Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)
– Ну как здесь можно устоять?
– Мой папа работал с Полом Маккартни.
Луи закатывает глаза, игриво ударяет Гарри в грудь.
– Не рисуйся. Все эти ваши пафосные делишки богатеньких детей и отцы поп-звезды… Просто – не надо, – но он улыбается, и Гарри выглядит расслабленно, благодарно и совершенно прекрасно. – Давай тогда закончим мою домашку? – продолжает Луи, целуя Гарри в нос. – Ты почитаешь мне дерьмовую пьесу, а я тебе что-нибудь у Китса. Согласен? Может хотя бы тогда мне не захочется выдрать себе волосы.
Гарри смеется, низко, сладко и неуклюже, перемешивается с паром от чая, заседает в легких Луи вместо воздуха.
– Согласен, – довольно соглашается он. Он останавливается, всматривается Луи в глаза. – И. Спасибо.
Луи поднимает брови и подбирает “Эндимона”.
– За что?
В ресницах Гарри путается вечернее солнце, когда он моргает; теплый мягкий взгляд подпаляется огнем.
– За то, что это ты.
А теперь, похоже, горит Луи, но он не показывает этого внешне, лишь кивает, пожимает плечами и нахально улыбается, невинно моргая.
– Вопросов нет, – ласково говорит он, Гарри хихикает и обнимает Луи, остаток ночи они проводят в книгах, шепоте и луне, поднявшейся в небо.
**
У Гарри по-прежнему бывают плохие дни.
Об этом можно понять, когда его смски короткие и равнодушные. Когда он не кидается в объятия Луи сразу же, как зайдет в квартиру и взмахнет своими кудряшками. Когда он не ходит за ним по пятам, и не гладит, и не целует его руки, и не играет на пианино, улыбаясь такой улыбкой, что осветляет даже мрачные потрескавшиеся половицы.
Он становится тихим, поникшим, как будто укрывается собственной тенью.
Луи ненавидит такие дни. Потому что видеть такого Гарри больнее всего, его беспокоят такой Гарри и такие дни, и он даже толком не может объяснить почему.
Просто ненавидит и все.
– Я нашел одно место, – как-то говорит Гарри, когда они ходят между проходами антикварного магазина. – Для жилья.
Чайнички на полках запыленные, книги хрупкие, пожелтевшие, и патефон в углу периодически потрескивает, когда игла царапает винил. Гарри утверждает, что рай на небесах выглядит именно так, а Луи просто находит атмосферу этого магазинчика очаровательной—хотя неохотно и в тайне от Гарри, потому что его улыбка и так уже достаточно самодовольная, не всегда же ему выходить победителем.
– Да? – с искренним интересом спрашивает Луи, рассматривая фарфоровую керосиновую лампу. – Ты думаешь о его покупке?
Гарри молчит, кусает губы и изучает небольшую позолоченную музыкальную шкатулку, на крышке которой нарисована витая живопись эпохи Возрождения.
– Уже купил.
Оу. Окей, вот это сюрприз.
– И участок рядом с домом отца? – спрашивает Луи, морща лоб.
Он уже купил? Серьезно? Почему не сказал Луи?
– Не совсем, – отвечает Гарри. Он ставит музыкальную шкатулку на место и, прежде чем пойти дальше, задерживает на ней взгляд.
(И Луи, конечно же, как только Гарри отворачивается, берет и прячет ее за спину.)
– Он, эм. Возле Донкастера, – говорит Гарри быстрым, беспечным голосом.
Из-за чего Луи как вкопанный останавливается.
– Что?
Сердце схватывает острой резкой болью.
Гарри сглатывает, на лице написана вся тревога и неуверенность.
– Я могу изменить решение.
– Изменить решен– ?
– Это было глупо, – перебивает Гарри и идет к выходу, не смотря на Луи. – Я позвоню и отм—
– Во-о-оу, Кудряшка, воу,– Луи хватает его за жакет. – Нет, совсем нет. Нет—наоборот, вовсе не глупо! Пиздец… это же охуительно! Честно, – он улыбается, пытается переварить и впитать в себя услышанное. Гарри переезжает ближе к нему?
Он не во сне?
Луи широко улыбается, позволяя реальности с головой его поглотить. – Охуительно, – повторяет он и тянет Гарри на себя. Улыбаясь как безумец, он берет его лицо в свои ладони и притягивает его еще ближе для поцелуя, выражающего восторг—это больше похоже на зубы Луи, нежно проходящие по губам Гарри, чем на поцелуй, но все же.
Гарри в ответ улыбается, взгляд становится мягким. Но его собственные губы не двигаются, все еще парализованы недавней тревогой. Он очень неуверенно кивает и делает шаг назад.
Луи не обращает внимания на его поведение и отбрасывает беспокойство в сторону, потому что, господи, Гарри переезжает ближе к нему… а еще ему нужно купить шкатулку. Поэтому, целуя его еще раз, он шлепает Гарри по заднице и с небрежным:
– Подожди меня снаружи, я схожу в туалет, – смотрит, как Гарри кивает и уходит, плечи напряжены, подолы пальто развеваются, когда он спускается по лестнице.
Улыбнувшись себе под нос, он идет к прилавку и ставит золотой ящичек на стеклянную поверхность.
Дама за прилавком улыбается, спуская на нос синие очки и сверкая надетыми ювелирными украшениями под светом ламп.
– Только это, милый?
Луи улыбается, еле сдерживается, чтобы не подпрыгнуть, и достает бумажник из заднего кармана.
– Только это, – до боли в щеках растягивает улыбку.
*
Остаток дня Гарри сам не свой.
Луи внушает себе, что это всего лишь игры его воображения – то, как дрожит улыбка Гарри, то, как бегает его взгляд, и даже то, что он не держит руку Луи так же часто, как обычно. Но под конец дня, когда они уже готовы выйти, чтобы пойти поужинать с парнями в ресторане, и Гарри бормочет, что ему хочется остаться и побыть одному, Луи признает поражение.
– Окей, что случилось? – вздыхает он, сразу же закрывая дверь. Потому что нет, без Гарри он определенно никуда не пойдет, по крайней мере, не при таких обстоятельствах.
Гарри отмалчивается и бредет в свою комнату.
Луи закатывает глаза.
– Кудряшка, – зовет он, начиная раздражаться, и следует за ним. – Даже не пытайся избежать разговора. У тебя все на лице написано. Что случилось.
– Ничего, – лжет он и садится за пианино. Опускает взгляд на клавиши, но руками не двигает – висят по бокам.
Луи громко вздыхает и садится рядом с ним, пододвигаясь. Натягивая терпеливую улыбку, он берет руку Гарри в свою и переплетает пальцы. Его кожа всегда такая холодная. Такая нежная, бледная, фарфоровая по сравнению с чуть ли не горячей ладонью Луи.
– Что случилось? – снова спрашивает он, гораздо мягче, потирая большим пальцем костяшки руки Гарри.
Наступает мертвая тишина, Гарри лишь разглядывает пальцы Луи.
– Дело в квартире, я угадал? – предполагает Луи, изучая поникшее выражение лица Гарри. – Ты жалеешь о ее покупке.
Гарри молчит.
Внутренности Луи сворачиваются в трубочку.
– Ты не хочешь жить так близко ко мне и моей семье, – продолжает он ровным тоном. Пытается сохранять голос спокойным, отстраниться от чувств, наплывающих на него, но…
Но он Луи, он по-другому не может.
– Нет, вовсе не в этом, – мгновенно вставляет Гарри и впивается в Луи умоляющим взглядом широко открытых глаз. – Не в этом, – подчеркивает он и сжимает руку Луи.
Его внутренности слегка разжимаются.
– Тогда… – тихо говорит Луи, тычась подбородком Гарри в плечо, заставляя его слегка улыбнуться. – В чем?
Гарри сглатывает.
– Мне не кажется это хорошей затеей.
Ох, нет, показалось. Внутренности снова—и еще больнее—сворачиваются.
Но Луи только сглатывает, не показывая на лице эмоций.
– Почему?
– Потому что тогда… – Гарри замолкает, поворачивает голову к окну, хмурит брови. – Тогда будет все… серьезно? Надолго? Я не знаю.
Блять. Что опять кольнуло сердце Луи, очередное копье?
А, нет. Это Гарри Стайлс.
– И ты этого не хочешь, – заканчивает Луи, голос срывается.
Пиздец.
Пиздец пиздец пиздец.
– Нет, я хочу, – тихо говорит Гарри, все еще смотря в окно и хмуря брови. – Хочу, – нежно повторяет он. – Но я не знаю, нужно ли это тебе.
Господи-боже, сколько можно.
Зато хотя бы есть воздух.
– Окей, Гарольд Кудрявый Стайлс, или как там тебя зовут. Слушай сюда, – говорит Луи, расслабляя плечи. Хватка за руки Гарри усиливается, когда его губы дергаются в ухмылке от прозвища. – Хватит постоянно это делать, окей? Хватит делать то, что ты вечно делаешь – решаешь за меня. Да, постоянно. Хватит. Я люблю тебя. Сильно. Даже слишком сильно. Планирую ли я продолжать тебя любить в ближайшем времени? Да. Планирую ли я продолжать тебя любить всегда? Да. Теперь понимаешь, как хреново это выглядит? Понимаешь, почему твоя борьба против нас – очень неудобное и бесполезное действие? Я безжалостен, я упрям, и я всегда выигрываю, Гарри, всегда. Так что дай мне любить тебя, такого большого болвана, и переезжай жить рядом со мной, чтобы я смог обнимать, хотеть и целовать тебя каждый день, окей? – напоследок улыбаясь, он притягивает Гарри ближе и целует его в щеку. Гарри хихикает—Луи почему-то кажется, что он похож на мармеладку или леденец—и застенчиво смотрит вниз. Луи поворачивает указательным пальцем его голову к себе. – Окей? – ласково и улыбчиво повторяет он.
Гарри улыбается, мгновенно расслабляется, как только смотрит Луи в глаза.
– Я к такому не привык, – бормочет он спустя пару секунд. – Я боюсь, что делаю все неправильно.
Луи выдыхает смех под нос.
– Ты сам как чувствуешь? Ощущается, что ты все делаешь правильно?
Гарри пожимает плечами, не отрывая взгляда от Луи.
– Да. Думаю, да.
– Значит ты все делаешь правильно.
– Так просто? – спрашивает Гарри, и он выглядит таким маленьким, красивым и маленьким, вздыхающим и прижимающимся к Луи, кладущим свою голову на его плечо.
Луи как будто начинает таять, обнимая своими руками его длинное гибкое тело.
– Так просто, – шепчет он обещание в волосы.
Наступает сладкая минута молчания, наполненная их дыханием.
– Значит, все, ты съезжаешь, – подытоживает Луи. Он улыбается сквозь слова, улыбается, потому что Гарри меняется, потому что наконец-то все становится хорошо. – Официально. От своего отца.
Он чувствует, как Гарри кивает.
Тишина.
Гарри играет с отверстием кардигана Луи.
Луи целует его в макушку.
– Я горжусь тобой. Ну, я всегда горжусь тобой, но сейчас? Сейчас я горжусь тобой еще больше. Ты все делаешь правильно, Гарри. И я понимаю, что это дается нелегко.
Он чувствует, как Гарри сглатывает.
– Спасибо, – тихо говорит его голос.
– Мы можем его часто посещать, если хочешь. – говорит он, путаясь пальцами в волосах Гарри и поглаживая его кожу. – Сколько захочешь.
Гарри сразу же поднимает свою голову и смотрит на Луи.
– Правда? – удивленно спрашивает он. – Ты—ты хочешь встретиться с моим отцом?
Луи улыбается, очень, очень нежно.
– Конечно. Я хочу встретиться с ним много раз.
Губы Гарри растягиваются в широкой улыбке.
– И ты будешь ездить к нему со мной? Честно?
– Честно.
Его улыбка способна обеспечить электроэнергией весь мир на следующую Золотую Эпоху.
Он кладет голову обратно на Луи, улыбаясь и наконец-таки полностью расслабляясь.
– Спасибо, спасибо, – вздыхает он, переплетая свои ноги с ногами Луи в лодыжках.
– Всегда пожалуйста, Кудряшка, – отвечает Луи. И вспоминает. – О, кстати. У меня для тебя подарок.
Он сразу же выпутывается из объятий Гарри и идет в другую комнату, где бережно достает музыкальную шкатулку.
На лице моментально появляется улыбка.
– Подарок? – он слышит вопросительный тон Гарри из другой комнаты, слышит его приближающиеся шаги, заставляющие Луи рассмеяться.
– Ты должен был оставаться в той комнате, чтобы я мог подарить тебе подарок как полагается, – со смехом выдыхает Луи, когда Гарри буквально подпрыгивает к нему, из-за чего на лоб и глаза падают кудри.
Его лицо такое невинное, яркое и беззастенчиво заинтригованное.
– Как я могу стоять на месте, если мне был обещан подарок?? – восторженно спрашивает Гарри. – J’adore les cadeaux.*
– Эм, oui. Je m’appelle Louis. Comme ci comme ça. Voulez-vous coucher avec moi ce soir? – по памяти говорит он, и Гарри смеется.
– Ты хотя бы понимаешь, что говоришь? – он широко улыбается, бегает взглядом по телу Луи в поисках его ‘cadeau’, которое Луи предпочитает называть по-простому: подарок.
– Конечно. Я сказал, как меня зовут и кое-какие еще важные слова. Я свободно говорю на всех языках, как Дамблдор, – продолжает Луи, и Гарри снова смеется, кладет ладонь Луи на грудь. – Ладно, держи, – говорит Луи, как только видит его щенячьи глазки.
Он достает шкатулку, и при свете комнаты ее резьба ярко сверкает.
Глаза Гарри выпучиваются, рот от удивления открывается.
– Как ты узнал… – начинает он, и Луи щурится.
– В тот вечер я был с тобой, придурок!
– Нет, я знаю, но… как ты узнал, что я хочу ее? Я же не говорил об этом… – он осторожно берет шкатулку в руки, пальцами поглаживая гладкую поверхность, и поднимает глаза на Луи. – Как ты узнал?
Ох.
Луи пожимает плечами, слегка смущаясь.
– Не знаю. Угадал? Ты довольно очевидный, Кудряшка. Тебя… легко прочитать, мне, по крайней мере.
Гарри улыбается шире и опускает голову, открывает коробку и заполняет комнату тихой звенящей песней.
– Она идеальна, – говорит он, его баритон смешивается с нежными звуками песни. – Спасибо, Луи. Спасибо большое, – его улыбка сияет, и Луи не может не улыбнуться в ответ так же широко.
Луи так сильно любит Гарри.
– Окей, все, – говорит Луи после того, как Гарри расцеловывает все его лицо легкими поцелуями и проигрывает песню в который раз (нет, она совсем не раздражает, нисколько). – Пойдем поужинаем с другими придурками. С тех пор как Лиам ушел, Зейн стал таким бешеным. Нелегко сейчас Найлу, наверное.
Гарри вскидывает брови, закрывая шкатулку и прижимая ее к себе рукой.
– Зная Найла, Зейн сейчас наверняка очень пьян и влюблен в весь мир. Даже такой суровый ветер, как Зейн Малик, не сможет противостоять вечному яркому солнышку, такому, как Найл, – говорит он, надевая большую шляпу с большим цветком, вплетенным в ленту.
– Поэтично, – ухмыляется Луи, он замечает шкатулку в его руках только тогда, когда открывает дверь. – Пиздец, ты берешь ее с собой?
– Конечно беру, – сразу же защищается Гарри, обиженный одной только мыслью об обратном. – И меня зовут не “Пиздец”, – он улыбается так, словно пошутил самую умную шутку на свете, и Луи изо всех сил сдерживает смех, чтобы не поощрять Гарри и подобного рода шутки.
Ох уж этот мальчик.
– Ладно, сэр. Пойдем? – говорит он, предлагая руку.
Гарри улыбается и слегка поднимает свою шляпу, поправляя шкатулку в руке.
– Пойдем, – соглашается он, беря Луи за руку.
**
По традиции в конце семестра устраивается торжественный банкет.
Он проводится в каком-то пафосном элитном отеле—Луи так и не смог запомнить название, потому что для него это звучало как просто сборище звуков, произносимых одновременно—но, в принципе, красоту здания можно сравнить с красотой вселенной: такой же прекрасный, колоритный, пугающий… и немного забитый.
Но здесь бесплатная еда, бесплатная выпивка и довольно приятная обстановка, можно поговорить с профессорами и посмеяться над умными шутками, хоть Луи и кажется все происходящее немного не его атмосферой.
Найл, как и в старые добрые времена, глотает стакан виски за стаканом, окружен седыми розовощекими веселыми мужчинами с дорогущими часами, и Луи даже понять не может, кто смеется громче, их неистовые баритоны перекрывают друг друга, они что-то весело кричат на языке, который Луи не может расшифровать.
Лиам стоит в небольшом кругу вместе с полненькими профессорами—и самыми важными людьми университета—но не кажется, что он не в своей тарелке. Его пребывание в реабилитационном центре было магическом образом сокращено (ох, как же много вещей могут сделать деньги), поэтому он вернулся как раз к тому моменту, когда начались его выпускные экзамены и должен был выйти последний выпуск газеты. Очень удобно. Но он вернулся счастливым, сказал, что реабилитация пошла на пользу и на многое его вдохновила, и сейчас он попивает лимонную воду, трется локтями с Влиятельными и громко смеется над их шутками.
Недалеко от него стоит Зейн. Луи едва не выплевывает все обратно в бокал, когда видит его до жути скучающее лицо. Он окружен толпой девушек, жаждущих его внимания и имени, и профессорами, пытающимися его разговорить; мда, когда твой отец канцлер школы, существуют не только плюсы в виде хороших оценок и статуса любимчика, но и минусы в качестве нежеланного внимания и пустых похвал.
Луи в буквальном смысле едва сдерживает смех. Зейн выглядит так, словно прямо сейчас уснет. Или ударит себя по лицу.
В какой-то момент они встречаются взглядами, и губы Зейна слегка дергаются в улыбке, прежде чем он возвращается к рассматриванию стены, рассеяно кивая девушке, тараторящей ему что-то, видимо, очень важное.
И конечно же Гарри.
Стоит в середине круга с иголочки одетых студентов и преподавателей, восхищает всех каламбурными шутками и природным очарованием, освещает весь зал блестящими от смеха глазами и улыбками, похожими на красивые отравленные манящие яблоки. Он швыряется комплиментами как дождь каплями, располагает всех к себе своими фразами, и просто… Ну. Он любит внимание. Правда любит. И оно любит его в ответ. И Луи только и делает, что восхищается этим.
Что уж там, все, что есть в Гарри, восхищает Луи.
Он позволяет себе немного посмотреть со стороны (избавиться от пустых разговоров, оказывается, так легко, если перестать любезничать и поддерживать беседу ненужными вежливыми словами), затем хватает два бокала шампанского и идет в сторону своего солнца, мимо всех остальных неизвестных планет на той же орбите.
Умудряясь не пролить ни капли, он проталкивается через толпу, игнорируя злые взгляды и раздраженные шипения, все ближе к Гарри.
– … Мне нравится пианино, – слышит он, когда наконец-то пробивается через всех людей. – Когда что-то учишь, нужно делать это под звуки пианино. Даже такие утомительные предметы, как математика, всегда становятся легче, если добавить немного Шопена.
Луи закатывает глаза и встает рядом с ним.
– Мне больше нравится Адель, – говорит он, приковывая к себе все взгляды, сам же смотрит на блондинистое создание, стоящее к Гарри слишком близко и смотрящее на него слишком восторженно. – Но это мое мнение.
Гарри резко поворачивается, глаза начинают сиять сильнее, как только он видит Луи.
– Дорогой, – здоровается он, слишком переполненный радостью. С грацией лебедя (что для Гарри огромная редкость, но все же иногда бывает) он берет руку Луи в свою и целует ее, слегка наклонившись. – Я издалека почувствовал, как надвигается что-то красивое, поднимая пыль. Привет, – улыбается Гарри и выпрямляется, не выпуская руки Луи и словно не замечая смотрящих на них людей—некоторые из них, кажется, скоро выпустят когти и шипы.
Хах. Прекрасно.
– Ага, – выдыхает Луи и слегка двигает своим бедром, задевая Гарри. – Как я заметил, ты заворожил всех гостей?
Глаза Гарри блестят.
– Напротив, любовь моя, это они заворожили меня.
Сгрудившаяся стайка практически расцветает умиляющимся смехом, Луи очень тихо фыркает.
– Именно, – он ухмыляется и встает к толпе спиной. – Итак. Что вы обсуждали? Ничего претенциозного, надеюсь?
– Нет, ты что, – отвечает Гарри, широко улыбаясь и не отводя взгляда от Луи.
– Прекрасно, Гарольд, именно это я и хотел услышать, – с одобрением говорит Луи, чувствуя, как хватка Гарри усиливается.
И вместе они украшают комнату разговорами, разбавляют кислые рожи сладкими улыбками, и хотя Луи в жизни бы не сказал, что ему нравится внимание, особенно так, как оно нравится Гарри, он не может отрицать, что с ним под боком все кажется правильным, и разделять получаемое внимание даже приятно.
Предложения переплетаются, улыбки очаровывают, остаток ночи они проводят, тесно контактируя друг с другом. Луи клянется – все на них смотрят, никто не может оторвать взглядов, и из-за этого по телу пробегает странная дрожь, какая-то странная гордость.
Потому что нет больше “Вон там Гарри Стайлс”.
Теперь это “Вон там Гарри Стайлс и его мальчик”, заставляющие Луи широко улыбаться, потому что он в жизни бы не захотел находиться в другом месте, каким бы оно ни было.
*
Когда они решают пойти обратно в квартиру Гарри, тотально опьяненные шампанским, им приходит в голову идея.
– Мы пойдем прогуляемся! – громко говорит Луи, когда Зейн предлагает свою машину. – Хотим насладиться моментом!
Высоко в небе висит луна и освещает все белесым цветом, алкоголь приятно поет и жужжит в их венах, они идут по сырому от дождя асфальту – все прекрасно.
Ночь теплая и пахнет свежестью. Как будто сам Гарри дышит на всю землю.
– Давай потанцуем, – предлагает он, протягивая руку. – Я хочу потанцевать, Луи.
Луи, не раздумывая, переплетает свои пальцы с пальцами протянутой руки, что блестит как мрамор на фоне бархата ночи, смеется и прижимается к Гарри, поднимая руки в хорошо натренированной позе.
Они танцуют бальные посреди улицы—не боятся машин, не боятся ничего—и Гарри крутит Луи. Крутит его, пока у того не начинает двоиться в глазах от движения, выпивки, смеха и звезд, крутящихся вместе с ними, если запрокидывать голову.
– “Тушите факелы,” – вдруг цитирует Гарри, поднимая голову, они останавливаются, чтобы восстановить равновесие. – “Скройте луну. Скройте звезды.”
– Уайльд? – предлагает Луи, хотя больше это даже не считается вопросом.
Гарри улыбается.
Они продолжают смотреть на небо. У Луи все еще слегка кружится голова и не хватает дыхания.
– Хей, Луи Томлинсон, – внезапно говорит Гарри, разбивая тишину.
– Ммм?
Молчание.
– Давай наперегонки?
На губах Луи дергается ухмылка.
– До куда?
– До того моста, – указывает Гарри, в глазах вспыхивает озорной огонь.
Луи улыбается и срывается с места без предупреждения, даже не ответив.
– Это жульничество! – он слышит, как позади него смеется и кричит Гарри, но сам не останавливается, лишь бежит, бежит, так быстро, как позволяют отполированные оксфорды.
Конечно же Луи выигрывает.
Он достигает моста гораздо раньше, чем Гарри (похоже, Гарри еще и упал, пока бежал, если судить по грязи на его слаксах, но он никак это не комментирует) и бьет себя по груди ладонями в праздновании победы, Гарри истерически смеется, когда останавливается рядом, глаза блестят от восторга.
– Я выиграл, – пропевает он, дразня, и Луи тянет к нему руки, но тот быстро отпрыгивает.
В легкие Луи просачивается холодный воздух, он наклоняется и кладет руки на колени, чтобы восстановить дыхание.
– Хей, Луи Томлинсон, – снова говорит Гарри, между словами танцует его смех.
Луи борется с желанием закатить глаза.
– Ммм?
– Хочешь узнать секрет?
Он поднимает взгляд на по-дурацки сильно улыбающегося Гарри с блеском в глазах, затмевающим звезды.
– Хочу.
Гарри улыбается шире и манит Луи пальцем к себе.
– Серьезно? – вздыхает Луи, но улыбается и идет к нему. – Мы совершенно одни. Ты не можешь просто сказать?
– Это секрет, – настаивает Гарри, губы широко растянуты в улыбке, кожа розовеет от опьянения, лицо светится юностью.
– Ладно. На меня можно положиться, – отвечает Луи, нетерпеливо трет руки друг об друга.
Гарри улыбается и притягивает Луи к себе за заднюю часть шеи, прижимаясь ртом к его уху.
– Луна знает, – говорит он, дыхание смешивается с алкоголем и улыбкой.
Луи смотрит на него.
– Ты о чем?
Гарри вновь растягивает губы в маниакальной улыбке, и снова притягивает его к себе, рукой дотрагивается до щеки.
– Луна знает, что мы влюблены.
Луи задерживает дыхание, останавливаются все физические процессы, застывает все тело, потому что Гарри никогда не говорил, что он любит Луи. Он подразумевал, его глаза шептали об этом, но он никогда не говорил… и сейчас, он, вроде как, сказал?
– Что—, – начинает он, голова кружится, кровь в венах бурлит, но Гарри придвигается ближе, продолжает шептать еще тише.
– Я люблю тебя, Луи Томлинсон, – говорит он, закручивая слова прямо в ухо, и когда Луи слегка отстраняется, его взгляд затуманенный и мягкий, светится свободой и бесшабашным опьянением. Любовью. – И это принадлежит тебе, – продолжает он низким урчащим голосом, кладет руку Луи на свое сердце и прижимает, придерживает своими холодными пальцами за его запястье. – Оно твое, только твое, и больше никто не заслуживает того, чтобы знать об этом, потому что никто другой не имеет значения.
Луи кажется, что он сейчас умрет, небольшие капельки пота выступили на лбу, взгляд небес тяжелит конечности, а под пальцами ощущается сердцебиение Гарри.
Взгляд Гарри прожигает его белым огнем.
И вот теперь дышать становится по-настоящему трудно, практически невозможно, но Луи бросает реальности вызов и улыбается, прижимается ближе и выдыхает низким шепотом:
– Хей, Гарри Стайлс?
И Гарри расплывается в широкой улыбке, прижимается ближе и шепчет в ответ:
– Что?
Наступает легкая, гнущаяся под тяжестью луны тишина, они стоят, прижатые друг к другу, потерянные во взглядах, окруженные бесконечной ночью, бесконечным небом и сырыми дорогами. Луи ненавидит клише, но, блять… время и правда остановилось. В самый восхитительный момент.
Губы Луи дергаются, он отходит назад, выпутываясь из хватки Гарри, встает на носочки и запрокидывает голову к небу.
– Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! – кричит он, вырывая слова прямо из груди, вскидывая руки широко в стороны. – Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ГАРРИ ЭДВАРД СТАЙЛС!
И нет, Луи никогда бы в жизни не поверил, что он из тех, кто кричит о своей любви в пьяном состоянии спящему миру, но вот он, вот они, и когда лицо Гарри начинает словно светиться изнутри, как новорожденная звезда, к Луи приходит понимание, что он и хочет навечно остаться таким.
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – кричит он снова, краем глаза наблюдая, как танцуют огоньки в глазах Гарри, ему нечем дышать, его возносит наверх, все превращается в бесконечность.
– Что ты делаешь? – смеется Гарри, поглядывая то на Луи, то на небо, подбегает к Луи, хватает его за руки, за рубашку, за лицо.
– Я наполняю небо моей любовью к тебе, – просто объясняет Луи, пожимая плечами и, содрогаясь, вздыхает. – Чтобы когда ты смотрел вверх, тебе эхом отдавались эти слова.
– Где бы я ни был? – спрашивает Гарри, улыбка смягчается, он прижимается лицом к его щеке, вдыхает его, проходит носом по челюсти, посылая каскады мурашек по позвоночнику.
– Где бы ты ни был, – подтверждает Луи. – Небо везде единственное.
– Мы все делим одно и то же небо, – соглашается Гарри. Он замолкает, ведет кончиками пальцев по его ключицам. – Но мне хочется слышать это от тебя, – почти неуверенно шепчет Гарри. – Не эхо. Хочу, чтобы ты был рядом со мной под каждым небом. Всегда.
Внутри Луи все шипит, кричит и тянет, дыхания не хватает.
– Я всегда буду рядом с тобой, Гарри, – бормочет Луи, прижимаясь к нему лицом. – Небо лишь фонограмма, и только, – улыбается.
Гарри светится.
– И только, – соглашается.
Они какое-то время стоят так, Луи прижимает Гарри к себе, скользит своими губами по его холодному рту, теряет себя в ощущении Гарри, во всем утонченном, изумительном и изящном. Гарри крадет его дыхание – через тепло рта, через изгибы губ, сладко скользящие по губам Луи.
Идеальное сочетание.
– Пойдем домой, – говорит Луи, отстраняясь, чтобы посмотреть, как глаза Гарри рефокусируют взгляд.
Он кивает, на лице застывает нежная улыбка, комбинирующаяся с приглушенными огнями и мерцанием вывесок магазинов и фонарей, возвышающихся над их головами.
– Пойдем, – соглашается он, а потом улыбается—чертовски широко—запрокидывает голову назад, вдыхает воздух полной грудью. – Я ЛЮБЛЮ ЛУИ ТОМЛИНСОНА! – кричит он, гораздо более впечатляюще, чем Луи (он звучит как Титан, его голос сродни грому), блаженно закрывает глаза и опускает голову, целованные губы довольствуются самодовольной улыбкой.
– Зачем ты это сделал? – удивленно смеется Луи.
Гарри открывает глаза.
– Потому что я тебя люблю, – медленно говорит он. – И потому что я тоже хочу собственную фонограмму, – губы растягиваются однобокой улыбкой.
– Пойдем уже, придурок, – смеется Луи, игнорируя покраснения своих щек, тянет Гарри на себя, когда тот спотыкается об свои ботинки.
Они идут, переплетя пальцы, стуча каблуками, впитывая друг друга, и смеются, смеются, смеются, Луи клянется, он слышит, как их крики сливаются в единое целое где-то высоко в небе и танцуют вместе со звездами.
**
Завтра они разъезжаются по домам.
Семестр закончился, оценки Луи почти идеальны (Гарри сказал, что это полностью его заслуга, Луи его за это ущипнул за бок), а Найл уже забронировал отели на все поездки, куда он собрался поехать с ними на каникулах.
– Прежде чем ты заберешь меня в Грецию, мы успеем отдохнуть друг от друга только две недели? – недоверчиво посмеялся Луи.
– Две недели – это очень долго, Томмо! – с негодованием сказал Найл, подмигнув, и обнял его за плечи. – Поверь мне. Тебе там охуеть как понравится. Великолепное место. Самая красивая страна, в которой я бывал.
– Ну а я-то не еду.
– С какого такого хуя?
– У меня нет денег на—
– Засунь свое оправдание в жопу. Я беру тебя с собой, и ты либо едешь, либо сначала ломаешь комедию, а потом едешь, Томмо, здесь без вариантов.
Луи злостно на него посмотрел, не имея никакого желания признавать благодарность, он же на такое не соглашался.
– Ты властный мелкий пиздюк, знаешь об этом?
– Не. Я не мелкий. Я властный гигант, – подмигнул Найл, и Луи раздраженно фыркнул, сложив руки на груди. – Но ты приедешь, да? Пожалуйста? Я уже все забронировал, и мне нужны мои лучшие друзья.
Луи оживился.
– Оу? Так едут все?
– Конечно.
Он сразу же расслабился и широко улыбнулся.
– И что ты сразу не сказал! Тогда, конечно, с радостью!
Найл засмеялся, мотая головой, и слегка отошел, чтобы тыкнуть в бок Луи своей гитарой.
– Ебантяй.
Луи послал воздушный поцелуй.
– Люблю тебя, – пропел он.
– Люблю тебя сильнее, – низким голосом покривлялся Найл и принялся наигрывать мелодию.
Так что да, об этом Луи можно не беспокоиться. Он будет видеть парней достаточно часто—а Найл так вообще, наверное, к ним переедет, раз уж они теперь с его мамой лучшие друзья—и он успеет побыть со своей семьей и со Стэном, в кои-то веки. В принципе, все складывается идеально.
За исключением одного.
Одного кудрявого с грешными губами и звонким смехом.
Потому что да, Гарри в течение лета переезжает в свою квартиру, которая будет находиться в десяти минутах езды от дома Луи, но…
Но.
Но дело в том, что это место, этот университет, этот городок стали для Луи чем-то особенным. Буквально синонимами к имени Гарри. И, отдаляясь от всего этого, отдаляясь от квартиры Гарри, от квартиры его и Найла, отдаляясь от всех совместных воспоминаний, моментов и любимых мест, Луи ужасно расстраивается. Его это даже пугает.
А что если в настоящем мире у него с Гарри ничего не получится? Что если у них все складывается только тогда, когда они окружены древними каменными стенами, и тяжелыми дубовыми дверями, и желто-страничными книгами, и трещинами в камнях? Что если мир заберет у него Гарри, или что если Гарри возненавидит семью Луи, или семья Луи возненавидит Гарри, и что если они отдалятся друг от друга, что если Гарри о нем забудет, и что если??
