Текст книги "Живописец смерти (СИ)"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 110 страниц)

Он лезет за коробкой с пистолетом, которую не доставал много лет. Обхватывает пальцами дуло, цилиндрический глушитель. Эта штука будет сейчас как нельзя кстати. Странно, но порой кое-что получается само собой. После катастрофы он нашел пистолет у этого негодяя. Спрятал. Ни разу не использовал. Даже не думал, что когда-нибудь пригодится. Для познания цвета пистолет действительно не нужен. Но сейчас другое. Ему приятно чувствовать его в руке, вдыхать прохладный запах металла. Он проводит языком по дулу. Задумывается. Скорее всего это серебрянка, смешанная с бирюзой.

«Да, я покажу им, какой я умный, какой талантливый. И насколько сумасшедший – тоже. Не стану их разочаровывать».

Глава 33

Кейт сунула голову в черный кашемировый свитер, и перед глазами вспыхнули вначале черные картины Ротко, затем залитая кровью мастерская Бойда Уэртера и наконец молодой человек без лица. Дальтоник-убийца. Придет или нет?

– Ты слушаешь меня? – прорезался голос Нолы.

– Конечно.

– Так зачем ты идешь в эту Галерею аутсайдеров?

– Херберт Блум просил помочь.

– Я случайно видела твой анонс по телевизору. С каких это пор ты рекламируешь коммерческие галереи?

– Дорогая, это просто любезность. Никаких комиссионных от продажи я не получу. – Кейт надела туфли. – Не беспокойся, я долго там не задержусь.

Перед Галереей творчества аутсайдеров собралась небольшая толпа.

«Все из-за этой чертовой статьи», – подумала Кейт.

Коп в черных джинсах проверял фамилии по списку. Хотела пройти женщина с обильной татуировкой, но он завернул ее.

– Идите вы в жопу с вашими частными показами, – возмутилась она. – Всем этим пидорам, значит, пожалуйста, а мне нельзя? – Женщина пробормотала несколько изощренных ругательств и зашагала по улице.

В галерее было душно. Кейт очень хотелось снять кофту, но не позволял пистолет.

Браун в белой рубашке и черной спортивной куртке со скучающим видом рассматривал картины психа.

– Одеты вы прекрасно, – сказала она, подходя.

– Запарился, – признался Браун.

– Я тоже. – Кейт обвела глазами зал. – Заметили что-нибудь подозрительное?

Браун мотнул подбородком налево:

– Вон там. В задней части.

– Парень в темных очках. Вижу. Но по-моему, он постарше нашего психа. Ему лет тридцать. – За парнем внимательно наблюдали двое копов.

– Настоящий аутсайдер, во всех отношениях, – заметил приглашенный коллекционер, рассматривая городской пейзаж. – Рисунок ни к черту, цвет идиотский. Но… по-своему берет за душу.

– А мне нравятся эти странные каракули по краям, – добавила его молодая спутница.

К Кейт и Брауну приблизился Херберт Блум. Массивные очки сползли на середину носа.

– Я не ожидал такого интереса. Уже появились желающие.

– Желающие? – спросила Кейт.

– Да. Я уже завел список. На каждую картину два-три претендента.

Браун насупился.

– Мистер Блум, эти картины – вещественные доказательства. Они не для продажи.

– Понимаю, но, может быть, не сегодня, а… позже.

Одна из постоянных посетительниц галереи показала на один из натюрмортов:

– Херб, после закрытия я беру вот эту. У меня уже есть две в таком же духе. Так что смотреться будет потрясающе.

– Ладно, я включу вас в список очередников. – Блум многозначительно взглянул на Кейт: – Видите, что творится. – Затем прошептал Брауну: – Я продам их очень тихо. Никто не узнает. Полиция получит хорошие комиссионные. Поговорите с начальством. Может быть, согласятся.

– Нет, – ответили в унисон Кейт и Браун.

Невероятно худая женщина в кожаных брюках в обтяжку обвила длинной тонкой рукой плечи Блума.

– Просто не верится, что это работы настоящего убийцы. Действительно memento mori.^[91] Но к сожалению, по цвету они не подходят к тем, что я купила у вас в прошлом году. И к медным вещам тоже.

– Не припомню, чтобы я продавал вам что-то из меди, – сказал Блум.

– Я привезла их из путешествия по Амазонии. Забыла названия племени. Потрясающие ребята. Впрессовывают скелеты младенцев в мягкую медь. Не знаю, как это у них получается, но смотрится великолепно. Конечно, это все незаконно, но умерших детей у них не хоронят, а используют вот так, для продажи. – Она скользнула пустыми глазами по картинам психа. – Херб, а у вас нет чего-нибудь его же, но в более темных тонах?

К Кейт наклонился Ники Перлмуттер. Мускулистый, спортивный, в черной футболке и превосходно сидящих черных джинсах.

– Гадкие некрофилы. Их заинтересовали картины маньяка. Клюшка для гольфа Джона Кеннеди, лента со свадебного платья Мэрилин – это уже не так круто. Им подавай скелеты детей, картины серийного убийцы. Я слышал, что Смитсоновский институт^[92] купил для своего музея член Диллинджера.^[93] Вот такую штуковину и я бы не прочь повесить у себя в гостиной.

– Опоздали. – Кейт чуть не рассмеялась, но удержалась, увидев молодого человека, только что вошедшего в галерею. Коп у двери подал условный знак. Парень остановился неподалеку. В широких зеркальных очках отражалась и картина, и лицо Кейт. Она скользнула рукой под черный блейзер, ухватив кончиками пальцев рукоятку пистолета. Парень явно вылил на себя слишком много одеколона.

Перлмуттер придвинулся ближе и оттеснил его к Грейнджу.

– Эй, приятель. – «Наодеколоненный» посмотрел на Грейнджа. – Тебе что, места не хватает?

На вид ему было лет двадцать пять. Высокий, худощавый, симпатичный.

– Неужели можно что-то увидеть, если смотреть на картины вот так? – спросила Кейт, улыбаясь.

– Как именно? – Он выпрямился и с любопытством взглянул на нее.

– В очках, – ответила она. – Ведь никаких цветов не видно.

Перлмуттер и еще несколько копов напряглись.

«Наодеколоненный» сдернул очки.

– Хоть так смотри, хоть эдак – все равно барахло.

– Вам не нравится? – спросила Кейт.

– Конечно, нет. Ужас какой-то.

Вряд ли псих стал бы так говорить о своих картинах. Но возможно, он хороший актер?

– А как цвет?

– Дрянь. – «Наодеколоненный» поморщился. – Я пришел сюда из любопытства. Захотелось увидеть картины настоящего психа, но, признаться, они разочаровали меня. – Он повернулся, встретился взглядом с Перлмуттером и водрузил темные очки на место.

– Не наш тип, – прошептала Кейт Грейнджу и Перлмуттеру. – Картины его не интересуют.

– А это не игра? – спросил Грейндж.

– Думаю, нет. К тому же он не моргает и не щурится. На запястьях никаких шрамов.

– Согласен, – сказал Перлмуттер, следя глазами за «наодеколоненным», – это не наш. Но все равно симпатичный.

– Так последите за ним еще какое-то время.

– Пожалуй.

Кейт двинулась в центр зала, внимательно оглядывая каждого посетителя. Еще один парень в темных очках в углу болтал с девушкой. Очевидно, она интересовала его больше, чем картины. Значительная часть посетителей была из списка гостей Блума. Пока ничего интересного.

Подошел Митч Фримен, они немного побеседовали. И тут в галерею вошел молодой человек. Не вошел даже, а как-то странно проскользнул. На лоб надвинута бейсбольная кепка, на глазах темные очки.

Кейт легонько толкнула локтем Блума.

– Он в вашем гостевом списке?

Галерейщик отрицательно покачал головой.

Молодой человек начал медленно обходить зал, внимательно рассматривая каждую картину.

На него уже обратили внимание все копы. Он полностью соответствовал приметам. Двадцать с лишним лет, светлые волосы, моргает.

Моргает!

Кейт быстро пересекла зал.

Два копа, «школьный клоун» и «крашеная блондинка», подошли к нему вплотную и по сигналу Брауна схватили за руки. Все произошло настолько быстро, что никто из присутствующих ничего не заметил.

Парня вывели на улицу.

– Отпустите меня, я ничего не сделал, – захныкал он. Голос мягкий и высокий, вроде бы с южным выговором. – Я не собирался воровать. Клянусь.

«Школьный клоун» прижал парня к кирпичной стене. Два копа из наружного наблюдения выскочили из автомобиля и пересекли улицу с пистолетами в руках. Агент, изображающий бездомного, за ними.

«Крашеная блондинка» защелкнула на запястьях парня наручники.

– Я ничего не сделал, – плаксиво повторил он.

– Фамилия и имя? – спросил Браун.

– Бобби-Джо Скотт.

Кейт заметила, что он сильно напуган.

– Как ты сюда попал, Бобби? – спросила она.

– Б-боб-б-би-Джо.

– Бобби-Джо. – Положив руку ему на плечо, она посмотрела на «школьного клоуна». – Отпустите его, пожалуйста.

– Давай рассказывай, – приказал Браун.

– Ч-что рассказывать, сэр?

– О себе. Все о себе.

– Я… я не знаю, что говорить. Я художник. Кое-что вырезаю из дерева. Понимаете? – По его щекам струились слезы.

– Что вырезаешь? – спросил Грейндж.

– Ну, строгаю ножом, сэр. Дерево. Понимаете? Разные фигурки.

– Откуда ты? – спросил Браун.

– Из Алабамы.

– У тебя есть документы?

– Д-да, сэр. – Парень тяжело сглотнул. – У меня в кармане. В заднем.

Перлмуттер выудил из джинсов парня потертый коричневый бумажник.

– Это, это… м-моя первая поездка сюда, сэр, в Н-нью-Йорк, и… и…

– Успокойся, – сказал Браун, вынимая из бумажника водительское удостоверение. – Похоже, он действительно Бобби-Джо Скотт из Тускалуса, Алабама. Запястья чистые, без шрамов.

– Сколько тебе лет? – спросила Кейт.

– Девятнадцать. Я только вчера приехал. У… у меня там лежит а-автобусный билет.

Браун вытащил заложенный между купюрами билет и два дорожных чека. Посмотрел на окружающих.

– Думаю, нам следует извиниться перед парнем.

Перлмуттер взял у «крашеной блондинки» ключ и снял наручники.

Парень потер запястья.

Грейндж отправил своих агентов на их посты.

Браун погладил Бобби-Джо по плечу:

– Мы ищем очень плохого человека, сынок. Вот и ошиблись. Извини.

– А что у тебя с глазами? – спросил «школьный клоун».

– Мама называет это тиком, – ответил Бобби-Джо, уже улыбаясь. Потому что все по очереди дружески потрепали его по плечу и похлопали по спине.

– Вызови машину, – сказал Браун «школьному клоуну». – Пусть отвезут Бобби-Джо, куда он захочет. Ты потом расскажешь приятелям дома, что тебя возили нью-йоркские полицейские. Уверен, они позавидуют тебе.

– Да, сэр. – Бобби-Джо пожал руку Брауну.

Тот повернулся к Кейт и Перлмуттеру. Покачал головой:

– Зря потеряли время.

Свет в галерее погас на полчаса раньше. Все разошлись. Женщины, сменив модельные черные туфли на кроссовки, направились к подземке. Она повезет их в пригороды, к мужьям и детям, которым они разогревают готовые блюда, купленные в супермаркете. Молодые парни-копы хотя и устали, но кровь у них еще играла. Они направились в бары немного выпить, расслабиться. Остались только официант и бармен. Двое сотрудников галереи занимались уборкой. Херберт Блум подошел попрощаться.

– Картины останутся здесь еще на два дня, – сказал Браун. – Разумеется, под нашей охраной. Возможно, он еще появится. – Он посмотрел на бармена и официанта – молодые парни, новички, присланные из другого отдела. – Смена придет в семь утра. Спокойной ночи, ребята.

– Кресло, чур, мое. – Бармен мотнул квадратной челюстью в сторону массивного кожаного кресла рядом со столом Блума.

– А мне что? – спросил официант.

– Вон стоит складное. Тебе на нем будет удобно. – Бармен расхохотался.

– Не забудьте, – сказал Браун, – в машине на той стороне улицы дежурят Бреннан и Карвалье. Также агент ФБР под видом бездомного. Если кто сунется, вызывайте их. Вы меня поняли?

– Да, – ответил официант.

Бармен уже устраивался в кожаном кресле, потягивая кофе из пластикового стаканчика.

Пятнадцать минут второго ночи. Ни одного человека на улице, кроме бездомного. Но он знает, что это коп. И в машине напротив галереи еще двое. Один раскрыл газету, другой откинул голову на спинку сиденья. Может, спит. Он засек их давно, когда закрутилась эта кутерьма с парнем из Алабамы.

По улице с грохотом двинулся мусоровоз. Прекрасный момент. Надо его использовать.

Он поворачивается к стоящему рядом с ним:

– Я вернусь за тобой через минуту. Жди.

– А потом что?

– Сделаешь, как я сказал. – Он взмахивает руками. – И все будет здор-р-рово!

Глава 34

Нола заснула в кресле под старый фильм о Джеймсе Бонде. На экране красавица азиатка проводила прием карате против невозмутимого Шона Коннери.

Она проснулась, когда Кейт выключила телевизор. Потянулась, зевнула.

– Как прошло открытие выставки?

– Поверь, ты ничего не пропустила.

«А вот мы наверняка что-то пропустили. Возможно, он все время находился где-то рядом. Иначе быть не могло. Маньяк обязательно появится. Но когда и как?»

– Хочу есть, – сказала Нола.

– Идем посмотрим, что у нас там в холодильнике. – Кейт обняла девушку за плечи и повела на кухню. Собралась было спросить, не звонил ли Ричард, но вовремя спохватилась.

* * *

Агент Марти Грейндж смотрел по телевизору какую-то дурацкую передачу о копах. Повтор. Глотнул из бокала «Будвайзера», бросил взгляд на папку с материалами на Макиннон. Ее служба в Астории. Два проваленных дела, но благодарностей больше, чем взысканий. Копия свидетельства о браке, расшифровка телефонных разговоров, банковские документы с поражающими воображение цифрами. Все это была напрасная суета. Грейндж так до конца и не понял, почему эта женщина раздражает его.

Он допил пиво, заставил себя подняться. Пошел за другой бутылкой. Сегодня его день рождения. Пятьдесят семь лет. Без семьи. Без близких. Не с кем даже отметить. Вся жизнь посвящена Бюро. А зачем?

Если бы операция против маньяка прошла успешно, он доказал бы всем в Бюро и, главное, новому руководителю, что еще на что-то способен.

Грейндж откупорил бутылку, сунул бумаги в папку, прикрыл веки. Представил себе Макиннон. Зеленые глаза, потрясающие волосы, царственная осанка. О такой женщине бессмысленно даже мечтать.

Вонетта Браун лежала, свернувшись, на диване в гостиной.

Флойд поцеловал жену в щеку, и ее веки затрепетали.

– Сколько времени?

– Самая пора уйти в отставку, – ответил он.

– Я это уже слышала, и не раз. – Она улыбнулась мужу. – Ты хоть там поел?

– Что-то нет аппетита, – пробормотал Флойд. Вспомнил Бобби-Джо Скотта и гостеприимство, с каким большой город встретил бедного парня. «Хорошо, что так обошлось. А то ведь могли и пристрелить. Ну что ж, подождем еще пару дней».

Флойда удивило, что маньяк сегодня не появился. В прошлом, когда речь шла о художниках – нормальных или сумасшедших, – Макиннон никогда не ошибалась.

Вонетта поднялась с дивана, ухватившись за руку мужа.

– Я сейчас приготовлю тебе мясо в микроволновке.

Браун последовал за женой на кухню. Устало опустился на стул.

– Что-то случилось? – спросила она, устанавливая таймер.

– Просто устал. – Он заставил себя улыбнуться. – И наверное, проголодался.

Минут через десять надо будет позвонить в галерею, узнать, как дела.

Он на мгновение застывает, затем делает рывок. Задремавший было «бездомный» разлепляет веки. Видит его, лезет за пистолетом, но получает между глаз пулю. Хлопок выстрела из пистолета с глушителем тонет в шуме мусоровоза и рокоте подземки. Теперь всего несколько метров отделяют его от автомобиля. Коп с газетой слишком поздно чувствует неладное. Стекло в машине опущено. Еще несколько выстрелов, и с копами покончено.

Забибикал пейджер. Ники Перлмуттер потянулся к брюкам – они на полу, рядом с постелью, – вытащил пейджер. На дисплее светился номер телефона Брауна.

– Надо идти, – прошептал он.

– Так скоро?

– Работа зовет.

«Наодеколоненный» пробежался рукой по мускулистой груди Ники.

– Как хорошо, что я пришел сегодня на эту дурацкую выставку.

Перлмуттер вспомнил картины в галерее. Маньяк так и не появился, но еще есть время. Лишь бы все обошлось без потерь.

– О чем ты задумался?

– Так. О работе.

– А вот я даже не знаю, что такое работа. Ну, в смысле служба, как у тебя. Художнику это неведомо.

– Счастливчик. – Перлмуттер взъерошил ароматные волосы парня. – Покажешь мне свои картины?

– Это означает, что ты хочешь со мной увидеться?

– Конечно. – Перлмуттер натянул черную футболку, снова посмотрел на светящийся номер телефона Брауна. – Мне надо двигать. Я позвоню тебе.

Коп-бармен на полу, ловит ртом воздух. Остекленевшие глаза широко раскрыты. Из вспоротого живота хлещет кровь. Жить осталось считанные секунды. Коп-официант рядом, мертвый. Убит выстрелом в сердце. Также мертвы двое в машине и «бездомный». Застрелены. Бах-бах.

Он смотрит на залитый кровью пол. Фуксин, пурпур с небольшой примесью розоватого. Красиво.

Но настоящая красота на стенах. Его картины.

Включать свет незачем. Для него так даже лучше – мягкий свет уличных фонарей. Какими элегантными кажутся они при таком освещении.

Здесь не хватает лишь исто-рич-ки искусств. Чтобы она рассказала, как замечательны его картины.

Он медленно обходит зал. Цвета расплываются, потому что в глазах слезы. Вот оно – настоящее счастье, после стольких лет страданий.

Но пора приниматься за дело. Он открывает небольшую канистру, разбрызгивает бензин по полу и стенам, отворачивая нос, потому что запах противный. Склоняется над еще одним мертвецом, обильно поливает его, а затем со всей силой бьет ногой по голове, стараясь выбить зубы.

Смотрит на картины в последний раз. Цвета бледнеют. Может, это из-за слез? Не важно. Теперь уже не важно.

Жертву необходимо принести.

Потому что эта часть жизни завершена.

Сегодня у него триумф. Теперь уже никто не усомнится, что он настоящий аутсайдер.

В голове удивительная чистота. Никаких реклам, песенок, никакого шума. Ничто не отвлекает. Все наполнено необыкновенным смыслом.

Он прикрывает глаза и видит ее. Она стоит перед ним как живая. Сара-Джейн. Его мучительница. Она родила его, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Конечно, ему не дано было знать, что он родился с наследственной приверженностью к героину. Не понимал он также и того, почему порой накатывает удушье. Да потому, что она заклеивала ему рот скотчем в младенческом возрасте. Чтобы не орал.

Следом появляется подонок, которого она привела в тот вечер. Тому почему-то не понравилось, что он рисует. Этот сукин сын разорвал в клочья его рисунки, растоптал карандаши и пастельные мелки. А Сара-Джейн даже пальцем не пошевелила.

Он трогает шрам в форме полумесяца на голове под волосами. Вспоминает, как пытался спасти свои работы, но тяжелый кожаный ботинок ударил по голове, и все стало черным.

Сколько он провел без сознания минут, часов? Неизвестно.

Пришел в себя под песенку Боя Джорджа «Ты что, хочешь сделать мне больно?». В постели двое. Контуры расплывались, но он знал, что это Сара-Джейн и подонок. Отвратительно! Нет, не наблюдать, как твоя мать трахается с человеком, который обидел тебя. Такое он видел и прежде. Его потрясло, что их кожа стала серой. Как будто совокуплялись два трупа. Стонали и хрипели.

На короткое мгновение в сознании вспыхивает картина Френсиса Бэкона «Две фигуры», и он снова возвращается в комнату, где мать трахается с этим подонком. Кругом все серое.

Почему?

Ее любимые цветные лампочки по-прежнему горели, но голубая, красная и зеленая стали одинаково серыми. Он поднял руку, она тоже была серой. Коснулся раны на виске, поднес липкие пальцы к глазам – они были в чем-то черном. И он вдруг понял – что-то случилось с его глазами. К горлу подступила тошнота, в голове задергало, пол закачался, комната завертелась.

И в этот момент его заметил подонок. Оттолкнул Сару-Джейн, слез с постели, омерзительный, голый. Посмотрел на него с вожделением, обернулся к ней. «Оказывается, он у тебя вон какой красавчик… я, пожалуй, его трахну». «Как хочешь», – ответила она, слегка мотнув головой, и спокойно начала заворачивать «косячок». А этот монстр схватил его за плечи, поднял и засунул свой вялый член ему в окровавленный рот. Такое было для него не в новинку. Его заставляли делать это много раз с раннего детства, а потом он научился так зарабатывать деньги. Но теперь, после того как весь мир стал серым, в нем что-то надломилось. Во всем виноват этот подонок, и он должен ответить.

В кармане обжигал пальцы большой перочинный нож. Он хотел отрезать ему член. Представил, как сукин сын мечется по комнате, похожий на курицу с отрубленной головой, но не рискнул. У мерзавца все равно хватит сил справиться с ним. И он продолжал каторжную работу, пристально вглядываясь в лицо подонка. А когда тот прикрыл глаза, уже близкий к оргазму, он выхватил нож и нанес три быстрых удара. В живот, легкие и сердце. Хлынула кровь, и он удивился, потому что на время все снова стало цветным.

Подонок повалился на пол, дико выпучив глаза, прижав руки к ранам в тщетной попытке остановить кровь. До сих пор свежи в памяти темно-малиновые полосы на абрикосовой коже. Куда бы он ни смотрел – на пол, потолок, стены, – всюду мерцали цветные огни Сары-Джейн. Затем цвета начали бледнеть, кожа подонка стала белой, а кровь почернела. Сара-Джейн кричала, но он быстро успокоил ее.

Потом склонился над ней и смотрел до тех пор, пока ее золотистые волосы не стали пепельными, а стены бледно-серыми. Просто не верилось, что всего несколько минут назад, когда он убивал их, комната сияла всеми цветами радуги.

«Это Кейси Касем^[94] со своим…» – начал бодрым голосом по радио знаменитый шоумен. Он встрепенулся и перетащил Сару-Джейн на пол рядом с подонком. Вложил ему в руку нож. «Проститутка и клиент что-то не поделили, верно, шериф?» – так, наверное, отреагировала бы на эту сцену Джессика из сериала «Она написала убийство».

В карманах подонка наряду с деньгами оказался и этот пистолет. И он прихватил его, на всякий случай.

Потом умылся, переоделся, забрал свои деньги и отправился на автобусную станцию, где положил все в автоматическую камеру хранения. А через некоторое время закружилась голова, ослабли ноги.

В себя он пришел в белой комнате. Подумал, что умер, и обрадовался.

Но к сожалению, жизнь продолжалась. Однако в бесцветном мире.

Доктор, залечивший голову, долго допытывался, где он получил такую мозговую травму. Но он ничего не рассказал. Первое время отказывался от серого вещества в тарелках, похожего на грязь, которое считалось едой, смотрел в окно на унылое оловянное небо и тешил себя надеждой, что однажды цвета вернутся. Но где-то внутри грела уверенность, что этого не случился, поэтому на его мечте стать художником придется поставить крест.

Он возвращается к действительности, смотрит на свои яркие картины и улыбается.

«Я излечился».

Переходит от одной картины к другой. Наклоняется очень близко, задевая носом холст. Вдыхает приятный запах масла, лижет, как будто целуя на прощание.

По щекам струятся слезы. В голове опять поднимается шум – песенки, рекламные слоганы, голоса радиоведущих.

Все. Хватит.

Он чиркает спичкой.

Пустой, бездушный звук.

Танцует пламя. Становится жарко.

Он зачарованно смотрит, как пламя лижет картины. Они чернеют, сворачиваются. Тянет руку, чтобы прикоснуться к ним на прощание, но обжигает пальцы. Огонь подбирается к его ногам, края брюк начинают дымиться.

Глава 35

Вой полицейских сирен, огни проблесковых маячков. Все как положено.

Пожар уже потушен. Сейчас из окон Галереи творчества аутсайдеров валил только черный дым.

Один из членов команды технических работников протянул Брауну пакет с тяжелой цепочкой:

– Вот, шеф, это было на мертвеце.

Браун кивнул Кейт.

– Хотите посмотреть?

Она взяла пакет, подошла к фонарю. Переместила цепочку со звеньями в форме крестов несколько раз туда-сюда.

– Да, это амулет Бойда Уэртера. Я в этом совершенно уверена, но нужно связаться с его первой женой, чтобы она опознала.

– От парня почти ничего не осталось, – сказал Браун. – Солнечные очки сплавились с кожей. Пистолет сохранился лучше. Ему нанесли сильный удар, видимо, ногой. Половина зубов выбита. А перед этим он сам убил четверых. – Браун вздохнул. – Реконструировать события очень трудно. К сожалению, придется признать, что ему удалось застать их врасплох. Сначала он стреляет в «бездомного», затем убивает двоих в машине. И что дальше? Направляется к галерее, стучит в дверь, и они открывают? Бессмыслица какая-то.

– А может, копы, услышав выстрелы, выбежали на улицу? – предположил Перлмуттер.

– Пистолет был с глушителем, – заметил Браун. – Скорее всего, они сами ему открыли, думали, что справятся. Надеялись, что двое в машине в случае чего подстрахуют.

– Они звонили? – спросила Кейт.

– В полночь. Доложили, что все тихо.

– Флойд, утром пресс-конференция. – Тейпелл села в машину. – И позвоните родственникам…

– Уже позвонили, – сказал Браун. – Плохо, если они узнают об этом из новостей. – Он кивнул в сторону двух телевизионных групп. Репортеры стояли перед камерами на фоне галереи и о чем-то вещали со скорбными лицами.

– Жаль, конечно, что нам не удалось допросить его, – проговорила Кейт.

– Да, – отозвался Перлмуттер, – свою тайну он унес с собой.

У Кейт не было особых причин ехать в полицию, но когда в спальню ворвался утренний свет после нескольких часов полусна, она поняла, что не в силах сидеть в своей квартире и думать, как провести остаток жизни.

Забрать вещи из шкафчика. Что ж, нормальный предлог. И она использовала его.

Они с Перлмуттером посмотрели пресс-конференцию по телевизору в комнате для заседаний. Тейпелл сообщила о ликвидации серийного убийцы, предоставив Брауну рассказать о героях, отдавших жизни делу борьбы с преступностью. Потом они ответили на вопросы, пытаясь смягчить ситуацию насколько возможно. Репортеры, вероятно, имели какую-то информацию, потому что называли убийцу дальтоником.

– Мы так и не узнали, кем он был. – Кейт выключила телевизор.

– Предварительные анализы показали наличие в организме героина, – отозвался Перлмуттер. – Помните фильм «Идет мертвец»? Там играет одна миловидная актриса, которую номинировали на «Оскар» только потому, что она была без макияжа. В общем, я рад, что маньяк мертв.

– Ничего не понимаю. При чем здесь фильм?

– А при том, что не будет суда. И толп сердобольных граждан, требующих, чтобы его не казнили.

– Вы за смертную казнь?

– Давайте лучше представим себе, что его арестовали. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что маньяка признают невменяемым. На суде выступят врачи из психиатрической клиники «Пилигрим-стейт». Адвокат выжмет из присяжных слезу жалобным рассказом о его тяжелом детстве. О том, что бедный мальчик сам был жертвой. Верно? Он проведет, возможно, лет десять в психушке, одурманенный лекарствами. А потом выйдет и снова начнет убивать.

– Вы упрощаете, – возразила Кейт. – Его вряд ли выпустят.

– Откуда такая уверенность?

– Я отнюдь не сердобольная, но… думаю, он, скорее всего, действительно был жертвой. Конечно, это монстр, но нужно очень постараться, чтобы сотворить такого монстра.

– У многих было тяжелое детство, но не все они стали убийцами, – заметил Перлмуттер.

– Вы правы. Взять хотя бы ребят из фонда «Дорогу талантам». Что касается смертной казни, то всегда существует вероятность ошибки.

– Еще один великий фильм. «Не тот человек» Хичкока.

– Вижу, у вас есть фильмы на все случаи жизни.

Перлмуттер улыбнулся:

– Просто мне нравится сопоставлять жизнь с литературными и киносюжетами.

Кейт встала.

– Пойду заберу свои вещи и поеду домой.

Перлмуттер взялся проводить ее. В коридоре им встретился Марти Грейндж, и они невольно сыграли в известную игру. Одновременно все подались направо, затем налево.

– Давайте так, – сказала Кейт, глядя на Грейнджа. – Я буду стоять, а вы проходите. На счет три.

Он почти улыбнулся.

– Возвращаетесь в Бюро? – спросила она.

– Да. – Грейндж посмотрел ей в глаза, впервые за все время, и неожиданно протянул руку. – Послушайте, я… очень не хочу, чтобы вы обижались на меня.

Кейт пожала руку, теплую и влажную.

– Помилуйте, какие обиды. – Она улыбнулась. – Мы с вами славно поработали.

Грейндж кивнул – причем кивок этот походил на поклон, – затем похлопал по карману:

– Ключи. Представляете, обыскался, а они, оказывается, преспокойно лежат в кармане. Вот. – Он извлек небольшую связку.

– Надо же, как у вас их много, – удивилась Кейт.

– Понимаете, квартира здесь, в Нью-Йорке, и еще в Вашингтоне.

– Ну, успехов вам, – сказала Кейт.

– Да, да, до свиданья. – Грейндж снова кивнул и зашагал по коридору.

– Вот это да! – воскликнул Перлмуттер, глядя ему вслед. – Вы сотворили с агентом Грейнджем настоящее чудо.

– Какое еще чудо?

– Но… когда мужчина в присутствии женщины ведет себя так глупо и бормочет что-то невнятное…

– Ники, очень прошу вас, замолчите. – Кейт улыбнулась.

Квартира теперь стала для нее музеем, на экспонаты которого она не могла смотреть без слез. Каждый вызывал цепь воспоминаний.

Кейт перебралась из кабинета в гостиную, оттуда в библиотеку. Взяла несколько книг по искусству, полистала. Может, начать писать новую книгу? Сейчас эта задача казалась совершенно невыполнимой. Наконец она добралась до спальни, бросила взгляд на фотографию смеющегося Ричарда. Взяла с туалетного столика зажим для банкнот. Повертела, положила на место и снова направилась в кабинет, где села в кожаное кресло у телефона.

Поговорила с матерью Ричарда. Та продолжала настаивать, чтобы Кейт приехала во Флориду навестить ее. Кейт пообещала приехать после родов Нолы. Возможно, они явятся все трое. Потом недолгий разговор с Блэр. Та предлагала встретиться в узкой компании, одни женщины, в их любимом загородном ресторане.

– Давай на следующей неделе, – взмолилась Кейт.

– Ну что ж, давай, – согласилась Блэр, – но у тебя вечно все на следующей неделе.

Кейт положила трубку, обвела взглядом книжные полки. Придвинула к себе желтый блокнот, совершенно чистый, взяла карандаш и начала записывать все, что ей известно о гибели Ричарда.

Рядом с телом Ричарда найдена картина работы Леонардо Мартини.

Мартини работал у Анджело Бальдони… который заказал ему эту картину.

Волос, обнаруженный на рубашке Мартини, принадлежит Бальдони.

Бальдони – вероятный убийца Мартини.

Она задумалась – рука с карандашом застыла в воздухе, – затем продолжила.

Бальдони – наемный убийца. На него в ФБР есть досье.

Бальдони – подозреваемый номер один по делу об убийстве Ричарда.

Бальдони – племянник Гвидо Ломбарди.

Ломбарди – известный мафиози.

Исчез без следа. Его не могут найти ни полиция, ни ФБР.

Что еще? Кейт бросила взгляд в окно на верхушки деревьев в Центральном парке, затянутые осенней дымкой. Вспомнила картины из Бронкса, мастерскую Бойда Уэртера после погрома, выставку картин маньяка-дальтоника, который унес свою тайну в могилу.

Эндрю Стоукс защищал Ломбарди в суде и завел с ним дружбу.

Ломбарди – дядя Бальдони.

Стоукс и Бальдони?

Стоукс убит в квартире Ламара Блэка.

Росита Мартинес опознала в Стоуксе постоянного клиента Сузи Уайт.

Сузи Уайт убил маньяк-дальтоник.

Энди Стоукс – Ламар Блэк – Сузи Уайт – Анджело Бальдони. Какая между ними связь?

Не попытаться ли еще раз поговорить с Норин Стоукс? Вспомнив их разговор в больнице, Кейт поняла, что это невозможно.

Просмотрела написанное. Вздохнула. Почти все фигуранты мертвы.