Текст книги "Абсолютная Власть. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 56 страниц)

Глава 16
Вердикт

Судья Малиновский вошёл в зал и, не церемонясь, ударил молотком.

– Итак, начнём заседание! – его голос рокотом разнёсся по залу. – Господа, я должен признаться, что это одно из самых запутанных дел, с которыми мне приходилось работать. Однако на прошлом заседании сторона защиты заявляла о намерении признать вину. Если так, то мы можем закончить всё быстро. Господин Воротынский, готовы ли вы подтвердить свою позицию?

Все взгляды устремились на сторону защиты. Муратов смотрел сквозь стол, не шевелясь. Фон Берг, напротив, постоянно ёрзал и поправлял воротник.

Адвокат Воротынский, не спеша, поднялся.

Я мысленно уже готовился к формальному признанию. И одновременно ждал подвоха.

Именно его мы все и получили.

– Ваша честь, уважаемый суд, – начал Николай Сергеевич. – Прежде чем говорить о признании, я вынужден заявить о серьёзнейших нарушениях, допущенных стороной обвинения. Представленные так называемые доказательства являются, по меньшей мере, сомнительными, а по большей – откровенной фальшивкой, изготовленной с целью очернить моих доверителей.

В зале повисла гробовая тишина. Я усмехнулся. Мы думали, они готовы признать всё что угодно, лишь бы поскорее развязать себе руки. Но по какой‑то причине альянс решил сразиться.

«Они не хотят признания, – пронеслось у меня в голове. – Они хотят выиграть время. До Муратова наконец‑то дошло, что он не сможет так просто раздавить нас. Или… Или дело в другом».

Я посмотрел на Воротынского, на его уверенную, почти торжественную позу. Затем обратил внимание на Игнатьева. Советник сверлил взглядом судью, и хотя он не улыбался, лицо будто сияло изнутри.

«Борьба за пост генерал‑губернатора, вот в чём дело. Если Игнатьев победит, он сможет повлиять на суд. Добиться оправдания или, на худой конец, смягчить наказание».

Филипп Евгеньевич вскочил с места и воскликнул:

– Это возмутительное заявление! Все доказательства были добыты законным путём и заверены…

– Заверены кем? – перебил его Воротынский. – Вашими же людьми? Свидетелями, которых вы же и нашли? У меня есть заключения независимых экспертов, готовых подвергнуть сомнению подлинность показаний.

Началась словесная перепалка. Базилевский, пылая праведным гневом, парировал удар за ударом. Он требовал привести доказательства фальсификаций, вызывал в свидетели тех самых экспертов, что работали с нами. Воротынский виртуозно уходил от прямых ответов, сыпал процессуальными терминами, настаивал на своём. Он ставил под сомнение всё.

Это была хитрая тактика. Он не оправдывал альянс – он дискредитировал само обвинение.

Судья Малиновский метался между ними, то хмуря свои густые брови, то в ярости стуча молотком, требуя порядка. Было видно, как его раздражает такой внезапный поворот событий – он сам сказал, что ожидал быстрой и громкой расправы, а не грязной тяжбы.

Я сидел неподвижно, наблюдая за юридической баталией, которая становилась всё ожесточённее.

– Ваша честь! – голос Базилевского прозвучал твёрдо, перекрывая гул в зале. – Если господин Воротынский сомневается в наших доказательствах, я готов представить суду живых свидетелей. Людей, которые лично пострадали от действий альянса и не дадут себя запугать никакими так называемыми независимыми экспертами!

Судья с явным облегчением ухватился за это предложение.

– Ходатайство удовлетворяется! Пригласите свидетелей обвинения.

Так началась самая тяжёлая часть заседания. В зал по очереди вызывали женщин из деревни Лисичкино. Их показания были краткими, путанными от волнения и пережитых страданий, но от этого – лишь более страшными и убедительными. Они рассказывали о том, как солдаты Муратова убили всех мужчин деревни, о насилии, которое творили над ними в течение долгих месяцев.

Базилевский вёл допрос бережно, но настойчиво. Воротынский пытался запутать женщин, поймать на противоречиях, но тщетно – их боль была настоящей, и её нельзя было оспорить никакими юридическими уловками.

Затем вышли другие свидетели: торговец, у которого отняли обоз, крестьянин, чьи поля были сожжены, а скот украден. Старый сельский учитель, видевший, как на его глазах убили нескольких парней, заподозренных в симпатиях к Градовым.

С каждым новым свидетельством атмосфера в зале накалялась. Даже привыкший ко всему Малиновский слушал, не перебивая, его лицо становилось всё мрачнее. Воротынский постепенно сдавал позиции, его возражения становились всё тише и формальнее. Он понимал, что проигрывает битву.

Живая человеческая боль оказалась сильнее его холодных, отточенных аргументов.

Заседание тянулось несколько часов с короткими перерывами. Когда были выслушаны все свидетели, и изучены все документы, судья объявил последний перерыв перед вынесением вердикта.

Мы с Базилевским вышли в коридор. Филипп Евгеньевич был бледен, но его глаза горели.

– Они не ожидали, что мы вызовем свидетелей, – сказал он тихо, промакивая платком лоб. – Они рассчитывали на бумажную волокиту. Думаю, что несмотря на все их уловки, приговор будет обвинительным!

– Ваше благородие, – граф Муратов вышел в коридор и подошёл ко мне. – Вы позволите пару слов наедине?

– Какие могут быть секреты в храме правосудия? – я наигранно поднял брови.

– Пару слов, прошу вас, – невозмутимо произнёс Рудольф Сергеевич.

Я благосклонно кивнул, и мы отошли к окну, за которым располагался внутренний двор. Там дворник подметал дорожку, а садовник подстригал кусты. Простые люди, занятые простым трудом. На короткий миг я им даже позавидовал – иногда дворянские интриги слишком утомляли.

– Вы понимаете, Владимир, что наша борьба вышла за пределы войны между родами? – тихо спросил Муратов.

– Со всей отчётливостью. Рад, что вы тоже это осознаёте.

– Я не сомневаюсь, что вы нашли себе сторонников, просто скрываете их, – сказал граф, глядя мне в глаза. – У меня тоже есть союзники, кроме фон Берга. Кто‑то готов вмешаться в схватку прямо сейчас, кто‑то ждёт подходящего момента… Короче говоря, пламя нашей войны рискует охватить всё генерал‑губернаторство.

– Вы правы, и меня это огорчает, – кивнул я. – Дайте угадаю: вы хотите предложить мне сдаться и не проливать лишнюю кровь?

– Я давно понял, что вы умный человек, барон, – холодно произнёс Муратов.

– Ну, тогда вы также понимаете, что я не приму ваше предложение. У меня есть встречное. Давайте так: альянс признает поражение, вернёт роду Градовых все земли и выплатит положенную контрибуцию. Больше никто не погибнет, включая вас. Что скажете?

Рудольф Сергеевич усмехнулся.

– Я надеялся, что ваш разум возобладает над гордыней. Жаль, что я ошибался.

– Могу сказать ровно то же самое, ваше сиятельство, – пожал плечами я. – Значит, увидимся на поле боя. Или вы не собираетесь сражаться лично?

– Посмотрим. Возможно, я буду счастлив уничтожить остатки вашего рода своими руками, – процедил Муратов и резко направился обратно в зал заседаний.

Я посмотрел ему вслед и пытался понять, что это было. Слабость или просто желание всё поскорее закончить? Или, неужели, проблеск благородства?

Слабо верится, что граф решил подумать о жизнях простых людей и солдат, которым предстоит умереть на нашей войне. Но всё‑таки…

Впрочем, это вряд ли имеет значение. Я тоже не хотел, чтобы люди погибали. Но сдаться не мог. Я был обязан закончить эту войну, и закончить её нашей победой.

Скоро я тоже вернулся в зал. Малиновский и его помощники появились через несколько минут, и воцарилась тишина. Суд объявил вердикт:

– Признать альянс в лице графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга виновным в совершении военных преступлений, включая убийства гражданских лиц, уничтожение имущества, применение запрещённых методов ведения войны… – он зачитывал длинный список, и с каждым пунктом лица сторонников альянса на трибунах становились всё мрачнее. – Суд постановляет: взыскать с виновных сторон совокупный штраф в государственную казну, а после официального прекращения военных действий обязать их полностью восстановить все разрушенные гражданские объекты за свой счёт…

Это было ожидаемо. Но дальше последовало то, на что мы даже не надеялись.

– Кроме того, – продолжил судья, – принимая во внимание особую жестокость ряда совершённых преступлений, суд будет ходатайствовать перед Советом Высших о лишении графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга дворянских титулов и всех сопутствующих привилегий…

Зал взорвался. Крики, возгласы, протесты сторонников альянса. Воротынский сидел совершенно бледный, его каменная маска наконец‑то дала трещину. Для таких аристократов, как Муратов и фон Берг, лишение титула было страшнее смерти и тюрьмы.

Фон Берг тоже орал, стуча кулаком по столу. Рудольф Сергеевич только поморщился и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, будто ему стало трудно дышать.

Молоток судьи оглушительно застучал, наводя порядок.

– Тишина в зале! И последнее… С начала следующих суток прекращение огня объявляется официально отменённым. Стороны вправе действовать в соответствии со своими интересами. Заседание закрыто!

Грохот молотка потонул в нарастающем гуле. Я медленно поднялся. Победа. Полная, безоговорочная победа. Штраф, репарации, а главное – унизительная просьба о лишении титулов. Это был удар по самому больному.

Но внутри, сквозь удовлетворение, пробивалась другая, более знакомая и более тёмная эмоция. Холодная, стальная готовность.

Завтра после полуночи, снова начнутся боевые действия. Официально, без всяких условностей.

Война.

Я посмотрел на Базилевского, который обменивался какими‑то формальными фразами с Артуром, на сияющие лица наших сторонников в зале. Они радовались сегодняшней победе. И это было правильно.

Но я уже смотрел в завтра. Я был готов к войне. Мои люди были готовы. Мы знали, что это неизбежно случится, и собирались выложиться на полную.

Победа в суде была важна. Но настоящая победа будет добыта не здесь, в душном зале, а там, на полях сражений. И она будет за нами.

Когда я вышел из здания суда, первый же глоток прохладного уличного воздуха показался мне запахом приближающейся грозы. Грозы, которую я давно ждал.

г. Владивосток

Контора барона фон Берга, несколько часов спустя

– Проклятый суд! Проклятый Малиновский! Проклятые Градовы! – голос фон Берга, уже хриплый от криков, сотрясал стены. – Они что, совсем с ума сошли⁈ Штраф! Репарации! А это что⁈ – он швырнул на стол копию судебного вердикта. – Ходатайство о лишении титула! Они задумали лишить меня титула! Меня, чей род верой и правдой служил Империи несколько поколений!

Он остановился перед Муратовым, который сидел в кресле с видом величайшего спокойствия, попивая коньяк.

– А что насчёт неё⁈ – продолжал орать фон Берг, ткнув пальцем куда‑то за окно. – Про Карцеву даже не вспомнили! Её войска тоже воевали! Её маги тоже жгли деревни! Почему вся вина на нас⁈ Это заговор! Надо подавать апелляцию! Немедленно! Я найду лучших юристов в столице, мы оспорим этот дурацкий вердикт!

Муратов медленно поставил бокал на подлокотник кресла и с выражением ледяного презрения взглянул на барона.

– Успокойся, Генрих, – его голос прозвучал тихо, но с такой силой, что фон Берг на резко замолчал, словно его дёрнули за поводок. – Выпей. И перестань истерить. Всё это уже не имеет никакого значения.

– Не имеет значения? – фон Берг смотрел на него с выражением безумия на толстом лице. – Нас хотят лишить титулов! Нашего доброго имени! Ты понимаешь, что это значит⁈

– Мы заранее знали, чем закончится этот фарс, – равнодушно отозвался Муратов. – И нам было на него плевать. Суд, вердикты… это бумажки, Генрих. Бумажки, которые имеют значение, только пока есть сила, чтобы их подкрепить. Настоящая битва будет не в зале суда. Или ты забыл, что наши войска стоят вокруг поместья Градовых? Что они окружены, блокированы и готовятся достойно сдохнуть?

Фон Берг тяжело дышал, его грудь ходила ходуном. Он схватил со стола графин с коньяком, налил себе полный бокал и залпом выпил, с трудом сдерживая дрожь в руках.

– Я банкрот, Рудольф, – его голос внезапно сник, стал тихим и потерянным. – Ты ведь и сам знаешь. Мои запасы исчерпаны. Производство стоит. А теперь ещё этот новый штраф… эти репарации… Восстанавливать эти чёртовы деревни… У меня нет таких денег! Мне нечем платить!

Муратов встал и подошёл к нему. Он был ниже фон Берга, но в тот момент казался ему гигантом.

– Наплевать, – произнёс он, глядя прямо в глаза растерянному барону. – Я сказал – наплевать на эти цифры. Когда мы добьём Градовых, мы заберём всё. Их земли, их ресурсы, всё их имущество и предприятия. Ты сможешь расплатиться с долгами и ещё останешься с огромной прибылью. А потом…

Он сделал паузу, и на его губах появилась та самая хищная, уверенная улыбка, которая всегда пугала фон Берга и завораживала одновременно.

– А потом мой советник станет генерал‑губернатором. И тогда всё окончательно изменится. Мы будем править этим регионом. Мы отменим любые штрафы, перепишем любые вердикты. Мы будем диктовать условия. Всего лишь нужно сделать последний, решительный шаг.

Он положил руку на плечо фон Берга. Тот вздрогнул, но не отстранился.

– Война, Генрих. Настоящая война – вот единственный суд, вердикт которого имеет значение. И мы его уже почти выиграли.

Барон сглотнул, в его глазах боролись отчаяние и мрачная надежда. Он медленно кивнул.

– Да… да, ты прав. Чёрт с ними, с этими бумажками.

– Именно, – Рудольф Сергеевич похлопал его по плечу и вернулся к своему креслу, снова беря в руки бокал. – Итак, после полуночи перемирие официально заканчивается. Наши войска готовы. Твои солдаты уже занимают свои позиции?

Фон Берг выпрямился, снова становясь тем самым железным бароном, каким его знали.

– Да. Артиллерия выдвинута. Штурмовые группы оснащены по последнему слову. Подавители магии подготовлены.

– Отлично, – Муратов приподнял бокал, будто собирался сказать тост. – Тогда осталось лишь одно. Отправь гонцов с окончательными приказами всем командирам. Следуем разработанному плану. Никакой пощады, никаких переговоров.

Фон Берг решительно кивнул. Муратов допил свой коньяк и с удовлетворением поставил бокал.

– Прекрасно. Тогда нам остаётся лишь дождаться полуночи. И посмотреть, как горит усадьба Градовых.

Он посмотрел в окно, за которым на город уже спускались сумерки. Улицы Владивостока жили своей жизнью, не подозревая, что не так уж далеко от них уже взведён курок большой войны. Войны, которая должна была перекроить карту региона и возвести его, Рудольфа Муратова, на вершину власти.

– Уничтожим Градовых, – тихо, но с непоколебимой уверенностью повторил он. – Раз и навсегда.

Поместье барона Градова

Той же ночью

На столе в моём кабинете, обычно заваленном картами и бумагами, сейчас лежали блестящие детали из полированного металла и несколько тускло светящихся мана‑кристаллов. Я стоял над Михаилом, который сидел в кресле, делая вид, что ему плевать на боль. Его лицо было напряжённым, но в глазах горел нетерпеливый, почти мальчишеский азарт.

– Ну что, герой, готов стать двуруким? – спросил я, проверяя затяжку последнего шарнира.

– Готов стать тем, кто лично открутит башку Муратову своей новой рукой, – парировал он, скрипнув зубами.

Артефактная рука, которую я создал для него, была не так проста. Чтобы она хорошо работала, требовалось не просто закрепить её, а также вогнать под кожу Михаила несколько толстых игл. Артефакту требовался контакт с кровью для идеальной работы.

Корпус мы заказали у лучшего кузнеца в регионе. Подвижные детали купили на заводе под Владивостоком. Я же с помощью Моргуна добавил магические компоненты. А потом сам наложил зачарования.

Часы кропотливой работы, тончайшие магограммы, выгравированные на внутренней поверхности руки, вплетение элемента Воды.

Теперь настал финал. Я взял культю его правой руки. Михаил вздрогнул. Его мышцы были напряжены до дрожи. Я примерил артефакт, совместил крепления с нервными окончаниями – самая деликатная часть работы.

– Дыши ровно, – тихо скомандовал я. – Сейчас будет немного неприятно.

Я активировал заключительное заклинание. По телу Михаила пробежала судорога, он стиснул зубы, из его горла вырвался сдавленный стон. Место соединения вспыхнуло мягким синим светом, и я почувствовал, как магия вплетается в плоть, нервы, в саму суть брата, создавая прочную, неразрывную связь. Свет погас.

Всё. Я отошёл, давая ему прийти в себя.

Михаил медленно, почти боязно, посмотрел на свою новую руку. Она была идеальной копией левой – те же пальцы, те же суставы, даже имитация вен под кожей. Иллюзия, которую я наложил поверх металла, работала безупречно.

– Шевельни пальцами, – предложил я.

Он сконцентрировался. Пальцы на новой руке дрогнули, затем плавно согнулись и разогнулись. Михаил рассмеялся.

– Демоны меня возьми… Она слушается! Как своя. Только холодная немного.

– Привыкнешь, – я улыбнулся. – А теперь главное. Попробуй боевое заклинание.

Я поставил на стол металлический кубик, который использовал, как пресс‑папье. Михаил нахмурился, вытянул руку и сконцентрировался. Воздух вокруг его новых пальцев задрожал, и из них вырвалась тонкая, но мощная струя ледяной энергии. Она ударила в куб и мгновенно облачила его в толстую, прозрачную корку льда.

Михаил присвистнул.

– Вот это я понимаю. Теперь могу охлаждать себе напитки в любое время. Ну, или замораживать мозги врагам.

Он снова рассмеялся, уже с оттенком восторга, и принялся сжимать и разжимать кулак.

– Спасибо, брат, – он посмотрел на меня, и в его взгляде была искренняя благодарность. – Теперь я снова целый.

– И ещё ты стал опаснее, чем был. Это нам пригодится.

Мы замолчали. За окном уже давно стемнело. Тишина в усадьбе казалась неестественной. Все ждали.

– Мы готовы? – спросил Михаил, всё ещё разглядывая свою руку.

– Войска на позициях, – кивнул я. – Технорота замаскирована и ждёт сигнала. Очаг полон сил. Альянс не подозревает, сколько сюрпризов мы для них приготовили. Они думают, что идут добивать ослабленного зверя в клетке. Но сильно ошибаются.

Михаил зловеще ухмыльнулся.

– Отлично. Тем слаще будет видеть их разочарование.

В это время дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге появилась Таня. Её лицо было бледным, но решительным.

– Полночь почти наступила, – тихо сказала она. – Все ждут вас.

Мы с Мишей переглянулись и вышли из кабинета, следуя за ней.

Вокруг усадьбы, в темноте, шевелились тени – это занимали последние позиции дружинники. Слышался приглушённый лязг оружия, фырканье лошадей, команды офицеров.

Никита на своём боевом коне проехал мимо, его фигура была твёрдой и незыблемой, как скала. Он кивнул нам, и его лицо в сумраке было похоже на высеченное из камня.

Таня запрокинула голову и посмотрела вверх. Над нами сиял могучий защитный купол, возведённый Очагом. Сквозь его полупрозрачную поверхность были видны звёзды – холодные, далёкие и равнодушные.

– Не верится, – прошептала она, – что эта тишина сейчас исчезнет. Что сейчас начнётся война.

Я не ответил. Достал карманные часы и щёлкнул крышкой. Стрелки показывали ровно полночь.

Я успел подумать, что, может быть, часы отстают. Но миг спустя издалека раздались хлопки, а далеко на горизонте, будто светлячки, вспыхнуло несколько ярких точек.

Артиллерия фон Берга открыла огонь.

И тут же всюду вокруг поместья расцвели вспышки. Багровые, лиловые, ядовито‑зелёные – это готовились к атаке боевые артефакты Муратова.

Я захлопнул часы и сунул их в карман.

– Началось. Занимайте свои места, дамы и господа. Представление обещает быть ярким…

Глава 17
Битва за поместье: первая ночь

Грохот разорвавшегося над головой снаряда заставил содрогнуться стены усадьбы. Воздух под куполом гудел, звенел и прогибался под ударами, которые обрушивали на нас со всех сторон.

Я стоял на пороге, чувствуя, как земля подрагивает под ногами, и наблюдал за адским представлением, что разворачивалось вокруг.

Небо превратилось в сплошное полотно из огня. Снаряды артиллерии фон Берга с воем пролетали по воздуху и взрывались над куполом. Осколки сыпались бесконечным смертельным дождём. Барьер мерцал, по нему расходились круги, точно на воде от брошенного камня. От этого не было реального урона, но непрекращающийся грохот, ослепляющие вспышки и сама мощь ударов давили на психику, сея сомнения и страх среди тех, кто впервые оказался в такой мясорубке.

Но это было лишь фоном, аккомпанементом к главной симфонии разрушения. Войска Муратова, расставленные по всему периметру, открыли массированный огонь из боевых артефактов.

Багровые лучи, лиловые сгустки и чёрные волны, ядовито‑зелёные, шипящие потоки кислоты – всё это слилось в единый смертоносный шквал.

Я обратил внимание, что основная мощь удара сконцентрирована на южном направлении. Несколько десятков артефактов ударили одновременно, и купол в том месте прогнулся внутрь, на мгновение став почти матовым. От земли к нему потянулись тонкие, чёрные щупальца – бойцы Муратова применяли запрещённые артефакты с элементом Порчи, пытаясь не сокрушить защиту грубой силой, а разъесть её, отравить саму её магическую структуру.

Купол держался. Он звенел от напряжения, дрожал, но не ломался.

В моей голове прозвучал голос Очага. Как всегда, лишённый эмоций, но в этот раз в нём был намёк на праведную ярость:

«Владимир. Я могу ответить. Дай команду. Я обрушу на них всю свою мощь!»

Я покачал головой, не отрывая взгляда от бушующей за пределами купола бури.

«Нет. Держи оборону. Рано ещё показывать наши козыри. Пусть тратят силы», – ответил я.

Рядом со мной, сжимая и разжимая свою новую стальную руку, стоял Михаил. Его лицо было искажено оскалом, в котором смешались ярость и предвкушение.

– Долго мы будем терпеть эту канонаду? Хочется поучаствовать! – прокричал он, перекрывая грохот.

– До тех пор, пока не поймём их замысел, – отозвался я. – Отправляйся на восточный фланг. Следуем плану.

– Ладно! – он хлопнул меня по плечу и побежал к конюшне.

Я обернулся к Кате, которая стояла в дверях, белая как полотно, но с непоколебимой решимостью в глазах.

– Оставайся с Очагом. Если ему станет тяжело, подпитывай.

Она лишь кивнула и скрылась в полумраке холла.

– Никита! – крикнул я. – Со мной, в штаб!

Командир дружины был удивительно спокоен, и, как всегда, безупречно одет.

– Так точно, – кивнул он.

Мы быстрым шагом двинулись в сторону казармы, где в подвале был оборудован командный пункт. Над нашими головами продолжали рваться снаряды, осыпая купол искрами и грохотом.

В подвале казармы царила напряжённая тишина, особо впечатляющая после оглушительного ада снаружи. В центре комнаты, на большом столе, лежала карта поместья и его окрестностей.

Но самое интересное происходило у стен, где сидело несколько солдат из Одинокой дружины. Их глаза были закрыты, а их сознание, слитое с воронами, парило высоко в небе, наблюдая за полем боя с высоты птичьего полёта.

Моргун был среди них. Он сидел прямо, зажмурив единственный глаз. Вдруг его тело дёрнулось.

– Движение на юге! – его голос прозвучал хрипло и отрешённо, будто долетая из другого мира. – Пехота… одна… нет, две роты! Идут на прорыв.

Никита подошёл к столу, упёрся в него руками.

– Отвлекающий манёвр, – тут же заключил он, бросив на меня взгляд. – Слишком очевидно. Муратов отправил своих людей на убой.

– Это именно то, чего мы ждали, – кивнул я.

Альянс проверял нас на прочность, искал слабое место. А эти две роты бросили на смерть лишь затем, чтобы отвлечь нас.

– Ответный огонь! – скомандовал Добрынин. – Первая и вторая линии! Арбалетчики и лучемёты. Бить залпами. Следуем плану!

– Есть! – ответил его адъютант и бегом выскочил на улицу, чтобы передать приказ.

Я вышел из штаба обратно на улицу. Взобрался на невысокую насыпь у казармы и глянул на южную стену.

Это было зрелище устрашающей красоты. Ночь на мгновение превратилась в день. Десятки магических болтов, оставляя в воздухе разноцветные шлейфы, прошили строй наступающих. Вслед за ними ударили лучи сконцентрированной энергии – они прожигали людей насквозь, невзирая на их доспехи и защитные амулеты.

Атака захлебнулась, даже не успев начаться. От двух рот осталось лишь несколько обезумевших от ужаса людей, метавшихся по полю перед куполом. Те, кто успел подойти слишком близко, рухнули без сознания под давлением Очага.

Но у меня не было времени радоваться. Лёгкая победа лишь подтвердила мои опасения. Это был размен. Муратов и фон Берг готовы были положить несколько десятков солдат, лишь бы отвлечь наше внимание.

Следом на юге выдвинулись ещё солдаты – они активировали сферогенераторы и дали залп магическими стрелами из луков. Всем видом старались показать, что собираются продолжить давление.

Но настоящая цель врагов была в другом месте.

Я спрыгнул с насыпи и побежал к конюшне, где дежурный уже держал под уздцы моего скакуна.

Вихрем пронесясь через ночные земли, я прискакал на северный фланг. Здесь было тише – артобстрел продолжался, но концентрация артефактного огня была меньше. Однако именно здесь, как я и предполагал, была настоящая угроза.

Меня уже ждал отряд наших солдат – два десятка человек под руководством Трояка. Лысый здоровяк, вооружённый двуручным молотом, выглядел как настоящий богатырь из древних легенд. Увидев меня, он указал своим квадратным подбородком в сторону зарослей кустарника.

– Там, ваше благородие. Пока всё тихо.

Я спрыгнул с коня. Именно здесь находился один из тайных подземных ходов, ведущих в подземные галереи вокруг усадьбы. Пока шло прекращение огня и враги не имели доступа к своим подземельям, мы прорыли несколько ходов.

Был шанс, что альянс попытается воспользоваться этим путём. Купол Очага простирается и под землёй, но там есть шанс заложить особо мощные магические бомбы или применить что‑то ещё.

Но у нас был ответный план.

В этот момент грохот обстрела достиг нового пика. Маги Муратова сосредоточили свои силы. Воздух затрепетал, и на наш барьер обрушился огненный шторм невиданной мощи. Сплошной поток пламени бил в одну точку с рёвом обозлённого дракона. Свет стал таким ярким, что пришлось зажмуриться. Купол под ударом прогнулся так, что я на мгновение подумал, вот‑вот, и он лопнет. Но он выдержал.

– За мной, – приказал я.

Вокруг продолжали греметь взрывы, земля содрогалась, а здесь, у чёрного провала в земле, пахло решающей схваткой.

Отряд Трояка, как тени, последовал за мной. Свет снаружи и грохот битвы остались позади, поглощённые мраком и зловещей тишиной старой галереи.

Штаб Градовых

В то же время

Никита стоял, упёршись ладонями в края большого стола, и внимательно смотрел на карту. Выслушивая одно донесение за другим, внутренним взором он видел, как всё происходит снаружи. Карта будто оживала перед ним – мечущиеся точки солдат, вспышки артефактов, купол над поместьем…

– Артефактный огонь не стихает! Бьют со всех сторон, концентрация на севере и западе!

– Огненный шторм снова нарастает на северном секторе!

Никита кивал, его мозг автоматически обрабатывал информацию, выстраивая картину боя. Враги не оставляли попыток пробить купол, методично, как молотом, долбя по нему всей своей мощью. Но это было ещё полбеды.

Новый гонец, запыхавшийся, ввалился в помещение, едва держась на ногах.

– Воевода! Пехота Муратова подбирается ближе под прикрытием огня! Тащат что‑то тяжёлое, на повозках, под маскировочными сетками. Пытаются подвести к самым границам купола!

– Магические бомбарды, – тихо произнёс он. – Как и докладывала разведка. Это особые орудия, с большим калибром. Есть риск пробития купола. Всех воронов в воздух!

Он выпрямился. Нужно было действовать, и действовать точечно, жёстко и эффективно. Его пальцы потянулись к нагрудному карману кителя, где лежало несколько артефактов, ждущих своего часа.

На ладони у Никиты оказался череп ворона. Поверхность кости была покрыта тончайшей паутиной магических символов, созданных Владимиром.

Никита сжал череп в кулаке, закрыл глаза, мысленно призывая птицу. Воздух вокруг его руки затрепетал. Череп подлетел, и вокруг него материализовался ворон.

Добрынин связал своё сознание с ним, как учил барон, и выпустил на улицу. Следом устремились и другие вороны, которых призвали солдаты.

Глазами ворона Никита видел всё: ослепляющие вспышки разрывов, клубы дыма, суетящиеся внизу фигурки людей.

На северо‑западе, у кромки леса, под прикрытием плотного артефактного огня, суетились расчёты. Солдаты Муратова снимали с повозок огромные, массивные конструкции из тёмного металла, испещрённые рунами.

Магические бомбарды. Их стволы, толще человеческого тела, наводились на купол. Рядом копошились маги, готовя мощнейший залп.

Нашёл…

– Бей! – скомандовал Никита, и его голос раздался одновременно и в подвале казармы, и из клюва ворона.

Птица спикировала, будто камень. Его тело засияло. Ворон нёсся прямо на одну из бомбард. В последнее мгновение его перья вспыхнули ослепительно ярко.

Раздался оглушительный хлопок. Взрыв магической энергии расцвёл прямо под бомбардой. Ствол раскололся, и стоящих вокруг людей разбросало в разные стороны.

Сознание воеводы вернулось в тело. Он крепче опёрся на стол, протёр глаза и приказ:

– Продолжайте. Бейте по офицерам и артефактным расчётам!

Никита призвал нового ворона. Подняв его в небо, он увидел, как боевые птицы пикировали на командиров, на артефакты муратовцев, сея среди них панику и хаос. Атака с севера заметно ослабела, потеряв свою организацию.

Ворон Никиты нёсся над полем боя, над головами орущих солдат, над траншеями. Надо было продолжать следовать плану. Его новая цель была теперь в тылу. Там, где должны были стоять войска фон Берга. Те, чьё оружие подавляла магия, и кто поэтому держался подальше от битвы, ведя огонь издалека.

Он пролетел над тем самым леском, где раньше тренировалась технорота Градовых. Как и ожидалось, место было пустым, если не считать бойцов Муратова. Они пришли, надеясь захватить технороту врасплох, ведь они знали об этом месте.

Но солдат Градовых там уже не было.

Ворон рванул чуть западнее. И там, в искусно сооружённых укрытиях, под маскировочными сетками, сливавшимися с местностью, он их увидел. Блеск стальных пушек, знакомые очертания грузовиков, фигуры в защитных комбинезонах. Его ребята. Они ждали на новых, запасных позициях, которые Владимир приказал оборудовать.

Добрынин посадил ворона рядом с капитаном и немедленно отдал приказ:

– Капитан, запишите координаты позиций артиллерии фон Берга. Немедленно открыть огонь из всех стволов, после этого – срочно сменить позицию согласно плану. Пехоту – в атаку!

– Есть, – коротко ответил командир технороты.

Вскоре грянул залп. Сухой, оглушительный грохот обычной, но оттого не менее смертоносной стали. Снаряды технороты понеслись через поле боя, через головы сражающихся, точно в тыл врага.