Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"

Автор книги: Velvetoscar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц)

– Ты только что сказал ‘Операция: Лучший Друг’? – спрашивает Найл, сверля взглядом.

Наступает тишина.

– Неважно, что я сказал, Найл. Суть в том, что мне нужно идти.

Луи кладет конспекты, книги и папки в свою сумку, руки начинает покалывать от нервов, он воздерживается от мыслей, к чему приведет сегодня их занятие. Все, что он знает, так это то, что он и Гарри под конец дня будут лучшими друзьями, тем самым его операция пройдет успешно. Хотя, кто знает.

– Кстати, твоя мама передает привет.

Луи застывает на месте, надевает обувь лишь наполовину.

– Прости?

– Мама передает привет, – повторяет Найл, почесывая живот.

– В смысле, мама передает привет? Она была здесь?

– Не. Позвонила сегодня утром.

– Ты разговаривал с моей мамой по телефону?

– Да, а что? Я разговариваю с родителями всех своих друзей.

– О, конечно, – Луи медленно надевает обувь, мысли снуют в голове, сначала он сомневается, но потом решает спросить:

– Что она сказала?

– Не особо много. Она устала, у нее стресс, тяжелые времена. Но все будет в порядке.

Луи возится с футболкой. Он не хочет спрашивать. Не хочет. Не то чтобы его волнует, и не то чтобы он заранее знает ответ.

– Она спрашивала обо мне?

Лицо Найла мгновенно превращается в мордашку медвежонка, пойманного в ловушку, Луи устраивает и такой ответ.

– Так и думал, – отрезает он, собирая последние вещи.

– Ну-она передает привет, – аккуратно говорит Найл, потирая затылок и растягивает губы в фальшивой улыбке. Сколько Луи знает Найла, он еще ни разу не видел, чтобы ему было некомфортно; этот парень – бесстрашный дракон – ничто его не пугает, и он никогда не извинится за то, каким является. Он – тот тип людей, которые говорят “прими меня, какой я есть или вали нафиг”, а теперь уверенная, беззаботная манера поведения превратилась в дискомфорт и наигранность.

И прямо сейчас Найл фальшиво улыбается и ерзает из-за неловкости ситуации, что заставляет Луи чувствовать себя по-настоящему дерьмово. Потому что даже Найл – забывчивый, бестактный, спрашивающий-Лиама-почему-он-не-уберет-эту-страшную-родинку-с-его-шеи Найл Хоран жалеет Луи, понимает, что его мать не любит своего единственного сына подобающе. Ей просто нужен сын, любой сын, и если бы пришлось выбирать, вряд ли бы она выбрала Луи, с его постоянным сарказмом, отсутствием сострадания и шкафом, наполненным обувью, каждую пару из которой он надел за всю жизнь лишь раз.

Наверняка она бы хотела, чтобы Найл был ее сыном. Нет, серьезно, кто бы не хотел? А Луи на это абсолютно плевать, потому что он к этому привык, прекрасно понимает и в объяснениях не нуждается.

– Все нормально, Найл, – говорит Луи, он старается звучать легко, но из-за странного давления в горле его голос слегка дрожит, заставляя уголки губ Найла едва заметно опуститься.

Он хлопает рукой по плечу Луи.

– Слушай, я не знаю, что произошло между тобой и твоей мамой. Но говорю тебе и требую поверить, что ты крепкий парень, охуенный человек, и я всегда тебя поддержу.

Простые слова, простой жест, но Луи знает, что у Найла такая манера речи, его грубый ирландский ритм, забирающийся под кожу и согревающий изнутри. Из-за этого и его полнейшей искренности, присущей ему, Луи улыбается. Искренне.

– Спасибо, приятель. Я ценю это, – и он возвратно хлопает по плечу Найла.

Они молча стоят какое-то количество времени.

– Ну, – нарушает тишину Найл громким голосом, – иди давай, а то опоздаешь. Тебя ждет твой будущий друг, – он подмигивает и кладет телефон в карман, почесывая нос.

***

Луи стоит за дверью Гарри и репетирует любезные фразы, которые он должен сказать ему.

Может ли он предложить Гарри выпивку? Предложить пойти в магазин зонтов с ним? Предложить поговорить? Соглашаться со всеми его нелепыми идеями, потому он, скорее всего, не получает должного одобрения и поддержки дома?

Мысли в его голове одновременно жужжат, кружатся и взрываются, он настолько поглощен внутренним обсуждением Операции: Лучший Друг, что едва замечает, как медленно и скрипуче перед ним открывается дверь.

Стоит Гарри, без бабочки, но в белоснежной рубашке, темном блейзере и соответствующих брюках, неподобающе обтягивающих его ноги. Его волосы взъерошены, оголтело растрепаны, будто он засунул голову под гейзер, его лицо выражает явное состояние “тщательно оттрахан” и “почему ты здесь?”

Он выжидающе смотрит на Луи, скучающе и безэмоционально.

– Занятие…? – подсказывает Луи, поднимая брови, он слышит много голосов, исходящих из квартиры, и уже открывает рот, чтобы ляпнуть осуждающую фразу, но, в связи с планами заслужить доверие Гарри, тут же фальшивит улыбку. – Сегодня с компанией? – весело добавляет он, щеки болят от напряжения.

Черт, это сложно.

Гарри удивленно вскидывает брови.

– Да, можно и так сказать, – бурчит он, губы опухшие, зацелованные, он смотрит на Луи полузакрытыми глазами, ставит руки по бокам дверной рамы.

– Весело, – продолжает улыбаться Луи.

После этого наступает молчание, они стоят, не смотря друг на друга.

– Ты меня впустишь? – вежливо спрашивает он, пытаясь затушить мысли, которые его нетерпеливый длинный язык хочет сказать вслух. Нужно успокоиться. Продолжать улыбаться. Операция Лучший Друг.

– Эм, наверное, – говорит Гарри, в голосе проскакивают нотки подозрительности, он делает шаг назад, позволяя Луи войти. – А разве ты обычно не делаешь то, что хочешь? Не знал, что тебе нужно разрешение.

Слова подействовали на Луи, словно иголка, находящаяся в неположенном месте, на которую нечаянно наткнулся палец, он смотрит на Гарри, заходя внутрь, пожимает плечами и улыбается.

– Ну. Это плохие манеры, разве не так?

Гарри хмурит брови и не понимающе смотрит.

В этот момент вместе с голосами появляются и их источники – пять или около того девушек и три парня вываливаются из комнаты Гарри в смятой одежде, с блестящими отрешенными взглядами и громким смехом.

Луи открывает рот. Потому что здесь ебать как много людей. Простите за каламбур.

– Пока, Гарольд!

– Ты восхитителен, милый.

– Позвонишь нам, да?

– Я люблю тебя всего, ты самый прекрасный, никогда не меняйся.

И бесчисленное множество бессмысленных прощаний наполняет комнату, когда из комнаты один за другим выходит по-дизайнерски одетое, напарфюмированное тело, и все как по команде идут к двери и исчезают. Как на конвейере. Дверь закрывается, теперь остались лишь они, Луи поддерживает свою бодрую манеру поведения, Гарри смотрит на случайное пятно на стене, не шевелясь и не моргая.

– Что ж. Очень… вовремя, – говорит Луи сквозь зубы, взгляд Гарри сразу же фиксируется на нем.

– И что? Ничего не скажешь? – холодно спрашивает он. – Никаких комментариев? Никаких закатываний глаз? Просто небрежное ‘вовремя’? – его голос буквально требует, он сверлит Луи взглядом, поставив руки на бедра.

– Больше ничего не скажу, – обещает Луи, но скорее себе, чем Гарри, Гарри разглядывает его лицо. – Я не имею права тебя судить, так ведь? – продолжает он, пальцы от напряжения дергаются, Луи выдавливает улыбку.

Гарри молча смотрит в ответ, даже не моргает.

Луи избегает его взгляда, вместо этого рассматривает комнату, но боковым зрением видит томные моргания, сосредоточенное лицо и намеренные попытки смотреть как можно очевиднее, доводящие до грани, до взвода и озлобления.

– Что ты делаешь? – внезапно спрашивает Гарри, прерывая жесткое молчание, в голосе нет ни капли оживленного настроения, лишь едкая резкость.

Черт. Луи ведет себя слишком очевидно.

Он пытается придумать ответ, подавляя в себе неприятные эмоции, ему нужно что-то одновременно любезное и ненавязчивое.

– Жду, пока ты начнешь меня готовить, – отвечает он, натягивая улыбку.

Гарри смотрит, не выражая никаких эмоций.

– Хм, у меня сегодня нет настроения, – тихо говорит он, поворачивается спиной и наливает себе выпить. На его плечи будто что-то давит, руки едва заметно трясутся, лицо все такое же равнодушное, Луи наблюдает за ним, вцепившись в ремень сумки.

Он хочет спросить, почему. Хочет спросить о Десе. Хочет задать тысячи вопросов, на которые раньше не получал ответа в надеждах, что рано или поздно сблизится с ним и получит ответ без усилий.

Но нет, сегодня он задумал не это. Сегодня Луи Томлинсон угождает Гарри. Относится к нему осмотрительно и особенно. Ступает по тонкому льду.

И вместо задуманного, Луи говорит:

– Ладно. Мы не должны, если ты не хочешь.

Гарри поворачивается к нему.

– Что?

– Мы не должны, если ты не в настроении, – повторяет Луи, улыбаясь, старается звучать по-доброму настолько, насколько возможно. – Все, что хочешь.

Гарри поднимает брови.

– Действительно?

Луи кивает, жуя изнутри губу.

– Окей. Сядь, – командует Гарри.

И Луи садится.

– Встань – почти сразу же говорит Гарри, поворачивается так, чтобы полностью видеть Луи, холодность медленно охватывает черты его лица.

Луи испепеляюще смотрит, медленно поднимаясь.

Они смотрят друг на друга, на лице Гарри рисуется явное отвращение и злость, тени под глазами темнеют, чем дольше он смотрит на тихого Луи, абсолютно не понимающего, что происходит.

Случится что-нибудь дерьмовое.

Обязательно случится что-нибудь дерьмовое. Наверное, Гарри заставит Луи драить его туалет или что-нибудь подобное, какого хера он решил, что все будет нормально?

Луи ждет, руки сжимают ремень сумки так сильно, что по-настоящему начинают затекать и трястись, но он не убирает их, опасаясь, что кинется выцарапывать Гарри глаза или кинет в него большую вазу.

Луи ждет.

После долгого молчания Гарри открывает рот.

– Сегодня я хочу заниматься в саду, – резко говорит он, в пренебрежении поднимая подбородок.

– Хорошо, – тут же отзывается Луи.

Гарри колеблется, бегая глазами, после отворачивается.

– Тогда пойдем, – грубо говорит он, резко открывая дверь, и идет вперед, даже не пытаясь подождать, пока Луи его нагонит.

***

После семи минут сидения на траве посреди школьного сада, объясняя, что ему нужно правильное освещение, чтобы написать Луи конспект, Гарри решает позвать к ним своих “приятелей”.

– Конечно. Как хочешь, – натянуто улыбается Луи, подавляя раздражение, ему бы нужно написать томик по реверсивной психологии, учитывая манипулятивную игру Гарри – но на данный момент он ее еще не до конца понял. Гарри набирает сообщение на телефоне.

Луи скрестил ноги и зарыл пальцы в травинки, изо всех сил сжимая, он ждет, не имея понятия, о чем говорить в цветущей тишине. Он сопротивляется желанию написать Найлу, чтобы тот поручил Нельсону переехать Гарри машиной (разве он не должен пытаться с ним подружиться? не ради ли этого все устраивалось?), видит подошедших к ним двух красивых напомаженных девушек, целующих Гарри и тут же начинающих ворковать над ним.

Он смотрит, как высокая блондинка кладет голову Гарри к себе на колени, все остальное его тело лежит на мягкой свежей траве, смотрит, как она достает из сумки клубнику и кормит его, будто он чертов греческий бог.

Видит ухмылку Гарри, его взгляд время от времени сканирует Луи сверху донизу, а тот не знает, что делать со своими руками.

Гарри говорит красноволосой девушке записать все, что он скажет.

Она достает нежно-розовую бумагу и быстро нацарапывает все, что диктует Гарри для конспекта Луи.

В это же время Гарри поедает клубнику, и по его бледному подбородку стекает сок ягоды.

Луи внутри кипит, не позволяет раздражению вылиться наружу и закусывает губу.

– У кого-нибудь есть знакомый скрипач? – тянет Гарри, поворачивая голову, чтобы видеть безымянную блондинку. Спасибо, господи, что Гарри не представил их друг другу. – Я хочу музыки. Напиши всем скрипачам, которых ты знаешь, милая. Мой телефон разрядился, я не могу.

Без заминки обе девушки бросают то, что делали, достают телефоны и начинают писать.

– Я ведь получу вознаграждение за эту услугу? – спрашивает блондинка, ослепительно улыбаясь, Гарри проводит пальцами по ее губам.

– Наилучшим образом, милая, обещаю, – выдыхает он.

Еще чуть-чуть и Луи бы вырвало.

– Принесешь мне учебник, Луи Томлинсон? – неожиданно спрашивает Гарри, Луи практически отпрыгивает, привыкнув, что за все это время к нему никто не обращался. – Я забыл его в моей комнате, а в настоящее время занят, – Гарри выжидающе смотрит на Луи, ждет ответа.

– Хорошо, – соглашается он, благодарный, что хоть на какое-то время не будет видеть эту сцену, резко встает и идет, не оборачиваясь, позади оставляя неприятных ему людей.

Он пересекает кампус, в его голове пронзительно кричат и скребут соображения об этой “гениальной”, блять, идее подружиться с Гарри, он пытается решить, что делать теперь, способ, который он выбрал ранее, ясное дело, не работает.

Он доходит до двери Гарри.

Вспыльчивость достигает почти максимальной отметки.

– Дверь закрыта, – несколько минут спустя, пытаясь не огрызаться, произносит он, когда вновь доходит до Гарри и девушек. Они лежат так же, как были до этого, но к ним присоединились два молоденьких парня и одна девушка, в нескольких шагах от них играющие на скрипках. Они красиво исполняют, атмосфера вокруг приятная, но Луи все это спокойствие раздражает настолько, что ему приходится делать глубокие вдохи и выдохи.

– Упс. Искренне извиняюсь, – победно улыбается Гарри, вручая небольшой инкрустированный ключ, привязанный к полоске красного бархата. – Вот. Можешь идти.

Луи возвращается обратно, отпирает дверь и обшаривает комнаты.

Здесь нет никаких учебников. И он не может даже позвонить ему: 1) У него нет номера Гарри. 2) Даже если бы был, телефон ублюдка разряжен.

Скоро вместо углекислого газа Луи будет выдыхать огонь.

– Я не смог его найти, – подходит он, улыбаясь самой фальшивой улыбкой, которой он когда-либо улыбался, над бровями выступают капельки пота, он с силой сжимает ключ Гарри в руках.

– Ох, черт, знаешь, что? На самом деле, у меня нет никаких учебников. О чем я вообще думал, – в преувеличенном удивлении говорит Гарри, едва заметно ухмыляясь, в его глазах мелькает ехидство.

– Оно и понятно, – фыркает Луи, передавая ключ и пытаясь не шагнуть намеренно на промежность Гарри.

– Что ж, тогда, думаю, надлежащее занятие начнется тогда, когда ты вернешься, к этому времени Мардж закончит писать тебе перечень нужных глав, – напевает Гарри, лениво разглядывая ключ, блондинка запускает пальцы в его волосы и лопает жвачку, без интереса смотря на Луи.

Желудок Луи переворачивается.

– Вернусь?

– После того, как сходишь мне за датской ватрушкой с сыром.

– … Датской ватрушкой, – резко повторяет Луи. Операция Лучший Друг. Операция Лучший Друг. Операция Лучший Друг.

– Правильно. Датская ватрушка. С сыром. Я голоден, Луи Томлинсон. Не могу учить на голодный желудок, – медленно говорит он, поглаживая живот два раза, Луи почти насквозь прокусывает губу.

– Конечноо, приятель, – практически визжит он и удивляется, почему его все еще не начало трясти от такого ублюдского отношения, от упрямства и грубости, растекающихся по венам. – Датская ватрушка. Вернусь через минуту! – прикрывая злость энтузиазмом в голосе, он срывается в ближайшую пекарню, куда Луи с Найлом часто ходят, когда пьяны, накурены, плохой день или просто встали раньше полудня.

Луи понятия не имеет, что происходит. Ни малейшего, сука, понятия. И еще меньше он понимает, почему активно участвует в этом дерьме. Прямо сейчас это лишь дело принципа – не сдаваться, стиснув зубы, принести ебаному Гарри Стайлсу его ебаную датскую ватрушку с ебаным сыром, он клянется сам себе, что больше никогда, никогда не будет оказывать услугу этому испорченному мудиле.

Луи возвращается, сжимая теплый бумажный пакет, Гарри медленно поворачивает голову, чтобы на него посмотреть.

– Наконец-то, – вытягивает он.

Луи буквально чувствует, как горит его кожа и идет пар.

Ленивым движением Гарри просит Мардж забрать пакет у Луи, даже не посмотрев ему в глаза, девушка садится обратно, прижимаясь к Гарри, откусывает маленький кусок и аккуратно передает Гарри в приоткрытый рот.

Луи смотрит, чувствуя отвращение, ярость, отвержение, раздражение, возмущение, злость—

– Можешь идти, – мурлычет Гарри, жуя булку. – Мы закончили.

– Но ты сказал, что надлежащее занятие-

– Мардж закончила писать конспект. Возьми у нее.

Луи стоит и смотрит, не в состоянии выдавить слова.

– И это забери, – командует Гарри, передавая бумажный пакет, он бросает его в Луи, и пакет кружится, падая к ногам.

Не в состоянии ничего сказать и опасно близкий к совершению убийства, Луи выдергивает листок из протянутой руки Мардж, едва сдерживающей смех, и Луи чувствует, что его щеки краснеют от ярости, что он чувствует.

Нахуй Операцию Лучший Друг.

– Завтра в то же время, – наставляет Гарри в его протяжном тоне, презрительная усмешка расползается на половину лица, и, уже порядочно отойдя от них, Луи слышит девушек, вспыхнувших в приступе неудержимого смеха.

***

– Я ЕГО НЕНАВИЖУ, – кричит Луи, захлопывая за собой дверь.

Найл смотрит на него, сидя у пианино – куда он смог притащить и ударную установку – и поднимает в удивлении брови.

– Прошло не так все гладко?

– Я СДЕРУ С НЕГО КОЖУ И ЗАСТАВЛЮ СОЖРАТЬ ЕЕ, – продолжает взрываться Луи, кидает сумку, ботинки – они летят через всю комнату, Найл смотрит на траекторию их полета широко открытыми глазами – и одежду. – ВОЗВРАЩАЮ СВОИ СЛОВА НАЗАД, НАЙЛ. ВОЗВРАЩАЮ ДО ЕДИНОГО. ОН ЗЛОЙ, МЕРЗКИЙ, ЭГОИСТИЧНЫЙ УБЛЮДОК, У КОТОРОГО НЕТ СЕРДЦА, НЕТ ЧУВСТВА ПРИЛИЧИЯ, И МНЕ НА НЕГО АБСОЛЮТНО ПОХУЙ.

Дверь в его комнату с грохотом закрывается, оставляя Найла сидеть с открытым ртом в образовавшейся тишине.

***

Следующий день Луи едва может усидеть на всех лекциях, на уме лишь одно: предстоящее занятие с Гарри. Его кожа уже в руках Луи.

Учитывая, что Луи постоянно сидел в напряженном ожидании, день прошел достаточно быстро.

В этот раз Луи приготовился.

Прошлой ночью, когда он злостно рисовал Гарри, воткнутого в действующий вулкан, он так же придумал новый план для атаки. Этот называется: ‘Больше Никаких Мистер Милый Парень’. Потому что Луи творческий и оригинальный. И воспринимает свои планы очень серьезно.

Если Гарри собирается относиться к Луи как к ничего не стоящей груше для битья, просто лишь бы посмеяться, тогда, может, Гарри нужна жестокость. Лишь из лучших побуждений. Быть любезным – явно не способ подружиться с Гарри Стайлсом. Строгий контроль может вполне сгодиться.

Гарри открывает Луи дверь, в глазах то же отвратительно довольное выражение. Он облачился в костюм и галстук – все глубоко баклажанного цвета.

– Ура, – с оттенком сухой иронии приветствует он.

Луи смотрит в ответ, не отвечает и заходит внутрь, грубо задевая его.

– Хм, – Гарри закрывает дверь. – Полагаю, твои попытки показать хорошие манеры исчерпали себя?

Луи снова игнорирует его, встает посередине комнаты, руки в карманах джинсовой куртки. Он смотрит куда-то вперед, гнев, который был вчера, возвращается из-за тона голоса Гарри, он чувствует злобу и обиду.

Гарри, кажется, не обращает на то внимания, вальяжно садится в большое матово-красное кресло, сжав пальцами кружку чая и скрестив ноги.

– И кто же ты сегодня, Луи Томлинсон? – небрежно спрашивает он, ухмыляется, маскируя это под улыбку.

Луи поворачивает голову в его сторону.

– Я здесь не для того, чтобы отвечать на тупые вопросы. Где мой конспект? – гаркает он, выливая накопившийся подавленный гнев и досаду, и чувствует себя просто прекрасно.

Может, жестокость ради благих намерений будет фетишем Луи.

Гарри от удивления моргает, прежде чем снова вернуть себе самообладание, он делает большой глоток из чашки.

– Ну, как ты понял, я еще не начинал его с—

– Тогда начни. Я пришел не ради светской беседы, прекрати нахуй тратить мое время и сделай то, что нужно, чтобы нам обоим не пришлось торчать здесь вместе дольше положенного, – огрызается Луи и смотрит на Гарри фирменным испепеляющим взглядом, сжимая кулаки.

Прекрасно, просто прекрасно. Луи берет ситуацию под свой контроль, доказывает Гарри, что он не сможет быть избалованной сукой абсолютно со всеми, Гарри же, в свою очередь, сдастся, они подерутся, и результатом будет взаимное уважение и понимание.

Луи выжидает, что мир пошатнется от его слов, или хотя бы будет разбита чашка, потому что Гарри швырнет ее в сторону, но то, что действительно происходит… странно.

Очень странно.

Гарри практически незаметно потухает, Луи бы и не заметил, если бы каким-то образом не стал знатоком выражений лиц Гарри Стайлса. Он смотрит на Луи неживыми глазами. Его плечи опускаются в подчинении, Луи смотрит, как он опускает глаза в пол, становится маленьким и брошенным. Затем, медленно – и подавлено, к большому беспокойству Луи – Гарри встает, молча подходит к столу, склонив голову и глаза… сломлены.

Черт.

Черт.

Этого не должно было случиться.

Луи наблюдает, чувствует себя очень обеспокоенно, не в своей тарелке, Гарри напоминает побитого щенка, он молча садится, берет ручку – не перо – и бумагу, записывая конспект быстро, его глаза не отрываются от бумаги, тени кажутся глубже, он наблюдает за адамовым яблоком, резко дергающимся, когда парень глотает слюну.

Словно по щелчку атмосфера в комнате становится неуютной, оставляя тягостный осадок.

Луи не может сказать, работает ли новая техника, техника строгого контроля, или нет. Но Гарри слушается, и Луи полагает, что это, скорее всего, положительный знак.

Глотая желчь, грозящуюся восстать из его горла, и колющую боль в груди, Луи продолжает давление.

– Я ненавижу твой почерк, – критикует он, сохраняя свой голос жестким, встает позади Гарри и наблюдает за его работой. – Я едва разбираю слова. Тебе обязательно так писать? Будто ты умоляешь, чтобы тебя заметили.

Рука Гарри останавливается.

Черт.

Луи сжимает внутренности карманов, чтобы унять собственную неловкость – чувствует себя полнейшим куском дерьма. Он отходит от Гарри, не в силах смотреть на его реакцию: неважно, насколько ужасно он себя вчера вел или как сильно это может помочь на длительный период, Луи ломается, он не может преднамеренно быть таким жестоким.

И блять, нет, жестокость во благо – точно не его новый фетиш. И плевать, если в каком-то роде манера его разговора с Гарри может позже помочь; Луи ненавидит это. Он не Гарри. Он не может безжалостно указывать людям, что делать.

Минута за минутой проходят мимо, тишина прерывается лишь скрипом ручки по бумаге и песнями птиц, льющимися внутрь через крохотную трещину в окне. Солнце теплое, золотое, освещает огненные лиственные деревья; когда Луи смотрит в окно, все кажется ярким и светлым. Мир в огне горит. Как и его внутренности, перемешиваясь, свертываясь и поджигаясь. Виной. Паникой. Мучительным беспокойством.

Что он вообще делает и почему? И где остальные парни, когда он в них нуждается??

Наконец, царапанье ручки по бумаге прекращается, Гарри размахивает готовым заданием перед Луи, не поднимая глаз.

Луи хватает бумагу, его спокойствие хрупкое, все еще не в силах смотреть на Гарри, вместо этого разглядывает документ.

Он пробегает глазами. Его сердце сжимается.

– Ты. Ты переписал это, – удивленно произносит он, но его брови хмурятся, он смотрит на Гарри для подтверждения. – Ты переписал абсолютно все. Другим почерком.

– Ты сказал, тебе не нравится мой почерк, – тихо говорит он, глаза по-прежнему смотрят в пол, его длинные черные ресницы немного слиплись и сильно контрастируют с бледной кожей. Он выглядит так, будто сейчас сорвется на слезы, вся его поза кричит об отвержении и незащищенности, вот здесь Луи понимает, насколько неправильной была и эта тактика. Все эти гребаные эксперименты над поведением абсолютно не помогают, ни в малой, ни в большей степени. Потому что Гарри чувствителен, гораздо больше, чем думал Луи, он видит это по наклону его головы, сутулым плечам, все его тело словно свернулось и ждет, пока его будут критиковать.

Луи тяжело сглатывает. Кажется, словно… Гарри привык к этому. Привык к суждению и жестокому обращению. Привык к подчинению тем, у кого есть над ним сила, настолько привык, что сдается без боя, принимает позицию и ждет, пока им воспользуются или отыграются, пиздец, иногда от мыслей так и хочется проблеваться.

– Я, – начинает он, но слова застревают в глотке, он сжимает бумагу.

Гарри смотрит на нее, путешествует глазами по словам и говорит отрешенным голосом:

– Все еще недостаточно хорошо?

Луи и правда вырвет сейчас.

– Это-

Начинает Луи, но буквально не может говорить, он смотрит на Гарри, а Гарри на бумагу.

Проходит какое-то время, их взгляды направлены в те же стороны, но Гарри, наконец, встает, не встречаясь со взглядом Луи, поворачивается к нему спиной и медленно идет в свою комнату, руки вяло висят по сторонам.

– Ты можешь сам проводить себя до дверей. На сегодня мы закончили, – тихо говорит он. И после он проскальзывает внутрь своей комнаты и закрывает дверь.

Нет нет нет нет, Луи не может оставить это вот так.

Луи стоит, сжимая бумагу и не двигаясь с места, наверное, секунды, а может минуты, часы, годы.

Гарри, должно быть, понял, что не слышал звук закрывающейся двери, и прошло много времени, поэтому его дверь в спальню нерешительно открывается, он выглядывает, брови нахмурены, глаза уставшие, губы немного сжаты, весь вид разбивает Луи сердце, и он не знает, почему.

– Почему ты все еще здесь? – спрашивает он тоном, близко похожим на страх.

Луи смотрит на него.

– Я просто. Я… Я смотрю на твои шторы, – бормочет он, беспомощно наблюдая за парнем перед ним, ему кажется, что если сейчас не случится что-нибудь, он растечется по полу от тяжести эмоций.

– Мои… шторы?

– Да. Да, твои шторы. Они немного длинноваты. Если ты хочешь, я могу их немного подрезать. Чтобы они, знаешь, не собирали пыль или клещей, распластавшись по полу, – голос Луи дрожит, он будто сейчас потеряет сознание, и ни разу он не смотрел на сказанные шторы, ему лишь нужно было придумать оправдание, сейчас ему не хватит духа произнести вслух настоящие причины, Луи наблюдает за Гарри, не моргая, чувствует себя полнейшим идиотом.

– Мне нравятся мои шторы. Я не хочу подрезать их, – упрямо говорит Гарри, голос сильнее, осанка более прямая, Луи чувствует, как кровь вновь начинает растекаться по его собственным венам, по всему телу, при виде знакомого Гарри.

Спасибо, господи.

Луи кивает.

– Хорошо. Это здорово.

Тишина.

– Почему ты не уходишь? – снова спрашивает Гарри, уже полностью открывая дверь и выходя из комнаты.

– Потому что—я—потому—блять, Гарри! – проклинает Луи, он очень подавлен, очень растерян. – Что с тобой не так? Я не знаю как—ты не можешь просто—

Он беспомощно произносит лишь ему понятные фразы, несказанно путается, слова падают друг на друга, мешая сконцентрироваться, Гарри увеличил глаза.

– Ты о чем говоришь? Какого хера ты ведешь себя так странно? – голос Гарри тоже переполнен эмоциями, ко всему прочему добавляется замешательство, Луи пытается управлять собой.

Но он паникует.

Луи паникует, поворачивается на пятках и выскакивает из квартиры, он бормочет “Блять, я не могу сделать это” и бежит так быстро, как может, даже оставляя дверь Гарри открытой.

***

– Я дьявол! – стонет Луи, бросаясь на колени Найла.

Найл останавливается с открытым ртом, не успевая откусить сэндвич, он развалился на диване и смотрит музыкальные видео.

– Привет.

– Я самый страшный дьявол на земле и хочу побыстрее подохнуть. Я был таким злым к нему, Найл. Таким злым. А он был до жути грустным! Я дерьмовый человек. Просто дерьмовый, и не заслуживаю никакого счастья. О, это пепперони? – добавляет он, указывая на сэндвич Найла.

– Хей. Возьми себе сам, – ругает Найл, защищая свою еду, и после кладет кусок с тарелкой на голову Луи. – Не беспокойся ты так сильно, Томмо. Ты всегда всему придаешь большое значение, а потом оказывается, что ничего не было.

– Это не ничего!

– Ну, неважно, все будет в порядке. Такое случается. Нужно двигаться дальше. Так ты хочешь ужин или нет? – спрашивает он в своем эмоциональном простом тоне, и Луи действительно завидует, что Найл может услышать и увидеть любые ужасные вещи, печальные события, и просто двигаться дальше без всяких сомнений.

– Мне слишком плохо, не могу есть, – ворчит Луи, беззастенчиво надувая губы и, надеясь впитать тепло, утыкается в футболку.

Найл улыбается, трясет головой, гладит Луи по волосам и ищет его руку, чтобы взять в свою.

– Что насчет суши? – предлагает он.

Луи вздыхает, ерзая от раздражения, но не убирает руку Найла.

– Я не голоден, Ирландец, я расстроен. Не знаю, что делать с Гарри.

Каких-то пару секунд Найл изучает Луи, мягкий свет освещает их из всех уголков их богатой квартиры, светом подчеркивает розовый румянец на щеках Найла и летнее солнцестояние в глазах, он обхватывает Луи за плечи и как следует обнимает его.

– Окей. Может, если ты узнаешь о Гарри побольше, ты будешь лучше знать, почему он поступает подобным образом? – предлагает Найл, наполовину смотрит телевизор, наполовину разговаривает с Луи, прижимая его к себе.

Луи позволяет себе раствориться в объятиях Найла, несмотря на подозрительное пятно от странного соуса на его футболке.

– Знаешь, это не такая уж плохая идея, – бормочет он, смаргивая свои мысли. – Это твой хитрый способ узнать, хочу ли я знать о Гарри побольше?

Найл смеется в лицо Луи горячим дыханием.

– Нет, приятель. Все, что я о нем знаю, я тебе уже говорил. Черт, да я уверен, Зейн многое знает о нем, учитывая, что они друзья с детства. Спроси его.

Луи молчит, позволяя информации просочиться в его кровоток.

– Спроси Зейна, – медленно повторяет он. – Найл, это самая полезная вещь, которую ты когда-либо говорил.

Найл улыбается и ерошит его волосы.

– Хорошо, что мы все обсудили. А теперь поднимай с меня свою задницу и пойдем нормально поедим.

Луи щелкает Найла по носу и идет в свою комнату, чувствуя себя намного легче.

Комментарий к Глава 15.

“No Light, No Light” by Florence & the Machine – песня для всей главы

И “Baby’s On Fire” by Venus in Furs (в этой главе это песня Гарри)

спасибо, что читаете хх

========== Глава 16. ==========

На следующий день, перед занятиями с Гарри – и после самых скучных лекций (Луи заснул на всех трех, и каждый раз его будили, неловко тряся за плечо или руку, он разлеплял глаза, пытаясь осознать, где находится, листы в клетку отпечатывались на лице ) – Луи пошел к Зейну, из-за нервов судорогой сводило все тело, ладони потели, и в голове крутилась лишь одна мысль: “что мне вообще говорить”.

– Заходите, – он слышит мягкий голос, толкает дверь и широко улыбается, как только видит Зейна. Тот стоит перед полотном, одет в черные спортивные шорты и футболку с логотипом нирваны, на руках, от ладоней до плеч, черные и синие пятна краски, в некоторых местах с вкраплениями белого.

– Привет, – здоровается Луи и медленно заходит в комнату, руки в карманах, по телу – нервозность, неловкость, и вообще странное ощущение, до этого ему почти незнакомое, по крайней мере, в этом месте.