Текст книги "Личностный потенциал. Структура и диагностика"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 59 страниц)

Распределения жизнестойкости и ее компонентов по критерию Колмогорова – Смирнова в обеих выборках неотличимы от нормальных (p>0,20). По критерию Манна – Уитни (табл. 9) ни студенты из г. Кемерово, ни психологи и студенты из Петропавловска-Камчатского не отличались от московской выборки (соответствующей по возрасту). Вовлеченность в Москве на уровне тенденции ниже, чем в других выборках, что может объясняться социально-психологическими эффектами жизни в столице-мегаполисе: анонимностью и отстраненностью (см. Милграм, 2000). Показатель контроля в Петропавловске-Камчатском ниже (p<0,05), чем у испытуемых из Кемерово, а показатель принятия риска немного выше (p<0,1). Мы затрудняемся объяснить различия в контроле региональными или иными различиями, они требуют дальнейших исследований.В целом региональные различия по данным наших исследований практически не влияют на результаты теста жизнестойкости.

Таблица 9 Сопоставление показателей жизнестойкости выборок Кемерово (К; N=183), Петропавловска-Камчатского (Р; N=60) и Москвы (М; N=64)

Примечание: * – p<0,1; ** – p<0,05.

Связь жизнестойкости и особенностей переживания стресса, депрессивности

С целью оценки внутренней валидности теста важно было показать, что жизнестойкость действительно влияет на переживание стресса и совладание с ним и связана с сохранением физического и психического здоровья.

Наше исследование ( Рассказова, 2006) 64 здоровых испытуемых (30 женщин и 34 мужчины, средний возраст 29±12 лет) показало, что жизнестойкость отрицательно коррелирует с депрессивностью (переживанием собственной несостоятельности, часто сопровождающейся соматическими симптомами и нарушением работоспособности), отдельными симптомами посттравматического стрессового расстройства (навязчивыми воспоминаниями о травматическом событии, избеганием этих воспоминаний, физиологическим возбуждением) и использованием неадаптивных копинг-стратегий, не разрешающих проблемы (употребление алкоголя, уход в собственные фантазии).Корреляционный анализ данных жизнестойкости и шкалы депрессивности А. Бекав адаптации Н.В. Тарабриной (2001), включающей когнитивно-аффективную шкалу и шкалу соматизации, выявил значимые отрицательные корреляции всех показателей по шкалам депрессивности и шкалам жизнестойкости (табл. 10).

Таблица 10

Результаты корреляционного анализа данных по тесту жизнестойкости и по шкале депрессивности по Спирмену (N=64)

Примечание: * p<0,05; ** p<0,01.

Однако остается открытым вопрос о характере влияния: мы предполагали, что высокие показатели жизнестойкости обладают превентивным действием по отношению к депрессивности, тогда как при низких и средних значениях вероятность симптоматики варьирует в зависимости от ситуации. При высоком общем показателе жизнестойкости не было выявлено ни одного случая, в котором показатели достигали бы уровня «умеренной депрессии». В половине зафиксированных случаев депрессивности (52,6 %) имела место низкая жизнестойкость. Вероятность наличия умеренной или выраженной депрессивности при низком общем показателе жизнестойкости в норме составила 62,5 %. Это означает, что, хотя низкая жизнестойкость является хорошим предиктором депрессивности, ее влияние не абсолютно, тогда как высокая жизнестойкость, по нашим данным, является 100 % предиктором ее отсутствия. Это вполне логично: если высокий уровень жизнестойкости правомерно рассматривать как причинный фактор снижения депрессивности, то низкую жизнестойкость нельзя считать причиной ее повышения. В таблице 11 представлены значения вероятностей умеренной и выраженной депрессивности при снижении одной, двух, трех шкал жизнестойкости.

Таблица 11

Вероятность высоких показателей по шкале депрессивности при снижении одного, двух, трех компонентов жизнестойкости

Корреляционный анализ симптомов вторжения и избегания травматических воспоминаний, а также физиологического возбуждения по шкале влияния травматического опыта М. Горовитцав адаптации Н.В. Тарабриной (2001) с показателями жизнестойкости выявляет значимые связи общего показателя жизнестойкости и шкалы вовлеченности с общим показателем посттравматического стресса, шкалами избегания и физиологического возбуждения. М. Горовитц ( Horowitz, 1979) выделяет различные этапы переживания травматического события: шок, протест, отказ, вторжение, переживание, новый опыт (принятие себя как другого человека). Шкала контроля опросника жизнестойкости оказывается значимо отрицательно связана со всеми шкалами опросника посттравматического стресса. Однако можно заметить, что в достаточно большом числе ответов показатели посттравматического стресса низки, порой приближаются к нулю (поскольку наша выборка состояла из здоровых испытуемых). Учитывая, что такие данные свидетельствуют скорее не о переживании стресса, а об отсутствии в последнее время соответствующих ситуаций (или о нежелании вспоминать их), исключаем из массива данных всех испытуемых с низкими показателями (более одного стандартного отклонения от нормы). При корреляционном анализе этой новой матрицы (45 человек) не обнаруживается связи стресса с компонентом контроля при сохранении и улучшении связей с вовлеченностью. Сравнительные данные приведены в таблице 12.

Таблица 12

Сравнительный анализ корреляций показателей жизнестойкости и посттравматического стресса в целом по выборке и при сужении выборки

Примечание: * p<0,05; ** p<0,01; *** p<0,001.

Сопоставление данных по опроснику жизнестойкости и показателей использования копинг-стратегий(способов совладания со стрессом) осложнилось отсутствием русскоязычной методики измерения копинг-стратегий, дающей согласованные и стабильные результаты. Мы использовали опросник Р. Лазаруса и С. Фолкман в апробации И.А. Джидарьян (2001), включающий в авторском варианте 8 шкал. Поскольку предложенное И.А. Джидарьян 10-факторное решение объясняет малый процент дисперсии данных, характеризуется малой устойчивостью (не получило подтверждения на нашей выборке) и включает далеко не все предлагаемые пункты, мы воспользовались авторским факторным решением Р. Лазаруса и С. Фолкман. В этом варианте опросник включал в себя 50 пунктов, в том числе следующие шкалы: конфронтация, дистанцирование, самоконтроль, социальная поддержка, принятие ответственности, бегство, планирование, позитивная переоценка и личностный рост. Другой сложностью явилась сильная корреляция показателей всех копинг-стратегий между собой (иными словами, испытуемые склонны сообщать о частом или редком использовании копинг-стратегий в целом). Поэтому мы использовали специальный показатель частоты использования копингов, представляющий собой сумму всех баллов. Убедившись, что этот показатель не связан с жизнестойкостью (возможно, он связан с тревожностью испытуемых), мы разделили относительные показатели копинг-стратегий (согласно авторскому варианту опросника сырые данные по каждой шкале делятся на количество вопросов в ней и выражаются в процентах) на частоту использования копингов. За счет этого мы элиминировали влияние частоты ответов испытуемых на показатели их копингов. В таблице 13 приведен сопоставительный анализ корреляций копингов с жизнестойкостью в случае использования авторских и оригинальных показателей (представлены только значимые различия и различия на уровне тенденции p<0,1).

Таблица 13

Сравнительный анализ корреляций показателей жизнестойкости и копинг-стратегий при использовании показателей Р. Лазаруса и элиминировании фактора частоты использования копингов в целом (N=64)

Примечание: * p<0,05; ** p<0,01; *** p<0,001.

Представленные данные свидетельствуют об отрицательной связи жизнестойкости с бегством и поиском социальной поддержки, а также о позитивной связи с планированием и положительной переоценкой. Связь жизнестойкости с избеганием обусловлена вкладом вовлеченности и контроля, которые призваны способствовать сохранению активности перед лицом трудностей. Негативная связь с социальной оценкой вызвана компонентом контроля – закономерно, что при высоком контроле человек стремится сам справляться с трудностями. На связь с планированием повлияли такие шкалы жизнестойкости, как контроль и принятие риска, которые способствуют активному совладанию с трудностями. Наконец, жизнестойкость в целом способствует позитивной переоценке значения всего случившегося для личности, для ее дальнейшего роста. По всей видимости, этот вид копинг-стратегий (наиболее тесно связанный с поиском смысла) – результат взаимодействия всех трех компонентов. Отрицательная связь жизнестойкости с депрессивностью, переживанием стресса и непродуктивными копингами в норме позволяет предположить, что жизнестойкость будет снижена при психических заболеваниях, обусловленных мотивационными нарушениями. В исследовании, проведенном под руководством А.Ш. Тхостова ( Тхостов, Ильина, Кучероваи др., 2005), было показано снижение жизнестойкости у больных шизофренией с реакцией отказа (отказом от деятельности и поведением избегания при возникновении трудностей). Снижение жизнестойкости неразрывно связано с более частой оценкой такими больными ситуации как несущей угрозу, опасной, а себя – как неспособного ее контролировать, что и приводит в стрессогенной ситуации к пассивности и избеганию.

Заключение

Согласно нашим исследованиям, жизнестойкость является неспецифическим фактором саморегуляции. Высокие показатели жизнестойкости связаны с улучшением регуляции деятельности. В этом смысле она должна рассматриваться как один из ядерных компонентов личностного потенциала. Вклад жизнестойкости в регуляцию деятельности особенно значим на этапе планирования (в новой, незнакомой ситуации, при неопределенности) и в случае неудач и столкновения с трудностями – то есть в тех случаях, когда эффективность деятельности поставлена под угрозу.

Однако механизмы, благодаря которым жизнестойкость способствует саморегуляции, на наш взгляд, остаются недостаточно изученными. С. Мадди описал два возможных механизма: изменение оценки ситуации (как более или менее стрессорной) и выбор копинг-стратегий. Относительно недавно он расширил свою модель, предположив третий механизм – жизнестойкие практики (рис. 2). Жизнестойкость связана со здоровым образом жизни, который, в свою очередь, препятствует болезням и психологическому неблагополучию в ситуации стресса. Мы предполагаем, что на разных этапах деятельности механизмы влияния жизнестойкости могут быть различными. Так, по всей видимости, на этапе планирования и выбора цели жизнестойкость способствует снижению тревоги, тем самым высвобождая ресурсы для более полного восприятия и оценки ситуации (то есть сказывается на протекании процессов внимания и восприятия), на этапе конкретизации целей жизнестойкость связана с готовностью действовать. Хотя мы не получили корреляции жизнестойкости и контроля за действием на этапе реализации, исследования монотонной деятельности С. Мадди ( Maddi, Harvey, Resurreccionet al., 2007) позволяют предположить, что жизнестойкость связана с осмысленностью деятельности, резистентностью человека к потере смысла в деятельности и поиском нового смысла. Косвенно эту гипотезу подтверждают высокие корреляции жизнестойкости с методикой СЖО. Проверка этих предположений требует разработки экспериментальных планов исследований жизнестойкости.

Литература

Абабков В.А., Перре М.Адаптация к стрессу. М.: Речь, 2004.

Александрова Л.А.К концепции жизнестойкости в психологии // Сибирская психология сегодня: Сб. научн. трудов. Вып. 2 / Под ред. М.М. Горбатовой, А.В. Серого, М.С. Яницкого. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004. С. 82–90.

Богомаз С.А., Левицкая Т.Е.К проблеме взаимосвязи смыслов жизни с целеустремленностью и жизнестойкостью человека // Третья Всероссийская конференция по экзистенциальной психологии. М.: Смысл, 2007.

Брайт Д., Джонс Ф.Стресс: теории, исследования, мифы. СПб.: Прайм-Еврознак; М.: Олма-Пресс, 2003.

Джендлин Ю.Фокусирование. М.: Класс, 2000.

Джидарьян И.А.Представление о счастье в российском менталитете. СПб.: Алетейя, 2001.

Леонтьев Д.А.Тест смысложизненных ориентаций. М.: Смысл, 2000.

Леонтьев Д.А., Рассказова Е.И.Тест жизнестойкости. М.: Смысл, 2006.

Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М.: Ad Marginem, 1995.

Милграм С.Эксперимент в социальной психологии. 3-е междунар. изд. СПб.: Питер, 2000.

Митина О.В.Структурное моделирование: состояние и перспективы // Вестн. Перм. гос. пед. ун-та. Сер. 1. Психология. 2005. № 2. С. 3—15.

Осин Е.Н.Чувство связности как показатель психологического здоровья и его диагностика // Психол. диагностика. 2007. № 3. С. 22–40.

Рассказова Е.И.Психологические концепции стресса и его последствий // Психология психических состояний. Вып. 6 / Под ред. А.О. Прохорова. Казань: Казанский гос. ун-т, 2006. С. 371–384.

Тарабрина Н.В.Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб.: Питер, 2001.

Тиллих П.Мужество быть // Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М.: Юрист, 1995. С. 7—132.

Тхостов А.Ш., Ильина Н.А., Кучерова Е.Я., Рассказова Е.И., Иконников Д.В.Психологические механизмы реакции отказа у больных шизофренией // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2005. Т. 105. № 4. С. 9—16.

Хекхаузен Х.Мотивация и деятельность. М.: Смысл; СПб.: Питер, 2003.

Шапкин С.А.Экспериментальное изучение волевых процессов. М.: Смысл; ИП РАН, 1997.

Ablett J.Resilience and well-being in palliative care staff: a qualitative study of hospice nurses’ experience of work // Psycho-Oncology. 2007. Vol. 16. Issue 8. Р. 733–740.

Antonovsky A.The Life Cycle, Mental Health and the Sense of Coherence // Israel Journal of Psychiatry. 1985. Vol. 22. № 4. P. 273–280.

Antonovsky A.The Sense of Coherence as a Determinant of Health // Behavioral Health: a Handbook of Health Enhancement and Disease Prevention / J.D. Matarazzo, N. Miller (Eds.). N.Y.: Wiley, 1984. P. 194–202.

Bandura A.Self-Efficacy: Toward a Unifying Theory of Behavior Change // Psychological Review. 1977. Vol. 84. P. 191–215.

Bartone P, Roland R., James P., Thomas W. Psychological Hardiness Predicts Success in US Army Special Forces Candidates // International Journal of Selection and Assessment. 2008. Mar. Vol. 16. Issue 1. Р. 78–81.

Bengel J., Strittmatter R., Willman H.What Keeps People Healthy? The Current State of Discussion and the Relevance of Antonovsky’s Salutogenic Model of Health // Research and Practice of Health Promotion. 1999. Vol. 4.

Booth– Kewley S.,  Friedman H. Psychological Predictors of Heart Disease: A Quantitative Review // Psychological Bulletin. 1987. Vol. 101(3). P. 343–362.

Brooks M.Health-Related Hardiness in Individuals With Chronic Illnesses // Clinical Nursing Research. 2008. Vol. 17. Issue 2. Р. 98—117.

Davidsdottir S.Psychological Processes and Lifestyle by Age: Predictors for Psychosomatic Complaints // Counseling & Clinical Psychology Journal. 2006. Vol. 3. Issue 3. Р. 137–147.

Dolan C., Adler A.Military Hardiness as a Buffer of Psychological Health on Return from Deployment // Military Medicine. 2006. Feb. Vol. 171. Issue 2. Р. 93–98.

Dolbier K., Smith S., Steinhardt M.Relationships of protective factors to stress and symptoms of illness // American Journal of health behavior. 2007. Vol. 31(4). Р. 423–433.

Golby J., Sheard M.Mental Toughness and Hardiness at Different Levels of Rugby League // Personality and Individual Differences. 2004. Vol. 37. P. 933–942.

Greeff A., Wansteenwegen A., DeMot L.Resiliency in Divorced Families // Social Work in Mental Health. 2006 a.Vol. 4. Issue 4. Р. 67–81.

Greeff A., Wansteenwegen A., Mieke I.Resiliency in Families with a Member with a Psychological Disorder // American Journal of Family Therapy. 2006 b. Vol. 34. Issue 4. Р. 285–300.

Horowitz M.J.Psychological Response to Serious Life Events // Human Stress and Cognition / V. Hamilton, D.M. Warberton (Eds.). N.Y.: Wiley, 1979. P. 233–263.

Jarle E.Dissociation, Hardiness, and Performance in Military Cadets Participating in Survival Training // Military Medicine. 2006. Vol. 171. Issue 5. Р. 436–442.

Johnson N., MacMahon C.Preschoolers’ sleep behaviour: associations with parental hardiness, sleep-related cognitions and bedtime interactions // Journal of Child Psychology and Psychiatry. 2008. Jul. Vol. 49. Issue 7. Р. 765–773.

Kobasa S.Stressful life events, personality and health: An inquiry into hardiness // Journal of Personality and Social Psychology. 1979. Vol. 37. P. 1—11.

Khoshaba D., Maddi S.Early Experiences in Hardiness Development // Consulting Psychology Journal: Practice and Research. 1999. Vol. 51. № 2. P. 106–116.

Lambert V., Lambert C., Petrini M., Xiao M., Zhang Y.Workplace and social factors associated with physical and mental health in hospital nurses in China // Nursing and Health Sciences. 2007 a. Vol. 9. Р. 120–126.

Lambert V., Lambert C., Petrini M., Li X., Zhang Y.Predictors of physical and mental health in hospital nurses withing the people’s Republic of China // International Nursing Review. 2007 b. Vol. 54. Р. 85–91.

Lee H.J. Relationship of Hardiness and current life events to perceived health in rural adults // Research in Nursing and Health. 1991. Vol. 14. № 5 (Oct.). P. 351–359.

Maddi S.R.Hardiness training at Illinois Bell Telephone // Health promotion evaluation / J.P. Opatz (Ed.). Stevens Point (WI): National Wellness Institute, 1987. P. 101–115.

Maddi S.The Hardiness Enhancing Lifestyle Program (HELP) for Improving Physical, Mental and Social Wellness. Oakland (CA): University of California/Health Network, 1994. (Wellness Lecture Series).

Maddi S.Dispositional Hardiness in Health and Effectiveness // Encyclopedia of Mental Health / Friedman H.S. (Ed.). San Diego (CA): Academic Press, 1998 b. P. 323–335.

Maddi S.The Personality Construct of Hardiness: Effects on Experiencing, Coping and Strain // Consulting Psychology Journal: Practice and Research. 1999. Vol. 51. № 2. P. 83–94.

Maddi S.The Story of Hardiness: 20 Years of Theorizing, Research and Practice // Consulting Psychology Journal. 2002. Vol. 54. P. 173–185.

Maddi S.Prolonging Life by Heroic Measures: a Humanistic Existential Perspective // Psychological Aspects of Serious Illness: Chronic Conditions, Fatal Diseases, and Clinical Care / P.T. Costa, G.R. VandenBos (Eds.). APA: Washington DC, 2003. P. 153–184.

Maddi S.Hardiness: an Operationalization of Existential Courage // Journal of Humanistic Psychology. 2004 a. Vol. 44. № 3. P. 279–298.

Maddi S.The Role of Hardiness and Religiosity in Depression and Anger // International Journal of Existential Psychology & Psychotherapy. 2004 b. Vol. 1. № 1. P. 38–49.

Maddi S. Relevance of Hardiness Assessment and Training to the Military Context // Military Psychology. 2007. Vol. 19. Issue 1. Р. 61–70.

Maddi S.The Courage and Strategies of Hardinessas Helpful in Growing Despite Major, Disruptive Stresses // American Psychologist. 2008. Vol. 63. Issue 6. Р. 563–564.

Maddi S., Harvey R.Hardiness Considered Across Cultures // Handbook of Multicultural Perspectives on Stress and Coping / P.T.P. Wong, L.C.J. Wong (Eds). N.Y.: Springer, 2005. P. 403–420.

Maddi S., Harvey R., Khoshaba D., Lu J., Persico M., Brow M.The Personality Construct of Hardiness III: Relationships with Repression, Innovativeness, Authoritarianism and Performance // Journal of Personality. 2006. Vol. 74. № 32. P. 575–598.

Maddi S., Harvey R., Resurreccion R., Giatras C., Raganold S.Hardiness as a performance enhancer in  firefighters// International Journal of Fire Service Leadership and Management. 2007. Vol. 1. P. 3–9.

Maddi S., Hess M.Personality Hardiness and Success in Basketball // Journal of Sport Psychology. 1992. Vol. 23. P. 360–368.

Maddi S., Hightower M.Hardiness and Optimism as Expressed in Coping Patterns // Consulting Psychology Journal: Practice and Research. 1999. Vol. 51. № 2. P. 95—105.

Maddi S., Kahn S., Maddi K.The Effectiveness of Hardiness Training // Consulting Psychology Journal: Practice and Research. 1998. Vol. 50. № 2. P. 78–86.

Maddi S., Khoshaba D.Hardiness and Mental Health // Journal of Personality Assessment. 1994. Vol. 63 (2). P. 265–274.

Maddi S., Khoshaba D. PVSIII-R: Test development and Internet instruction manual. Newport Beach (CA): The Hardiness Institute. 2001.

Maddi S., Khoshaba D. Hardiness Training for Resiliency and Leadership // Posttraumatic Psychological Stress: Individual, Group and Organizational Strategies for Resilience / D. Paton, J.M. Violant, L.M. Smith (Eds.). Springfield (IL): Charles C. Thomas, 2002. P. 43–58.

Maddi S., Khoshaba D. HardiTraining. Managing Stress for Performance and Health Enhancement. – Irvine (CA): The Hardiness Institute. 2004.

Maddi S., Khoshaba D. Resilience at Work. N.Y.: American Management Association, 2005.

Maddi S., Khoshaba D., Persico M., Lu J., Harvey R., Bleecker F.The Personality Construct of Hardiness, II: Relationships With Comprehensive Tests of Personality and Psychopathology // Journal of Research in Personality. 2002. Vol. 36. P. 72–85.

Maddi S., Kobasa S. The Hardy Executive: Health under Stress. Homewood (IL): Dow Jones-Irwin. 1984.

Maddi S., Wadhwa P., Haier R.Relationship of Hardiness to Alcohol and Drug Use in Adolscents // Journal of Drug and Alcohol Abuse. 1996. Vol. 22 (2). P. 247–257.

Mathews L., Servaty-Seib H. Hardiness and grief in a sample of bereaved college students // Death Studies. 2007. Vol. 31. Р. 183–204.

Sansone S., Wiebe D., Morgan C.Self-Regulating Interest: The Moderating Role of Hardiness and conscientiousness // Journal of Personality. 1999. Vol. 67. № 4. P. 701–732.

Sheard M.Hardiness and undergraduate academic study: The moderating role of commitment // Personality & Individual Differences. 2007. Vol. 43. Issue 3. Р. 579–588.

Solcava I., Sykora J. Relation between psychological Hardiness and Physiological Response // Homeostasis in Health and Disease. 1995. Vol. 36. № 1. Feb. P. 30–34. Watson D., Pennebaker J.Health Complaints, Stress and Distress: Exploring the Central Role of Negative Affectivity // Psychological Review. 1989. Vol. 96. P. 234–254.

Личностная автономия как составляющая личностного потенциала О.Е. Дергачева, Д.А. Леонтьев

Понятие личностной автономии

В последние 30 лет все больший интерес психологов и философов привлекает понятие автономии личности. В самом общем виде под личностной автономией понимаются такие проявления в поведении, сознании, чувствах и мыслях человека, которые обусловлены именно его личностными побуждениями и решениями, а не ситуативными факторами, социальными требованиями или интроецированными правилами. М.К. Мамардашвили определяет автономию как «нечто, производимое на своих собственных основаниях, что является само для себя основанием» ( Мамардашвили, 2000, с. 253). Личностная автономия означает выбор поведения на основе собственных внутренних критериев. При этом проявления личностной автономии следует отличать от слепого следования внутреннему импульсу или желанию человека, которое далеко не всегда приводит к позитивному для развития личности результату. Личностная автономия рассматривается как интериоризированная форма внешней регуляции, ставшая саморегуляцией и приобретшая качественно иную форму. Тем самым связь автономии с личностным потенциалом, понимаемым как потенциал саморегуляции, настолько очевидна, что вряд ли нуждается в специальном обосновании. Автономия фактически выступает как суть или основа личностного потенциала, его стержень.

Само это слово берет начало из политического контекста, в котором оно возникло в античности. В те времена оно означало независимость древнегреческих городов-государств (полисов), выражающуюся в наличии у полиса собственного закона, по которому он живет, и дословно «автономия» переводится с древнегреческого как «своезаконие» ( там же).

В психологии понятие автономии только начинает обретать свой статус. Проблематика автономии личности периодически «всплывает» в научных работах, но подробной проработки до сих пор не получила. «Автономия представляет собой конструкт, для которого отсутствуют как теоретическая гомогенность, так и устойчивые и общепризнанные операциональные определения» ( Hmel, Pincus, 2002, р. 279). В профессиональной литературе наиболее часто встречаются такие трактовки этого понятия, как своезаконие, самоуправление (саморегуляция, самодетерминация), сепарация и дифференциация от других людей, психологическая уязвимость как индикатор склонности к депрессии. Вместе с тем практически общепризнано, что проявления личностной автономии служат показателями достижения личностной зрелости, а также личностного здоровья и психической устойчивости, индикатором позитивного направления личностного развития. И наоборот, дефицит личностной автономии как одной из базовых составляющих личностного здоровья может приводить к психическим нарушениям разной степени тяжести.

Автономная личность имеет самостоятельную позицию и точку зрения, не склонна следовать за толпой, ей не свойствен ни конформизм, ни протестный нонконформизм. Люди с выраженной личностной автономией часто становились во главе исторических процессов нового этапа (например, Мартин Лютер или Махатма Ганди). Понимание их поступков возможно при рассмотрении в контексте «системы координат» ценностей, присущих не конкретной ограниченной группе людей, а «базирующихся на общечеловеческой культуре» ( Зинченко, Моргунов, 1994, с. 269).

При этом, безусловно, нельзя отрицать позитивную роль общества в формировании и осуществлении автономии личности. Этот вклад реализуется в форме того психологического содержания, которое человек усваивает и реализует в течение всей своей жизни.

Как и многие другие личностные характеристики, основы личностной автономии формируются еще в раннем детстве. Для того чтобы в человеке сформировалась личностная автономия как зрелая форма саморегуляции, необходимы соответствующие способы воспитания и образования, использующиеся с самого раннего детского возраста. Ребенок должен расти в условиях, способствующих поддержке его инициативности и самостоятельности. В противном случае возникают разного рода деструктивные проявления, приводящие к дисгармоничному развитию личности. Однако данные неконструктивные изменения не являются фатальными. Нарушения, возникающие в сфере личностной автономии, могут быть устранены посредством психотерапевтической работы.

Автономия связана с высоким уровнем интегрированности Я, с открытостью опыту, с дифференцированным отношением к событиям и к собственному поведению (его внешним и внутренним проявлениям). При высоком уровне автономии наблюдается меньше защитных механизмов и фильтров при восприятии информации, человек способен открыто выражать «отрицательные» эмоции и при этом меньше «проецироваться» на других людей. Также у людей с развитой личностной автономией преобладают переживания, связанные с непосредственной реальной ситуацией, выше проявления честности во всех типах межличностных отношений, а совершаемый выбор воспринимается ими как действительно самостоятельно сделанный ( Hodgins, Knee, 2002).

Из сказанного очевидно, что личностная автономия не означает психической изоляции человека, отсутствия у него контакта с внешним миром. Наоборот, автономия характерна для личности, смело и открыто принимающей внешние вызовы и зрело взаимодействующей с внешними по отношению к ней составляющими. Автономный индивид, в отличие от аутичного индивида, обладает способностью коммуницировать с другими людьми, включаться в различные ситуации и адекватно действовать в них, не боясь при этом потерять целостность собственного Я, поскольку его личность является целостной и гибкой одновременно.

Личностная автономия не означает напряженного противостояния миру, столь характерного для подросткового возраста «выпячивания» собственных индивидуальных особенностей или позиции. Автономный человек сам выбирает, какую позицию в каком конкретном случае ему следует занять. В одной ситуации он может согласиться с существующим порядком и нормами, в другой – отстаивать свою точку зрения, несмотря на кажущуюся абсурдность подобных действий. Автономия дает возможность избавиться от двух видов «рабства»: подчиненности внешним стимулам и подчиненности собственным ранее принятым решениям ( Леонтьев Д.А., 2002).

История понятия личностной автономии

Исторически проблема личностной автономии берет начало в исследованиях философских понятий свободы выбора и свободы воли, а также в отраженных в этических концепциях представлениях об идеальной направленности человеческой жизни. Предпосылкой появления этого психологического конструкта можно считать работы многих философских направлений, разрабатывавших проблемы наличия у человека свободы воли, свободы выбора и т. п. Подобного рода проблемы считаются вечными. Их истоки имеют место даже в самых древних концепциях. Так, идеи, близкие к содержанию понятия личностной автономии, обнаруживаются еще в древнеиндийских источниках. В философии раннего буддизма ( Абаев, 1989) подчеркивается необходимость самостоятельного выбора для себя образа жизни. Этика Конфуция ( Лукьянов, 2001) постулирует значимость таких характеристик, как управление собой и сознательная организация всех сфер собственной жизни; в даосизме значимыми являются естественность и гармоничная включенность в природу и социум и т. д.

Идеи, близкие личностной автономии, можно обнаружить в философии Сократа, который подчеркивал необходимость руководствоваться внутренним голосом совести – даймонием, который подсказывает внутренние нормы поведения, в противовес слепому следованию социальным требованиям ( Платон, 1970). В трудах Аристотеля ( Аристотель, 1983) в связи с проблемой добродетели рассматривался вопрос произвольности поступков, за которые человек несет ответственность. К таким поступкам относятся действия по сознательному выбору (способность человека принимать решение и стремиться к выполнению того, что от него зависит). В выборе и регуляции произвольных действий участвует воля, понимаемая, в частности, как способность человека к инициации собственной активности.

Глубиной исследования проблем самоопределения и свободы выбора отличаются работы Б. Спинозы ( Спиноза, 2001), который свободу человеческой души связывает с разумом, а ее закрепощенность – с воздействием сильных аффектов. Свободным Спиноза называет такого человека, который действует с разумным пониманием вещей, не находясь под влиянием тех представлений о них, которые формируются у него в состоянии аффекта и, таким образом, не зависит от обстоятельств, а владеет ими.