Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 52 страниц)

лодку у берега, как все гондольеры воткнув в щель ме¬ жду камнями железный клин, которым кончается канат, привязанный к носу лодки. – Приветствую тебя, Анто¬ нио, хоть ты и запоздал. – Я начинаю узнавать твой голос, даже когда лицо твое скрыто маской, – ответил рыбак. – Друг, удачей нынешнего дня я обязан твоей доброте, и, хотя то, о чем я мечтал и молился, не свершилось, моя благодарность не станет от этого меньше. Как видно, и ты хлебнул немало горя, иначе едва ли стал бы заботиться о старом и прези¬ раемом человеке в минуту, когда ликующие крики толпы уже звучали в твоих ушах и молодая кровь кипела гор¬ достью и торжеством победы. – Тебе дано красиво говорить, рыбак. Верно, дни моей юности прошли не в играх и пустых забавах, свой¬ ственных этому возрасту, жизнь не была для меня праз¬ дником, но сейчас не об этом... Сенату не угодно умень¬ шить команду галеры, и тебе придется подумать о какой– нибудь иной награде. Я принес цепь и золотое весло – надеюсь, они будут благосклонно приняты тобой. Антонио был поражен, поддавшись естественному любопытству, он на минуту жадно впился глазами в на¬ граду, затем, вздрогнув, отпрянул, нахмурился и тоном человека, принявшего бесповоротное решение, произнес: – Нет, я всегда буду думать, что эта безделка отлита из крови моего внука. Оставь ее у себя. Тебе ее вручили, и она твоя по праву; раз они отказались выполнить мою мольбу, награда должна принадлежать только тому, кто честно ее заработал. – Рыбак, ты совсем забыл разницу наших лет и силу молодости! Я думаю, присуждая подобные награды, су¬ дьям следовало бы об этом помнить, и тогда они признали бы, что ты превзошел всех нас. Клянусь святым Теодо¬ ром, я провел детство с веслом в руке, но никогда пре¬ жде не встречал в Венеции человека, который мог заста¬ вить меня так стремительно гнать мою гондолу! Ты ка¬ саешься воды легко, словно девушка, перебирающая струны арфы, однако с силой, подобной могучей волне, что обрушивается на Лидо! – Я помню время, Якопо, когда твоя молодая рука изнемогла бы в подобном состязании. Это было еще до рождения моего старшего сына, который потом погиб в битве с турками, оставив мне своего дорогого мальчика 136

грудным ребенком... Ты ни разу не видел моего сына, добрый Якопо? – Нет, старик, не пришлось. Но, если он походил на тебя, стоит оплакивать его гибель. Клянусь Дианой, с моей стороны было бы глупо хвастать ничтожным пре¬ восходством, какое дает мне молодость! – Какая-то внутренняя сила гнала и меня и лодку все вперед, но что проку? Твоя доброта и последние уси¬ лия старика, изнуренного нуждой и лишениями, – все вдребезги разбилось о каменные сердца аристокра¬ тов. – Не говори так, Антонио. Милостивые святые могут внять нашим молитвам как раз тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. Пойдем, ведь меня послали за то¬ бой. Рыбак с удивлением взглянул на нового знакомого, после чего, задержавшись на несколько секунд, чтобы по¬ заботиться, как обычно, о своей лодке, с радостью выра¬ зил готовность следовать за Якопо. Место, где они стояли, было расположено в стороне от проезжей части набереж¬ ной, и, хотя луна светила ярко, присутствие здесь двух человек в неприметных одеждах едва ли привлекло бы чье-нибудь внимание; и все же, казалось, браво не был спокоен. Он подождал, пока Антонио вышел из гондолы, и затем, расправив плащ, перекинутый через руку, без разрешения набросил его на плечи рыбака. Потом достал шапку, точь-в-точь как его собственная, и надел ее на седую голову Антонио, что довершило преображение внешности старика. – Маска тебе не нужна, – сказал Якопо, вниматель¬ но оглядев фигуру рыбака. – В этом наряде, Антонио, тебя никто не узнает. – А есть ли нужда в том, что ты сделал, Якопо? Я благодарен тебе за добрые намерения, за то великое благодеяние, какое ты хотел мне оказать и не смог лишь из-за жестокосердия вельмож и богачей. Но все-таки я должен сказать, что ни разу еще маска не скрывала моего лица; ибо зачем человеку, который встает вместе с солн¬ цем, чтобы приняться за свой тяжкий труд, и обязан тем немногим, что у него есть, милости святого Антония, за¬ чем ему разгуливать подобно кавалеру, собирающемуся похитить доброе имя девушки, или ночному разбойнику? ~ Тебе известны нравы Венеции, и для дела, которое 137

нам предстоит, не вредно принять некоторые предосто¬ рожности. – Ты забываешь, что твои намерения все еще неве¬ домы мне. Скажу еще раз, и скажу от всей души и с бла¬ годарностью: я очень тебе обязан; хотя мои надежды рух¬ нули и мальчик все еще томится в этой плавучей школе порока, я бы хотел, чтобы кличка «браво» принадлежала не тебе. Мне трудно поверить всему тому, о чем говорили сегодня на Лидо про человека, который так жалеет сла¬ бых и обиженных. Браво застыл на месте; наступившее вдруг тягостное молчание было столь мучительным для рыбака, что, ко¬ гда, наконец успокоившись, Якопо глубоко вздохнул, Ан¬ тонио «оже почувствовал облегчение. – Я не хотел сказать... – Неважно, – прервал браво глухим голосом. – Не¬ важно, рыбак, мы поговорим обо всем этом в другой раз. А пока следуй за мной и молчи. С этими словами самозванный проводник Антонио жестом пригласил его следовать за собой и направился в сторону от канала. Рыбак повиновался, ибо этому несчаст¬ ному человеку с разбитым сердцем было все равно, куда идти! Якопо воспользовался первым же входом, ведущим во внутренний двор Дворца Дожей. Шаги его были нето¬ ропливы, и в глазах прохожих оба они ничем не выделя¬ лись среди многочисленной толпы, вышедшей на улицу, чтобы подышать мягким ночным воздухом или насла¬ диться развлечениями, которые обещала Пьяцца. Оказавшись во дворе, освещенном слабо и то лишь местами, Якопо на миг задержался, видимо для того, чтобы разглядеть находившихся здесь людей. Надо по¬ лагать, он не усмотрел никакой причины для дальней¬ шего промедления, так как, незаметно подав своему спут¬ нику знак не отставать, он пересек двор и поднялся по известной лестнице, той самой, с какой скатилась голова Фальёри1 и которую по статуям, стоящим на верху ее, называют Лестницей Гигантов. Миновав знаменитые Львиные пасти, они быстро пошли по открытой галерее, где их встретил алебардщик из гвардии дожа. 1 Фальери, Марино – дож Венеции, казненный в 1355 году на Лестнице Гигантов за попытку проведения самостоятельной по¬ литики. 138

– Кто идет? – спросил наемник, выставив вперед свое длинное грозное оружие. – Друзья государства и святого Марка! – В этот час никто не проходит без пароля. Жестом приказав Антонио оставаться на месте, Яко¬ по приблизился к алебардщику и что-то шепнул ему. Оружие тотчас поднялось, и стражник вновь 'принялся шагать по галерее с глубоко равнодушным видом. Едва путь перед ними открылся, как оба двинулись дальше. Антонио, немало удивленный тем, что ему пришлось ви¬ деть, с нетерпением следовал за Якопо, ибо сердце его сильно забилось горячей, хотя и смутной надеждой. Не так уж несведущ был он в людских делах, чтобы не знать, что правители иногда втайне уступают там, где согла¬ ситься открыто им мешают соображения политики. По¬ этому, полагая, что сейчас его приведут к самому дожу и наконец-то дитя вернется в его объятия, старик легко шагал по мрачной галерее и, пройдя вслед за Якопо че¬ рез какой-то проход, вскоре оказался у подножия новой широкой лестницы. Рыбак теперь едва представлял себе, где он находится, так как его спутник оставил в сто¬ роне главные входы дворца и, пройдя через потайную дверь, вел его мрачными, тускло освещенными коридо¬ рами. Они не раз поднимались и спускались по лестни¬ цам, проходили через множество небольших, просто об¬ ставленных комнат, так что в конце концов у Антонио совсем закружилась голова и он окончательно перестал понимать, куда идет. Наконец они достигли помещения, темные стены которого, украшенные довольно безвкус¬ ным орнаментом, казались еще более мрачными из-за слабого освещения. – Ты неплохо знаешь жилище дожа, – сказал рыбак, когда к нему вернулась способность говорить. – Похоже, ты гуляешь по всем этим галереям и коридорам свобод¬ нее, чем самый старый гондольер Венеции по каналам города. – Мне приказали привести тебя, а все, что мне по¬ ручают, я стараюсь делать как следует. Ты из тех людей, Антонио, которые не боятся предстать перед лицом ве¬ ликих, – в этом я сегодня убедился. Собери все свое, му^ жество, ибо настал час испытания. 139

Я смело говорил с дожем. Кроме самого всевыш¬ него, кого еще мне бояться на свете? – Ты говорил, пожалуй, даже слишком смело, рыбак. Укроти свой язык, ибо великие не любят непочтительных слов. – Значит, истина им неприятна? – Смотря какая. Они любят слушать, как восхища¬ ются их делами, если дела заслуживают похвалы; но им не нравится, когда действия их порицают, даже если яс¬ но, что порицания справедливы. – Боюсь, – сказал старик, простодушно глядя на сво¬ его собеседника, – между великим и ничтожным ока¬ жется мало разницы, когда с обоих снимут одежду и они предстанут взору нагими. – Подобную истину нельзя высказывать здесь. – Почему? Разве патриции отрицают, что они хри¬ стиане, что они смертны и грешны? – Первое они считают благом, Антонио, о втором за¬ бывают и не терпят, чтобы кто-нибудь, кроме них самих, замечал третье! – Тогда, Якопо, я начинаю сомневаться в том, что добьюсь свободы для моего мальчика. – Говори с почтением, остерегайся задеть их само¬ любие, оскорбить их власть, и многое простят тебе, в осо¬ бенности если ты учтешь мой совет. – Но ведь это та самая власть, которая отобрала у меня мое дитя! Разве я смогу восхвалять тех, кто по¬ ступает несправедливо? – Ты должен притвориться, иначе твоя просьба оста¬ нется неисполненной. – Мне лучше вернуться на лагуны, друг Якопо, ибо всю жизнь язык мой говорил лишь то, что подсказывало сердце. Боюсь, я слишком стар, чтобы говорить, будто сына можно по праву насильно оторвать от отца. Скажи им от меня, что я приходил выразить им свое почтение, но, поняв, сколь безнадежны дальнейшие просьбы, вернулся к своим сетям, вознося молитвы святому Анто¬ нию. С этими словами Антонио крепко стиснул руку сво¬ его спутника, который точно застыл на месте, и повер¬ нулся, собираясь уходить. Но не успел он сделать и шага, кдк две алебарды скрестились на уровне его груди; толь¬ 140

ко теперь старик заметил вооруженных людей, прегра¬ дивших ему путь, и понял, что стал пленником. Природа наделила рыбака умением сохранять присутствие духа в любой обстановке, а многолетние испытания закалили его. Оценив истинное положение вещей, он ничем не выдал своей тревоги и, не пускаясь в бесполезные споры, снова повернулся к Якопо; лицо его выражало терпение и по¬ корность судьбе. – Видно, высокие синьоры хотят поступить со мной по справедливости, – сказал он, приглаживая поредев¬ шие волосы, как это делают люди его сословия, готовясь предстать перед господами, – и смиренному рыбаку не пристало лишать их такой возможности. Все же лучше, чтобы у нас в Венеции пореже применяли силу даже во имя справедливости. Но сильные любят показывать свою власть, а слабым приходится подчиняться. – Посмотрим, – отвечал Якопо, который не выка¬ зал никаких чувств; когда его спутнику не удалось уйти. Наступило глубокое молчание. Алебардщики, одетые и вооруженные по обычаям того времени, вновь, подобно безжизненным статуям, застыли Ъ тени у стен, да и Яко¬ по со своим спутником, неподвижно стоявшие посреди комнаты, едва ли больше, чем стражники, походили на живые и разумные существа. Здесь уместно будет познакомить читателя с особен¬ ностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем, имеющими отношение к событиям, из^– лагаемым далее, ибо само понятие РЕСПУБЛИКА – если слово это означает что-то определенное, – бесспорно под¬ разумевает представление и преобладание интересов на¬ рода, но оно так часто осквернялось ради защиты инте¬ ресов господствующих, групп, что читатель, возможно, задумается, какая же все-таки связь между государствен¬ ным укладом Венеции и более справедливыми – хотя бы потому, что они более демократичны – установлениями его собственной страны. В век, когда правители были достаточно нечестивы, чтобы утверждать, будто право повелевать ближними дается человеку непосредственно богом, а их подданные были не в силах противиться этому, считалось достаточ¬ ным хотя бы на словах отказаться от сего дерзновенного и эгоистического принципа, чтобы придать политике 141

государства характер свободы и здравомыслия. В таком мнении есть даже известная доля истины, поскольку оно основывает, пусть только теоретически, государственную власть на концепции, существенно отличной от той, ка¬ кая полагает всю власть собственностью одного человека, который, в свою очередь, есть представитель непогреши¬ мого и всемогущего Правителя Мира. Нам незачем пу¬ скаться в обсуждение первого из упомянутых принципов;; достаточно лишь добавить, что существуют положения, столь порочные по самой своей природе, что достаточно лишь просто выразить их в отчетливой и ясной форме, как они сами опровергнут себя. Что же касается второго, то мы вынуждены ненадолго отвлечься от темы нашего рас¬ сказа и рассмотреть заблуждения, свойственные Венеции того времени. Когда патриции Святого Марка закладывали полити¬ ческие устои своего общества, им* вероятно, казалось, что сделано все необходимое, чтобы государство по праву носило высокое и благородное имя «республика». Они отошли от общепринятого порядка и, подобно многим другим – здесь они не были ни первыми, ни последни¬ ми, – мнили, что сделать несколько робких шагов в на¬ правлении государственного благоустройства достаточно, чтобы сразу достигнуть совершенства. Венеция не при¬ держивалась учения о божественной природе верховной власти, и, поскольку ее дож был не более чем пышным театральным персонажем, она дерзко уверовала в свое право называться республикой. Венецианцы считали главнейшей целью правительства защиту интересов наи¬ более блестящих и знатных членов общества и, до конца верные этому опасному, хотя и соблазнительному заблу¬ ждению, видели в коллективности власти общественное благо. Можно утверждать, что определяющей тенденцией любых общественных отношений является то, что силь¬ ным свойственно становиться сильнее, а слабым – сла¬ бее, пока либо первые не потеряют способности властво¬ вать, либо вторые – терпеть. В этой важной истине зало¬ жена тайна гибели всех государств, рухнувших под тя¬ жестью собственных злоупотреблений. Урок, который сле¬ дует извлечь из нее, состоит в необходимости укрепить основу, на коей строится общество, чтобы обеспечить 142

справедливую защиту интересов всего народа, без чего развитие государства прекратится и в конце концов соб¬ ственные крайности приведут его к упадку. Венеция, несмотря на тщеславное упорство, с каким она цеплялась за название «республика», была в дейст¬ вительности замкнутой, грубой и чрезвычайно жестокой олигархией. Единственное, что давало ей право претен¬ довать на название республики, был отказ от уже упомя¬ нутого откровенно бесстыдного принципа; что же касается действий, то малодушной и нетерпимой своей замкну¬ тостью, каждым актом своей внешней и внутренней политики она вполне заслужила два последних упрека. Правлению аристократии постоянно не хватает как обая¬ ния личности, благодаря которому деспотическую власть норой смягчают особенности характера диктатора, так и великодушных и человечных устремлений народовластия. Правда, достоинством подобной формы правления яв¬ ляется то, что на место интересов отдельных людей она ставит интересы государства, но, к несчастью, государство для всех она превращает в государство для немногих. Аристократия отличается – и всегда отличалась, хотя, конечно, в разной степени в различные эпохи, сообразно с господствующими взглядами и обстановкой – эгоистич¬ ностью, свойственной всем правящим группам, поскольку ответственность одного человека в силу того, что в своих действиях он вынужден подчиняться интересам правя¬ щей группы, распыляется, дробясь между множеством людей. В период, о котором мы пишем, Италия насчиты¬ вала несколько таких самозванных республик, среди ко¬ торых нельзя назвать ни одной, где власть действительно была бы отдана народу, хотя, вероятно, все они рано или поздно приводились в качестве доказательства неспособ¬ ности народа управлять собой. Основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей боль¬ шинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному че¬ ловеку, была здесь наследственным правом не в меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения. Сословие патрициев пользовалось вы¬ сокими и исключительными привилегиями, которые охра¬ нялись и поддерживались с чрезвычайным себялюбием и всеми средствами. Тот, кто не рожден был править, едва ли мог надеяться, .что ему когда-либо будет, дано 143

пользоваться самыми естественными правами человека, меж тем как другой, по воле случая, мог сосредоточить в своих руках власть самого ужасного и деспотического свойства. По достижении определенного возраста все имевшие ранг сенатора (стараясь сохранить обманчивую видимость демократичности, венецианская знать изме¬ нила обычные свои титулы) получали доступ в государ¬ ственные советы. Самые могущественные фамилии были занесены в официальный список, который носил пышное название «Золотая книга», и лица, обладавшие завид¬ ным преимуществом иметь предка, чье имя значилось в этом документе (за редким исключением, вроде того, о котором говорилось в связи с делом дона Камилло), могли явиться в сенат и потребовать привилегий «рогатого чепца». Ограниченность во времени и необходимость вернуть¬ ся к главной теме нашего повествования не позволяют нам сделать отступление достаточно пространное, чтобы мы могли рассмотреть основные черты этой в корне по¬ рочной системы, которую подданные полагали сносной, может быть, только по сравнению с невыносимым угне¬ тением, царившим в зависимых и покоренных землях, ко¬ торые, как, впрочем, во всех случаях колониального вла¬ дычества, несли на себе наибольшую тяжесть угнетения. Читатель без труда увидит, что это обстоятельство, делав¬ шее деспотизм так называемой республики терпимым для ее граждан, было еще одной причиной ее грядущей гибели. После того как число членов сената выросло настоль¬ ко, что он уже более не мог с достаточной секретностью и быстротой руководить делами государства, проводив¬ шего запутанную и сложную политику, защиту важней¬ ших государственных интересов поручили Совету, состо¬ явшему из трехсот членов, сената. Во избежание опасной гласности и промедлений, возможных даже в такой не¬ большой организации, был произведен вторичный отбор п создан Совет Десяти, сосредоточивший большую часть исполнительной власти, которую аристократы, ревниво оберегавшие свое влияние,, не желали отдать номиналь¬ ному главе государства. Вплоть до этого момента полити¬ ческая структура Венецианской республики при всей ее порочности сохраняла, по крайней мере, простоту и есте¬ ственность. Официальные государственные деятели были на виду, и, хотя всякая подлинная ответственность перед Ш

народом давно исчезла, растворившись в подавляющем влиянии патрициев, подчинивших политику узким инте¬ ресам своего сословия, правителям не всегда удавалось избежать огласки, которой общественное мнение могло предать их несправедливость и беззакония. Но государ¬ ство, благополучие которого основывалось главным обра¬ зом на контрибуциях и доходах от колоний и чьему су¬ ществованию в равной мере угрожали ложность собствен¬ ных принципов и рост соседних и других держав, нужда¬ лось в еще более эффективно действующем органе, ибо Венеция из-за желания называться республикой была лишена главы исполнительной власти. Следствием этого явилось создание политической инквизиции, ставшей со временем одной из самых страшных полицейских орга¬ низаций, какие знала история. Власть столь же безот¬ ветственная, сколь и безграничная, систематически сосре¬ доточивалась в еще более узкой организации, отправляв¬ шей свои деспотические и тайные функции под именем Совета Трех. Избрание этих временных властителей опре¬ делялось при помощи жребия, причем результаты оста¬ вались не известными никому, кроме самих членов Со¬ вета, а также нескольких пользовавшихся наибольшим доверием постоянных правительственных сановников. Та¬ ким образом, в самом сердце Венеции постоянно сущест¬ вовала тайная абсолютная власть, сосредоточенная в ру¬ ках людей, живших в обществе, не подозревавшем об их действительной роли, и которые на виду у всех творили обычные добрые дела; фактически же она действовала под влиянием системы политических принципов, самых безжалостных, тиранических и жестоких из всех, что ко¬ гда-либо создавались порочной изобретательностью чело¬ века. Короче говоря, это была сила, какую, не опасаясь злоупотреблений, можно было бы доверить разве что не¬ погрешимой добродетели и всеобъемлющему разуму, по¬ нимая эти определения в пределах человеческих возмож¬ ностей; но здесь ее отдали людям, чье право на власть определялось двойной случайностью: их происхождением и цветом шаров, – и применяли они эту власть без вся¬ кого контроля общества. Совет Трех встречался тайно, выносил свои решения, не вступая, как правило, в общение ни с какой другой организацией, и осуществлял их с ужасающей таинствен¬ ностью и внезапностью, напоминавшей удары судьбы. 6 Фенимор Купер, том V 145

Сам дож был подвластен ему и обязан был подчиняться его решениям; известен также случай, когда один из чле¬ нов могущественного триумвирата был осужден своими коллегами. До наших дней сохранился длинный список политических догм, которыми этот трибунал руководст¬ вовался в своих действиях, и не будет преувеличением сказать, что авторы его полностью пренебрегали всем, кроме соображений выгоды: всеми законами религии и принципами правосудия, какие признает и ценит челове¬ чество. Прогресс человеческого разума, коему способствует распространение гласности, может в наш век смягчить действия подобной неконтролируемой власти, но нет та¬ кой страны, где подмена выборных органов бездушной корпорацией не привела бы к установлению системы управления, для которой все принципы истинной справед¬ ливости, все права граждан – не более чем пустые слова. Пытаться создать видимость обратного, проповедуя взгля¬ ды, несовместимые с поступками, – значит лишь допол¬ нять присвоение власти лицемерием. Возникновение злоупотреблений вообще является, по– видимому, неизбежным следствием такого положения, ко¬ гда власть осуществляется постоянной организацией, ни перед кем не несущей ответственности и никому не под¬ чиняющейся. Если к тому же эта власть действует тайно, злоупотребления становятся еще более тягостны¬ ми. Примечательно также, что народам, которые не из¬ бегли – прежде или теперь – подобного дурного и опас¬ ного воздействия, свойственны самые преувеличенные притязания на справедливость и великодушие; ибо, если демократ, которому нечего страшиться, во всеуслышание выражает свое недовольство, а подданный откровенно деспотического режима полностью лишен голоса, то пред¬ ставителю олигархии самой необходимостью продикто¬ вана политика, благопристойная по виду, как одно из условий его личной безопасности. Поэтому Венеция так ки¬ чилась правосудием Святого Марка, и немногие государ¬ ства выглядели внешне столь величественно и более крас¬ норечиво утверждали, что обладают сим священным ат¬ рибутом, чем это, вынужденное даже при разнузданных нравах того времени скрывать свои истинные политиче¬ ские принципы. 146

Глава XII Достаточно ту силу помянуть В беседе невзначай – и говорящий Снижает голос, воздевая очи, Как бы перед лицом господним. Роджерс Читатель, вероятно, уже понял, что Антонио ока¬ зался в преддверии неумолимого тайного судилища, опи¬ санного в предыдущей главе. Подобно всем представи¬ телям своего сословия, рыбак имел смутное понятие о су¬ ществовании и атрибутах Совета, перед которым он дол¬ жен был предстать, но его бесхитростный ум был далек от понимания всей глубины влияния, природы и функ¬ ций организации, в чью компетенцию равно входили важнейшие интересы республики и самые незначитель¬ ные дела какого-либо знатного семейства. Антонио стро¬ ил различные догадки относительно возможного исхода предстоящей беседы, когда дверь отворилась и слуга жестом приказал им войти. Глубокое торжественное безмолвие, наступившее вслед за тем, как они оба предстали перед Советом Трех, позволит нам бегло осмотреть помещение и людей, кото¬ рые там: находились. Не в пример обычаям этой страны, комната была сравнительно небольшой, но своими разме¬ рами она вполне отвечала характеру совещаний, происхо¬ дивших здесь. Пол был вымощен белыми и черными мра¬ морными плитами; мрачная черная ткань скрывала сте¬ ны; единственная лампа из темной бронзы висела по¬ среди комнаты над столом, крытым, подобно прочим пред¬ метам скудной обстановки, сукном того же, что и ткань на стенах, цвета, навевающего тяжкие мысли. По углам находились украшенные лепкой потайные шкафы, кото¬ рые, впрочем, могли быть просто проходами в другие по¬ мещения дворца. Двери были скрыты от посторонних взглядов занавесями, что придавало комнате леденящий, мрачный вид. У стены напротив того места, где стал Ан¬ тонио, в креслах, инкрустированных слоновой костыо, си¬ дели три человека, но маски и скрывавшие фигуру ман¬ тии исключали всякую возможность узнать их. Один из членов могущественного триумвирата был закутан в баг¬ ровую мантию знак, коим судьба отметила главу вы¬ 6* 147

сокого Совета дожа; черные одеяния двух других свиде¬ тельствовали о том, что они вынули счастливые или, вер¬ нее, злополучные шары, когда в Совете Десяти, который и сам был временным и случайным по составу комитетом сената, бросали жребий. У стола находились один или два секретаря, но и они, подобно прочим мелким чинов¬ никам, присутствовавшим там, были облачены в те же наряды, что и их начальники. Якопо смотрел на это зре¬ лище как человек, привыкший к подобной обстановке, но с явным почтением и благоговейным страхом; Антонио же был потрясен, и это не осталось незамеченным. Дол¬ гая пауза, последовавшая за тем, как ввели рыбака, была, вероятно, и рассчитана на то, чтобы изучить произведен¬ ное на него впечатление, ибо пристальные взгляды все время следили за выражением его лица. – Ты Антонио с лагун? – обратился наконец к нему один из секретарей, сидевших у стола, после того как одетый в красную мантию член этого ужасного трибунала незаметно подал ему знак начинать. – Бедный рыбак, ваша светлость, обязанный всем, что имеет, милости святого Антония, сотворившего чудо с неводом. – И у тебя есть сын, который носит твое имя и кор¬ мится тем же промыслом? – Долг христианина – покоряться воле божьей! Мо¬ его мальчика уже двенадцать лет нет в живых, с того самого дня, когда галеры республики гнали нехристей от Корфу до Кандии. В этой кровавой битве, благородный синьор, он был убит, как и многие другие. Удивленные писцы в некотором смятении принялись шептаться между собой и поспешно ворошить свои бу¬ маги. Они то и дело оглядывались на судей, продолжав¬ ших сидеть неподвижно, окутанные непроницаемой таин¬ ственностью, как им и подобало. Вскоре вооруженным стражникам был незаметно подан знак вывести Антонио и его спутника из комнаты. – Какая оплошность! – послышался суровый голос одного из Трех, едва стихли шаги ушедших. – Инквизи¬ ции Святого Марка не пристало проявлять такую неосве¬ домленность. – Но ведь речь идет всего лишь о семье безвестного рыбака, пресветлый синьор, – с дрожью в голосе отвечал секретарь. – И, кроме того, он, может быть, просто лов¬ ив

кий человек и хочет ввести нас в заблуждение с самого начала... – Ты ошибаешься, – прервал его другой член три¬ бунала. – Этого человека зовут Антонио Веккио, и его сын действительно пал в жаркой битве с турками. Дело, которым мы занимаемся, касается его внука, совсем еще мальчика. – Благородный синьор совершенно прав, – ответил секретарь. – В спешке мы составили ошибочное мнение, но мудрость Совета сумела быстро все исправить. Сча¬ стье для республики Святого Марка, что в самых знаме¬ нитых и старинных ее семействах имеются сенаторы, так подробно осведомленные о делах ничтожнейших из ее сыновей! – Пусть снова введут этого человека, – продолжал судья, слегка кивнув в ответ на слова секретаря. – По¬ добные случайности неизбежны в спешных делах. Было отдано соответствующее приказание, и Антонио, от которого Якопо не отставал пи на шаг, вновь появил¬ ся перед судьями. – Сын твой погиб, служа республике, Антонио? спросил секретарь. – Да, синьор. Сжалься, пресвятая Мария, над его зло¬ счастной судьбой и внемли моим молитвам! Надеюсь, для спасения души такого прекрасного сына и храброго че¬ ловека не обязательно служить молебны, не то его смерть была бы для меня вдвойне плачевна, так как я слишком беден, чтобы за них платить. – Есть у тебя внук? – У меня был внук, благородный сенатор. Надеюсь, он еще жив. – Разве он не вместе с тобой на лагунах? – Да угодно будет святому Теодору, чтобы он был со мной! Его забрали, сударь, равно как и многих дру¬ гих юношей, на галеры, откуда да вернет его целым и невредимым матерь божья! Если вашей светлости слу¬ чится говорить с генералом галер или еще с кем-нибудь, кто властен в этом деле, на коленях умоляю вас замол¬ вить словечко за ребенка, за моего доброго и благочести¬ вого мальчика, который и удочку-то не закинет без того, чтобы не прочитать «Ave» 1 или молитву святому 1 «A v е», или «Ave Mari а», – молитва святой Марии. 149

Антонию, и который сроду ничем не огорчил меня, пока не попал в руки Святого Марка. ^ Встань! Не об этом деле я должен тебя допраши¬ вать; Сегодня ты обращался со своей просьбой к нашему пресветлому правителю – дожу. ^ Я умолял его высочество отпустить мальчика. —* Ты сделал это публично и без должного почтения к высокому достоинству и священной особе главы респуб¬ лики! – Я поступил как отец и человек. Если б хоть поло¬ вина всего, что говорят о справедливости и доброте пра¬ вителей, была правдой, его высочество сам, как отец и человек, выслушал бы меня. Среди членов страшного триумвирата произошло лег¬ кое движение, и секретарь помедлил с вопросом; но, за¬ метив, что его начальники предпочитают хранить молча¬ ние, он продолжал: – Ты уже сделал это однажды в присутствии народа и сенаторов, но, когда твое прошение, неуместное и не¬ разумное, было отвергнуто, ты стал искать другого слу¬ чая, чтобы вновь высказать его? – Верно, ваша светлость. – В неподобающей одежде ты присоединился к гондольерам, принимавшим участие в гонках, и ока¬ зался первым срчеди гребцов, которые соревновались за право снискать благосклонность сенаторов и нашего пра¬ вителя. – Я пришел в одежде, какую ношу перед лицом пре¬ чистой девы и святого Антония, а если я оказался пер¬ вым на состязаниях, то этим обязан больше доброте и милости человека, что стоит сейчас рядом со мной, чем остаткам сил, еще сохранившихся в этих дряблых муску¬ лах й высохших костях. Святой Марк да помянет его в трудную годину и да смягчит сердца сильных, чтобы они вняли мольбам осиротевшего отца! Вновь среди инквизиторов возникло едва заметное движение, свидетельствовавшее об их изумлении или лю¬ бопытстве, и вновь секретарь умолк. – Ты слышал, что сказал рыбак, Якопо? – промол^ вил один из Трех. – Что ты ответишь на его слова? – Синьор, он сказал правду. – Ты посмел насмехаться над увеселениями города и пренебречь желаниями дожа?, 150