставил? – спросила Кэтрин. – О боже…
– Никто тебя не подставлял, Кэтрин. Мне надо было узнать, насколько ты уверена в том, что происходит. Я уже давно решил, что поеду. Мне нужен был напарник, желательно женщина. Они решили, что ты подходишь больше других, но хотели удостовериться, что ты поедешь вне зависимости от того, что думаешь обо мне.
– Дэннис Пауэрс не знал, что ты уже работаешь?
– Знал только Дон Карвало. Он мой тренер, так сказать. Он решил, что ты подходишь, но хотел лишний раз убедиться.
– Значит, ты уже все устроил?
– Все было устроено много недель назад.
– Но ты же только что сказал, что тебе все равно, что там происходит.
– Не везде, а в определенных местах, – возразил я. – Я сказал, что мне все равно в целом.
Кэтрин выглядела напряженной и смущенной. Я вспомнил, как увидел ее впервые в том чертовом бирюзовом берете, как мне захотелось, чтобы она была моим напарником.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
Я видел, как рассыпаются в прах ее выкладки. Она думала, что я нерешительный и неуверенный в себе человек. Она думала, что ее работа заключается в том, чтобы убедить меня в чем-то. А оказалось, что проверяли не меня, а ее.
– Я имею в виду, что существует очень много мест, куда мы можем поехать, – сказал я. – Эфиопия, Уганда, Палестина, Израиль. Попытка мятежа в Португалии, гражданская война в Ливане, кубинское вторжение в Анголе. Все это дерьмо, и даже больше, происходит в последние годы. И это только верхушка айсберга. Это только то, о чем мы читаем в газетах, но оно есть, происходит и никогда не прекращается. Поэтому я одинаково отношусь ко всем этим местам. Но они хотят, чтобы я туда отправился, и притом не один. По всей видимости, ты поедешь со мной.
– Ты убийца, так ведь?
– Боже, нет! Я не чертов убийца. Кто тебе такое сказал?
– Но мы же разговаривали раньше…
– Эти разговоры были не для меня, Кэтрин, они были для тебя. Все, что мы обсуждали, то, какие выводы ты сделала, что сказала Дэннису, – все это было частью теста, насколько ты хочешь всего этого, насколько далеко готова пойти.
– И ты знаешь, насколько далеко я готова пойти?
– Мы знаем достаточно.
– Значит, все это было подстроено? Все, что произошло между нами, было частью моего обучения, введения в это… эту…
– Стаю волков? – спросил я.
– И что теперь? Я должна трахнуться с тобой, или как?
– Ты шутишь?
Она пожала плечами.
– Нет, не шучу. Боже, ты такой меня считаешь? Что меня можно водить за нос день за днем, что можно просто…
– Просто что? – спросил я. – Проверять тебя? Проверять твою готовность заняться этим? Что это за игра, по-твоему, Кэтрин? Что, как ты думаешь, здесь происходит? Там идет война. Боже, да это мягко сказано! Фильмы, которые ты видела, даже частично не отражают ситуацию. Мы собираем разведданные, вот что мы делаем. Мы забираемся к черту на рога, чтобы выяснить, как выглядит это место. Миллионы долларов тратятся на то, чтобы коммунисты не захватили тот кусочек земли. А ЦРУ… Боже, я даже не уверен, что это ЦРУ. Это может быть Управление национальной безопасности, флотская разведка, это может быть какая-то самостоятельная группа, подотчетная только президенту. Что бы это ни было, я хочу в этом участвовать. Да, я такой же, как ты. У меня нет родителей или кого бы то ни было, кого бы заботила моя судьба. Это не та жизнь… Черт, я даже не знаю, какой я видел свою дальнейшую жизнь раньше! Я считаю, что это наполняет жизнь намного большим смыслом, чем что-либо другое, о чем я мог думать прежде.
– А как же я?
– А что ты?
– Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
– Да, хочу, – подтвердил я.
– Я прошла твои тесты?
– Это не были мои тесты, Кэтрин…
– Я не говорю о Дэннисе. Я не говорю о разговорах с Доном Карвало поздно вечером. Я говорю о тестах, которые ты придумал для меня. То, что я говорила, как я реагировала… Ты, должно быть, составил мнение обо мне.
– Я всегда знал, чего хочу.
– Значит, ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
– Да, хочу. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
– Ты считаешь, что можешь доверять мне?
– Да, я считаю, что могу тебе доверять.
– Ты считаешь, что для совместной работы доверие должно быть обоюдным?
– Естественно.
– Тогда расскажи мне кое-что о себе.
– Что?
– Все это время ты делал вид, что ты не тот, за кого себя выдаешь, играл новичка, полного сомнений и неуверенности. А теперь ты говоришь, что приехал сюда раньше меня, что уже давно принял решение, и тебе просто нужно было убедить меня поехать с тобой…
– Я такого не говорил.
– Но именно так получается, Джон.
Я промолчал.
– Доверие должно быть взаимным. Можно доверять человеку, если ты что-нибудь о нем знаешь. С этим чем-то можно открыть следующую дверь – и скоро ты знаешь о человеке все, что необходимо знать, и не нужно ничего скрывать. Доверие – это понимание того, что человеку от тебя скрывать нечего.
– Я от тебя ничего не скрыл.
– Ты мне ничего не рассказал о себе.
– Одно дело, что я ничего не рассказывал, и совсем другое, если бы я что-нибудь утаивал.
– Не цепляйся к словам.
– Я не цепляюсь, это правда.
– Однако ты согласен, что мы должны, быть равны, чтобы сотрудничать?
– Да.
– Значит, ничего страшного, если ты мне расскажешь кое-что.
– Мне нечего рассказывать, Кэтрин.
– О родителях.
Я замер.
– О родителях?
– Конечно. Расскажи мне, что случилось с твоими родителями. Расскажи, почему ты остался одинок в жестоком мире, где никто не вызовет полицию, если ты не придешь на работу.
– Я не буду рассказывать тебе о своих родителях.
– Тогда пошел ты к черту!
Я рассмеялся.
– Ты такая крутая! – сказал я. – Вся кипишь. После всего, что ты тут узнала, ты ни за что не решишься бросить все это.
– Да неужели?
Снова этот огонь в глазах, эта сталь в голосе. Это то, что убедило Дона Карвало в ее пригодности.
– Ты шутишь.
– Нет. Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, ты должен доверять мне. Если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой за две тысячи миль к черту на кулички, у нас должны быть хорошие отношения.
– Я расскажу тебе кое-что другое, – сказал я.
– Да черта с два! Я хочу знать правду о твоих родителях, а не то дерьмо, которое ты мне подсовывал прежде.
– Почему? Почему ты так хочешь, чтобы я тебе это рассказал?
– Потому что ты никогда об этом не говорил. А когда я поднимала эту тему, ты закрывался, словно улитка в раковине. Стоит вспомнить о твоих родителях, и ты становишься совершенно другим человеком. Неприступным. Если ты хочешь быть моим тренером, моим инструктором, моим чтецом, тебе нужно измениться. Это не так сложно. Но ты не можешь. Ты человек, которому, как предполагается, я должна доверить свою жизнь. Ты моложе меня. Боже, да у тебя, наверное, даже не было постоянной подружки! Иногда ты ведешь себя так, словно ты девственник. Я хочу знать, действительно ли ты крутой парень из университетского городка, надежда ЦРУ, золотой мальчик, настоящий гений – что, возможно, и правда! – или просто тупой деревенский чурбан из заштатного городишки, которого ЦРУ собирается послать на бойню как пушечное мясо.
– Ты закончила?
Она неприятно усмехнулась.
– Нет, на самом деле я не закончила. То, что я говорю, что-то да значит.
– Я знаю… мы знаем, как легко ты заводишься, и…
– Может, ты заткнешься и перестанешь меня перебивать?
Я заткнулся. Надо было подыграть ей.
– Значит, вот как мы поступим. Либо соглашайся, либо нет. Ты рассказываешь мне то, что я хочу услышать, и тогда я с тобой. Если же ты закроешься в себе, мне придется пойти в ближайший бар, выпить несколько бутылок пива и дать первому попавшемуся идиоту, чтобы постараться забыть, какое ты дерьмо.
– Ты хочешь знать о моих родителях?
– Да.
– Я мог бы рассказать тебе что угодно. Мне не обязательно говорить правду.
– Мог бы.
– И ты бы не узнала, говорю я правду или нет.
– Но ты бы знал.
– И что?
– Ты бы знал и чувствовал себя засранцем. Ты бы начал гадать, поняла я, что ты врешь, или нет. Ты бы анализировал мои безобидные замечания, и тебе бы казалось, что я все знаю. Тебе пришлось бы запомнить все то, что ты мне рассказал, чтобы позже не попасть впросак. Верно? У нас нет времени и наверняка нет возможности играть в подобные игры, приятель…
– Значит, я тебе расскажу.
– Правду?
– Да, правду.
Кэтрин посмотрела на меня с выражением такого нетерпения, что сложно было удержаться, чтобы не начать рассказывать в ту же секунду.
Я откашлялся. Я посмотрел в окно. Я бросил взгляд на часы.
– Говори, Джон Роби, или ты обнаружишь меня в каком-нибудь баре в Ричмонде, ищущую, с кем бы перепихнуться!
– Мой отец… – начал я.
Я уставился в пол. Я почувствовал, как в груди все сжалось. В животе похолодело. На глаза начали наворачиваться слезы. Я закрыл их и заставил себя думать лишь о том, что говорю. Я не хотел ничего чувствовать. Я не хотел чувствовать совсем ничего.
Я посмотрел на Кэтрин Шеридан.
– Мой отец убил мою мать, – тихо сказал я. – А я… а я ему в этом помог.
Глава 24
Рос вел машину, а Миллер думал о Мэрилин Хэммингз, женщине, с которой он был знаком три-четыре года. Он познакомился с ней, когда она ходила в ассистентах, а теперь у нее уже была собственная лаборатория, она занималась серьезными вещами, работала с администрацией, с самим коронером, то есть достигла неплохих результатов в своем деле. Она держалась особняком, прикрываясь едким юмором, словно щитом, и выглядела очень даже ничего. Несколько раз он подумывал, не пригласить ли ее на свидание, но каждый раз не решался.
– Я тут прикинул… – неожиданно заявил Рос. – Эта штука с двумя убийцами… Парень, который убил первых трех женщин, и парень, который пришил Шеридан. Мы думаем над этим с того времени, как получили результаты вскрытия Шеридан. Возможно, Маккалоу – один из этих двоих, а другой парень на фотографии…
– Парень на фотографии может оказаться совершенно ни при чем.
– Он знал Кэтрин Шеридан. Она была связана с Дэррилом Кингом…
– Сюда, – сказал Миллер, указывая на административный отдел полицейского управления, расположившийся на другой стороне улицы.
Рос остановил машину и выключил двигатель.
Удивление на лице Лестера Джексона быстро сменилось озабоченностью.
– Мистер Джексон, – сказал Миллер, – рад вас снова видеть.
Джексон выдавил из себя улыбку.
– И я рад, детектив. Чем вам помочь на этот раз?
– Нам нужен пенсионный отдел.
– Пенсионный? – переспросил Джексон. В его голосе отчетливо слышалось облегчение. – Вам нужно выйти из здания, повернуть налево и пройти примерно квартал. Это в другом здании. Как я уже сказал, выходите отсюда, потом налево и проходите один квартал. Не потеряетесь.
– Большое спасибо, мистер Джексон.
– Пожалуйста, детектив.
Когда они подошли к входной двери, Рос заметил:
– Он чертовски рад видеть наши спины.
– Мы поговорим с Лестером Джексоном в другой раз, – ответил Миллер.
Пенсионный отдел полицейского управления оказался офисным зданием с узким фасадом и находился всего лишь в ста пятидесяти метрах от административного отдела. Администратор попросил Миллера и Роса присесть на стулья подокнами в вестибюле и подождать, пока кто-нибудь сможет их принять. Когда этот кто-то наконец подошел, оказалось, что они имеют дело с очень худой женщиной по имени Розалинд Харпер. Она пригласила их в свой кабинет на втором этаже, окна которого выходили на Шестую улицу.
Усевшись за стол, на котором красовался монитор компьютера, она поинтересовалась, чем может им помочь.
– Нам нужен адрес офицера, вышедшего в отставку, – сказал Миллер.
– Имя?
– Маккалоу. Майкл Маккалоу.
– Участок?
– Седьмой.
– Вы знаете, когда он вышел в отставку?
– В марте две тысячи третьего года, – ответил Миллер.
Розалинд постучала по клавишам, пошевелила мышкой, что-то прочла, нахмурилась и снова постучала по клавишам. Потом покачала головой.
– Я вижу запись о нем с мая восемьдесят седьмого года по март две тысячи третьего. Это сколько получается? Пятнадцать лет и десять месяцев. По всей видимости, мы не выплачивали мистеру Маккалоу пенсию.
Миллер подался вперед.
– Как это?
Розалинд повернула монитор в его сторону и указала на колонки на экране.
– Видите, вот дата поступления на службу, вот дата ухода на пенсию. В этой колонке указано совокупное количество месяцев, которые он проработал, вот зарплата, которую ему платили на момент ухода на пенсию. А в этой пустой колонке должны быть указаны выплаты после ухода на пенсию до самой смерти.
– Но она пуста, – сказал Рос.
Розалинд кивнула.
– Я об этом и говорю. По всей видимости, мы ему пенсию не платили.
– А адрес его есть? – спросил Миллер.
Розалинд покачала головой.
– Нет платежей, нет адреса.
– Иными словами, вы никак не сможете его отыскать? – спросил Рос.
– Мы – нет. Мы получаем адрес лишь для того, чтобы высылать по нему что-либо.
– Например, пенсию?
– Нет, не пенсию. Пенсионные взносы размещаются напрямую на его личных банковских счетах. Мы высылаем квартальные уведомления по адресу, который имеется в базе. Если человек переезжает, мы получаем уведомление об этом и высылаем уведомления по новому адресу… – Розалинд задумалась. – Да, еще одно, – сказала она, повернула монитор к себе, напечатала что-то и улыбнулась. – Есть ручка?
Миллер кивнул и достал авторучку и блокнот.
– Я нашла банковские данные. Счет, зарегистрированный для получения пенсии на имя Майкла Маккалоу в апреле две тысячи третьего года. Готовы?
– Естественно.
– Американский трастовый банк города Вашингтон, Вермонт-авеню. Вы знаете, где это?
– Примерно в четырех кварталах к югу от моего дома, – сказал Миллер.
– Как я уже говорила, на счет ничего не переводили, но эти данные были внесены во время регистрации пенсии.
– Это все, что у вас есть? – спросил Рос.
– Все. Но если вы захотите отправиться в этот банк и взглянуть на его банковский счет, вам понадобится ордер.
– Это не проблема, – сказал Рос.
– Ладно, – ответила Розалинд. – Тогда это все.
Она проводила Роса и Миллера к выходу из здания.
– Спасибо за помощь, – поблагодарил Миллер.
Розалинд Харпер улыбнулась.
– Пустяки. Небольшое разнообразие в работе никогда не помешает.
* * *
Сложно поверить, что это случилось более двадцати пяти лет назад. Кажется, что мы были детьми, хотя в то время мы так не считали. Мы думали, что мы ни много ни мало короли мира. Мы думали, что можем поехать куда-нибудь и что-то изменить. Люди умирали. Мы верили пропаганде. Мы доверяли Лоуренсу Мэттьюзу, Дону Карвало и Дэннису Пауэрсу. И, возможно, они были так же слепы, как и мы. Возможно, они тоже доверяли своим начальникам, которые утверждали, что таков этот мир. Мы были Соединенными Штатами Америки. Мы были самыми важными, самыми могущественными, самыми ответственными, самыми эффективными. Никто, кроме нас, не мог справиться с задачей. Только мы могли отправиться в самую гущу безумия и принести с собой спокойствие, порядок и мир. Никто другой.
И вот что мы упустили.
Мы не видели реальной причины, которая скрывалась за всем этим.
Мы были слепы, нами двигал мотив.
Но в ту ночь, сидя в квартире Кэтрин Шеридан в нескольких километрах от Лэнгли, штат Виргиния, святая святых самой важной разведывательной организации мира, я впервые в жизни был правдив с самим собой. Я думал, что все, чем я был, чем хотел стать в жизни, было связано с этой девушкой. Я не мог сказать ей, что люблю ее. Я не знал, что такое любовь.
Мой отец знал, что такое любовь. В противном случае как мы могли бы сделать то, что сделали?
– Плотник? – спросила Кэтрин.
– Да, плотник. Краснодеревщик, собственно.
– А твоя мать была больна.
– У нее был рак. Дела были очень плохи. Она не могла самостоятельно есть, сходить в туалет, едва говорила…
– За ней не наблюдали врачи?
– Мать и отец не очень доверяли людям. Я не знаю, было ли их недоверие приобретенным или они были такими с самого начала. В любом случае отец решил, что врачи заберут все деньги, что у него были, и не вылечат мать. Поэтому он прочел о болезни все, что мог. Я думаю, что в итоге он знал о ней больше, чем многие специалисты, с которыми он общался.
– Но когда твоей матери стало настолько плохо, что она не могла даже говорить… Почему он тогда не обратился за помощью?
– Насколько я понимаю, они так договорились. Я думаю, мать не хотела умереть в больнице. Я думаю, она хотела умереть дома, рядом с мужем и сыном.
– И он ее убил…
– Она умирала, Кэтрин. В конце все шло так быстро, что смерть могла наступить в любой момент. Это разбило ему сердце. Они прожили душа в душу более двадцати лет. Они хотели, чтобы это и закончилось так. Иногда мне казалось, что мое появление было ошибкой.
– Как это?
– Я не знаю. Возможно, я ошибаюсь. Мне иногда казалось, что время, которое они проводили со мной, они бы с большим удовольствием посвятили друг другу. Я помню, как поехал в колледж. Пробыл там не более полугода. Отец позвонил и сказал, что ему нужна моя помощь. Он сам уже не справлялся. Я помню, как я ее боялся. Она больше не была похожа на мою мать. Она стала кем-то, кого я не мог узнать.
– Это когда было? Осенью семьдесят девятого? – спросила Кэтрин.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Боже, – сказал я, – прошло всего полтора года. А кажется, что это было так давно. – Я помолчал, думая о том, как мало времени прошло с тех пор, как они умерли. – Я вернулся туда в начале августа. Через полтора месяца она умерла.
– Так что случилось, когда ты вернулся из колледжа?
Я посмотрел на Кэтрин и узнал в выражении ее лица что-то очень знакомое, очень близкое мне. Возможно, это было отражением ее воспоминаний, памяти о прошлом, которое было похоже на мое.
– Почему ты хочешь узнать это? – спросил я.
– Я хочу знать это не больше, чем что-то другое. Это единственная вещь, о которой ты никогда не говорил. – Она попыталась улыбнуться. – Ну, черт, я не могу утверждать, что это единственная вещь, о которой ты никогда не говорил, но о подобных вещах обычно говорят свободно и охотно. Родители – это одна из тех тем, которые люди, как правило, не обходят стороной. Также это касается того, откуда они родом, в какую школу ходили, но в твоем случае все не так. – Она отвернулась и, помолчав, сказала: – Расскажи, что случилось, когда ты вернулся из колледжа.
– Я помогал ему в подвале, в столярной мастерской.
– Что ты делал?
– Я полировал куски дерева.
– Он…
– Он заставил меня очищать и полировать небольшие куски дерева. Красное дерево, тиковое дерево, черный орех. Все разной формы и с разными свойствами. Каждый день мы несколько часов сидели и занимались этим.
– Зачем?
– Ты знаешь что-нибудь об орхидеях?
Кэтрин покачала головой.
– Моя мать любила орхидеи. Она хотела построить теплицу и выращивать орхидеи. Одна разновидность орхидей нравилась ей больше всего. Я не помню, как она называлась, но цветок напоминал лицо ребенка. Мой отец создал изображение этого цветка из кусочков дерева и поместил его в центре крышки ее гроба.