Текст книги "Личностный потенциал. Структура и диагностика"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)

Одновременно с перечисленными выше психологическими ресурсами человек обладает и поведенческими ресурсами.Это, прежде всего, навыки поведения в жизнеопасной ситуации и навыки преодоления ее последствий.

Принципиально важным является факт, что перечисленные психологические ресурсы принадлежат к числу восполняемыхи, более того, формирующихсяв течение жизни человека ресурсов. Эта та переменная в системе взаимоотношений «человек – среда», которая находится во власти самого человека. Психологические ресурсы адаптации и совладания являются теми базовыми характеристиками личности, которые опосредуют воздействие неблагоприятных обстоятельств любого характера.

Человек адаптируется к широкому спектру событий, взывающих стресс. Согласно данным Пику ( Picou, Steven, 1996), реакции на стресс существенно варьируются в зависимости от воспринимаемого источника стресса (катастрофического события). В соответствии с источником стресса можно выделить три типа экстремальных ситуаций: 1) источник стресса неподвластен человеку и непредсказуем изначально; таковы, например, стихийные бедствия («nature-made disaster»); 2) причина возникновения стрессовой ситуации лежит в самом человеке («self-made disaster»); 3) экстремальная ситуация порождена другими людьми («human-made disaster»).

Психологически наиболее тяжелыми считаются ситуации, в возникновении которых виноваты другие люди и в преодолении которых от активности самого пострадавшего мало что зависит. Соответственно, потенциально самой «психологически легкой» трудной жизненной ситуацией являются стихийные бедствия, которые возникают вне зависимости от чьей-либо воли, но преодоление которых в немалой степени зависит от активности самого человека – при условии, что они не сопровождаются жертвами, тяжелыми разрушениями и экологическими катастрофами. Еще одной особенностью природных бедствий как экстремальной ситуации является тот факт, что они затрагивают большие территории и большое количество людей, разрушая инфраструктуру и социальные связи, даже если не приводит к серьезным жертвам и разрушениям. Однако исследователи отмечают, что техногенные катастрофы имеют более долговременные негативные социальные и психологические эффекты, чем чисто стихийные бедствия ( Norris, 1992; Picou, Steven, 1996).

Рассмотрим некоторые исследования, касающиеся анализа воздействия явлений стихии на человека. Согласно данным, полученным у студентов, подвергшихся воздействию землетрясения, Нолен-Хоксемом и Морроу ( Nolen-Hoeksema, Morrow, 1991), те студенты, которые имели симптомы тревоги и депрессии до землетрясения, оказались в большей степени подвержены негативному психологическому воздействию стихии Также более выраженные симптомы посттравматического стрессового расстройства наблюдаются у студентов, которые испытали на себе более жесткое воздействие стихии. Негативное влияние на состояние студентов оказывали также постоянные размышления об испытанном ударе стихии. Исследование проявления пережитых явлений стихии в сновидениях ( Wood, Bootzin, Davidet al., 1992) показало, что частота ночных кошмаров у студентов после пережитого землетрясения увеличивалась вдвое по сравнению с контрольной группой.

Одно и то же травмирующее событие воспринимается и переживается людьми по-разному, соответственно, риск возникновения стрессовых реакций также различен ( Hiley-Young, Gerrity, 1994). В связи с риском возникновения посттравматических стрессовых нарушений упоминаются также такие факторы, как: этнокультурные традиции, система убеждений, система ценностей, ресурсы и традиции региона, семейное наследие и динамика, индивидуальные социальные и профессиональные ресурсы и ограничения, индивидуальные биопсихосоциальные ресурсы и уязвимость, предшествующая подверженность воздействию травмирующих событий, а также специфический стрессовый или потенциально травматичный опыт во время или после бедствия ( Young, Ford, Ruzeket al., 1998).

Психопатологические аспекты взаимодействия человека с природной стихией описаны в отечественной медицинской и клинической психологии такими авторами, как Ю.А. Александровский, В.А. Душков, Ц.П. Короленко, М.М. Решетников, Н.В. Тарабрина, Е.О. Лазебная. Так, Ю.А. Александровский ( Александровский, Лобастов, Спивак, Щукина, 1991) и В.А. Душков (1987) рассматривают психопатологические эффекты, возникающие при воздействии стихийных бедствий и природных эксцессов на человека, и клинические особенности психогений в экстремальных ситуациях, ими поднимаются также вопросы профилактики психопатологических последствий экстремальных ситуаций и анализируются особенности трудовой деятельности в сложных и экстремальных природных условиях. Когда стрессовое воздействие становится хроническим и воспринимается как жизненная трудность, его внутриличностная переработка приобретает особую значимость.

В зарубежных исследованиях выделяются следующие психологические факторы, оказывающие влияние на адаптацию к стрессу: воспринимаемый уровень подготовленности, уровень психологического функционирования до бедствия, выраженность психосоциального стресса до бедствия, особенности личной истории и системы убеждений и теперешние и прошлые реакции на стресс, включая предшествовавшую подверженность воздействию стрессоров, таких как война, насилие, несчастные случаи ( Hiley-Young, Gerrity, 1994).

Не только стихийные бедствия, но и повышенный риск природных катастроф является серьезным стрессогенным фактором, который может как истощать, так и развивать личность. Мы исходим из допущения, что психологические ресурсы, обеспечивающие человеку приемлемый уровень психологической адаптации в условиях ожидания удара стихии, и ресурсы, позволяющие избежать развития посттравматического стресса, в принципе, идентичны.

Вопрос о том, как и за счет чего личность поддерживает приемлемый для нее уровень жизнедеятельности в условиях повышенного риска природных катастроф, практически не попадал в поле зрения психологической науки. Детально изучены психофизиологические механизмы адаптации ( Березин, 1989), психопатологические последствия чрезвычайных ситуаций ( Магомед-Эминов, 2001; Александровский, Лобастов, Спивак, Щукина, 1991; Решетников, Баранов, Мухин, Чермянин, 1989; и др.), проблемы надежности профессиональной деятельности в экстремальных условиях ( Душков, 1987; Небылицын, 1991; и др.).

Прежде всего, для решения этого вопроса необходимо смещение акцентов с психопатологических аспектов на общепсихологические и, следовательно, применение методологического и методического аппарата не клинической, а общей психологии. При осмыслении явления в медицинских терминах, логическим следствием такого подхода становятся меры по предотвращению болезненного состояния, а при использовании объяснительных рамок нормы мы выходим на возможности активизации высших устремлений человека, активизации его личностного потенциала для преодоления им жизненных трудностей, а возможно – и для его личностного роста, развития и самосовершенстования. При таком подходе необходимо сконцентрировать усилия на поисках личностных ресурсов и механизмов, обеспечивающих продуктивную жизнедеятельность человека в условиях повышенного риска природных катастроф. С этим подходом согласуются и отдельные работы зарубежных авторов ( Tremblay, Blanchard, Pelletier, Valerand, 2006), предлагающих удерживать в фокусе внимания одновременно и психопатологическую, и позитивную, развивающую парадигму при рассмотрении психологического воздействия бедствий на личность. В зарубежных работах, проведенных уже после нашего исследования, психологические последствия экстремальных ситуаций и стихийных бедствий рассматриваются не только в терминах посттравматического стрессового расстройства, но и с точки зрения новой парадигмы посттравматического роста ( Morris, Shakespeare-Finch, Scott, 2007; Chi-Hsiang Hsu, Chih-Chung Su, 2010) и позитивных изменений, которые ощущает в себе личность в результате психологического преодоления травмирующего события. Кроме того, проблематика психологического преодоления последствий природных бедствий рассматривается также и в русле позитивной психологии. В исследовании Трембле с соавторами ( Tremblay, Blanchard, Pelletier, Valerand, 2006) рассматривается роль субъективной витальности и удовлетворенности жизнью в поддержании физического и психического здоровья после стихийного бедствия; в другом исследовании, проведенном в рамках позитивной парадигмы девятью годами ранее ( McMillen, Smith, Fisher, 1997), обнаружено, что общий уровень психологического благополучия личности является предиктором эмоционального и физического здоровья после воздействия травмы.

Далее мы перейдем к изложению и интерпретации результатов нашего исследования психологических ресурсов адаптации к условиям повышенного риска природных катастроф ( Александрова, 2004). Исследование было проведено в условиях воздействия стихии малой интенсивности, в регионе, где землетрясения, цунами и тайфуны, которые принесли много разрушений и сопровождались большими человеческими жертвами, еще свежи в памяти жителей.

Общая характеристика исследования

Цель исследования состояла в изучении психологических ресурсов адаптации личности к условиям повышенного риска природных катастроф, включающим повышенную сейсмическую активность и повышенную опасность других природных бедствий различного характера. Объектом исследования явились особенности адаптации личности к условиям повышенного риска природных катастроф, а предметом исследования – психологические ресурсы адаптации личности к условиям повышенного риска природных катастроф.

Методологической и теоретической основой исследования явились теоретические подходы и положения, разработанные в отечественной и зарубежной психологии. Это сформулированное Б.Г. Ананьевым (1968) положение о необходимости целостного подхода к изучению человека в системе его связей с миром и принцип единства сознания и деятельности А.Н. Леонтьева (1977). Данная работа основывается также на положениях Ф.Б. Березина (1989), Л.А. Китаева-Смыка (1977, 1983) об адаптации человека в экстремальных ситуациях, Д.А. Леонтьева (2002), А.Г. Маклакова (2001) об адаптационном потенциале, С. Мадди ( Maddi, Khoshaba, 1994), Р. Лазаруса ( Lasarus, Folkman, 1984; Лазарус, 1970) о ресурсах и механизмах совладания с жизненными трудностями. Мы опирались также на концепции посттравматического стресса и психопатологических последствий чрезвычайных ситуаций, изложенные в работах Н.В. Тарабриной (2001), Ю.А. Александровского ( Александровский, Лобастов, Спивак, Щукина, 1991; Александровский, 1997), М.М. Решетникова ( Решетников, Баранов, Мухин, Чермянин, 1989), на взгляды Н.А. Бернштейна (1966) об антиципирующей адаптации и модели будущего, И.М. Фейгенберга и В.А. Иванникова ( Фейгенберг,1977; Фейгенберг, Иванников,1978) о вероятностном прогнозировании и его роли в адаптационном процессе, на теорию личностных конструктов Дж. А. Келли ( Kelly, 1955), на идеи А.А. Кроника и Р.А. Ахмерова ( Кроник, Ахмеров, 2002) о психологической зрелости личности и психологии жизненного пути, на понятие о локусе контроля, введенное Дж. Роттером (см. Хьелл, Зиглер, 1997), на идеи о роли смысла в жизни человека В. Франкла ( Франкл, 1990) и Дж. Крамбо ( Crumbaugh, 1973), на теоретические подходы к процессу взаимоотношений человека и природы С.Д. Дерябо (1999), В.А. Ясвина (2000), Б.А. Душкова (1987), Дж. Голда (1990). Философской базой исследования стали философские воззрения Л.Н. Гумилева (1990), В.И. Вернадского (1944) о единстве и взаимовлиянии человека и природы. Контроль климатогеографических условий проведения исследования являлся составной частью исследования. Математико-статистическая обработка результатов проводилась с использованием программы «STATISTICA for Windows 6.0».

Основной базой исследования были Сахалинский государственный университет (экспериментальная группа) и Кемеровский государственный университет (контрольная группа). Исследование осуществлялось с привлечением студентов 2—4-х курсов различных факультетов обоих университетов. Полные данные по всем изучаемым параметрам получены для 310 испытуемых: из них 162 человека (51 юноша и 111 девушек) – экспериментальная группа, 148 (56 юношей и 92 девушки) – контрольная.

Нами была разработана социологическая анкета, направленная на выявление опыта переживания природных бедствий, особенностей вероятностного прогнозирования студентами опасных природных явлений и личной безопасности, готовности противостоять им, знаний о безопасном поведении, уверенности в преодолимости негативных последствий стихии и субъективной интерпретации опасных природных явлений, а также факторов личной истории, которые расцениваются как повышающие риск возникновения симптомов ПТСР ( Norris, Galea, Friedman, Watson, 2006; Norris, Slone,2007; Young, Ford, Ruzek, Friedman, Gusman, 1998).

Для оценки особенностей планирования и психологической зрелости студентов, а также для оценки студентами собственной жизни применялась методика А. Кроника «Пятилетия», начальная ступень методики LifeLine ( Кроник, Ахмеров, 2002). Показатели методики отражают особенности прогнозирования собственной жизни и обобщенной модели собственного будущего. Для корреляционного анализа по этой методике взяты следующие показатели: « общий балл» – сумма оценок по всем пятилетиям жизни; « коэффициент субъективной реализованности жизни» (КСРЖ) – высчитывается из отношения оценок, даваемых пятилетиям прошлого, к общему баллу; « психологический возраст» – высчитывается умножением коэффициента субъективной реализованности жизни на предполагаемую продолжительность своей жизни; « предел» – возраст, до которого испытуемый планирует дожить; « средняя насыщенность пятилетий жизни значимыми событиями» – средняя насыщенность значимыми событиями пятилетий жизни (0–5 лет, 6—10 лет, 11–15 лет и т. д.).

Для оценки локуса контроля в различных сферах жизни применялась методика «Локализация контроля» в модификации Е.Г. Ксенофонтовой (1999). Опросник представляет собой методику выявления локуса контроля личности в различных сферах жизни,

При анализе смысложизненных ориентаций личностиприменялась психодиагностическая методика СЖО, созданная Д.А. Леонтьевым (1992) на базе теста «Цель в жизни» (Purpose-in Life Test, PIL) Дж. Крамбо и Л. Махолика. Показатели теста включают в себя общий показатель осмысленности жизни (ОЖ) и пять субшкал, отражающих три конкретные смысложизненные ориентации (осмысленность прошлого, настоящего и будущего) и два аспекта локуса контроля (контроль над собой и контроль над жизнью).

С целью выявления характерологического профиля личности студентов и эффективности адаптацииприменялась методика СМОЛ ( Зайцев, 1981), представляющая собой модифицированный сокращенный вариант Миннесотского многофакторного метода исследования личности (MMPI). Она оценивает те же показатели, что и полная версия MMPI, за исключением шкал маскулинности – феминности и социальной интроверсии. Показатели методики СМОЛ оцениваются так же, как и показатели MMPI, баллы выше 67Т рассматриваются как показатель напряженности адаптационных механизмов личности ( Собчик, 2003). Интерпретация проводилась согласно рекомендациям Б.Ф. Березина ( Березин, Мирошников, Рожанец, 1976) и Л.Н. Собчик ( Собчик, 2003).

Контроль условий проведения исследования являлся составной частью нашей работы и включал тщательный учет внешних природных факторов. Климатогеофизические условия в период проведения исследования на базе СахГУ (сентябрь 2001 г.) можно охарактеризовать как обычные для данного региона и для данного периода времени. Согласно информации о сейсмической активности в районе г. Южно-Сахалинск, полученной с сейсмостанции «Южно-Сахалинск» за июль, август и сентябрь 2001 г., в период июля – августа 2001 г. на о. Сахалин в близлежащих к областному центру районах наблюдалась повышенная сейсмическая активность (Сейсмостанция Южно-Сахалинск…, 2001). За двухмесячный интервал с 23 июля по 24 сентября, соответствующий периоду проведения исследования, сейсмостанция «Южно-Сахалинск» зарегистрировала в Долинском районе 1168 землетрясений; из них 550 имели магнитуду, которая превышала М=2,0, то есть могли ощущаться в населенных пунктах, удаленных на 10–15 км от центра области эпицентров. Магнитуда для 121 землетрясения превышала М=3,2 ( там же). В районном центре эти подземные толчки ощущались на уровне от 1 до 4-х баллов по шкале MSК. Кроме того, имели место характерные для данного сезона тайфуны, штормы и другие стрессогенные природные явления. Регион является одним из пяти наиболее опасных районов планеты с точки зрения риска природных катастроф различного характера ( Злобин, 2001). Основное исследование проводилось в сентябре 2001 года.

Участникам был предложен набор психодиагностических методик, который включал: опросник «Локализация контроля», опросник СМОЛ, методику СЖО, методику Кроника «Пятилетия», цветовой тест Люшера в модификации Л.Н. Собчик ( Собчик, 2001). Исследование проходило в течение 12 дней в период серии ощутимых землетрясений 1—13 сентября 2001 г. в г. Южно-Сахалинск; сила землетрясений достигала 4 баллов по шкале MSK-64 (Сейсмостанция Южно-Сахалинск…, 2001). Студентов также дополнительно спрашивали об их поведении во время землетрясения с целью оценки того, как выявляемые в процессе тестирования психологические параметры связаны с их реальным поведениемв экстремальной ситуации, в частности, следованием рекомендованным правилам поведения при землетрясении ( Злобин, 2001). Следование инструкции по правилам безопасного поведения рассматривалось как эффективное совладание с ситуацией. Ставилась задача: оценить влияние опасных природных явлений на индивидуально-психологические особенности личности студентов, выявить личностные качества, повышающие психологическую устойчивость к стрессу и способствующие эффективной адаптации, определить возможные гендерные различия в адаптации к повышенному риску природных катастроф и влияние на процесс адаптации прошлого опыта переживания стихии, который является фактором риска развития посттравматического стресса ( Тарабрина, 2001).

В качестве контрольной группы выступали студенты Кемеровского государственного университета, так как Кузбасс является сейсмически и климатически относительно благоприятным регионом России, но с точки зрения сейсмического риска, согласно картам ГИС-97, неблагоприятным – это зона 7—8-балльных землетрясений, вероятность которых, однако, довольно низка и сейсмические явления происходят относительно редко ( Уломов, 1999). Исследование контрольной группы проводилось в сентябре – декабре 2001 г. Полные данные получены для 146 человек. Им был предложен тот же набор методик, что и экспериментальной группе. Исследование проходило на фоне отсутствия сейсмической активности как в период проведения самого исследования, так и в предшествовавший, так как последнее ощутимое землетрясение в Кемеровской области в период, предшествовавший нашему исследованию, имело место в 1986 г. (см.: Геофизическая служба СО РАН…) и после исследования, в сентябре 2003 г. (ССД, 2003; Уломов, 1999). Цели и задачи данного этапа состояли в получении контрольных данных на выборке испытуемых, не испытывавших на момент проведения обследования и в ближайшие несколько лет до него воздействия сложных и экстремальных факторов природной среды, а также не имеющих достаточной информации о сейсмическом риске территории их проживания.

Для изучения особенностей адаптации личности к условиям повышенного риска природных катастроф была выбрана та возрастная группа, которая нередко рассматривается как группа пониженной уязвимости, в силу своей направленности в будущее и сравнительно небольшого багажа отрицательного жизненного опыта. Мы исходили из следующей логики: если и в этой группе обнаружатся выраженные эффекты, связанные с особенностями адаптации к условиям повышенного риска природных катастроф, то в других группах, которые, согласно имеющимся данным по эпидемиологии ПТСР ( Norris, Galea, Friedman, Watson, 2006; Norris, Slone,2007; Young, Ford, Ruzek, Friedman, Gusman, 1998), являются группами повышенного риска, эти эффекты будут выражены еще сильнее. И действительно, при тестировании респондентов более старшего возраста в ходе пилотажного исследования в г. Южно-Сахалинск (июль – август 2001 г.; в исследовании принимали участие мужчины и женщины от 36 до 72 лет), мы столкнулись с феноменом отказа части респондентов заполнять некоторые формы анкет и тестов. Особенно это касалось вопросов относительно субъективного прогноза природных катастроф и осмысления опасных природных процессов, а также прогноза продолжительности собственной жизни. Кроме того, при сравнительном анализе данных пилотажного и основного исследований обнаружилось, что респонденты более старшего возраста имеют существенно сниженное по сравнению с нормой ощущение подконтрольности значимых событий собственной жизни и одновременно – повышенную напряженность адаптационных механизмов.

Такие результаты позволили нам предположить, что именно те вопросы и методики, которые вызывали затруднения или отказ от ответов, могут оказаться информативными при анализе адаптации личности к условиям повышенного риска природных катастроф. Кроме того, на основе интервью с участниками пилотажного исследования были скорректированы вопросы составленной нами анкеты по оценке субъективного восприятия, интерпретации и осмысления опасных природных угроз.

Задача состояла в том, чтобы исследовать особенности адаптации личности к сложным климатогеофизическим условиям (повышенный риск природных катастроф), учитывая при этом типичные возрастные и социальные трудности, с которыми сталкиваются молодые люди, а также стадии адаптации в вузе. Среди социальных условий бытия студенчества, снижающих их устойчивость к психотравмирующим факторам, необходимо упомянуть социальную незащищенность и материальную зависимость от родителей. Условия образования структурируют жизнедеятельность студентов согласно требованиям образовательного процесса, предъявляют повышенные требования к их интеллектуальным и психофизиологическим возможностям. Сама по себе учеба в вузе требует от студентов усилий по адаптации к ней ( Яницкий, 2000). Несмотря на то, что особенностью данного возраста является нацеленность в будущее, при которой проблемы настоящего воспринимаются и переживаются более легко, те угрозы, которые потенциально могут нанести ущерб будущему студентов, воспринимаются ими очень остро. Среди таких угроз А.В. Котенева (1998) называет драки и насилие над другими, нежелательную беременность, ссоры и конфликты с близкими и друзьями, проблемы в учебной деятельности, несчастные случаи и катастрофы, болезни, смерть близких. У 38,9 % студентов наблюдается уровень травматического стресса, превышающий нормативные значения. Уровень травматического стресса оказался выше у тех студентов, которые пережили в прошлом воздействие нескольких психических травм.

Субъективное вероятностное прогнозирование и опыт преодоления как личностные ресурсы адаптации к условиям повышенного риска природных катастроф

С целью оценки личного опыта «общения» с экстремальными природными явлениями, особенностей субъективного вероятностного прогнозирования и интерпретации природных угроз в зависимости от опыта предшествующей травматизации был проведен сравнительный анализ данных анкеты, предложенной участникам экспериментальной и контрольной групп. Соответствующий показатель в экспериментальной группе значительно выше, чем в контрольной, что свидетельствует о большей подверженности стрессу, связанному со стихией, респондентов экспериментальной группы (см. табл. 1). Однако из приведенных данных следует и то, что студенты контрольной группы также имеют существенный опыт взаимодействия с опасными природными явлениями, возможно, меньшей интенсивности.

Таблица 1

Личный опыт переживания опасных природных явлений у студентов экспериментальной и контрольной групп (%)

Судя по самоотчетам, большинство студентов экспериментальной группы сталкивались в своей жизни с землетрясениями более 5 баллов, наводнениями и ураганным ветром; студенты контрольной группы чаще всего называли ураганный ветер. Необходимо отметить, что среди студентов контрольной группы есть приезжие из других регионов России, поэтому некоторые из них сталкивались с опасными природными явлениями, не характерными для Кемеровской области.

Результаты анкетирования также свидетельствуют о выраженной субъективной переоценке студентами экспериментальной группы вероятности стихийных бедствий вообще и сильного землетрясения в частности по отношению к объективным прогнозам, сделанным на основании данных сейсмологов ( Уломов, 1999) и в сравнении со студентами контрольной группы, оценки которых можно считать нормативными. Это доказывает, что студенты, живущие в регионе с повышенным риском природных катастроф, воспринимают окружающую природную среду как более угрожающую их личной безопасности, нежели это имеет место в действительности.

У юношей субъективная готовность к преодолению последствий удара стихии на личностном уровне подкрепляется уверенностью в подконтрольности событий собственной жизни и знаниями о правилах поведения в жизнеопасных ситуациях. У девушек знания о правилах поведения и изучаемые особенности личности не имеют связи с субъективной оценкой готовности к преодолению.

Длительность проживания в регионе, для которого характерны частые разрушительные воздействия стихии, практически не сказывается на юношах; по крайней мере, взаимосвязи этого параметра с показателями, отражающими выраженность личностных ресурсов и адаптации, обнаружено не было. Длительность проживания в условиях повышенного риска природных катастроф у девушек, напротив, повышает уровень тревоги, а также сказывается на усилении черт лабильности и индивидуалистичности, вызывает снижение интернальности в отношении к жизни и интернальности в профессиональной сфере.

Было проанализировано влияние субъективного прогноза, интерпретации природных угроз, а также знаний о правилах поведения в жизнеопасной ситуации на реальное поведение студентов во время землетрясения невысокой, но ощутимой интенсивности. Склонны соблюдать правила безопасного поведения 38 % девушек и 25 % юношей, остальные ими пренебрегают. При анализе роли прошлого опыта студентов в соблюдении ими правил безопасного поведения при землетрясении учитывался фактор интенсивности воздействия сейсмических ударов в прошлом. Оказалось, что среди тех, кто покинул здания во время серии землетрясений (силой 4 балла по шкале MSK) в ночь с 1 на 2 сентября 2001 г., выше процент тех, кто имел ранее негативный опыт переживания сейсмических ударов выше 5 баллов.

Полученные данные говорят о том, что юноши менее склонны к соблюдению правил безопасного поведения, чем девушки. Однако субъективные оценки студентами своих знаний и готовности к преодолению последствий опасных природных процессов не обнаружили взаимосвязи с реальным поведением студентов в жизнеопасной ситуации.

Следовательно, еще одним важным ресурсом соблюдения правил поведения в жизнеопасной ситуации оказался прошлый опыт: студенты, соблюдающие правила поведения, имеют более обширный опыт переживания опасных природных явлений, чем те, кто этими правилами пренебрегли. Кроме того, у юношей, сталкивавшихся ранее с опасными природными явлениями большой интенсивности, выше оценка своих знаний (p<0,05) и готовности (p<0,05) к преодолению последствий, чем у тех, кто не испытывал ранее подобных стрессов.Высокий уровень знаний и субъективной готовности к преодолению последствий стихии способствует соблюдению правил безопасного поведения только при наличии прошлого опыта «общения» с грозной стихией. Абстрактные знания мало что дают. При всем том пережитые в результате опасных природных явлений стрессы у таких «опытных» студентов увеличивают риск дезадаптации, вызывая повышенную напряженность адаптационных механизмов, что, в свою очередь, не может сказываться позитивно на их психологическом благополучии. Однако их склонность к соблюдению правил безопасного поведения явно выше, чем у тех, кто такого опыта не имеет. Парадоксальным образом, прошлый травматичный опыт переживания опасных природных явлений становится личностным ресурсом преодоления в будущем.

Интрапсихическая адаптация к условиям повышенного риска природных катастроф

В данном исследовании речь идет об адаптации человека к хроническому стрессу, вызванному высокой вероятностью и частотностью опасных природных явлений и стихийных бедствий. Под адаптацией понимается не столько сохранение и поддержание прежнего приемлемого уровня функционирования, сколько динамический процесс, включающий развитие личности. Речь идет об адаптации к таким факторам среды, изменить которые сам человек не в силах, и, более того, не в силах точно предсказать и осуществить своевременное упреждающее приспособление (совладание). В результате такое приспособление необходимо осуществлять заранее. И здесь мы реально обнаруживаем подтверждение известной поговорки «не можешь изменить обстоятельства – изменись сам». Эти изменения, как уже было показано выше, тесно связаны с субъективным восприятием и прогнозированием природных угроз и субъективным отношением к ним.

Однако изменения касаются и характерологического уровня. В условиях повышенного риска природных катастроф заостряются многие характерологические черты, что, в частности, отражается в повышении показателей по соответствующим психодиагностическим методикам до пороговых величин, диагностирующих состояние на грани нарушения адаптационного процесса и срыва этого процесса. Для оценки этого воздействия мы провели сравнительный анализ характерологических профилей студентов, проживающих в условиях повышенного риска природных катастроф (г. Южно-Сахалинск), и тех, кто живет в относительно климатогеофизически спокойном регионе (г. Кемерово).

В ходе сравнительного анализа были получены следующие результаты. Количество студентов с выраженной напряженностью адаптационных механизмов (67Т и выше по методике СМОЛ) различается в зависимости от степени подверженности воздействию опасных природных явлений. Среди студентов экспериментальной группы выявлено 27,5 % юношей и 27 % девушек с различной степенью напряженности адаптационных механизмов, среди студентов контрольной группы – 19,5 % юношей и 24 % девушек имеют различную степень напряженности адаптации.