Текст книги "Личностный потенциал. Структура и диагностика"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 59 страниц)

Вернадский В.И. Несколько слов о ноосфере // Успехи современной биологии. 1944. Т. 18. Вып. 2. С. 113–120.

Геофизическая служба СО РАН. Алтае-Саянский филиал ГС СО РАН. Исследования. Электронный ресурс: http://gs.sbras.ru/node/39.

Голд Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990.

Гумилев Л.Н.Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1990.

Дерябо С.Д.Экологическая психология: диагностика экологического сознания. М.: МПСИ, 1999.

Душков Б.А. География и психология: подход к проблемам. М.: Мысль, 1987.

Зайцев В.П. Вариант психологического теста Mini-mult // Психол. журн. 1981. № 3. С. 118–123.

Злобин Б.А. Природные катастрофы на территории Сахалинской области. Южно-Сахалинск: Изд-во СахГУ, 2001.

Китаев-Смык Л.А. Вероятностное прогнозирование и индивидуальные особенности реагирования человека в экстремальных ситуациях // Вероятностное прогнозирование в деятельности человека. М.: Наука, 1977. С. 189–225.

Китаев-Смык Л.А.Психология стресса. М.: Наука, 1983.

Котенева А.В. Психическое состояние и эффективность деятельности. Психическая травматизация у студентов // Мир психологии. 1998. № 2. С. 50–57.

Кроник А.А., Ахмеров Р.А. Каузометрия. М.: Смысл, 2002.

Ксенофонтова Е.Г. Исследование локализации контроля личности – новая версия методики «Уровень субъективного контроля» // Психол. журн. 1999. Т. 20. № 2. С. 103–114.

Лазарус Р.Теория стресса и психофизиологические исследования // Эмоциональный стресс. Л.: Медицина, 1970. С. 178–209.

Леонтьев А.Н.Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.

Леонтьев Д.А. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО). М.: Смысл, 1992.

Леонтьев Д.А. Личностное в личности: личностный потенциал как основа самодетерминации // Учен. зап. кафедры общей психологии МГУ им. М.В. Ломоносова / Под ред. Б.С. Братуся, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2002. Вып. 1. С. 56–65.

Магомед-Эминов М.Ш. Экзистенциальная ситуация уцелевшего // Материалы I Всероссийской научно-практической конференции по экзистенциальной психологии: Материалы сообщений. М.: Смысл, 2001. С. 78–79.

Мазур И.И., Иванов О.П. Опасные природные процессы. М.: Экономика, 2004.

Маклаков А.Г. Личностный адаптационный потенциал: его мобилизация и прогнозирование в экстремальных условиях // Психол. журн. 2001. Т. 22. № 1. С. 16–24.

Мамардашвили М. К. Необходимость себя. М.: Лабиринт, 1996.

Мамардашвили М.К.Психологическая топология пути. М. Пруст «В поисках утраченного времени». СПб.: Русский христианский гуманитарный ин-т, 1997.

Медведев В.И.Устойчивость физиологических и психофизиологических функций человека при действии экстремальных факторов. Л.: Наука, 1982.

Муздыбаев К. Стратегии совладания с жизненными трудностями. Теоретический анализ // Журн. социологии и соц. антропологии. 1998. Т. 1. № 2. Электронный ресурс: http://www.soc.pu.ru:8101/publications/jssa/home.html.

Нартова-Бочавер С.К. Coping behavior в системе понятий психологии личности // Психол. журн. 1997. Т. 18. № 5. С. 20–39.

Небылицын В.Д. Надежность работы оператора в сложной системе управления // Хрестоматия по инженерной психологии. М.: Высшая школа, 1991. С. 238–249.

Реан А.А., Кудашев А.Р., Баранов А.А. Психология адаптации личности. СПб.: Медицинская пресса, 2002.

Решетников М.М., Баранов Ю.А., Мухин А.П., Чермянин С.В. Психофизиологические аспекты состояния, поведения и деятельности пострадавших в очаге стихийного бедствия // Психол. журн. 1989. Т. 10. № 4. С. 125–128.

Сейсмостанция Южно-Сахалинск. Информация о сейсмической активности. Электронный ресурс: http://yss.dtn.ru/table.php.

Собчик Л.Н. МЦВ – Метод цветовых выборов. Модифицированный восьмицветовой тест Люшера. СПб.: Речь, 2001.

Собчик Л.Н. СМИЛ – стандартизированный многофакторный метод исследования личности. СПб.: Речь, 2003.

ССД – Служба срочных донесений ЦОМЭ ГС РАН. Электронный ресурс: http://www.ceme.gsras.ru/ccd.htm.

Тарабрина Н.В. Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб.: Питер, 2001.

Уломов В.И. Сейсмогеодинамика и сейсмическое районирование Северной Евразии // Вестник ОГГГГН РАН. 1999. № 1(7) 1999. Электронный ресурс: http://grinikkos.com/Donlowd/51/ulomov.pdf

Фейгенберг И.М.Порог вероятностного прогноза и его изменение в патологии // Вероятностное прогнозирование в деятельности человека. М.: Наука, 1977. С. 169–188.

Фейгенберг И.М., Иванников В.А.Вероятностное прогнозирование и преднастройка к движениям. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978.

Франкл В.Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

Хекхаузен Х.Мотивация и деятельность: В 2 т. М.: Педагогика, 1986. Т. 2. С. 107–136.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб.: Питер, 1997.

Яницкий М.С. Ценностные ориентации личности как динамическая система. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2000.

Ясвин А.В. Психология отношения к природе. М.: Смысл, 2000.

Chi-Hsiang Hsu, Chih-Chung Su.Ten years after the 921 Earthquake A report on the posttraumatic growth of Jen-Ai Hospital in Tali, Taiwan // The Australasian Journal of Disaster and Trauma Studies. 2010. Vol. 2. URL: http://trauma.massey.ac.nz/

Crumbaugh J. Everything to gain. A guidance to self-fulfillment through logoanalysis. Chicago: Nelson-Hall Company, 1973.

Hiley-Young B., Gerrity E.T. Critical Incident Stress Debriefing (CISD): Value and Limitations In Disaster Response // National Center for PTSD Clinical Quarterly. 1994. Spring. Vol. 4. № 2. P. 17–19.

Jackson C.A. Posttraumatic Growth: Is there evidence for changing our practice? // The Australasian Journal of Disaster and Trauma Studies. 2007. Vol. 1. URL: http://trauma.massey.ac.nz/

Kelly G.A. Psychology of personal constructs.Vol. 1. N.Y.: Norton, 1955.

Lazarus R. S., Folkman S.Stress, Appraisal, and Coping. N.Y.: Springer, 1984. P. 3—30.

Maddi S.R., Khoshaba D.M. Hardiness and Mental Health // Journal of Personality Assessment. 1994. Oct. Vol. 63. № 2. P. 265–274.

McMillen J.C., Smith E.M., Fisher R.H. Perceived benefit and mental health after three types of disaster // Journal of consulting and clinical psychology. 1997. Vol. 65. P. 733–739.

Morris B.A., Shakespeare-Finch J., Scott J.L. Coping Processes and Dimensions of Posttraumatic Growth // The Australasian Journal of Disaster and Trauma Studies. 2007. Vol. 1. URL: http://trauma.massey.ac.nz/

Nolen-Hoeksema S., Morrow J.A Prospective Study of Depression and Posttraumatic Stress Symptoms after a Natural Disaster The 1989 Loma Prieta Earthquake // Journal of Personality and Social Psychology. 1991. July. Vol. 61. № 1. P. 115–121.

Norris F.H. Epidemiology of Trauma Frequency and Impact of Different Potentially Traumatic Events on Different Demographic Groups // Journal of Consulting and Clinical Psychology. 1992. June. Vol. 60. № 3. P. 409–418.

Norris F.H, Galea S., Friedman M.J., Watson P.J. Methods for disaster mental health research. N.Y.: Guilford Press, 2006.

Norris F.H., Slone L.B.The epidemiology of trauma and PTSD // Handbook of PTSD: science and practice. N.Y.: Guilford Press, 2007. P. 78–98.

Picou J., Steven J. The Exxon Valdez Oil Spill and Chronic Psychological stress // Proceedings of the Exxon Valdez Oil Spill Symposium. American Fishery Society. Bethesda (MD), 1996. P. 879–893.

Taylor A.J.W. Spirituality and Personal Values: Neglected Components of Trauma Treatment // Traumatology. 2001. Vol. 7. № 3. P. 111–119.

Tremblay M.A., Blanchard C.M., Pelletier L.G., Valerand R.J. A Dual Rote in Explaining Health outcomes in natural disaster // Journal of Applied Social Psychology. 2006. Vol. 36. № 6. P. 1502–1522.

Wood J. M., Bootzin R. R., David R., Nolen-Hoeksema S., Jourden F. Effects of the 1989 San Francisco Earthquake on Frequency and Content of Nightmares // Journal of Abnormal Psychology. 1992. May. Vol. 101. № 2. P. 219–224. Young B.H, Ford J.D., Ruzek J.I., Friedman M.J., Gusman F.D. Disaster Mental Health Services: A Guidebook for Clinicians and Administrators. St. Louis (MO): Department of Veterans Affairs, Employee Education System, National Media Center, 1998.

Личностные ресурсы преодоления затрудненных условий развития [16] Л.А. Александрова, А.А. Лебедева, Д.А. Леонтьев, Е.И. Рассказова

Развитие личности в затрудненных условиях: постановка проблемы

В самое последнее время стал оформляться отчетливый социальный запрос на психологические исследования людей с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ), хотя потребность в этом существовала давно – число людей, которым поставлен диагноз той или иной степени инвалидности, в нашей стране исчисляется миллионами. Проблема слабой интеграции лиц с ограниченными возможностями в социальную жизнь остро встает перед современным обществом. Люди, имеющие инвалидность, находятся в ситуации социальной эксклюзии. Человек с инвалидностью зачастую остается невостребованным как в силу объективных ограничений возможностей здоровья, так и в результате социальной тенденции к избеганию взаимодействия с инвалидами.

Согласно многим исследованиям, даже успешно заканчивающие школы, колледжи и вузы молодые люди с ОВЗ не всегда с успехом устраиваются на работу ( Stodden, Dowrick, Gilmore, Galloway, 2001). Более 75 % глухих и слабослышащих людей бросают учебу или их исключают из средних специальных и высших учебных заведений (см. Boutin, 2008). Проблема становится еще более актуальной, если учесть значительную распространенность ограничения возможностей по здоровью (по разным данным она достигает 15–20 % популяции). В целом, у студентов с ОВЗ ниже академическая успеваемость по сравнению с условно здоровыми студентами, а школьники и студенты с ОВЗ менее готовы к поступлению в колледжи и вузы ( Stodden, Dowrick, Gilmore, Galloway, 2001). Эти данные ставят вопрос о факторах, которые лежат в основе трудностей людей с ОВЗ, и мишенях воздействия, поддержки таких студентов.

К числу факторов, способствующих эффективному трудоустройству молодых специалистов, относят не только ситуативные, социоэкономические и связанные с состоянием физического и психического здоровья, но и психологические факторы. Сами студенты обосновывают свое исключение из вузов не столько трудностями обучения, сколько коммуникативными проблемами, трудностями или невозможностью общения ( Boutin, 2008). Остаются и продолжают обучение студенты, которые уверены в своих способностях (что не всегда совпадает с реальными способностями). Все более распространенной становится точка зрения, что специфические потребности студентов с ОВЗ должны соотноситься с их вовлеченностью, установками, целями, ценностями, в том числе теми, которые сформировались у них до поступления. Тем самым подход к этой проблеме с позиций концепции личностного потенциала оказывается крайне актуальным. Если раньше работа со студентами с ОВЗ осуществлялась преимущественно в контексте специальной или клинической психологии и была в основном сосредоточена на базовом соматическом или неврологическом нарушении и проблеме его коррекции, то теперь на передний план все больше выдвигаются общепсихологические и социально-психологические проблемы, а само нарушение выступает не столько в качестве мишени работы психолога, сколько в качестве ее условия или системы условий; сама же работа, направленная на развитие ресурсов адаптации и самореализации, во многом перестает быть нозоспецифичной.

Это отражается и в терминологии, которая использовалась в этой связи. Долгое время как в русском языке, так и в европейских языках было в ходу слово «инвалид» – калька с латинского термина, означающего «негодный», «непригодный» (прежде всего, имелась в виду непригодность к воинской службе, но не только). Обозначаемые этим термином люди, в отличие от «условно здорового» большинства, действительно не пригодны или плохо пригодны для выполнения ряда социальных функций. Этот термин устоялся на протяжении многих столетий. В ХХ веке постепенный отказ от взгляда на эту проблему через призму патологии в пользу ее рассмотрения с позиций особенностей привел к изменению терминологии, к постепенному (пока еще далеко не полному) выходу из употребления самого слова «инвалид». В англоязычной терминологии оно заменено более мягким понятием «disabled», что означает буквально «лишенный способности к чему-то». Это более мягкий вариант, но тоже выражающий некоторую ущербность. Соответствующее русское понятие (которое вошло в обиход позже) – «лица с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ)». Термин «ОВЗ» не ставит крест на человеке в целом, но, тем не менее, по-прежнему фиксирует определенный изначальный дефицит. Но кто отважится утверждать, что возможности его здоровья неограниченны? Сейчас в англоязычной терминологии все больше в ходу понятие «challenged» (от слова «challenge» – «вызов») – эти люди описываются как сталкивающиеся с вызовом. Вызов – это то, что нам предъявляет какая-то внешняя (по отношению к нашему Я) ситуация, порой наш собственный организм. Это то, на что можно по-разному реагировать, причем характер реакции однозначно не определяется характером самого вызова.

К факту установленного медицинского диагноза, на основании которого общество диагностирует инвалидность, сам носитель этого диагноза может относиться по-разному. Сто лет тому назад А. Адлером был описан феномен компенсации: люди, которые оказываются в каком-то одном отношении «органически неполноценными», развивают другие функции на более высоком уровне, скажем, у людей с хроническими дисфункциями нижних конечностей руки, как правило, намного сильнее, чем у среднего человека, проблемы со зрением компенсируются повышенной остротой слуха, обоняния и других анализаторов, и так далее ( Adler, 1977). Среди людей, которые оставили значительный след в истории человечества, есть и такие, про которых мы редко вспоминаем, что они относились к категории лиц с ОВЗ: Гомер, Бетховен, адмирал Нельсон, Ф.Д. Рузвельт, М.М. Бахтин, такие психологи как М. Эриксон и Е.Ю. Артемьева. Априори неблагоприятная для индивида ситуация инвалидности, даже врожденной, с точки зрения современных взглядов на психологию личности и на психологию здоровья не может рассматриваться как однозначно детерминирующая проблемы адаптации. А.Н. Леонтьев (2004) отмечал, что одни и те же физические и телесные особенности могут стоять в разном отношении к личности человека, по-разному встраиваться в структуру жизнедеятельности.

В психологии давно, проводя параллель между процессами развития и выздоровления, выстраивали оправданную параллель между здоровьем и зрелостью; вполне очевидно, что ограниченные возможности здоровья одновременно выступают в качестве затрудненных условий развития(ЗУР). Про ограничение возможностей развития было бы говорить некорректно, поскольку ОВЗ не столько ставит границы возможностям развития, сколько требует повышенных усилий и затраты бóльших ресурсов, чем в ситуации обычного, незатрудненного развития. Тем самым ЗУР можно определить как субоптимальное состояние биологических и/или социальных предпосылок личностного развития, требующее существенно повышенных усилий для решения задач развития и предъявляющее в силу этого повышенные требования к личности.Важно подчеркнуть, что речь идет о характеристике именно условий, или предпосылок, развития, но не самого развития. Мы говорим в данном контексте не об отклоняющемся личностном развитии, а о личностном развитии в затрудненных условиях.

Станет ли повышенный уровень требований действительно ограничением возможностей, зависит от двух остальных факторов – от того, насколько среда будет поддерживать развитие и предоставлять необходимые ресурсы, и от того, насколько индивид окажется готов, мотивирован и способен к приложению интенсивных усилий для ответа на вызовы социальной и индивидуальной ситуации развития. Следует отметить, что даже в развитом обществе, исходящем из представления о социальной полноценности лиц с ОВЗ, нормативные требования социальной ситуации развития по отношению к ним ниже, чем по отношению к остальным, что дает им возможность ставить самим себе разную планку притязаний. Они могут либо осознанно принимать позицию инвалида, принимая как должное пониженные ожидания по отношению к ним по сравнению с остальными, пользуясь при этом привилегией экономии усилий. Либо отказываться от этой привилегии, претендуя на отношение, не отличающееся от отношения к остальным, пусть даже ценой затраты усилий, намного превышающих те, которые приходится прилагать для решения тех же задач остальным. Поэтому решающим фактором, определяющим траекторию развития, является, в конечном счете, именно третий фактор – позиция личности по отношению к своей социальной ситуации, а также возможности активного воздействия личности на эту ситуацию, что во многом определяется ресурсами личностного потенциала.

Из этого следует, что в ситуации развития человека с ограниченными возможностями здоровья центральным звеном становится личность, ее развитие, в то время как сама ситуация инвалидности становится условием жизнедеятельности. В таком случае задачи развития личности лиц с ОВЗ и людей без инвалидности (условно здоровых) оказываются принципиально сходными. Различия в этих двух группах заключаются в количестве и качестве трудностей на пути к достижению тех же, в сущности, целей. Если инвалидность приводит к сужению жизненных перспектив, это может привести личность к полному отказу от борьбы, к подчинению болезни. В отдельных случаях встреча с препятствием в виде ограничения возможностей здоровья может становиться ресурсной и провоцировать раскрытие потенциальных возможностей личности, ее сильных сторон.

Ресурсы личности и их взаимодействие в ситуации ограничения возможностей здоровья

В рамках нашего исследования мы предлагаем новую постановку проблемы: лица с ОВЗ рассматриваются под углом зрения не столько их специфики, выделяющей их в особую группу («специальная психология»), сколько общих для всех людей мотивов и задач развития, решение которых у этой категории лиц сопряжено с повышенной трудностью и напряжением. Известно, что далеко не все лица, формально относящиеся к категории инвалидов, готовы и согласны рассматривать самих себя как людей особого сорта, изначально отличающихся от всех остальных. Задачей заявленного исследования является изучение психологических ресурсов совладания с жизненными трудностями и условий позитивного личностного развития у лиц с ОВЗ, которые позволяют им решать жизненные задачи, выходящие за пределы адаптации в традиционном понимании этого термина.

В литературе широко распространены такие понятия, как трудные жизненные ситуации, критические ситуации, стрессовые ситуации, экстремальные ситуации. Встречаются и более индивидуальные термины, такие как эксквизитные ситуации (Э.И. Киршбаум), трансординарные ситуации (М.Ш. Магомед-Эминов). Выбор термина очевидно зависит от основания, по которому данная группа ситуаций выделяется из остальных. В терминологии в той или иной степени смешиваются несколько признаков таких ситуаций: (1) они не относятся к числу обычных, ожидаемых, предсказуемых; (2) они порождают определенный сбой, разрыв в жизнедеятельности индивида, ту или иную «невозможность» ( Василюк, 1984); (3) они создают опасность, угрозу для целостности субъекта, его физического и психологического благополучия, стабильности его жизненного мира и его целей и смыслов; (4) они порождают повышенные требования к функционированию индивида, включая как внешнюю предметно-практическую деятельность, так и познавательные процессы и процессы смысловой динамики («смыслостроительства» по Ф.Е. Василюку (1984) и Д.А. Леонтьеву (1999), «работы личности» по М.Ш. Магомед-Эминову (2009)), предъявляя ему своеобразное «мобилизационное предписание». Понятия «стрессовая ситуация» и «трудная ситуация» подчеркивают именно этот аспект: повышенные требования, предъявляемые к функционированию индивида, необходимость для него затрачивать дополнительные ресурсы на ее преодоление либо, по меньшей мере, приспособление к ней. Такая ситуация может приобретать затяжной характер, а результаты этих затрат не всегда бывают успешными, то есть не всегда позволяют избежать неблагоприятных для субъекта изменений в его жизни.

Под понятием «ресурсы» мы будем понимать те индивидуальные особенности, в зависимости от которых задачи мобилизации, адаптации к стрессовой ситуации, ее преодоления и предотвращения неблагоприятных последствий решаются легче или, напротив, труднее (при их дефиците). При этом различаются специфические, узконаправленные ресурсы, имеющие значение лишь для определенного класса стрессовых ситуаций, и универсальные метаресурсы, обладание которыми дает выигрыш в самых разнообразных стрессовых ситуациях; мы будем рассматривать преимущественно последние. Можно различать по меньшей мере три их наиболее глобальных класса: физиологические ресурсы(например, общее состояние здоровья или тип нервной системы, от которого зависит физиологическая «цена» адаптации к стрессу), психологические ресурсы(особенности личности, характера, способностей, психических процессов) и социальные ресурсы,обнаруживающиеся во взаимодействии с другими людьми (в частности, социальная поддержка).

В свою очередь, в числе психологических ресурсов можно выделить следующие их разновидности ( Леонтьев Д.А., 2010):

1.  Психологические ресурсы устойчивости. К ним мы относим, прежде всего, ценностно-смысловые ресурсы, наличие которых дает субъекту чувство опоры и уверенности в себе, устойчивую самооценку и внутреннее право на активность и принятие решений. К основным переменным этой группы, по нашим данным, относятся, в частности, удовлетворенность жизнью, осмысленность жизни, чувство связности (А. Антоновский), субъективная витальность как диспозиция (Р. Райан, К. Фредерик), самоотношение, оптимизм, а также базовые убеждения (Р. Янофф-Бульман).

Отличительной особенностью этой группы ресурсов является то, что они одновременно выступают в двух ипостасях: являются и независимыми, и зависимыми переменными, а также следствием определенной динамики жизненной ситуации, отражающей меру благополучия и общее качество жизни личности, – с одной стороны, и факторами, значимо влияющими на дальнейшую успешность и эффективность жизнедеятельности – с другой, что подтверждено многочисленными исследованиями.

2.  Психологические ресурсы саморегуляции. К ним мы относим психологические переменные, отражающие устойчивые стратегии саморегуляции как способы построения динамического взаимодействия с обстоятельствами жизни, выбранные из ряда альтернативных стратегий, например: мера субъективного контроля над ними или зависимости от них, устойчивые ожидания положительных или отрицательных исходов событий, стратегии взаимодействия со сложностью и неопределенностью, гибкость или ригидность целеполагания, характеристики связи усилий с результатами деятельности и др. В числе релевантных переменных можно назвать каузальные ориентации (Э. Деси, Р. Райан), локус контроля (Дж. Роттер), ориентация на действие/состояние (Ю. Куль), самоэффективность (А. Бандура), толерантность к неопределенности, склонность к риску, поленезависимость, рефлексивность, и др.

Некоторые психологические переменные, такие как оптимизм (Ч. Карвер, М. Шейер, М. Селигман) или жизнестойкость (С. Мадди), проявляют себя одновременно и как ресурсы устойчивости, снижая общую меру уязвимости субъекта для стрессовых ситуаций, и как ресурсы саморегуляции, определяя характер конкретных решений, принимаемых субъектом в процессе взаимодействия с обстоятельствами его жизни.

3.  Мотивационные ресурсы, отражающие энергетическое обеспечение действий индивида по преодолению стрессовой ситуации. К ним, в частности, относятся жизненные цели и воспринимаемые возможности, а также смыслы и ценности.

4.  Инструментальные ресурсы. К ним относятся выученные (приобретенные) инструментальные навыки и компетенции, например, навыки и стереотипы организации операциональной стороны деятельности, а также стереотипные тактики реагирования на те или иные ситуации (в том числе психологические защиты, или механизмы совладания в узком смысле слова). Принято говорить о стратегиях совладания, но по нашим данным складывается впечатление скорее о вторичной, инструментальной, или тактической, роли этих переменных, чем об их стратегическом характере.

Ресурсы устойчивости образуют наиболее надежную защиту от неблагоприятных обстоятельств жизни. С другой стороны, они во многом блокируют использование более гибких ресурсов саморегуляции. Ресурсы саморегуляции в ситуации стресса тем самым во многом компенсируют дефицит ресурсов устойчивости даже в наиболее экстремальных жизненных обстоятельствах. Эта группа ресурсов, в отличие от остальных, основана во многом на переструктурировании системных связей во взаимодействиях с миром, и благодаря этому способна превращать в достоинства даже то, что на первый взгляд выглядит очевидным минусом, например, отчаяние, пессимизм и недоверие, травму и другие жизненные обстоятельства, резко ограничивающие возможности субъекта. Это мобилизует его на изменение структуры и компенсаторное повышение качества саморегуляции своей жизнедеятельности.

Предложенная схема позволяет по-новому взглянуть на соотношение факторов, от которых зависит способность личности сопротивляться жизненным невзгодам.

В соответствии со спецификой психотравмирующей ситуации людей с ОВЗ мы предполагаем, что ресурсы устойчивости у них находятся на более низком уровне, чем у их условно здоровых сверстников. Мотивационные ресурсы могут актуализироваться, в частности, путем изменения своей позиции по отношению к инвалидности. Одним из его вариантов может быть изменение позиции жертвы (инвалида) на позицию субъекта, способного помогать другим. Такое изменение влечет за собой психотерапевтический эффект смены угла зрения на проблему.

В числе инструментальных ресурсов особенно важны ресурсы социальной поддержки, которые могут носить разный характер в зависимости от задачи совладания. В ситуации, когда личности требуется сохранить психологическую гармонию в условиях психотравмирующей данности, обращение за поддержкой к близким является первоочередным шагом, дающим действительный эффект. Однако немаловажно, что порой эта поддержка приобретает формы гиперопеки, препятствующей личностным изменениям. Особенно это значимо в ситуации инвалидности, так как влияние со стороны родителей и ответная благодарность со стороны детей с ОВЗ зачастую провоцируют созависимость обеих сторон и, как следствие, невозможность разрушить жесткие внутрисемейные правила.

В ситуации повышенных требований к функционированию личности человека с ОВЗ, например, в условиях инклюзивного образования (образования «на равных»), становятся актуальными те ресурсы, которые он может задействовать, принимая жизненный вызов.

Эти положения опираются на имеющиеся данные, касающиеся вклада различных категорий ресурсов в успешность и качество жизни лиц с ОВЗ. Так, в эмпирических исследованиях было показано, что самодетерминация (понимаемая как способность к самостоятельному и автономному выбору в жизни) положительно коррелирует с успешностью молодых людей с ОВЗ в жизни ( Bremer, Kachgal, Schoeller, 2003). По некоторым данным, успешности молодых людей с ОВЗ в жизни и работе способствует высокая самооценка ( Hayward, Schmidt-Davis, 2003). Аналогичные результаты были получены в исследовании молодых людей со зрительными нарушениями: в исследовании Макдонелла и Краддена ( McDonnall, Crudden, 2009) успешное устройство на работу студентов предсказывалось на основе опыта предыдущей работы, академической успеваемости, использования специальных средств обучения и локуса контроля. Интересно, что, по данным этой работы, уровень самооценки и отношения с консультантом не влияли на трудоустроенность студентов. По другим данным, высокая самооценка способствует у слабовидящих и слепых развитию чувства независимости ( Beach, Robinet, 1995). По всей видимости, чувство безнадежности, в противоположность оптимизму и осмысленности жизни, характерно для многих людей с ОВЗ ( Miller, 2000), что требует разработки специальных программ реабилитации.

Представления о важной роли самодетерминации при ОВЗ легли в основу серии исследований М. Вемайера и соавт. ( Wehmeyer, Garner, 2003). В своей модели самодетерминации М. Вемайер рассматривает два ее источника: среда и опыт дают возможности для саморегуляции, тогда как обучение и развитие обеспечивают способность к самодетерминированному поведению. Наряду с поддержкой, эти источники определяют развитие автономии, саморегуляции, самореализации и, через них, самодетерминации. Он показал, что самодетерминация, автономия и удовлетворенность жизнью связаны с условиями жизни (например, они выше в принимающем обществе-коммуне, чем при самостоятельном проживании лиц с ОВЗ), но не столь связана с выраженностью нарушений. Так, даже наличие выраженных интеллектуальных нарушений не было непреодолимой преградой для формирования самодетерминации при ОВЗ.

Закономерен вопрос о возможностях развития самодетерминации и психологических ресурсов у студентов с ОВЗ. В целом, у молодых людей с ОВЗ, например, при зрительных нарушениях ( Robinson, Lieberman, 2004), меньше возможностей для самодетерминированного поведения и для развития такого поведения. Обучение студентов автономному выбору и принятию решения может рассматриваться как одна из важнейших стратегий социальной поддержки и способствует успешному выходу студента с ОВЗ во взрослую жизнь ( Hughes, Bogseon, Jin-Hoet al., 1997).

Социальная поддержка рассматривается как один из важнейших факторов, препятствующих развитию физических и психических нарушений в стрессовых ситуациях ( Cohen, McKay, 1984). Студенты с ОВЗ нередко испытывают изоляцию в коллективе сверстников (см. Boutin, 2008). В исследованиях людей с ОВЗ было показано, что социальная поддержка способствует у них принятию своих особенностей ( Li, Moore, 1998). При этом субъективно воспринимаемая социальная дискриминация негативно сказывается на разных областях жизни людей, тогда как социальная интеграция значительно улучшает их качество жизни. У слабовидящих и незрячих социальная поддержка сильно (r=0,60) положительно коррелирует с чувством надежды на лучшее ( Goodwyn, Carter, 2009), причем эта закономерность сохраняется для различных областей получения поддержки (членов семьи, близких, значимых других). Глухие и слабослышащие студенты первых курсов чаще остаются учиться в вузе, если удовлетворены качеством своего общения ( Stinson, Scherer, Walter, 1987). Интересно, что в одном из исследований было установлено, что социальные отношения слабослышащих нередко хуже, чем социальные отношения полностью глухих людей ( Fellinger, Holzinger, Gerich, Goldberg, 2007). Качество жизни детей с детским церебральным параличом связано с особенностями их детско-родительских отношений ( Wiley, Renk, 2007). Среди их психологических проблем ключевыми являлись трудности общения со сверстниками ( Parkes, White-Koning, Dickinsonet al., 2008). Трудности в получении социальной поддержки тесно связаны с самоэффективностью: так, для людей с детским церебральным параличом необходимость сопровождения и обращения за помощью была сопряжена со снижением самоэффективности, тогда как возможность механического, инструментального сопровождения (использование техники) – с повышением самоэффективности ( Becker, Schaller, 1995). Эти данные хорошо иллюстрируют тот факт, что обращение за помощью и получение поддержки от других людей нередко связаны с дистрессом для людей с ОВЗ.