Текст книги "Абсолютная Власть. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 56 страниц)

Глава 16
Справедливость и месть

г. Владивосток

Дворянский суд

Воздух в зале дворянского суда был тяжёлым, спёртым от наполнивших помещение людей и проникающего сквозь высокие окна яркого солнца. Сегодня погода расщедрилась на свет и тепло.

Несмотря на статус закрытого заседания, зал был забит до отказа: чиновники Дворянского ведомства в строгих костюмах, адвокаты с портфелями, представители нейтральных родов.

Бормотание толпы сливалось в непрерывный гул, который звучал, будто рой разъярённых пчёл. Все ждали, к чему приведёт заседание. Кто‑то жаждал справедливости, кто‑то – падения Градовых. Так или иначе, зрители собрались, чтобы увидеть кровь.

Филипп Евгеньевич сидел за полированным столом, в который раз перекладывая папки с документами. Никак не получалось сложить их в том порядке, который бы его удовлетворил.

Юрист понимал, что нервничает. Всего лишь предварительное слушание, но от него многое зависит.

Рядом сидел Артур, удивительно спокойный. Он осторожно вмешался: поправил папки, положил перед Базилевским чистый блокнот и параллельно ему ручку. Филипп Евгеньевич облегчённо вздохнул.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – кивнул помощник и тихо добавил: – Я уверен, что всё пройдёт хорошо, господин.

– Надеюсь. Ставки высоки, – пробормотал Базилевский.

Напротив него восседали адвокаты альянса. Их было трое. Старший – Николай Сергеевич Воротынский. Матёрый законник, скользкий, как рыба. За свою карьеру он успел сменить немало хозяев – но на Муратова работал уже лет десять.

Неизвестно, каким образом Рудольф Сергеевич сумел привязать к себе Воротынского, но держал его крепко. Ходили слухи, что имел место какой‑то компромат – вполне возможно, учитывая подлую натуру Николая Сергеевича.

Воротынский смотрел на Филиппа в упор. Его лицо, неподвижное, как у покойника, не выражало ни единой эмоции. Серые глаза цвета гранита были столь же тверды и безжизненны.

Воротынский излучал ледяное спокойствие, словно предстояло чаепитие, а не важнейшее дело. Двое младших адвокатов суетились, перебирали бумаги, а Николай Сергеевич, казалось, ни капли не переживал.

«Что же ты приготовил? – думал Филипп Евгеньевич, глядя в ответ. – Впрочем, я так или иначе смогу сделать ответный ход. Давай, попробуй меня удивить».

Судья Аристарх Иванович Малиновский вошёл в зал. Это был тучный человек, с багровым лицом и густой неопрятной бородой, похожей на заросли терновника.

Несмотря на внушительную фигуру судьи, его появление осталось почти незамеченным. Передвигался Малиновский бесшумно, только еле слышно шуршала багровая мантия и позвякивала висящая на пузе золотая судейская цепь.

Аристарх Иванович занял место и с размаху ударил молотком. Гул в зале стих, оставив после себя напряжённую, звенящую тишину.

– Дамы и господа, суд идёт! – запоздало объявил молодой секретарь.

Малиновский опалил его уничтожающим взглядом и провёл рукой по бороде.

– Начинаем предварительное заседание по делу о военных преступлениях, совершённых лицами, входящими в альянс графа Муратова, – голос судьи был низким и грубым, больше подходящим вышибале в портовом кабаке. – Обвинение представлено родом Градовых и состоит из…

Аристарх Иванович быстро пролистал материалы дела. Хмыкнув, он продолжил:

– Состоит из более чем сотни пунктов. Похоже, мы здесь надолго, дамы и господа. Сторона защиты ознакомилась с материалами дела?

Николай Сергеевич, не отрывая взгляда от Базилевского, властно повёл рукой. Один из его помощников подскочил.

– Да, ваша честь! – гордо провозгласил он, но на слове «честь» его голос сорвался на фальцет.

Юноша покраснел и упал на место. Малиновский кивнул:

– Хорошо. Тогда предоставляю вам слово. Господин Воротынский, пожалуйста, – судья отложил молоток и откинулся на спинку кресла, сложив ладони на пузо.

Воротынский поднялся с видом человека, исполняющего тяжкий, но необходимый долг. Он поправил красный галстук и протяжно, тяжело вздохнул.

– Ваша честь, уважаемые присутствующие, – его голос был глубоким, бархатистым, как у оперного певца. – Мой господин, граф Муратов, полностью осознаёт ситуацию. В свете неопровержимых доказательств, представленных родом Градовых и почтенным следствием, а также руководствуясь желанием способствовать восстановлению справедливости и мира в наших землях… – он сделал эффектную паузу, давая своим словам проникнуть в сознание слушателей. – Граф Муратов готов признать свою вину по всем пунктам предъявленного ему обвинения. Как и другие члены альянса, чьи интересы я частично представляю здесь сегодня.

В зале ахнули. Зазвучали изумлённые шепотки. Признание? Полное и безоговорочное? Неужели граф готов пойти на это⁈

– Муратов всегда найдёт способ вывернуться, – пробормотал кто‑то за спиной Базилевского.

Филипп Евгеньевич не сдержал усмешки. Они с Владимиром это предвидели – Муратов готов пожертвовать репутацией и отдать в казну впечатляющий налог. Ведь если дело будет закрыто, это даст ему возможность немедленно продолжить войну.

Восстановление мира и справедливости, как же. Банальное желание добить род Градовых, пока он не набрал силу!

Теперь, когда графиня Карцева объявила о выходе из альянса, это стало особенно актуально. Альянс потерял внушительную часть войск, лишился магов Воды, призывателей и сильных артефактов, которыми обладал род Карцевых. А Градовы продолжали крепчать – и Муратов хотел обрушиться на Владимира, пока его войска ещё не до конца готовы, а Очаг ослаблен.

Время играло против альянса. Недавно барон повысил уровень Очага до второго, а что касается солдат – их число постоянно росло. Не говоря уже о различных сюрпризах, которые готовит Владимир… Начиная от новейших уникальных артефактов и заканчивая огнестрельными войсками.

Универсальная армия, которой нет ни у кого в регионе. Пока что небольшая – но уже уникальная.

Малиновский нахмурил свои кустистые брови.

– Признание принимается к сведению, – пробурчал он, явно раздражённый тем, что его громкий процесс может лишиться части драмы. – Однако это не отменяет необходимости полноценного судебного разбирательства для установления всех обстоятельств и определения меры ответственности. Господин Базилевский? Ваша позиция?

Филипп Евгеньевич встал, поправляя пиджак. Он ощущал на себе десятки взглядов – любопытных, враждебных, оценивающих. Его голос прозвучал ровно, с холодным профессионализмом:

– Благодарю, ваша честь. Признание графа Муратова, безусловно, радует. Однако, как вы и сказали, оно никоим образом не отменяет необходимости тщательного расследования всех эпизодов, вменяемых в вину как самому графу Муратову, так и другим членам альянса. Также хочу напомнить уважаемому суду, что на днях графиня Карцева объявила о выходе из альянса.

По залу пробежали удивлённые шепотки. Похоже, ещё не все слышали о решении Эмилии Романовны.

Базилевский дождался, когда шепотки под сердитым взглядом судьи утихнут, и продолжил:

– Выход графини из альянса меняет суть дела. Кроме того, Эмилия Романовна предоставила материалы, которые необходимо прикрепить к делу, – юрист подал знак, и Артур поднёс Малиновскому толстую папку.

Аристарх Иванович чуть расширил глаза, глядя на количество документов. Там были свидетельства, спешно собранные Карцевой с собственных дружинников, копии приказов и других внутренних документов альянса, способные ещё сильнее склонить чашу весов на сторону Градовых.

– Также графиня изъявила желание лично свидетельствовать против графа Муратова и барона фон Берга, – добавил Базилевский.

– Сука, – раздалось откуда‑то из‑за спины.

Филипп Евгеньевич обернулся и не удивился, когда увидел на одном из задних рядов самого фон Берга. Тот заёрзал на месте, поняв, что в тишине все услышали его ругательство, и пробормотал:

– Прошу простить, дамы и господа, вырвалось.

– Держите себя в руках, Генрих Карлович, – строго сказал судья.

– Представленные защитой материалы обширны, – сказал Базилевский. – Мы не успели провести их полноценный анализ, отыскать и опросить всех ключевых свидетелей, чьи показания имеют критическое значение для установления истинной картины произошедшего и степени вины каждого. Кроме того!

Филипп подал знак Артуру, и тот отнёс судье ещё одну папку.

– Мы вносим на рассмотрение суда новые, недавно полученные свидетельства о преступлениях, совершённых дружинниками графа Муратова на территории деревни Лисичкино. Эпизоды носят особо жестокий характер и требуют отдельного, самого пристального внимания следствия.

– О каких преступлениях речь, господин Базилевский? – уточнил Малиновский.

– Казнь гражданских, включая стариков и подростков, а также систематическое сексуальное насилие над женщинами.

Зал ахнул. Воротынский на миг ощерился, как цепной пёс, но быстро вернул себе хладнокровное выражение лица. Филипп Евгеньевич окатил его презрительным взглядом и произнёс:

– В связи с вышеизложенным, сторона обвинения ходатайствует об отсрочке основного судебного разбирательства на три месяца для завершения всей необходимой подготовительной работы.

– Ваша честь! – поднялся Николай Сергеевич. – Признание моего господина снимает необходимость в столь длительной волоките. Мы готовы признать вину в том числе и в новых эпизодах. Я прошу вас не затягивать и назначить основное заседание на следующей неделе!

– Сторона обвинения имеет право изучить все материалы, – Аристарх Иванович причмокнул толстыми губами, пролистывая документы. – И суду тоже необходимо это сделать.

– Простите, ваша честь, но это вполне можно сделать за неделю. Господин Базилевский сознательно затягивает процесс, что недопустимо в столь серьёзном деле! Мы настаиваем на начале разбирательства в более сжатые сроки. Доказательств более чем достаточно, и мы, напоминаю, полностью признаём вину.

Малиновский задумчиво почесал спутанную бороду, явно разрываясь между желанием устроить грандиозный процесс и боязнью давления со стороны могущественных родов и Дворянского ведомства. Он пробормотал что‑то невнятное себе под нос, перелистал несколько бумаг.

– Ходатайство стороны обвинения в отсрочке на три месяца… – он помедлил, – отклоняется как чрезмерное. Однако новые обстоятельства, упомянутые господином Базилевским, действительно требуют проверки. Суд предоставляет стороне обвинения один месяц для завершения подготовки и представления всех дополнительных материалов и списков свидетелей. Заседание закрыто!

Громко стукнул молоток. Гул в зале вспыхнул с новой силой. Базилевский медленно собрал свои бумаги.

Отлично! Именно этого он и добивался. Месяц – это то, было реально получить, но стоило озвучить больший срок. Как говорится, требуй невозможного, и получишь желаемое. Всё шло по плану.

Главное – Муратов и его адвокаты не смогли сорвать планы. Альянс всё ещё связан судом, а Градовы получили официальную отсрочку для укрепления сил.

Через полчаса начиналось следующее заседание – куда более личное и яростное. «Барон Градов и представители простонародья против барона фон Берга». Дело, которое Владимир Александрович считал ключевым для подрыва авторитета не только Генриха Карловича, но и всего альянса.

Не говоря уж о том, что фон Берга теперь обвиняли в организации покушения на самого Базилевского. Говорили, что это дело взял под личный контроль генерал‑губернатор.

– Всё в порядке, Филипп Евгеньевич? – спросил Артур, когда они покидали зал. – Выглядите усталым.

– Напряжение даёт о себе знать, – Базилевский снял очки и протёр линзы. – Всё‑таки я уже немолод.

– Давайте пройдём в столовую, выпьем травяного чаю. До второго заседания ещё есть время.

Выйдя в высокий, мраморный коридор, залитый холодным светом из высоких окон, Базилевский сразу увидел фон Берга. Тот расхаживал в коридоре, будто тигр в клетке, и пыхтел, как чайник.

Лицо барона было багровым, лысина блестела от пота. Он что‑то яростно бормотал себе под нос, игнорируя робкие попытки своего молодого, бледного как смерть адвоката что‑то сказать. От фон Берга несло дорогим одеколоном, перебиваемым резким запахом пота и… страха.

Базилевский невозмутимо подошёл, едва заметно улыбнулся.

– Ваше благородие, – вежливо произнёс он. – Добрый день. Как ваши дела? Готовы к следующему акту правосудия?

Фон Берг резко обернулся. Его маленькие, глубоко посаженные глазки, обычно полные спеси, сейчас метали искры чистой злобы и паники.

– Правосудия? – прорычал он, срываясь на хрип. – Правосудия, Базилевский⁈ По мне, так правосудие – это вздёрнуть ваших грязных холопов‑истцов! Эти… это отребье! – он чуть не захлебнулся слюной, тыча толстым пальцем в сторону скромно одетых людей, сидевших на скамейке у стены, свидетелей и представителей пострадавших общин. – Они смеют обвинять меня! Как у них хватает наглости⁈ Я – потомственный дворянин! Я веду свой род от правнуков Людовика Немецкого!

Базилевский лишь чуть приподнял бровь. Он видел, как дрожат руки барона, как пульсирует вена на его толстой шее. Филиппу Евгеньевичу доставляло мрачное удовольствие наблюдать беспомощность оппонента. Фон Берг был загнан в угол и знал это.

И он, в отличие от хитрого Муратова, был слишком глуп и слишком напыщен, чтобы изображать раскаяние.

– О, я уверен, мы во всём разберёмся, – сказал Базилевский с ледяной вежливостью. – Суд любит факты. И у нас их, поверьте, предостаточно. Увидимся через полчаса…

Поместье барона Градова

Тем же днём

Едва поднявшись, солнце ярко осветило всё вокруг. Роса на траве сверкала крошечными бриллиантами.

После непогоды, что стояла последние несколько дней, столь ясный день казался особенно приятным.

Я сел на коня и отправился осматривать владения. Воздух был прозрачным и сладким от запаха прогреваемых солнцем трав. Дружинники, отправляясь на тренировку, слаженно меня приветствовали. Женщины, что приводили усадьбу и сад в порядок, встречали улыбками.

В поселении, у недавно достроенного скотного двора меня ждал Кожемяко. Его лицо окончательно зажило, и мужчина умиротворённо наблюдал за пасущимися козами, опираясь на изгородь.

– Здравствуй, Степан, – сказал я, останавливая коня. – Как у нас успехи?

– Доброе утро, господин! Да потихоньку, – он махнул рукой в сторону коз. – Скот прибыл отборный. Уже через недельку молока столько будет, что хоть купайся! Старый амбар в сыроварню переделали, как вы и велели. Бабы там сейчас порядок наводят.

Я кивнул, глядя на скот. Козочки и правда выглядели первоклассными – молодые, здоровые, с блестящей шерстью. Пасущиеся чуть дальше упитанные коровы тоже радовали глаз.

Хорошо, что я не пожалел денег и велел купить хороших животных. Инвестиции окупятся.

– Кролики тож на месте, – Степан кивнул на крольчатники. – Спариваться уже начали. Месяц‑другой – и тушки, шкурки на продажу появятся. К строительству теплиц мы тоже приступили.

– Отлично. А как там дела на угольной фабрике?

Улыбка мужчины сменилась хитрой усмешкой. Он оглянулся, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и понизил голос:

– Забастовка по плану идёт! И не думает затухать. Мало того, народ как про это дело услышал, в других местах бастовать начал. На лесопилке, на кирпичном заводе… Работа у фон Берга везде встала. Люди дороги к предприятиям камнями, брёвнами перегородили, дозоры выставили. Не пускают ни новых работяг, которых фон Берг пригнал, ни подвоз припасов.

– Я об этом знаю. Неприятностей не случалось?

– Да так, перепалки в основном, пара носов разбитых. Солдаты фон Берга боятся за оружие браться. Слышал я, приезжал на лесоповал один офицер со шрамом через всю морду, – Кожемяко злорадно усмехнулся. – Он живо своих дружинников отвёл.

Я удовлетворённо кивнул. Этот пожар мы начали аккуратно, но пламя разгорелось ярко. Фон Берг сам вырастил себе врагов.

– Молодцы, – сказал я. – Пока не будет выплачена положенная компенсация – продолжать забастовку.

– Передам, – с готовностью кивнул Кожемяко и, почесав бороду, задумчиво посмотрел на меня. – А ещё слухи ходят, будто в лесах монстры появились. Причём так интересно происходит: на простых людей они не нападают, только на солдат фон Берга. Вы ничего про это не слышали?

– Слышал кое‑что, – усмехнулся я.

Конечно, это были мои монстры. Новобранцы по ночам разложили черепа в глухих местах у лесоповалов, а я настроил артефакты так, что они активизировались сами в определённое время. Пришлось помучиться, но благодаря уже немного развитому элементу Призыва удалось добиться нужного эффекта.

В этот момент родовое кольцо на моём пальце вдруг потеплело, а затем слабо, но отчётливо завибрировало. Сигнал от Базилевского.

– Доброго дня, Степан, – сказал я. – Продолжайте в том же духе. Держи меня в курсе.

Я отвёл коня подальше от поселения, к берёзовой рощице. Спешился и сел на землю, прислонившись спиной к шершавому стволу. Закрыл глаза.

Мысленно потянулся по незримой нити, связывающей меня с магическим вороном, данным Базилевскому.

Мгновение темноты, пробегающий по венам слабый разряд… Затем – резкий толчок.

Я увидел мир глазами ворона. Передо мной был Филипп Евгеньевич, сидящий на скамейке в маленьком сквере. Он выглядел уставшим, но глаза горели триумфом.

– Владимир Александрович?

– Я слушаю, Филипп Евгеньевич. Какие новости?

– Отличные, ваше благородие, прямо из зала суда! – голос юриста звучал с непривычной горячностью. – Дело против фон Берга выиграно. Полная, разгромная победа!

– Превосходно. Я не сомневался, что вы победите.

Базилевский благодарно кивнул и продолжил:

– Суд обязал его выплатить колоссальный штраф в казну. И компенсации, конечно же – отдельно роду Градовых за ущерб имуществу и репутации, и каждому пострадавшему крестьянину из поданных нами списков! И мне, конечно, за покушение, – Базилевский довольно улыбнулся. – Суммы впечатляющие. Юридически фон Берг разорён.

Удовлетворение, тёплое и сильное, разлилось по моей груди. Одного противника я уже вывел из игры и более того – обратил против бывших союзников. Теперь ещё один враг почти обезврежен. Финансово – точно.

Барон фон Берг сломлен не оружием, а законом – и это слаще любой кровной мести.

– А фактически? – уточнил я.

– Ну, давайте будем реалистами, – Филипп Евгеньевич поправил очки. – Он наверняка будет юлить, скрывать активы и так далее. До меня доходили слухи, что он уже переписал часть имущества на доверенных лиц.

– Уверен, вы найдёте способы вытрясти из него всё возможное.

– Конечно. Либо мы разорим фон Берга, либо его род будет должен нам ещё долгие годы.

– Вы передали ему моё предложение? – спросил я.

– Конечно, Владимир Александрович. Сразу после заседания. Правда, Генрих Карлович был в такой ярости, что отказался наотрез и даже начал бросаться оскорблениями.

– Предсказуемо, – мысленно усмехнулся я. – Думаю, через денёк‑другой он остынет и трезво поразмыслит над предложением встретиться. Вы сказали, что я готов дать ему возможность решить наши разногласия быстро?

– Слово в слово, господин.

– Тогда подождём. Что насчёт Михаила?

Базилевский посерьёзнел:

– Работаем. Покушения на вас и на меня в этом вопросе сыграли нам на руку. Думаю, у нас есть хороший шанс вытащить его в ближайшее время. Тем более с учётом того, что граф Муратов готов признать вину – возможно, если нажать на нужные рычаги, он даст Михаилу официальную свободу.

– Да, это могло бы улучшить его позиции на суде, – сказал я. – Но если Муратов не захочет отпускать моего брата – у меня есть идея, как можно его освободить. Пока что постарайтесь добиться освобождения своими способами.

– Конечно, Владимир Александрович, – ответил юрист. – А теперь, если позволите, я отправлюсь в ресторан и закажу себе роскошный обед в честь победы. Выпью вина за ваше здоровье! Берегите себя.

– Всего доброго, Филипп Евгеньевич.

Сознание вернулось в тело с лёгким толчком. Я открыл глаза. Солнце поднялось выше, золотя верхушки деревьев.

Я вдохнул полной грудью и вскочил на коня. Дела Градовых шли как никогда хорошо.

Я поехал в сторону усадьбы. Пусть фон Берг утонет в своих долгах, а Муратов дрожит от страха. Скоро они узнают, каково это – когда Градовы не обороняются, а наступают.

Поместье графа Муратова

На следующий день

Дверь в кабинет графа распахнулась с такой силой, что кристальная люстра на потолке вздрогнула. Фон Берг ворвался в комнату, раздувая ноздри, точно разъярённый бык. Его лицо пылало багровыми пятнами, словно у него была горячка.

– Рудольф Сергеевич! – взревел барон. – Вы уже слышали⁈

– Прикройте дверь, Генрих Карлович, – сохраняя хладнокровие, Муратов встал из‑за стола и направился к бару. – Только аккуратнее, будьте добры.

Фон Берг закрыл дверь, но не слишком‑то аккуратно. Стены всё равно дрогнули, сдержался он не полностью.

Рудольф достал из бара коньяк, налил полный бокал и вручил барону.

– Пейте.

– Благодарю, – фон Берг залпом опрокинул изысканный напиток, будто пьяница, хлещущий дешёвое пойло.

На глазах у него выступили слёзы, дыхание перехватило. Муратов от греха подальше забрал из потной руки хрустальный бокал и подпихнул Генриха к креслу. Тот упал в него и хрипло повторил свой вопрос:

– Вы уже слышали?

– Конечно. Сожалею о вашем поражении в суде, – Рудольф Сергеевич сел рядом с бароном, стараясь не обращать на исходящий от него запах пота.

– Я разорён! – фон Берг взъерошил волосы. – Мне придётся выплатить огромную сумму… Мне конец, граф! Конец!

– Сохраняйте спокойствие, Генрих Карлович.

– Спокойствие⁈ – барон схватился за подлокотники кресла, вонзил короткие пальцы в бархатную обивку. – Они уничтожили меня! Дворянское ведомство открыто встало на сторону Градовых! Что мне теперь делать, ваше сиятельство? Вы должны мне помочь! – взмолился фон Берг. – Мы ведь до сих пор союзники, не так ли? В отличие от этой… дуры Карцевой, я верен нашему договору!

Внешне Муратов оставался невозмутим, хотя при упоминании Карцевой внутри него всё вспыхнуло. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, потому что ему вдруг стало тяжело дышать.

Глубоко вздохнув, Рудольф спросил:

– Что вы думаете о предательстве графини?

– Ненавижу эту дрянь! – выкрикнул Генрих так, будто эти слова обжигали горло.

Муратов прищурился. Вспомнил, как год назад фон Берг тайком слал Карцевой букеты чёрных роз. Как подстраивал «случайные» встречи, краснея при одном её взгляде.

Он мечтал, чтобы красавица‑графиня хоть раз взглянула на него с любезностью. Но она отвергла его – возможно, случилось что‑то, о чём Муратов не знал. Ведь теперь барон говорил о Карцевой с искренней ненавистью.

– Прекрасно, – граф кивнул, встал и пошёл к резному шкафу с ячейками. Выдвинул ящик, достал конверт с кроваво‑красной сургучной печатью. – Тогда готовьте войска.

Фон Берг вдруг замер.

– Какие войска?

– Все, что можете. Сегодня мне пришло сообщение от генерал‑губернатора…