Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)
***
Наконец, игра заканчивается.
– Куда теперь? – медленно спрашивает Гарри, облизывая малиновые губы и смотря на всех блестящими от ветра глазами. Он стоит очень близко к мальчику, пока девочка потирает его плечи, она тянется рукой к его волосам, хочет взъерошить их, но он отталкивает ее руку, словно летучую мышь, безмолвно делая шаг в сторону от нее.
– Паб? – предлагает Найл, помогая встать Луи с земли.
Луи нахально улыбается, быстро целуя Найла в нос, прежде чем отпрыгнуть от него в недосягаемую зону.
Гарри наблюдает за ними, затем резко поворачивает голову и смотрит в другую сторону.
– Пойдемте на вечеринку. Зейн, любимый, что и где сегодня устраивается? – с нежностью спрашивает Лиам, обнимая его.
Зейн пьяно улыбается, медленно водя руками по спине Лиама.
– Есть одна в летнем доме Кейны, – он закрывает глаза, открывает их и достает кейс для сигар.
– Идеально, – утыкается в его макушку Лиам.
– Чего ждем! – восклицает Луи (хотя не должен, он должен предложить всем пойти домой, принять душ и отрезветь), поднимает бутылку вина в воздух и напевает Селин Дион, совершенно этого не стыдясь.
***
Дорога до Кейни состояла из сумрака и смеха.
Они чокались бокалами на задних сидениях лимузина Найла перед каждым большим глотком. Найл хохотал над каждым словом, сказанном в перерыве между очередной стопкой, Зейн звучал так же искренне, только тише, и все время поправлял съезжающую шляпу, Лиам хихикал и ерзал на сидении, кидая в них пробки от бутылок.
– ЭТА НОЧЬ НАША, ПАРНИ! – прошумел Гарри низким голосом.
Рокси и Колыбел сидели на его коленях, наливали шампанское в его рот и блуждали своими пальцами по его бабочке и ожерелью.
– Наша! – радостно и громко согласились все – кроме Луи – и запили тост очередным бокалом любезно разлитой Лиамом жидкости.
Хотя Луи мог бы и обойтись без отвлекающего изображения: Гарри облизывал и целовал шеи Рокси и Колыбел (Луи все еще не уверен, кто есть кто), он не мог ни на что жаловаться, потому что сидел в лимузине со своими тремя друзьями, попивал шампанское и направлялся на многообещающую сокрушительную вечеринку.
Он запил тост за ночь и засмеялся из-за Найла, пытающегося сильно его обнять.
***
Дом шикарный.
Он огромный, окружен зеленым замысловатым садом, с балконами, террасами, мраморный пол внутри отполирован до совершенства. Атмосфера невероятная, и если бы Луи не был настолько пьян, он бы потерял дар речи.
– ОН ТАКОЙ ГИГАНТСКИЙ! – он попытался перекричать гулкий шум. Их встретил приветливый молодой человек в спандексе, держащий в руках поднос с розовыми шотами.
– Не такой уж и большой! – ответно крикнул Найл, принимая три предложенных шота и глотая их с ошеломляющей преемственностью.
– Это ты так можешь говорить, – Луи закатил глаза.
– Заходите, парни! – прокричал Лиам с ликованием на лице, схватил Зейна за руку и утащил его в толпу. Спустя пару секунд они полностью потерялись в обилии красиво одетых людей и пузырьках, появляющихся ниоткуда.
– Я же говорил тебе, что он становится сумасшедшим! – засмеялся Найл, двигаясь почти по стенкам и пытаясь избежать сильного давления танцующих людей.
– Вот теперь я понемногу понимаю. Но, должен сказать, я жутко удивлен, что ты не плаваешь в толпе среди самых лучших, Найлер!
Найл корчит лицо и трясет головой.
– Не. Я не люблю толпу. Вот здесь хорошо.
Луи кивает, замечает Гарри – теперь вокруг него обвились уже три новых человека – и пытается противостоять искушению шпионить за ним.
Попытка проваливается.
***
Гарри целует глубоко каждого, кто крутится рядом, придавая губам влажный блеск, светящийся под мерцанием источников цвета. Он уже спотыкается, но все выпивает и выпивает каждую предложенную стопку, и смеется так громко, что слышат даже небеса. Иногда Луи слышит возглас “Гарольд!”, прежде чем тот оказывается окутанным роем людей, скользящими по спине и груди руками, некоторые пытаются коснуться его волос, и каждый раз Гарри резко отшвыривает тянущиеся руки (странно), он смеется над своими колкими замечаниями, жадно улыбаясь и показывая ямочки.
На самом деле, это отвратительно.
Эти люди ему поклоняются. Но даже если Луи презирает парня, он прекрасно понимает причину их влечения. Гарри чрезвычайно красив, очарователен, обаятелен, эксцентричен и, будто бы, послушен. У него хорошие манеры, впечатляющее IQ и обворожительные ямочки.
Вот только Луи не уверен, видят ли люди в нем все качества, что видит он. Кажется, они даже не принимают его за живого человека (хотя, он может таковым и не являться, если честно), лишь цепляются, хватают его, тыкают телефонами в его лицо и оборачивают руки вокруг его талии, будто он предмет, стоящий на магазинной полке и ожидающий, пока его оценят и присвоят.
Гарри особо и не возражает. На его лице по-прежнему натянута улыбка, глаза незримы, тело напряженное и поддатое, он слизывает соль с их ключиц и… втягивает носом кокаин?
Луи сужает глаза, наблюдая как Гарри запрокидывает голову назад и глубоко вдыхает.
Да.
Закатив глаза, Луи находит Найла, и они удаляются в другую сторону дома, подальше от Гарри Стайлса.
***
Кружащиеся тела, танцующие тела, неоновые огни, сверкающие украшения и клубы дыма перегружают все чувства Луи.
Идеально уложенные волосы в такт подпрыгивают под биты, Louis Vuitton купажирует с Burberry, с потолка падает приглушенный свет разных оттенков.
– Хочу провести остаток своей жизни именно здесь! – воспевает Луи, плавая на границе реальности и дыма с огнями.
– Уверен? – смеется Найл, прыгая вверх и вниз, его поло сырое от пота и пролитого алкоголя, ресницы сверкают. – Вечность это очень долго!
О да, они бессмертные, неприкасаемые, и все, что их ждет впереди – жизнь.
Луи смеется, тонет в музыке, раскидывает руки и ловит свет, покрывающий его звездами, на потной коже.
***
Луи даже ванную найти не может, пиздец, если он ее не найдет, то сходит в туалет прямо на вот эти кусты роз.
Он открывает каждую попадающуюся дверь, натыкаясь на шкафы, кладовки и учебные комнаты. А теперь еще и на очень интимную сцену.
– Извиняюсь, – произносит Луи, мгновенно закрывая глаза и захлопывая дверь.
Он разворачивается, готовый бежать на поиски дальше, но на пути сталкивается с широкой грудью и индейским ожерельем.
– Осторожнее, – предупреждает Гарри, делая шаг назад, пристально смотрит, не пытаясь убрать мешающие прилипшие кудри. Он потрясающе пахнет, что распаляет гнев Луи лишь еще больше.
– Ничего, переживешь, – усмехается Луи и проходит мимо, но Гарри хватает его за руку. Он смотрит на него суженными глазами. – Что надо?
– Прекрати вести себя так, будто ты лучше меня, – рычит Гарри, но слышна толика дрожания в голосе, его зрачки, расширенные и нетрезвые, впиваются в Луи, как пальцы – в теплое плечо.
Луи почесывает кончик носа свободной рукой, нагло щурясь.
– Тогда перестань быть собой.
Гарри отдергивает свою руку, будто обжегся, смотрит на Луи взвинченным, злым взглядом; Луи задается вопросом – если бы Гарри не был лишен эмоций и жизни, были бы его эмоции всегда такими сильными? Может, именно поэтому Гарри лишь оболочка – его слишком много даже для самого себя.
– Ты меня не знаешь, – четко произносит Гарри, выпрямляя спину и разглаживая черты лица.
– Думаю, что знаю, Гарри Стайлс, – произносит Луи, позволяя выплеснуть жалостливое неодобрение. – Ты топишь себя в красивых словах, шампанском и черт знает каких наркотиках. Ты трахаешь все, что движется. Тебе не плевать только на себя, и слушаешь ты лишь себя, ты ничего не чувствуешь и абсолютно равнодушен ко всему миру. Ты наблюдаешь, как люди любят тебя и никого не любишь в ответ, – Луи объясняет смиренно, с отвращением, алкоголь и ярость сжимают кости, подстрекая язык.
Гарри смотрит из-под мерцающих огней, под глазами глубокие тени, выражение лица непроницаемо.
– Любят? – с отвращением спрашивает он.
Рот Гарри скручивается в болезненный оскал, глаза еще никогда не были такими холодными – единственная появившаяся эмоция.
– Разве ты не слышал, Луи Томлинсон? Мы убиваем тех, кого любим. – Его улыбка гаснет. – Трус убивает поцелуем. – Он делает шаг ближе к Луи, наполняя воздух дыханием, пропитанным алкоголем, и удушливым запахом дорогого одеколона. – Храбрец же убивает мечом. – Он заканчивает слово почти шепотом, краешек губ поднят в ухмылке.
Но Луи видит его глаза. Взгляд, способный порезать стекло.
Взгляд дикий. Глаза дикие, мученические, они смотрят на Луи, они наполнены чем-то, тревожно напоминающим нечто реальное.
Луи лишь может смотреть в ответ, отчаянно пытаясь найти зеленый взор, он мечтает забраться внутрь и исследовать мозг парня, вникнуть в глубины и узнать, что и когда пошло не так.
В мгновение ока Гарри исчезает в никуда, оставляя Луи с гудением в ушах и полным мочевым пузырем.
***
– Поехали! – кричит Найл позже, опьянение начало понемногу сходить, наполняя конечности тяжестью.
– Где Лиам и Зейн?
– Недавно видел Лиама, прыгающего в бассейн как безумец. Думаю, они еще здесь останутся.
Луи кивает.
– Окей. Я пойду попрощаюсь с ними.
Найл вопросительно на него смотрит.
– Зачем?
– Чтобы они знали, что мы уходим.
Он моргает и хмурит брови.
– Хм, окей…
Не понимая, чего не понял Найл, Луи подмигивает ему и направляется обратно к бассейну. Как и ожидалось, Зейн сидит в сторонке, с нежностью наблюдает за плескающимся Лиамом, курит сигару, перемешивая дым с лунным светом.
– Мы собираемся уезжать, – говорит Луи сразу же, как подходит к нему.
– Отлично, приятель. На тебе… – Зейн указывает на покрытую блестками одежду и открытые участки тела Луи.
Он смеется, пожимая плечами.
– Ну, а что поделать? Мне идет блеск.
Зейн улыбается, затягивась и пожимая Луи руку.
– Хорошей ночи, Луи. Увидимся завтра?
– Да, напиши мне, – широко улыбается Луи, затем машет, прощаясь, Лиаму, который готовится прыгнуть бомбочкой.
Он возвращается обратно в дом, пробираясь сквозь толпу людей, и практически уходит за угол, когда дверь напротив открывается.
Гарри выходит, спотыкаясь, волосы в полном беспорядке, следы от губной помады по всей линии челюсти и острых ключицах. Заправляет разорванную рубашку трясущимися руками, ширинка наполовину расстегнута, с блеском завоевания в глазах. Он холодно ухмыляется Луи, вытирает остатки кокаина с носа тыльной стороной руки и пропадает в море людей, напоминая о себе лишь неоновым блеском часов.
‘Мы убиваем тех, кого любим.’
Луи слышит режущие слова, отдающиеся эхом в глубине сознания, с омерзением поворачивается в нужную сторону и отправляется на поиски Найла.
========== Глава 10. ==========
Весь следующий месяц Луи проводит рядом с Зейном Маликом. Дни его наполнены вином, сигаретами, пикниками на траве, пастелью и ланчами. Ночи – сигарами, мартини, дорогими одеколонами, танцами и поездками по городу в лимузине, на кожаных сиденьях которого удобно сидеть; они порхают с одного места на другое, запивая красивые тосты лучшими напитками, которые только могут купить деньги.
Он привязывается к Зейну все больше.
В его умиротворенность и невозмутимость, непретенциозные взгляды и томные движения. Находит странное сходство с парнем; он поэтичный и не надменный, вежливый и не фальшивый. В свободное время рисует на полотнах – Луи обнаружил, что красивые картины, висящие в комнатах Зейна – его творения – и очень часто на маленьких кусочках из ниоткуда взявшейся бумаги, затем незаметно кладет их в карманы ничего не подозревающих парней. Он веселый, с ним легко общаться, творческий, бескорыстный, верный, и каждый день Луи находит что-то новое, над чем можно с ним посмеяться, каждый день они придумывают новую пакость, которую можно совершить.
Незаменимой частью жизни Луи стал и Лиам, только нужно учесть один факт – он чуть ли не боготворит Луи. Лиам опрятный и интеллигентный, всегда говорит правильные вещи и вытаскивает ребят из щекотливых ситуаций. Один раз он нашел Найла в школьном фонтане, тот был абсолютно без одежды и прижимал к себе огромную пиньяту. Он всегда помогает с радостью, любезностью и радушием сглаживает любые проблемы, и после, когда все восстанавливается в норму, и любопытные взгляды за ними больше не наблюдают, расслабляется сам, собирая в охапку все возможности, предложенные жизнью, и кидает их прямо вверх, в воздух, танцуя под ними как под проливным дождем. Он полон жизни и способен манипулировать ситуацией в свою пользу – черты настоящего бизнесмена – и Луи восхищается его истинной добротой и умением веселиться. Даже если тот иногда бывает конкретным кайфоломщиком.
На удивление, Луи успевает идти в ногу как с учебой, так и с социальной жизнью, изредка ему удается убедить мальчиков позаниматься в библиотеке или в комнате Лиама, расположенной в дальнем углу школы, огромной и недосягаемой для шумных студентов. Луи мог бы даже похвастаться прекрасными оценками, если бы это не был скучный курс “Изучение Прозы Драматургов Викторианской Эпохи”, отобравший у него все терпение.
Он довольно уверен в своих силах, в том, что пройдет этот курс, поэтому может позабыть о нудных вечерах и не беспокоиться. Слишком много не беспокоиться.
Его связь с мамой успешно свелась на нет (она, кстати, в порядке, если верить сообщениям сестер на фейсбуке), тело и мышцы время от времени получают физическую нагрузку – Лиам и Найл полюбили играть в футбол в странные часы дня, а именно после того, как они покурят и выпьют вечерний бренди.
В целом, жизнь стала замечательной.
Если бы не одно “но”.
В виде кудрявого, зеленоглазого напыщенного франта, расхаживающего по университету как владелец Вселенной и сменяющего свои интересы как перчатки. Каждый ебаный раз, когда Луи видел Гарри, он знал, что чье-то сердце завоевано, вспорото и растоптано.
И все эти его “фетиши”, к которым он так прикипал… были просто безумными и глупыми.
На каждом светском рауте Гарри умудрялся удивлять, даже когда казалось, что больше некуда. Это могла быть трехдневная одержимость желтыми розами (все должны были одеться в желтое, и, во время прослушивания симфонии, Гарри заставлял всех кидать розы на сцену), или его увлечение словом “павлин”, подстегнувшее его откуда-то взять этих птиц, выпустить их на лужайке дома Зейна у озера и гласно восхищаться ими во время игры в крокет ( – Они – мое тотемное животное, – пропевал он), или его раздражающая однодневная влюбленность в антикварные дверные ручки – он тогда еще отказывался открывать любую дверь, где их не было, тем самым заставляя других выполнять эти простые действия за него. Этим днем Луи пользовался по полной: он захлопывал двери прямо перед носом Гарри, если попадала такая возможность. Как же это было прекрасно. Вот этот “фетиш” был хорошим.
Вечеринки – это отдельная история.
Ночи, когда внутренние стены Гарри ломались, и он терял ту самую частичку себя в толпе, топил ее в алкоголе. Ночи, когда он разваливался на диване, заливал в себя абсент, стекающий каплями по подбородку, и накуривался опиума, окруженный бархатными подушками и цветами, которые прихватил с собой, пичкал других людей алкоголем из стеклянных бокалов и завуалированными оскорблениями. Он вел себя как король, как чертов король, и Луи мог лишь наблюдать за ним с напряжением и ожидать раскол холодной, не подпускающей к себе оболочки, чтобы смеяться и наслаждаться едва-человечностью, живущей в чертовом Гарри Стайлсе.
Но оболочка не раскалывалась. Ни разу.
И за все это время Гарри не обмолвился с Луи ни одним словом.
Он смотрел сквозь него, проходил мимо, не задевая и не делая замечаний, смывал с себя всю маску очаровательного шарма, находясь рядом с ним. Он знал, что на Луи его схема не работает, поэтому и не пытался. И, в принципе, это прекрасно, но Луи никогда не был тем типом людей, которых игнорируют, поэтому он не мог смириться с такого рода поведением даже у Гарри – образ следящих за его действиями взоров и нашептанных слов с их последнего взаимодействия до сих пор вызывают у него дискомфорт – и он все еще считает, что это было очень грубо.
Остальные, кажется, и не замечают суровую вражду между ними. Особенно Найл, тесно познакомившийся со Стайлсом – за что Луи постоянно его упрекает.
(– ПРЕДАТЕЛЬ!
– Просто он веселый. Тебя я люблю больше.
– И правильно делаешь. Предатель.)
Так что абсолютно нормально, что Луи не нервничает, направляясь в одиночестве в комнаты Гарри. В которых он раньше никогда не был. Он не нервничает. Абсолютно.
Они все договорились встретиться после своих собственных лекций, и, так как у Найла до конца аудио-лекции еще около двадцати минут, после которой ему еще нужно кое-что уладить с Рори, Луи решил отправиться в опасное путешествие в одиночку.
И он спокоен.
Игнорируя неприятное досадное чувство в животе, Луи стучится в, он надеется, правильную дверь. Очень красивое место – его комнаты прямо возле сада и арок, с видом на озеро, и расположены вдали от рутинного шума – отсюда почти не слышно гула студентов и суматохи университетских будней.
Пока Луи ждет, только и может надеяться на то, что он пришел не первым. Скоро они должны пойти на ужин – какое-то шикарно дорогое место, где, как уверил Найл, подают самые лучшие стейки и виски в стране. Поначалу они должны были встретиться прямо там, но у Гарри появился новый фетиш – вишневый сироп – и он позвал всех на коктейльный час, прежде чем они отбудут в нужное место.
Вот так Луи появился здесь. Перед дверью Гарри Стайлса. Одетый в свитер цвета слоновой кости и темно-серые узкие джинсы, скрестивший руки на груди и пытающийся унять нервозность. Нет, просто так скрестивший, он не нервничает.
Через пять минут, Луи, не дождавшись ответа, решает уходить. Может он вообще в неправильную дверь стучится?
Круто повернувшись на носках с чувством отторжения, Луи достает телефон, чтобы написать Найлу гневное сообщение, но в это время дверь медленно открывается.
В дверях Гарри. Нахмуренный. Одетый не в привычный костюм и бабочку, в которых Луи его только и видел, а в рубашку с сердечками. Действительно рубашку, усыпанную сердечками. Застегнутую на все пуговицы, глубокого синего цвета с огромными белыми, блять, сердечками.
– Господи, что за херня на тебя надета? – на выдохе произносит Луи, вовремя себя не остановивший, и смотрит на ужас перед ним.
Гарри хмурится еще сильнее, полностью себя оглядывая.
– Что?
– Это занавески?
Гарри злобно на него смотрит.
– Ты что здесь делаешь?
Луи поднимает брови.
– Мы договаривались здесь встретиться. Помнишь? Коктейльный час? – он поднимает интонацию голоса и, может, слишком преувеличенно закатывает глаза.
– Я сказал приходить в четыре.
– Уже четыре тридцать.
– Именно. Нужно приходить спустя час после запланированного времени. Ты что, вообще ничего не знаешь? – сказано в той же манере, что и сказал Луи (что пробудило в нем желание снять ботинок и нещадно ударить Гарри по голове).
Вместо задуманного, он лишь прищуривает глаза.
– Это твои собственные шаблонные правила? Или ты на полном серьезе говоришь, что я пришел на полчаса раньше?
– Ты пришел на полчаса раньше.
Блять.
– Что ж… – Луи почесал заднюю часть шеи, вместо Гарри смотря на поверхность и витиеватые петли деревянной двери.
– Мне подождать или…? – неловко спрашивает Луи, в данный момент ожидая лишь необыкновенного исчезновения своей персоны с лица Земли, дабы избежать этой ситуации, либо более вероятного, но менее практичного выхода – уйти.
Но куда он пойдет? Смысл возвращаться обратно к себе?
Гарри лишь пожимает плечами, по-прежнему холодно смотря и не показывая никакой заинтересованности в решении проблемы.
– Для меня это не имеет никакого значения. В любом случае, тебе придется самому себя развлекать.
О, как мило.
– Тогда, если тебе все равно, я останусь, – делает выводы Луи, напористо шагая вперед.
Гарри открывает дверь, пропускает Луи, и, не сказав больше ни слова, разворачивается и исчезает в соседней комнате, плотно закрыв дверь с громким щелчком щеколды. Это уже чересчур.
– Я просто буду чувствовать себя как дома, окей? – кричит Луи, закатив глаза. Ему не отвечают.
Окей, вот теперь немного неловко.
Благо, комнаты Гарри великолепны и хранят в себе достаточно хлама, разглядыванием которого Луи себя и займет. Здесь много пространства, даже больше, чем у Зейна, темно-алые стены и красное дерево создают особенную атмосферу, и, к удивлению, пианино здесь не наблюдается. Кстати, да – даже у Лиама есть одно, на котором он играет для Зейна, стоящего рядом с ним и поющего как ангел в Раю.
Стиль Гарри эксцентричнее глянцевой роскоши Зейна; в то время как у Зейна матовая черная стереосистема и большие деревянные книжные полки, у Гарри – плотные бархатные шторы, патефоны, грампластинки, обрамленные рамками порнографические фотографии годов 20х-30х и … статуэтки кошек.
Огромное количество статуэток кошек.
Он тычет пальцем в одну из жутких фигур, их слепые голубые глаза блестят под светом вычурных люстр и дневным, керамический мех торчит во все стороны. Следует признать, что некоторые из них довольно милые – пара стеклянных котят, чьи лапки обернуты вокруг фарфорового клубка пряжи действительно очаровательны, но многие остальные фигурки нервируют, и то, что на них нет пыли, говорит о тщательном уходе за ними.
И Луи не знает, как к этому относиться.
Медленно перемещаясь по комнате, он рассматривает полки, заполненные книгами (как и Зейн, Гарри, кажется, собирает только старинные, самые первые издания), проводит кончиками пальцев по корешкам, названия на которых стерлись под давлением времени. Он замечает довольно щедрую коллекцию книг Оскара Уайльда и размышляет, достаточно ли в Гарри человечности, чтобы по достоинству оценивать его творения, или он просто хранит их как предлог начать беседу, отвлекающий фактор или для видимости.
Наверное, все три варианта будут правильными.
Он собирается предаться комфорту, устроиться в матово-красной оттоманке, возле которой расположен крохотный изящный деревянный столик, загроможденный полупустыми бутылками ликера и позолоченными бокалами, когда слышит внезапный щелчок замка и звук открывающейся двери.
Он оборачивается и видит красивую блондинку, одетую в мятое кремовое платье, одной рукой держит пару туфель, другой поправляет прическу. Гарри выходит прямо за ней в атласном малиновом халате, накинутом на отвратительную рубашку в сердечках и черные боксеры, босой.
– Пока, Гарольд, – мурлычет девушка, оставляя поцелуй на его щеке, он даже не показывает вид, что замечает ее, вместо этого фокусируясь на Луи, смотрящем в ответ.
Не дождавшись ответа Гарри, девушка уходит, мягко закрывая за собой дверь.
Гарри продолжает смотреть на Луи, держа в руках бокал мартини. Блять, у него дом эльфы обслуживают? Откуда берутся все эти готовые напитки?
– Я передумал. Хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас, – говорит он и прижимает губы к холодному стеклу, выражая скукоту и показывая, что разговор на этом закончен.
Что он сейчас сказал?
– Прости?
– Ты можешь вернуться тогда же, когда придут остальные, – протяжно вздыхает он, скука буквально сочится из него.
Луи улыбается и садится в длинное кресло.
– Ты очень смешной.
Взгляд Гарри моментально вспыхивает, он наблюдает, как Луи поудобнее усаживается в оттоманке, стараясь это делать в наиболее выходящей за рамки манере.
– Ты ведь понимаешь, что я могу тебя выгнать. Если потребуется, то силой. У меня есть множество вариантов, и осуществление любого из них не доставит мне никаких проблем.
– Думаю, ты не понимаешь, насколько мало это меня тревожит, Кудряшка. И да, я бы выпил чего-нибудь, – не нарушая зрительный контакт, Луи хватает со стола ближайший бокал и выжидающе смотрит на Гарри, многозначительно поглядывая на бутылку шампанского слева от него.
И вот оно, думает Луи. Гарри придется что-то сделать; вместо того, чтобы просто уйти, кинув раздражительный комментарий, Гарри должен ударить его по лицу, переворачивая мебель, потерять контроль над собой. И Луи почти хочет этого. Хочет оправдать всепоглощающую ненависть к этому мальчику, хочет объяснить самому себе, почему он централизует на нем внимание, почему ему не плевать, почему он вообще выделяет время, чтобы подумать о том, как этот ебаный Гарри Стайлс тревожит и докучает ему.
Луи приподнимается, кладет руку на подлокотник (если его можно так назвать), напряжен, готовый защищаться и нападать.
Но ничего не случается.
Вместо этого Гарри смотрит холодным оценочным взглядом на Луи, затем, не прерывая зрительный контакт, подбирает бутылку и медленно подходит к нему.
Вот сейчас он ударит ей по лицу. Или выльет прямо на голову, засмеется, а затем ударит ей по затылку и-
Гарри наливает шампанское в бокал Луи.
Его челюсть буквально отвисает. Что? ЧТО?
Он смотрит, разинув рот (но надеется, что нет), Гарри наполняет бокал, смотря в ответ; Луи впечатлен его действиями, его способностью не глядя наливать шампанское, по-прежнему вглядываясь только в Луи, и становится впечатленным еще больше, когда Гарри удается остановить струю алкоголя точно в тот момент, когда бокал Луи до конца наполняется.
Теперь Луи точно не знает, как реагировать на Гарри, молчаливо стоящего перед ним в потрепанной рубашке и жутком халате и выражением лица, граничащим между отвращением и озадаченностью, тонкую сжатую линию красных губ и запутанных кудрей, под светом солнца напоминающих клубы тумана.
– Спасибо, – тихо бормочет Луи, все еще не опомнившись, Гарри кивает, ставя бутылку обратно.
Гарри собирается что-то сказать, едва приоткрывает губы, но в его кармане вибрирует, разрывая неловкость в комнате.
Луи посылает небесам молитву благодарности.
Они оба смотрят вниз, Луи мечтает, чтобы это был Зейн, сообщающий, что он прямо за дверью (хаха), Гарри смотрит на экран, лицо на глазах теряет краски. Это странно, правда, выглядеть так разбито из-за телефонного звонка.
Луи хочет спросить, кто это, но Гарри смотрит на него, затыкая мертвенной бледностью, которой раньше не было, прежде чем черты его лица с огромным трудом вновь разглаживаются в безразличие.
– Угощайся, – на удивление спокойно говорит он монотонным и однообразным голосом, медленно поворачивается и исчезает в другой комнате, снова закрывая дверь.
Но теперь не слышно щелчка замка, что наводит Луи на мысли, что они сделали незначительный, но прогресс в их, своего рода, отношениях.
Если, конечно, не обращать внимание на загадочного абонента.
***
Прошло около получаса, Найл все еще не написал ответное сообщение, Зейн с Лиамом до сих пор не появились.
И Гарри до сих пор в своей комнате.
В принципе, все нормально, просто Луи выпил уже слишком много ликера, стоящего на столе, успел потыкать во все чучела животных – да, в дальнем углу комнаты на кожаном сундуке он обнаружил фигурки, на которых надеты шляпы и монокли. Так же он нашел диадему и потратил каждую унцию своей силы воли, чтобы не надеть ее и не сфотографироваться.
Оокей, может, он сделал так. Но это была лишь одна фотография, которую он отправил Стену. Он был просто обязан. По собственным этическим причинам.
Луи медленно шел в сторону кресла, чтобы и дальше скучно лежать, глядя в окно (и на рядом стоящее чучело совы, глаза которой слишком большие и милые, чтобы не встать и не обнять это чудо – не судите его, он и так уже сделал многое, за что потом будет стыдно), и услышал слабый звон клавиш пианино.
Блять, куда без этого.
Пианино прилагается при рождении каждого богатенького ребенка?
Но в Луи достаточно алкоголя, повышающего настроение, да и комната уже вся обследована и не может предложить ничего нового, поэтому он идет к звуку, прикладывая ухо к холодному дереву двери.
Мелодия ритмичная, сладкая и незнакомая, печальная сама по себе, но несущая еще проблески надежды. Она красивая, и, чем больше Луи слушает, закрыв глаза и впитывая текстуры мелодии, тем сильнее неоспоримое стремление для большего.
Благодаря помутненному шампанским и джином разуму, он тихонько поворачивает ручку и приоткрывает дверь.
В линию видимости попадается Гарри, сидящий за большим каштановым пианино с поникшей головой. Его руки – вне поля зрения Луи, погребенные под строгими линиями каркаса пианино – ловко и изящно двигаются, Луи, не дыша, следит за их движениями. Атлас халата ловит мягкие лучи света, струящиеся от линии окна за его спиной, контрастирующие с голубыми тенями остальной комнаты (свет выключен) и освещающие его кожу несколькими тонами, под разными ракурсами.
Луи просто смотрит.
Это не похоже на то, что играет Найл.
Вся жизнь Найла – бесконечные вечно сияющие лучи, исходящие от него самого и освещающие других, но когда он погружается в свой инструмент и музыку, все его существо успокаивается. Пронзительная энергия, льющаяся из Найла, яркого маяка, которым он является, превращается в сфокусированную и тихую силу, когда он садится за пианино.
У Гарри все наоборот.
Гарри, с безжизненной улыбкой, пустыми глазами, само олицетворение “свет горит, но дома никого” в самом его ужасном смысле, несомненно зажигает музыку, которую играет, пламенем эйфории. Нет, он не улыбается и не выглядит менее несчастно, чем обычно, но что-то, не поддающееся четкому определению, в нем изменяется. Внутри него подлинность, искренность, страстное намерение, выливающееся наружу, стирающее с него границы, оставляющее разрушенным и настоящим. Под тяжестью теней едва поднимаются плечи.
Будто все вспышки, что Луи хоть когда-то видел в глазах Гарри, когда тот был зол, здесь, собраны воедино и вылиты сквозь музыку в настоящий мир.
Но потом звуки клавиш спутываются и смешиваются в беспорядочной путанице.
Луи этого, поначалу, не замечает, увлеченный красотой момента выплеска чувств, звучит последний неслучайный “кланк” по клавише, полноценно заканчивая мелодию. Луи смотрит на лицо Гарри и-
Черт.
Его щеки мокрые.
По его лицу текут обильные горячие слезы, размывают видение, прижимают слипшиеся ресницы к щекам; хоть Гарри не знал о присутствии еще одной души в комнате, тихо играл, позволяя чувствам вылиться, в Луи все равно разгорается чувство стыда за созерцание происходящего.
Луи мог лишь мечтать о том, чтобы лицезреть это, он даже никогда не думал, что Гарри Стайлс умеет плакать, что Гарри Стайлс может быть настоящим, и сейчас, когда он должен злорадно праздновать победу внутри себя… не происходит ничего. Лишь надрывающее сердце чувство. Резкие всхлипы и блестящие щеки, скованные тенью и светом, причиняют Луи страдания, наполняют горечью, до этого не знакомой ему в полной силе.
Луи почти уходит от двери, правда, но Гарри неожиданно нажимает на клавишу, хватается одной рукой за край пианино, отворачиваясь.
Луи изучает его профиль – при таком свете слезы видны еще сильнее; он чувствует беспомощность, скованность, что он должен делать? Что вообще происходит?
