Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 45 страниц)
Журчание одной из симфоний, кажется, Шопена наполняет комнату.
– Ну и ладно, пойдешь в следующий раз, – совершенно спокойно говорит Найл, стараясь скрыть улыбку.
– Ага, – на вздохе, еле слышно отвечает Луи, лицом прижавшись к лакированному вишневому дереву. Он ненавидит свою жизнь.
Какое-то время они еще сидят так: Луи лицом упирается в стол, чипсы разбросаны по всей гостиной, Найл перебегает пальцами по клавишам туда и обратно, в пол-оборота наблюдая, что происходит в телевизоре.
Вдруг музыка останавливается.
– В гольф не хочешь? – резко спрашивает Найл, спрыгивая со скамьи.
Луи поднимает голову – ломтик чипсины прилип к щеке – и видит парня перед ним, который выжидающе стоит и смотрит, засунув руки в карманы.
– Я лучше свою кожу заживо сниму, – тут же отвечает Луи.
– Окей, делай, что хочешь, – пожимает Найл плечами, опрокидывает залпом бокал виски и идет в свою комнату. – Я, блять, обожаю гольф! – Кричит он уже оттуда.
Луи закатывает глаза и кладет голову обратно на стол.
Через какое-то время он слышит шарканье обуви и звук открывающейся двери, снова поднимает голову со стола.
– Ты куда это? – он спрашивает, смотря на Найла в сером поло и белых брюках, кепкой на голове. И… на нем лоферы, что ли?
– На гольф.
– Что? Но уже половина восьмого! Скоро зайдет солнце – черт, ты куда вообще собрался??
– Разберусь, не бойся, – улыбается он, почти выходя за дверь.
Луи, прежде чем Найл закрывает дверь, успевает встать.
– А как же я?
– Я тебя уже приглашал.
– Но я ненавижу гольф!
– И?
Они смотрят друг другу в глаза.
– Я не вижу здесь никакой проблемы… – Осторожно повторяет Найл, выглядя смущенным. Его, видимо, вообще никто и ничто не волнует. Невинное создание.
– Ох, что ж, ладно, – хмыкает Луи, – давай, иди, засовывай свои мячики в лунку, – делает паузу, обдумывая предложение, – в общем, ты понял, что я имел в виду, – бубнит под нос.
– Скоро приду. Потом же мы куда-нибудь сходим, да?
И прежде чем Луи успевает хоть что-то сказать, дверь захлопывается.
– Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ КАК ЧЕЛОВЕКА. – Луи кричит ему вслед для проверки, но нет, в ответ лишь тишина.
Вот теперь Луи абсолютно один.
Почему ему было суждено жить с самым ужасным соседом под одной крышей?
***
Найл возвращается через два часа, Луи уже успел открыть учебники и открыть нужные страницы, на этом все. Он отвлекся на канал ‘Мир Домохозяек’.
– Чего смотришь? – спрашивает Найл, с явным отвращением сморщивая нос, когда видит двух джентльменов, описывающих различные варианты использования штор.
– У меня Время Луи. Тихо. Ты знал, что если повесить шторы вдоль пустой стены, комната становится более стильной, фактурной и зрительно появляется больше пространства? И это хорошая звукоизоляция. Что на это скажешь, Найлер?
– Скажу нет. Я буду сдергивать их каждые пять минут.
– Да, ты прав, – обиженно говорит Луи, выключая телевизор.
– Теперь мы можем идти? – Найл вскидывает брови, руки на бедрах, губы надуты как у маленького ребенка.
– Неет. Нет. Серьезно, нет. Не могу. Я очень занят. Мне нужно сделать еще миллион вещей. Эти выходные полностью посвящены Луи. Время Л-
– Время Луи, да, да, – закатывает глаза Найл, не убирая улыбку с лица, – но ты передумаешь сразу же, как только услышишь, что я сейчас собираюсь сказать, – подмигивает.
Луи уже заинтригован.
– Хм?
– Угадай, куда меня только что пригласили?
Луи вскакивает на колени на диван, кладет подбородок на спинку и заинтересованно смотрит на Найла снизу.
– Куда?
– Вечеринку, устраиваемую Зейном Маликом, – как-то злобно и нагло ухмыляется Найл.
– Кто пригласил?
– Какой-то парень, которого я встретил, пока играл в гольф.
– Как обычно.
– Как обычно, – соглашается Найл и идет в свою комнату, снимая на ходу одежду. – Собирайся прямо сейчас.
Луи нужно все хорошенько обдумать.
С одной стороны, ночь пятницы, он никому ничего не должен, и ему дана возможность побывать на одной из величайших вечеринок, известных каждому человеку прославленного университета.
С другой – если он так и продолжит, то завалит все экзамены и будет жить в картонной коробке на парковочной стоянке Теско.
– Нет, – внезапно и твердо решает он, – точно нет. Я дал себе обещание и сдержу его.
Найл выходит из комнаты с открытым ртом и наполовину надетым серым джемпером, оголяющим бледную грудь.
– Ты че, шутишь?
– Нет. Я не пойду и точка. – Закончив разговор на этом, Луи скрещивает руки на груди и садится в ближайшее кресло с равнодушным выражением лица.
– Лу, – повторяет Найл со всей серьезностью, которая только ему присуща. – Ты не понимаешь, Лу. Это будет самое лучшее в жизни событие. Думаешь, ты со мной можешь хорошо провести время? Мой алкоголь кажется тебе вкусным? Моя травка хорошего качества? Думаешь, моих друзей можно назвать сумасшедшими? По сравнению с этим, все мое – ничто. Он – самый богатый парень, которого я вообще когда-либо встречал. Ты хотя бы представь, какую вечеринку он устроит.
Бывают моменты, когда Луи хочет окунуть голову Найла в унитаз. Вот сейчас именно такой момент.
– Я разобью твою гитару, если ты будешь продолжать искушать меня своими дьявольскими словами. Я ведь не шучу. Разобью и размажу так, что потом от пола струны не отдерешь.
– Не будешь ты делать такого.
– Мне показать?
– Окей! Окей! – восклицает Найл, выставляя руки перед собой в знак поражения. – Но не обижайся на меня, когда я приду сегодня ночью в стельку пьяный и буду рассказывать тебе о том, что это была лучшая ночь в моей жизни. И что ты, упрямый пиздюк, пропустил самые лучшие часы твоей молодости!
– Не переубедишь.
Найл, постояв и посмотрев на Луи, качает головой и уходит в свою комнату, натягивая джемпер через руки.
– Ты сумасшедший, Томмо.
И только потому что он знает, что Найл его не слышит, Луи бормочет ‘я знаю’ и утыкается в книги.
***
Найл покинул квартиру во всем своем великолепии.
На нем был донельзя накрахмаленный серый джемпер, черные брюки, фирменные ролексы, во рту – наполовину выкуренная сигара. Волосы были искусно растрепаны (благодаря Луи), набрызган самым лучшим парфюмом. Розовощекий и веселый, от его дыхания веяло сладким ликером; он выглядел как живое воплощение солнечного света и смеха.
Луи стряхнул невидимую пыль с его плеч и заставил повертеться, прежде чем оценить вид как презентабельный.
– Все отлично, ты готов, сын мой. Повеселись сегодня. Позвони мне, когда будешь мертвецки пьяный, окей? Будь на связи. – Серьезным тоном проговорил он, натянув свою самую лучшую фальшивую улыбку.
Найл пообещал, в кармане зажужжал телефон.
– Они уже здесь, – объяснил он, а через две минуты их квартира заполнилась громкими яркими парнями с бутылками пива и водки; от громких возгласов и смеха, казалось, стены трещат по швам.
Луи смотрел на зоопарк перед ним, чувствуя себя не в своей тарелке, будучи одетым в тренировочные штаны и мятую футболку doors. Он и волосы-то не мыл сегодня.
– Ты идешь? – спросил его рыжий улыбающийся парень, Луи потряс головой в ответ.
– Неа. Учиться нужно, – объяснил он, наблюдая, как улыбка рыжего парня дрогнула.
– Учиться?
– Ага.
– …Окей.
И он ушел.
Луи смотрел на его удаляющуюся фигуру. Все равно он никогда не считал рыжие волосы красивыми.
– Ну все, все! – резко закричал Луи, так как шума вокруг становилось слишком много, – давайте, ребят. Вам пора. Вас ждет вечеринка! – и начал выталкивать пьяную массу за дверь, размахивая руками, начиная чувствовать уважение к собаке, гоняющей овец.
Как только все были выгнаны за дверь, его поймал за локоть Найл.
– Уверен, что не хочешь идти? – Последний раз проверил он. Он выглядел ярко, свежо и дорого.
Луи кивнул.
– Уверен. Задай им жару, Найлер!
Он кивнул в ответ, хлопнул Луи по спине и выскочил за дверь, крича что-то невнятное.
Это было четыре часа назад.
Луи сделал чай, пытался заправить кровать (потом понял, что это бесполезно), прочитал две главы заданной на дом книги, порылся в комнате Найла (и ничего не нашел – у этого мальчика совершенно нет секретов) и потанцевал по всему периметру квартиры под каждую песню своего плейлиста.
Теперь Луи вновь пытается делать домашнее задание.
И именно в этот момент оглушительные крики студентов становятся громче, хаос на улице – просто невыносимым – ученики празднуют свои первые выходные.
И надо бы закрыть окна – эти гребаные окна, находящиеся почти у земли, любой пьяный придурок может забраться – но слишком жарко, и он любит свежий воздух; можно заглушить голоса, стоит лишь музыку сделать погромче…
От Найла приходит четыре сообщения.
Первое – его собственная фотография на фоне настоящего замка, обвитого неоновым светом, подсвечивающим его кожу. И подпись: “Жаль, что ты не здесь, чувак!”
Второе – фотография девушки в костюме жирафа и короной на голове, в руках бутылка абсента. Подпись внизу: “Она просто сумасшедшая блять!!!! Абсент !!!”
Третьим – обычный текст: “Я только что видел четвертое измерение.”
И в последнем лишь “сливочное пиво”.
Похоже, время он проводит хорошо.
И это просто прекрасно, особенно для Найла, но Луи смотрит на одну и ту же страницу уже четырнадцать минут, стараясь игнорировать происходящее за окном, и постукивает ручкой по пустой странице тетради. Можно сказать с уверенностью – Луи время хорошо не проводит, это уж точно.
Но ему нужно заниматься. Обязательно. Он в прекрасном университете, и ему дан шанс. Так же он прекрасно осведомлен, что всем, кто выпускается отсюда, открыты все дороги и лестницы. Он толком не знает, чем хочет заниматься в будущем, но в одном уверен точно – вариантов будет много. Может, он найдет себя как многоуважаемый молодой красавчик-профессор драмы в каком-нибудь американском университете. А может будет блистать на сцене театра каждую ночь, разыгрывая сцены, провозглашая великие речи персонажей и преувеличенно жестикулируя зрителям, которые будут кричать от его присутствия или даже просто от упоминания его имени.
Независимо от того, кем Луи станет, он определенно не должен упускать эту возможность. Даже если он не особо уверен, как. Или с чего начать. Или куда это приведет. Или к чему он хочет это привести.
Черт.
Луи уже сыт по горло собственными мыслями и шумом снаружи – он видел слишком много мимо проходящих пьяных студентов, и ни музыка, ни фокусировка, ни телевизор не могут заглушить этот гомон. К черту свежий воздух, Луи лучше закроет окна, занавесит все гардиной – представит, что он в пустыне.
Он подходит к окну с угрюмым выражением лица, жалуясь на впустую потраченное время, пока читал предложения по несколько раз. Тянется рукой к ставням, другой рукой опирается на деревянный подоконник, как вдруг появляется молодой парень прямо перед окном в безупречном костюме, сверкающем под лунным светом, запах дыма и алкоголя тут же наполняют нос Луи.
Луи моргает один раз, второй, третий, смотрит на молодого парня перед ним.
Это Зейн Малик.
Стеклянные глаза, расслабленная челюсть, любознательно смотрит на Луи как на какое-то чудо света, пот на лбу блестит, волосы, как всегда прекрасные, сбиты и немного завиты.
Луи замирает, не может и не хочет шевелиться.
Они смотрят друг на друга, рука Луи лежит почти на защелке, но само окно открыто настежь, Зейн выглядит расслабленным, руки расположены вдоль бедер, лениво моргает своими бесконечными ресницами. Зейн мягко улыбается, сжимает подоконник Луи, на мгновение кажется, будто бы он сейчас заберется и составит Луи компанию на остаток ночи.
Но вместо этого, он наклоняется еще больше через окно и его рвет прямо на слиперы Луи.
Наступает неловкая тишина.
Луи все еще стоит как камень, не в состоянии посмотреть вниз, а в голове крутится лишь одно предложение: “На меня только что вырвало Зейна Малика”.
Зейн поднимает голову, теперь его глаза красные, в уголках глаз, полных сожаления и печали, все эмоции. Луи мечется между тем, чтобы закрыть окно прямо перед ним, пригласить войти или просто убежать в ванную чистить обувь.
Поистине катастрофический момент. Ага, сука, с кем не бывает?
Вдруг возникает тот добродушный мальчик из кофейни, которого Луи запомнил как парень, все время сидящий рядом с Зейном, со скромным взглядом и светлыми русыми волосами, торчащими во все стороны. Он кладет поддерживающую руку на плечо Зейна, другой обхватывает нежно, но сильно. Состояние Зейна вовсю показывает, что тот жутко пьян, поэтому тихий, вежливый голос говорит за него:
– Мои искренние извинения, сэр. Вы знаете, как это бывает. Обычно он не такой, честное слово.
Луи застывает в шоке – он его только что назвал сэром?? – чувствуя, как слиперы впитывают в себя содержимое желудка Зейна, просто глупо кивает, не в состоянии ничего сказать будто онемевшим ртом.
– Все… нормально, – наконец выдавливает он, и все же больше от шока, чем искренне, парень перед ним облегченно улыбается.
Он извиняется еще раз, прежде чем подхватить заторможенного, полубессознательно Зейна и исчезнуть так же быстро, как они оба и появились.
И Луи смотрит в открытое окно, даже не имея возможности все обдумать.
Что это, блять, было?
Он наблюдает за мимо проходящими людьми еще минуту, затем с отвращением снимает с себя слиперы и бежит принимать ванну (и не один раз), на ходу снимая одежду и стараясь не думать о ногах и запахе, стоящем в воздухе, который, наверное, никогда не исчезнет.
К черту
Блять
Эту
Школу.
***
После натирания себя до красноты кожи и использования литров воды, Луи выходит из ванной комнаты чистый, розовощекий и одетый в мягкую одежду в надежде смягчить эмоциональную травму. Потому что на Луи Томлинсона вырвало человека, как теперь дальше жить? Частичка его души умрет, если он случайно пописает на себя – что тут говорить о чужой рвоте.
Разрываясь между “Ненавижу Зейна Малика” и “Мне нужно успокоиться”, Луи заползает в кровать, раскладывая перед собой тетради, включает успокаивающие звуки природы на плеере, зажигает свечи и закрывает каждую шторку и окно в квартире. Больше он их никогда не откроет.
В конце концов, Луи успокаивается, завернувшись в одеяло, чувствуя себя уютно и мягко, делая домашнюю работу. В его голову, заполненную мыслями о конспектах и местоположением Найла, закрадываются другие, усыпляющие, глаза закрываются сами собой, раскрытая книга выпадает из рук – на ее полях нарисованы злые и мстительные карикатурные картинки Зейна Малика, тонущего в белых листках тетради. Почему Луи сомневается, можно ли винить этого парня? Он же рвотная машина.
Как только Луи начинает засыпать, раздается внезапный хлопок двери, громкий смех, прощания и какие-то непонятные шуточки.
Вздыхая со всей тяготой жизни, Луи поднимает свою голову с книги, взгляд затуманенный, непонимающий.
– Луи! Друг мой сердечный! – в пустоту кричит Найл.
Сейчас Луи не особо хочет общаться. Все, о чем он может сейчас думать – горит свет, и он мешает, его нужно вырубить и лечь спать.
Луи садится, сморщиваясь от мурашек, проходящих по коже из-за долгого неудобного лежания, собирается вырубить свет и слышит:
– Что это, блять, за хуйня?
Упс. А Луи и забыл.
Он прочищает горло, чтобы хоть немного избавиться от грубого ото сна голоса.
– Ты ведь не на лужу рвоты смотришь, да?
Ничего не ответив, Найл заходит в комнату, глаза широко открыты, волосы растрепаны немного больше, чем перед уходом, одежда свисает, вся мокрая и липкая.
– Что за? Ты в порядке? Ты болен?
Луи стонет, опускает голову и трет лицо руками. Он не хочет объяснять эту ситуацию сейчас, не хочет даже касаться темы о Зейне Малике и его регургитации.
– Нет. Как вечеринка прошла?
К счастью, Найл отвлекается так же быстро, как котик, увидевший красный свет на стене.
– Это было просто охуенно! В каком-то отеле, зале, это была самая сумасшедшая вечеринка на свете! Ну, я знал, что все будет круто, мне много рассказывали, но чтобы настолько, – он смеется, прислонившись к двери, смотрит в одну точку, будто вспоминает. Даже застывает на какое-то время, – в общем, было очень весело. А вот Малика нигде не было. Устраивает вечеринку и даже на ней не появляется! – Он садится на кровать Луи, тянется всем телом; розовощекий, со стеклянными глазами, улыбается, кладет руки за голову и растягивается на кровати, смотрит в потолок; сердце стучит быстро – еще не утихло от недавней адреналиновой порции.
Луи смотрит на него, стараясь скрыть недовольное выражение лица.
– О да. Я в курсе. Зейн Малик уж точно на той вечеринке не был.
– Ты о чем? – интересуется Найл, поднимая голову.
– Ну, он был здесь. Бродил по территории школы, искал открытые окна бедных невинных студентов, пытающихся учиться, и блевал в них. – Луи сжимает губы.
Найл какое-то время сидит и просто моргает, пока в мозгу что-то не щелкает.
И он скатывается с кровати, трясясь в истерическом смехе, хватается за живот, широко открывает рот.
– Значит—там—те слиперы—они такие из-за Зейна—Малика? Его вырвало на твои слиперы? Бля, не надо шутить так. Серьезно вырвало? – по каким-то причинам Найлу кажется, что это очень смешно, похоже, он решил, что лучшая смерть – смерть от смеха на кровати Луи, крича и издавая странные звуки, пока Луи смотрит на него грозным взглядом, сузив глаза, не обращая внимание на лезущие в лицо волосы.
Невоспитанный маленький ублюдок.
– Смейся, блять, смейся. Очень смешно, – надувает ноздри, – тебе же мыть. Я к этому не притронусь. На мне уже достаточно блевотины побывало.
– Попрошу своего помощника почистить это утром, – сквозь смех и глубокие вздохи заверяет Найл.
Рори?
В душе Луи благодарен Рори, а снаружи – чувствует вину. Странное чувство.
– Окей, я должен ему отправить корзинку с фруктами или что-нибудь такое? – он бормочет, выключая свет, возвращается в кровать. – Может, открытку? Деньги…?
Найл в ответ лишь смеется.
Они проводят остаток ночи, лежа рядом друг с другом, Найл изредка взрывается смехом от мысленной картины Зейна Малика, которого рвет на Луи, а Луи пытается как можно быстрее уйти от темы, спрашивая о вечеринке. (“Как много рюмок ты выпил?” “Поцеловался с кем-нибудь?” “А абсент какой был?” “Ты ведь не мог быть там единственным ирландцем, хватит врать.”)
Луна восходит на небо, ярко сияя в ночи, и квартиру наполняет лишь мирная тишина, Найл начинает засыпать в середине рассказа, и, прежде чем уснуть с открытым ртом, еще раз смеется со словами “Все еще не могу поверить, что Малика на тебя стошнило”.
И неважно, насколько Луи ненавидит Малика и эту ночь (а кто бы хотел, чтобы с ним такое случилось), позволяет себе легко улыбнуться и тоже закрывает глаза.
***
Луи просыпается и понимает, что Найл ушел. На месте, где должен лежать он, лежит пара слиперов (наверное, слиперы Найла, которые он купил и ни разу не носил) и записка: “Держи их подальше от Зейна Малика”, на которой нарисованы большой неаккуратный смайлик и лужица рвоты в углу листка.
Луи буквально знает, какое было лицо Найла, когда он писал записку, эта огромная наглая улыбка на половину лица. Он закатывает глаза, сминает записку и кидает ее в мусорное ведро через всю комнату, сползает с постели. Итак.
Вчера он действительно занимался.
Сегодня суббота, следовательно, выходной.
Он проснулся не от звука пианино.
Сегодня будет замечательный день.
Он зевает, вытягивая все конечности как кот, и идет в другую комнату, чувствуя себя расслабленным, красивым и отдохнувшим. И очень сытым. Он идет на кухню, в надежде увидеть там тарелку свежих фруктов, чудесным образом появившуюся из ниоткуда, но находит лишь то, то ему оставил Найл: холодные кусочки бекона на тарелке и пакетик травки.
Он усмехается, берет сок и круассан, садится у окна (которое теперь закрыто) (очень плотно). Смотрит на место, куда он выкинул слиперы прошлой ночью, но единственное, что там видит – чистый пол, отполированный, блестящий. Рори действительно нужно купить открытку. Или вписать в завещание. Как же Луи благодарен.
Внезапно его телефон вибрирует.
Найл.
‘Уже встал?’
‘Ага’
‘Я завтракаю во Флите. Присоединяйся ко мне. У них куча бекона.’
О таком Луи не нужно говорить дважды. Он надевает чистую одежду, наматывает на шею шарф и покидает здание с мыслями о беконе, чае, тостах, напрочь забывая о Зейне Малике.
***
К их возвращению Рори уже в их апартаментах с чистыми слиперами Луи. Но сейчас Луи беспокоит абсолютно не это, даже не так, его слиперы – самая последняя вещь, о которой он сейчас может думать.
Потому что как только Найл и Луи открывают дверь, они видят самое неожиданное в мире зрелище.
Их квартира наполнена – просто пиздец, от потолка до пола, ни одного свободного места не оставлено – цветами.
Цветами.
Каждый вид каждого цветка, в корзинках и в ленточках. Будто они зашли в оранжерею или в Сады Версаля, и это действительно поразительно – даже Найл не может ничего сказать, а Луи и вовсе чуть не поддался искушению сфотографировать такой захватывающе красивый феномен. Желтые розы сверкают при солнечном свете, лилии послушно и важно лежат на паркете, фиалки разбросаны по всей поверхности пианино, и гортензии стоят на полу в аккуратных вазах.
Луи и Найл в шоке стоят в дверях и смотрят, не в состоянии сдвинуться, не в состоянии закрыть рты, их взгляды случайно падают на большую кремовую карточку на камине.
Большим уверенным почерком написано:
“Глубочайше извиняюсь за прошлую ночь.
Пожалуйста, составьте мне компанию за ужином
В моих комнатах.
Зейн Малик”
Подойдя к камину, Луи и Найл читают записку уже вслух, и сразу же смотрят на Рори, все еще стоящего с туфлями, но немного растерянного.
– Ты был здесь…? – начинает Луи, не в состоянии сформулировать ничего более связного.
Рори смотрит прямо в глаза Луи.
– Да. Молодой джентльмен пришел сегодня утром с еще двумя джентльменами. Они все это аккуратно расставили, он сказал, что надеется, они заглушат весь неприятный запах, причиной которого был он. Что-то такое. Сказал, звонить ему в любой час, что его комнаты на верхушке башни – на самой верхушке – и что он с нетерпением ждет твоего прихода. – Без запинки сказал Рори с деловым выражением лица, легонько стуча одним ботинком о подошву другого.
Луи, не зная, что ответить, смотрит на Найла.
– Ты пойдешь со мной.
Найл выставляет ладони, защищаясь.
– Не, приятель. Твоя фигня. Ты с этим и справляйся. У меня еще и похмелье жуткое. Нужно поспать. И покурить.
Луи смотрит на него щенячьими глазками, чувствуя себя беспомощно.
– А мне что делать??
– Иди. Там по ходу дела разберешься.
Видимо, на Найла щенячьи глазки не действуют.
И пока Луи готовится к ужину, Найл уходит в свою комнату и заполняет их квартиру музыкой Чайковского и Баха (это музыка от похмелья у него такая? Ирландцы странные).
После двадцати минут паники и замешательства, вызванных отсутствием идеи, что надеть – то, с чем у Луи никогда проблем не было, но ему некомфортно, любопытно, он злой и нервный, блять, что вообще надевают на ужины, устраивающиеся, чтобы те, кого тошнило на тебя, принесли извинения, вдобавок, с которыми никогда не разговаривали? – Луи начинает охватывать внутренняя паника.
Куда он идет вообще? Зачем идет? Нахера это ему нужно? Как ему нужно выглядеть? Когда его, блять, вообще начало волновать то, что люди о нем подумают?
Ему бы просто надеть спортивную одежду и те слиперы, на которые Малика стошнило. Именно так.
Но вместо этого – до чего он дошел – он стучится в дверь Найла.
– Эй! – кричит он через закрытую дверь. – Мне нужна твоя помощь.
Никакого ответа, из комнаты по-прежнему доносится лишь музыка.
– НАЙЛЕР. МНЕ. НУЖНА. ТВОЯ. ПОМОЩЬ. – Кричит он еще громче.
Он слышит ворчание и шорохи, прежде чем дверь открывается.
– Это бессмысленно, – вздыхает Найл, глаза красные и замутненные.
– Еще как смысленно! Ты мне нужен.
– Твою ж мать. Почему я? Обычно ты всегда кричишь, чтобы я тебе не помогал. Откажись и все.
– Сегодня все совершенно по-другому. Мне нужен твой совет. Что надеть?
– Ты шутишь?
– … Нет?
– Ты не можешь одеться? Посмотри на себя, ты же взрослый человек!
– Но твоя одежда гораздо лучше моей, – умоляет Луи, хмурость Найла тут же пропадает.
– Ох. Так ты одолжить хочешь что-нибудь?
– Нет! – тут же восклицает Луи. – Ну, может быть. – Он скрещивает руки на груди, а Найл удивленно поднимает брови. – Да, да, окей, мне необходимо что-нибудь одолжить. Но не потому что я этого хочу! – добавляет Луи, угрожая пальцем в лицо Найла.
Найл берет его палец и отодвигает руку в сторону.
– Ладно. Мне это знакомо. Заходи, разберемся. Ты бы мог просто сказать. Бери, что хочешь.
Мир коллапсирует, ему приходит конец – Луи спрашивает у Найла модный совет.
Но теперь он одет идеально (черный трикотажный джемпер, из которого выглядывает белая рубашка, серые облегающие брюки и гладкие черные туфли, в которых видно собственное отражение), стоит перед Найлом и ждет его оценки.
– Ну?
И все же, Луи волнует, как он выглядит, наверное, из-за того, что ему были подарены цветы, открытка и извинения, и, может, он немного взволнован, поэтому он ждет одобрения Найла с надеждой, неловко сжимая и разжимая ладони.
– Замечательно, – заверяет Найл, поправляя воротник рубашки и смахивая несуществующую пыль с плеч. – Все готово, Золушка. Задай им жару! – хлопает по попе.
– Хей, – притворно негодует Луи, укоризненно смотря – Найл машет на прощание и уходит в свою комнату.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Луи открывает дверь и выходит.
*
========== Глава 5. ==========
*
Казалось, Луи взбирается по лестнице башни уже вечность. И с каждой ступенькой живот скручивает все больше. Что он делает? Зачем он это делает? Единственное, что связывает этого парня и Луи – А) Несправедливость, произошедшая тогда в кафе Б) Ночь, когда рвота Зейна оказалась на Луи.
И если думать об этом, то даже мысль прийти к нему кажется нелепой.
Но, все же, он уже здесь, одет с иголочки и уже добрался до самой вершины – от нервов начинает болеть голова, руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Перед ним дубовая толстая дверь, она приоткрыта, пропускает солнечный свет, льющийся снаружи.
Черт. Ему постучаться? Позвать? С Найлом гораздо легче – можно просто вломиться и кричать его имя, пока он не отреагирует. Как в этом месте взаимодействовать с настоящими людьми?
Успев пожалеть и передумать уже несколько раз, Луи открывает дверь за холодную деревянную ручку и заглядывает внутрь.
Это – самая богато обставленная и самая роскошная квартира, в которой Луи когда-либо находился. Переплетая в себе элементы древнего и современного, комната завлекает, восхищает даже Луи – человека, никогда не находившего в смешении веков в архитектуре чего-то захватывающего. Яркая, светлая, огромная, чертовски изысканная; несмотря на то, как Луи любит свою квартиру, он бы безоговорочно и добровольно променял бы ее на эту.
Огромные, холодные, рисованные углем картины лежат по всей комнате – прислонены к стене или друг к другу, разбросаны по полу. На некоторых, кроме серого, черного и белого оттенков нанесены лиловые, алые и изумрудные мазки. Книжные полки наполнены огромным количеством книг, чьи кожаные корешки поблескивают при свете хрустальной люстры; на стенах, под толстым стеклом, висит то, что очень похоже на комиксы, вернее, на самые первые издания комиксов. В углу стоит современная звуковая система, дразнит своими размерами и насыщенным черным цветом; сквозь огромные чистые окна проникает солнце, освещая лучами небольшие серые ковры; на низеньких деревянных столиках стоят хрустальные графины; идеально в атмосферу вписывается и пюпитр, стоящий возле стены. Пианино? Еще одно пианино, что ли? Это входит в список необходимых вещей богатеньких?
Посередине комнаты – гигантский узкий деревянный стол, переполненный столовыми приборами, корзинами с фруктами, сыром, бутылками с вином, яйцами. И в центре, разливая вино по бокалам, стоит парень с прошлой ночи, с густыми бровями и спокойными чертами лица, рядом с ним, собственной персоной, парень-которого-вырвало полулежит в замшевом кресле, медленно куря сигарету.
Луи лишь остается неловко стоять, ожидая, пока хозяева квартиры его заметят. Абсолютно не зная, что делают в таких случаях, он стучит в дверь, несмотря на то, что уже перешагнул порог квартиры.
Оба одновременно на него смотрят.
Мальчик с короткой стрижкой очаровательно улыбается, Зейн Малик поднимает глаза, наклоняет голову в сторону, лишь едва растянув губы в улыбке.
– Я же говорил тебе, что он придет, Лиам, – говорит он.
– Замечательно! – восклицает Лиам(?), поднимая полупустую бутылку в качестве приветствия. – Не думал, что ты ободришь нас своим присутствием!
Луи прочищает горло, задаваясь вопросом, нужно ли ему представляться. Ведь он теперь знает оба имени, а они его имя – вряд ли.
– Ну, как я мог не прийти? – вместо этого говорит он, хмыкая, – это было бы очень грубо, особенно после такого подарка. Спасибо, кстати. Такие цветы даже мертвого воскресят и пробудят в нем чувство вины, если он не придет.
Лиам смеется чистым, искренним смехом.
Зейн ухмыляется, вытаскивая сигару и вставая с кресла.
– Понравились, да?
– Разумеется, – немедля реагирует Луи, все еще никуда не сдвинувшись с тех пор, как зашел в квартиру.
– Повторюсь, – начинает Лиам, ставя уже пустую бутылку на поверхность стола и поворачиваясь к Луи, – мы еще раз хотим извиниться за всю ситуацию. Такого раньше никогда не происходило, и мы оба невероятно сожалеем о случившемся.
Луи кивает, инстинктивно смотря на Зейна.
– Прими мои извинения, – бормочет Зейн мягким, как ночь, голосом, вдыхая настолько много дыма, что, кажется, кроме него в его легких сейчас больше ни для чего нет места. Он идет к Луи, руки в карманах, походка расслабленная, но глаза все время смотрят в сторону Лиама. Он – воплощение спокойствия и хладнокровия.
Если бы Луи было легко запугать, он бы давно уже убежал, ну или старался бы это сделать. К счастью, нервы у него крепкие и он способен сохранять невозмутимое лицо.
– Ох, где же мои манеры? – внезапно восклицает Лиам, хлопая ладонями. Зейн тут же смотрит на него с уважением и такой нежностью в глазах, что не составит огромного труда прочувствовать динамику между ними. – Я – Лиам. А это, как ты уже знаешь, Зейн.
Луи кивает, нехотя извлекая руки из карманов, чтобы пожать Лиаму руку.
– Луи Томлинсон, – отвечает он.
Лицо Лиама после его слов все светится.
– Очень хорошее имя. Томлинсон… Твоя семья как-то связана с юриспруденцией? – он интересуется, не отпуская руку Луи.
– Мой отец, да, – резко отвечает Луи, давая понять, что разговор об этом продолжать не намерен, разнимает рукопожатие.
Он не собирается обсуждать Чарльза и играть в игру ‘Ох, а чем занимается твой папочка? Как много денег у твоей семьи?’
– Крутая квартирка – меняет Луи тему, кивая в сторону Зейна, который все еще смотрит лишь на Лиама. – Я думал, моя квартира самая шикарная. Видимо, ошибался.
