Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 52 страниц)

Среди членов страшного триумвирата произошло легкое движение, и секретарь помедлил с вопросом.

– Светлейший сенатор, если преступно пожалеть старика, оплакивающего свое дитя, и пожертвовать соб¬ ственным торжеством ради его любви к мальчику, то я виновен в этом преступлении. После этих слов воцарилось длительное безмолвие. Якопо говорил, как всегда, почтительно, но с тем мрач¬ ным спокойствием, какое составляло, по-видимому, не¬ отъемлемую особенность его характера. Во время ответа инквизитору он был бледен, как обычно, и выражение его горящих глаз, которые так удивительно озаряли и придавали живость его мертвенному лицу, оставалось не¬ изменным. Тайный знак вновь побудил секретаря вер¬ нуться к исполнению своих обязанностей. – Итак, успехом на состязаниях гребцов ты обязан милости соперника – того, что стоит рядом с тобой перед лицом Совета? – Тому свидетели святой Теодор и святой Антоний, покровитель города и мой хранитель. – И единственное твое желание при этом было – вновь высказать уже отвергнутую просьбу за юного мо¬ ряка? – Я не думал ни о чем другом, синьор. Может ли че¬ ловек моих лет и моей судьбы кичиться победой над гон¬ дольерами или радоваться безделушкам вроде игрушеч¬ ного весла и цепочки? – Ты забываешь, что весло и цепь сделаны из золота. – Светлейшие синьоры, золото не может залечить раны, которые горе нанесло истерзанному сердцу. Вер¬ ните мне мое дитя, чтобы не пришлось чужим людям за¬ крыть мне глаза и чтобы мальчик мог услышать добрые наставления, пока есть еще надежда, что он запомнит мои слова, и тогда не нужны мне все богатства Риальто! Пусть вот это сокровище, которое я подношу благород¬ ным синьорам с почтением, подобающим их величию и мудрости, докажет вам правдивость моих слов. Умолкнув, рыбак приблизился к столу неловкой по¬ ходкой человека, не привыкшего находиться в присутст¬ вии знатных особ, и положил на темное сукно кольцо, в котором сверкали камни, по-видимому, исключительной ценности. Изумленный секретарь поднял кольцо и в ожи¬ дании держал его перед глазами судей. 152

– Возможно ли? -=– воскликнул тот из них, кто чаще всех вмешивался в ход допроса. – Оно похоже на наш свадебный залог! – Так и есть, светлейший сенатор: это то самое кольцо, которым дож обручился с Адриатикой в присут¬ ствии послов и народа. – Ты и к этому имеешь какое-нибудь отношение, Якопо? – грозно спросил судья. Браво, с любопытством взглянул на драгоценность и отвечал, неизменно глубоким и твердым голосом: – Нет, синьор, до сих пор я ничего не знал об этой удаче рыбака. Подчиняясь поданному знаку, секретарь возобновил допрос: – Ты должен объяснить нам, Антонио, ничего не утаивая, как эта святыня попала к тебе в руки. Помог ли тебе кто-нибудь добыть ее? – Да, синьор, у меня был помощник. – Немедленно назови его, и мы примем меры, чтобы его задержать'. Это бесполезно. Власть Венеции над ним бес¬ сильна. – Глупец, о чем ты говоришь? Правосудие и власть республики распространяются на всех живущих в ее пре¬ делах. Отвечай без уверток, если тебе дорога жизнь! – Пытаться обмануть вас, чтобы спасти от бича свое старое и немощное тело, значило бы для меня дорожить вещью, ничего не стоящей, и совершить великую глу¬ пость и великий грех. Если вашим светлостям будет угод¬ но меня выслушать, вы увидите, что и я очень хочу по¬ ведать вам, как ко мне попало кольцо. – В таком случае, рассказывай, но не лги. – Видно, вам часто приходится слушать лживые речи, синьоры, раз вы так настойчиво меня предостере¬ гаете; но мы, рыбаки с лагун, не боимся говорить о том* что видели и что делали, потому что большую часть жиз¬ ни проводим на волнах и на ветру, а ими ведь повелевает сам господь бог. У рыбаков, синьоры, есть предание, будто в давние времена один из наших выловил со дна залива кольцо, которым, по обычаю, дож обручился с Адриати¬ кой. Но к чему такое сокровище человеку, если он еже¬ дневно добывает себе пропитание неводом? И он отнес его дожу, как и подобает рыбаку, коему святые нйспо– 153

слали находку, на которую он не имел никаких прав, словно хотели испытать его честность. Об этом поступке нашего собрата много рассказывают на лагунах и на Лидо, и я слышал, в залах дворца есть прекрасная кар¬ тина одного венецианского художника, где/ изображена вся эта история: дож сидит на троне, а счастливый бо¬ соногий рыбак возвращает его высочеству утраченную драгоценность. Надеюсь, синьоры, для этого поверья есть основание, и это льстит нашему самолюбию и помогает многим из нас вести жизнь более праведную и более угодную святому Антонию. – Да... случай такой известен. – А картина, ваша милость? Надеюсь, тщеславие пе обмануло нас и в отношении картины? – Картина, о которой ты говоришь, висит во дворце. – Слава богу! На этот счет у меня были опасения, ибо не часто случается, что богачи и счастливцы обра¬ щают такое внимание на поступки простых, бедных лю¬ дей. Эту картину рисовал сам Тициан, ваша светлость? – Нет, над ней трудился менее знаменитый ху¬ дожник. – Говорят, Тициан умел писать людей словно живых, и я думаю, в честном поступке бедного рыбака такой художник, как он, мог увидеть для себя поистине прекрас¬ ное. Впрочем, может быть, сенат посчитал опасным ока¬ зать нам, жителям лагун, такую честь?. – Продолжай свой рассказ о кольце. – Светлейшие синьоры, я часто думал об удаче моего древнего собрата, и не раз мне снилось, как дрожащей рукой вытягиваю я сети, с нетерпением ожидая, что най-« ду в них это сокровище. И вот то, о чем я так долго мечтал, наконец сбылось. Я старый человек, синьоры, и мало найдется водоемов между Фузиной и Джорджио, куда я не забрасывал сети или удочки, или отмелей, на которые я не вытаскивал снасти. Мне хорошо известно, куда направляется «Буцентавр» во время церемонии, и я постарался устлать там сетями все дно в надежде, что вытащу кольцо. Когда его высочество бросил сокровище, я поставил на этом месте буй. Вот и вся история, синь¬ оры. Помощником моим был святой Антоний. – Какие причины побудили тебя поступить так? – Матерь божья! Разве недостаточно желания вы¬ рвать моего мальчика из тисков галеры? – воскликнул 154

Антонио с горячностью и простодушием, часто соеди¬ няющимися в характере человека. – Я думал, что, если дожу и сенаторам угодно было запечатлеть на. картине случай с кольцом и осыпать почестями одного рыбака, они с радостью вознаградят другого тем, что освободят мальчика, от которого республике вряд ли много пользы, но который дороже всего на свете его деду. – Итак, твоя просьба к его высочеству, участие в состязании гребцов и поиски кольца преследовали одну и ту же цель? – В моей жизни, синьор, только одна цель. Среди членов Совета возникло легкое, но сдержанное движение. – Когда его высочество отказал тебе в твоей просьбе, поданной в неподобающий момент... – Ах, синьор, если у человека седая голова, а рука с каждым днем становится все слабее, он не может вы¬ жидать подходящего момента в таком деле! – прервал рыбак с истинно итальянской горячностью. – Когда тебе было отказано в просьбе и ты отверг награду победителя, ты отправился к своим собратьям и наполнил их уши жалобами на несправедливость Святого Марка и на тиранию сенаторов? – Нет, синьор. Я ушел в печали и с разбитым серд¬ цем, ибо ие думал, что дож и знатные господа отка¬ жут в таком нехитром благодеянии победившему гондоль¬ еру. – И ты не замедлил сообщить об этом рыбакам и без¬ дельникам Лидо? – Ваша светлость, в этом не было надобности – не¬ счастье мое стало известно товарищам, а ведь всегда най¬ дутся языки, готовые болтать лишнее. – Произошло возмущение, во главе которого стоял ты. Смутьяны призывали к мятежу и похвалялись, будто флот лагун сильнее флота республики. – Разница между обоими невелика, синьор, разве что в одном люди плавают на гондолах с сетями, а в другом – на галерах государства. Зачем же братьям уби¬ вать друг друга? Волнение судей стало еще заметнее. Некоторое время они шепотом совещались о чем-то, а затем секретарю, проводившему допрос, передали листок бумаги, где каран¬ дашом было набросано несколько строк* 155

– Ты обращался к своим сообщникам и открыто гово¬ рил о якобы нанесенных тебе обидах; ты осуждал законы, обязывающие граждан служить республике, когда ей при¬ ходится высылать против врагов свой флот. – Трудно молчать, синьор, когда сердце переполнено. – Вы также сговаривались целой толпой прийти во дворец и от имени черни, живущей на Лидо, требовать, чтобы дож отпустил твоего внука. – Нашлись великодушные люди, синьор, которые предлагали это, но остальные советовали обдумать все как следует, прежде чем браться за такое рискованное дело. —■ А ты – каково было твое мнение? – Я стар, ваша светлость, и, хоть не привык, чтобы меня допрашивали знатные сенаторы, все же я достаточ¬ но насмотрелся на то, как управляет республика Святого Марка, чтобы усомниться, будто несколько безоружных рыбаков и гондольеров будут выслушаны без... – Ах, вот как! Значит, гондольеры тоже на твоей стороне! А я-то думал, что они с завистью и досадой от¬ несутся к победе человека, не принадлежащего к их со¬ словию. – Гондольеры тоже люди, им, как и всем людям, трудно было сдержать свои чувства, когда они оказались побежденными, но, услыхав, что у отца отняли сына, они также не могли сдержать свои чувства. Синьор,продол– жал Антонио с глубокой искренностью и поразительным простодушием, – в городе будет много недовольных, если мальчик останется на галерах! – Это твое мнение. А много ли гондольеров было на Лидо? – Когда увеселения закончились, ваша светлость, они начали приходить целыми сотнями, и надо отдать долж¬ ное этим великодушным людям: в своей любви к справед¬ ливости они забыли о собственной неудаче. Черт возьми, эти гондольеры совсем не такой уж плохой народ, как думают некоторые, – они такие же люди, как все, и мо¬ гут посочувствовать человеку не хуже других! Секретарь остановился, ибо он уже исполнил свою обязанность. В мрачной комнате воцарилось глубокое мол¬ чание. После короткой паузы один из судей заговорил. – Антонио Веккио, – произнес он, – ведь ты сам служил на упомянутых галерах, к которым питаешь те¬ 156

перь такое отвращение, и, как я слышал, служил с честью? – Я исполнил свой долг перед Святым Марком, синьор. Я сражался с нехристями, но к тому времени у меня уже выросла борода и я научился отличать добро от зла. Нет долга, который все мы выполняем с большей охотой, чем защита островов и лагун. – И всех остальных подвластных республике земель. Не следует проводить различие между отдельными вла¬ дениями государства. – Существует мудрость, какой господь просветил ве¬ ликих, скрыв ее от бедных и слабых духом. Я вот никак не могу взять в толк, почему Венеция, город, построен¬ ный на нескольких островах, имеет больше прав владеть Корфу или Кандией, чем турки – нами. – Как! Неужели ты смеешь сомневаться в правах республики на завоеванные ею земли?! А может, и все рыбаки так же дерзко отзываются о славе республики? – Ваша светлость, я плохо понимаю права, которые приобретаются насилием. Господь бог дал нам лагуны, но я не знаю, дал ли он нам еще что-нибудь. Слава, о кото¬ рой вы говорите, может быть, не утруждает плечи сена¬ тора, ио она тяжким бременем давит сердце рыбака. – Дерзкий человек, ты говоришь о том, чего не разу¬ меешь! – К несчастью, синьор, природа не дала силы разума тем, кого она наделила великой силой переносить стра¬ дания. Наступила напряженная тишина. – Ты можешь удалиться, Антонио, – сказал судья, который, по-видимому, председательствовал на этих засе¬ даниях Совета Трех. – Ты никому не скажешь ни слова о том, что здесь происходило, и будешь ждать непрере¬ каемого правосудия Святого Марка, зная, что оно неми¬ нуемо свершится. – Благодарю вас, пресветлый сенатор, и подчиняюсь вашему приказу, но сердце мое переполнено, и я хотел бы сказать несколько слов о своем мальчике, прежде чем покину это высокое общество. – Говори, здесь ты можешь свободно высказать все свои желания и печали, если они у тебя есть. Для Свя¬ того Марка нет большего удовольствия, чем выслушивать желания своих детей. 157

– Я вижу, клевещут на республику те, кто называют ее властителей бессердечными честолюбцами! – восклик¬ нул старик с благородной пылкостью, не обращая внима¬ ния на суровое предостережение, сверкнувшее в глазах Якопо. – Сенаторы тоже люди, среди них есть и дети и отцы, так же как среди нас, жителей лагун! – Говори, но воздержись от мятежных и постыдных речей, – полушепотом предупредил его секретарь. – Про¬ должай. – Мне осталось теперь сказать вам немного, синьоры. Я не привык хвастать своими заслугами перед государ¬ ством, но человеческой скромности приходится иногда уступать место человеческой природе. Вот эти шрамы я получил в дни, которыми гордится Святой Марк, на пере¬ довой галере флота, сражавшегося у Греческих островов. Отец моего дорогого мальчика тогда оплакивал меня так же, как я теперь оплакиваю его сына. Да, хоть и стыдно в этом признаться людям, но сказать правду, разлука с мальчиком заставила меня проливать горькие слезы оди¬ ночества в ночной тьме. Много недель я находился между жизнью и смертью, а когда выздоровел и вернулся к своим сетям и своей ра¬ боте, не стал удерживать сына, которого звала респуб¬ лика. Он пошел вместо меня навстречу нехристям – и не вернулся домой. Эта служба была долгом взрослых, умуд¬ ренных опытом мужей, дурное общество галерных греб¬ цов уже не смогло бы воспитать в них безнравственности. Но, когда в когти дьявола толкают детей, отец ие может не горевать, и – если это слабость, я готов в ней при¬ знаться – у меня теперь нет того мужества и той гордо¬ сти, чтобы послать свое дитя навстречу опасностям войны и влиянию развращенных людей, как в дни, когда дух мой был так же крепок, как мои мускулы. Верните же мне моего мальчика, и до того дня, когда он проводит мое старое тело в песчаную могилу, я сумею с помощью святого Антония внушить ему больше твер¬ дости в любви к добру, научить его жить так, чтобы ни¬ какой предательский ветер соблазна не сбивал его лодку с верного пути. Синьоры, вы богаты, сильны, окружены славой, и, хотя самим вашим знатным происхождением и богатством вы можете быть доставлены перед искуше¬ нием творить зло, вы ничего не знаете о тех испытаниях, каким подвергаются бедняки. Что значит искушения са-? 158

мого святого Антония но сравнению с теми, с которыми сталкивается человек в порочном обществе галерных матросов! И еще, синьоры, – хотя, быть может, это вас рассердит, – я скажу, что если у старика не осталось на свете ни одного близкого человека, которого он мог бы прижать к своей груди, кроме единственного мальчика, то хорошо, если б Святой Марк вспомнил, что даже рыбак с лагун имеет такие же человеческие чувства, как и цар¬ ственный дож. Все это я говорю, благородные синьоры, движимый горем, а не злобой; ведь я только хочу вер¬ нуть свое дитя и умереть в мире и со знатными людьми, и с теми, кто мне ровня. – Можешь идти, – сказал один из Трех. – Еще не все, синьор; я хочу сказать кое-что о тех, кто живет на лагунах и кто громко негодует, когда юно¬ шей загоняют на галеры. – Мы готовы выслушать их мнение. – Благородные синьоры, если б я стал слово в слово повторять все, что они говорят, это было бы оскорби¬ тельно для вашего слуха! Человек остается человеком, лишь пречистая дева и святые принимают поклонение и молитвы тех, кто носит куртку из грубой шерсти и шапку рыбака. Я хорошо понимаю свой долг перед сенатом и воздержусь от таких грубых речей. Я не стану повторять их бранные слова, синьоры, но они говорят, что Святой Марк должен прислушиваться к смиреннейшим своим подданным не меньше, чем к самым богатым и знатным; что ни один волос не должен упасть с головы рыбака так же, как если бы эту голову венчал «рогатый чепец»; и что не следует человеку клеймить того, на ком сам господь не поставил печати своего гнева. – Неужели они смеют рассуждать так? – Не знаю, рассуждают они или нет, благородный синьор, но так они говорят, и это святая правда. Мы, бед¬ ные люди с лагун, встаем с зарей, чтобы закинуть свои сети, а к ночи возвращаемся домой к своей скудной пище и жесткой постели; но мы бы на это не сетовали, лишь бы сенаторы считали нас людьми и христианами. Я хо¬ рошо знаю, что бог не всех оделил равно; ведь часто слу¬ чается, что я выбираю из моря пустую сеть, в то время когда мои товарищи кряхтят от натуги, вытаскивая свой улов; это делается в наказание за мои грехи или чтоб смирить мое сердце; но выше сил человеческих заглянуть 159

в тайники-души или предречь, какое зло ожидает ребен¬ ка, еще не согрешившего. Святой Антоний ведает, сколь¬ ких лет страданий может впоследствии стоить мальчику его пребывание на галере! Подумайте об этом, синьоры, умоляю вас, и посылайте на войну мужей, укрепившихся в добродетели. – Теперь можешь идти, – сказал судья. – Мне будет горько, – оставив без внимания его сло¬ ва, продолжал Антонио, – если кто-нибудь из моего рода окажется причиной вражды между рожденными повеле¬ вать и рожденными повиноваться. Но природа сильнее даже закона, и я погрешу против нее, если уйду, не ска¬ зав того, что мне следует сказать как отцу! Вы отняли у меня дитя и послали его служить государству с опасно¬ стью для его тела и души, не дав мне возможности хотя бы поцеловать и благословить его на прощание, – кровь от крови и плоть от плоти моей забрали вы себе, будто это кусок дерева из оружейной мастерской; вы отправили мальчика на море, словно он чугунное ядро, вроде тех, которыми забрасывают нехристей. Вы остались глухи к моим мольбам, как если бы это были слова злодея, и после того, как я умолял вас на коленях, изнурял свое дряхлое тело, чтобы развлечь вас, вернул вам драгоцен¬ ность, вложенную в мою сеть святым Антонием, надеясь, что сердце ваше смягчится, после того, как я спокойно беседовал с вами о ваших поступках, вы холодно отвора¬ чиваетесь, как будто я не вправе защищать своего от¬ прыска, которого бог подарил мне для утешения моей старости! Нет, это не хваленое правосудие СвятогоМарка, сенаторы Венеции, вы жестоки, вы отнимаете у бедняка последнюю корку хлеба, а так делать не пристало даже самому хищному ростовщику Риальто! – Не хочешь ли сказать еще что-нибудь, Антонио? ~ спросил судья с коварным намерением заставить рыбака до конца обнажить свою душу. – Разве недостаточно, синьор, что я говорю о моих годах, моей бедности, шрамах и о моей любви к мальчи¬ ку? Я не знаю, кто вы, но ведь от того, что вы скрыли лица под масками и закутались в мантии, вы же не пере¬ стали быть людьми. Если есть среди вас отец или, быть может, человек, на котором лежит еще более святой долг – забота о ребенке умершего сына, я обращаюсь к нему! Как вы можете говорить о справедливости, когда 160

бремя вашей власти давит на тех, кому и так приходится туго. Думайте что хотите, но даже последнему гондольеру известно... Закончить фразу рыбаку помешал Якопо, который грубо зажал ему рот рукой. – Почему ты осмелился прервать жалобы Антонио? – сурово спросил судья. – Не подобает, благородные сенаторы, слушать столь непочтительные речи в присутствии таких знатных особ, – с глубоким поклоном ответил Якопо. – Ослеплен¬ ный любовью к внуку, этот старый рыбак, досточтимые синьоры, может сказать такое, в чем ему потом придется горько раскаиваться, как только пыл его угаснет. – Республика Святого Марка не боится правды! Если у него осталось еще что-нибудь, пусть скажет. Но Антонио стал понемногу приходить в себя. Румя¬ нец, покрывший было обветренные щеки, исчез, грудь его перестала тяжело вздыматься. Как человек, в ком пробу¬ дилось не столько почтение к судьям, сколько благоразу¬ мие, с более спокойным взглядом и лицом, выражавшим свойственную его возрасту покорность и сознание своего низкого положения, он произнес уже мягче: – Если я оскорбил вас, знатные патриции, умоляю забыть горячность невежественного старика, чьи чувства берут верх над его разумом и который лучше умеет говорить правду, чем делать ее приятной для благород¬ ных ушей. Ты можешь удалиться. Вооруженные стражники выступили вперед и, пови¬ нуясь знаку секретаря, вывели Антонио и его спутника в ту самую дверь, через которую они вошли. За ними по¬ следовали и должностные лица Совета, а тайные судьи остались одни в зале суда. Глава XIII О дни, что нам в удел достались! Шелтон Воцарилась тишина, которая часто сопутствует само¬ созерцанию и, возможно, осознанному сомнению в избран¬ ных средствах. Затем члены Совета Трех все вместе под¬ 161

нялись и начали не спеша освобождаться от скрывавших их облачений. Они сняли маски, обнаружив свои немоло¬ дые лица, на коих мирские заботы и страсти оставили та¬ кие глубокие следы, какие уже ни покой, ни отрешение от мира не могли стереть. Пока они разоблачались, никто не произнес ни слова, ибо дело, которым они только что занимались, вызвало у каждого чувства непривычные и неприятные. Избавившись наконец от ненужных уже ман¬ тий и масок, они придвинулись ближе к столу; каждый искал душевного и телесного отдыха, что естественно после той скованности, в какой они находились столь длительное время. – Перехвачены письма французского короля, – заго¬ ворил один, после того как прошло достаточно времени, чтобы все могли собраться с мыслями. – Речь в них идет как будто о новых замыслах императора. – Возвратили их послу? Или вы полагаете, что под¬ линники следует представить сенату? – спросил другой. – Об этом мы еще посоветуемся в свободное время. У меня нет больше никаких новостей, кроме той, что при¬ каз перехватить папского гонца выполнить не удалось. – Секретари уже сообщили мне это. Мы должны рас¬ следовать причину небрежности агентов, поскольку есть все основания полагать, что в случае поимки гонца мы получили бы много полезных сведений. – Неудавшаяся попытка стала известна народу, и о ней много говорят. Необходимо поэтому издать приказы об аресте грабителей, иначе престиж республики понесет урон в глазах ее друзей. В нашем списке есть немало лиц, давно заслуживающих наказания; в тех местах, где про¬ изошло все это, найдутся люди, которым можно приписать подобный проступок. – Этим нужно заняться со всей тщательностью, ибо дело, как вы говорите, очень важное. Правительство, равно как и частное лицо, пренебрегающее своей репута¬ цией, не может рассчитывать надолго сохранить уваже¬ ние своих друзей. – Честолюбивые притязания дома Габсбургов не дают мне спать спокойно! – воскликнул другой, с отвращением отбросив бумаги, которые перед этим просматривал. – Клянусь святым Теодором! Сколь пагубно для нации же¬ лание увеличить свои владения и распространить свою неправедную власть, перейдя все границы разума и есте¬ 162

ства! Уже много веков никто не оспаривает наших прав на владение провинциями, приспособленными к государ¬ ственному устройству Венеции, чьи нужды и желания они удовлетворяют, – провинциями, которые с доблестью завоевали наши предки и которые неотъемлемы от нас так же, как наши закоренелые привычки; и все же они становятся предметом алчной зависти нашего соседа, и мы своей все растущей слабостью потворствуем его тще¬ славной политике. Синьоры, размышляя о нравах и стра¬ стях людей, я теряю всякое к ним уважение, а когда я изучаю их склонности, то чувствую, что цредпочел бы ро¬ диться собакой. Кто станет спорить, что среди всех пра¬ вителей на земле австрийский император одержим самой неутолимой жаждой власти? – Вы полагаете, досточтимый синьор, что он пре¬ восходит в этом даже государя Кастилии? Тогда вы недо¬ оцениваете страстное желание испанского короля присо¬ единить Италию к своим владениям. – Габсбурги или Бурбоны, турки или англичане – всеми ими, как видно, движет одна и та же неукротимая жажда власти; и вот теперь, когда Венеции не на что больше надеяться, кроме сохранения ее нынешних преимуществ, ничтожнейшее из наших владений стано¬ вится предметом завистливых вожделений наших врагов. Это кипение страстей так изнурительно, что поневоле за¬ хочешь покончить с правительственной деятельностью и удалиться в монастырь на покаяние! – Всякий раз, когда я вас слушаю, синьор, я ухожу Отсюда умнее, чем пришел! Иоистине стремление чуже¬ земцев ущемить наши права, обретенные – это. можно сказать с уверенностью – нашей кровью и нашими день¬ гами, со дня на день становится все заметнее. Если оно вовремя не будет пресечено, у Святого Марка не оста¬ нется в конце концов и клочка земли, достаточного, чтобы к нему могла причалить хоть одна гондола. – Достопочтенный синьор, прыжки Крылатого Льва становятся короче, иначе подобных вещей не случалрсь бы! Мы бессильны теперь убеждать или приказывать, как в прежние времена, а в наших каналах вместо тяжело груженных парусников и быстроходных фелукк плавают лишь скользкие водоросли. – Португальцы нанесли нам непоправимый урон – ведь без их африканских открытий мы все еще могли бы 163

держать в своих руках торговлю с Индией. Всем сердцем ненавижу эту нечистую нацию, помесь готтов с маврами! – Я воздерживаюсь от суждений относительно их происхождения или поступков, друзья мои, чтобы пред¬ убеждение не могло разжечь в моем сердце чувства, не¬ подобающие человеку и христианину. В чем дело, синьор Градениго, о чем вы задумались? Третий член Тайного Совета, оказавшийся человеком, уже знакомым читателю, не произнес ни слова, с тех пор как ушел обвиняемый; теперь он медленно поднял го¬ лову, выведенный этим обращением из состояния задум¬ чивости. – Допрос рыбака оживил в моей памяти сцены дет¬ ства, – ответил он с оттенком искренности, какую редко можно было здесь услышать. – Я помню, ты говорил, что он твой молочный брат, – заметил собеседник, с трудом подавляя зевоту. – Мы вскормлены одним молоком и первые годы на¬ шей жизни играли вместе. – Такое мнимое родство часто доставляет неприятно¬ сти. Рад, что ваша озабоченность не вызвана никакой другой причиной, ибо я слышал, что ваш юный наследник в по¬ следнее время проявил склонность к распущенности, и опасался, не стало ли вам, как члену Совета, известно что– либо такое, о чем, как отец, вы предпочли бы не знать. Выражение высокомерия мгновенно исчезло с лица синьора Градениго. Он украдкой недоверчиво и пытливо взглянул на собеседников, сидевших с опущенными гла¬ зами, стремясь прочитать их тайные мысли, прежде чем рискнуть обнаружить свои. – Юноша в чем-нибудь провинился? – спросил сенат– тор неуверенно. – Беспокойство отца вам, конечно, по¬ нятно, и вы не будете скрывать от меня правду. – Синьор, вы знаете, агенты полиции весьма дея¬ тельны, и почти все, что становится известно им, доходит до членов Совета. Но даже в самом худшем случае речь идет не о жизни или смерти. Легкомысленному юноше грозит всего лишь вынужденная поездка в Далмацию или приказ провести лето у подножия Альп. – Что делать, синьоры, юность —пора безрас¬ судств, – заметил отец, облегченно вздохнув. – И, по¬ скольку всякий, кто дожил до старости, был некогда мо¬ лод, мне незачем тратить лишние усилия, чтобы пробудить №

в вас воспоминания о слабостях этого возраста. Полагаю, мой сын не может быть замешан в заговоре против рес¬ публики? – В этом его никто не подозревает. – На лице ста¬ рого сенатора мелькнула тень иронии, когда он произно¬ сил эти слова. – Как сообщают, он слишком настойчиво домогается руки и состояния вашей воспитанницы; но ведь она находится под особой опекой Святого Марка, и никто не может претендовать на ее руку без согласия сената, что должно быть хорошо известно одному из са¬ мых старых и почитаемых его членов. – Таков закон, и я не потерплю, чтобы кто-либо из моей семьи отнесся к нему без должного почтения. Я за¬ явил о своих притязаниях на этот союз открыто и сми¬ ренно и всецело полагаюсь на ваше благоволение. Двое остальных вежливо кивнули в знак признания справедливости его слов и правильности поступков, но с видом людей, слишком привыкших к лицемерию, чтобы так легко дать себя обмануть. – Никто в этом не сомневается, достойный синьор Градениго, твоя преданность государству служит приме¬ ром молодым и восхищает людей более зрелых. Можешь ли ты сообщить что-нибудь о привязанностях молодой наследницы? – С огорчением должен сказать, что глубокая призна¬ тельность дону Камилло Монфорте, как видно, сильно подействовала на ее юное воображение, и, как я пред¬ вижу, государству придется преодолеть причуды жен¬ ского сердца, чтобы по своему усмотрению распорядиться судьбой моей воспитанницы. Своенравие этого возраста доставит нам больше затруднений, чем гораздо более серьезные дела. – Постоянно ли девушка окружена подходящим об¬ ществом? – Все ее друзья известны сенату. В столь серьезном деле я никогда не решился бы действовать помимо его воли и согласия. Но дело это щекотливое и требует осто¬ рожного подхода. Так как значительная часть владений моей подопечной находится в церковных землях, то, пре¬ жде чем предпринимать какие-либо решительные дей¬ ствия, необходимо выждать подходящий момент и вос¬ пользоваться ее правами, чтобы перевести ее достояние в пределы республики. Едва имущество будет надежно 165

закреплено за ней, можно без дальнейшего промедления решать ее судьбу в согласии с интересами государства. – Богатство, происхождение и красота девушки могут оказаться в высшей степени полезными в делах, которые последнее время так сильно сковывают, наши действия. Ведь когда-то дочь Венеции, не более прекрасная, чем эта, стала супругой монарха! – Синьор, годы славы и величия миновали. Если се¬ наторы сочтут целесообразным пренебречь естественной склонностью моего сына и выдать мою воспитанницу за¬ муж, руководствуясь лишь интересами республики, то мы достигнем этим не более чем выгодной уступки в каком– либо договоре или незначительного возмещения одной из многочисленных потерь, которые терпит республика. В этом отношении она может принести пользы столько же, если не больше, чем самый старый и мудрый из нас. Но для того чтобы девушка могла поступить по своей воле и ничто не могло бы помешать ее счастью, необхо¬ димо скорее дать ответ на требования дона Камилло. Не лучше ли пойти на соглашение с ним, чтобы он поскорее отправился к себе домой, в Калабрию? – Прежде чем принять столь важное решение, над¬ лежит все тщательно взвесить. – Но герцог уже жалуется на нашу медлительность, и, надо признать, не без оснований! Пять лет прошло с тех пор, как он впервые предъявил свои права. – Синьор Градениго, люди здоровые и полные сил могут действовать стремительно, но тем, кто стар и нетвер¬ до держится на ногах, следует ходить осторожно. Поторо¬ питься в столь важном деле и не извлечь из него выгод для республики значило бы пустить по ветру богатства, которые потом никакой сирокко уже не загонит на наши каналы. Необходимо заставить герцога святой Агаты пойти на наши условия, иначе мы нанесем большой ущерб собственным интересам. – Я намекнул об этом вашим светлостям как о деле, достойном вашего мудрого решения; мне думается, мы не проиграем, удалив с глаз и из памяти влюбленной де¬ вушки столь опасного человека. – Девица очень влюбчива? – Она итальянка, синьор, а наше солнце горячит воображение и будоражит рассудок! 166