Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)

распорядиться тобой, словно ты – бездушный товар, кото¬ рый можно продать с выгодой. Но ты разрушишь их за¬ мыслы! В глазах твоих я читаю благородное решение, Виолетта; ты выскажешь свою волю, и она будет сильнее их коварства и черствости. – Я не допущу, чтобы мною торговали, дон Камилло Монфорте! Руки моей будут добиваться так, как того требует мое происхождение. Возможно, мне все же оста¬ вят свободу выбора. Синьор Градениго в последнее время не раз тешил меня этой надеждой, когда мы говорили об устройстве моей жизни, о чем пора уже подумать в моем возрасте. – Не верь ему. В Венеции нет человека с более хо¬ лодным сердцем, с душой более чуждой состраданию! Он хочет добиться твоей склонности к своему собственному сыну-повесе, человеку без чести, который знается с рас¬ пущенными гуляками и попал теперь в лапы ростовщи¬ ков. Не доверяй ему, он закоренелый лжец. – Если это правда, то ему суждено стать жертвой своей же хитрости! Из всех юношей Венеции мне менее всех по сердцу Джакомо Градениго. – Пора кончать беседу, – произнес монах, решитель¬ но вмешиваясь в разговор й заставляя влюбленного под¬ няться с колен. – Легче избежать мук за грехи, чем скрыться от агентов полиции! Я трепещу, что это посе¬ щение станет известно, ибо мы окружены слугами госу¬ дарства, и нет в Венеции дворца, за которым велось бы более пристальное наблюдение, чем за этим. Если твое присутствие обнаружат, неосторожный молодой человек, юность твоя увянет в тюрьме, а эту чистую и неопытную девушку постигнут по твоей вине незаслуженные гонения и горести. – В тюрьме, падре? – Да, дочь моя, и это еще не самое худшее. Даже не столь тяжелые преступления караются более суровым приговором, когда затронуты интересы сената. – Ты не должен оказаться в тюрьме, Камилло! – Не бойся. Возраст п свойственное монаху смирение сделали его пугливым. Я давно ждал этого счастливого мгновения, и мне хватит одного часа, чтобы Венеция со всеми ее карами стала нам не страшна. Дай мне только благословенный залог своей верности, а в остальном до¬ верься мне. 182

– Ты слышишь, Флоринда! – Подобная решительность пристала мужчине, доро¬ гая, но не тебе. Благородной девушке следует ждать ре¬ шения опекунов, данных ей судьбой. – А вдруг выбор падет на Джакомо Градениго? – Сенат не станет и слушать об этом! Двуличие его отца тебе давно уже известно; а по тому, как он скрывает свои действия, ты должна была догадаться, что он со¬ мневается в благосклонности сенаторов. Республика поза¬ ботится о том, чтобы устройство твоей судьбы оправдало твои надежды. Многие домогаются твоей руки, и опекуны лишь ждут предложений, какие более всего отвечали бы твоему высокому происхождению. – Предложений, соответствующих моему происхож¬ дению? – Они ищут супруга, который подходил бы тебе ле¬ тами, происхождением, воспитанием и надеждами на бу¬ дущее. – Значит, дона Камилло Монфорте нужно считать человеком, стоящим ниже меня? Тут вновь вмешался монах. – Пора окончить свидание, – сказал он. – Все, чье внимание привлекла ваша неуместная серенада, синьор, уже успели отвлечься, и вам следует уйти, если вы хоти¬ те сохранить верность своему слову. – Уйти одному, падре? – Неужели донна Виолетта должна покинуть дом своего отца столь поспешно, словно попавшая в немилость служанка? – Нет, синьор Монфорте, вы не должны были ожи¬ дать от этого свидания больше, чем зарождения надежды на будущую благосклонность, чем некоего обещания... – сказала донна Флоринда. – И это обещание?.. Виолетта перевела взгляд со своей наставницы на возлюбленного, с возлюбленного – на монаха и опустила глаза: – Я даю его тебе, Камилло. Испуганные возгласы вырвались одновременно у гу¬ вернантки и монаха. – Прости меня, дорогая Флоринда, – смущенно, но решительно продолжала Виолетта, – если я обнадежила дона Камилло и тем заслужила неодобрение твоего благо– 183

разуадия и девической скромности, мо подумай сама*: если бы он не поспешил в свое время броситься в воды Джу– декки, я бы сейчас вообще не могла оказать ему эту не¬ значительную милость. Должна ли я быть менее велико¬ душной, чем мой спаситель? Нет, Камилло, если . сенат прикажет мне обручиться с кем-нибудь,: кроме: тебя, он обречет меня на безбрачие: стены монастыря навеки скро¬ ют мое горе! Беседа, неожиданно принявшая; столь решительный оборот, была вдруг прервана тихим и тревожным звоном колокольчика: испытанному и верному слуге было при¬ казано звонить, прежде чем войти в • комнату. Но суще¬ ствовало для него и другое предписание: входить, • только если позовут или в случае крайней необходимости; По¬ этому даже в такую важную минуту: этот сигнал насто¬ рожил всех. – В чем дело? – воскликнул кармелит, обратившись к слуге, стремительно вошедшему в комнату. – Почему ты пренебрег моим приказанием? – Падре, этого требует республика! – Неужели Святому Марку угрожает такая опас¬ ность, что приходится звать на Помощь женщин й Мо¬ нахов? – Внизу ждут представители вйастй и именем рес¬ публики требуют, чтобь! их впустили! – Дело становится сёрьезным, – сказал дой Камйлло, один из всех сохранивший присутствие духа. – О моем посещении узнали, и хищная ревность республики разга¬ дала его цель. Призовите всю свою решимость, донна Виолетта, а вы, йадрё, будьте мужественны!'Если то, что мы делаем, – преступление, я возьму вину на себя и из¬ бавлю остальных от расплаты. – Запретите ему это, отец Ансельмо! Милая Фло– ринда, мьх разделим с ним наказание! – в страхе восклик¬ нула совершенно потерявшая самообладание Вирлетта. – Если бы не я, он не совершил бы этого безрассудства. Он не позволил себе ничего, к чему не получил поощрения! Монах и донна Флоринда смотрели друг на друга в немом изумлении, и взгляды их выражали также пони¬ мание того, что надраено люди, движимые одним лишь благоразумием, будут предостерегать тех, чьи чувства стремдтся вырваться из-под опеки. 18!

Монах жестом призвал всех к молчанию и обратился к слуге: :– Кто эти представители республики? – спросил он, – Падре, это чиновники правительства и, судя по всему, высокого ранга. – Чёго они хотят? Чтобы их допустили к донне Виолетте. – Пока еще есть надежда! – сказал монах, вздохнув с облегчением. Он пересек комнату и отворил дверь, ко¬ торая вела в дворцовую часовню. Скройтесь в этой свя¬ щенной обители, дон Камилло, а мы станем ждать объяс¬ нения столь неожиданного визита. Поскольку нельзя было больше терять ни минуты, герцог тотчас же исполнил приказание монаха. Он вошел в молельню, и, как только за ним закрылась дверь,; до¬ стойного всяческого доверия слугу послали за теми, кто ждал снаружи. Однако в комнату вошел только один из них. С пер¬ вого взгляда ожидавшие узнали в нем. человека важного, известного правительственного сановника, которому часто поручалось выполнение тайных и весьма тонких дел. Из почтения к тем,, чьим посланником он являлся, донна Виолетта пошла к нему навстречу, и самообладание, свой¬ ственно^ людям высшего света, вернулось к ней* – Я тронута вниманием моих прославленных и гроз¬ ных хранителей, – сказала она, благодаря чиновника за низкий поклон, которым он приветствовал богатейшую наследницу в Венеции. – Чему обязана я этим посеще¬ нием? Чиновник с привычной подозрительностью огляделся по сторонам й затем, внЪвь поклонившись, отвечал: – Синьорина, мне приказано встретиться с дочерью республики, наследницей славного дома Тьеполо, а также донной Флориндой Меркато, её наставницей, отцом Ан– сельмо, »приставленным к ней духовником, и со всеми остальными, кто удостоен ее доверия и имеет удоволь¬ ствие наслаждаться ее обществом. – Те, кого вы ищете, – перёд вами. Я – Виолетта Тьеполо; я отдана материнскому попечению этой синьоры, а этот достойный кармелит —мой духовный наставник. Нужно ли позвать всех мойх домочадцев? – В этом нет необходимости – мое поручение скорее личного свойства. После кончины вашего достопочтенного 185

и поныне оплакиваемого родителя, славного сенатора Тье¬ поло, радение о вашей персоне, синьорина, было поруче¬ но республикой, вашей естественной и заботливой покро¬ вительницей, особому попечению и мудрости синьора Алессандро Градениго, человека прославленных и высоко ценимых достоинств. – Все это правда, синьор. – Хотя отеческая любовь правительственных советов могла показаться вам уснувшей, на самом деле она всегда оставалась недремлющей и бдительной. Теперь, когда возраст, образование, красота и другие совершенства их дочери достигли столь редкостного расцвета, им угодно связать себя с ней более крепкими узами, приняв заботу о ней непосредственно на себя. – Значит ли это, что синьор Градениго не является более моим опекуном? – Синьорина, ваш быстрый ум позволил вам сразу проникнуть в смысл моего сообщения. Этот прославлен¬ ный патриций освобожден от столь ревностно и тщательно выполнявшихся им обязанностей. С завтрашнего дня но¬ вые опекуны возьмут на себя заботу о вашей драгоцен¬ ной персоне и будут исполнять эту почетную роль до тех пор, пока мудрость сената не соизволит одобрить та¬ кой брачный союз, какой не будет унизителен* для вашего знатного имени и достоинств, могущих украсить и трон. – Предстоит ли мне расстаться с дорогими мне людьми? – порывисто спросила Виолетта. – Положитесь в этом на мудрость сената. Мне неиз¬ вестно его решение касательно тех, кто давно живет с вами, но нет никаких оснований сомневаться в его чут¬ кости и благоразумии. Мне остается только добавить, что, пока не прибудут люди, на которых теперь возложена почетная обязанность быть вашими покровителями и за¬ щитниками, желательно, чтобы вы по-прежнему соблю¬ дали обычную для вас скромную сдержанность в приеме посетителей и чтобы двери вашего дома, синьорина, были закрыты для синьора Градениго точно так же, как и для других представителей его пола. – Мне не позволено даже поблагодарить его за по¬ печение? – Он уже многократно вознагражден благодарностью сената. 186

– Чему обязана я этим посещением? – спросила донна Виолетта важного сановника,

– Было бы приличнее мцеса^ой выразить, свои чув¬ ства сййьору Градениго. Но то, в чем отказано языку«' вероятно, позволительно доверить перу. – Сдержанность, подобающая человеку, который поль¬ зуется столь йсключительными милостями, должна быть абсолютной. Святой Марк ревниво относится к тем, кого любит. А теперь, когда поручение мое исполнено, я сми¬ ренно прошу разрешения удалиться, польщенный тем, что меня сочли достойным предстать перед лицом столь зна^г ной особы для выполнения столь почетной миссди. Когда сановник окончил свою речь,. Виолетта ответила на его поклон и обратила взор, полный тяжелых предчув¬ ствий, к печальным лицам друзей. Всем им был слишком хорошо известен иносказательный спороб, выражения, употреблявшийся людьми, выполнявшими подобные пору¬ чения, чтобы у них могла остаться какая-то надежда на будущее. Все они понимали, что назавтра им предстоит разлука, хотя и не могли угадать причину этой внезапнрй перемены в действиях правительства. Расспрашивать бьщо бесполезно, поскольку, очевидно, удар был нанесен Тай¬ ным Советом, постичь побуждения которого казалось воз¬ можным не более, чем. предвидеть его поступки, Монах воздел руки, молча, благословляя свою духовную дочь, в то время как донна Флоринда и Виолетта, неспособные даже в присутствии незнакомого человека сдержать проявление своего горя, плакали в объятиях друг у друга. Тем временем тот, кто явился орудием, нанесшим этот жестокий удар, медлил с уходом, словно человек, вг кото¬ ром зреет какое-то решение. Он дристальнр всматривался в лицо кармелита, но тот не замечал его взгляда, свиде¬ тельствовавшего о том, что человек этот привык все тща¬ тельно взвешивать, прежде чем на что-либо решиться. – Преподобный отец, – заговорил он после раз¬ думья, – могу ли я просить вас уделить мне частицу ва¬ шего времени для дела, касающегося души грешника? Монах очень удивился, но не мрг не откликнуться на подобную просьбу. Повинуясь знаку чиновника, он вышел вслед за ним из комнаты и, цройдя через великолепные покои, спустился к его гондоле. – Должно быть, вы пользуетесь большим уважением сената, благочестивый монах,заметил по дороге чинов¬ ник, если государство поручило вам исполнение столь 188

важной обязанности Ирй особе, в которой оно принимает такое большое участие? – Смею надеяться, что это так, сын мой. Своей скром¬ ной жизнью, посвященной молитвам, я мог снискать себе друзей. – Такие люди, как вы, падре, заслуживают того ува¬ жения, каким они пользуются. Давно ли вы в Венеции? – Со времени последнего конклава !. Я прибыл в рес¬ публику как духовник покойного посланника Флоренции. – Почетная должность. Вы, следовательно, пробыли здесь достаточно долго, чтобы знать, что республика не забывает оказанных ей услуг й не прощает обид. – Венеция —древнее государство, и влияние его простйрается повсюду. – Идйтё осторожно. Мрамор опасен для нетвердых ног. – Мне часто приходилось спускаться, и поступь моя всегда твёрда. Надеюсь, я схожу по этим ступеням не в последний раз? Посланец Совета сделал вид, что не понял вопроса, и ответил только на предшествующее замечание: Поистине Венеция государство древнее, но от ста¬ рости его порой Лихорадит. Всякий, кому дорога свобода, паДрё, должен скорбеть душой, вйдя, как приходит в упа¬ док столь славная республика. «Sic transit gloria mundi!» 2 Вы, босоногие кармелиты, поступаете разумно, умерщвляя свою плоть в юности и избегая тем самым страданий, ко¬ торые вызывает постепенная: потеря сил на склоне лет.; Ведь такой человек, как вы, наверно, совершил в моло¬ дости не так много дурных поступков, в коих теперь прй– ходйтся раскаиваться. – Всё мы не без греха, – возразил, перекрестившись, монах. – Тот, кто тешит душу, возомнив себя совершен¬ ством, лишь увейичйв&ет тщеславием бремя своих грехов. – Люди, исполняющйе такие обязанности, как я, почтенный кармелит, редко имеют возможность загля¬ нуть к себе в душу, поэтому я благословляю случай, при– ведшйй меня в общество такого благочестивого человека. Моя гондола ждет – входите же! 1 Конклав -г совет кардиналов,., собирающийся для избра¬ ния римского папы. 2 «Так проходит слава земная!» (лат.) 189

Монах недоверчиво взглянул на своего спутника, но, зная, что противиться бесполезно, пробормотал короткую молитву и подчинился. Сильный удар весел возвестил, что они отчалили от ступенек дворца* Глава XV О гондольер в гондоле, Фи да лин! О гондольер в гондоле, Фи да лин! На своей прекрасной лодке Ты плывешь волне навстречу, Фи да лин, лин, ла! Венецианская баркаролла Луна стояла высоко в небе. Потоки ее лучей падали на вздымающиеся купола и высокие крыши Венеции, а мерцающие воды залива яркой чертой обозначали гра¬ ницу города. Этот величественный вид едва ли не пре¬ восходил красотой картину, созданную руками человека, фоном которой он служил, ибо даже королева Адриатики с ее неисчислимыми произведениями искусства, величе¬ ственными памятниками, множеством великолепных двор¬ цов и прочими творениями изощренного людского често¬ любия не могла все же сравниться с ослепительной кра¬ сотой природы. Над головой простирался небесный свод, грандиозный в своей безмерности, сверкавший, словно жемчужинами, мириадами светил. Внизу, куда только достигал взгляд, раскинулись необъятные дали Адриатического моря, та¬ кого же безмятежного, как небесный свод, что отражался в его волнах, и все море казалось светящимся. Там и здесь среди лагун чернели небольшие острова, тысячелет¬ ним трудом отвоеванные у моря, которым скромные крыши рыбацкой деревушки или группа иных строений придавали живописный вид. Ни всплеск весла, ни песня, ни смех, ни хлопанье паруса, ни шутки моряков – ничто не нарушало тишины. Вблизи все было окутано очарова¬ нием полуночи, а даль дышала торжественностью умиро¬ творенной природы. Город и лагуны, залив и дремлющие 190

Альпы, бесконечная Ломбардская равнина и бездонная синева неба – все покоилось в величественном забытьи. Неожиданно из каналов города вынырнула гондола. Бесшумно, словно призрак, она заскользила по необъят¬ ной глади залива; лодка шла быстро и безостановочно, на¬ правляемая чьей-то умелой и нетерпеливой рукой. По тому, как стремительно неслось суденышко, было понятно, что одинокий гребец в нем очень торопился. Гондола дви¬ галась в сторону моря, направляясь к выходу из залива, расположенному между южной его оконечностью и зна¬ менитым островом Святого Георга. С полчаса гондольер продолжав грести без передышки; при этом он то огля¬ дывался назад, словно спасался от погони, то напряженно смотрел вперед, выдавая горячее стремление побыстрее достичь своей цели, которая пока оставалась скрытой от его глаз. Наконец, когда гондолу отделил от города ши¬ рокий водный простор, гребец дал отдых своему веслу, а сам занялся напряженными, тщательными поисками. Совсем близко от выхода в открытое море он заметил маленькое черное пятнышко. Весло с силой разрезало воду, й гондола, резко изменив направление, снова понес¬ лась вперед, что означало конец сомнений гребца. Вскоре при свете луны стало заметно, как черное пятнышко ка¬ чается на волнах. Затем оно начало приобретать очерта¬ ния и размеры лодки, которая, очевидно, стояла на якоре. Гондольер перестал грести и наклонился вперед, при¬ стально всматриваясь в этот неясный предмет, словно всеми силами пытался заставить свои глаза видеть зорче. В этот момент над лагуной послышалось тихое пение. Го¬ лос певца был слаб и чуть дрожал, но пел он музыкально и чисто, как обычно поют в Венеции. Это человек в лод¬ ке, видневшейся вдалеке, коротал время, скрашивая свое одиночество рыбацкой песней. Мелодия была приятная, но звучала так жалобно, что навевала печаль. Песшо эту знали все, кто работал веслом на каналах; была она зна¬ кома и нашему гондольеру. Он подождал окончания куп¬ лета и сам пропел следующий. Так певцы продолжали чередоваться вплоть до последнего куплета, который ис¬ полнили вместе. – С окончанием песни гондольер вновь принялся вспени¬ вать воду веслом, и вскоре обе лодки оказались рядом. – Рано же ты забрасываешь свою снасть, Антонио, – сказал прибывший, перебираясь в лодку старого рыбака, 191

уже хорошо знакомого читателю. ^.Мнбгах людей /беседа с Советом Трех заставила бы провести ночь без сна № в молитвах; – Нет в Венеции часовни, Якопо, в которой грешнику так легко открыть свою душу, как здесь. Здесь; среди пу¬ стынных лагун, я оставался наедине с богом, и перед моим взором растворялись ворота рая. – Такому, как ты, не нужны йкойы, чтобы прийти в молитвенное настроение. – Я вижу образ спасителя, Якопо, в этих ярких "звез¬ дах, в луне, в синем небе, в туманных очертаниях гори¬ стого берега, в волнах; по которым мы йлывем!;. Да что там —далке в моем дряхлом теле, как и во всем, что со¬ здано мудростью всевышнего и его могуществом. Много молитв прочел я с тех пор, как взошла луна. – Неужели йривычка молиться так сильна в тебе, что ты размышляешь о боге и своих грехах, даже когда удишь рыбу? – Бедняки должны работать, грешники – молиться. Мои мысли в последнее время были настолько поглощёйы мальчиком, что я забывал о еде. И если я вышел, рыба¬ чить позже или раньше обычного, то это лишь потоку, что горем сыт'не будешь. – Я подумал о твоем положении, честный Антонио; вот здесь то, что поддержит твою жизнь и укрепит муже¬ ство. Взгляни сюда, – добавил браво, протянув руку к своей гондоле и вытаскивая оттуда корзинку. – Вот хлеб из Далмации, вино из 10жйо5и: Италии и инжир Деван¬ та – поешь и ободрись. Рыбак грустно взглянул на яства, ибо пустой желудок настойчиво взывал к слабости естества, но рука его не вы? пустила удочки. – И все это ты даришь мне, Якощ>? – спросил он, и в голосе его,, несмотря на решимость отказаться от /уго¬ щения, слышались муки голода. – Антонио, это все лищь .скромное приношение чело¬ века, который уважает тебя и чтдт твое мужество. – Ты купил это на свой заработок? – А как же иначе? Я не нищий, слава богу* а в Вене¬ ции немного найдется людей, кто дает, когда их не про¬ сишь. Ешь без опасений; редко угостят тебя от ¡более .чистого сердца. 192

– Убери это, Якопо, если любишь меня. Не искушай больше, цока я в силах терпеть. – Как! Разве на тебя наложена эпитимья? – по¬ спешно спросил Якопо. – Нет, нет. Давно уже не было у меня ни досуга, нц решимости, чтобы пойти на исповедь. – Тогда почему же ты не хочешь принять дар друга? Вспомни о своих годах и нужде. – Я не могу есть то, что куплено ценою крови! Браво отдернул руку, словно коснулся огня. Луна осветила в этот миг его сверкнувшие глаза, и, хотя чест¬ ный Антонио считал себя, по существу, правым, он почув¬ ствовал, как сердце его обливается кровью, когда он встретился с яростным взглядом своего товарища. После¬ довала долгая пауза, во время которой рыбак старательно хлопотал над своей удочкой, впрочем соверпшнно не ду¬ мая о своем улове. – Да, я сказал так, Якопо, – наконец произнес ры¬ бак, – и язык мой всегда говорит то, что я думаю. Убери свою еду и забудь о том, что было. Ведь я сказал это не из презрения к тебе, но заботясь о своей собственной душе. Ты знаешь, как я горюю о мальчике, но после него горше, чем кого бы то ни было из падших, я готов опла¬ кивать тебя. Браво не отвечал. В темноте слышалось лишь его тя¬ желое дыхание. – Якопо, – с волнением заговорил опять рыбак, – пойми же меня. Жалость страдальцев и бедняков не по¬ хожа на презрение знатных богачей. Если я и коснулся твоей раны, то ведь не грубым каблуком. Боль, которую ты сейчас ощущаешь, дороже самой большой из прежних твоих радостей*.. – Довольно, старик, – сказал браво сдавленным голо¬ сом,– твои слова забыты. Ешь без опасений: угощение куплено на заработок не менее чистый, чем деньги, со¬ бранные нищим монахом. – Лучше я буду надеяться на милость святого Анто¬ ния и свой крючок, – просто ответил старик. – Мы, с ла¬ гун, привыкли ложиться спать без ужина. Убери корзину, добрый Якопо* и давай поговорим о другом. Браво не предлагал больше рыбаку свое угощение. Он отставил корзину в сторону и сидел, размышляя над про¬ исшедшим. 193

– Неужели ты проделал такой далекий путь только ради этого, добрый Якопо? – спросил старик, желая за¬ гладить острую обиду, которую нанес своим отказом. Вопрос, по-видимому, заставил Якопо вспомнить о цели своего приезда. Он выпрямился во весь рост и с ми¬ нуту пристально оглядывался вокруг. Когда он повер¬ нулся в сторону города, взгляд его принял более озабо¬ ченное выражение. Он не отрываясь всматривался в даль, пока невольная дрожь не выдала его удивление и тревогу. – Кажется, это лодка, вон там, где колокольня? – быстро спросил он, показывая в сторону города. – Похоже, что так. Для наших еще рановато, но последнее время никому не везло с уловом, да и вчераш¬ нее празднество многих отвлекло от работы. Патрициям нужно есть, а бедным—трудиться, не то помрут и те и другие. Браво медленно опустился на сиденье и с беспокой¬ ством посмотрел в лицо собеседнику. – Ты давно здесь, Антонио? – Не больше часа. Когда нас вывели из дворца, по¬ мнишь, я рассказал тебе о своих заботах. Вообще-то на лагунах нет лучшего места для лова, чем это, и все-таки я уже долго впустую дергаю леску. Голод – тяжкое испы¬ тание, но, как и всякое другое, его нужно перенести. Уже трижды я обращался с молитвой к моему святому покро¬ вителю, и когда-нибудь он услышит мои просьбы... Послушай, Якопо, тебе знакомы нравы этих аристокра¬ тов в масках. Как ты думаешь, возможно, чтобы они вня¬ ли голосу рассудка? Надеюсь, мое плохое воспитание не испортило дела; я говорил честно и откровенно, обра¬ щаясь к ним как к людям с душой, у которых тоже есть дети. – Как сенаторы, они це имеют ни детей, ни души. Ты плохо понимаешь, Антонио, некоторые особенности этих патрициев. Во дворцах в часы веселья и в своем кругу никто лучше их не расскажет тебе о человечности, справедливости и даже о боге! Но когда они сходятся для обсуждения того, что называют интересами Святого Марка, тогда на самой холодной вершине Альп не най¬ дешь камня более бездушного, а в долинах – волка более свирепого, чем они!. 194

•*– Сурово ты говоришь, Якопо. Я бы не хотел быть несправедливым даже к тем, кто сделал мне так много зла. Сенаторы тоже люди, а бог всех нас наделил и чувст¬ вами и душой. – В таком случае, они пренебрегают божьим даром! Ты теперь видишь, как трудно без постоянного помощ¬ ника, рыбак, и ты горюешь о своем мальчике, а потому можешь посочувствовать и чужой беде, но сенаторы не знают страданий – их детей никогда не волокут на га¬ леры, их надежды никогда не разрушаются законами жестоких тиранов, им не приходится проливать слезы о детях, гибнущих оттого, что они брошены в общество негодяев! Они любят говорить об общественных доброде¬ телях и служении государству, но, едва дело коснется их самих, начинают видеть добродетель в славе, а служе¬ ние обществу – в том, что приносит им почести и на¬ грады. Нужды государства и есть их совесть, хотя они стараются, чтобы и эти нужды не оказались им в тягость. – Якопо, само провидение создало людей различ¬ ными. Одного – большим, другого – маленьким; одно¬ го – слабым, другого – сильным; одного – мудрым, дру¬ гого – глупцом. Не следует нам роптать на то, что со¬ здано провидением. – Не провидение создало сенат – его придумали люди! Послушай меня, Антонио, ты оскорбил их, и тебе опасно оставаться в Венеции. Они могут простить что угодно, кроме обвинений в несправедливости. Твои слова слишком близки к истине, чтобы их забыли. – Неужели они могут причинить зло тому, кто хочет лишь вернуть свое дитя? – Если б ты был великим и могущественным, они постарались бы повредить твоему состоянию и репутации, чтобы ты не мог представлять опасности для их правле¬ ния, а раз ты слаб и беден, они просто убьют тебя, если только ты не будешь вести себя тихо. Предупреждаю тебя, что важнее всего для них – сохранить свою систему правления. – Неужели бог это потерпит? – Нам не понять его тайн, – возразил браво, пере¬ крестившись. – Если бы его царство ограничивалось здешним миром, можно было бы усмотреть несправедли¬ вость в том, что он допускает торжество зла, но сейчас 195

дело обстоит так, что мьь.. Эта лодка слишком быстро приближается! Не очень-то мне нравится ее вид и то, как она мчится. – Правда, это не рыбаки: на лодке много весел й есть кабина. – Это гондола республика! – воскликнул Якопо, под¬ нимаясь и переходя в свою лодку, которую он успел от¬ вязать от лодки' собеседника, пока тот раздумывал, что ему делать дальше. – Антонио, лучше всего для нас – скорее убраться отсюда. – Твои страхи понятны, – отвечал рыбак, не дви¬ гаясь с места, – и мне очень жаль, что для нйх есть при¬ чина. Такому умелому гребцу, как ты, хватит еще вре¬ мени, чтобы ускользнуть от самой быстроходной гондойы на каналах. – Скорее поднимай якорь, старик, и уходи! У меня глаз верный, я знаю эту лодку. – Бедный Якопо! Что за проклятье – неспокойная совесть! Ты был добр ка мне в трудную минуту, й, если молитвы, произнесенные от чистого сердца, могут тебе помочь* в них недостатка не будет. – Антонио! – крикнул браво; который уж погнал было прочь свою лодку, но вдруг, останокйвшйсь в нере¬ шительности, продолжал: – Мне нельзя больпге задержи¬ ваться... не доверяй им... онй Лживы, как дьяволы... нельзя больше терять ни минуты... мне нужно скрыться. Рыбак помахал рукой вслед уплывавшему и что-то пробормотал с состраданием в голосё. – Милостивый святой Антоний* храни моего маль¬ чика, чтобы он не дошёл до столь жалкой жизни! – Доба¬ вил он. – Этот юноша – доброе семя, упавшее на каме¬ нистую почву; редко встречаются люДй с более доброй и отзывчивой душой. Подумать только, что такой человек, как Якопо, может жить платой за убийство! Приближение незнакомой гондолы поглотило теперь все внимание старика. Она шла быстро, подгонйёмак мощ¬ ными ударами шести весел, и рыбак с лихорадочным вол¬ нением взглянул в ту сторону, куда скрылся беглец. С на¬ ходчивостью, ставшей благодаря необходимости й боль¬ шому опыту почти йнстинктивиой, Якопо выбрал такое направление, что след его лодки терялся" в проведённой ослепительным лунным светом по поверхности воды яр¬ кой полосе, которая скрывала все оказавшееся в ее пре– 196

дедах. Увидев, что браво исчез, рыбак улыбнулся с явньтм облегчением, – Ну, пусть плывут сюда, – произнес он. – У Якопо будет больше времени. Бедняга, с тех пор как вышел из дворца, успел, наверно, еще кого-нибудь ударить кинжа¬ лом, и тецеръ сенат ни за что не пощадит его. Блеск зо¬ лота соблазнил этого человека, и он оскорбил тех, кто так долго терпел его. Да простит мне господь, что я знался с подобным человеком! Но, когда на сердце тяжело, даже ласкающийся пес согревает душу; Мало кому теперь есть до меня дело, иначе я бы никогда не принял дружбу такого, как он. Антонио умолк, так как гондрла республики стреми¬ тельно.приблизилась к;ещ лодке и замерла на месте. Вода еще бурлила под веслами, когда какой-то человек уже перебрался в лодку рыбака; теперь большая гондола рва¬ нулась прочь и, отплыв на несколько сот футов, остано¬ вилась. Антонио с молчаливым любопытством наблюдал за происходящем. Увидев, что гребцы государственной гон¬ долы подняли весла, он вновь украдкой, бросил взгляд в ту сторону, куда, скрылся Якопо, и, обнаружив, что все благрпрлучнрГ; доверчиво взглянул, на прибывшего. Яркий свет луны позволил,,рыбаку по одежде и внешности не– знакрмца, убедиться,, ото перед ним – босоногий карме¬ лит. Стремительность, с какой мчалась, гондола, и необыч¬ ность поручения привели монаха в еще большее смяте¬ ние, нежели то, которое, испытывал Антонио. Но, несмотря на это, удивление, отразилось на его скорбном лице,, когда он увидел жалкого старика с редкими прядями седых волос. – Кто ты? вырвался у него изумленный возглас. -г– Антоцио с лагун. Рыбак, многим обязанный неза¬ служенным милостям святого Антония. – Как же случилось, что такой, как ты, навлек на себя гаер сената? г– Д црямой человек и всем готов воздать должное. Если это оскорбляет сильных мира сего, значит, они ско¬ рее достойны сожаления, чем зависти. – Осужденные всегда более., склонны считать себя несчастными, чем виновными. Подобное роковое заблу¬ ждение следует искоренить из. твоего ума4 дабы оно не привело тебя к смерти. 197

– Пойди и скажи это патрициям. Они весьма ну¬ ждаются в откровенном совете и увещевании церкви. – Сын мой, гордость, злоба и упрямство звучат в твоих ответах. Грехи сенаторов – а будучи людьми, и они не безгрешны – не могут служить оправданием твоих грехов. Если даже ужасный приговор обречет человека на казнь, преступления против бога останутся в их перво¬ зданном безобразии. Люди могут пожалеть того, кто без¬ винно пострадал от их гнева, но церковь лишь тому да¬ рует прощение, кто, осознав свои заблуждения, искренне в них раскается. – Падре, вы пришли исповедовать кающегося греш¬ ника? – Таково данное мне поручение. Я глубоко этим огор¬ чен, и, если правда то, чего я опасаюсь, мне особенно жаль, что под карающей десницей правосудия придется склонить голову человеку твоих лет. Антонио улыбнулся и вновь обратил взгляд к ослепи¬ тельной полосе света, скрывшей лодку браво. – Падре, – сказал он, после того как его долгое и пристальное наблюдение закончилось, – не будет боль¬ шого вреда, если я открою правду человеку, облеченному святым саном. Тебе, должно быть, сказали,, что здесь, на лагунах, находится преступник, навлекший на себя гнев Святого Марка? – Ты прав. – Нелегко догадаться, когда Святой Марк доволен, а когда нет, – продолжал Антонио, спокойно закидывая свою удочку. – Ведь он так долго терпел тхэго самого че¬ ловека, кого теперь разыскивают. Да, его пускали и к са¬ мому дожу. У сената есть на то свои причины, скрытые от понимания невежественных людей, но для души несчаст¬ ного юноши было бы лучше, а для республики – пристой¬ нее, если б она с самого начала строже отнеслась к его поступкам. – Ты говоришь о другом! Значит, не ты преступник, какого они ищут? – Я грешен, как и все рожденные женщиной, благо¬ честивый кармелит, но моя рука никогда не держала дру¬ гого оружия, кроме доброго меча, которым я разил нехри¬ стей. А только что здесь был человек и – мне горько это говорить, – он не может сказать того же1 ^ И он скрылся? 198