Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 52 страниц)

Нет, нет! Ни на мгновение не пожалел я, что узнал тебя, моя Джельсомина! – Мне было бы больно узнать, что я только приба¬ вила тебе огорчений. Я молода, не знаю жизни, но и мне понятно, что тем, кого любим, мы должны приносить ра¬ дость, а не страдание. – Твоя добрая душа научила тебя этому. Но не кажется ли тебе странным, что такому человеку, как я, разрешили посещать тюрьму без других прово¬ жатых? – Мне это не казалось странным, Карло, но, конечно, это не совсем обычно. – Мы приносили столько радости друг другу, дорогая Джессина, и проглядели то, что должно было нас встре¬ вожить. – Встревожить? – Ну, по крайней мере, насторожить. Ведь коварные сенаторы оказывают милость, лишь преследуя какую-то свою цель. Но прошлого не вернуть; и все равно, я буду помнить каждое мгновение, проведенное с тобой. А теперь пойдем дальше. Омраченное лицо Джельсомины прояснилось, но она по-прежнему не трогалась с места. – Говорят, немногие из ступивших на этот мост воз¬ вращаются снова к жизни, – сказала девушка дрожащим голосом. – А ты даже не спросишь, почему мы здесь, Карло! Недоверие мелькнуло в глазах браво, когда он метнул взгляд на кроткую девушку. Но выражение отваги, к ко¬ торому она так привыкла, не оставило его лица. – Если ты хочешь, чтобы я был любопытен, пожа¬ луйста, – сказал он. – Зачем ты пришла сюда и более того – раз мы здесь, чего ты медлишь? – Наступает лето, Карло, – шепнула она еле слыш¬ но, – и мы напрасно искали бы в камерах... – Я понял, – сказал он. – Идем дальше! Джельсомина с грустью посмотрела в лицо своему спутнику, но, не заметив на нем признаков страдания, которое он испытывал, двинулась дальше. Якопо говорил хрипло; привыкший всегда скрывать свои чувства, он не проявил слабости и теперь, ибо знал, какое страдание причинит этому нежному и верному существу, отдавшему ^ему всю свою искреннюю и преданную любовь, в заро¬ 248

ждении которой равно сыграли роль и образ жизни Джельсомины и ее природное чистосердечие. Для того чтобы читатель понял намеки, казавшиеся столь ясными нашим влюбленным, необходимо объяснить еще одну отвратительную черту политики Венецианской республики. Что бы ни утверждало государство в своих официаль¬ ных заявлениях, истинный характер управления страной безошибочно проявляется в том, как эти заявления осу¬ ществляются практически. Правительства, созданные для народного блага, неохотно и осторожно применяют силу, считая своим долгом защищать, а не притеснять слабых;1 но чем эгоистичнее становится правление, тем страже и безжалостнее методы, к которым прибегают власть иму-. щие. Так в Венеции, где вся политическая система дер¬ жалась на узкой олигархии, сенат в своем рвении не по¬ щадил даже достоинства номинального властителя, и Дво¬ рец Дожей был осквернен существованием в нем темниц. Это величественное здание имело отдельные камеры для лета и для зимы. Читатель, быть может, готов надеяться, что узникам таким образом оказывали некоторое снисхо¬ ждение, но это значило бы лишь приписывать милосер¬ дие организации, представители которой до последней ми¬ нуты ее существования не одарили ее никакими челове¬ ческими добродетелями. О страданиях узника никто не задумывался: его зимняя камера находилась ниже уровня каналов; летом же он томился под свинцовой крышей, где задыхался от палящего южного солнца. Как читатель, ве¬ роятно, уже догадался, Якопо проник в тюрьму ради какого-то заключенного; это краткое объяснение поможет читателю понять тайные намеки спутницы браво. Тот, кого они искали, был действительно переведен из сырого застенка, где он мучился зимой и весной, в раскаленную камеру под крышей. Джельсомина шла впереди с грустным видом, глубоко разделяя горе своего спутника, но считая ненужным оття¬ гивать долее это свидание. Ей пришлось сообщить ему весть, которая страшно угнетала ее душу, и, подобно большинству людей с мягким характером, она мучилась этой обязанностью, но теперь, исполнив свой долг, почув¬ ствовала заметное облегчение. Они поднимались по беско¬ нечным лестницам, открывали и закрывали бесчисленные двери, молча пробирались по узким коридорам, прежде. 249

чем достигли цели. Пока Джельсомина выбирала ключ из большой связки, чтобы отпереть дверь, браво с трудом вдыхал раскаленный воздух. Они обещали, что это больше не повторится! – сказал он. – Но изверги не помнят своих клятв! – Карло! Ты забыл, что мы во Дворце Дожей, шеп¬ нула девушка, пугливо оглянувшись по сторонам. – Я не забываю ничего, что касается республики! Вот где держу! – сказал Якопо, ударив себя по лбу. —* Остальное хранится в моем сердце. Это не может длиться вечно, бедный Карло, при¬ дет и конец. Ты права, – хрипло ответил браво. – И даже рань¬ ше, чем ты думаешь! Но это неважно. Открой дверь. Джельсомина медлила, но, встретив нетерпеливый взгляд браво, отперла дверь, и они вошли. – Отец! – воскликнул браво, опускаясь на соломен¬ ную подстилку, лежавшую прямо на полу. Истощенный и слабый старик поднялся, услышав это слово, и его глаза – глаза человека с помутившимся разу¬ мом – заблестели в ту минуту еще ярче, чем глаза его сына. – Я боялся, отец, что ты заболеешь от этой резкой перемены, – сказал браво, опустившись на колени рядом с подстилкой. – Но твои глаза, твои щеки, весь вид го¬ раздо лучше, чем был в том сыром подвале. – Мне здесь хорошо, – ответил узник. – Тут светло. Может быть, слишком светло, но если бы ты знал, мой мальчик, как радостно видеть день после такой долгой ночи! – Ему лучше, Джельсомина! Они еще не убили его. Посмотри, и глаза у него блестят, и на щеках румянец! – Когда после зимы узников выводят из нижних темниц, они всегда так выглядят, – прошептала девушка. – Какие новости, сынок? Как мать? Браво опустил голову, чтобы скрыть боль, которую вызвал у него этот вопрос, заданный, наверно, уже в сотый раз. – Она счастлива, отец, как может быть счастлива вдали от тебя, которого так любит. – Она меня часто вспоминает? Последнее слово, что я слышал от нее, было твое имя. 250

– Отец! – воскликнул браво, опускаясь па соломенную подстилку, лежавшую прямо на полу.

А как твоя кроткая сестра? Ты о ней ничего не говоришь. – Ей тоже хорошо, отец. – Перестала ли она считать себя невольной причиной моих страданий? – Да, отец. – Значит, она больше не мучается тем, чему нельзя помочь? Браво взглянул на бледную, безмолвную Джельсоми– ну, словно ища поддержки у той, которая разделяла его горе. – Она больше не мучается, отец, – произнес он, си¬ лясь говорить спокойно. – Ты всегда нежно любил сестру, мальчик. У тебя доброе сердце, я-то уж знаю. Если бог и наказал меня, то он же и осчастливил хорошими детьми! Наступила долгая пауза, во время которой отец, ка¬ залось, вспоминал прошлое, а сын радовался тому, что наступило молчание: вопросы старика терзали его душу – ведь те, о ком он расспрашивал, давно умерли, пав жертвами семейного горя. Старик задумчиво посмотрел на сына, по-прежнему стоявшего на коленях, и сказал: – Вряд ли твоя сестра когда-нибудь выйдет замуж... Кто захочет связать себя с дочерью осужденного? – Она и не думает об этом... Ей хорошо с матерью! – Этого счастья республика не сможет ее лишить. Есть хоть какая-нибудь надежда повидаться с ними? – Ты увидишь мать... Да, в конце концов тебе доста¬ вят эту радость. – Как давно я никого из родных, кроме тебя, не ви¬ дел! Опустись на колени, я хочу тебя благословить. Якопо, который поднялся было, вновь опустился на колени, чтобы получить родительское благословение. Губы старика шевелились, а глаза были обращены к небу, но слов его не было слышно. Джельсомина склонила голову и присоединила свои молитвы к молитвам узника. Когда эта немая сцена кончилась, Якопо поцеловал иссохшую руку отца. – Есть надежда на мое освобождение? – спросил ста¬ рик. – Обещают ли они, что я снова увижу солнце? – Да. 252

– Хоть бы исполнились их обещания! Все это страш¬ ное время я жил надеждой. Ведь я, кажется, нахожусь в этих стенах уже больше четырех лет. Якопо ничего не сказал, ибо знал, что старик помнил время только с тех пор, как сыну разрешили посещать его. – Я все надеюсь, что дож вспомнит своего старого слугу и выпустит меня на свободу. Якопо снова промолчал, ибо дож, о котором говорил отец, давно умер. – И все-таки я должен быть благодарен, дева Мария и святые не забыли меня. Даже в неволе у меня есть развлечения. – Вот и хорошо! воскликнул браво. – Как же ты смягчаешь здесь свое горе, отец? – Взгляни сюда, мальчик, – сказал старик, глаза ко¬ торого лихорадочно блестели, что было следствием недав¬ ней перемены камеры и признаком развивающегося сла¬ боумия. – Ты видишь трещинку в доске? От жары она становится все шире; с тех пор как я живу в этой камере, расщелинка увеличилась вдвое, и мне иногда кажется, что, когда она дотянется вот до того сучка, сенаторы сжа¬ лятся и выпустят меня отсюда. Такая радость смотреть, как трещинка растет и растет с каждым годом! – И это все? – Нет, у меня есть и другие развлечения. В прошлом году в камере жил паук; он плел свою паутину вон у той балки. Я очень любил смотреть на него. Как думаешь, он вернется сюда? – Сейчас его не видно, – тихо сказал браво. – Все-таки я надеюсь, он вернется. Скоро прилетят мухи, и тогда он снова выползет за добычей. Они могут ложно обвинить меня и разлучить на долгие годы с же¬ ной и дочерью, но они не должны лишать меня всех моих радостей! Старик смолк и задумался. Какое-то детское нетерпе¬ ние загорелось в его глазах, и он переводил взгляд с тре¬ щины в доске – свидетельницы его долгого заточения —* на лицо сына, словно вдруг усомнившись в своих ра¬ достях. – Ну что ж, пусть заберут и паука! – сказал он, спрятав голову под одеяло. – Я не стану их проклинать! – Отец! 253

Узник не отвечал. – Отец! – Якопо! Теперь умолк браво. Хотя душа его рвалась от нетер¬ пеливого желания взглянуть в открытое лицо Джельсо– мины, которая слушала затаив дыхание, он ие решался даже украдкой посмотреть в ее сторону. – Ты слышишь меня, сын? – сказал старик, высовы¬ вая голову из-под одеяла. – Неужели у них хватит же¬ стокости выгнать паука из моей камеры? – Они оставят тебе это удовольствие, отец, ведь оно не грозит ни их власти, ни славе. Пока сенат держит народ за горло и сохраняет при этом свое доброе имя, твоей радости не станут завидовать! Ну хорошо. А то я боялся: ведь грустно лишиться единственного друга в камере! Якопо как мог старался успокоить старика и поне¬ многу перевел разговор на другие предметы. Он положил рядом с постелью свертки с едой, которые ему было до¬ зволено приносить, и, еще раз обнадежив отца скорым освобождением, собрался уходить. – Я постараюсь верить тебе, сын мой, *– сказал ста¬ рик; у него были основания сомневаться в том, что он слышал уже много раз. Я сделаю все, чтобы верить. Скажи матери – я всегда думаю о ней и молюсь за нее, и от имени твоего несчастного отца благослови сестру. Браво покорно опустил голову, всячески стремясь уклониться от дальнейшего разговора. По знаку отца он вновь стал на колени и получил прощальное благослове¬ ние. Затем, приведя в порядок камеру и попытавшись увеличить щели между досками, чтобы воздух и свет сво¬ боднее проходили в помещение, Якопо вышел. Браво и Джельсомина не проронили ни слова, идя за¬ путанными коридорами, по которым они, раньше подня¬ лись наверх, пока снова не очутились на Мосту Вздохов. Здесь редко ступала человеческая нога, поэтому девушка с чисто женской сообразительностью выбрала это место для разговора с Якопо. – По-твоему, он изменился? спросила она, присло¬ нившись к арке. – Очень. Ты думаешь о чем-то страшном! *=– Я не умею притворяться перед тобой, Джельсомина. 254

•– Но ведь есть надежда. Ты же сам сказал ему, что; есть надежда! – Пресвятая дева Мария, прости мне этот обман! Ему недолго осталось жить, и я не мог лишить его по¬ следнего утешения. – Карло! Карло! Почему же ты так спокоен? В пер¬ вый раз ты говоришь об этой несправедливости так спо¬ койно! ^ Это потому, что освобождение его близко. – Но ведь ты только сейчас говорил, что для него нет спасения, а теперь —»что скоро придет освобожде¬ ние! – Его принесет смерть. Перед ней бессилен даже гнев сената. – Неужели конец близок? Я не заметила перемены. ^ Ты добра и предана своим друзьям, милая Джель– сомина, но о многих жестокостях не имеешь никакого представления, для тех же, кто, как я, повидал на своем веку немало зла, мысль о смерти приходит часто. Страда¬ ния моего бедного отца скоро кончатся, потому что силы покидают его! Но, даже если бы это было не так, можно было предвидеть, что у них найдутся средства ускорить его конец. – Уж не думаешь ли ты, что кто-то в тюрьме причи¬ нит ему зло? – Тебе и всем, кто с тобой, я верю! Это святые по¬ местили сюда твоего отца и тебя, Джельсомина, чтобы злодеи не имели слишком большой власти на земле. – Я не понимаю, Карло, но тебя часто трудно понять. Твой отец произнес сегодня имя, которое я бы никак не хотела связывать с тобой. Браво быстро кинул на девушку беспокойный и по¬ дозрительный взгляд и затем цоспешно отвернулся. – Он назвал тебя Якопо! – продолжала она. Иногда устами мучеников глаголят святые! Неужели ты думаешь, Карло, отец подозреваёт се¬ нат в том, что он хочет прибегнуть к услугам этого чу¬ довища? – В этом нет ничего удивительного: сенат нанимал людей и похуже. Но, если верить тому, что говорят, они хорошо с ним знакомы. – Не может быть! Я знаю, ты разгневан на сенат за горе, которое он причинил вашей семье, но неужели ид 255

веришь, что он когда-нибудь имел дело с наемным убий¬ цей? – Я повторил лишь то, что каждый день слышу на каналах. – Я бы очень хотела, Карло, чтобы отец не называл тебя тем страшным именем! – Ты слишком благоразумна, чтобы огорчаться из-за одного слова, Джельсомина. Но что ты скажешь о моем несчастном отце? – Наше сегодняшнее посещение было не похоже на все остальные, в которых я сопровождала тебя. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что раньше и тебя са¬ мого не оставляла надежда, которой ты подбадривал отца, а теперь отчаяние будто приносит тебе какое-то жуткое удовольствие. – Твоя тревога обманывает тебя, – возразил браво еле слышным голосом. – Тревога обманывает тебя, Джель¬ сомина. Не будем больше говорить об этом. Сенат в кон¬ це концов окажет нам справедливость. Это почтенные люди, высокого рода и знатных семей. Было бы безумием не доверять этим патрициям. Разве ты не знаешь, что тот, у кого в жилах течет благородная кровь, свободен от всех слабостей и соблазнов, которым подвержены мы, люди низкого происхождения? Такие люди от рождения стоят выше слабостей, присущих простым смертным; они никому и ничем не обязаны, и поэтому непременно будут справедливы! Тут все разумно, и нечего в этом сомне¬ ваться! – Сказав это, браво с горечью рассмеялся. – Ты шутишь, Карло. Каждый может причинить зло другому. Только те, кому покровительствуют святые, не творят зла. – Ты рассуждаешь так потому, что живешь в тюрьме и молишься непрерывно. Нет, глупенькая, есть люди, ко¬ торые из поколения в поколение рождаются мудрыми, честными, добродетельными, храбрыми, неподкупными и созданными для того, чтобы бросать в тюрьмы тех, кто родился в нищете! Где ты провела свою жизнь, Джельсо¬ мина, чтобы не почувствовать эту истину, пропитавшую даже воздух, которым ты дышишь? Ведь это же ясно, как день, и очевидно... очевидно, как эти стены! Робкая девушка отшатнулась и, казалось, едва не по¬ бежала прочь, от браво: ни разу за все их бесчисленные встречи и откровенные беседы она не слышала такого 256

горького смеха и не видела такого неистовства в его взгляде. – Я могу подумать, Карло, что отец назвал тебя тем именем не случайно, – сказала она наконец, придя в себя и укоризненно взглянув на все еще взволнованное лицо браво. – Это дело родителей называть своих детей, как они хотят... Но довольно об этом. Я должен идти, милая Джельсомина, и покидаю тебя с тяжелым сердцем. Ничего не подозревавшая Джельсомина сразу же по¬ забыла о своей тревоге. Расставание с человеком, извест¬ ным ей под именем Карло, часто наводило на нее грусть, но теперь у нее на душе было особенно горько от этих слов, хотя она и сама не знала почему. – Я знаю, у тебя свои дела, и о них нельзя забы¬ вать. Хорошо ли ты зарабатывал на своей гондоле в по¬ следнее время? – Нет, я и золото – мы почти незнакомы! И потом, ведь власти всю заботу о старике оставили мне. – Ты знаешь, Карло, я не богата, но все, что у меня есть – твое, – сказала Джельсомина чуть слышно. – И отец мой беден, иначе он не стал бы жить страданиями других, храня ключи от тюрьмы. – Он причиняет меньше зла, чем те, кто нанял его! Если у меня спросят, хочу ли я носить «рогатый чепец», нежиться во дворцах, пировать в роскошных залах, весе¬ литься на таких празднествах, как вчерашнее, участво¬ вать в тайных советах и быть бессердечным судьей, обре¬ кающим своих ближних на страдания, или же служить простым ключником в тюрьме, я бы ухватился за послед¬ нюю возможность, не только как за более невинную, но и куда более честную! – Люди рассуждают иначе, Карло. Я боялась, что ты постыдишься взять в жены дочь тюремщика. А те¬ перь, раз ты так спокойно говоришь об этом, не скрою от тебя —я плакала и молила святых, чтобы они даро¬ вали мне счастье стать твоей женой. – Значит, ты не понимаешь ни людей, ни меня! Будь твой отец сенатором или членом Совета Трех и если бы это стало известно, у тебя были бы причины печалить¬ ся... Но уже поздно, Джельсомина, на каналах темнеет, и я должен идти. 257

Девушка с неохотой признала, что он прав, и, выбрав ключ, отворила дверь крытого моста. Пройдя несколько коридоров и лестницу, они вышли к набережной. Здесь браво поспешно простился с ней и покинул тюрьму* Глава XX Так ошибаются одни лишь новички< Байрон, «Дон Жуан» Как обычно, с наступлением вечера Пьяцца оживи– лась, и по каналам заскользили гондолы. В галереях по¬ явились люди в масках, зазвучали песни и возгласы. Ве¬ неция снова погрузилась в обманчивое веселье. Выйдя из тюрьмы на набережную, Якопо смешался с толпой гуляющих, которые, скрывшись под масками, на– правлялись к площадям. Проходя по нижнему мосту че¬ рез канал Святого Марка, он замедлил на мгновение шаг, бросил взгляд на остекленную галерею, откуда только что вышел, и снова двинулся вперед вместе с толпой, не пе¬ реставая думать о бесхитростной и доверчивой Джельсо– мине.. Медленно прогуливаясь вдоль темных аркад Бро– лио, Якопо искал глазами дона Камилло Монфорте. Он встретил его на углу Пьяцетты и, обменявшись с ним условными знаками, никем не замеченный, двинулся дальше. Сотни лодок стояли у набережной Пьяцетты. Якопо разыскал среди них свою гондолу и, выведя ее на сере¬ дину канала, быстро погнал вперед. Несколько ударов веслом – и он очутился у борта «Прекрасной соррентин– ки». Хозяин фелукки, как истый итальянец, беспечно про¬ гуливался по палубе, наслаждаясь вечерней прохладой; его матросы, усевшись на баке, пели или, вернее, однооб¬ разно тянули песню о далеких морях. Приветствие было коротким и грубоватым, каким всегда обмениваются люди этого сословия. Но, видно, хо¬ зяин ждал гостя, потому что он сразу повел его на даль¬ ний конец палубы, чтобы матросы не слышали их раз¬ говора. – Что-нибудь важное, Родриго? – спросил моряк, узнав браво по условному знаку и называя его вымыш– 258

лепным именем, так как не знал настоящего. – Как ви¬ дишь, у нас время даром не пропало, хотя вчера и был праздник, – Ты готов к плаванию? – Хоть в Левант, или к Геркулесовым Столбам, как будет угодно сенату. Мы поставили паруса, едва солнце спряталось за вершины гор, и, хотя может показаться, что мы беспечны, известите нас только за час, и мы успеем обогнуть Лидо. – В таком случае, считай, что тебя известили. – Синьор Родриго, вы доставляете товар на перепол¬ ненный рынок! Мне уже сообщили, что сегодня ночью мы понадобимся. Подозрение, мелькнувшее в глазах браво, ускользнуло от внимания моряка, который придирчиво осматривал оснастку фелукки перед дальней дорогой. – Ты прав, Стефано, – сказал браво. – Но иногда не вредно и повторить предупреждение. Быть наготове – первое дело в деликатных поручениях. – Не хотите ли посмотреть сами, синьор Родриго? —> спросил моряк, понизив голос. – Конечно, нельзя срав¬ нить «Прекрасную соррентинку» с «Буцентавром», но ведь она только поменьше, а в остальном здесь ничуть не хуже, чем во Дворце Дожей. Раз моим пассажиром будет дама, «Прекрасная соррентинка» с особой готовностью выполнит свой долг! – Хорошо. Если тебе известны даже такие подробно¬ сти, ты, конечно, сделаешь все, чтобы с честью выполнить порученное;.. – Да они мне и половины не сказали, синьор! – пре¬ рвал его Стефано. =– Уж очень мне не по душе таинствен¬ ность, с которой в Венеции ведут дела. Не раз случалось, что мы неделями стояли в каналах с трюмами, чистыми, как совесть монаха, когда вдруг приходил приказ сняться о якоря, имея на борту всего-навсего одного гонца, кото¬ рый залезал на свою койку, лишь только мы покидали порт, а выходил на берегу Далмации или где-нибудь сре¬ ди греческих островов. – В таких случаях деньги тебе доставались легко! – Черт возьми! Будь у меня в Венеции надежный друг и помощник, я бы нагрузил фелукку такими това¬ рами, которые на другом берегу принесли бы мне доход! Какое дело сенату = ведь я ему преданно служу, – если .259

заодно я выполню свой долг перед славной женщиной и тремя смуглыми ребятишками, оставшимися дома, в Ка¬ лабрии? – Все это верно, Стефано. Но сам знаешь, что се¬ нат – хозяин суровый. Дела такого рода требуют осто¬ рожного подхода. – Никто не знает этого лучше, чем я, потому что, помнишь, когда того торговца высылали из города со всем его скарбом, мне пришлось выкинуть в море не¬ сколько бочонков, чтобы освободить место для его хлама! Сенат обязан вознаградить меня за эту потерю, не так ли, синьор Родриго? – Ты, видно, не прочь возместить ее сегодня ночью? – Дева Мария! Может быть, вы и есть сам дож, синь¬ ор,– я ведь о вас ничего не знаю! Но готов поклясться перед алтарем, что за вашу проницательность вам бы сле¬ довало быть по крайней мере сенатором. Если у синьоры будет не слишком много пожитков, а у меня хватит вре¬ мени, я смогу порадовать жителей Далмации кое-какимп товарами из краев, лежащих по ту сторону Геркулесовых Столбов. – Ты же знаешь, какое дело тебе предстоит, вот и суди сам, можно ли тут еще заработать. – Святой Януарий, открой мне глаза! Мне ни слова больше не сказали, кроме того, что молоденькая особа, в которой очень заинтересован сенат, покинет сегодня но¬ чью город и направится к восточному берегу. Я был бы счастлив услышать от вас, если это не обременит вашу совесть, синьор Родриго, кто будет сопровождать эту синьору. – Все узнаешь, когда придет время. А пока советую тебе держать язык за зубами, потому что Святой Марк, не шутит с теми, кто его задевает. Рад видеть, что ты готов к отплытию, достойный капитан, желаю тебе доброй ночи и удачного плавания. А теперь вверяю тебя твоему хо¬ зяину... Да, погоди, я хотел бы знать, когда поднимется попутный береговой ветер. – В делах вы точны, как компас, синьор, но вы не очень снисходительны к своим друзьям. Сегодня был очень жаркий день, и потому ветер с Альп подует не раньше полуночи. – Это хорошо! Смотри же, я не спущу с тебя глаз. Еще раз – прощай! 260

Черт возьми! Ты ведь ничего не сказал про груз! – Он будет скорее ценным, чем тяжелым! – небреж¬ но бросил Якопо, отводя гондолу от фелукки. Послышался плеск весла, и, в то время как Стефано, стоя на палубе, обдумывал, как бы извлечь из всего этого побольше выгоды, гондола легко и быстро скользила к на¬ бережной. Путь коварства извилист подобно следам хитрой ли¬ сицы. Поэтому часто бывают сбиты с толку не только те, кто должен был стать его жертвой, а и те, кто пользуется такими приемами. Расставаясь с доном Камилло, Якопо понял, что ему придется применить все средства, которые подскажут ему природная сообразительность и опыт, что¬ бы узнать, как собирается Совет распорядиться судьбой донны Виолетты. Они простились на Лидо, и, так как лишь Якопо знал об этой беседе, и никто бы, вероятно, не догадался об их недавно заключенном союзе, браво взялся за свои новые обязанности с некоторой надеждой на успех, чего в ином случае могло бы и не быть. Чтобы избежать огласки, сенат имел обыкновение менять своих агентов в особо важных делах. Якопо являлся частым посредником в переговорах между сенатом и моряком, ко¬ торый, как это было ясно показано, нередко осуществлял тайные и, возможно, справедливые поручения республики; но никогда еще не бывало, чтобы сенат находил нужным вовлечь в такое дело еще одного посредника. Якопо было приказано повидать капитана и предупредить, чтобы тот был готов для немедленных действий, но после допроса Антонио Совет больше не прибегал к услугам браво. Чтобы сделать донну Виолетту недосягаемой для сторон¬ ников дона Камилло, сенат счел необходимым принять эту меру предосторожности. Поэтому, вступая на путь исполнения своих новых и важных обязанностей, Якопо очутился в трудном положении. То, что плутующий легко может перехитрить самого себя, вошло в поговорку, и случай с Якопо и служите¬ лями Совета еще раз подтверждает эту истину. Браво об¬ ратил внимание на странное молчание тех, кто обычно прибегал к его услугам в подобных делах, а вид фелукки, которую он заметил, бродя вдоль набережной, дал новое направление его мыслям. О том, как подкрепил его со¬ ображения расчетливый калабриец, мы только что рас¬ сказали. 261

Выйдя на берег, Якопо привязал лодку и поспешил вернуться на Бролио. К тому времени маски и праздно¬ шатающиеся заполнили площадь. Патриции уже поки¬ нули ее: одни для того, чтобы предаться всякого рода раз^ влечениям, другие ради осуществления им одним ведо-* мой таинственной политики, которую они стремились вся¬ чески поддерживать; все они предпочитали укрыться от взоров простого люда в часы обычного веселья, которые должны были наступить. Казалось, Якопо уже получил указания, ибо, убедив-* шись, что дон Камилло ушел, он начал пробираться в толпе с видом человека, имеющего определенную цель. К этому времени площади уже заполнились людьми, и по мень¬ шей мере половина тех, кто пришел провести здесь часы веселья, были в масках. Проходя Пьяцетту нетороплив вым, но уверенным шагом, Якопо пристально оглядывал фигуры встречных и старался рассмотреть их лица. Так он прошел до того места, где сливались обе площади, когда кто-то легонько тронул его за локоть. Якопо не имел обыкновения говорить на площади Святого Марка, особенно в этот час. На его вопроситель¬ ный взгляд человек знаком попросил его следовать за со¬ бой. Он был в костюме домино, полностью скрывавшем фигуру и не оставлявшем никакой возможности опреде¬ лить, кто таится под этим нарядом. Заметив, однако, что его приглашают отойти туда, где меньше народу, браво кивнул в знак согласия, так как это к тому же было ему и по пути. Как только они выбрались из толпы и оказа¬ лись в таком месте, где никто не мог подслушать их раз-« говор, незнакомец остановился. Он чрезвычайно внима¬ тельно оглядел из-под маски фигуру и одежду Якопо и, закончив осмотр, удовлетворенно кивнул. Якопо также осмотрел его, не проронив ни слова. Праведный Даниил! – воскликнул наконец незна¬ комец, поняв, что от спутника не дождешься и слова. – Можно подумать, благородный синьор, что ваш духовник наложил на вас эпитимыо молчания, раз вы отказывае¬ тесь говорить со своим слугой. « Что тебе надо? Меня послали на Пьяццу, чтобы в толпе гондолье¬ ров, ремесленников, слуг и прочего люда, который укра¬ шает эту страну, найти наследника одного из самых древ-* них и знатных домов Венеции.. 202

р– Откуда ты знаешь, что я тот, кого ты ищешь? – Синьор, есть много примет, ускользающих от не¬ внимательного взора, которые, однако, увидит человек опытный. И, когда юные вельможи прогуливаются в тол¬ пе людей, укрывшихся под благородными масками, как в случае с одним патрицием этой республики, их всегда от¬ личишь если не по голосу, то по виду. ^ Ну и хитрец же ты, Осия! Впрочем, твоя хитрость тебя и кормит. – В этом наша единственная защита от всех неспра¬ ведливостей, синьор. Повсюду нас гонят, словно волков, и неудивительно, что иногда нам приходится проявлять волчью ярость. Но зачем это я рассказываю обиды своего народа тому, кто считает жизнь пышным маскара¬ дом? —Ладно, к делу. Я не помню, чтобы был тебе дол¬ жен, и у меня нет невыкупленных закладов. – Праведный Самуил! Светская молодежь не всегда помнит минувшие дни, синьор, иначе вы бы не говорили таких слов. Я не виноват, что вы, ваше сиятельство, склонны позабыть о своих закладах. Но нет дельца на всем Риальто, который бы не подтвердил наши счеты, возросшие уже до значительной суммы. – Ну, положим, ты прав. Так неужели ты будешь вымогать у меня деньги на виду у всей этой толпы, зная, с кем имеешь дело? – Я бы ни за что не решился позорить такого знат¬ ного патриция, синьор, и поэтому не будем больше гово¬ рить на эту тему, считая, что, когда потребуется, вы не станете отказываться от своей подписи и печати. – Мне нравится твое благоразумие, Осия. Это залог тому, что ты пришел ко мне по делу, менее неприятному, чем обычно. Но я спешу. Говори скорее, зачем ты меня звал. Осия, исподтишка и внимательно оглядевшись кругом, приблизился к мнимому патрицию и продолжал: – Синьор, вашей семье грозит большая потеря! Вы уже знаете, что сенат неожиданно освободил вашего отца, знатного и преданного государству сенатора от должно¬ сти опекуна донны Виолетты? Якопо слегка вздрогнул, но это было вполне естест¬ венно для огорченного влюбленного и скорее соответ¬ ствовало принятой им роли, чем разоблачало его. 263

– Успокойтесь, синьор, – продолжал Осия, – все мы в юности переживаем подобные разочарования, это я знаю по собственному тяжкому опыту. Как в торговле, так и в любви трудно предугадать успех. В этих делах видную роль играет золото, и оно, как правило, выиг^ рывает. Но опасность потерять девушку, которую вы лю¬ бите, и все ее состояние, гораздо серьезнее, чем вы ду¬ маете, ибо меня только затем и послали, чтобы пред¬ упредить вас, что ее вот-вот увезут из города. – Куда? – поспешно спросил Якопо, что вполне отве¬ чало характеру его роли. – Вот это-то и надо узнать, синьор! Ваш отец – про¬ ницательный сенатор, и временами ему хорошо. известны все государственные тайны. Но на этот раз он так неуве¬ рен, что, видно, ничего как следует не знает и лишь строит предположения. Праведный Даниил! А ведь когда– то я предполагал, что этот достойный патриций член Со¬ вета Трех! – Он из древнего рода, и его права никем не оспари¬ ваются. Так почему же ему и не быть членом Совета? – Я ничего не имею против, синьор. Это мудрая ор– ганизация, которая творит добро и противодействует злу. На Риальто, где люди больше заняты своими доходами, чем пустой болтовней о действиях своих правителей, ни¬ кто не говорит худо о Тайном Совете. Но, синьор, неза¬ висимо от того, состоит ли он членом Совета или сената, он намекнул на то, что нам грозит опасность потерять... – Нам? Уж, никак, и ты помышляешь о донне Вио¬ летте! – К чему мне эта девушка, синьор, у меня есть своя жена. Я говорю во множественном числе, потому что в этом браке заинтересован не только род Градениго, но и некоторые дельцы Риальто. – Понимаю. Ты опасаешься за свои деньги. – Если б я был из пугливых, я не давал бы их взай¬ мы с такой готовностью. Но, хотя состояния, которое вы унаследуете от отца, хватит, чтобы выплатить любую ссуду, богатство покойного синьора Тьеполо только умно¬ жит ваши гарантии. – Признаю твою прозорливость и понимаю серьез¬ ность твоего предупреждения. Но все-таки мне кажется, что у тебя нет иных оснований, кроме, боязни за свои деньги. 264