Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)
Он определенно не так представлял себе времяпровождение в университете.
Хорошо это или плохо – еще не решил.
Он лежит так долгое время, сжимая блаженно спящего Гарри, наблюдая, как постепенно солнце становится ярче, и все бы ничего, но мочевой пузырь дает о себе знать – а вот с этой сукой уже никак не поспоришь. Он осторожно отодвигается от Гарри, чьи руки прижаты к груди, чьи брови моментально хмурятся, когда чувствуют исчезновение чужого контакта. Улыбка на губах Луи появляется раньше, чем он успевает понять почему улыбается, ступни встречаются с прохладным деревянным полом, руки горячие и мягкие – потому что пару секунд назад сжимали теплую ткань рубашки. Он наблюдает, как Гарри сворачивается в клубок, спокойный, маленький, юный, и блять, Гарри не должен спать один, просто не должен – он нуждается в Луи, нуждается в его руках и теле, которые обволокут его слишком длинные конечности и хрупкие кости. Луи немедленно нужно залезть обратно в постель.
Но.
Но он реально хочет в туалет, вот прямо сейчас. Блять, ну почему, почему, как же он ненавидит эти ебаные физиологические потребности.
Чуть ли не на цыпочках он выходит из комнаты, в груди горит пожар.
Когда он бредет обратно в свою комнату, кожа ледяная, руки буквально чешутся снова обнять сладко спящую фигуру Гарри (он не считает мысли странными или жуткими, в конце-то концов, котята тоже постоянно прижимаются друг к другу), в дверь отчетливо стучат.
Луи моргает.
Гость? В такой час? Какой к черту гость, к ним никто не ходит.
Он неуверенно открывает дверь, медленно, готовый в любой момент закрыть, и его чуть не сбивает блондинистый шарик энергии.
– Привет, друган! Доброе утро! – Найл улыбается, гремящий голос ломает безмятежную тишину квартиры. – Прости, что вчера домой не пришел – ты ведь все равно уснул, да? Но зато я пришел сейчас! Кстати, я заказал запасной ключ, он будет у Рори, – его чистые голубые глаза и бледно-золотистые волосы ассоциируются у Луи с утром, сияющая улыбка – с лучами солнца, помятый зеленый джемпер и черная замшевая куртка – со свежей зеленой травой.
Но это не отменяет того факта, что Луи хочется его убить. Как можно пожестче, может, лопатой.
– Ш-ш-ш! – шипит он, смотря на него со злостью во взгляде. – Будь потише, окей? Он еще спит!
Теперь Луи хочет ударить лопатой себя (он не хотел рассказывать Найлу о Гарри, спящем в его спальной комнате, потому что тот интерпретирует это совершенно по-другому), удивленный взгляд Найла не задерживается на Луи, проходит мимо, косясь за его правое плечо.
Блять.
Желудок Луи делает кувырок, когда он видит, как брови Найла поднимаются вверх, он оборачивается с явным и оправданным страхом, прекрасно осознавая, что сейчас увидит.
И да. В дверях, ведущих в спальню Луи, стоит Гарри, помятый, сонный, с кудряшками – взбитыми в блендере – блестящими прядями торчащими во все стороны, с большими припухлыми глазами, устало моргающими из-за золотого света, льющегося сквозь окна и впитывающегося в тело. Его одежда помята, будто неряшливо накинута на тело – белая рубашка (украшенная крошечными вышитыми кроликами, которые Луи абсолютно, совершенно, ни за что и никогда в жизни, не посчитает милыми) почти полностью расстегнута, демонстрирует исписанную татуировками кожу живота и гладкую грудь. Брюки, слава богу, на нем, лишь оторвана пуговица, но именно из-за этого они выглядят так, будто с ними черт знает что творили.
Если быть объективным наблюдателем, то со стороны все выглядит так, словно недавно его тщательно оттрахали.
И Луи – главный подозреваемый. И поэтому ему хочется засунуть свою голову в раковину и пустить воду на полную мощность часов на семь.
– Оу, – удивленно восклицает Найл, широко открывает глаза и не менее широко улыбается. – Я не знал, что теперь здесь тусуются Гарри Стайлсы. Доброе утро, кстати. Милая рубашечка, – налегке выдает Найл, в его голосе слышно издевательство и самодовольство, глаза победным взглядом смотрят на Луи – запустить бы в этого блондинистого говнюка чем-нибудь тяжелым – он подходит к Гарри и сильнее взъерошивает волосы.
Губы Луи дергаются в улыбке, но он вовремя успевает стереть ее с лица – нельзя не улыбнуться, увидев Гарри с нахмуренной мордочкой котенка, отмахивающегося от руки Найла и надувающего в обиде губы в самой что ни на есть детской манере.
– Не волнуйся, Стайлс, пускай делает, что хочет, – Луи закусывает внутренние стороны щек, чтобы скрыть улыбку. – Хуже, чем сейчас, все равно не станет. – Он указывает на его волосы, и понимает, что рот все равно растягивается в ухмылке, потому что Гарри неуверенно, можно даже сказать боязливо, тянется рукой к волосам.
Он проходит пальцами по спутанным прядям, опустив глаза к полу. Не отвечает, не смеется, просто касается подушечками пальцев кожи головы, скрестив вместе стопы, сжав другую руку в кулак.
Он кажется… отстраненным. Словно в Гарри что-то вырубилось.
Луи пристально на него смотрит, вглядываясь во впалые щеки и гранатовый рот.
Вокруг оседает тишина, между ними двумя мечется взглядом Найл.
– Окей, – говорит он, делая большой шаг назад, но не прерывая зрительного контакта между ним, Луи и Гарри. – Я принесу завтрак. Здесь на углу классная пекарня. Если тебе что-нибудь захочется, напиши, могу купить ‘Наполеон’ или еще какую-нибудь сладкую хуйню, – ухмыляясь, объясняет засранец и поворачивается, идет к двери, застегивая жакет и громко топая гигантскими белыми найками.
– Кхм, – единственное, что вылетает из Гарри, Луи тут же подходит к нему, пытаясь посмотреть в лицо.
– Ты голоден? – мгновенно спрашивает он (успокойся, Томлинсон, успокойся), задевая своим плечом плечо Гарри. Им овладевает непомерное желание протянуть руку и убрать волосы Гарри со лба, чтобы рассмотреть его поближе. Он останавливает себя мыслями – с таким темпом недалеко и до того, что Луи захочется кутать его в детское одеяло и менять пеленки каждые два часа.
Успокойся, Томлинсон.
Гарри смотрит на Луи, испуганно и тихо. Глаза его темные, суженные то ли от света, то ли от недовольства, то ли от дискомфорта, он делает крохотный шаг назад, определяя между ними дистанцию, и кивает.
– Немного.
– Когда ты ел в последний раз? – резко вырывается у Луи, блять, он как мамочка-наседка, может ему действительно надо найти лопату, чтобы выбить из собственной головы всю ту херню, что туда как-то попала; нет, ну правда, что с ним происходит??
Видимо, Гарри думает о том же, потому что на его лице можно прочитать испуг, он делает еще один шаг назад.
– Довольно давно, – тихо бормочет он, внимательно рассматривая лицо Луи, нахмурив брови.
Ну конечно же давно. Его тело, небось, замучено голодом.
– А-ам, Ирландец, принеси нам дохера еды – все, что сможет предложить пекарня! – нагло просит Луи, поворачиваясь к Найлу, положив руки на бедра.
Найл улыбается, открывает рот, чтобы ответить, и-
– Иди, – мягко говорит Гарри, нежно тыча ладонью в плечо Луи.
Луи снова оборачивается, удивленно открыв глаза.
– Я?
Гарри кивает, устанавливает с Луи зрительный контакт и слегка наклоняет голову.
– Да, иди с ним. Принеси мне самое лучшее. Ты… – Гарри сглатывает, на секунду смотрит вниз, потом снова вверх, только уже с натянутой улыбкой на губах. – Ты знаешь мои вкусы лучше, чем он. И знаешь, что по субботам я не могу есть ‘Наполеон’.
Его голос звучит отстраненно. Вот теперь без шуток – действительно кажется, что в Гарри что-то выключилось.
Внутренности Луи закручиваются, но он улыбается и кивает.
– Ладно. Напиши мне, если в голову придет что-то конкретное. Иначе я возьму самое уродливое, что попадется мне на глаза. Я знаю, как сильно ты любишь уродливые вещи, – нахальным тоном говорит Луи, надевая жакет.
Из Гарри вырывается легкий смешок, какой-то гребаный смешок, а Луи уже готов выдохнуть от облегчения.
Господи, он уделяет этому слишком много внимания, слишком сильно волнуется за то, за что не должен так волноваться.
– Если хочешь, налей себе чай. Можешь пить, сколько угодно, у меня большая коллекция, – говорит Луи, Найл нетерпеливо выдыхает. – Даже моя мама говорит, что мой чай самый лучший.
Лицо Гарри меняется, мерцает маленький огонек, яркий и вихревой, а потом все полностью исчезает, оставляя за собой следы беспокойства и горькости.
– Твоя мама? – тихо спрашивает он.
Луи кивает, брови непроизвольно сдвигаются ближе.
Что-то определенно не так, и в отчужденности ли дело или же в мягкости его голоса – Луи не знает.
Гарри сглатывает, отводит взгляд.
– Я бы тоже хотел иметь маму.
И эти слова… эти существенные слова. Просто невъебически громадные, значительные слова, которые Гарри только что выдохнул в их гостиной, и, блять, Луи хочет исследовать каждый сантиметр его кожи, чтобы понять, все ли с ним хорошо, ведь из ниоткуда такое не берется. Что случилось?? Что это значит??
Что-то произошло, что-то, из-за чего голос Гарри звучит отчужденно, из-за чего в нем что-то отключилось – нет, вырубилось, с корнем, с выдранными проводами, без возможности на восстановление.
– Гарри? – тихо спрашивает Луи, делая шаг вперед, Гарри делает шаг назад.
– Поговорим позже? – спокойно отвечает он, прочищая горло. – Есть хочу, – на губах появляется смущенная улыбка.
Блять. Луи раздирает сомнениями.
– Я сейчас уйду, заебал, – громко выдыхает Найл от досады, потирая ладонями глаза.
Для перестраховки Луи смотрит на Гарри в последний раз. Ему стоит уйти или остаться? Ведь Гарри балансирует над неизвестной глубины пропастью, одно легкое движение – и все пропало.
– Иди, – просит он, подталкивая вперед, вспыхивая красногубой крохотной улыбкой, которую Луи хочет забрать и положить в карман, чтобы периодически греть руки.
– Иду, – пропевает Луи и сжимает руку Гарри, словно дает какое-то обещание.
Гарри шире улыбается, смотрит на Луи.
– Скоро придем, чувак! – кричит Найл, определенно раздраженный, уже вышедший за порог и теперь со злостью во взгляде ждущий Луи, широко открыв ему дверь.
– Иду я, иду, – ворчит Луи, отрывая себя от Гарри – настоящее испытание. Прежде чем выйти, он смотрит на него вот теперь уж точно последний раз. – Вернемся через минуту. – – Приготовься к завтраку, – улыбается он. – Все, что ты не съешь, мы будем кидать в людей на вечеринках. Имей в виду, Кудряшка. Мы ведь не хотим, чтобы на помпезных дорогих жакетах от burberry люди находили следы взбитого крема?
Гарри снова смеется.
– Не хотим, – улыбается он, взгляд топится теплом.
Луи ухмыляется, подмигивает и идет к двери.
– Луи.
Он останавливается, поворачивается и смотрит на идущего к нему Гарри с серьезным лицом. Он ждет, наблюдая за клубящимися облаками в его глазах, за солнечным светом, приглушающим в комнате спокойствие. А потом Гарри вдыхает, сильно зажмуривается и открывает глаза, незаметно опуская плечи.
– Возьми датскую ватрушку, окей?
Что-то в тоне его голоса дает Луи понять – он собирался сказать вовсе не это. Утомленное подчинение – белый флаг капитуляции – подчеркивает слова, выделяет знаки вопроса пожирнее, все незначительные детали дают понять, что происходит – или грядет? – нечто.
Но Луи понятия не имеет, что, нет даже никаких догадок, поэтому он лишь отсмеивается и трясет головой.
– Придурок, – с улыбкой отвечает он и закрывает дверь, а после пытается догнать Найла и утихомирить свое беспокойство.
***
И не должно удивлять, что когда Луи и Найл возвращаются в квартиру, Гарри там уже нет.
Но сердце Луи все равно раскалывается.
***
‘Куда ты ушел??’
‘Кое-что произошло.’
Луи громко и отчаянно вздыхает, противясь желанию выбросить телефон в окно.
– НАЙЛ, – кричит он, лежа на диване, зарывшись лицом в подушки и чувствуя, как кожа от резинки спортивных штанов чешется в районе лодыжек.
Из ванной доносится приглушенный голос, так как душ включен на полную мощность.
– ЧТО.
– МЫ СЕГОДНЯ ИДЕМ НА ВЕЧЕРИНКУ?
– БЛЯ, КОНЕЧНО.
Луи ухмыляется, сразу же возвращаясь к телефону.
‘Ты сегодня вечером едешь с нами в город?’
Луи кажется, что его глаза могут прожечь дырки в экране телефона, прошло каких-то несколько секунд, а он уже извелся в ожидании сообщения, но потом телефон вибрирует, и высвечивается имя и ответ Гарри.
‘Конечно.’
Блять, ну хоть на этом спасибо.
***
Луи и Найл приходят к Зейну в пять, надев свою самую лучшую ‘клубную’ одежду и нанеся парфюм. Хотя, Найл немного переборщил.
( – Ты пахнешь как помещение дешевого универмага.
– Ты выглядишь как помещение дешевого универмага.
– Ауч, Ирландец. Как грубо.)
Они переступают порог его двери – обстановка ничуть не изменилась, все как обычно – Зейн и Лиам буквально завернулись друг в друга возле камина, Лиам хихикает-звук пузырьками лопается в нагретом воздухе – когда Зейн зарывается лицом в его шею и шепчет бархатные слова, его черные как вороновы крылья идеально уложенные волосы блестят под светом свечей, сверху слегка прижатые шляпой. Каждый из них выглядит великолепно, а вместе они смотрятся еще лучше, окутанные в оттенки угля и слоновой кости, в ботинках наполированных, гладких и, мать вашу, идеально безупречных. Все, что касается Лиама и Зейна идеально и безупречно..
И Луи не может не улыбаться, завидев их; он же одет в неприлично узкие черные брюки, оксфорды и синюю рубашку с едва заметным узором.
(– Это блузка, – говорит Найл, как только видит Луи, вышедшего из комнаты и уже одетого.
– Нет, рубашка, – с раздражением поправляет Луи.)
Смахивает волосы с глаз, наблюдая за Лиамом, который берет Зейна за руку, а тот притягивает его ближе к себе, вкладывая в очертания улыбки все существующее к нему обожание.
Блять, они такие милые.
– Блять, вы такие мерзкие, – кривит лицо Найл, как только подходит к столу, трясет головой и берет сигару и бутылку Хенесси. – Вам самим не надоело так балдеть друг от друга?
Улыбка Зейна становится шире, он отвечает, не спуская с Лиама глаз:
– Никогда не надоест.
Лиам смеется, лицом, сияющим от восторга, зарывается в шею Зейна.
И вот здесь бы Луи ответил, кинулся бы в их сторону забавным саркастическим замечанием, которое пристыдило бы и сладкую парочку, и Найла, но.
Но.
Но, к сожалению, внимание и взгляд Луи привлекло кое-что другое.
Потому что Гарри здесь.
И Гарри не один.
– Гарри, – говорит Луи, как только его видит, имя замерзает в воздухе, падает замертво, разбиваясь об пол.
Гарри – в настоящее время сидящий в кресле под грудой полураздетых тел – мгновенно поднимает взгляд, на голове черти что из-за постоянного взъерошивания и поглаживания волос чужими руками, на щеках остатки каких-то блесток. В глазах – туман.
– Луи Томлинсон, – пропевает он, лениво улыбается и возвращает внимание к крохотной блондиночке, кусающей его щеку.
Кусающей. Его. Щеку.
Эта сука реально кусает его. Как жевательную игрушку. А Гарри… смеется? Гарри нравится, когда его грызут? Терзают как вчерашнюю газету? Обгладывают как жареную курицу – до самых косточек? Он позволяет этой дуре облизывать его лицо, и вот это вот называется стоящим времяпровождением?
Пиздец.
Сейчас Луи как никогда хочет быть связан кровными узами с Зевсом. Уметь швырять в людей молнии было бы сейчас очень уместно и приятно.
– Привет, – здоровается он, голос уже на октаву выше, странное чувство царапает стенки горла, пока он наблюдает за кучкой прилепляющихся к Гарри тел, смеющихся, скалящих зубы, заливающих в глотки шампанское. Они передают друг другу сигареты, концы которых смочены слюной и окрашены помадой, Луи видит, как молодой парень с перистыми золотистыми волосами скользит кончиками пальцев по губам Гарри и вставляет в них сигарету, глазами впивается в лицо.
Луи впивается ногтями в ладони.
Гарри не отвечает.
Здесь что-то не так. Происходит какая-то хуйня, не вписывающаяся в построенную разумом Луи реалию, отпечатавшуюся на стенках сознания их недавними диалогами и действиями.
– Так что, куда пойдем? – ломает тишину голос Найла, разрывая комнату напополам, с Луи на одной стороне, и с Гарри и гарпиями – на другой. Он чувствует на себе взгляд Найла. Чувствует его беспокойство. Его жалость.
Блять.
– По клубам? – беззаботно предлагает Луи, отворачиваясь от отвратительной демонстрации, натягивая на губы легкую улыбку, небрежно пожимая плечами, а в тело будто воткнуты осколки разбитого стекла, с каждым малейшим движением все дальше входящие в мышечное мясо. Что за хуйня происходит? И почему??
Потому что если он всю оставшуюся ночь вынужден играть роль жертвы в пьесе – в том самом действии, где главный герой Гарри заживо себя хоронит, а Луи отталкивает в самый дальний уголок Вселенной – и выхода уже не найти, то одного он не сделает точно – дать понять Гарри, что тот своими ебаными выходками разрывает его на части, значит доставить ему неимоверное моральное удовольствие. А этого не случится. Ни за что и никогда. Абсо-блять-лютно.
Луи сегодня замечательно проведет время.
Замечательно.
Охуительно.
(А ведь еще совсем недавно он подумывал о том, чтобы превратить вечеринку в импровизированное празднование дня рождения этого сукина сына.) (Пиздец. )
– Почему бы и нет, – бормочет Зейн, затягиваясь сигаретой, которую прикурил Лиам.
– Соглашусь, у меня как раз много энергии для танцев, – обнажая зубы, улыбается Лиам.
– Прекрасно! – восклицает Луи, буквально выкрикивает, дабы заглушить характерное чмоканье поцелуя, ну уж нет, с этим он примиряться не будет. – Чего тогда ждем? Пойдем!
– Еще даже шести нет! – смеется Лиам, подходя к Луи. Он берет его под руку, широко улыбаясь. – Мы безусловно должны выпить. Прежде чем уйдем, окей? Зейн?
Зейн кивает со своего места у камина, поправляя в зеркале волосы и одергивая воротник рубашки, между идеальными губами болтается сигарета, к потолку поднимается дым.
– Я за.
– С превеликим удовольствием. Во рту пересохло, – мурлычет голос Гарри.
Челюсть Луи напрягается.
Он поворачивается к Гарри, пытаясь посмотреть ему прямо в глаза. На долю секунду их взгляды пересекаются, и Луи видит. Луи видит вспышку вины, вспышку извинения в его глазах, спорное сожаление на открытом лице.
Гарри отворачивается, поджимая губы, хмуря брови. Он на взводе. Он расстроен. Он не хочет делать этого.
Но…делает. Он опять отталкивает Луи; вгоняет его в ступор, не давая почвы для размышлений, а лишь платформу для собственных необоснованных, накрученных мыслей.
Блять.
Ночка будет длинной.
***
Они приезжают в клуб, забитый донельзя.
Лиам первым делом идет к бару и жадно опрокидывает стопки шотов, остальные догоняются потихоньку, выкрикивая тосты. Луи слышит, как одна девушка из гарема Гарри шепчет ему: “Могу я выпить стопку из твоей ямочки?”, сладко хихикая, и чуть не разбивает стекло, когда, сильно сжав в ладони, резко ставит рюмку на стол. Да даже если бы он разбил, похуй как-то. Он все равно чувствует осколки под кожей, еще с того момента, когда зашел к Зейну.
Все хуево.
– Пойдем танцевать! – рычит Найл, смотря на Луи (он все еще волнуется, все еще жалеет, и наверняка замечает хватку Луи за стеклянные стопки и чувство бессилия во взгляде), хватает его за руку и швыряет в массу прыгающих потных тел.
Луи танцует, отвернувшись от Гарри.
***
Проходит неисчислимое количество времени, и в кожу Луи въедаются туманящие голову равномерные биты, давят на ребра и сердце, сжимают глотку, перед глазами рябят и плывут непрерывные вспышки неоновых огней, подсвечивающие потные тела, что тычутся в него со всех сторон. Тени на стенах жуткие – руки танцующих в пьяном угаре выглядят как змеи. Волосы мокрые, прилипают ко лбу, кожа влажная, сверкающая, джинсы кажутся узкими, удушающими, забрызганные пивом и мартини. Ему кажется, что он тонет, тонет в лаве, красках, а может просто в обычной воде – кипящей воде – а еще он на халяву выпил парочку – или больше – крепких коктейлей, купленных очень красивым парнишкой с густыми волосами и чистыми зубами.
Красивый Парнишка прямо сейчас танцует вместе с ним (или на нем?). Танцует, сильно прижавшись, уже около пяти песен.
Найл дрыгается рядом, постоянно посматривая на Луи, многократно жестикулируя и, как Луи кажется, спрашивая: “Он тебе мешает?” и “Хочешь избавлюсь?”. Благослови Найла и черту его характера, склонную защищать. Это согревает сумасбродное сердце Луи.
Но правда в том, что Красивый Парнишка мешает ему. И Луи хотел бы от него избавиться. Он ничего не чувствует, не чувствует связи или пульсирующего притяжения – лишь легкое подобие интереса при виде милого личика, находящегося так близко.
Но Луи от него не избавляется. И не собирается этого делать, потому что с тех пор, как Красивый Парнишка заинтересовался Луи, Гарри не сводит с них взгляда. В любом углу клуба, в любом темном пространстве, в любой толпе, куда их периодически засасывает, куда бы они не сместились, Гарри всегда умудряется найти их и всегда наблюдает.
А Луи наблюдает, как он наблюдает.
Наблюдает, как гарпии Гарри постепенно теряют к нему интерес, пока он поглощает напиток за напитком, не отрывая взгляда от Луи, и даже не пытается сделать видимость того, что ему на них не похуй, не трогает их, не обнимает, пока они гладят его ноги и скользят руками под рубашкой. Один за одним, они уходят, уносятся, уплывают, выгнивают.
Биты все сильнее отбивают в голову, а весь мир блекло синий, болезненно яркий.
Красивый Парнишка дышит Луи в шею.
– Блять, ты прекрасный. Самый красивый парень, которого я видел, – невнятно урчит он сквозь счастливую накуренную улыбку, водит руками по груди Луи, пальцами хватается за пуговицы.
Луи смотрит на Гарри, по шее стекают капельки пота.
– Да, – выдыхает он, вокруг него мелькают тысячи рук, по сосредоточенным чертам лица Гарри гуляют тени и блики.
Ни разу не моргает. Только смотрит.
– Пойдем со мной? – спрашивает Красивый Парнишка, робко, с надеждой, прижимая мокрые губы к шее Луи. Их бедра двигаются в такт, и Луи закрывает глаза, потому что взгляд Гарри выжигает, а ледяные руки парня морозят.
Сердце оглушительно бьется. И от танцев ли это, от парня, от спиртного, или от Гарри… Оно начинает стучать еще сильнее. Мир наполнен ядом, рассадник дерьма и отравы.
– Так что? – снова спрашивает Красивый Парнишка, губы двигаются ниже, на заднюю часть шеи.
Он открывает глаза. Гарри выглядит измученным, истерзанным.
– Нет. Нет—Я, – выдыхает Луи, впиваясь в Гарри взглядом, блять, и снова это скребущее изнутри непристойное отчаяние, и горькая тошнота, и злоебучее перегружение организма вязкими мыслями. А Гарри все смотрит и смотрит, крохотный, далекий, не шевелящий ни мускулом. – Я не могу.
– Что? – спрашивает Красивый, испуганный или удивленный – уже неважно. Он поворачивает голову Луи, заставляя его посмотреть на себя, разламывает с Гарри зрительный контакт.
– Я не могу. Я—Я не, – Луи пытается, но не знает, что сказать, он не знает почему не может. Он же в ебаном университете, у него здоровое либидо, впечатляющая история сексуальной жизни, и, давайте уж совсем честно, он же красавчик. Он просто обязан пойти домой с этим прекрасным созданием (на которого смотрело довольно много похотливых взглядов, в то время как он смотрел лишь на Луи), но… он не может.
Он до сих пор, все равно, чувствует взгляд Гарри.
Зубы закусывают щеку.
Вот почему он не может.
Луи как раз открывает рот, приготовившись решительно отклонить предложение (и понятия не имея, как отклонить), когда к нему, внезапно, прижимается теплое тело.
– Хей, чувак. Полегче. Ты танцуешь с моим парнем, пиздюк.
Луи чуть было не открывает рот, услышав голос Найла.
– Парень?! – пищит Красивый Парнишка, мгновенно становится бледным и отпрыгивает от Луи как ошпаренный. – Прости, чувак! Я не знал, клянусь! Я… – он спотыкается о каждое слово и краснеет, Найл машет рукой, перебивая.
– Не, все окей. Просто отъебись, ага? Я и заревновать могу, – Найл украдкой подмигивает Луи.
Он пытается подавить смех, кусая губы и кивая.
– Ага, это мой парень. Такие дела.
Найл слегка ударяет его ладонью по спине, а Луи сражается со своим лицом и грозящими расплыться в улыбке губами. Блять, как же он любит Найла. Теперь они точно навечно лучшие друзья.
Красивого Парнишку сдувает в танцующую толпу на другой конец зала как одуванчик ветром, но перед тем, как исчезнуть, он извиняется охерительное количество раз. И как только он уходит, Найл и Луи взрываются громким резким смехом.
– Как ты понял, что меня пора спасать? – хохочет Луи, вот теперь он сполна чувствует опьянение и комфорт.
– Я посматривал на тебя периодически. У тебя всегда все написано на лице. Бля, если бы от какого-то секрета зависела твоя жизнь, ты бы сразу же подох.
– Не пизди, ты не мог понять все по моему лицу, – сильнее смеется Луи, и он не знает почему, но его пробирает смех, а потом подключается и Найл. Тот собирается уходить, потрепав Луи за волосы и развернувшись, но Луи хватает его за руку.
– Останься, а? Притворись моим парнем. Ирландец, я жутко хочу танцевать. Но разбивать еще больше чужих сердец не хочется, – подмигивает он, тело колет, шатает и крутит от остервенело мигающих ламп и громких басов.
Найл смеется резко, улыбается во все тридцать два и кивает, подхватывает Луи за талию и преувеличенно машет бедрами, периодически вплотную прижимаясь к нему. Это так непристойно, и Найл выглядит так нелепо, и Луи не может перестать смеяться, пока они танцуют, и танцуют, и танцуют, и все становится страннее и абсурднее, когда они поднимают планку, опошляя все движения еще больше. Луи может честно ответить – он в жизни не представлял, что проведет большую часть ночи, грязно танцуя с Найлом, блять, Хораном. Особенно, когда тот его наклоняет под их совместный сумасшедший хохот и начинает смачно бить по заднице под ремикс Кэти Перри. Мельком он видит Зейна, истерически хохочущего над ними, он стоит несколькими дрыгающимися телами дальше них и фотографирует парочку на телефон. Он не видит Лиама, он не видит Гарри.
Гарри.
Он не видит Гарри.
Как ударенный током, Луи выпрямляется, большим шагом отходит от Найла, встает на носки и осматривает толпу.
– Где Гарри? – кричит он Найлу, подмигивающему парочке парней, затесавшихся рядом и оценивающих его танцевальные движения. (Его нелепые, смехотворные дрыганья, но Луи поржет над вкусом этих парнишек в другой раз.)
– Без понятия. Я пойду поссу, – в ответ кричит ему Найл и тут же уходит в сторону туалетов.
Взгляд Луи продолжает искать Гарри, пробираясь через толпу. Он потный, грязный и валится с ног от усталости и алкоголя, но все равно продирается сквозь цвета, потные тела и вибрации – а потом видит Лиама. Сидящего… на полу?
– Лиам? – осторожно спрашивает он, подбегая к нему.
Его глаза тусклые и туманные, затылок прижат к стене.
– Луи, – мечтательно улыбается он, как только понимает, кто перед ним стоит. – Как ты тут появился? – вздыхает он.
Луи хмурится. Он чем-то обдолбался.
– Что ты принял? – бормочет Луи, помогая ему подняться.
Лиаму еле как удается встать, он поправляет измятые брюки, покрытые пятнами.
– Я ничего не принимал, – за этим следует маниакальный смех.
– Где Зейн? – спрашивает Луи.
– Я давно его потерял, – Лиам хмурится, Луи кладет его на бархатный диванчик в углу, на рядом стоящем деревянном столике стоят пустые бокалы. – Я пошел в туалет. И больше его не видел.
Луи вздыхает, нюхает стакан с прозрачной жидкостью – вода, слава богу. Передает стакан в руки Лиаму – похуй на микробы. Он слишком пьян, чтобы в полной мере осознавать, как глупо поступает. Они сейчас не в особо легкой ситуации, так что можно позволить себе промашку.
– Выпей, – приказывает он, Лиам подчиняется без пререканий. – Ты видел Гарри?
Лиам кивает, вытирая рот.
– Он снаружи, – наклоняет голову, всматриваясь в Луи, протягивает руку к его щеке и проводит большим пальцем по скуле, лицо без эмоций то ли от наркотиков, то ли от сосредоточенности. – Он расстроен.
Сердце Луи екает.
– Расстроен?
– Да. Из-за тебя. Ты его расстроил, – выдыхает он, водя пальцами по лицу Луи, затем закрывает глаза, откидывается на спинку дивана и кладет руки по обеим сторонам своего тела.
Блять. Слова Лиама как объявление гвоздем прибивают к стенкам черепа, в желудке скорчивается узел.
Вскоре их находит Зейн.
– Пиздец, я его обыскался, – он тяжело дышит, брови сердито нахмуренны, в руке светится экран телефона. – С ним все нормально?
Луи кивает.
– Да. Он слегка обдолбанный.
Зейн трясет головой, убирает волосы со лба Лиама.
– Он должен остановиться, – тихо говорит он, и Луи не уверен, должен ли он был это услышать, поэтому ничего не отвечает. Зейн поднимает на него глаза. – Спасибо, что присмотрел. Я дальше сам разберусь.
Луи кивает, последний раз оглядывая Лиама.
– Гарри снаружи, – говорит Зейн, смотря на Луи.
Взгляд Луи моментально приковывается к Зейну.
– Мне уже Лиам сказал.
Луи чувствуют жуткое давление на виски, тяжелый вес на груди, их окружает спертый воздух, музыка проглатывает их тела, избивая, избивая, избивая ритмом.
– Поговори с ним, – ласково говорит Зейн, Луи кивает.
– Как раз собирался. Напиши мне потом, окей? Хочу знать, как себя чувствует Лиам.
Зейн кивает, Луи ударяет по протянутому им кулаку, прощаясь, находит выход и уходит.
Воздух на улице морозный, резкий и освежающий после потной влажности клуба, Луи с облегчением вздыхает свежесть, кожей поглощая холод, высушивая капельки пота. Он достает телефон, чтобы написать Гарри, но слышит возню за спиной, бранные слова произносятся разозленными голосами.
Знакомыми разозленными голосами.
Луи поворачивается.
Там стоит Гарри. И Найл.
– Сука, повторяю еще раз, я просто, блять, искал его, чтобы проверить, все ли с ним нормально! Он просто исчез, и хули, я должен был забить на него?! – выплевывает Найл, он в ярости, полнейшей ярости, блестящий, яркий и пугающий, с голубыми глазами – ледоколами, готовыми кромсать плоть.
Луи никогда его таким не видел.
– И нахуя ты его искал? – рычит Гарри, толкает его, длинной темной тенью нависая над Найлом.
Какого черта происходит?
– Он пропал, ебанутый, и я его искал. Потому что он мой друг, ты знаешь такие слова? Ты че-то слишком раскудахтался для того, кто к нему так относился-
– Завали.
– Он не твоя собственность, блять!
– И не твоя! – Гарри срывается на крик, нависает угрожающе над Найлом, оскалив зубы. – Прекрати это делать!
Найл нисколько не пугается его вида и львиного, блять, рева.
– Что за херня на тебя нашла? – с отвращением спрашивает он, распрямляя плечи. – Я думал, мы друзья. Какого хуя?
Гарри быстро моргает (смаргивает подступившие слезы?), лицо искажено в свирепой гримасе, руки сжаты в кулаки, трясутся, прижимаясь к телу. Он игнорирует вопрос.
– Почему тебя волнует, где он? Что ты там делал? – требует он, безумно и отчаянно, словами, пропитанными грозной болью. Он как загнанный в угол зверь. В столь многих смыслах.
