Текст книги "Живописец смерти (СИ)"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 110 страниц)

– У нас есть только один подозреваемый, – сказал Ласситер, – это Джон Роби. На данный момент других вариантов нет. Мы объявим его в розыск. – Ласситер повернулся и посмотрел на Нэнси Коэн. – Нужно организовать розыск этого человека на уровне штата, – сказал он. – У нас на руках мертвый полицейский. Хвала Богу, что у него не было ни жены, ни детей, но это не отменяет того факта, что он убит. В данный момент мы знаем, что только один человек мог это совершить – Джон Роби…

– Я не думаю, что это Роби, – заметил Миллер.

– Ты о чем?

– Что он убил всех этих людей. Я не думаю, что Роби убивал всех этих людей на снимках. Я не думаю, что он убил Наташу Джойс. Я думаю, что он знает, кто убийца, и пытается нам помочь…

– Ты что? – взорвался Ласситер. – Ты что, сума сошел? Все указывает на Роби. У нас, возможно, самый серьезный серийный убийца в истории. Я не верю, что ты это говоришь…

– Я так говорю, потому что верю в это, – ответил Миллер. – Я думаю, что он знает правду. И он пытался сообщить ее нам, но мы его не слушали…

– Тогда послушай меня! – перебил его Ласситер. – У нас есть сбежавший подозреваемый, и мне плевать, как его зовут на самом деле, наш ли он парень или это архангел Гавриил, который спустился с небес донести нам правду. Мне надо, чтобы его нашли. Мне надо, чтобы его фотографии показали по телевизору. Я хочу, чтобы организовали пресс-конференцию. Мы раздали ориентировку на него нашим ребятам, а теперь я хочу, чтобы она была у каждого полицейского в штате. Мне нужны люди в аэропортах и в доках. Надо установить наблюдение за фирмами, сдающими в прокат автомобили, автобусными и железнодорожными станциями. Все должны искать Джона Роби! Этим мы и займемся. Мы будем его искать. Нам надо пообщаться с ним по поводу убийства сотрудника полицейского управления города Вашингтон. Мы займем именно такую позицию. Мы не будем ворошить историю с серийными убийствами – если мы предадим это огласке, нас разорвут. Им могут не нравиться наши физиономии и отговорки, но перспектива распоясавшегося мясника придется им особенно не по вкусу.

Миллер молчал. Он глядел на лица на стене, переводил взгляд с одного снимка на другой. Казалось, им не будет конца. Кем были эти люди? Как их звали? Чем же они занимались, что это привело их к гибели? Где-то в глубине сознания Миллера засела одна мысль. Она появилась после разговоров с Роби. Никарагуа… Мысли о давно забытой войне, которую никто не хотел вспоминать. Вот о чем говорил с ним Роби, вот что он хотел, чтобы Миллер понял.

Ласситер посмотрел на Роса.

– Дайте нам пару минут, – сказал тот. – Мы начнем поиски. Предоставьте нам необходимые полномочия, и мы будем искать.

– Я подключу весь департамент полиции, – сказал Ласситер. – И еще несколько других департаментов. Надо встретиться с шефом полиции. У нас тут мертвый полицейский…

Он замолчал на полуслове, когда в дверь вошли сотрудники подразделения по работе на месте преступления. Засверкали вспышки камер.

– Ну и ну! – сказал Ласситер и попятился.

Они перешли в гостиную, где Миллер говорил с Роби в первый раз. Миллер вспомнил, как выглядел профессор. Он вспомнил, что чувствовал, когда украл щетку для волос и когда вернул ее на место. Их разговор о Никарагуа, наркотиках, ЦРУ. Все эти мысли проносились в его голове, пока он рассматривал то, что им оставил Роби. Потому что Миллер ни секунды не сомневался, что Роби специально все оставил, – он хотел, чтобы его квартиру обыскали, чтобы они увидели это. Джон Роби и Кэтрин Шеридан… Кем бы они ни были, они создали собственный мир, и теперь все увидели, что они делали.

– Вы, ребята, оставайтесь здесь, – сказал Ласситер. – Убедитесь, что все будет сделано правильно. Как только я получу разрешение на розыск в пределах штата и объявление по телевизору, я вам позвоню. Вы должны будете прийти на пресс-конференцию. – Ласситер посмотрел на часы. – Десять минут десятого. Я позвоню до десяти, хорошо?

Рос кивнул.

– Миллер! – рявкнул Ласситер.

– Понял, понял, – ответил Миллер.

Ласситер ушел вместе с Коэн. Миллер и Рос стояли посреди гостиной Роби, глядя на снующих мимо людей с пакетами для вещественных доказательств, камерами, охапками папок и бумаг из задней комнаты.

Миллер на секунду задержал дыхание, а когда выдохнул, то согнулся едва не пополам, так болезненно сжалось внутри. Он посмотрел на Роса, открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент его окликнули из задней комнаты.

Передними появился Грег Рейд.

– Мы кое-что нашли, – сказал он. – Я решил, что вы захотите взглянуть, прежде чем мы увезем это.

Они втроем вернулись в заднюю комнату. Один из компьютеров был включен. На мониторе на паузу было поставлено видео с Кэтрин Шеридан.

Рейд кликнул мышкой, и начался ролик.

«Поставь же», – сказала Кэтрин Шеридан и помахала рукой тому, кто снимал ее на камеру. Сзади видны были деревья. На ней был бирюзовый шерстяной берет. Она выглядела так же, как на снимках в отчете о вскрытии.

– Это недавний ролик, – сказал Миллер.

Кэтрин Шеридан рассмеялась. «Джон, ну же, – сказала она, – убери камеру».

На этом запись закончилась. Всего несколько секунд, не более. Частичка жизни Кэтрин Шеридан.

– Это он, верно? – спросил Рос. – Джон Роби. Он снимал, правда?

Миллер кивнул.

– И он хотел, чтобы мы это увидели.

– Он хотел, чтобы мы увидели, как она выглядела при жизни.

Пол-одиннадцатого вечера, пятница, семнадцатое ноября 2006 года. Капитан Фрэнк Ласситер появился на экранах телевизоров в барах, ресторанах, в залах ожидания в аэропортах, на автобусных и железнодорожных станциях, в квартирах и домах по всему городу. Он говорил короткими предложениями, четко выражая свою мысль. За его спиной была видна большая фотография Джона Роби, сделанная, когда он впервые появился в закусочной «Донованз». Так Джон Роби выглядел сейчас. Так он выглядел, когда Миллер видел его в последний раз. Не было никаких гарантий, что он и дальше будет так выглядеть.

На пресс-конференции присутствовали Миллер, Рос, Нэнси Коэн и два ее сотрудника.

Шефа полиции Вашингтона не было. Он общался с мэром города. Они обсуждали вопрос, как возникшая ситуация повлияет на их популярность и результаты ближайших выборов.

Речь Ласситера была краткой и информативной. Убит детектив полиции. Полиция ищет человека, изображенного на фотографии, чтобы поговорить с ним по этому поводу. Просто задать несколько вопросов. В данный момент полиция не может ни подтвердить, ни опровергнуть его причастность к данному убийству. В любом случае очень важно найти этого человека.

Ласситер не связывал этот случай с кем-то еще. Ни с Кэтрин Шеридан. Ни с Ленточным Убийцей. Ни с кем.

Сообщение шло приблизительно минуту и восемь секунд. Как только Ласситер закончил говорить, камеры выключили. У Миллера и Роса перед глазами плыли разноцветные круги от софитов. Ласситер сошел с трибуны, где делал объявление, и остановился возле Нэнси Коэн.

– По крайней мере, теперь моя жена будет знать, где я нахожусь, – шутливо заметил Рос, пытаясь разрядить обстановку.

Миллер кисло улыбнулся.

– Так куда теперь? – спросил Рос.

– В участок. Посмотрим, что они нашли в книгах.

Рос согласился. У них не было другого выбора.

Глава 50

– Алан Куинн, – сказал Джим Фешбах. – Убит возле собственного дома в декабре девяносто восьмого года. Умер на месте. – Он держал в руке лист бумаги с инициалами и датами. – Мы нашли только нескольких. Жаклин Прайс двадцати шести лет. Застрелена в голову из пистолета двадцать второго калибра в парке Арчбоулд ранним вечером. Никаких зацепок, по этому делу никто не привлекался.

– Казни, – тихо сказал Миллер.

– Что?

– Казни, вот что это такое. Каждый случай.

Фешбах удивленно спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Я и сам не знаю, – ответил Миллер. – Мы не найдем никакой связи между ними. По крайней мере, на поверхности. А если копнем, то выясним, что их досье в какой-то момент было засекречено.

– Мы нашли твоего чернокожего парня, информатора, – сказал Винс Литтман.

– Дэррила? – спросил Рос.

– Да, – ответил Литтман. – Дэррил Кинг. Седьмое октября две тысячи первого года. Застрелен во время облавы на наркоторговцев. Ваш друг сержант Маккалоу, по идее, должен был его прикрывать. О чем он думал, когда брал штатского на такое дело?

– Он не был обычным штатским, – возразил Миллер. – Никто из них не был обычным штатским.

– Тогда кем они были? – спросил Литтман. – Ты вроде говорил что-то о программе защиты свидетелей.

Миллер ухмыльнулся. Какая ирония!

– Программа защиты свидетелей? Скорее, это программа устранения свидетелей.

– Думаешь, все они что-то знали? – спросил Рос. – Но что они могли знать? У них были разные работы. Мы говорим об убийствах, которые произошли девять-десять лет назад…

– Я думаю, это началось раньше, – ответил Миллер. – Я думаю, это далеко не все. Мне кажется, это только те, записи о которых Роби начал вести, когда понял, что происходит.

– Я потерял нить твоих рассуждений, – сказал Рос. – Он понял, что происходит что?

– Я еще не знаю, – сказал Миллер, – но все это было попыткой втянуть нас в эту историю. Я так понимаю, он хотел справиться с этим самостоятельно. – Он покачал головой, наклонился вперед и уперся локтями в колени. – Я не понимаю, – сказал он тихо. – Я не понимаю, что происходит. Он знает, что людей убивают. Он ведет их учет. Как он узнаёт, что какое-то конкретное убийство – интересующий его случай, а не случайная работа каких-нибудь отморозков? Как он это узнаёт? Похоже, у него есть записи или доступ к ним. Он просматривает газеты, находит сводки по убийствам и каким-то образом проверяет их. У него в квартире два или три компьютера и полицейская радиостанция. Он знает, что делает, знает, что ищет. – Миллер повернулся к Росу. – Когда он начал работать в Маунт-Вернон?

Рос потянулся за какой-то папкой и полистал ее.

– В мае девяносто восьмого, – ответил он.

– А какая первая дата? – спросил Миллер. – Двенадцатое мая девяносто восьмого года.

– Что заставляет меня думать, что он их всех и убил, – сказал Фешбах. – Он приехал в Вашингтон, и люди начали умирать. Логично, верно?

– Логично, но я думаю, что это не тот случай, – сказал Миллер.

– А Ленточный Убийца? Как быть с этим? – спросил Риэль.

– Я думаю, убийц несколько, – сказал Рос.

– Он знал о лаванде, – вспомнил Миллер.

– Он что?

– Роби знал о лаванде.

– Как, черт его подери, он мог это знать? Этого не было в газетах.

– Значит, Роби один из них, – предположил Риэль. – Должно быть, он убил этих людей, если знает о лаванде. Вероятно, он же убил и Оливера.

Миллер встал со стула.

– Мне так не кажется, – возразил он, меряя кабинет шагами. – Он знает, что происходит, но я не думаю, что он убийца.

– Либо он убийца, либо имеет доступ к секретным материалам.

Зазвонил телефон. Фешбах поднял трубку.

– Да, – сказал он и протянул трубку Росу. – Ласситер.

Рос взял трубку, послушал, кивнул и положил ее на рычаг.

– К Ласситеру, – сказал он Миллеру.

Они поднялись по лестнице к кабинету капитана.

– Присаживайтесь, – сказал Ласситер, когда они вошли.

Виду него был вконец измученный. А вот Нэнси Коэн по-прежнему выглядела очень хорошо. Она была крепкая дама и могла справиться с этим дерьмом. Миллер ее за это уважал.

– У нас сложилась серьезная ситуация, – сказал Ласситер. – По всей видимости, мы, подобно Франкенштейну, сами создали себе чудовище. – Он устало улыбнулся. – Пятнадцать минут назад мне позвонила некая Кэрол Инчман из дома престарелых на Банкрофт-стрит.

– Того, где находится Билл Янг, – сказал Миллер.

– Именно, – подтвердил Ласситер. – Она сказала, что Билл велел ей позвонить нам и сказать, что фотография Джона Роби, которую мы показывали…

– Это фотография Маккалоу, верно? – перебил его Рос.

Ласситер подался вперед вместе со стулом.

– У меня весьма смутное представление о том, в чем тут дело, но… – Он посмотрел на Нэнси Коэн, словно ища у нее поддержки. Она не шелохнулась. – Ты скажешь или хочешь, чтобы это сделал я?

– К нам поступило заявление, – сказала Коэн.

– Заявление? – переспросил Миллер.

Она кивнула.

– Заявление.

– От кого?

– Из Министерства юстиции, – ответила она.

Миллер посмотрел на Роса. Рос посмотрел на Ласситера. Ласситер сокрушенно покачал головой.

– Министерства юстиции?

Коэн кивнула.

– Министерство юстиции. Вы же знаете, как это работает?

– Что?

– Передача распоряжений сверху на такие случаи.

– Что вы имеете в виду? – спросил Миллер.

– У вас есть президент. Он на самом верху цепочки. Под ним три ветви власти: законодательная, исполнительная и судебная. Вы можете подумать, что Министерство юстиции относится к судебной ветке, но оно часть исполнительной власти.

– ЦРУ тоже часть исполнительной власти, верно? – спросил Рос.

Коэн кивнула.

– ЦРУ, ФБР, госдепартамент, Совет по национальной безопасности, все они. Судебную власть представляют Верховный суд США и главные судьи. Это люди, которым я подотчетна как адвокат и помощник окружного прокурора.

– Значит, у нас есть заявление от Министерства юстиции?

– Они очень четко дают понять, что… – Коэн замолчала, и Ласситер передал ей лист бумаги. – Вот, – сказала она. – Записано на основании телефонного звонка, который мы получили через пятнадцать минут после телевизионного заявления Фрэнка. – Она откашлялась. – «Министерство юстиции заявляет, что на данный момент не существует никакого подтверждения того, что Джон Роби сотрудничал или находился на службе в каком-либо подразделении или отделе какого-либо государственного учреждения США. Также не существует никаких сохранившихся записей о его привлечении к уголовной ответственности. Однако, принимая во внимание характер проводимого в столице расследования и то, что в ходе его погиб офицер полиции, министр юстиции принял решение передать расследование в руки Федерального бюро расследований…»

Миллер вскочил со стула.

– Что? Какого черта…

– Сядь! – рявкнул Ласситер.

Миллер рухнул на стул.

– «…которое будет координировать его дальнейший ход. Офицерам, которые до этого момента работали над этим делом, выражается благодарность за труд и усердие, но теперь они должны быть подключены к другим расследованиям по усмотрению капитана участка».

Нэнси Коэн по очереди посмотрела на обоих.

Миллер был потрясен. Казалось, земля уплывает у него из-под ног. В горле у него встал комок, в глазах началась резь, кулаки сжались.

– Я не… – начал он, потом повернулся и посмотрел на напарника.

Рос опустил голову и закрыл глаза. У него был такой вид, словно ему только что сообщили о смерти близких людей.

Нэнси Коэн встала и подошла к окну.

– Килларни уже в пути, – тихо сказала она.

– Килларни? – спросил Миллер.

– Джеймс Килларни. Тот, который приезжал после убийства Шеридан.

– Я знаю, кто он такой. Они опять его присылают?

– Он уже едет, – сказал Ласситер. – Будет здесь до полуночи. С ним приедут его люди. Они заберут все, каждую запись, каждый файл, каждый клочок бумаги. Квартиру Роби уже опечатали. Она теперь в федеральной юрисдикции.

– Это неправильно, – сказал Миллер. – Это абсолютно неправильно. Они не могут так поступать. Как им вообще могло такое прийти в голову?

– Они те, кем являются, – заметила Коэн, достала сигарету и закурила. На мгновение ее лицо скрылось за облачком сигаретного дыма. – Они пристально следили за развитием событий благодаря отчетам, которые отправлялись Килларни. Все, что знали мы, спустя несколько часов узнавали они.

– Они и не собирались позволить нам раскрыть это дело, верно? – спросил Миллер. – Черт подери, да кто он такой, этот Роби? – Он покачал головой. – Молчите. Я сам знаю, кто он.

– Они ясно дали понять, что он никогда не работал на правительство, – сказал Рос.

– Они ответили на вопрос, который мы не задавали, – напомнила Коэн. – Что может означать только одно…

– Что он таки на них работал, – закончил за нее Миллер. – Но на кого конкретно? ФБР? ЦРУ? Совет по нацбезопасности? Министерство юстиции?

Ласситер встал из-за стола.

– Этого разговора не было! – заявил он.

Миллер обомлел. Он никогда не видел капитана в таком состоянии. Ласситер был чертовски напуган.

– Этого разговора не было, – повторил он. – По местам. Мы с Нэнси едем по домам, а вы, парни, ждете прибытия федерального агента Джеймса Килларни и его людей. Вы должны дать им все, что у вас есть по этому делу, и позволить им это забрать. Вы не будете ничего утаивать и смиритесь с тем, что это больше не наше расследование. Теперь это федеральное расследование, и мы ничего не можем с этим поделать. Когда они уберутся, вы тоже можете ехать по домам. Проведете выходные дни с родными и близкими… – Ласситер глубоко вздохнул и сел, вцепившись в подлокотники стула. Костяшки его пальцев стали такими же белыми, как лицо. – Мы вернемся на работу в понедельник и займемся новыми преступлениями…

– Это полный бред! – раздраженно прервал его Миллер. – Я не верю, что вы позволите сделать это.

– Сделать это? – спросил Ласситер так же громко. – Сделать это? О чем ты говоришь, черт возьми? Ты хоть понимаешь, с кем мы имеем дело? Это федеральное правительство, Миллер! Руководство города и федеральное правительство говорят мне, что дело, которым мы занимаемся, передается одному из их подразделений, а… Боже, неужели ты думаешь, что твое слово здесь что-то значит? Или мое? Что ты хочешь, чтобы я сказал? Ты хочешь, чтобы я им сейчас позвонил? Черт, мы об этом и не подумали! Я просто позвоню сейчас министру юстиции и посоветую ему катиться подальше! Так, черт подери?

– Довольно! – резко прервала его Коэн. – Если бы я хотела послушать базарную ругань, то отправилась бы в доки. Вы же видите, что происходит. Вы будете работать дальше. А это дело забирает высшая инстанция в стране, и вы никак не можете им помешать. Ни у кого здесь нет выбора. Ты, – она указала пальцем на Миллера, – должен выполнять приказы своего капитана. А ты, – она повернулась к Ласситеру, – должен понимать разочарование и горечь, что испытывают сейчас эти парни. Они могут злиться только на тебя, так позволим же им это. Никто в этом не виноват. Мы взялись за это дело, и мы напортачили. Я уже начинаю говорить, как вы. – Она взяла со стола свой портфель, портмоне, удостоверение и сотовый телефон. – Я еду домой. Советую вам сделать то же самое.

Ласситер встал, и они вместе вышли в коридор. Вернувшись, он снова уселся за стол.

– Она права, – сказал Ласситер. – Мы сворачиваемся и отправляемся по домам. В понедельник все обсудим. Или не обсудим. Я не знаю. Я плохо соображаю.

Ласситер посмотрел на Миллера, потом на Роса, всем видом показывая, что пытается понять их чувства, но в этой ситуации ничем помочь им не в состоянии.

– В понедельник, – сказал Миллер.

– Да, в понедельник, – ответил Ласситер. – Вы хорошо поработали. Оба. Вы продвинулись настолько, насколько могли.

– Мы продвинулись настолько, насколько нам позволили.

Ласситер поднял руку.

– Для нас дело закрыто, и его обсуждение тоже.

– Оно не стоит наших жизней, верно? – заметил Миллер. – Я имею в виду, что если бы мы серьезно продвинулись, то они бы нашли повод…

Ласситер сжал его плечо.

– Роберт, – тихо сказал он, – я скажу всего раз…

– Я понял, – перебил его Миллер. – Я все понял.

– Тогда спускайся вниз и жди Килларни. Веди себя вежливо. Ничего ему не говори. Только то, что надо, и ничего больше. Пускай берут, что хотят, ладно? Дай мне слово, что ты так и сделаешь.

Миллер опустил глаза, потом посмотрел на Роса и снова на Ласситера.

– Даю слово.

– Хорошо, – сказал Ласситер. – Я вас ни в чем не виню. Поезжайте по домам и проведите выходные с родными. Забудьте об этой истории, договорились?

Ласситер распахнул дверь и остался стоять, глядя, как Миллер и Рос идут по коридору к лестнице.

Когда они исчезли из виду, он тихо затворил дверь, подошел к столу и опустился на стул. Ему казалось, что он еще никогда в жизни не чувствовал себя таким уставшим. Или старым.

К тому времени, как Джеймс Килларни и шесть федеральных агентов, сопровождавших его, покинули здание второго участка, к тому времени, как они уехали на трех внедорожниках, увозя с собой все материалы по Ленточному Убийце, было уже начало третьего ночи. Они оставили пустой кабинет, который выглядел ужасно необжитым. Остались только урны, пепельницы и пустые блокноты.

Выходные уже начались, а ни у Миллера, ни у Роса не было перерыва с самого одиннадцатого ноября.

– Не хочешь прийти к нам на ужин в воскресенье? – спросил Рос, когда они стояли возле входа в участок. Ночь была холодная, на безоблачном небе мерцали звезды. Изо рта вырывались облачка пара.

Миллер покачал головой.

– Я буду спать, – сказал он. – Я буду спать до утра понедельника, а потом подумаю, хочу ли и дальше заниматься этой работой.

Рос понимающе улыбнулся.

– Ты будешь заниматься этой работой, – негромко сказал он.

– С чего ты взял? – спросил Миллер.

– Это у тебя в крови, дружище. Это дерьмо у тебя в крови.

Меньше чем через час Роберт Миллер стоял в своей квартире на Черч-стрит. Затаив дыхание, он медленно достал из кармана сложенный лист бумаги и подошел к кофейному столику, стоявшему перед диваном. Развернув листок, он разгладил его на столике и взглянул на бесконечные ряды букв и цифр, которые Риэль, Фешбах и Литтман выписали из книг Кэтрин Шеридан.

Это все, что осталось от их расследования. Один-единственный лист бумаги, испещренный загадочным шифром, повествующим о более чем тридцати казнях. Потому что именно этим они и были. Казнями. Какова была их причина, он не знал. Как не знал, виновен ли в этом Джон Роби или Майкл Маккалоу, как бы его ни звали. В любом случае мотив был очень важным моментом в этом кошмаре, который теперь у него забрали.

В начале четвертого утра Миллер разделся, бросив одежду прямо на пол спальни, лег на кровать и натянул на себя одеяло. Через несколько минут он уже спал. Он не видел снов – у него не было ни сил, ни желания их видеть.

Глава 51

– Я сказала Зальману… Верно, Зальман? Я сказала, что Роберт ушел, что он нашел себе девушку и ушел. Так я сказала.

Хэрриет подпила еще кофе. Был почти час дня субботы, восемнадцатое число. Миллер проспал до полудня, встал, принял душ, полчаса побродил по квартире и спустился вниз обедать. Ему пришлось пережить неминуемые расспросы: «Где ты пропадал? Почему ты так плохо выглядишь? Что же ты не побрился? Что ты ел, опять эту дрянь из кафе, верно?» Это продолжалось до тех пор, пока он не обнял Хэрриет и не прижал к груди.

– Я детектив вашингтонской полиции, – прошептал он ей на ухо. – Наверху у меня есть пистолет. Если ты не прекратишь расспросы, я поднимусь за ним…

Хэрриет вывернулась из объятий и шлепнула его деревянной ложкой по плечу. Она велела ему сесть, закрыть рот, вспомнить о хороших манерах и дождаться обеда.

– Так что можешь идти наверх за пистолетом. Ты слышал, что он мне сказал, Зальман?

– Я слышал, что он сказал, – откликнулся Зальман.

– И что ты будешь делать?

– Я хотел сам пойти и принести его.

Миллер рассмеялся.

– Видишь, – сказал он. – Мы, мужчины, держимся друг за друга.

– Да, верно, – согласилась Хэрриет. – Как дерьмо на башмаках.

– Боже, Хэрриет! Я не верю своим ушам.

– А что тут такого? Я это сказала. А теперь закрой рот. И это касается обоих, – добавила она, повысив голос, чтобы услышал и Зальман.

Хэрриет принесла кофе, присела на минуту и положила ладонь на руку Миллера.

– Так расскажи мне, – сказала она. – То дело, которым ты занимался, завершено?

– В целом да, – ответил Миллер.

– Да – это да, нет – это нет. В целом да? Этого я не понимаю.

– Дело отдали в другие руки.

– Потому что ты плохо старался? Потому что ты плохо питаешься, мало спишь и потому обленился?

Миллер покачал головой.

– Нет, потому что я старался слишком усердно.

Хэрриет победно улыбнулась.

– Видишь, у тебя есть разумные сотрудники. Я всегда тебе говорила, что ты слишком много работаешь.

– Я не это имею в виду, – сказал Миллер и почувствовал какое-то беспокойство, похожее на паранойю. Словно что бы он ни сказал, это станет известно другим людям, которые проанализируют каждое его слово. Он поспал, он чувствовал себя лучше, ему надо было поесть. Его мозги отдохнули после предыдущей ночи. Дело Роби увели у них из-под носа люди, которых он не знал и никогда не узнает. Миллер не хотел даже пытаться это понять. Он хотел дистанцироваться от этой истории. Ему хотелось провести время с людьми, которые ничего не знали о деле Кэтрин Шеридан, о Джоне Роби, о том, как правительство искусственно создало кокаиновую пандемию в восьмидесятые-девяностые годы.

– Так что ты имеешь в виду? – спросила Хэрриет.

– Я не хочу об этом говорить.

– Но ведь это уже вчерашний день для тебя. Я согласилась не расспрашивать тебя о текущей работе, но если это дело…

– Оно не закончено, – сказал Миллер. – Его передали в другие руки.

– Но не потому, что ты отлынивал?

– Не потому.

– Тогда почему? Потому что кому-то не хотелось, чтобы ты что-то узнал?

Миллер скривился и тут же понял, что этим выдал себя. Хэрриет не отстанет, если ей покажется, что он что-то скрывает. Обычно это касалось девушек, но на этот раз…

– Так расскажи, – попросила она.

Миллер сжал руку Хэрриет и посмотрел ей в глаза.

– Ты когда-нибудь была в ситуации, когда тебе казалось, что твоя жизнь подвергается опасности?

– Подвергается опасности? – переспросила она. – Мне семьдесят три года, Роберт. Мне было восемь, когда немцы убили моих родителей. Я пережила концентрационные лагеря, ты же знаешь.

– Я знаю, Хэрриет, я знаю.

– Однажды у меня в руке была зажата корка хлеба, и это был достаточный повод, чтобы расстрелять меня на месте. Но я не подала виду, что она у меня есть, и не бросила ее. Я несла эту корку сестре.

– Я не хотел…

– Эй!

Миллер поднял взгляд на Хэрриет.

– Сколько мы уже одна семья? Расскажи мне, что происходит. Что такого плохого могло случиться? Если все настолько ужасно, то ты все равно в беде, а мне уже семьдесят три года. Иногда я подумываю, что, может, стоит не вставать с постели и умереть от голода? Иногда мне становится все безразлично… Но ты же знаешь, что говорит Зальман?

Миллер покачал головой.

– Он говорит, чтобы я вставала и шла работать, иначе стану похожа на того ленивого типа, который живет над нашим магазином.

Миллер посмотрел на Хэрриет, нахмурился, но потом понял смысл ее слов.

Они рассмеялись и не могли остановиться до тех пор, пока Зальман не зашел к ним, чтобы узнать, что случилось. Он остановился в дверях, наблюдая за ними.

– Вы лучше не смейтесь надо мной, – предупредил он.

– Над тобой? – спросила Хэрриет. – Ах, если бы ты был таким забавным, чтобы я могла так смеяться!

Зальман фыркнул и вернулся в зал обслуживать клиентов.

– Так расскажи мне, – сказала Хэрриет, когда они успокоились. – Что может быть такого плохого, что это разрушает твою жизнь?

Миллер не смотрел на нее. Он глядел на собственные руки. Он открыл рот, чтобы ответить, не зная, что сказать, не зная, хочется ли ему вообще что-то говорить. И начал рассказывать. Он осторожно подбирал слова, не упоминал никаких имен, никаких деталей и смог рассказать Хэрриет кое-что из событий предыдущей недели. Когда он закончил, когда рассказал все, что мог, о мертвых женщинах, давно минувших войнах, наркотиках и политике, Хэрриет Шамир похлопала его по руке и сказала:

– Я расскажу тебе, каким представляю мир я, и ты сможешь принять решение, что делать дальше.

– Что ты мне расскажешь?

– Был один пастор. Я не помню ни его имени, ни к какой конфессии он принадлежал. Да это и не имеет значения. Он был в лагерях, и вот что он написал много лет спустя. Он написал, что сначала пришли за евреями, но он не был евреем, поэтому ничего не сказал. Он старался как можно меньше привлекать к себе внимание. После евреев пришли за поляками, но поляком он тоже не был, поэтому опять промолчал. Потом пришли за учеными и интеллектуалами, но он не был ни тем ни другим, поэтому снова ничего не сделал. Он ничего не сказал. Потом забрали художников и поэтов, то есть людей искусства. К ним он тоже не принадлежал, поэтому ничего не предпринял…

Миллер кивнул.

– Я уже слышал эту историю. Наконец пришли за ним, и, так как никого больше не осталось, никто не смог замолвить за него словечко.

– Так он говорил.

– Понятно, – сказал Миллер, – но я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

Хэрриет улыбнулась.

– Сейчас мне все равно, что говорят о нацистской Германии. Нацистская Германия была нацистской Германией. Ты знаешь, преследования были и до нее, и после нее. Посмотри на негров, посмотри на войну между Израилем и Палестиной. Посмотри на Корею, Вьетнам, на все эти войны, в которые вмешивались американцы. Это одна война, которая тянется десятилетиями.

Она замолчала, когда Зальман появился в дверях.

– Что вы тут обсуждаете? – спросил он Миллера. – Ты же не начал говорить с ней о политике, верно?

Миллер улыбнулся.

Хэрриет нахмурилась.

– Уходи, – сказала она мужу, – это личный разговор.

Миллер слышал, как Зальман ворчит, возвращаясь к клиентам.

– Лучшие секреты – это те, что видны всем и каждому, – сказала Хэрриет.

Миллер удивленно приподнял брови.

– Ух ты, как глубоко…

– Ты что, смеешься надо мной?

– Вовсе не смеюсь.

– Тогда послушай, что я скажу. Оглянись. Люди боятся говорить о том, что у них перед носом.

– Хватит, – сказал Миллер. – Я не планировал вести сегодня подобные разговоры.

– Тогда зачем ты мне все это рассказал?

– Боже, Хэрриет, у меня просто не было выбора!

– Выбора? – рассмеялась Хэрриет. – Ты носишь эту штуку, как пальто, – сказала она. – Ты спустился сюда, неся на плечах всю тяжесть мира, и у тебя на лице было написано, что ты хочешь, чтобы тебя спросили, что происходит. Думаешь, я этого не вижу?

Миллер не ответил. Живот неприятно свело. Он не знал, сопутствовали ли эти ощущения перспективам, которые открывались перед ним, если он продолжит расследование самостоятельно, несмотря на угрозу карьере и даже жизни. В любом случае это не имело значения. Он знал, что другого пути у него нет. У него уже были свои призраки. Он не хотел, чтобы их стало больше. Как и в истории с Брендоном Томасом и Дженнифер Ирвинг, он знал то, что знал. Это был маленький секрет, тем не менее секрет. Каждый имеет демонов. Джон Роби. Кэтрин Шеридан. Тот, кто совершал эти казни.

Они существовали в этом мире, и Миллер знал, что обязан что-то предпринять.

– Поешь с нами, – предложила Хэрриет, – а потом решишь, что делать, хорошо?

– Да, – согласился Миллер.

Глава 52

Миллер не поехал к Росу на И-стрит и Пятую улицу. Он не позвонил и не посоветовался с ним, потому что у него не было на это времени.

Он пообедал с Шамирами и отправился наверх, чтобы побриться и прибрать. Как раз тогда, около трех часов пополудни, зазвонил его сотовый телефон. Миллер, не глядя на экран, взял его с тумбочки и сказал: