Текст книги "Портрет незнакомца. Сочинения"

Автор книги: Борис Вахтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)

Это и есть – полностью принять на себя всю личную ответственность за то, что происходит на земле, за то, что делается вблизи, рядом со мной. Потому что в тебе – весь мир для меня. И этот мир, который в тебе, – свободен. Не служить свободе надо, не бороться за нее – ее можно только либо воплощать, либо нет.

Не знаю, приемлемо ли то, что годится для нас с тобой, для других. Думаю и верую, что приемлемо. Что смысл христианства именно к этому и сводится.

Я против всякой клетки – будь то клетка, в которую сажают осужденных, будь то клетка навязываемых мне слева и справа суждений. Против и для себя, и для других.

Что же делать другим?

Воплощать свободу.

И на этом пути каждый найдет свои решения, самые разные. Да будет так. Если кому-то для себя, для своей личности, для ее роста необходимо бороться с общественным злом – это его дело. Но пусть не ломает других, пусть не убеждает их, особенно тех, что еще молоды и доверчивы. Это самый страшный грех – убеждать других.

А если кто-то скажет, что ему для своей личности нужно участвовать в общественном зле? Как его проверить и как рассудить?

Не надо судить и проверять. Свободный не может быть судьей вот именно этого человека. Он судит людей своим примером – и больше ничем и никак. Христос не судил – его осудили. Да, он учил и проповедовал, но не словами, совсем не словами – своим примером.

Можно стремиться только к тому, чего не имеешь. Достигнувший стремиться не может.

Вот так, пожалуй. Насчет ответственности.

И сейчас, вспоминая себя, я с удивлением вижу, что так я думал и чувствовал всегда. Нет, не всегда, а с того момента, когда меня ударила вспышка света. Ты знаешь, о чем я говорю. Но писать о ней мне не под силу, об этом будешь писать ты. А может быть, и я – в новых письмах тебе.

Хотя, может быть, и это все ты написал?

Но если ты, то почему мне мерещится, будто ты хочешь мне что-то сказать? Что-то очень краткое и не очень приятное?

Вроде – отстань, надоел.

1967

ЭТОТ СПОРНЫЙ РУССКИЙ ОПЫТ^[5]

Мы обогатились соображениями

В 1967–1968 годах в нашей стране усилилась цензура, ужесточились преследования всякой умственной независимости – началась полоса, которую трудно назвать «реакцией» только потому, что трудно называть «прогрессом» то еле-еле различимое послабление идеологического террора, которое имело место в 1961–1966 годах. Очевидно, послабление было, поскольку все заметили ужесточение, но в чем это послабление заключалось – нужно исследовать под микроскопом. Ведь во времена те – преследование Бродского, суд над Синявским и Даниэлем… Нет, точнее было бы сказать: в 1967–1968 годах окончательно рухнули надежды на то, что в стране начнется плодотворный и открытый обмен мнениями, в результате которого здравый смысл и интересы большинства народа станут основой государственных решений.

Потеряв надежды на такой диалог, интеллигенция начала «внутренний монолог» – стала обсуждать волнующие ее проблемы внутри себя.

Появилось обращение Солженицына к съезду писателей (1967) и статья Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968).

И пошла писать губерния! По всем вопросам. Быстро выделились Амальрик – о нашем ближайшем будущем, Сахаров – об отдельных необходимых реформах, но больше всех, весомее всех, громче всех – Солженицын. Писала интеллигенция, читала интеллигенция. Работы шли по необычным дорогам: сначала в самиздат, потом за границу, оттуда, из-за границы, добывали напечатанное, по тому, заграничному радио слушали.

Когда в человеческом организме выходит из строя кровеносный сосуд, тогда кровь устремляется по запасным, кружным сосудам и сосудикам в обход пораженного места. И человек избегает паралича. Так и в нашем обществе – цензура перерезала нормальные пути циркуляции мнений (информации), и пошли эти мнения вкругаля, через Запад, через самиздат.

И стали мы из нищих и бедных необыкновенно богатыми:

«Архипелаг ГУЛаг» – наше страшное вчера.

«Бодался теленок с дубом» – наше сегодня.

«Из-под глыб» – наше завтра.

«О стране и мире» – то же, только с иных позиций.

Оформились взгляды оппозиции во многих ее проявлениях: христианско-мессианском (Солженицын, Шафаревич), либерально-гуманистическом (Сахаров), обновленческо-марксистском (братья Медведевы).

По счастливому и не совсем понятному закону жизни усиление цензуры отмело все умеренности, все промежуточности и постепенности и оставило выжить только крайние по идеям вещи. Крайние по идеалам.

Похоже даже, что цензура помогла прояснить позиции, повысила требования к каждому, кто берется высказываться о положении в нашей стране.

Вчера вы могли предложить реформу – например, дать колхозникам паспорта – и вам дружно рукоплескали, и вы, гордый своей смелостью и готовый за нее пострадать, могли покинуть общественную трибуну. Сейчас вас на смех с этой реформой поднимут: да вообще не надо паспортов! – закричат одни; всем дать паспорта, но заграничные! – закричат другие; не в паспортах вовсе и дело! – закричат третьи. И еще много чего накричат, а всех перекроет призыв к нам каяться и не лгать.

Мы стали богаты литературой оппозиционной, которая с великим риском (за чтение ее, а тем более распространение, могут до семи лет каторги дать, и не только могут, но и дают) добывается неведомыми путями, которую не купить ни за какие деньги, которой экземпляров в стране – раз-два и обчелся.

Но удивительным образом в разряд литературы весьма сомнительной с точки зрения власти, литературы, давно нигде не цитируемой, попал и такой документ, как «Программа КПСС» – программа самой правящей партии, основа всей ее теоретической и практической жизни, официальнейший из официальных символов ее веры. Партия давно уже не пропагандирует этот документ, интеллигенция не читает. Между тем речь в нем идет о вчера, о сегодня и о завтра нашей страны, то есть о том самом, о чем хлопочет и интеллигенция. И трудно представить себе что-нибудь доступнее – только в одном издании 1974 года имеет программа тираж полтора миллиона экземпляров по цене шестнадцать копеек за экземпляр. Это русское издание, а можно прочесть и на любом языке мира.

Победим же предубеждение, так всегда мешающее интеллигенции прямо смотреть на вещи, и прочитаем, что говорит нам наша власть.

Странный документ правящей партии

Общая цель социализма сформулирована в программе так, что против нее едва ли можно что-либо возразить: «Цель социализма – все более полное удовлетворение растущих материальных и культурных потребностей народа путем непрерывного развития и совершенствования общественного производства».

Кто же тут будет против. Немножечко, конечно, духовная жизнь как-то забыта, да и чересчур общо сказано, но ничего, дальше будет уточнено:

«Мировая социалистическая система уверенно идет к решающей победе в экономическом соревновании с капитализмом. Уже в ближайший период она превзойдет мировую капиталистическую систему по общему объему промышленного и сельскохозяйственного производства».

Вот и уточнение. Напомню, что программа эта принята в 1961 году. Что же значит «ближайший период»? И об этом подумали составители этого документа, они все точно расписали по срокам, почитайте внимательно раз в жизни то, что столько раз изучали, что входило в экзамены, на что страна потратила сотни миллионов человекочасов умственного труда и что забыто сейчас – как не было. Однако есть же, лежит передо мной!

Итак, сроки:

«В ближайшее десятилетие (1961–1970 годы) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма – США; значительно поднимется материальное благосостояние и культурно-технический уровень трудящихся, всем будет обеспечен материальный достаток; все колхозы и совхозы превратятся в высокодоходные хозяйства; в основном будут удовлетворены потребности советских людей в благоустроенных жилищах; исчезнет тяжелый физический труд; СССР станет страной самого короткого рабочего дня».

Это все должно было быть к 1970 году. А потом будет вот что:

«В итоге второго десятилетия (1971–1980 годы) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения, советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям, произойдет постепенный переход к единой общенародной собственности. Таким образом, в СССР будет в основном построено коммунистическое общество».

На дворе сейчас кончается 1978 год. Два года осталось до выполнения этих грандиозных планов, через два года они должны быть выполнены. И еще вот что обещано:

«…в течение 20 лет – …оставить далеко позади нынешний объем промышленного производства США».

И вот еще что:

«Потребности народного хозяйства во всех видах современных машин, станков и аппаратуры, а также запасных частей и инструментов будут удовлетворены полностью».

И еще:

«По всей стране будет создана разветвленная сеть благоустроенных дорог».

И еще:

«Советский человек сможет осуществить дерзновенные планы изменения течения некоторых северных рек и регулирования их вод…»

Во как! И еще:

«…ставится задача увеличить общий объем продукции сельского хозяйства за 10 лет примерно в два с половиной раза, а за двадцать лет – в три с половиной раза… Советский Союз в первом десятилетии перегонит Соединенные Штаты Америки по производству основных сельскохозяйственных продуктов на душу населения».

Сколько уже лет – все догоняем и перегоняем! Еще 29 марта 1939 года. «Правда» печатала статью М. Рубинштейна «За победу в экономическом соревновании с капитализмом». Не поленимся – прочтем:

«Чтобы разрешить эту задачу – догнать главные капиталистические страны в экономическом отношении – в смысле размеров производства на душу населения, потребуется период в 10–15 лет, то есть 2–3 пятилетки… Разрешение этой основной экономической задачи СССР позволит насытить нашу страну предметами потребления, создать то изобилие продуктов, которое необходимо для перехода от первой фазы коммунизма ко второй его фазе».

Сколько воды утекло с тех пор, как требовалось «две-три пятилетки». Тридцать с лишним лет живет страна в мире. А задача догнать стоит, как стояла. Насытили страну – только не предметами потребления, а предметами истребления, пушками и бомбами насытили.

Но продолжим чтение программы. Какие еще она ставит задачи?

«Качество продукции советских предприятий должно быть значительно выше, чем на лучших капиталистических предприятиях».

И еще:

«КПСС ставит задачу всемирно-исторического значения – обеспечить в Советском Союзе самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма».

И еще:

«…к концу первого десятилетия в стране не останется низкооплачиваемых групп рабочих и служащих».

И еще:

«В итоге второго десятилетия каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру, соответствующую требованиям гигиены и культурного быта».

С жильем вообще будет все очень хорошо:

«В течение второго десятилетия пользование жильем постепенно станет бесплатным для всех граждан».

И еще:

«В течение предстоящих 10 лет осуществится переход на шестичасовой рабочий день – при одном выходном дне в неделю или на 35-часовую рабочую неделю при двух выходных днях…»

«…бесплатными станут пользование санаториями для больных, а также отпуск медикаментов».

«Увеличится продолжительность отпусков по беременности».

Обещает и обещает документ: бесплатные обеды на предприятиях и в учреждениях, для занятых в производстве колхозников; бесплатное пользование квартирами, а также коммунальными услугами; бесплатное пользование коммунальным транспортом…

Такова программа, таковы были цели.

Ни одно из перечисленных выше программных положений не выполнено и не будет выполнено к 1980 году.

Ни одно.

И напрасно крупными буквами в 1961 году заявили: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

Не будет. Ни нынешнее, ни – с уверенностью можно сказать – следующее. Завидовать внукам и правнукам нашим нечего, если дела будут идти так, как идут.

Из года в год миллионными тиражами печатается программа. Из песни слова не выкинешь, и перепечатываются и такие ее пункты, которые вызывают только улыбку:

«Шире и глубже развивать мичуринское направление в биологической науке, которое исходит из того, что условия жизни являются ведущими в развитии органического мира».

«Советская литература, музыка, живопись, кинематография, театр, телевидение, все виды искусства достигнут новых высот в развитии идейного содержания и художественного мастерства».

Программа поражает честностью – никаких оговорок не сделано, никаких лазеек не оставлено на случай невыполнения. Разве что сказано: «Осложнение международной обстановки и вызываемое этим необходимое увеличение затрат на оборону может задержать реализацию планов подъема благосостояния народа». Что ж, естественно. Но – не осложнилась с 1961 года международная обстановка, наоборот, согласно официальным заявлениям – упростилась. Разрядка происходит.

Удивительный документ.

Почему он кажется мне таким странным? Нет, не потому, что обещания не выполнены и звучат сейчас забавно – никто из серьезных людей и не ждал, что они будут выполнены. И не потому, что текст программы продолжают печатать и сейчас, когда очевиден провал намеченного на первое десятилетие (по 1970 год). Понятно, что печатают – куда же деваться? Новую, четвертую, составлять программу партии, эту, третью, не выполнив? Вот в 1980 году, ужо, может быть, составят – цифры выбросят, слова сохранят.

Нет, такие обстоятельства мы особенно странными в нашем отечестве не находим.

Самым, на мой взгляд, странным в программе КПСС, принятой в октябре 1961 года, является то, что она была выполнима. Да, наша страна могла выйти на первое место в мире по объему производства на душу населения. Да, наш народ мог стать самым зажиточным и свободным народом на земле.

Но – не вышла страна.

Но – не стал народ.

Обернулась программа правящей партии – утопией. И получилось так, что именно утопией руководствовалась и продолжает руководствоваться мощная организация, включающая несколько миллионов человек, централизованная, с почти армейской дисциплиной, бесконтрольно решающая все вопросы управления страной.

Правящая партия не смогла предложить народу реальную программу, не смогла наметить способы решения стоящих перед страной задач.

Это правящая партия. А оппозиция?

Странные документы христианской оппозиции

Прежде всего оговоримся, что оппозиция – понятие расплывчатое. Порой начинает казаться, что каждый интеллигент в нашей стране – сам себе партия, что сколько инакомыслящих – столько и программ. К счастью, это не так. Все оппозиционные настроения в стране объединяет общее понимание необходимости реформ, а сейчас выделились два главных и наиболее сильных направления: либеральное (Сахаров) и христианское (Солженицын и Шафаревич). Есть талантливые писатели, у которых несомненно существует собственная позиция (Максимов, Синявский), но они эту позицию высказывают преимущественно в критике.

В среде оппозиции много оттенков, много споров, много столкновений, много порой ругани в худших традициях нашего прошлого. Точек зрения не счесть, но программных документов мало. Дело, как мне кажется, в том, что оппозиция не является у нас политическим движением, она скорее напоминает великое студенческое движение второй половины шестидесятых годов, охватившее почти весь мир, – у студентов не было политической программы, не было сколько-нибудь прочной массовой организации, студенты открещивались (как и «новые левые») от социал-демократического и большевистского опыта строительства политических партий. В этом наша оппозиция идет, пожалуй, еще дальше студентов и – «новых левых», – она свой печатный орган, журнал «Континент», создала, провозгласила и издает как внеполитический журнал.

Но многообразие взглядов, точек зрения и предложений оппозиции померкло сразу же с выходом в свет сборника «Из-под глыб» и статьи Сахарова «О стране и мире». В первом в статьях Солженицына и Шафаревича сформулирована христианская программа; во второй – либеральная. Обратимся к ним и посмотрим, что они предлагают стране.

Солженицын отвергает западную парламентскую систему «как единственный выход для нашей страны». Почему же?

Он считает, что в последние десятилетия стали явными опасные, если не смертельные пороки этой демократии: «…когда отсутствие этической основы для партийной борьбы сотрясает сверхдержаву; когда в осуществлении своих свобод группы лиц, организации и гражданские слои теряют чувство ответственности перед национальным целым; когда безграничная свобода дискуссий приводит к разоружению страны перед нависающей опасностью и к капитуляции в непроигранных войнах; когда исторические демократии оказываются бессильны перед террором наглых одиночек. Сегодня западная демократия – в политическом кризисе и в духовной растерянности!»

Это очень важное положение – много лет для многих наших граждан западная демократия рисовалась чуть ли не райским блаженством, да, впрочем, и сейчас многим рисуется. И вот Солженицына эта демократия не устраивает – с оговоркой, что как единственный выход.

Такое отношение к западной демократии, повторяю, чрезвычайно важно. Что там, на Западе, не рай – мы, конечно, знали; что искать образцов общественного устройства где-то вне своей собственной истории, культуры и традиции бесполезно – в общем тоже, с грехом пополам, догадывались; но такой критики западной демократии еще вроде бы не слышали.

Попробуем пристальнее вчитаться в приведенную только что цитату.

Что значит «в последние десятилетия»? Это после второй мировой войны? Очевидно, так. И только тогда исчезли этические основы для партийной борьбы? Или только тогда их отсутствие стало сотрясать некую «сверхдержаву»? Ясно, что речь идет о США. Но там партийная борьба никогда на этической основе и не велась – достаточно почитать американских писателей, чтобы в этом убедиться. Эта борьба всегда там велась с совершенным забвением «этических основ». Значит, новое только то, что сотрясает? Или что – сверхдержаву? Ведь несверхдержавы эта борьба трясла и трясет – например, в послевоенной Франции, в догитлеровской Германии (на волнах такой безнравственной партийной борьбы Гитлер и выплыл к власти). Скорее всего, речь идет об уотергейтском деле – но этот скандал лишь укрепил демократию, развил ее, укрепил сверхдержаву.

А где и какие группы лиц, организации и гражданские слои потеряли в осуществлении своих свобод чувство ответственности перед национальным целым? Надеюсь, речь не идет о крайностях негритянского движения в США? Ведь и в этом случае негры «в осуществлении своих свобод» укрепили национальное целое, хотя еще продолжают страдать от неравенства – может быть, именно из-за чувства ответственности перед национальным целым. Во всяком случае в Африку не бегут – значит, либо им в Америке лучше, либо чувствуют Америку своим отечеством.

Наш национальный опыт учит нас, что «безграничная свобода дискуссий» – это хорошо; что хорошо, когда общество предпочитает страдать от наглости одиночек, но не хватает подряд без разбора правого и виноватого, чтобы этих «наглых одиночек» отыскать; что хорошо, когда группы лиц, а тем более организации, а еще тем более целые гражданские слои «теряют чувство ответственности перед национальным целым» (кто его представляет, это национальное целое?!).

В главном Солженицын прав – нам не годится западный образец, но не годится не потому, что в нем что-то плохо или что-то хорошо, а потому и только потому, что этот образец – чужой. Сколько ни напяливала Россия на себя чужую одежку, всегда она приходилась ей не впору.

И как это по-русски – писать, что западная демократия нынче «в политическом кризисе и в духовной растерянности»! Как будто были сколь-нибудь длительные периоды в жизни человеческого рода (или отдельной нации, или – даже! – отдельного человека), когда не было бы этого самого «кризиса» и этой самой «растерянности»! Удивительный мы народ! Сколько нас история терзает, мучит, учит, гнет и давит, а мы все мечтаем об отсутствии «кризиса и растерянности»! И маскируем от самих себя страдания от своих кризисов и растерянности уверенной критикой других. К счастью, у Солженицына это проскальзывает редко, хотя приводит к тому парадоксу, что он не в силах понять тех людей на Западе, которые оскорбляются несправедливостью в своих странах – не в силах, как мне кажется, потому, что по сравнению с несправедливостями собственного отечества те, западные, несправедливости кажутся ему пустяками. Боюсь, что так недалеко до попыток взвешивать нравственность на весах или мерять ее сантиметрами и километрами.

И вот вслед за такой оригинальной критикой западной демократии, вслед за трудно доказуемым тезисом, что и без демократии люди веками жили (и не всегда хуже), Солженицын как-то вдруг и совершенно непоследовательно, но совершенно справедливо для внеполитического подхода к делу, говорит, что вообще государственное устройство – условие второстепенное «по отношению к истинной земной цели людей (а она не может сводиться к целям животного мира, к одному лишь беспрепятственному существованию)». Золотые слова! Но какова же истинная земная цель людей? Есть ли у автора что-нибудь на этот счет новое или он хочет повторить нам заветы Христа? И чем так уж плохо «беспрепятственное существование»? Не есть ли оно то самое бессмертие во плоти? Может быть, это то, о чем писал Пастернак: «А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению. Для этого открывают математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии… Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии. Вот они. Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии… и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни, как жертвы»?

На эти вопросы автор не отвечает, а взамен не то предлагает, не то вслух размышляет, прикидывает: может быть, эволюционное развитие нашей страны от нынешней тоталитарной формы к некоей смягченной авторитарной было бы естественней, плавнее, безболезненней?

Отвергнув чужое, Солженицын предлагает свое. Как бы в два адреса обращается он: к правителям и к подданным, каждым по-разному говорит одно и то же по сути. Написано Солженицыным много, остановлюсь только на концентратах его мыслей.

Начнем с «Письма вождям».

Существует и довольно распространено – разумеется, не в официальном мире, – мнение, что Солженицын нетерпим, полон ненависти и чуть ли не злобы. Вызывается это мнение, среди прочего, горьким порой тоном Солженицына.

Ничего похожего на нетерпимость ни в других произведениях Александра Исаевича, ни в «Письме вождям» нет. Оно написано с очевидным желанием убедить, уговорить, с надеждой на «мирную эволюцию нашей страны». Автор так и высказывается весь: «Это письмо родилось, развилось из единственной мысли: как избежать грозящей нам национальной катастрофы? Могут удивить некоторые практические предложения его. Я готов тотчас и снять их, если кем-нибудь будет выдвинута не критика остроумная, но путь конструктивный, выход лучший и, главное, вполне реальный, с ясными путями. Наша интеллигенция единодушна в представлении о желанном будущем нашей страны (самые широкие свободы), но так же единодушна она и в полном бездействии для этого будущего. Все завороженно ждут, не случится ли что само. Нет, не случится».

Уже в этих словах звучит сомнение автора в конструктивности, реальности и ясности предложенного им пути. Тем больше ему чести, что решился начать и обнародовать свои идеи. Этого одного – зачина, начинания – достаточно, чтобы сказать ему спасибо. На Руси всегда в пояс кланялись за добрый почин.

Солженицын считает, что в ближайшие 10–30 лет нашу страну ждут две главные опасности: война с Китаем и общая с западной цивилизацией гибель в тесноте и смраде изгаженной Земли.

Что ж, и первое, и второе – очень и очень вероятно. Выход из этих опасностей автор и предлагает, считая, что они выросли «из точного следования указаниям марксизма-ленинизма: в первом случае – повредить мировому империализму, во втором – поддержать зарубежное коммунистическое движение. Соображения национальные в обоих случаях отсутствовали».

Рассматривая войну с Китаем, Солженицын считает блицкриг невозможным, а войну обыкновенную – самой длительной и кровавой из всех войн человечества. «После этой войны русский народ практически перестанет существовать на планете». И заклинает всех: «Этой войны не должно быть вообще, эта война вообще не должна состояться!» Человек, переполненный ненавистью, так, согласитесь, не скажет.

Солженицын видит две причины для войны: идеологические разногласия и динамическое движение миллиардного Китая на неосвоенные сибирские земли.

И тут все кажется очень близким к истине, хотя замечу, что опасность войны из-за перенаселения Китая сильно преувеличивается. В чем автор видит выход? Как избежать войны? Цитирую:

«Отдайте им эту идеологию! Пусть китайские вожди погордятся этим короткое время. И за то взвалят на себя весь мешок неисполнимых международных обязательств, и кряхтят, и тащат, и воспитывают человечество, и оплачивают все несуразные экономики, по миллиону в день одной Кубе».

И это все?

Все: «Отпадет идеологическая рознь – советско-китайской войны скорее всего не будет вовсе. А если в отдаленном будущем и будет, то уж действительно оборонительная, действительно отечественная».

По поводу войны с Китаем – все.

Невольно мерещится, что автор недоговаривает. Разве не знает он, что идеология – не предмет, ни «взять», ни «отдать» ее иначе, как с головами, в которых она содержится, – невозможно? Что идеология маскирует реальность, скрывает глубокие жизненные интересы ее носителей? Что идеология – средство сплочения, соединения разрозненных личных страстей (а их – что песку на морском берегу, как говорил Гоголь, но главных немного: властолюбие, стяжательство, похоть, суеверия) для совместного их удовлетворения? Идеология, конечно, может быть ложью, но, во-первых, это не беспочвенная ложь, она паразитирует на каком-либо жизненном основании, а, во-вторых, ложь чрезвычайно выгодная ее адептам и хранителям, если им удается объединиться. Не знает, что ли, автор нашей реальности? Не знает, что такое аппарат, не думал об академии общественных наук, о высших партийных школах? о партии наконец? Пусть никто из мало-мальски развитых партийцев не верит сейчас ни в какую идеологию, не пользуется ею ни в какой ситуации; пусть сотни тысяч ее распространителей и хранителей давным-давно рукой махнули на ее противоречия, отчаявшись их уразуметь; пусть ее толком мало кто и знает, кроме очень немногих действительно убежденных марксистов (а эти в ужасе от «несовместимости» теории марксизма с нашей практикой); пусть толкований марксизма существует великое множество, так что и не понять иной раз с ходу, что же объединяет одну ересь с другой; пусть все это так, но – обязательным условием активной общественной жизни в нашей стране является публичное исповедание преданности марксизму, верности «идеалам коммунизма» (едва ли кто-нибудь в состоянии вразумительно сказать, что это такое, а два человека, спрошенные врозь, никогда не совпадут в ответе), хоть внешний, хоть ритуальный только, но поклон официальной идеологии – неизбежен, если вы хотите существовать в данной общественной жизни, хотите работать, а тем более, если стремитесь занять какое-то положение, даже самое малюсенькое, а еще пуще – пост. Конечно, сейчас открылся и жертвенный путь – не поклониться и пострадать, и всегда был путь катакомбного существования, «внутренней эмиграции», но как за такими охотились и охотятся, как таких ненавидели и ненавидят! Преданность (повторяю – пусть фальшивая, пусть невежественная – неважно!) идеологии марксизма-ленинизма стала необходимейшим качеством любого человека, причастного к власти, шире – к официальной общественной деятельности, еще шире – к жизни в нашей стране. И, разумеется, особенно это относится к партийному аппарату, к руководителям всех уровней. Хорошо известно, что подбор кадров и их выдвижение производится в нашей стране по «деловым и политическим признакам» (не по деловым и нравственным, как было бы нормально), а под этими «политическими признаками» разумеется, прежде всего, публично выражаемая преданность идеологии. Поэтому самому наивному человеку понятно, что публичный, открытый отказ от идеологии означает для большинства наших управляющих отказ от власти, а ждать такого подвига – чистейшая фантазия.

И тут нельзя не заметить, что Солженицын ошибается, когда пишет, что «Сталин от первых же дней войны не понадеялся на гниловатую порченую подпорку идеологии, а разумно отбросил ее, почти перестал ее понимать, развернул же старое русское знамя, отчасти – православную хоругвь – и мы победили!»

Нет, не так было дело, и даже Сталин с его абсолютной властью ничего подобного не делал (может быть, и не мог сделать) – он лишь слегка приглушил звучание привычных идеологических лозунгов и чуть-чуть дал волю традиционному русскому патриотизму, а в тех условиях полного идейного молчания даже это чуть-чуть прогремело, как колокольный звон в ночи. Но никакого русского знамени, тем паче православной хоругви не было и в помине – померещились они. А что было? Выписываю из речей и выступлений Сталина: советская земля и советский народ, сплоченные вокруг партии Ленина-Сталина (так сам эту партию и назвал!), великий Ленин (3 июля 1941 года); советский строй, борьба с империализмом, гитлеровский режим как копия царского режима в дореволюционной России (6 ноября 1941); дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну, пусть осенит нас победоносное знамя великого Ленина (7 ноября 1941); сила и жизненность колхозного строя, партия Ленина, партия большевиков – руководящая и направляющая сила советского общества как в годы мирного строительства, так и в годы войны, указания Ленина (6 ноября 1943 года). А рядом с этим было и чуть-чуть: великая русская нация, но во главе списка ее выдающихся людей – Плеханов и Ленин; призыв вдохновляться образами великих предков от Александра Невского до Кутузова, но сразу же выше всех этих образов – победоносное знамя великого Ленина. Это все было им сказано в 1941–1943 годах, а дальше и спорить не надо, по Солженицыну, «к концу войны» идеологию марксизма-ленинизма снова Сталин вытащил (якобы «из нафталина»!).