Текст книги "Живописец смерти (СИ)"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

Соавторы: Кейт Эллисон,Карло Лукарелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 110 страниц)

– Ужас, я… не могу в это поверить. Элены… нет. – Улыбка на его лице растаяла. – Я не видел ее… уже несколько месяцев… наверное, шесть.

– Что так?

Трайп коснулся вялыми пальцами шрама на подбородке.

– Да мы вроде как… постепенно разошлись, потеряли друг друга из виду.

– Почему?

Трайп помолчал пару секунд, прищурив глаза, а затем снова улыбнулся своей трухлявой, совсем не ангельской улыбкой.

– Сказать по правде, мне надоели ее разговоры про компакт-диск, который она записывала… у меня возникло чувство, что этот чертов компакт-диск для нее важнее, чем я… Понимаете? В общем… женщина стремилась сделать карьеру. Поймите меня правильно, Кейт, я… я был с ней действительно счастлив, но в конце концов всему есть предел…

Уилли посмотрел на Кейт, вскинув брови. Она кивнула Трайпу, осматривая комнату, которая выглядела как смесь офиса и ночлежки шестидесятых годов. Пурпурно-красные стены, потрепанный диван с обивкой из кожзаменителя, пара старых комодов, один бледно-розовый, другой небесно-голубой; большой письменный стол, как из гангстерского фильма тридцатых годов, на котором были разбросаны художественные открытки, программы выставок и товарные накладные. Накладные большей частью были перевернуты, но в любом случае без очков Кейт прочитать бы не удалось, что там написано.

– Вы здесь живете?

Трайп наклонился к столу и загасил сигарету в большой керамический пепельнице, одновременно слегка передвинув ее, чтобы заслонить товарные накладные.

– Мы здесь работаем, – мечтательно и сонно произнес он. – Но иногда и… ночуем. Когда… задерживаемся допоздна… Понимаете?

Кейт с самого начала показалось, что Трайп либо под наркотическим кайфом, либо вообще ненормальный. И сейчас она наконец-то поняла. Конечно, наркота. Это так портило его ангельский вид и не соответствовало одежде ученика выпускного класса частной школы – застегнутая на все пуговицы розовая рубашка, аккуратные брюки цвета хаки. Если бы он держал рот закрытым, то мог бы служить ходячей рекламой сети магазинов «Гэп», где продается недорогая модная молодежная одежда.

– А кто это «мы»? – спросила Кейт.

– Мои друзья… партнеры.

– По студии «Любительские фильмы». – Кейт улыбнулась. – А какие фильмы вы снимаете?

– Большей частью… экспериментальные.

– Вы всегда занимались кино?

Трайп насторожился.

– Нет… одно время ходил на занятия в художественное училище. Думал, что удастся стать художником.

– Я тоже закончил художественное училище, – подал реплику Уилли.

– Да? А вот мне учение никакой пользы не принесло. Я вроде как… там пространства для меня оказалось маловато. Надеюсь, вы уловили, куда я клоню?

Итак: киношник, студент художественного училища, порнограф.

– А в каком художественном училище вы занимались? – спросила Кейт.

Трайп снова прищурился.

– А… какая разница?

– Но вы, я вижу, по-прежнему любите искусство. – Она взяла со стола открытку с репродукцией многоцветной абстрактной картины.

– Не очень, – отозвался Трайп. – Ко мне приходит уйма… таких открыток. Должно быть, я числюсь у них в… сотне списков на рассылку.

Внимание Кейт привлекла еще одна открытка. Она перевернула ее. На обороте было напечатано: «Белый свет», художник Итан Стайн. Ей показалось, что открытка обожгла ей руку.

– Итан Стайн? Вы его знаете? – спросила Кейт безразличным тоном.

– Кого? – Трайп бросил взгляд на открытку и пожал плечами. – Нет. И вообще это такая чепуха.

Тогда зачем же она у тебя на столе?

– А вот мне нравится, – сказала Кейт. – Можно я ее возьму?

Трайп кивнул и изобразил зевоту. Кейт не могла решить, то ли он прикидывается, то ли действительно накурился травки. Трайп опустился в кресло за письменным столом, уперся ногами в перекладину, вытряхнул из пачки сигарету «Голуаз» без фильтра, сунул в рот и прикурил.

– Итак, что там с поминальной службой?

– Друзья решили ее организовать, – сказал Уилли. – Мы подумали; что, возможно, и вы захотите принять участие.

– О… конечно, – протянул Трайп, вытаскивая табачную крошку из грязных зубов. – Запишите меня, дружище… я буду. Я… э-э… мне бы хотелось… в этом участвовать.

Кейт посмотрела на тяжелую стальную дверь, ведущую в соседнее помещение.

– Насколько я понимаю, ваша творческая лаборатория находится там?

– В данный момент там ничего не находится, – ответил Трайп, неожиданно становясь почти нормальным.

Кейт пожалела, что она не супермен, потому что сейчас ей остро захотелось рвануться вперед и выбить эту стальную дверь. Но надо сдерживаться, ведь если Трайп ее клиент, то не дай Бог его спугнуть. Как известно, знание – сила, поэтому рисковать не стоит.

Трайп оперся ладонями о стол и поднялся.

– Мне пора идти.

– Так рано? – спросила Кейт.

– Назначил встречу, – сказал Трайп, гася сигарету.

– Мы будем вам звонить, – произнесла Кейт, опуская в сумку открытку с репродукцией картины Итана Стайна.

– Что? – Взгляд Трайпа переметнулся с Кейт на Уилли, затем обратно.

– По поводу мемориала. – Кейт улыбнулась. – А… конечно. – Он начал теснить их к выходу.

Когда дверь наконец за ними закрылась, Кейт услышала звук задвигающегося засова.

– Ты знал, что Элена записывает компакт-диск? – спросила Кейт по дороге к машине.

– Она говорила об этом. Но это было давно.

– И кто ее записывал?

– Мой приятель, Дартон Вашингтон.

Кейт вспомнила, что эта фамилия есть в списке телефонов Элены.

– Работа была закончена?

– Не думаю. Если бы диск вышел, я бы знал.

Почему же тогда я об этом ничего не слышала? Нужно обязательно выяснить. Но вначале посетим Джапин Кук.

Молодая женщина неплохо смотрелась на обитом бархатом диване в своей красивой квартире на Пятой авеню, почти пентхаусе.

Она была недурна собой. Темно-коричневая кожа, шоколадные глаза, выпрямленные волосы, пышная прическа. Черная кожаная микромини-юбка едва прикрывала резинки от чулок в сеточку, облегающий кремовый свитер делал рельефными груди, но все равно в ее внешности ощущалось что-то мужское. Очевидно, виной тому были ее низкий глубокий голос и резкие манеры, но она напоминала Кейт актера Джея Дэвидсона в фильме «Чудовищная игра».

Она давно не видела Джанни и сейчас недоумевала, что могло быть общего у нее и Элены. Тем более что Джанин всегда выглядела значительно старше.

Уилли устроился в большом кожаном кресле с откидной спинкой. Кейт обвела взглядом гостиную. Диван высшего качества, ковер, похоже, настоящий персидский, хрустальные фужеры на встроенном баре.

– Чувствуется, ты преуспеваешь.

– Да, – сказала Джанин.

Кейт сделала второй заход:

– У тебя красиво. Ты сама обставляла квартиру?

– Не понимаю. – Джинин прищурила глаза с пурпурными тенями на веках.

Кейт вздохнула:

– А что тут непонятного? – Она улыбнулась. – Это означает, что у тебя отличный вкус. Либо у твоего декоратора. Что касается меня, то я целиком завишу от вкусов декоратора.

– Да? А вот мой декоратор отдал Богу душу. Так что мне приходится все делать самой. Грустно, да? – Джанин откинулась на спинку дивана. Ее и Кейт разделял кофейный столик с мраморной крышкой.

– Послушай, Джанин, – тихо произнесла Кейт, – нам тоже трудно.

Джанин закрыла глаза и сморщилась. Кейт вдруг вспомнила, что свои волосы Элена собирала сзади в хвостик, а Джанин заплетала в две тугие косички. Вспомнила, как они во дворе весело прыгали через скакалки.

– Она была мне настоящей подругой, – сказала Джанин, не открывая глаз.

– Я в этом уверена, – мягко промолвила Кейт. – Поэтому и пришла к тебе за помощью.

Джанин открыла глаза, в них стояли слезы.

– Объясни, почему это случилось? – попросила Кейт.

Джанин отвернулась, пожевала нижнюю губу в пурпурной помаде, то есть того же цвета, что и тени на веках.

– Что объяснить?

– Перестань, Джанин! – вмешался Уилли. – Ведь Элена тебе обо всем рассказывала. О своих дружках и вообще. Вспомни что-нибудь.

Джанин выпятила челюсть.

– Ты, Уилли, теперь заделался копом?

Кейт тронула его за руку, чтобы он замолчал.

– Послушай, Джанин, единственное, что нам всем нужно, так это разобраться. Понять, что же все-таки с ней произошло. Разве ты так не считаешь?

– И что конкретно, вы думаете, я могу вам рассказать?

– Ты потеряла подругу. А я… – голос Кейт пресекся, – дочь. – На ее глаза навернулись слезы.

Кажется, это подействовало. Джанин вдруг положила ладонь на руку Кейт и тоже заплакала.

– Джанин, – проговорила Кейт, гладя ее пальцы с пурпурно-розовыми ногтями, такими длинными, что можно было вступить в схватку с рысью, – у Элены с Деймиеном Трайпом действительно все давно закончилось?

Джанин напряглась.

– Я видела их вместе… да, примерно неделю назад.

– Неделю назад? – переспросила Кейт. – Ты уверена?

– Если это так, – сказал Уилли, – значит, Трайп врет.

Джанин вздрогнула и посмотрела на Уилли, потом на Кейт.

– Вы уже говорили с Трайпом?

– Чего ты всполошилась, Джанин? – Кейт метнула взгляд на Уилли.

– Элены нет, и я больше не хочу о ней говорить, – процедила сквозь зубы Джанин и отвернулась.

Кейт видела, что девушка сильно взволнована. Попыталась ее обнять, но Джанин сбросила руку.

– Я не могу вам помочь. – Она встала и начала оправлять свою юбку, натягивая ее на бедра. – Я ничего не знаю.

– Я же просила тебя не вмешиваться. – Кейт с силой нажала кнопку лифта. – Ты специально решил все испортить?

– Извини. – Уилли рассматривал носки своих ботинок.

– Сейчас я отвезу тебя домой.

Уилли закрыл глаза. И вдруг увидел… женщину в огромной темной комнате. Она от кого-то отбивается. Под прогнившими половыми досками скопилась темная вода. Уилли попытался открыть глаза – не получилось. И тут на женщину надвинулась тень мужчины. Отчаянно сопротивляясь, она поворачивается, и он видит ее лицо. Кейт.

– Уилли… Уилли. – Кейт встряхнула его за плечи. – Что случилось?

Он стоял, опершись спиной о стенку кабины лифта, потирая рукой щеки.

– Господи, Уилли. Что с тобой?

– У меня было очередное видение.

– Ты просто перенервничал.

– Я видел тебя, Кейт.

– Где?

– Сейчас. Это было видение, глюки, называй это как хочешь. Ты была там.

По ветровому стеклу стучал мелкий дождик. Кейт и Уилли молчали, каждый думая о своем. Она прикурила очередную сигарету и опустила стекло. В лицо пахнуло мокрым ветром. Кейт вдруг вспомнился другой дождик, который шел много лет назад.

Она тогда ехала к перекрестку бульвара Куинс и Двадцать первой улицы. «Дворники» с легким скрипом методично скользили по ветровому стеклу. Раскурив сигарету (тогда это был «Уинстон»), Кейт посмотрела на начерченную от руки карту и прибавила газу. Ей очень хотелось, чтобы все это оказалось блефом. Вот промелькнул жилой панельный дом. А вот и следующий ориентир: брошенные цистерны из-под масла. Теперь нужно свернуть на эту почти безлюдную улицу, ведущую к свалке за складами. Известное место в Астории.

Я ЗНАЮ, ГДЕ ОНА, ПОТОМУ ЧТО САМ ТУДА ЕЕ ПОЛОЖИЛ.

Это было написано закругленным почерком под картой, красным маркером. Казалось, что надпись сделана кровью.

У молодого детектива Кейт Макиннон вспотели ладони. Она остановила машину около ржавого мусорного контейнера. Вытащила пистолет. Тихо подошла, скрипя каблуками по гравию, и заняла типовую коповскую позицию.

На черном рифленом полиэтилене лежала девочка, а над ее головой трепыхался лист алюминиевой фольги.

Кейт смотрела на мокрую дорогу, на расплывающиеся огни встречных машин и не понимала, почему в последнее время так часто вспоминает этот случай. Он был как-то связан с тем, что происходит сейчас, но она никак не могла понять, каким образом.

– Я вспомнила одно дело, которое вела очень давно, во время службы в Астории. Это было мое последнее дело, но тогда я об этом еще не знала. Из дома сбежала девочка, подросток. Дело мне показалось обычным. – Кейт пристально вгляделась в ветровое стекло. Дождь усилился. – У меня тогда было полно работы, но дело оставили за мной. Нет бы передать кому-нибудь другому. И еще я совершила ошибку – связалась с экстрасенсом, женщиной, которую прислали из полицейского управления. Провела с ней две недели. У нее были какие-то сны, видения, экстрасенсорные озарения. Мы подробно их разбирали и все время попадали в тупик.

– И что дальше? – спросил Уилли.

– А ничего. Время было упущено. – Кейт швырнула окурок в окно. – А ведь я его почти достала. На рюкзачке девочки остались отпечатки пальцев, которые не принадлежали ни ей, ни родителям и никому из приятелей. Я была уверена, что на этом мы его и возьмем. И даже похвасталась в разговоре с одним репортером. – Кейт покачала головой. – Чертово тщеславие.

Уилли сунул руку во внутренний карман пиджака и, нащупав сложенный пополам фоторобот, который дала ему Кейт, похолодел.

Глава 24

Ему кажется, что порой он становится совсем другим человеком. Вроде действует сознательно, но, когда возвращается в нормальное состояние, ничего о своих действиях не помнит. Как будто какая-то его часть в этот момент отсутствовала.

Он встряхивает головой, двигает руками, ногами, желая полностью пробудиться. Нужно работать, и тогда все пройдет. Итак, игра. Новые правила. Он надеется, что она сможет их понять. Конечно, сможет!

– Заткнись!

Этот чертов голос прорывается даже сквозь громкую музыку в наушниках. Неудачник! Это слово ему часто приходилось слышать в детстве, обычно применительно к отцу. Отец тебя любит. Так говорила мать.

Ничего себе любовь! Отец настоял на том, что сына нужно воспитывать с пеленок. Ни в коем случае не баловать, не ласкать. Пусть орет сколько влезет. Надоест, и перестанет. Мать потом рассказывала, как лежала ночью, слышала его плач и плакала вместе с ним. Однажды отец пришел домой раньше обычного и увидел, как мать держала его на руках и тихо напевала. Он пришел в ярость, избил ее. Досталось и ему. А в наказание запер мать на три дня в спальне. Младенец же, ему было только несколько месяцев, лежал один в кроватке и плакал.

Этот запах он помнил и по сей день. Слишком рано ему дали почувствовать, что такое одиночество и унижение. Потом, годы спустя, оказалось, что боль, которую он постоянно носит в себе, можно ослабить. Для этого нужно просто передать ее кому-то другому. Приятным сюрпризом для него оказалось удовольствие, которое сопровождало эту передачу.

Конверт лежал там, где он положил, с локоном внутри.

Он действует очень аккуратно. Обклеивает тонкой пленкой край локона с одной стороны, потом с другой, создавая как бы бутерброд. Затем нужно из пленки сделать что-то вроде ручки.

Очередной сюжет он уже выбрал, поэтому локон пойдет вместе с репродукцией, символизирующей эволюцию от предыдущей работы к следующей. Он кладет локон на репродукцию, смотрит и так и эдак, после чего решает приклеить его прямо к голове женщины.

Для Кейт данный опус станет настоящей головоломкой. Ей придется много потрудиться, чтобы разобраться в этом.

Он вспушает волосы, приклеенные к картинке, быстро проводит ими по щеке, векам, под носом, вдыхает слабый аромат духов девушки, который каким-то чудом еще сохранился, затем с большой нежностью подносит к губам, берет в рот и сосет. Он моментально возбуждается. Если бы только эта глупая девчонка могла его сейчас видеть! Впрочем, он слишком много с ней носился. Вряд ли она заслуживала такого внимания. Пожалуй, на прощание не мешает еще немного развлечься.

Он расстегивает на брюках молнию, гладит локоном мошонку, затем поднимает выше и проводит по члену. Туда-сюда, туда-сюда. Не рукой, а только волосами. И, не прижимая, а лишь чуть-чуть касаясь. Очень нежно. Мягко. Медленно. Вверх и вниз. Теперь быстрее.

Он представляет девушку, как она танцует голая, ласкает себя, и… испытывает оргазм.

Проходит несколько секунд, и он выпрямляется. Достаточно. Пора заканчивать. Он протирает локон спиртом. Все должно быть абсолютно чистым.

* * *

Дом номер двести шестьдесят семь по Вашингтонстрит оказался старым кирпичным строением. Наверное, прежде там была типография или небольшая фабрика, но теперь его реставрировали, подновили и превратили в приличный кооператив. Улица была широкая, тихая. С реки Гудзон дул прохладный ветерок. «Вашингтон с Вашингтон-стрит. Неплохо звучит, а?» – сказал Дартон, диктуя Кейт адрес.

В вестибюле все блестело хромированными деталями, кабина лифта из полированной стали была похожа на гигантскую клетку. Кейт бросила взгляд на свое отражение в блестящей металлической стенке и поправила волосы. Она еще не решила, как вести себя с ним. Неделю назад было ясно – люди достойны доверия. Такое отношение у Кейт выработалось за последние десять лет. Но теперь все постепенно возвращалось к временам Астории, когда подозревать в каком-то противозаконном деянии следовало каждого.

Одна стена лофта Дартона Вашингтона представляла собой сплошное окно, от пола до потолка. Лучи бледного желтоватого, похожего на неаполитанское, закатного солнца испещряли пятнами крупногабаритные кожаные диваны, два громадных деревянных стола, напоминающих дорожки кегельбана, окруженных дюжиной похожих на троны кресел, которые были бы вполне уместны в замке газетного магната Херста. Но самым поразительным в этом лофте был ярко-красный пол, отполированный настолько, что повсюду на стенах и потолке возникали отблески алых теней. Улыбающийся, красивый Дартон Вашингтон сел, откинувшись на спинку кресла.

– Вам понравился пол? Я видел такие в африканских церемониальных комнатах.

– Изумительно, – проговорила Кейт, направляясь к висящим на противоположной стене ассамбляжам Уилли. – Работы Уилли выглядят здесь замечательно.

– Он гений! – воскликнул Вашингтон, покручивая ус толщиной с карандаш над чувственной верхней губой.

Смежная стена была вся заполнена гравюрами Джейкоба Лоренса, на которых изображались сцены из жизни африканских рабов на американском Юге.

– Чудесно.

– Я с вами согласен, – произнес Вашингтон. – Просто и одновременно высочайший уровень.

Удивительно, но слова он не растягивал. Его выговор был четким, почти британским.

– Откуда вы родом, если не секрет?

– Из Гарлема. Но произношение у меня хорошее, верно? – Вашингтон опять улыбнулся. – А вы?

– Из Астории… но, надеюсь, у меня тоже неплохой выговор.

Дартон засмеялся.

– А это чьи работы? – Кейт показала на четыре выполненные маслом картины с изображением чернокожих мужчин.

– Хораса Пиппина.

– О да, конечно.

Она двинулась к серии элегантных минималистских фотографий с сопровождающим текстом. Двое чернокожих, мужчина и женщина, в дверном проеме, они же за столом, в постели.

– Кэрри Мэй Уимс? – спросила Кейт.

– Угадали, – сказал Вашингтон. – Из всех фотографов-концептуалистов она мне нравится больше всего.

– Довольно мило. И трогательно.

Вкус Вашингтона произвел на Кейт впечатление. Неожиданно ее внимание привлекла картина (там было изображено что-то белое), висящая в самом углу, рядом с огромным обеденным столом.

– Итан Стайн?

– Я удивлен, что вы его узнали. Мало кто знаком с его работами. Он один из немногих белых художников, которых я коллекционирую. Мне нравится чистота и насыщенность цвета.

– Да, это верно.

Кейт рассмотрела картину. Наложенные друг на друга мазки белой краски, внизу неясный намек на серую сетку. Почти точная копия ее картины. Ничего удивительного – все картины Стайна похожи друг на друга. Она вспомнила полароидный снимок.

– У меня тоже есть одна его картина. Похожа на эту.

– Вот как?

– Я купила ее несколько лет назад. А вы когда?

Вашингтон потянул воротник рубашки. Кейт была уверена, что он приобрел рубашку в магазине «Великан», потому что ростом был два с лишним метра и телосложение имел соответствующее. Воротник, видимо, давил шею. Кейт не могла даже приблизительно предположить, какого размера эта рубашка.

– Несколько лет назад, – ответил он. – Жалею, что не купил еще что-нибудь.

– Почему?

– Ну во-первых, как я уже сказал, мне нравятся работы Стайна, и… во-вторых, сейчас цены на них существенно поднялись. – Вашингтон сделал паузу. – Извините, это я сказал совершенно не к месту. Итак, значит, вы и Уилли давнишние друзья?

– Да, – отозвалась Кейт, отметив, что он поспешил сменить тему.

Она опустилась на диван и залюбовалась живописным видом из окна на реку Гудзон, Нью-Джерси, небо. Пейзажу в окне соответствовала сдержанная музыка. Качество звучания было очень высокое, как в концертном зале.

– Филипп Гласс, – пояснил Вашингтон, будто прочитав ее мысли. – Один из великих современных композиторов. – Он пересел в кресло напротив. – Вы удивлены? Наверное, думали, что такой черный пижон, вроде меня, слушает Стиви Уандера, Боба Марли или каких-нибудь сверхмодных рэперов, верно?

– Вообще-то я об этом не размышляла, мистер Вашингтон, но Уилли рассказывал, что вы продюсируете какие-то рэп-группы.

– Это правда. Ради денег. Вернее, я этим занимался. В данный момент я не связан ни с кем никакими обязательствами. Пару недель назад расстался с фирмой звукозаписи «Высший класс» и не сожалею. Деспоты. Теперь могу заниматься любой музыкой, какой захочу. Рэп, поп, джаз, модерн; классика. Все, что угодно. – Он улыбнулся. – Я изучал музыку и изобразительное искусство в колледже. Но к живописи у меня таланта не обнаружилось, по крайней мере так решили мои преподаватели. – Дартон Вашингтон снова улыбнулся. – Но музыка – это совсем другое дело. Тут я чувствую себя как рыба в воде. Мои личные предпочтения – это Стив Райх, Гласс, Меридит Монк, Стравинский и, конечно, Бах.

– Что касается меня, то мои музыкальные вкусы весьма примитивны, – сказала Кейт. – И поэтому великими я считаю «Мэри Уэллс», «Марту и Ванделлас», Сару Воэн и Эллу.

– Совсем неплохо. – Он взял из серебряного стакана на кофейном столике длинную тонкую сигару и поместил между полных губ. – Не возражаете?

Кейт вытащила пачку «Мальборо» настолько быстро, что Дартон засмеялся. Он подтащил большую хрустальную пепельницу, щелкнул зажигалкой.

Прикуривая, Кейт коснулась его руки, огромной и красивой.

– Спасибо. – Она выпустила струю дыма. – Я хотела бы спросить вас… насчет компакт-диска, который вы записывали для Элены Соланы. Он был закончен или…

Улыбка на лице Вашингтона быстро растаяла.

– Нет, работу довести до конца не удалось.

– А что случилось?

Он пожал плечами, такими же мощными, как у атакующего полузащитника в американском футболе.

– Думаю, Элена потеряла к этому интерес… что было очень обидно.

– Диск мог получиться хороший?

– Замечательный. – Вашингтон отвел взгляд. – С его помощью она могла бы стать знаменитой.

– Если диск получался замечательный, почему же Элена…

Вашингтон загасил сигару в пепельнице с такой силой, как будто хотел ее расколоть.

– Понимаете, все шло хорошо, а потом Элена вдруг… потеряла интерес. Это было несколько месяцев назад.

– То есть вы не общались с ней несколько месяцев?

– Вот именно.

Кейт развернула распечатку регистрации телефонных разговоров Элены и показала ему.

– А вот здесь видно, что она звонила вам всего за несколько дней до гибели.

Вашингтон прищурился.

– Знаете, это напоминает допрос. Если в полиции решат допросить меня относительно мисс Соланы, это их дело. А в данный момент я разговор заканчиваю.

– Вряд ли вам это удастся, – сказала Кейт, показывая полицейское удостоверение.

Дартон вскочил с кресла как ужаленный и попятился по ярко-красному полу, создав некоторую дистанцию между собой и Кейт.

– Что за шутки, черт возьми? Вы позвонили и назвались приятельницей Уилли, а сейчас…

– Я действительно приятельница Уилли… но работаю в полиции Нью-Йорка. – Кейт встала. – И вам придется ответить на мои вопросы, мистер Вашингтон… либо здесь, либо в участке. Выбирайте.

Стиснув зубы, Вашингтон приблизился на несколько шагов. Руки судорожно подергивались. Теперь он был в метре от нее, так что воздух между ними колыхался и гудел, как наэлектризованный. Кейт сжала рукоятку «глока» и спокойно произнесла:

– Послушайте, мистер Вашингтон, я пришла сюда вовсе не для того, чтобы причинить вам вред. Просто мне необходимо знать все, что касается Элены. Она убита. Понимаете, зверски убита. И преступник должен понести наказание.

– Никто не сможет причинить мне вред. Никто. И людям, которые мне небезразличны, тоже. Вы меня поняли?

– Да, мистер Вашингтон. А теперь рассказывайте, о чем вы говорили тогда с Эленой, или сюда приедут полицейские, наденут на вас наручники и отвезут в Шестой участок. – Кейт не сводила с него взгляда, готовая в любое мгновение выхватить пистолет.

Вашингтон вздохнул.

– Она предложила возобновить работу… над компакт-диском.

– И что?

– Но… я этого не захотел.

– Вы же сами сказали, что диск получался замечательный. Почему же вы отказались?

– Прошло несколько месяцев. Я потерял интерес. У меня были в работе другие проекты. Я не собирался их прекращать и начинать с того, где мы остановились.

– Начинать с… с чего, собственно?

– С компакт-диска. С чего же еще.

– Понятно.

– Вот именно. Все уже прошло-проехало.

– Прошло с диском или с ней! У вас ведь была с Эленой связь, не так ли?

– Я был связан с ней работой над диском… пока Элена связь не прекратила.

– И это вас взбесило.

– Да, я был обижен. Она это сделала довольно бесцеремонно, а ведь я кое-что в нее вложил. Думал, у нас с ней есть какое-то будущее… я имею в виду в бизнесе. – Его чувственные губы напряглись. – Придется признать, что моя гордость была уязвлена.

– Значит, Элена вас обидела.

– Она обидела себя… отказалась от успеха.

– И вас тоже?

– А у меня с успехом все в порядке. – Вашингтон скрестил руки на груди. – И я не собирался послать все дела к черту и начать снова работать с Эленой только потому, что ей вдруг так захотелось.

– Могу я послушать?

– Что?

– Записи, которые вы с ней успели сделать.

Вашингтон отвернулся, закурил сигару, выдохнул дым.

– Если я их найду.

– Очевидно, вы потеряли какие-то деньги, начав запись компакт-диска и не завершив.

– Я вовремя принял решение прекратить невыгодное дело.

– Значит, вы все же думали о выгоде, мистер Вашингтон, – констатировала Кейт.

Вашингтон и Элена? Выходя из подъезда, Кейт пыталась представить их вместе. Он определенно соответствовал описанию, которое дал толстый Уолли – чернокожий мужчина, похожий на футболиста или профессионального боксера. Однако надежным свидетелем толстого Уолли она назвать не могла. Вашингтон признался, что имел с Эленой деловые отношения. Но ограничивалось ли у них все только этим? Кейт хотела нажать на него посильнее, но опасалась, что сделает хуже.

Слишком много наметилось пересечений – Трайп, Пруитт, порнографические фильмы, Вашингтон, у которого на стене висит картина Итана Стайна. Не может все это оказаться случайным.

Кейт посмотрела на часы. Они договорились с Ричардом поужинать вместе, и, похоже, она опаздывала. Опять.

Глава 25

Мимо пронесся полицейский автомобиль, вспыхнув янтарными фарами. Сирена выла так громко, что Уилли заткнул уши. Гарлем. Пересечение Сто двадцать пятой улицы и бульвара Мартина Лютера Кинга-младшего. Уилли посмотрел на табличку с новым названием: АФРИКАНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. Удивительно, как это белые предвосхищают желания афроамериканцев.

Теперь заревела сирена пожарной машины. Когда она проносилась мимо, Уилли опять заткнул уши. Куда она поехала? Не туда ли, куда спешу и я? Через несколько секунд с воплем промелькнула еще одна. Уилли проводил ее глазами.

Наверное, где-то из окна выпал ребенок, потому что там не было предохранительных решеток. Домовладелец знал, что здесь без них можно обойтись. Или какая-то семья погибла в огне, поскольку там отсутствовала пожарная лестница. Ее тоже сочли излишней.

Вскоре звуки сирены растворились в грохоте рэпа. Паренек в дырявых мешковатых джинсах прижимал к груди переносной кассетник с приемником. Уилли улыбнулся. Сейчас-то ты крутой. Посмотрим, что будет, когда тебе стукнет сорок.

А вот двое белых парней. Вглядываются в таблички с названиями улиц. Ищут, где купить наркотик. То есть ищут на свою задницу приключений. Вам бы, ребята, лучше подождать до утра, когда здесь появятся воскресные группы белых туристов с фото– и видеокамерами, чтобы запечатлеть экзотические сцены из жизни Гарлема.

Уилли засунул руки, в карманы кожаной куртки, которую дважды сдавал в чистку. Теперь она больше не пахла смертью, а просто химией. Он понюхал рукав и вспомнил тот вечер и растерзанное тело Элены.

– Будь оно все проклято!

На Ленокс-авеню народу прибавилось. В основном это были молодые мужчины, хорошо одетые, потому что впереди их ждал вечер. Другие, для которых субботний день ничем не отличался от остальных, медленно двигались в сторону мрачного жилого массива у эстакады надземки. Идут намотав на головы какие-то тряпки, посасывая что-то из бутылок, завернутых в смятые бумажные пакеты.

Кофейник падает на пол и разбивается. Медленно растекается коричневая жидкость. Осколки стекла поблескивают серебром, а затем трансформируются в нож, который приходит в движение. Элена закрывает руками лицо. Кричит. Затем возникает чья-то фигура. Разглядеть что-либо конкретное невозможно. Только ломкие тени, как на абстрактной картине. Уилли напрягся, пытаясь удержать видение. Лицо стало кроваво-красным, размазалось по пурпурному фасаду бара «Ленокс».

Уилли хорошо знал это место. Обитые бархатом кабинки. Горьковатое пиво. Он пыжится, стараясь выглядеть старше шестнадцати лет. Рядом Генри. Теперь брат разговаривал с ним не так, как дома. В баре «Ленокс» он говорил как мужчина с мужчиной, обняв за плечи. Больше похожий на отца, чем на старшего брата. От этого воспоминания стало очень больно.

На той стороне улицы афиша театра «Аполло» светилась неоном: ПИОНЕРЫ «МОТАУНА» – «Четверка первых», «Смоки Робинсон» и «Чудеса». Любимая музыка Кейт. Уилли поморщился. Сейчас о ней не хотелось думать. Он продолжил путь, уверенный, что поступает правильно. В лицо ударил сырой прохладный ветер. Придет ли когда-нибудь в эти края весна?

Теперь Уилли был уже рядом с надземкой. Обходил тощих шелудивых псов, которые выискивали еду таким же способом, как опустившиеся люди выпивку и наркотики. Может быть, это Сто тридцать вторая улица? Он не знал. Все здесь было как-то напряженно. Какие-то фигуры в дверных проемах, лиц не видно. Нет, это не та улица.

На той стороне была видна церковь, о чем свидетельствовала выщербленная эмалевая табличка: «Центральная баптистская церковь». Витраж с головой Христа. Уилли знал, что завтра здесь все будет по-другому. Дамы-прихожанки придут, наряженные для воскресной службы. Может, надо было подождать до завтра? Нет, это откладывать нельзя.

На углу Пятой улицы, напротив церкви, Уилли увидел кирпичное здание, когда-то побеленное, но теперь уже давно темно-серое. На ржавой металлической табличке, неровно прибитой над двойными дверями, было написано: «ПРИНИМАЕМ ПОСТОЯЛЬЦЕВ – НА НЕДЕЛЮ».

Стоит проверить.

– Ты, мальчик, смеешься? – Плоть вокруг глаз хозяина была светло-розовой, как сырое мясо. Это, наверное, болезнь, возможно, как у Майкла Джексона. – Я ни у кого фамилий не спрашиваю. Ты думаешь, они расплачиваются чеками, где есть фамилии? – Он почесал шею, которая тоже была двух тонов.