Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц)
– Самая шикарная? – с насмешкой спрашивает Лиам, и Зейн смотрит уже на Луи.
Черт, он потрясающе красив.
– Ну, просто, в студенческих общежитиях обычно не стоит пианино. Вообще… ничего из этого там нет, – объясняет Луи, указывая на старинные романы и антикварный пюпитр.
– Тебе не нравится? – спрашивает Зейн мягким тембром. Взгляд Зейна и его голос, казалось бы, совершенно не подходят одному и тому же человеку – слишком большой контраст.
– Не особо. А тебе?
Лиам вскидывает брови, а у Луи в голове застревает вопрос, относятся ли к Зейну как к нормальному человеку? Или все время прикасаются и целуют?
Зейн пожимает плечами.
– Нравится, наверно. Разве я могу жаловаться?
– Нет, не можешь. Это будет означать плохое воспитание и все такое. Может, уже начнем? – говорит Луи и усаживается на первое приглянувшееся место – справа от места Зейна.
Лиам и Зейн обмениваются взглядами, в которых можно прочитать лишь наслаждение ситуацией и ни капли возмущения. Зейн усаживается во главе стола, Лиам слева от него.
– Можно ли тебе что-нибудь предложить? – вежливо спрашивает Лиам, предлагая Зейну сигарету. Это действие так отточено, что, кажется, они – давно женатая пара.
Смотря на их взаимодействия и прикосновения, Луи не может удержаться и спрашивает:
– Чья это квартира, напомните?
Лиам смеется.
– Зейна. И моя, по сути. У меня есть своя, но я там никогда не бываю. Здесь большую часть времени.
– Почему?
Зейн смотрит на Луи, будто хочет улыбнуться, но не делает этого.
– Потому что я встречаюсь с Зейном, – отвечает Лиам, пробуждая в Луи уважение к прямолинейности ответа, – а твоя квартира где?
Луи укоризненно на него смотрит.
– Ты серьезно? Хотите, провожу вас обратно, прямо до окна. Можем переиграть ту сцену, – отвечает он, стараясь держаться на грани сарказма и не перейти на эмоции, но Зейн лишь ухмыляется.
– Видел бы ты свое лицо прошлой ночью, – говорит он, перемешивая слова с дымом.
– Ох, так ты что-то помнишь? Как по мне, ты был просто в хламину.
И за его словами сразу же следует смешок Лиама, он даже прикрывает пальцами рот, будто в безмолвном извинении.
– Ты очень прямолинейный, – говорит он с ликованием.
Луи поднимает бровь и выставляет перед собой полный бокал вина.
– Это мой лучший недостаток, – делает глоток.
Слегка хихикая, Лиам копирует его действие, а Зейн широко улыбается.
– Итак, – продолжает Луи, облизывая губы, и ставит бокал на стол, – кто-то еще должен прийти на ужин? – он показывает на оставшиеся пустые стулья.
И как по часам, за дверью появляется низкий гул голосов и звуки шагов по лестнице.
– Да, – выдает Зейн уже и так известную информацию. Он похож на персонажа какого-то камеди-шоу девяностых – с ухмылкой кота, сигаретой между пальцами, откровенным, открытым взглядом. Луи едва сдерживает смех.
Кто эти люди? Из чего они сделаны?
Зейн, определенно, из сигарет, вина, продуктов для волос и выцветших страниц романа.
Лиам сделан из французского парфюма, вежливых разговоров, белоснежной улыбки и кристаллов.
Луи, наверное, сделан из вспыльчивости и запаха бекона изо рта, что он съел сегодня утром.
И в этот момент в комнате начинают появляться гости.
Они обмениваются приветствиями, пожимают друг другу руки, улыбаются, кладут себе на тарелки яйца и сыр, разливают алкоголь по бокалам. Все, в целом, выглядят одинаково – парни, красивые, опрятные, одеты в летние цвета и пахнут лучшими духами и лосьонами для бритья, которые только существуют в мире – и когда они садятся, все смотрят на Луи, но никто не задает личных вопросов, вежливо спрашивают, кто он такой, относятся к нему так, будто уже были знакомы с ним раньше. Один мальчик, с рыжими волосами и сладкой улыбкой (Эдвард, вроде как) располагает Луи к себе больше всего, смеется над всеми его шутками и постоянно подливает вино.
Другой парень тоже очень милый – у Луи уже голова начинает кружиться от разнообразия; Меттью – немного нервный блондин, Джордж – агрессивный и спортивный, Филипп – претенциозный и хипстерский, Лайл – живое воплощение любого из злодеев Диснея.
Но Луи нравится.
И после того, как Лиам уже который раз обращается к Луи, парни очаровываются им, да и Луи ими, он практически наслаждается получаемым вниманием.
– Парни, парни, – внезапно объявляет он, болтовня и хихиканье стихают, все взгляды направлены на него, – самое время произнести тост, да? – вслед за этим следуют кивки и изумленные улыбки. – Да. Мы здесь, чтобы отпраздновать этот блядский самый первый выходной за учебную неделю, и, разумеется, великолепное неумение Зейна правильно напиваться.
В мертвой тишине все головы оборачиваются на Зейна, и да, теперь Луи уверен, что никто и никогда в жизни не издевался и не смеялся над Зейном. Вообще, судя по его наблюдениям, за все время, что он находился здесь, никто из них толком даже не разговаривал с ним. Он просто сидит на своем троне, наблюдая за всеми, но, кажется, абсолютно довольный теневым положением, наслаждаясь лишь компанией Лиама и сигаретами.
А еще он выглядит жутко скучающим.
Луи подмигивает Зейну, и тот подмигивает в ответ, развалившись в широком кресле цвета темного шоколада, вытянув ноги.
– За это, – Зейн улыбается, поднимая собственный бокал вина, – и за нашего нового друга Луи.
Лиам подхватывает:
– За Луи!
Все одновременно поднимают бокалы и пьют вино – лучшее вино, которое Луи когда-либо пробовал – когда дверь открывается.
И это еще один прекрасный парень.
Луи бы уже нужно перестать удивляться, потому что эта школа, (каким-то чудесным образом) видимо, принимает учиться только тех, кого любят боги.
Он одет в светло-серый костюм, цвета шерсти восточного волка, галстук-бабочку лососевого цвета и шарф оттенка шампанского. Волосы – словно только что взбитый шоколадный мусс, лицо фарфоровой куклы – дымчато-зеленые глаза, бледная кожа, резко контрастирующая с ядовито-красными пухлыми губами.
Парни, на удивление, тут же утихают, каждая пара глаз уставляется на пришедшего, включая Зейна, будто там, где он стоит, горит что-то большое и ценное. Каждый обращает на него внимание и, по-видимому, рад его видеть.
И можно поспорить на то, что мальчик осознает повышенное к нему внимание, но едва ли придает этому хоть какое-то значение – медленно моргает, медленно двигается. Даже не посмотрев на них, незнакомец разматывает с шеи атласный шарф длинными, украшенными драгоценностями, пальцами, аккуратно распутывает каждое переплетение.
– Привет, мои маленькие цветочки, – мальчик говорит монотонным музыкальным голосом, смотрит лишь на руки и шарф.
Его тон самодовольный, бессовестный, будто он точно знает, что делает и что говорит. Эти парни – его – они прекрасны, и они – его коллекция.
И Луи сразу же отходит на второй план.
Из-за этого мальчика, этого опрятного, кудрявого, прекрасно одетого гостя с бабочкой, присвоившего себе чужое внимание. Он даже еще ни на кого не посмотрел, даже не извинился за свое опоздание.
– Я задержался, потому что встретил очень… любезную профессоршу, – самодовольно объясняется он, двигая красными губами.
И приносит Луи еще больше дискомфорта.
Он отводит взгляд от губ, этих неладных губ, чьи формы правильные настолько, что даже не кажутся настоящими – губы куклы, нарисованные красками на фабрике, безэмоциональные, безжизненные. Он смотрит лишь на плавные уверенные движения мальчика, складывающего свой шарф, по-прежнему не удостоив никого взглядом и разговаривающего низким голосом.
– Я сказал ей, что могу опоздать, но на мне сегодня была очень соблазнительная шляпа – та, бежевая, которую я купил на Ибице – поэтому, не нужно винить бедняжку. Просто еще один зритель, смотрящий на благородные картины жизни, – его голос такой ритмичный и донельзя насмехающийся, губы изогнуты в кривой ухмылке; он говорит серьезно? Хоть кто-то в этой комнате воспринимает его слова всерьез?
Видимо, так и есть, они все хихикают от шутки, соглашаясь с его мнением.
Что за херня?
Безымянный мальчик с хитрой улыбкой проплывает взглядом по комнате, ищет пустой бокал – что стоит на подоконнике, одинокий, будто для него заготовлен. Подходит к окну, щедро наливает в бокал Пино Менье. На фоне затянувшегося молчания делает глоток, до сих пор не посмотрев на стол и на гостей, стоит спиной к ним.
А на него смотрят все.
Даже Луи, вот только он – единственный, кто смотрит с отвращением.
Мальчик понимает, что получает внимание, знает, что контролирует ситуацию, но пытается этого не показывать. И пока Зейн сидит во главе стола как провозглашенный лидер, но в тени, наслаждаясь одиночеством, этот мальчик, кажется, гравирует себе самозваное лидерство, получая лучи обожания и ничего не давая взамен. Это его роль, он ее получил и с удовольствием смакует. И это официально делает его первоклассным мудаком.
Луи наблюдает, мечется между парнями, выжидательно смотрящими на безымянного, который не делает ничего, зная, что все на него смотрят.
Зейн смотрит на густой клуб дыма, что он выпускает, на мальчика, и не говорит ровным счетом ничего.
Наконец, парень вспоминает про хозяина квартиры, видимо, почувствовав его взгляд на себе, поворачивается с лукавой, даже восторженной улыбкой, ставит уже пустой бокал и подходит к Зейну. Он проводит длинными тонкими пальцами по его щеке, словно по текстуре жемчуга, выдергивает сигарету из его рта, затягиваясь по-своему, и, наклоняясь, здоровается, невозмутимо прижимая свои губы к его.
Луи смотрит на это представление, на Лиама (который не выражает ни дискомфорт, ни обиду), опять на Зейна, который не выглядит хоть как-то затронутым действиями, ухмыляется и пристально смотрит на мальчика перед ним.
– Гарри, – тихо здоровается Зейн.
– Гарольд. Гарольд Стайлс, – поправляет он, а Луи делает у себя в голове заметку – никогда не называть этого парня Гарольдом.
Вообще ничего не делать, что бы этот парень ни попросил. Гарри улыбается, затягиваясь, легко выдыхает дым, запутывающийся в его темных густых кудрях.
Остальные начинают приветствовать.
– Рад тебя видеть, приятель!
– Круто, что пришел!
– Не думал, что ты приедешь!
– Было бы странно, если бы ты не пришел.
Гарри в ответ то кивает, то улыбается – это что, ангельская ямочка? – пожимает руки, не двигаясь со своего места возле Зейна, все это время держа свою руку на его плече.
После каких-то тихо сказанных слов Зейну, Гарри идет к Лиаму, проводит рукой по его коротким темным волосам и целует его, только этот поцелуй уже преувеличенный, с глупым громким чмоком; дым сигареты будто впитывается в волосы Лиама—рука Гарри, держащая сигарету, все еще лежит на голове Лиама—и растворяется в воздухе.
Луи наблюдает, думая о двух вещах:
Он хочет, чтобы Найл это видел.
Что, блять, не так с этим парнишей?
Потому что с виду это безобидные рукопожатия и приветствия, но в его глазах лишь настораживающая пустота, он смотрит на всех как на собственные игрушки, как на вещи, которые не покинут его, пока он сам их не выкинет, потому что ненастоящие, неживые. Что-то не так, не так с этим Гарри, с его темными зелеными глазами, не выражающими ничего, со слишком идеальными губами, не показывающими ни единой эмоции, с его плавными движениями, но будто замороженным состоянием.
И с ямочками, с этими детскими ямочками, дополняющими наигранную невинность и притягивающими очарование, и со сладким, легким, привлекающим внимание поведением, контрастирующим с чем-то, чему Луи не может найти объяснения. Есть в нем что-то неправильное, ужасно неправильное.
И кто Луи такой, чтобы ему не стало любопытно?
Гарри медленно поворачивается, оторвавшись от Лиама и двигается туда, где сидит Луи. Он останавливается, задумывается, будто наслаждается ситуацией и рассматривает Луи – наверное, это вообще первый раз за все время, когда он его замечает – глаза медленно двигаются сверху вниз по его телу. Никаких чувств, лишь оценивающий взгляд, раздражающий оценивающий взгляд. Он криво ухмыляется.
– Привет, голубые глазки.
Для кого-то это может быть и мило, но не для Луи. Это отвратительно, грязно и дешево. Будто его покупают в каком-то подпольном ночном клубе.
Он подносит сигарету ко рту, глубоко затягивается и выдыхает прямо в лицо Луи, даже не прервав зрительный контакт.
И это уже слишком, он ведет себя так, словно Луи – дешевка, мусор. И нихера это не впечатляет. Луи не отвечает, лишь продолжает смотреть в глаза и молчать.
А Гарри стоит и ждет, явно наслаждаясь ситуацией, будто для него обращаться вот так с людьми – обычное дело. Продолжает смотреть. Продолжает курить.
Зейн прерывает тишину спокойным, тихим голосом.
– Это Луи. Он новенький. Отличный парень.
Внутри Луи улыбается комплименту, хоть никогда этого и не признает, но снаружи его лицо выглядит холодно, голубые глаза сощурены, пытаются заглянуть внутрь Гарри.
– Ох, новая игрушка? – интересуется Гарри с детской очаровательностью, он открыто флиртует, это видно, но Луи не интересуют эгоисты и мудаки.
– Я тебе не игрушка, спасибо, обойдусь, – отвечает Луи и делает глоток вина.
Лиам смотрит широко открытыми глазами то на них, то на Зейна, а тот, по всей видимости, только наслаждается развитием ситуации.
Гарри едва ли затронут словами, лишь ухмыляется еще больше, кладет руку на спинку кресла Луи. Тушит сигарету и плавно наклоняется.
– И это прекрасно, но, милый, ты сидишь в моем кресле, – улыбка становится еще противней, – но я не против поделиться.
Луи сжимает подлокотники, чтобы не ударить Гарри по лицу – это было бы грубо, он же все же гость этого праздника. Стараясь сохранять хладнокровие, он трясет головой, пытаясь убрать волосы, и натягивает фальшивую улыбку.
– Здесь и еще места есть, Кудряшка.
Его глаза тут же темнеют.
– Меня зовут Гарольд.
– Да я и в первый раз слышал.
Гарри резко выпрямляет плечи, смотря на Луи как коршун на добычу.
– Не думаю, что он пересядет, – мягко добавляет Зейн.
Вблизи его взгляд пугает еще больше. Вместо эмоций, признаков жизни или хоть чего-то светлого лишь стена, холодная темная стена, ограждающая мальчика от остального мира. И сложно оторвать взгляд.
И совсем на секунду там мелькает что-то настоящее, что-то живое, но уходит так же внезапно, ставя все на места, опять заполняя взгляд равнодушием.
Гарри пожимает плечами.
– Хорошо, могу и постоять. Я не особо привередливый.
И это, блять, такая ужасная ложь, что вся комната взрывается от смеха.
– Луи хороший, – говорит Эдвард Гарри, сладко улыбаясь, – он смешной.
– Ох, так ты смешной? – резко и фальшиво восторгается Гарри; Луи скрещивает руки на груди.
– Даже слишком. Окажи услугу? – Просит Луи Эдварда, кивая на бутылку вина, протягивая пустой бокал.
– Я окажу тебе услугу любого вида, – резко прерывает Гарри, поигрывая бровями, Лиам тихо хихикает. Предатель.
– Не думаю, что ты справишься, не по силам, – пропевает Луи, не смотря в его сторону, а вот теперь смеется Зейн.
Гарри не отвечает сразу, вместо этого достает сигару и отсекает кончик.
– Теперь понимаю, почему он тебе нравится, Зейн, – мурлыкает он. – Он очень милый. И такой маленький.
Луи моментально становится красным (он ненавидит, когда его называют мелким, пиздец ненавидит) и впивается в Гарри взглядом.
– Не стоит говорить так, будто меня здесь нет, Кудряшка.
– Гарольд.
– Кто?
Гарри расплывается в улыбке, с наслаждением затягиваясь.
– Ты такой маленький. Ну и ну! – щелкает языком, – ты стоишь сейчас, что ли? Ох, нет, ты сидишь, точно.
И это даже нельзя назвать подколом – это просто жутко глупая шутка, он прекрасно понимает, что Гарри говорит это, чтобы лишь позлить Луи, но тот всегда был жертвой собственного темперамента, не хватает спокойствия и сейчас.
Луи встает со стула.
– Хочешь сыра? – слишком резко спрашивает он, черт, почему его вообще так волнуют какие-то ебаные слова?
И он должен бы вздохнуть с облегчением, потому что могло бы быть куда хуже, но Гарри широко растягивает рот, обнажая красивые ровные зубы хищника, слишком открытая улыбка, но в то же время слишком поверхностная.
– Вы такой любезный хозяин, Луи Томлинсон, – он решает нападать вежливо и почтительно.
– У тебя уродские волосы, – неожиданно выплевывает Луи. Ох, замечательно, обзывания из детского садика.
Но, видимо, он говорит что-то очень ужасное, потому что парни позади ахают, а улыбка Гарри тут же сходит на нет.
И опять – вот, опять этот миллисекундный огонек чего-то живого, заменяющийся на пустотную скукоту.
– Ты уже был на гребле? Майкл все время просит сходить, но я не могу найти время.
И вот Гарри уже обращает внимание лишь на Зейна, ждет ответа на вопрос, напрочь позабыв о Луи.
С одной стороны, Луи благодарен, иначе он бы его убил, но с другой – теперь отвращения к нему даже больше. Это лишь доказывает, что Гарри играет с Луи, решил, применив свое обаяние, получить себе еще одного мальчика на побегушках, но как только понял, что Луи просто так не вознесет его в ранг богов, сразу же сдался.
Оставшееся время проходит за разговорами и смехом, Гарри прислоняется к креслу Луи, периодически дискутируя с Зейном и Лиамом о непостоянстве чего-то там, и постоянно смотрит в сторону Луи, внимательно и пристально. Но не ради интереса, а, скорее, ради желания что-то доказать.
Игнорирование – лучший выход.
Луи полноценно наслаждается окружающей его компанией: шутит, смеется, дурачится, протестует, перебивает. Лиам наблюдает за ним с восторгом, будто Луи пробуждает в нем чувства бунтаря. Зейн веселится в своей собственной манере, держится длинными тонкими пальцами за подлокотники, откидывается на спинку кресла, нахально, но добро улыбается, оглядывая все вокруг. Словно оживший король картин девятнадцатого века. Если они подружатся, Луи обязательно купит ему корону.
Луи все время чувствует на себе взгляд Гарри, но игнорирует его, рассказывая истории, заставляющие всех смеяться.
Постепенно все начинают расходиться. У Эдварда уроки музыки, у Филиппа – встреча, Лайл очень устал, а Джордж спешит к своей девушке. Один за одним комната пустеет, оставляя лишь Луи, Зейна, Лиама и Гарри (все еще стоящего возле кресла Луи и смотрящего на него, потому что он упрямый ублюдок, которому нравится раздражать людей). Луи бы тоже пора уходить.
Он встает, разглаживая низ рубашки и игнорируя пристальный взгляд. Идет попрощаться к Зейну, стоящему возле окна вместе с Лиамом (потому что Зейн делает все правильно и наслаждается компанией лишь с подобающими людьми, а не с пустыми надушенными оболочками якобы живых существ).
– Что ж, спасибо еще раз, приятель. Я замечательно провел время. Это был самый лучший ужин в мире! – дружелюбно говорит Луи.
Губы Зейна дергаются в ухмылке, а Лиам выхватывает из рук Луи телефон и записывает свой номер.
– Пиши нам, когда захочешь, окей? – поясняет Лиам, – у нас твой номер тоже есть. Так что обязательно соберемся еще, – он широко улыбается, возвращая телефон обратно.
– Э, да, конечно. Дай знать, когда в следующий раз соберетесь. Обязательно примкну к вам.
Зейн, легко обнимающий Лиама за талию, все это время смотрит за плечо Луи, и когда Луи хочет повернуться и посмотреть, на что тот уставился, Зейн говорит:
– Гарри, ты ведь проводишь Луи, да?
Что он сказал?
Гарри бесовски улыбается:
– Конечно.
Луи с трудом подавляет в себе желание что-нибудь кинуть в Зейна.
– Я в состоянии найти дорогу сам, – говорит он, останавливаясь на каждом слове, и пристально смотрит в глаза Зейну.
Видимо, они решили над ним поиздеваться, потому что теперь подхватывает Лиам:
– Гарри хорошо знает эти места. Это так, на всякий случай, – на этих словах Зейн недвусмысленно улыбается, вот мерзавец же, он это специально сделал.
Зейн пытается их познакомить? Свести вместе?
Ну, блять, нет. Ни за что.
– И умеет поддерживать разговор, – добавляет Гарри, накидывает шарф и шагает в сторону Луи, – я очень приятный собеседник, – его тон и наглая улыбка говорят совершенно об обратном.
Ох, точно, он же думает, что чертовски обаятелен и все будут на него вешаться, стоит только улыбнуться.
– Я что-то сомневаюсь, – равнодушно говорит Луи, смотря прямо в глаза.
– Пойдем? – не обращая на едкость внимания, спрашивает Гарри, протягивая ладонь.
И может, потому что Зейн и Лиам так пристально и ожидающе смотрят или, может, потому что Луи жутко вымотался и у него не хватает сил спорить, он глубоко вздыхает, закатывает глаза и берет его за руку.
***
Они, наконец, спускаются и выходят на улицу, и Гарри успешно удается превратиться в еще более эгоистичного мудака.
Он рассказывает о себе, его безупречных оценках, стремлении со всеми дружить, о том, что его никто не понимает (мда, актер он дерьмовый) и заходит настолько далеко, что даже сравнивает глаза Луи с летним небом.
Это – холодная пустая лесть, и кто-нибудь другой может бы и клюнул на это, Луи же лишь старается не издавать звуки, будто его сейчас вырвет.
– Я хочу показать тебе сад, – вдруг говорит Гарри, останавливается и поворачивается к Луи. – Это мое самое любимое место в мире. Ты должен пойти – они будут вдохновлять тебя, даже во снах.
Даже во снах? Что он несет?
– Мне абсолютно не интересны сады, но попытка хорошая, – огрызается Луи, освобождая руку, делает шаг в сторону.
Гарри смотрит на Луи, на секунду даже кажется, что он обижен. Или в замешательстве. Неважно, что – его лицо в первый раз за все время показывает хоть какую-то эмоцию.
– Надеюсь, это шутка?
– Нет. Если я захочу посмотреть на цветочки, я просто прогуглю их. Для меня нет особой разницы, – Луи пожимает плечами и идет вперед, очень надеясь, что Гарри не пойдет за ним.
– Я провожу тебя, – неуверенно зовет он, и, к облегчению, не пытается догнать.
– И зачем мне это, Кудряшка?
– Гарольд, – инстинктивно отвечает Гарри, раздраженно смотря на спину уходящего; Луи буквально видит в своем воображении картинку – Гарри завалил проект, названный ‘Луи Томлинсон’. Луи – не игра, но даже если бы был, Гарри бы не выиграл. – Я лишь хочу быть вежливым. Где твои манеры, Луи Томлинсон?
Луи останавливается, поворачивается назад и видит Гарри, стоящего на том же месте.
– Мне не нужны манеры. Я говорю, что думаю, и думаю, что говорю. И мне плевать, что подумают другие. Попробуй жить так же, вдруг понравится.
И без единого лишнего слова поворачивается и уходит.
– До свидания…? – тихо говорит Гарри, даже спрашивает.
Но Луи его игнорирует.
Потому что ужасно раздражен.
Он даже не знает, почему этот краткий разговор разозлил его. Взбесил. Наполнил яростью, горечью и досадой. Черт.
Он не знает, что делает здесь, что ему делать со своей жизнью, как он будет выживать до конца учебного года, знает лишь одно:
Луи Томлинсон ненавидит Гарри Стайлса до глубины души.
========== Глава 6. ==========
– Пиздец, это самый невыносимый человек, которого я когда-либо встречал! – врывается Луи в их квартиру, все еще не отошедший от встречи.
Найл лежит, растянувшись на диване, ноутбук на животе, чипсы и на нем, и на полу, пустые пивные бутылки лежат под столом. По телевизору идет футбольный матч, очевидно, лишь для фонового звука, так как Найл не обращает на него никакого внимания.
– Все настолько плохо?
– Ужасно! – Луи восклицает, снимая обувь и стягивая джемпер, – я даже не знал, что такие люди существуют. Не могу поверить, что мы состоим из одних и тех же атомов. У него где-нибудь вставлен компьютерный чип, уверен, таких людей не существует в природе, Найл, это робот, монстр без чувства приличия или вообще хоть каких-нибудь чувств! – На выдохе произносит он буйную тираду, стараясь стянуть с себя брюки.
Найл поднимает брови и подносит бутылку пива к губам, наблюдая как Луи быстрым шагом идет к своей комнате.
– Правда? Ко мне он всегда хорошо относится.
– Хорошо? Хорошо, блять? Найл, в твоей блондинистой голове осталось хоть что-нибудь, кроме ликера? Или твое воспитание в детстве, наполненное серебряными ложками, затуманило весь здравый смысл? – Он тараторит, останавливаясь посередине комнаты, пытаясь снять свою удлиненную рубашку (а может, это рубашка Найла, уже не вспомнить).
Пиво допивается залпом.
– Нет, со здравым смыслом у меня все в порядке. Я жутко голоден, сходим чуть позже куда-нибудь?
Луи игнорирует его вопрос, стараясь унять ярость и гнев, выливающиеся из него.
– Найл, да я его сожгу нахер, если увижу! Я даже не знаю, блять, как буду теперь просто терпеть существование этого куска говна, мерзотного мудака, ебаного-
– Воу, воу, – прерывает Найл, поднимая руки перед собой, наверное, думая, что это действие успокоит Луи. – Он не может быть настолько плохим. Ты ж его от силы пару часов знаешь!
– Уж поверь, пары часов хватило по горло!
– Окей, окей, что случилось? Что он сказал?
– Что он сказал? ЧТО ОН СКАЗАЛ? Все сказал! Он говорил о себе, о своих достижениях, говорил о своих деньгах и-
– Он так много разговаривал? – удивленно интересуется Найл, вставая и шагая к Луи (теперь сидящему за столом с сжатыми кулаками), – он всегда таким тихим казался.
– Это шутка? Ты смеешься или что? Он совсем не тихий. Он только и делает, что открывает свой рот да беспрестанно тявкает как ебаный маленький кудрявый… пудель, – заканчивает Луи, для эффекта стукая кулаком по столу.
– Зейн? Зейн Малик. Зейн Малик тявкает как пудель, – повторяет Найл, наклоняясь над столом напротив Луи, расставив руки.
Луи хмурит брови.
– Кто-что-Зейн? Нет. Нет! Блять, Найл, не Зейн Малик! У него все замечательно, хороший парень. Нет, Гарри Стайлс! Иисусе, – Луи подносит руку ко рту, – я даже его имя произнести не могу, сразу тошнить начинает.
– Оу, Гарри? – удивленно переспрашивает Найл. Он смотрит на Луи и широко улыбается. С каждым смешком лучики возле глаз будто становятся глубже. – Да, я предполагал, что он там будет. Он тебе не нравится?
– Блять, ты издеваешься?
Найл улыбается.
– Но все любят Гарри Стайлса. – Он пожимает плечами, издеваясь над Луи, и падает в кресло напротив него.
– Ну раз так, значит у всех расстройство личности. Найл, – Луи смотрит на него, глаза широко раскрыты, рука на груди, – я искренне считаю, что он – дьявол. С ним что-то не так. Он жестокий, бессердечный, холодный-
– Это не те слова, которые я обычно слышу, когда описывают Гарри Стайлса, – Найл прерывает, широко подняв брови. – Ты уверен, что о том парне говоришь?
– О да. Уверен. Гарри ‘Гарольд’ Стайлс, да? Он не в порядке, чувак. Когда он разговаривает, у меня появляется ощущение, будто он читает по тексту, будто строчки из пьес. Он говорит то, что другие хотят от него слышать, даже если сам так не думает. Он ведет себя, будто он – душа компании, будто все его хотят в любых смыслах этого слова—
– Но ведь, наверное, так и есть.
– Да плевать мне, есть или не есть. Но если это и правда – если это правда – я отказываюсь в это верить – иначе в каком ебанутом мире мы тогда живем?! – Луи уверен, что его голос уже почти перешел в крик, но плевать, его щеки горят от эмоций, волосы потеряли свою безупречную форму укладки от постоянного запускания в них руки.
– Ну, он довольно своеобразный малый. Я видел лишь его лучшие стороны – он всегда показывал мне, как правильно проводить время. Но все же, да, есть в нем что-то, из-за чего я ему не доверяю, – заканчивает Найл, усмехнувшись.
– Мягко говоря, – бубнит Луи. – Я ведь серьезно говорю. Если я увижу его еще раз, могу просто снести ему башку.
– Хей, успокойся! – смеется Найл, наклоняясь через стол, чтобы похлопать Луи по спине. – Ты не увидишь его еще раз, если сам этого не захочешь! Все в порядке!
– Да. Да, ты прав. И это хоть немного утешает.
Найл кивает и поднимается.
– Я голодный. Хочешь тортик? – он спрашивает, наклоняясь и смотря в холодильник.
– Не, иди нахуй, – устало говорит Луи, подпирая щеку ладонью.
В квартире воцаряется тишина, слышна лишь возня Найла – он достает большую коробку из холодильника и роется в ящике для приборов в поиске вилки. Луи не хочет даже думать о Гарри Стайлсе, говорить – тем более.
Но.
– Итак, какова его история? – спрашивает он, даже не виня себя за любопытство. Затем: – А вообще, ладно. Беру слова назад. Забудь. Не хочу ничего слышать. И знаешь почему? Потому что не хочу знать информацию любого вида, хоть как-то связанную с Гарри Стайлсом. Даже если эта информация о тех, кто просто знает, кто такой Гарри Стайлс. Идеально было бы, если бы я просто забыл о его существовании. С этого момента и начнем.
Найл смеется с полным ртом шоколадного торта, начинает расхаживать по комнате с коробкой, выковыривая оттуда сладкую массу вилкой и иногда подпрыгивая, будто танцуя.
(Светлый. Это самое лучшее слово, которым можно описать Найла. Светлый.)
– Ну, – он кладет в рот еще кусок, – он сын Деса Стайлса. Это всем известно.
Что? Нет. Не всем.
– Деса Стайлса? – пауза, – Тот знаменитый чувак? Который из группы Сrue? Который пел Nine Dreams?
– Ага.
– Чувак с обложек всех журналов? Тот самый, который побил все рекорды? Это о нем всегда говорили на телевидении, радио и всем остальном? Который всегда занимал первое место в Топ Рок-Групп Девяностых?
Луи пытается оставаться спокойным и не гневаться на свою жизнь, но РАЗУМЕЕТСЯ, блять, какой же он счастливчик – Гарри Стайлс – сын солиста одной из его любимых групп.
– Да, он.
– Из Crue? – переспрашивает он, не веря ушам.
– Да.
Нужно отдохнуть, нужно просто переварить информацию.
Он смотрит в пространство, краем глаза замечая, как Найл выливает в себя бокал воды или водки, затем вытирает рот тыльной стороной руки. Луи бы тоже сейчас не помешал бокальчик, чтобы хотя бы мозг принял только что выданные факты.
– Но он же психически нездоров, да?
– Еще как. Он просто пиздец какой хаос, я его только так могу назвать. Мой отец говорил, что с ним невозможно работать. Он просто не знает, где этот мужчина половину времени, а если на месте, то не знаешь, в каком он настроении и как с ним разговаривать.
Луи проглатывает образовавшийся в горле ком – черт, это довольно личное грязное бельишко, в котором не хотелось бы копаться хотя бы по личным моральным устоям. Найл опрокидывает еще стопку, облизывая губы.
– Я даже не знаю, дома ли он сейчас живет. Может он вообще на лечении лежит.
К черту мораль.
– На лечении? – шокировано повторяет Луи. – За что? Наркотики или…?
– Нет, сейчас он чист, думаю. Лишь думаю. Мой отец никогда не был уверен. У него постоянно случаются срывы. Затем госпиталь приводит его в порядок и отправляет домой.
– Значит, он псих.
– Это еще мягко сказано.
Луи кивает, скорее самому себе, чем Найлу, прочищает горло, в голову лезут мысли о последствиях такого образа жизни и том, как это могло отразиться на Гарри. Он встает и подходит к Найлу, стараясь держать голову прямо.
– Итак, – он встает рядом, прочищая горло и забирает стакан из рук Найла. – Я думаю, Гарри даже не в курсе ситуации. Я даже не уверен, признает ли он, что кто-то кроме него существует в мире. – Он делает глоток – ох, да, это водка. Вздрагивает, пытаясь проглотить жидкость, Найл смотрит, забавляясь выражением его лица.
