Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)
К удивлению, Найл в этом очень хорош, он создает маленькие картинки и глупые рожицы легкой рукой и отточенным ножом (но некоторые рожицы ужасно пугающие, Луи требует, чтобы они стояли снаружи – такое страшилище не подходит для святости их квартиры), сам он тоже быстро учится, и вскоре их квартира щедро украшена очаровательными фонарями Джека, внутри которых лежат конфеты, по которым, прямо на все еще влажные остатки внутренности тыквы, течет горячий оранжевый или черный воск. Рожицы мелькают на стенах даже при дневном свете, наполняют комнату обалденным, казалось бы, даже съедобным запахом, и превращают эль в напиток более сладкий, а обстановку делают мягче и теплее.
Луи пытается создать что-то, напоминающее рожицу, правда пытается, но в основном лишь получается проделывать дырки в тыкве, ну и иногда еще треугольник, который должен служить ртом. (“В следующий раз я просто потаскаю тыквы вместе с Рори. Скульптура – это не мое, явно не мое.” “Не думаю, что это можно назвать скульптурой.” “Заткнись, Найл, никто не любит показушных.”) И все же он делает пару фотографий, отправляет их Зейну с Лиамом, одну даже Гарри – особенно злобную, на которой глаза вырезаны в сердитые щелочки, и большая зубастая улыбка красуется на пол “лица”. Он отправляет фотографию вместе со словами: “Когда это ты успел превратиться в тыкву, Кудряшка?”, и также он прекрасно знает, что не получит ответа, но зато уверен, что Гарри увидит сообщение, и может фотография даже заставит его улыбнуться, и негласный пробел между ними наконец исчезнет.
Разумеется, нет, но кто знает.
Тем не менее, резьба продолжается.
И сейчас Луи покрыт внутренностями тыквы, как и пол, на котором он сидит. Но здесь, по большей части, заслуга Луи, так как он начал тыквенную драку – достал содержимое самой большой тыквы и смачно плюхнул это на голову ничего не подозревающего Найла.
Так и начались хаос и поток нескончаемых громких ирландских ругательств.
Теперь семена и другие липкие внутренности тыкв на их ногах и руках, в комнате стоит резкий запах, несмотря на перебивающие запах свечи, руки Луи гудят от вырезания, поэтому он откидывается назад, напевает песни, которые обычно поют на хэллоуин, наблюдает за погрузившимся в дело Найлом и смеется на особо кровавых моментах ужастика, который крутят по телевизору.
И на Луи навеваются мысли. По большей части, мысли о сегодняшней ночи. Он думает о Лиаме и Зейне, сидят ли они сейчас на полу, тоже ли вырезают тыквы или собираются на мирную осеннюю прогулку. А может, все еще выбирают, какой костюм надеть на вечер.
И он думает, с ними ли Гарри.
Вряд ли, у него наверняка сейчас хэллоуинская оргия, но Луи нравится думать, что он тоже вырезает тыквы, сидит на полу в большом мягком свитере (наверное, с каким-то глупым рисунком на нем, может, с рисунком гигантской головы ведьмы), попивает яблочный сидр из какой-нибудь винтажной, вычурной и хрупкой чашечки.
От таких мыслей на губах появляется улыбка. Он улыбается еще шире, когда вспоминает последнее их занятие, судя по нему, они могут теперь называть себя друзьями. Ведь Гарри был просто в прекрасном настроении, прямо-таки подозрительно прекрасном…
Ну да…
Наверняка есть конкретная причина.
Как Луи раньше мог не догадаться?
– Чисто из любопытства, ты в студию-то ходишь? Записываешь барабанные биты для нового сингла Дэса? – внезапно спрашивает Луи, развалившись на полу в окружении оранжевых липких тыквенных внутренностей, и смотрит на Найла, обхватившего ногами огромную тыкву и погрузившего в нее руки.
– Пока что приостановлено, – рассеяно отвечает он, все внимание уделяя телевизору и семье, которую травмирует бешеный клоун.
– Приостановлено? – равнодушно интересуется Луи.
– Ага. Папа не назвал причины, но, думаю, это из-за Дэса. Уже долго о нем ничего не слышал. Он еще ни разу не приходил в студию. Даже Гримшоу не говорит о нем. Что-то случилось, но мне ничего неизвестно.
– Оу, – мгновенно сдувается Луи и его надежда. – Неужели.
Ну ладно, не страшно. Может, Гарри действительно был в хорошем настроении просто так.
…
(Сомнительно. На все всегда есть причина, и к Гарри эта фраза относится как к никому другому.)
– Почему ты спрашиваешь? – Найл поднимает голову и смотрит на Луи, тот пытается выбраться из собственных мыслей.
– Оу, да просто так. Интересуюсь пикантными подробностями жизни в семье Гарри. Ну, ты же знаешь. Всегда так делаю.
Найл смеется, закрывая глаза, в это же время открывается дверь, и заходит Рори, нагруженный пакетами со свечами, украшениями на хэллоуин, едой и ликером, и разговор на этом заканчивается, потому что Луи с Найлом шумно приветствуют Рори, радуясь его возвращению.
***
Вечер приходит слишком быстро, и день вырезания тыкв, выпивки и уюта превращается в приятное ожидание, адреналин, крики и музыку, кричащую из каждого уголка их квартиры, пока они готовятся к предстоящей ночи.
– Ты, нахуй, кто вообще такой? – истерически смеется Луи в такт под биты La Roux, каждый источник света включен на полную яркость, он практически сгибается пополам, придерживая полотенце, обернутое вокруг талии. Он только что вышел из душа и увидел Найла.
И еще немного пьян.
– Я – коробка молока! – хохочет Найл, и да, блять, он настоящая коробка молока, гигантская квадратная коробка с отверстиями для рук, ног и головы, которая как раз выглядывает и громко смеется. Коробка большая, объемная, аккуратно сделанная, да, но Луи не может прекратить смеяться, ну серьезно, Найл, что это за хуйня?
– Твои ноги кажутся такими худыми! – плачет он, указывая на палки-ноги, выглядывающие из-под картона, шишковатые коленки Найла трясутся, как и все тело, от смеха, а слишком большие белые найки выглядят еще больше.
Найл смеется сильнее, музыка становится громче, ночь – темнее, Луи успевает зайти в свою комнату раньше, чем падает его полотенце, голова шумит из-за сладкого аромата, витающего в комнате, и алкоголя; он переполняется гордостью, смотря на свой костюм.
Ночь обещает быть великолепной, Луи остается только ждать.
***
– Я слишком пьяный для такого, – хихикает Луи, балансируя на стуле, пока Найл пытается сделать ему макияж.
– И я, – смеется он, изо всех сил стараясь сконцентрироваться и аккуратно нанести блестки на глаза Луи.
– Неправда. Тыквы – тому пример. Я даже не знал, что ты умеешь такое делать.
– Я могу вырезать, но не рисовать.
– Иди нахер, Найл! Все ты умеешь! – выкрикивает Луи, пьяно улыбается и наклоняет голову, спустя пару секунд понимает, что сейчас упадет и хватается руками за костюм Найла.
– Я все делаю правильно. Визуальные подсказки помогают.
– Гугл картинки спасают жизни.
– Ага.
– На звезду хотя бы похоже?
– Это просто охуительная звезда.
– Блеска достаточно?
– Если честно, Томмо, я не знаю, как ты собираешься ходить так всю ночь и не ослепнуть, – подтверждает Найл, отвечая на вопрос Луи, и улыбается, наслаждаясь своей работой.
– Идеально, – Луи осматривает правый глаз, вокруг которого нарисована блестящая звезда. И выглядит это шикарно, реально шикарно (либо у Найла и правда золотые руки, либо Луи очень пьян), но линии ровные, пропорции идеальные, – СУПЕР ИДЕАЛЬНО! – с широкой улыбкой на лице подтверждает он и прыгает на Найла, картон под его телом прогибается, и они непонятно почему смеются.
***
Они приходят в квартиру Зейна к девяти.
Луи не прекращает улыбаться с тех пор, как они выпили тыквенные шоты, которые сделал Найл, они под руку прошли по территории школы как короли, гордо шагая вперед к башне, и даже острый твердый костюм Найла, впивающийся в бок, не раздражал его.
Потому что Луи решил нарядиться “блеском”, и это самая лучшая идея, пришедшая ему за годы жизни.
Его волосы красиво растрепаны, кончики покрашены в золотой. Блеск покрывает его конечности, шею, грудь, футболку и болезненно узкие джинсы, расшитые пайетками – что, по сути, то же самое, что и блестки. Он и Найл решили, что нужно подчеркнуть надлежащий образ блеска, поэтому они зашли в маркет на углу, приобрели большое пластиковое ведро и все блестки, которые были в наличии, положили их в ведро и назвали “Сундуком Луи”, и почему-то решили, что они самые умные во всем королевстве.
Луи бросает горсти блестящих бумажек на не обращающих внимания прохожих, в небо, на цветы и тротуары, Найл не может прекратить смеяться, Луи не может прекратить бросать.
– Хватит! – почти истерически смеется Найл, пока они поднимаются к Зейну, но Луи его слова побуждают еще больше. – Ты все истратишь! – настаивает он, но Луи игнорирует его. Наконец, они добираются до вершины башни, в золотистых волосах Найла запутались радужные блестки, падающие на пол от любого его движения или прилипающие к костюму коробки молока.
– Парни! – кричит Луи, толкая дверь и кидая горстку блесток перед собой.
Лиам, не обращающий внимания на происходящее и не задающийся вопросом, почему пол теперь блестит разноцветными красками, улыбается и восторгается всем, что Луи делает.
– Это великолепно! – комментирует Лиам, и он пират, одетый в черное и кожаное, но его костюм больше похож на костюм супергероя, с его-то широкой грудью, узкими брюками и повязкой на глазах.
Позади него стоит Зейн, курит сигару, приодетый в стиле гангстеров двадцатого века, в его руке пугающе реалистичное ружье.
– Я – Аль Капоне, – улыбается он, предлагает сигару Найлу, потом Луи, такая улыбка может быть только из-за употребления большого количества хорошего мартини.
Гарри, разумеется, не здесь, но Луи не особо это тревожит, он вообще не замечает, ему не до этого – он окружен светом, Лиамом, Зейном, смеющимися из-за костюма Найла, который только что заметили.
– Чертова коробка молока! – восклицает Лиам, вытирая глаза от слез.
Найл стоит, гордо улыбаясь.
– А ты, Луи, кто? Небо?
– Я – блеск! – объясняет Луи, сдувая с ладошки небольшую горсть.
– Можно мне немного? – спрашивает Зейн, и да, он определенно пьян, но Луи нравится такой Зейн, он кладет пару горстей блеска в карман Зейна, от возбуждения предстоящего он улыбается еще шире.
– Готовы к ночке, парни? – кричит Луи, Лиам наливает Зейну очередной бокал вина, глаза все еще блестят от истерического смеха.
– Я готоов, – пропевает Найл, хлопая ладонями над головой, и Лиам протягивает бокалы вина другим.
– Тост! – провозглашает он, они вчетвером стоят в маленьком кругу, переполненные алкоголем и радостью. – За лучший Хэллоуин!
– Ура! – кричит Луи, и они смеются, отпивая вино; терпкая жидкость плавно течет по пустым глоткам.
Затем открывается дверь.
И заходит Гарри.
– Я здесь, мы можем идти, – здоровается он, самодовольно ухмыляясь, медленно блуждает взглядом и оценивает каждый костюм.
– О, правда? Какое счастье, – говорит Луи и закатывает глаза, но своей улыбкой на лице показывает, что говорит, не пытаясь обидеть, Гарри одет в черный бархат, туфли на каблуке, он похож на кого-то типа Дракулы.
Гарри едва реагирует на его слова, подходит ближе к группе, улыбаясь уголком губ.
– Зейн, прекрасно выглядишь, – мурлычет он, целуя Зейна в губы, потом плавно подходит к Лиаму. – Ты в этом быстро вспотеешь, милый. – Он скользит пальцем по повязке на его глазу, затем поворачивается к Луи. – Ты выглядишь неряшливо, – говорит он (как грубо) и замирает, посмотрев на Найла, который ожидающе стоит в своем нелепом наряде, сложив руки перед собой. – Я… даже не знаю, что сказать, – заключает он, и из-за этого все остальные снова смеются.
– Кто же ты? – спрашивает Луи, осматривая костюм Гарри (что-то из конца девятнадцатого века, в викторианском стиле, с малиновым шарфом, тростью, и зеленой гвоздикой, прикрепленной к петлице). Волосы сильно кудрявятся и красиво блестят, подняты кверху, оставляют лоб открытым, и Луи практически готов поклясться, что он накрашен тушью и еще, может, подводкой. И словно красным блеском. Но все же, Луи на счет Гарри никогда не уверен, так как генофонд в свое время сильно подлизался к Гарри, щедро одарив его.
– Ты – вампир! – предполагает Лиам, Зейн фыркает и подносит руку ко рту, чтобы скрыть улыбку, появившуюся на лице, когда он прочитал ужас на лице Гарри.
– Я – Дориан Грей, – говорит он так, будто непризнание этого персонажа – самая страшная ошибка в мире, он отворачивается и поднимает подбородок в знак того, что обиделся, сильно вцепляется в трость.
– Из книги Оскара Уайльда? – спрашивает Луи, хвастаясь своими справочными знаниями, которые он получил с их занятий. Потому что “Портрет Дориана Грея” – любимый роман Гарри, и Луи уже давно успел поверхностно познакомиться с книгой и услышать хвалебные дифирамбы. Вот только ему обидно и совсем не нравится то, что Гарри идентифицирует себя с этим персонажем из всех ему известных. Он что, не мог стать кроликом?
Но плевать. На дворе Хэллоуин, все счастливы и выглядят невероятно.
Гарри поворачивается и смотрит на него.
– Именно, – спокойно говорит он, и, может, у Луи играет воображение, но ему показалось, что он слышит в голосе Гарри гордость.
– Господи, – Найл закатывает глаза. – Блять, ну конечно, кого еще ты мог выбрать, кроме как персонажа книги.
– Не просто книги! – протестует Гарри и как обычно хмурит брови.
Зейн слабо улыбается, возвращая руку на спину Лиама.
– Это великолепная книга, Гарри. Но нам лучше поторопиться. Иначе я опоздаю на собственную вечеринку.
– Ну, чтобы этого избежать, нужно выйти прямо сейчас, – предлагает Луи.
И они выходят, рассыпая блестки на пол, стуча каблуками, шурша накрахмаленной одеждой, оставляя за собой запах продуктов для волос и дешевой косметики, и с будоражащим чувством, что ночь принадлежит им.
***
В первый раз в жизни они не берут антикварную машину – Луи успешно убедил Зейна поставить машину в гараж на зимнее время и использовать более практичный и теплый автомобиль – но на улице удивительно приятно, голую кожу слегка покалывает от ветра, но достаточно тепло для того, чтобы блуждать по улицам без жакета. И Луи снова хочет, чтобы они сели в старую машину с открытым верхом, ехали по дороге и позволяли ветру облизывать их губы.
Но достаточно и лимузина, в котором предлагается тыквенное вино, налитое доверху бокалов, расплескивающееся им на руки и заставляющее их смеяться во весь голос.
– Найл, мы пойдем на ‘сладость или гадость’! Я готов! – восторженно кричит Луи, Зейн, улыбаясь, качает головой, Лиам практически визжит, Найл смеется, соглашаясь, и Гарри поднимает брови.
– Я не люблю сладкое, – он тянет слова.
– Значит мне больше достанется! – радуется Луи, прежде чем Найл щипает его за руку.
– Делись.
– Я всегда делюсь, приятель.
Найл улыбается шире и наваливается на Луи, занимая своей коробкой половину машины, Луи смеется и приобнимает Найла. Ночь из алкоголя и чоканья бокалов начинается.
***
– Охуеть, – вылетает изо рта Луи, когда он заходит в холл отеля.
Великолепно, словно они попали в какую-то сказку: сводчатые черные потолки и медленно мерцающий лиловый свет. Паутина висит на дверных проемах, по углам, везде, где позволяет пространство, Луи приходится наклониться у входа, чтобы не запутаться в ней блестящими волосами. Черно-оранжевый серпантин (или это полоски атласа?) свисает с потолка, красуясь своей бесконечной длиной, щекочет поднятые вверх руки гостей, которые они поднимают, чтобы не опрокинуть напитки в их руках. Посередине холла – огромная чаша с пуншем, в которой мерцает зловещий фиолетовый напиток, чаша окружена нескончаемым количеством хрустальных темных чашек, официанты, одетые как полуголые мумии, изящно двигаются, предлагая на потертых ржавых подносах подозрительно выглядящие шоты с глазными яблоками, которые словно поплавки на море плескаются в бокалах, изящно украшенные петифуры, капкейки в виде пауков и отрубленных рук, каучуковых насекомых.
Это не просто великолепно, это, блять, идеально.
– Охуеть, – повторяет Луи и смотрит на Зейна, тот улыбается ему, оценивая реакцию.
– Тебе нравится, Луи? – спрашивает он, Лиам тоже радостно улыбается, обвив руки вокруг талии Зейна.
– Еще спрашиваешь, Зейн! – в недоумении открывает рот Луи, и парни широко улыбаются.
– Зейн Малик! Он здесь! – внезапно кричит девушка, и приливная волна тел бросается на них, отталкивая Луи в сторону, они все галдят и пыхтят, пытаясь самыми первыми и громче всех докричаться до Зейна и сообщить ему о его навыках устраивания вечеринок и похвалить шикарный интерьер.
– Ладно, – кричит Луи, увидев Найла, который едва балансирует в толпе своим квадратным телом. – Пойдем нахуй от этой толпы. – Он хватает Найла за картон и вытаскивает его из тел, давящих на него словно тиски, выискивает Зейна с Лиамом, теперь полностью пропавших под волной людей, и бросает быстрый взгляд на очаровательно улыбающегося Гарри, который уже нашел себе мальчика и сейчас маняще гладит его за локоть.
Но Луи трясет головой, избавляясь от мыслей, и тащит Найла к чаше с пуншем.
***
Оркестр на вечеринке играет тематически пугающую музыку на скрипке примерно часа два, она придает всему окружению более атмосферный вид, обеспечивая приличное и адекватное поведение на весь вечер Хэллоуина.
За это время гости общаются, перекидываются номерами, чокаются и фотографируют костюмы друг друга, хвалят за хорошо проделанную работу.
Луи крутится вместе с Найлом рядом с пуншем и судит костюм каждого мимо проходящего человека (кроме костюма человека-паука – вот он крутой).
– Не понимаю, нафига она вообще юбку надела. Могла бы немного сэкономить и просто надеть корсет, разницы нет, – говорит Луи, делая глоток из чашки, Найл смеется на фоне, слушая еще один комплимент от прохожего.
Найл получил четырнадцать комплиментов, Луи – девятнадцать. Не то чтобы Луи считает, но если бы считал, он бы определенно выиграл.
В конце концов, Зейн, Лиам и даже Гарри выныривают из толпы, улыбаясь и держа в руках бокалы с алкоголем.
– Было весело, – Лиам растягивает губы в широкой улыбке, показывая белые зубы, еще ярче сверкающие из-за черного света.
Гарри подносит напиток к губам, оглядывая толпу.
Луи пытается на него не смотреть.
– Не хочешь потанцевать? – внезапно спрашивает Зейн Лиама. – Оркестр скоро уйдет и не думаю, что после него будут медленные песни.
Все удивленно смотрят и понимают, насколько пьян Зейн. Потому что именно он уверял, что никогда не танцует и всегда становился болезненно бледным, когда дело касалось даже упоминания о танцах.
– Вы, двое, веселитесь, – улыбается Луи, хлопает их по спинам, Лиам смотрит на него широко открытыми глазами, пока улыбающийся Зейн ведет его на танцпол.
Зейн лениво им машет, Лиам перенимает инициативу на себя и охотно ускоряет шаг, трое парней смеются – ну, Гарри ухмыляется – наблюдая за ними, затем наполняют бокалы пуншем.
– За Канун Дня всех святых, парни, – провозглашает Луи. – Найлер, – он кивает, стукаясь с ним бокалом. – Кудряшка, – говорит он, его взгляд задерживается на Гарри, когда они стукаются чашками, Гарри рассматривает его, лицо не выражает ни единой эмоции. Это, конечно, не необычно, но серьезно? Он мог хотя бы кивнуть.
Они пьют, Найл запрокидывает чашку как шот, выпивая до капли, Гарри деликатно отпивает.
– Сегодняшняя ночь обещает быть невероятной, – улыбается Найл во все тридцать два, ставит чашку и кивает красивой блондинке, разодетой как бабочка.
– Люблю Хэллоуин, – задумчиво говорит Луи, осматривая окружающую его обстановку.
– А как его можно не любить? – бормочет Гарри приторным, томным голосом. – Ночь, когда тебе дается возможность притворяться, кем захочешь. Это совершенство.
– Забавно, что из всех персонажей ты выбрал Дориана Грея, – говорит Луи, наблюдая, как Гарри высматривает кого-то в толпе. – Немного трагичный финал, не думаешь?
Гарри пожимает плечами, Найл и бабочка начинают первый этап своего брачного танца.
– Зависит от того, что считать трагедией.
Ох, господи.
– Давай сегодня обойдемся без твоих грустных и поэтичных слов, Кудряшка. Хэллоуин же, у нас в руках время всей Вселенной, и я – блеск, мать твою! Так что не хандри, окей? – просит Луи, указывая пальцем Гарри в лицо.
Тот поднимает брови, избегая пальца Луи, и мурлычет:
– Конечно, – но он звучит неискренне, вообще кажется, что Гарри особо не слушал его, но теперь он хотя бы ухмыляется не так, словно его заставили, он касается Луи, размахивая тростью. – Ты очень командовать любишь, знаешь?
– Знаю.
– Мне не нравятся командующие люди.
– Мне тоже.
– Ты себя не любишь?
Луи смотрит Гарри в глаза, широко улыбаясь.
– Я обожаю себя, – он акцентирует внимание на глаголе и бросает в воздух блеск.
Гарри закатывает глаза, бархатная гладкая ткань пиджака и приглушенный фиолетово-черный свет подчеркивают бледность его кожи, контрастируют с тенями под глазами.
– Знаешь, думаю, ты нам надоел. Зейн так сказал. Он слишком вежливый, чтобы сообщить тебе об этом, поэтому это делаю я. С тобой было весело. Удачи во всех начинаниях.
Луи снова дико улыбается, кидает блеск на волосы Гарри, тем самым заставив его вздрогнуть и потрясти головой.
– Странно, потому что он уже пригласил меня на завтрашний ланч!
Гарри плюется, когда блестки попадают ему на губы, они также цепляются за ткань пиджака.
– Не так ли, – грозно отвечает он, испепеляющим взглядом смотрит в сторону Луи и вытирает тыльной стороной руки рот.
– Ага. Придумай что-нибудь получше. От меня так просто не избавиться. – И восхищенно ухмыляясь, Луи ударяет его по яйцам.
Гарри сгибается пополам, одной рукой схватившись за больное место, другой ухватившись за стол с пуншем для поддержки.
– Ты, блять, варвар, – рычит он сквозь сжатые губы, глаза зажмурены. – Я больше никогда не буду с тобой заниматься.
– Я тот, кто есть, пирожочек, – улыбается Луи и хлопает его по спине. – И подумай об этом – не важно, что сегодня ночью случится, ты все равно будешь чувствовать себя лучше, чем сейчас!
И Гарри хочет ответить, все еще наполовину согнут он вытягивает руку, но Луи отпрыгивает и смеется, внезапно через динамики врывается музыка, и появляются Зейн с Лиамом.
– Это было так романтично! Вы видели нас?? Вы фотографировали? Или видео, снимали видео? – возбужденно кричит Лиам, Зейн подходит к Гарри, интересуясь, что случилось, на что у Луи вырывается непрошенный смех.
– Прости, Ли. Не фотографировали. Но это неважно, потому что у нас есть наша память. А теперь пойдем выпьем и будем танцевать, пока не умрем! – пропевает Луи, поднимает руки вверх, раскидывает блестки, переваливающиеся под приглушенным светом ламп, Гарри трясет головой и идет за ними, наконец в силах выпрямиться.
***
Остаток ночи яркий и темный одновременно, на вкус как тыквенная водка, на запах как новая машина и парфюм, и по ощущениям словно горячая летняя ночь.
Луи прыгает под каждую песню, взрывающую стерео, кидает блестки в напитки Найла каждый раз, когда он не смотрит (и Гарри из-за этого реально смеется, но он пьян, и Луи не уверен, считается ли это) и бесконечно себя фотографирует, потому что, нужно признать, он выглядит эффектно.
Как-то Луи замечает, что Гарри время от времени достает перьевую ручку, пишет что-то на салфетках и бумажках и украдкой кладет их в чужие карманы. Один листок он кладет в сшитые на заказ брюки Зейна, пока тот разговаривает с пьяными девушками, и Луи хочет спросить его, но по ушам начинает бить знакомая мелодия.
Самая нелепая песня в мире, и в трезвом состоянии Луи бы сморщил нос, услышав мотив, но сейчас он пьян, и сейчас ночь, и Луи кричит-поет:
– She’s up all night ‘till the sun, I’m up all night to get some, she’s up all for good fun, I’m up all night to get lucky! – танцует вместе с Найлом, подняв кулаки в воздух.
Они поют впятером – даже Гарри, на удивление, без своих поклонников, вскидывает руки в воздух как принцесса, без умолку хихикает – танцуют в кругу, состоящем только из них, и смеются, перекрикивая слова.
– We’re up all night to get lucky! We’re up all night to get lucky!
Они сталкиваются друг с другом, громко кричат и смеются, и пьяно поют, и поют, и поют.
– We’re up all night to get lucky! We’re up all night to get lucky! We’re up all night to get lucky! We’re up all night…
Им весело, смешно, громко, это выматывает их и наверняка выглядит неловко со стороны, но им плевать, Найл вращается, задевая всех своей коробкой, Лиам притворяется, что у него деревянная нога, Зейн, наконец поймав Найла, бегающего вокруг и притворяющегося, что убивает всех вокруг, и выхватив пистолет, ритмично кидает оружие в воздух и ловко ловит его, но пьян, пьян так же, как и в то время, когда его вырвало на слиперы Луи.
И так здорово. Так круто.
Даже Гарри остается с ними, игнорируя тела, цепляющиеся за него, прижимающие губы к его жакету в районе спины и лопаток, и в конце концов они уходят, понимая, что здесь больше ловить нечего.
Луи широко улыбается, поет, разбрасывает блестки, сквозь смех половину проглатывает, и музыка кричит, будоражит кровь в венах и делает шоты вкуснее.
– We’re up all night for good fun! We’re up all night to get lucky…
***
– Я пойду принесу попить! – Луи кричит Найлу (оккупированному двумя милыми брюнетками, одетыми как котята, бабочка давно куда-то исчезла), разворачивается и идет вперед к чаше с пуншем, по пути он видит Зейна с Лиамом и машет им.
Ночь просто прекрасна. Он столкнулся с волками, пожарными, волшебниками, даже с Невероятным Халком, истратил почти все блестки, сделал невероятные фотографии, уговорил диджея играть Get Lucky в течение двадцати минут, чем немало порадовал всех остальных.
Можно записать эту ночь одной из самых успешных ночей в жизни Луи.
– Простите, – бормочет он, спотыкаясь о ноги пришельца, и наконец-то, наконец-то достигает стола с пуншем, оглядывает его в надежде найти хоть одну полную бутылку воды. Слава богу, одна попадается, он запрокидывает ее и большими глотками поглощает содержимое, когда он убирает бутылку, его глаза слезятся, а по подбородку капает, зато теперь не кажется, что во рту пустыня.
Он хочет вернуться, снова забросить себя в хаос – Зейн “отстреливает” группу футболистов своим пистолетом, и Луи не может это пропустить – но замечает стройный силуэт у входа, обрамленный ночным небом, одинокий и неподвижный. И Луи внезапно не может двигаться, куда ушел Гарри? Это он там стоит?
Больше не колеблясь, ноги несут его вперед, с каждым шагом сближая с одинокой фигурой, Луи пьян, поэтому думает, что они уже достаточно хорошие друзья, и не будет странно, если он подойдет к нему, не будет неловко. В конце концов, он и раньше к нему подходил. Бессчетное количество раз. Ничего нового.
– А вот и он, – пьяно пропевает Луи, когда удостоверяется, что это действительно Гарри, тот не показывает вида, что заметил Луи, он сжимает крохотный стеклянный бокал пунша, ноги сведены вместе, оборки костюма освещаются лунным светом.
– Что делаешь? – спрашивает Луи, ожидая, что Гарри на него посмотрит.
Он не отвечает, лишь томно моргает.
– На что смотришь? – пробует Луи снова, убирает волосы из глаз, из-за чего на мягкий бархатный пиджак Гарри сыпется немного блесток, небо сливается с костюмом Гарри, проглатывает его своей ночной мрачностью.
– На небо.
Ура. Прогресс.
Луи вздыхает, голова гудит и он пытается вспомнить, было ли также трудно разговаривать с Гарри ранее. Вроде бы, да, так было всегда.
Между ними мирное молчание, наполненное только ветром снаружи и обрывками фраз, когда люди проходят мимо, Гарри смотрит наверх, Луи смотрит на Гарри.
– Что ты писал? На бумажках, которые засовывал в карманы других людей? Я видел, как ты положил одну к Зейну. Кстати, не думаю, что он заметил, – говорит Луи заплетающимся языком, непрерывно смотрит на парня перед ним и замечает, что на том кошачьи ушки, их почти не видно из-за кудрей, и большие размытые мазки теней вокруг глаз, черные и блестящие. Выглядит вроде бы красиво, а вроде и нет, но Луи слишком пьян, чтобы думать об этом.
– Цитаты, – отвечает Гарри в небо.
– Цитаты Оскара Уайльда?
– Цитаты Дориана Грея.
– Оу, – говорит Луи, играя с блестками в своем ведре. – Одно и то же, разве нет? Но это умно́.
Гарри пожимает плечами.
– Они что-нибудь означают? Или ты выбрал случайные цитаты? – интересуется Луи, пытаясь заглушить отрыжку и оставаться собранным и хорошим собеседником, алкоголь течет по венам, бурлит в животе и размывает зрение. Он пытается быть серьезным, вести себя как трезвый. Потому что с Гарри хоть раз нужно нормально поговорить.
– Да, я выбирал их намеренно, – отвечает он и сводит губы в линию, поясняя, что разговор закончен.
Облака плывут над луной. Очень подходят атмосфере праздника.
– Кажется, я рассыпал блестки по всему твоему телу, – отмечает Луи, наблюдая за блестящими точками, сверкающими на коже Гарри под бледно-голубым светом.
Гарри снова пожимает плечами, на этот раз потягивая пунш.
Луи переставляет ногу, странно себя чувствуя – сейчас он должен веселиться, а не разбираться с полнейшим торнадо, по-другому которое можно величать дружбой Луи и Гарри, но в то же время ему хочется понять его хоть немного – он наклоняет голову, пытаясь разглядеть лицо Гарри полностью, а не профиль.
– Тебе весело? – в последний раз пытается он.
Гарри медленно поворачивается лицом к Луи, скривив лицо в фальшивой улыбке.
У Луи в горле встает ком.
Блять. Опять вернулись к началу.
Но произошло все не так драматично, как ожидал Луи, глаза Гарри в тени и не видны ему, он просто тихо повернулся и слился с толпой одним легким движением, Луи ответа так и не услышал.
И Луи до сих пор пьян, жизнь до сих пор кажется забавной, Гарри Стайлс до сих пор кажется непреодолимым барьером, нерешаемой проблемой, Луи избавляется от ненужных мыслей, странного чувства дискомфорта и, найдя глазами танцующую коробку молока, направляется к ней.
***
В несусветную рань они возвращаются домой на машине с шофером Зейна, и это первый раз, когда Гарри едет домой с ними, еще и один, не в сопровождении очаровательного поклонника – и Луи бы удивился еще больше, если бы не был настолько пьян.
Они высаживаются из автомобиля, преследуемые запахом пота и алкоголя, холодный ветер облизывает мокрую кожу, заставляя покрыться ее мурашками. Сон тяжелит конечности, их голоса становятся тише, движения – медленнее; даже Лиам молчит, щекой опираясь о плечо Зейна, стеклянным взглядом смотрящего вдаль и медленно, очень медленно моргающего.
– Я домой, ребят, – объявляет Найл сразу же, как только его ноги касаются территории школы. – Мне надо снять с себя эту хуету. И нужен душ. И сон. – Не дождавшись ответа, Найл устремляется в сторону квартиры, один.
И Луи был бы в ярости – Найл снова бросает его, небрежно забывает о его существовании – но в голове все еще шумит алкоголь, небо манит своими блеклыми, еще не утренними красками, он пошатывается, стоя на месте, машет удаляющейся фигуре Найла – подпрыгивающей вверх и вниз картонке из-под молока.
